На пути к сверхчеловечеству

11. ПЕРЕМЕНА ВЛАСТИ

На самом деле Гармония нового мира не передается ни через возвышенную музыку, ни через радости экстаза – она намного более скромна и более деятельна или, может быть, следовало бы сказать, намного более требовательна.

Существует только одна Гармония, так же, как только одно Сознание и одно земное тело, и они принадлежат большему «Я». Но эта Гармония, как и это Сознание, проявляются по мере того, как мы растем и как открываются наши глаза, и мы воспринимаем их совершенно по-разному в зависимости от того уровня, на котором мы их улавливаем. Она звучит на вершинах, необъятная и величественная, но ведь она звучала в течение веков и тысячелетий, почти не меняя мир и сердца людей. И эволюция повернула свои циклы; она, похоже, опустилась в материальную грубость и плотность, в невежество и мрак и обрела все ухищрения богов, чтобы заставить нас поверить в то, что мы хозяева, в то время как мы были слугами механизма, рабами маленького плохо завинченного болта, но которого достаточно, чтобы взорвать прекрасную машину и вытащить из-под самого низа на свет божий старого нетронутого дикаря.

И она опустилась, эта эволюция, она низвергла нас с наших хрупких высот и наших золотых веков, – которые, может быть, и не были настолько уж золотыми, как о них говорят, – чтобы вынудить нас найти этот Свет и Гармонию и это Сознание в самом низу, который является низом только для нас. На самом деле нет ни спусков, ни падений, ни возврата назад, а есть стремительное движение истины и гармонии, которые охватывают все более и более глубокие слои, чтобы открыть им свет и радость, которыми они всегда были; если бы мы не упали, свет никогда не проник бы в нашу яму, и материя никогда бы не вышла из своего мрака.

Каждый спуск – это прорыв света, каждое падение – следующая степень расцвета. В результате наших бед материя преобразуется. И наше зло, возможно, просто является неизвестной территорией, которую мы вырываем из ее «несуществования», как моряки Колумба вырвали опасный Новый Свет из его «ночи».

Но это рискованный переход.

На деле первый эффект, который вызывает Истина, касаясь нового слоя, это страшный беспорядок, по крайней мере, так это выглядит. Первое воздействие ментальной истины на приматов должно было быть травматическим, как нам думается, и чрезвычайно подрывающим обезьяньи порядок и деятельность; достаточно крестьянину впервые взять книгу, и весь мир полей изменится для него, пошатнется его здоровое и простое понятие о вещах.

Истина – великая возмутительница порядка, и в самом деле, если бы она не обостряла обстановку, не давила на мир, то камень навсегда остался бы в своем блаженстве минерала, а человек – в своем экономическом довольстве, – вот почему никакая суперэкономика, никакой триумф политической изобретательности, никакое совершенство уравниловки и распределения человеческих благ, ни даже приступ милосердия и филантропии не смогут утешить человеческое сердце и остановить непреодолимый напор Истины.

Истина может остановиться только на полной Истине – на полной радости и гармонии в каждой частичке и во всей Вселенной, если она вообще может остановиться, поскольку Истина бесконечна и ее чудеса неисчерпаемы. Мы с совершенно естественной и антропоцентрической тенденцией заявляем, что мы совершаем великие усилия для достижения света и истины, и этого, и того, но, может быть, это высокомерие с нашей стороны – росток лотоса тоже неизбежно поднимается к свету, вырывается из ила и расцветает на солнце (несмотря на все усилия по пути сделать из него, скажем, лилию или супертюльпан), на солнце, которое давит, давит, распирает, месит и заставляет бродить сопротивляющуюся землю, заставляет кипеть химические ингредиенты, а стручок лопаться до тех пор, пока все не достигнет своей крайней степени красоты, несмотря на все наши усилия в пути стать, скажем, просто социальным и интеллектуальным парнем.

