Самой по себе этой перемены власти в себе будет недостаточно для того, чтобы изменить мир, если все это ограничится несколькими индивидуумами. Собственно, с самого начала, с первых шагов для искателя становится очевидным, что эта йога сверхчеловека не является йогой индивидуальной, хотя индивидуум и является отправной точкой и инструментом действия, а что эта йога коллективная, форма концентрированной эволюции, в которой индивид является только передовым пунктом, распространителем возможности, воплощением и передатчиком новой вибрации. Это йога Земли; и что ей даст возникновение великолепного сверхчеловека, если он один будет сидеть на своем троне гармонии? Хотя мы предполагаем, что первых приматов, неосознанно делавших ментальную йогу, было не так много, и они не обязаны были идти к этому «всем скопом», и все же ментальные возможности распространились от одного к другому. Это было здесь, «в воздухе», и оно давило на старые обезьяньи структуры. И точно так же сверхчеловеческие возможности здесь, в воздухе, их время пришло, они неустанно бомбят сознания и страны – люди занимаются йогой сверхчеловека не зная и не желая этого. Мы не выдвигаем теорию, здесь имеет место эволюционный факт, нравится нам это или не нравится.
Только между до-ментальной эпохой и нашей есть капитальная разница, и заключается она в том, что человеческие сознания, даже изолированные, даже строптивые, даже темные и маленькие, стали способны воспринять направление их собственной эволюции и, таким образом, ускорить ее движение и активно включиться в процесс. В этом заключается единственная реальная цель ментальной эпохи: она неотступно ведет нас к той точке, где мы должны были перейти в нечто иное, все вместе, в результате самого развития нашего сознания и в результате силы, которую каждый из людей и каждая из стран трудолюбиво накопили в маленьком индивидуальном пузыре. И новый уровень интеграции докажет нам, что сверхчеловек – это не отрицание человека, а его завершение, не отрицание ментала, а его законное размещение среди многочисленных орудий, известных и еще неизвестных, которые человек должен использовать до того дня, когда он завладеет прямой властью Истины.
Такое понимание величайшой цели – или, скажем, ближайшей цели, так как развитие бесконечно – один из ключей коллективной реализации. Достаточно маленькой трещины в человеческих сознаниях, малейшей жажды воздуха, совсем крошечной молитвы, однажды, без причины, чтобы новая Возможность устремилась к нам и полностью изменила бы весь наш способ видеть и делать: она не ждет великих усилий или жесткой дисциплины. Как мы уже сказали, она ждет момента самозабвения, совсем маленького зова внутри, совсем маленького пробудившегося пламени. И если люди – хотя бы несколько человек – однажды попробуют этого вина, они никогда больше не смогут вернуться к старой рутине страданий.
Какова же роль тех, кто начинает понимать и, возможно, экспериментировать? Как внедрить их работу в несознательную йогу человечества? Как создать это масляное пятно и ускорить движение? Какой вид коллективной реализации они могут показать миру как образец того, что будет?
Первая волна этого нового сознания весьма заметна, она хаотична до предела, она захватывает врасплох человеческие существа, которые не понимают, что с ними происходит. Ее приливы и отливы можно увидеть повсюду; люди охвачены блужданиями и отклонениями, они кидаются на поиск чего-то, чего они сами не понимают, но что толкает и толкает изнутри, они отправляются путешествовать неизвестно куда, они стучат во все двери, разносят стены и ветряные мельницы или же, внезапно охваченные смехом, бросают свои пожитки и говорят «прощай» старым устоям. Вполне естественно, что первая реакция будет почти отклонением от нормы, поскольку по своей природе это отбрасывание старой схемы, как когда-то это произошло у приматов, которые внезапно покинули инстинктивную мудрость стада. Каждый переход в высшее равновесие вначале является нарушением и общей ломкой старого равновесия. Таким образом, этих первых сверхлюдей, не знающих самих себя, с большой вероятностью можно встретить среди инакомыслящих элементов общества, «ни к чему не пригодных», так называемых бастардов, не поддающихся всеобщей тюрьме, которые сами не знают, против чего бунтуют, они лишь знают, что с них ДОСТАТОЧНО. Они новые крестоносцы, но без крестовых походов, они партизаны без родины и партии, они «против» до такой степени, что не хотят больше никаких «против» и «за», они хотят чего-то совершенно другого без «более» и без «менее», без наступления и обороны, без «хорошо» и «плохо», без «да» и «нет», нечто совершенно иное и полностью вне всяческих пируэтов и поворотов Механизма, который все еще хочет поймать их в сети своих отрицаний, как и в сети своих утверждений. Или же на другом конце спектра этих первых сверхлюдей можно встретить среди тех, кто прошел длинный путь ментала, его лабиринты, его перемалывания, его ответы, которые ни на что не отвечают, а лишь поднимают другие вопросы, и еще одни, и еще; его решения, которые ничего не решают; весь этот болезненный путь – и вдруг, в конце пути понимают его бесплодность после тысяч вопросов и тысяч побед, всегда бесплодных, этот крик в конце, крик человека перед ничем, ставшего внезапно как безоружное дитя, как если бы все эти дни и годы и этот труд никогда не существовали, как если бы ничего не произошло, ни одной настоящей секунды в течение тридцати лет! И тогда они тоже становятся на путь. И это тоже трещина, которую использует Возможность.
