На озере Светлом

НА ПОДСТУПАХ К СВЕТЛОМУ

Прямая, как струна, лежит автострада вдоль Бирюзового хребта. С востока она прикрыта крутой горной цепью, с запада её омывает заросшая ивняком и черёмухой речка Веснянка, а за речкой опять хребты, опять горы, уходящие к самому горизонту.

На автостраде всегда оживлённо. То и дело проносятся грузовики: обыкновенные «ЗИСы», могучие трёхоски, лязгающие цепями и железными кузовами самосвалы и лесовозы. Блистая голубой краской, бесшумно плывут автобусы, нет-нет, да и промелькнёт, словно пуля, стремительная «Победа». Машин идёт много, и Семёну даже как-то трудно представить себе, что в пяти километрах отсюда, за горой, лежит глухое уральское озеро и что гам, в Скалистом заливе, под толщей воды скрыт вот такой же зелёный трёхтонный грузовик.

Как и вчера, воздух горяч и густо напоён запахом растопленной смолы. Пыль, поднятая машинами, долго висит над дорогой, обратно ложится медленно и вяло, словно хочет дождаться следующей машины, которая бы её снова взбудоражила.

Семён лежит в тени придорожных деревьев и ждёт прибытия трактора. О том, что трактор уже вышел из Мисяжа, ещё утром позвонили леснику, и Флегонт Лукич послал Семёна предупредить водителя, в какую просеку надо сворачивать, чтобы выйти к Скалистому заливу.

Безделье истомило Семёна; он успел уже и подремать, и закусить, и понаблюдать за бесстрашным дятлом, долбящим ствол сосны подле самой дороги, а трактора всё нет.

Но вот издали доносится чуть слышный ро-коток, и Семён уже на ногах. Трактор ещё далеко; он спускается с пологого пригорка и похож на маленького серого жучка, не спеша ползущего по серой ленте дороги.

Трактор идёт ходко, и скоро Семён различает круглую митину голову, высунувшуюся из кабины. Потом появляется митина рука, и он приветствует Семёна. За ветровым стеклом Семён различает ещё три лица. Больше никого нет.

Семён несколько разочарован: он ожидал, что поднимать машину приедет большая бригада рабочих, а прибыло всего двое взрослых да Митька с Павкой. Вот тебе и экспедиция! Интересно, что они тут сумеют сделать?

Придерживая кобуру, из кабины вслед за Митей выпрыгивает молодой краснощёкий паренёк в чёрном милицейском кителе, суконных шароварах и щегольских хромовых сапогах. Лицо у автоинспектора распаренное и сонное. Анатолий Колокольцев недоволен: Годунов не дал легковой машины, пришлось в такую жару да ещё в таком костюме трястись на тихоходе-тракторе. Кроме того, Колокольцев всю ночь не сомкнул глаз: разбирался в деле шофёра-аварийщика, умудрившегося опрокинуть в кювет машину.

— Так ты, что ли, будешь Семён Зыков? — спрашивает он, окидывая взглядом облупленный нос, рваный костюм и большие босые ноги мальчишки.

Была ещё одна причина недовольства автоинспектора: вместо бригады взрос лых рабочих ему навязали «детский сад». Директор отказался выделять рабочих: был конец месяца, коллектив завода боролся за план, и каждая пара рабочих рук была на счету.

— Я Семён Зыков, — подтверждает Семён, не сводя глаз с трактора: позади кабины построено какое-то сооружение, каких нет у обычных тракторов. «Лебёдка!» — догадывается Семён.

— Ну, рассказывай, как тут и что, — устало предлагает Колокольцев.

Семён рассказывает: вот по этой просеке надо проехать километров пять, перевалить две горы, а там, под следующей горой, будет Скалистый залив.

— Горы-то крутые? — доносится из кабины голос тракториста Василия Дмитриевича Пинчука.

— Эти-то две, которые в просеке, не больно крутые, а вот спускаться к озеру крутовато.

— Угроблю я с вами машину — вот тогда будет дело! — ворчит Василий Дмитриевич.

— Ладно тебе! замирал раньше смерти! — обрывает его Колокольцев и приказывает: — Садись, Зыков, в кабину, показывай дорогу!

«Сталинец», загребая одной гусеницей, круто разворачивается и вползает в просеку, подминая под себя курчавый кустарник и давя, как грибы, трухлявые пеньки. В густой траве остаются два широких рубчатых следа.

Колокольцев, Митя и Павлик идут пешком. Рокот машины гулко отдаётся в лесу, и от этого сила трактора кажется особенно мощной, всесокрушающей.

— Будто танк идёт, верно, Павка? — восторгается Митя. — А мы — будто десантники — в наступление двинулись.

Павлик кивает: да, вот так, наверное, и ходили десантники в атаки: в середине — танк, рядом с ним — десантники, автоматы наперевес. А Митя уже вобрал голову в плечи, пригнулся и насторожённо вглядывается вперёд: ему кажется, что вон там, в лесной чащобе, притаился противник и ждёт их…

— Игрушки вам всё, — усмехается, глядя на Митю, Колокольцев. Скинув китель и немного поостыв, он подобрел. Природа кругом так хороша, всё цветёт так пышно, что невозможно оставаться злыми угрюмым. — А вообще говоря, маленько похоже. На манёврах у нас примерно так же получалось…

Колокольцев недавно демобилизовался из армии, воспоминания о ней ещё свежи и сильны.