И великое Солнце эволюции давит на этот мир, заставляя трещать его старые формы, бродить лжеучения о будущем и кипеть бледные мудрости в горелке законодателей ментала. Была ли эпоха более безнадежная, более пустая, находящаяся в плену своих жалких триумфов и своих лакированных добродетелей, чем так называемая «прекрасная эпоха»? Но эта лакировка трещит по швам, и тем лучше; трещит наша драгоценная машина, и тем лучше; летят кубарем все наши добродетели, вся наша ментальная уверенность и наши мечты о полном изобилии на земле – и это еще лучше. Истина, великая Гармония «быть», безжалостно завинчивает свою гайку на наших интеллектуальных масках, обнажает каждую подлость, каждую слабость, выдавливает яд и взбивает человечество, как масло, подобно «океану бессознательного» из пуранических легенд, до тех пор, пока он не отдаст весь свой нектар бессмертия.

И искатель замечает – в своем маленьком масштабе, на уровне микрокосмоса, которым он является, – что Гармония нового мира, новое сознание, которое он нащупал вслепую, является потрясающей преобразующей Властью. В прошлом она, возможно, пела где-то там наверху, создавала прекрасные поэмы и соборы мудрости и красоты, но когда она касается материи, она обретает строгое лицо разгневанной Матери, которая наказывает своих детей и безжалостно вылепливает их по образу своей требовательной Правоты – и ее сострадание и бесконечная милость останавливаются как раз вовремя, а муки и страдания подаются точно в нужной дозе, не более, чем это необходимо.

Когда искатель начинает открывать глаза на это Сострадание, на эту бесконечную мудрость в мельчайших деталях, на эти немыслимые виражи на пути к более полному и более всеобъемлющему совершенству, на эти продуманные помрачения и согласованные бунты, на эти падения в более яркий свет и бесконечное шествие Красоты, которая не оставляет ни одного белого пятна, ни одного зернышка несовершенства, никакого приюта слабости или замаскированному ничтожеству, ни единой извилины лжи, – он охвачен таким восхищением, которое превосходит все звездные величия и всё волшебство вселенной. Ибо, действительно, чтобы коснуться такой микроскопической точки материи, – такой ничтожно малой под звездами, такой сложной в своей путанице боли и бунта, в своем тусклом сопротивлении, которое ежесекундно грозит бедствием или катастрофой, этими тысячами катастроф, которые предотвращаются каждый день и на каждом шагу: эти миллионы маленьких бед, которые надо преобразовать, не ломая весь мир, – нужна на самом деле такая власть, какую Земля еще никогда не знала. Болезнь вспыхивает повсюду, в каждой стране, в каждом сознании, в каждом атоме великого земного тела – это беспощадная революция, трансмутация через силу – и все же, здесь и там, в каждом сознании, в каждой стране, в каждой частице великого раздираемого тела, происходит так, что катастрофа предотвращается в последнюю минуту, добро медленно выплывает из зла, пробуждается сознание, и наши неуверенные шаги подводят нас, несмотря на нас самих, к конечной двери освобождения. Такова эта грозная Гармония, настоятельная Власть, которую искатель обнаруживает на каждом шагу вокруг себя и в своей собственной материи.

Таким образом, мы пришли к новой перемене власти. Новая власть, какой никогда не было со времен первых антропоидов, прилив силы, не имеющий ничего общего с нашими ничтожными философскими и духовными медитациями прошлых веков; коллективное явление в масштабах всей Земли, а может быть, всей Вселенной, столь же радикально новое, как первый наплыв мысли на мир, когда ментал внедрился в обезьяний порядок и перевернул его законы и его инстинктивные механизмы.