Но сами условия искоренения старого порядка могут надолго фальсифицировать поиск нового порядка. И прежде всего, этот новый порядок не существует: его надо создать. Должен быть изобретен целый мир. И стремящийся к сверхчеловеку или, скажем, просто стремящийся к «чему-то другому», должен столкнуться с первой очевидностью: закон свободы – это очень требовательный закон, бесконечно более требовательный, чем все законы, налагаемые механизмом. Это не скольжение в неизвестно что, а методичное выкорчевывание тысяч различных видов рабства; это не означает отказа от всего, а напротив, ответственность за все, поскольку мы больше не хотим зависеть от кого-либо или чего-либо. Это наилучший способ повышения ответственности – ответственности быть самим собой, которая в итоге означает – быть всем. Это не уход, а победа; это не большие каникулы Механизма, а величайшее Приключение в человеческое неизвестное. И все, кто рискует попробовать эту наивысшую свободу на любом уровне и в любом обличье, должны будут бороться так же жестоко, как борются полицейские и законодатели старого мира. Мы выходим из рабства старого порядка не для того, чтобы попасть в худшее рабство самих себя, в рабство наркотика, партии, той или иной религии, секты, в рабство золотого или белого пузыря. Мы хотим единственной свободы – улыбаться всему и быть светлым везде, в костюме или без костюма, в тюрьме или во дворце, в пустоте и в наполненности – все наполнено, потому что мы горим единым маленьким пламенем, которое владеет всем и всегда.
Чем же будут заниматься эти странники, эти представители трансчеловечества новой страны, которая пока еще не существует? Прежде всего, они, возможно, вообще не будут никуда двигаться. Вероятно, они поймут, что перемены должны коваться внутри, и что если внутри ничего не изменить, то никогда ничего не изменится и снаружи во веки веков. И они, может быть, останутся там, где они есть, на этой маленькой улочке, в этой серой стране, под скромной внешностью в старой рутине, но которая уже не будет рутиной, потому они все будут делать с другим взглядом, другим смыслом, другим отношением – внутренний смысл изменит все смыслы. И если они будут настойчивы, они заметят, что эта единственная маленькая капелька истинного света, которую они носят в себе, является властью, способной незаметным образом изменить все вокруг них. В своем маленьком скромном кругу они будут работать для нового мира и привносить немного больше истины на Землю. Хотя на самом деле не может быть маленьким круг, имеющий такой центр, поскольку это центр всего. Или же, возможно, однажды они почувствуют побуждение объединиться с себе подобными в поисках нового мира и начнут строить некое живое свидетельство их общего стремления, как другие строили пирамиды или соборы – возможно, город нового мира. И это только начало большого предприятия, но и большая опасность.