— На манёврах? — тотчас настораживается Митя. — Расскажите нам, а?

В разговорах дорога проходит незаметно. И вот наконец, тяжело грохоча гусеницами, лязгая на выступивших из-под земли камнях, трактор взбирается на вершину последней горы. Открывается Светлое — всё целиком, от своих самых дальних берегов до ближних. Оно длинной лентой втиснуто в складки между горных хребтов, ему тесно, и в поисках выхода оно выдвинуло во все стороны длинные, узкие языки заливов. Один из них, Скалистый, лежит прямо под горой, просека падает круто вниз, к отмели, отделяющей залив от озера.

— Ну и ну! — басит Василий Дмитриевич, и его грузная, могучая фигура показывается из кабины. Он с любопытством смотрит вниз, под гору. — Тут и загреметь недолго… Грузовик-то где стоит?

Семён показывает на Скалистое:

— Видите отмель? А левее буёк качается, видите? Вот под ним и стоит машина.

— Эк его, горемыку, куда занесло! — сочувственно говорит Пинчук, подразумевая водителя затонувшего грузовика. — А буёк кто поставил? Ты, что ли?

— Я.

— Смотри, какой распорядительный! Ну, пойдём, показывай своё хозяйство…

Они оставляют трактор на горе. Семён ведёт всех вниз и рассказывает обо всём подробно и обстоятельно, словно пробыл здесь не сутки, а целый месяц. Ему известно, в какую сторону повёрнут радиатором грузовик, откуда к нему лучше подобраться, где поставить трактор… Взрослые слушают молча, порой переспрашивают. Митя и Павлик бродят за ними безмолвными тенями.

После осмотра Колокольцев и Пинчук долго молчат. Предстоят большие трудности. Трудно будет спустить трактор вниз с такой вышины — это первое. Не легко будет и вытянуть машину на отмель. А отмель — единственное место, где трактор может подойти вплотную к воде. И даже если всё это и удастся проделать, придётся поднимать грузовик в гору. Тоже не простое дело…

Задумавшись, Пинчук усаживается на пенёк у края просеки и закуривает. Он выжидательно посматривает на Колокольцева: что-то скажет инспектор? Должен понимать, что дело предстоит нешуточное.

Колокольцев молчит: и у него невесело на душе. Вчера возился всю ночь с аварийщиком из городского торга, сегодня авария в десять раз сложнее.

— Как, инспектор? Что будем делать? — слышит он вопрос Пинчука.

Широкое лицо Пинчука озабочено, хитроватые глаза перебегают с предмета на предмет и явно не хотят встречаться с глазами Колокольцева. Колокольцеву понятно: ох, не хочется, очень не хочется трактористу браться за трудное дело! Но как прикажете поступать? Взяв себя в руки, Колокольцев твёрдо и решительно говорит:

— За чем приехали, то и будем делать.

— Н-да! Значит, трактор спускать?

— А ты как думал? Обратно покатим?

— Сам видишь, обстановка сложная, — кивнув на обступившие залив скалы, говорит Пинчук.

— Допустим, сложная. Дальше что?

— Ни черта нам здесь не сделать. Только намучаемся да ещё трактор угробим…

— Ну-у, пое-ехали!

Колокольцев с ожесточением хлещет хворостинкой по голенищу сапога. Потом неожиданно произносит:

— Ты, Василь Дмитрич, когда-нибудь в палатке зимовал?

— То есть как в палатке? — не понимает Пинчук.

— В обыкновенной палатке. Над тобой метель воет, степь кругом, снег во все щели лезет, мороз этак градусов на тридцать. Ни раздеться, ни помыться…

— Ты к чему это? — удивляется Пинчук, — Армию вспомнил?

— Зачем армию? Я ребят вспомнил, которые на целине зимовали. Машина-то ведь из Алаганского совхоза. Её по всей области ищут.

Груз на ней, может, такой, что цены нет. А мы с тобой сидим на пенёчке рядышком, покуриваем и рассуждаем: не то вытаскивать машину, не то домой поехать, чайку попить…

— Агитируешь? Зря! В политике я не хуже тебя разбираюсь.

Семён, ни на кого не глядя, произносит:

— Я смотрел груз-то, хотел ещё в лодку докладывать да на берег вывезти, да уж больно тяжелущие ящики, одному никак не поднять. — Помолчав, как бы про себя, добавляет: — Надо бы вытащить машину: вода-то для неё вредная, попортить может.

— Тоже мне адвокат нашёлся! — ворчит Пинчук.

Он докуривает папиросу, втыкает огнём в землю, придавливает каблуком и встаёт.

— Так спускать, значит, трактор? — спрашивает он ещё раз.

— Само собой, — подтверждает Колокольцев и тоже встаёт.

Они поднимаются в гору, туда, где на самой вершине стоит трактор. Стоит и сверкает своими никелированными прожекторами-глазами, точно всматриваясь в бескрайные горные дали, в леса и озёра — в места, на которых ему придётся потрудиться.