Но здесь – и это действительно характерно для нового зарождающегося мира – эта сила не является силой ментального абстрагирования, это не умение обозревать и сводить в одно уравнение разрозненные данные о мире, пока не получится какой-то синтез, всегда хромающий – разум обращает все в абстракцию, он живет в образе мира, в желтом или голубом отражении большого пузыря, подобно человеку внутри стеклянной статуи – это не рефлексирующая сила, которая складывает и вычитает, это не собрание знаний, которое никогда не составляет целого: это прямая сила истины каждого мгновения и каждой вещи, согласованная с тотальной истиной миллионов мгновений и миллионов вещей, это «сила вхождения» в истину каждого жеста и каждого обстоятельства, которая гармонирует со всеми прочими жестами и прочими обстоятельствами, потому что Истина одна, и «Я» одно, и если затронута одна точка, то и все остальные точки мгновенно будут затронуты, как клетки одного и того же тела. Это чудовищная сила конкретизации Истины, которая действует прямо на ту же самую Истину, содержащуюся в каждой точке пространства и каждой секунде времени, или, вероятнее всего, которая вынуждает каждый момент, каждое обстоятельство, каждый жест, каждую клетку материи вернуть свою истину, свою правильную нотку, свою собственную власть, похороненную под слоями наших ментальных и витальных наслоений – это колоссальное приведение к истине всего мира и каждого существа.

Можно было бы сказать – потрясающее Движение «реализации» – ведь мир не реален! Это деформированная внешность, ментальная приблизительность, которая больше похожа на кошмар, перевод в черно-белое некой вещи, которую мы еще не ухватили: у нас еще нет истинных глаз! Ибо, в конечном счете, есть только одна реальность, это реальность Истины, – истины, которая росла, которая защищала себя стенами, отгораживалась, обретала серые тона под тем или иным панцирем или пузырем, чтобы ощутить себя гусеницей или человеком, а потом, созрев под Солнцем, раскрыть крылья великого «Я», которым мы были всегда.

Но эта перемена власти, этот переход косвенных и абстрактных истин разума к прямой и конкретной Истине великого «Я» не осуществляется на вершинах Духа – это очевидно. Это не имеет ничего общего с ментальной гимнастикой, точно так же, как прежняя власть не имела ничего общего с обезьяньими навыками. Это осуществляется на уровне земли в каждодневной жизни, в маленьких ничтожных моментах, которые ничтожны только для нас, ибо на самом деле в пылинке содержится столько же истины и столько же власти, сколько содержится во ВСЕМ космосе. Эта власть действует на чрезвычайно материальные механизмы: игра ведется в субстанции. Власть сталкивается с вековым сопротивлением, с пузырем, который является, может быть, первым защитным пузырем протоплазмы в ее древней луже. Но в итоге становится ясно, что «сопротивление своим действием скорее помогает, чем препятствует намерениям Великой Исполнительницы», и мы в конечном счете не знаем, найдется ли хоть одна тень, боль, сопротивление, которые бы тайно не создавали ту самую силу, которую мы стремимся проявить.

Если она хлынет слишком рано, то истина будет неполная или невыносимая для других живых существ, которые разделяют с нами нашу лужу, и они ее быстро поглотят – мы все время забываем, что мы единое человеческое тело, и наши ошибки или наша медлительность являются ошибкой и медлительностью мира. Но если мы одержим победу здесь, в маленькой точке материи, она будет одержана во всех точках мира. На самом деле, каждый из нас, человеческих существ, должен выполнить огромную задачу, если он это понимает. Наше рождение в этом мире является гораздо более могущественной тайной, чем мы можем себе представить.

* * *

Уже давно искатель освободился от ментального механизма, он также внес порядок в витальный механизм, и если прежние желания, старые проявления воли, старые реакции все еще омрачают его прогалину, то это скорее похоже на кадр из фильма, проецирующийся на экран по привычке, но у него уже нет реальной субстанции: искатель утратил привычку входить в экран и принимать себя за тот или иной персонаж – он смотрит, он прояснен, он наблюдает за всем, и он сконцентрирован на своем огне, который растворяет все эти облака.