Ведь мы были настолько механизированы, направлены вовне, в силу нашей привычки зависеть от того или иного механизма, что наш первый рефлекс – всегда искать внешние средства, то есть искусственные, потому что все внешние средства являются искусственными, частью старой лжи. Поэтому мы поддадимся соблазну распространить эту идею, это Предприятие, рекламными средствами, иначе говоря, объединить как можно больше сторонников новой надежды; и как возможность – она очень скоро станет новой религией. Здесь стоит процитировать Шри Ауробиндо и положительно вбить во все головы его категорическое заявление: «Я не верю в рекламу, за исключением рекламы книг или чего-то подобного, а также в пропаганду, за исключением политики и патентованных лекарств. Но для серьезной работы это яд. Это означает либо ловкий трюк, либо гласность, – но и то, и другое выхолащивают то, что они несут на гребне своей волны, и оставляют его безжизненным и высохшим, выброшенным на берег ничейной земли. Или же это означает «движение». Движение в случае такой работы, как моя, означает основание школы или секты, или какого-нибудь другого окаянного нонсенса. Это означает, что вольются сотни и тысячи никчемных людей, которые испортят работу или сведут ее к помпезному фарсу, от чего начавшая было спускаться Истина тайно и молча удалится. Именно это произошло с религиями, и в этом причина их упадка».
Конечно, все люди и вся Земля в конечном счете придут к сверхчеловечеству, но азбука нового сознания, его основной ключ – многообразие в Единстве; заранее ограничить сверхчеловека готовыми рамками, привилегированной средой, местом, которое объявляет себя уникальным и более проясненным, чем другие, – это значит впасть в старый фарс и снова раздуть старое человеческое эго. Надо полагаться на закон Гармонии, который работает тысячью способами и под тысячью масок и, в конечном счете, объединяет мириады нот своего неделимого потока в более широкое пространство без границ. Предприятие родится одновременно повсюду, оно уже родилось, шепчет здесь и там, слепо натыкается на стены – и постепенно раскрывает свое истинное лицо только тогда, когда человек уже не может поймать его в ловушку системы, логики или Храма, когда все внизу становится Храмом, в каждом сердце и в каждой стране. И люди даже не будут знать, как готовилось это Чудо.
Те, кто хоть немного знает, кто чувствует, кто начинает воспринимать великую Волну Истины, не попадут в капкан «набора в сверхлюди». Земля неодинаково подготовлена, люди духовно не равны, несмотря на все наши демократические протесты – хотя они сущностно равны и необъятны в великом «Я» и составляют одно тело с миллионами лиц – не все они обрели то величие, которым в сущности являются: они на пути, и одни еле тащатся, тогда как другие движутся довольно быстро, но и отстающие, идущие окольным путем, тоже составляют часть великой географии нашей неделимой сферы, и их задержка или торможение, кажущиеся препятствием нашему общему движению, составляют часть полноты совершенства, к которому мы стремимся, и заставляют нас подходить к более широкой и глубокой истине. Они тоже идут туда, но своим собственным путем, да и что может быть вне этого пути, если в итоге все – Путь? Тех, кто хоть немного знает, кто начал понимать собственной плотью, никогда нельзя по-настоящему объединить с помощью искусственных средств – и если настаивать на искусственных средствах, все в конечном счете будет рушиться, и «встреча» будет краткой; все эти прекрасные школы, милые секты, маленькие радужные пузыри, моменты энтузиазма или веры проживут недолго. Но эти люди будут объединяться под действием другого, более тонкого и более скромного закона, через совсем маленький маяк внутри, мерцающий и с трудом знающий самого себя, но который пронзает пространство и время и который касается здесь или там подобного себе луча, подобной частоты, своего очага света подобной интенсивности – и искатель идет туда. Он идет, не зная этого, он едет поездом, летит на самолете, проходит по той и этой стране, думает, что он ищет то или это, что он в поисках приключений, экзотики, наркотиков или философии. Он верит. Он верит в очень многие вещи. Он думает, что нужно иметь эту власть или это решение, эту панацею или эту революцию, этот или другой лозунг. Он полагает, что отправился в путь из-за этой жажды или из-за этого бунта, этой разочарованной любви или этой потребности действовать, этой надежды или этой старой неразрешимой путаницы в его сердце. Но оказывается, ничего подобного! Однажды он останавливается, не зная, почему, не планируя заезжать сюда, искать это место или это лицо, эту маленькую деревеньку этого или другого полушария – и вот это здесь. Он пришел! Он открыл свою единственную дверь, нашел огонь, подобный своему, взгляд, который он знал всегда, и он оказался точно там, где надо, чтобы выполнить работу, которую надо. Мир – это сказочный часовой механизм, если бы только мы знали секрет этих маленьких огоньков, пылающих в другом пространстве, танцующих в огромном внутреннем море, пересекаемом нашими парусниками, ведомыми тайным маяком.