С этих пор все более выявляется и выходит на поверхность другой уровень путаницы, другая степень механизма (это воистину «путь спуска») – материальный механизм, подсознательный. И пока он не прояснен, искатель ничего не видит, он не способен распутать эти нити, которые настолько вросли в нашу привычную деятельность, «ментализировались», как и все остальное, что они как бы составляют совершенно естественную оболочку. Этот материальный подсознательный механизм становится, таким образом, очень конкретным, как бурление золотых рыбок в их аквариуме.

Но следует четко понять, что речь идет не о мелкой подсознательной мелюзге психоаналитиков; эта мелкая мелюзга является частью ментального пузыря, это просто изнаночная сторона поверхностного человека, действие его реакций, узел его желаний, подавление его ничтожности, которую он лелеет, прошлое его маленькой, старой истории в пузыре, веревка его маленького «эго», изолированного и привязанного к колышку социальному, семейному, религиозному и прочим многочисленным колышкам, которые связывают человека внутри его пузыря. И мы сильно подозреваем, что эти мечтатели идут грезить в психоаналитический пузырь так же, как другие ходят грезить в религиозный пузырь ада или рая, который существует только в ментальном воображении людей – но поскольку мы находимся в пузыре, то он неопровержим и неумолим, его ады являются реальными адами, его мерзости – реальными мерзостями, и мы – пленники маленького облака, сверкающего или мрачного. Скажем мимоходом, что невозможно освободиться от грязи, копаясь в грязи и нездорово бороздя закоулки фронтальной личности, как нельзя вымыться, принимая ванну с грязной водой – невозможно освободиться от пузыря с помощью света самого пузыря или от зла с помощью добра, являющегося лишь его изнанкой. Это делается с помощью чего-то другого, не находящегося в пузыре: маленького, совсем простого огонька внутри и повсюду, который является ключом к свободе и миру.

Это подсознательное сопротивление очень трудно описать: оно имеет тысячи лиц, столько же, сколько индивидуумов, и в каждом индивиде окраска другая, «синдром», если можно так сказать, другой, каждый держит свой частный театр со своей постановкой, своими излюбленными «ситуациями», своим большим или маленьким Петрушкой. Но это один и тот же Петрушка в разных костюмах, одна и та же история за всеми словами и одно и то же сопротивление повсюду. Это СОПРОТИВЛЕНИЕ. Это точка, которая говорит «НЕТ». Она не проясняется сразу, она молниеносная и хитрая. Мы убеждаемся воочию, как она любит драмы, это смысл ее существования, ее вкус жизни, и если бы больше не было драм для пережевывания, она создала бы их сама – это драматург по призванию. И это, возможно, и есть тот самый великий драматург, сделавший хаотичной и болезненной всю нашу жизнь, которую мы видим вокруг. Но ведь каждый из нас дает приют этому маленькому «человеку Печалей», как называл его Шри Ауробиндо.

Драма мира прекратится тогда, когда мы прекратим нашу маленькую драму. Но этот петрушка утекает сквозь пальцы: изгнанный из ментальной сферы, где он крутил свой вопросительно-объяснительный механизм – этот неутомимый собеседник, он задает вопросы просто из-за удовольствия их задавать, и если ответить на все, то он придумал бы новые, ибо это великий скептик – выселенный из ментала, он углубляется в другой слой и идет разыгрывать свои номер на витальной сцене. Там он чувствует себя уже более прочно (чем ниже он опускается, тем более прочной становится основа, и в самом низу это сама твердость, важнейший узел, неустранимая точка, абсолютное «нет»). На витальной сцене все мы более или менее знакомы с его трюками, его великой игрой в страсти и желания, в симпатии и антипатии, в ненависть и любовь – но на самом деле они являются двумя сторонами одного и того же, и для него одинаково питательны как зло, так и добро, как страдание, так и радость – это способ заглатывания в том или другом направлении. Даже милосердие и филантропия служат его целям, он раздувается тем или другим способом. Чем более он добродетелен, тем более он жесток. Идеализм и родина, святые и не очень святые дела являются для него искусной пищей. Он обладает даром одеваться в изумительные расцветки, его находят в сумках дам милосердия и на конференциях в защиту Мира, – но само собой разумеется, Мира там и близко нет, и если бы каким-нибудь чудом там оказался Мир и ликвидация всей нищеты на планете, то что бы ему осталось делать? Изгнанный с этой сцены, он опускается на ступень ниже и исчезает в забытье подсознания. Но ненадолго. Там он начинает обретать более четкие формы, проявлять свое истинное лицо. Он стал совсем маленьким, жестоким, чем-то вроде кривляющейся карикатуры – «Мрачный Эльф», как называл его Шри Ауробиндо.

Человек приютил у себя мрачного Эльфа,

Влюбленного в боль и грех...

Серый Эльф испытывает ужас перед небесным пламенем

И перед всем, что чисто и радостно;

И только удовольствием, страстью и горем

Можно продлить его драму.

Он готов ко всему, цепляется за все, что угодно, пользуется малейшим промахом, чтобы снова захватить сцену, малейшим поводом, чтобы выплюнуть свое чернильное облако и в один миг покрыть им все. Толстое, черное, липкое облако, мгновенно обволакивающее все вокруг. И это борьба насмерть, потому что он знает, что скоро умрет. Это его последняя большая игра, в которой он играет своей последней картой. В глубинах этого нисходящего пути, на самом дне, он ощущается как микроскопический узел боли, нечто, что избегает солнца и радости, что задыхается и боится простора. Это твердо, как камень, и может быть, так же твердо, как первоначальная скала в основании земли. Это мрачное НЕТ жизни и НЕТ всему. Это просто не хочет. Оно здесь, и оно не хочет. Возможно, это эликсир смерти, корень тьмы, первый крик Земли под лучом Солнца Истины.

И это остается здесь до конца – по сути это конец конца – возможно, оно здесь для того, чтобы вынудить нас опуститься вглубь и обнаружить наше бессмертное лицо под этой маской смерти. Если бы его здесь не было, мы все, возможно, давно уже сбежали бы в небеса Духа. Но сказано, что наше бессмертие и наше небо должны коваться в материи и через наше тело.

Если мы сможем поймать этого болезненного эльфа – ибо он сама боль – как раз перед тем, как он зароется полностью, то перед нами предстанет весь незаметный, материальный, ежедневный механизм. Это величайшее сопротивление перемене власти, стена крота, который хочет сдержать закон гармонии. Именно здесь разворачивается битва на данном этапе, в микро- и макрокосмосе. Это как карикатура (или более правдивое лицо) всей цивилизованной и отполированной до блеска деятельности Эльфа с высших уровней: сомнение, страх, жадность, загребание под себя – все зажатости, хватания, опасения наших ментальных ложноножек.

Это мизерное, смешное функционирование, и если мы случайно его замечаем, то просто пожимаем плечами и не придаем ему никакого значения. Но мы ошибаемся. Мы смотрим на все с нашей ментальной колокольни, как если бы весь этот вздор не имел последствий. Но он имеет чудовищные последствия. Мы их не замечаем, потому что мы витаем в наших логических и симметричных облаках, но жизнь скрипит, это необъятный всеобщий скрип, источник которого в этих смешных маленьких песчинках. На уровне материи нет «мелочей», потому что все создано из мелочей. И какая-нибудь абсурдная реакция сомнения или страха абсолютно идентична по последствиям ментальным ошибкам и промахам, которые закрывают двери блистающей возможности. Мы постоянно закрываем двери перед гармонией, мы поворачиваемся спиной к чуду, запираем на замок возможности и в довершение всего становимся больными сами. Потому что на материальном уровне эта Гармония не струится необъятными симфониями по великим артериям духа; она пользуется тем, что имеет. Она просачивается через маленькие канальца, через хрупкие волоконца, вибрирующие в нашем материальном сознании; она входит маленькими каплями, струйками, мизерными дозами, которые кажутся ничем – исчезающее дуновение, отсвет улыбки, волна беспричинной радости – и которые меняют все.

Мы не замечаем изменения, потому что мы живем в нашем обычном хаосе, привычном удушье, но искатель, ставший чуть более проясненным, начинает видеть, ощущать эти незначительные изменения плотности, эти внезапные препятствия, маленькие расширения, воздушные ямы в своей материальной субстанции. Он видит почти мгновенный эффект этой маленькой эманации сомнения, абсурдного страха или напряжения без видимой причины, этого смешного болезненного воображения, пересекающего окружающую его атмосферу. Он обнаруживает тысячи подозрительных биений, фальшивого трепетания, смутных толчков в огромной материальной луже. Ощупью, кончиками пальцев, он прикасается к страху, огромному, прожорливому и сжимающемуся Страху, который покрывает мир подобно протоплазме внутри ее желатиновой мембраны – достаточно малейшего прикосновения, легкого дуновения, крохотного лучика Солнца, и он закрывается, захлопывает двери, сворачивается клубком в своей оболочке. Его непосредственной реакцией по любому поводу является мгновенное «НЕТ»; затем иногда вырывается «да», как если бы движимое тем же самым жадным страхом «не иметь». Обнаруживается фантастическое болезненное воображение и «пораженчество» материи, как если бы для нее, для материи, жизнь представляла собой ужасное вторжение, от которого она никогда не сможет оправиться, выпадение из первичного блаженства камня, вторжение смерти в ее спокойную рутину. Все является поводом для катастрофы – большой катастрофы жизни – боязнь худшего, предвидение худшего, почти желание и призыв худшего, дабы наконец остановить эту трагедию жизни, дабы все снова успокоилось в блаженной неподвижности пыли. Искатель обнаруживает, как рождаются болезни, разлагается материя, стареет субстанция – это великая мука жизни, втягивание в себя, внутреннее удушение, отвердение всех маленьких артерий, через которые могла бы проскользнуть капелька гармонии, излечивающая все. Он слушает до пресыщения жалкие стоны, мелочные горести, оскорбительное отрицание материи и особенно – особенно – ее отчаянный лейтмотив «это невозможно, это невозможно...» Все для нее «невозможно», потому что единственная надежная возможность – это нерушимая неподвижность камня. Потому что любое движение жизни и надежды – это еще одно проявление смерти. И она захлопывает дверь, отворачивается от света, отказывается от чуда – мы ВСЕ отказываемся от чуда, мы твердо уверовали в рак, мы не верим в великую бессмертную Гармонию, карлики Земли, уверовавшие только в страдание, в болезни, в боль, в смерть – «это невозможно, это невозможно...»

Так ищущий учится Гармонии. Он узнает ее шаг за шагом, путем проб и ошибок, крохотных ошибок, которые сеют болезнь и путаницу; на этой стадии опыт протекает уже не в разуме и сердце, он происходит в теле. Это еле заметная игра ощущений, столь же мимолетных, как первый трепет радиолярии под действием изменений температуры в Гольфстриме, и столь же нагруженный физическими последствиями, как буря над пшеничными полями ментала или тайфун над пенистым морем витала. Мы настолько плотны и слепы на наших так называемых «высших» уровнях, что нас нужно ударить по голове, чтобы мы поняли, что человек взбешен и убийство таится в его прозрачном взгляде; но материя более тонка; чем больше мы за ней наблюдаем, тем больше обнаруживаем ее невероятную чувствительность, но, увы, работающую в обоих направлениях. Сто, тысячу раз искатель обнаруживает эти микротайфуны, эти крохотные вихри, которые вдруг заставляют его существо терять равновесие, заволакивают все тучами, придают привкус пепла и хандры малейшему движению, разлагают воздух, которым мы дышим, разлагают все – это всеобщее мгновенное разложение на одну секунду, на десять. Затвердение всего. Искателем внезапно овладевает усталость, он видит приближение болезни – на самом деле мчащейся во весь опор. Какой болезни? – Вообще Болезни. И смерть поджидает сзади. В одну секунду, в десять секунд он подходит прямо к сути вопроса, он прикасается к вещи. Именно здесь, неопровержимо: весь демаскированный механизм, внезапный зов смерти. Тем не менее, снаружи все то же самое. Обстоятельства те же, действия те же, воздух такой же солнечный и тело ходит туда-сюда, как обычно. Но все изменилось. Это молниеносная смерть, внезапная холера. А потом все тает, растворяется как облако, неизвестно почему. Но если уступить, действительно заболеваешь, ломаешь ногу или происходит реальный несчастный случай. И искатель начинает изучать причины этих крошечных потерь равновесия. Он выслеживает крохотный ад, который, может быть, является первым посевом великого Зла, у которого миллионы лиц, первым затвердением великого, безмятежного, смертельного окаменения. Все содержится в ней, в этой черной искре. Но в тот день, когда мы поймаем эту крохотную отравленную вибрацию, мы откроем секрет бессмертия или, по меньшей мере, продления жизни по желанию. Умирают потому, что уступают, и уступают тысячи раз понемногу. В каждый миг надо утверждать свой выбор между смертью и бессмертием.

Но это все еще негативный и человеческий способ подходить к переживанию. На самом деле эта Гармония, чудесная Гармония, которая управляет миром, совсем не хочет обучать нас законам ада, будь это даже минутный ад. Она хочет солнечного закона. Она бросает нам свои тайфуны и болезни, увлекает нас в черную яму лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы мы усвоили урок – ни минутой больше; и с того момента, когда мы снова вернули себе крупицу солнца, крохотную ноту, чудесный маленький поток тишины в сердце вещей – все меняется, излечивается, склоняется к свету – это мгновенное чудо. На самом деле, это не чудо. Чудо повсюду, ежеминутно – это сама природа Вселенной, ее воздух, солнце, дыхание гармонии; только мы перекрываем этот путь, мы воздвигаем наши стены, наши науки, наши миллионы устройств, которые «знают лучше», чем эта Гармония. Нам нужно научиться позволять ей течь свободно, действовать свободно – другого секрета нет. Она «сталкивает» нас не для того, чтобы раздавить или наказать, а для того, чтобы обучить нас искусству владения мастерством. Она хочет, чтобы мы действительно стали хозяевами нашего солнечного Секрета, она хочет, чтобы мы были тем, чем мы были всегда – свободными, царственными и радостными, и она будет толочь и трамбовать нас до тех пор, пока не вынудит нас постучать в ее солнечную дверь, раскрыть объятия и дать возможность ее сладости свободно литься в мир и в наши сердца.

Ибо существует еще более великая Тайна. Мы находимся в этом огромном мире, ощетинившемся трудностями, проблемами, отрицаниями, препятствиями – все вокруг является чем-то вроде бесконечных невозможностей, которые нужно побеждать силой интеллекта, воли, мускулатурой физической или духовной. Но, делая это, мы уподобляемся гусенице или растерянному гному, который мечется в своей мрачной норе. И поскольку мы верим в трудность, мы вынуждены верить в наши стальные или не очень стальные мускулы – а они всегда трещат. И мы верим в смерть, в зло, в страдание, как крот верит в достоинства своих туннелей; и своей мрачной верой, устоявшейся веками, своим взглядом серого Эльфа мы укрепили трудность, мы вооружили ее целым набором инструментов и лекарств, которые еще больше ее раздувают и укрепляют в ее непреодолимой привычке. Чудовищная иллюзия Эльфа обволакивает мир. Его сжимает чудовищная Смерть, которая является всего лишь нашим страхом бессмертия. Его раздирает чудовищное страдание, которое является на самом деле нашим собственным отказом от радости и Солнца. А ведь все здесь; все возможные чудеса под великим свободным солнцем, все возможности, о которых мы только мечтали и даже не мечтали, все простое, спонтанное, естественное мастерство, все простые силы Великой Гармонии. Она нуждается лишь в том, чтобы влиться в мир, течь по нашим каналам и нашим телам, она нуждается только в том, чтобы ей открыли дорогу. И если мы позволим этой легкости, этой божественной непринужденности, этой солнечной улыбке хоть на секунду наводнить наш маленький агломерат плоти, как сразу же все рассеивается, препятствия растворяются, болезни улетучиваются, обстоятельства выстраиваются словно чудом, темнота озаряется, стена рушится – как если бы этого никогда и не было. И повторим еще раз: это не чудо, это восстановление простоты. Это восстановление реальности. Это точка гармонии здесь, которая контактирует с Гармонией везде, и спонтанно, автоматически, мгновенно привносит (или возвращает) гармонию туда, в этот жест, обстоятельство, слово, связь событий – и все является чудом согласованности, потому что все течет, подчиняясь Закону. Никогда не было стен, никогда не было препятствий, зла, страданий, никогда не было смерти, а был наш болезненный взгляд, этот взгляд страданий и смерти, этот взгляд замурованного Эльфа. Мир таков, каким мы его видим и каким мы его пожелаем. Существует другой Взгляд внутри нас, способный все преобразить. Как говорила Та, которая продолжала дело Шри Ауробиндо: «Дети мои, вы все находитесь в океане чудовищных вибраций и вы даже этого не замечаете! Это потому, что вы невосприимчивы. В вас такое сопротивление, что если что-то и проникает, то три четверти этого сразу же выбрасывается наружу из-за неспособности выдержать... Возьмем, к примеру, сознание Силы, такой, как сила любви, сила понимания или сила творчества (это касается любых сил – силы защиты, силы веры, силы прогресса), обретите Сознание, просто Сознание, которое покрывает все, проникает во все, оно повсюду, во всем, оно почти чувствуется как нечто, неистово пытающееся навязать себя упирающемуся существу! Поэтому, если бы вы были открыты и просто дышали – это все, просто дышать – вы бы вдыхали Сознание, Свет, Понимание, Силу, Любовь и все остальное»[7].

Все здесь, у нас на глазах, всеобщее чудо мира, ждущее только лишь нашего согласия, нашего доверчивого взгляда на красоту, нашей веры в свободу, веры в наивысшую возможность, которая стучит в наши двери, в наши стены из интеллекта, страданий и нашей ничтожности. Это наивысшая «перемена власти», которая стучит в двери мира и бьет по нациям, церквям и Университетам, бьет по нашему сознанию и по всем нашим отлично-продуманным геометрическим определенностям; и если однажды, хотя бы однажды сознание человека раскроется лучу этого живого чуда, сознание хотя бы одной нации среди других, живущих в слепоте, подчинится взрыву этой Благодати, тогда вся наша неумолимая цивилизация, замурованная в своих науках и законах, охваченная Эльфом ужаса и страданий, это чудовищное сооружение, в котором мы родились и которое кажется нам таким неизбежным, таким нерушимым и победоносным в своих непроницаемых чудесах из стали и урана, эта ученая тюрьма, где мы вращаемся в замкнутом круге, рухнет так же быстро, как она родилась, оставив позади себя ржавую кучу. И тогда, наконец, мы станем людьми или, скорее, сверхлюдьми, мы обретем радость, единство с природой, свободу без стен и власть без трюков. И тогда станет ясно, что все эти страдания, все эти стены, эти трудности, которые осаждают нашу жизнь, были только стимулом Солнца Истины, первичным ограничением, чтобы увеличить наши силы, нашу потребность в пространстве и нашу силу истины; завесой иллюзии, чтобы защитить наши глаза от слишком яркого света; темным переходом от инстинктивной спонтанности животного к сознательной спонтанности сверхчеловека – и что в итоге все просто, невообразимо просто, как сама Истина, и невообразимо легко, как сама Радость, которая замыслила эти миры, так как в действительности, «путь богов – это солнечный путь, на котором трудности теряют всю свою реальность»[8].