* * *
Их десять или двадцать, возможно, пятьдесят, здесь и там, на той или иной широте – тех, кто хочет обработать клочок более истинной земли, возделать горстку людей затем, чтобы прорастить в них более истинное чувство, возможно, вместе создать лабораторию сверхчеловека, заложить первый камень Города Истины на Земле. Они не знают, они не знают ничего, кроме того, что им нужно что-то другое и что существует закон гармонии, чудесное «нечто» Будущего, стремящееся воплотиться. Они хотят найти условия для этого воплощения, предоставить себя для испытания, отдать свою субстанцию для этого живого опыта. Они ничего не знают, кроме того, что все должно быть иначе – в сердцах, в действиях, в материи и в культуре обращения с этой материей. Они стремятся создать не новую цивилизацию, а нового человека; не супер-сити среди миллионов небоскребов мира, а чуткий приемник сил будущего, наивысшую янтру Истины, русло, канал, чтобы попытаться охватить и вписать в материю первую ноту великой Гармонии, первый ощутимый знак нового мира. Они ни в чем не стремятся быть чемпионами, они не являются ни защитниками какой бы то ни было свободы, ни агрессорами какого бы то ни было «изма»: просто они ищут вместе, они являются чемпионами в поисках их собственной маленькой чистой ноты, которая не может быть позаимствована ни у какого соседа и которая, однако, является всеобщей нотой. У них больше нет страны, семьи, религии или партии – они приняли свое собственное решение, которое не является ничьим другим, и однако, это решение мира, потому что все, что становится истинным в одной точке, становится истинным для всего мира; они из семьи, которая еще не придумана, из страны, которая еще не родилась. Они не стремятся исправить других, кто бы это ни был, не стремятся наполнить весь мир самодовольной благотворительностью, излечить несчастных и прокаженных: они стремятся излечить в себе величайшую нищету мелочности, серого Эльфа своей внутренней ничтожности, победить самих себя, дать внедриться единственной маленькой частице истины, единственному лучику гармонии, поскольку если Болезнь излечена в нашем собственном сердце или в нескольких сердцах, то прояснится и станет легче весь мир, и благодаря нашей ясности Закону Истины будет легче проникать в материю и непроизвольно излучаться на все вокруг. Какое освобождение, какое облегчение может принести миру человек, трудящийся в собственном сердце! Они не работают для самих себя, хотя они и являются первым полем для эксперимента, они просто и чисто предоставляют себя тому, чего они по-настоящему еще не знают, но что мерцает на краю мира как заря нового века. Они – изыскатели нового цикла. Они без оглядки отдали будущему свои тела и блага, так же, как бросаются в огонь. Они – слуги бесконечности в конечном, тотальности в мельчайшем, вечности в каждом движении. Они на каждом шагу создают свое небо и вытесывают новый мир в банальности каждого дня. Они не боятся поражения, поскольку они оставили позади все эти тюремные поражения и удачи – они живут в единственной безошибочности маленькой верной ноты.
Но эти строители нового мира должны быть достаточно осторожны, чтобы не сотворить новую тюрьму, будь она идеальной или озаренной. На самом деле они быстро поймут, что Город Истины не возникнет и не может возникнуть до тех пор, пока они сами не будут полностью жить в Истине, и что эта Земля, и что эта строительная площадка – это, прежде всего, площадка их собственной трансмутации. Истину не обманешь. Можно плутовать с людьми, можно выступать с речами и заявлять о принципах, но Истине на это наплевать: она ловит вас на факте и на каждом шагу бросает вам в лицо вашу ложь. Это безжалостный прожектор, даже если он невидимый. И это очень просто; она ловит вас во всех закоулках и углах, и поскольку это Истина материи, она разрушает ваши планы, препятствует вашим действиям, внезапно ставит вас перед нехваткой материалов, нехваткой рабочих, отсутствием денег, восстанавливает одних людей против других, сеет невозможность и хаос до тех пор, пока внезапно искатель не поймет, что он шел ложным путем, что он строил старое фальшивое сооружение из новых кирпичей и источал свой маленький эгоизм, свою амбицию, свой маленький идеал, свою жалкую идею истины и добра. И тогда он раскрывает глаза, раскрывает объятья и приводит себя в соответствие с великим Законом, пропускает через себя ритм и становится ясным – ясным, прозрачным и гибким, способным воспринять Истину, не важно, что это будет – но это будет то, что нужно – точный жест, верная мысль, истинная работа, чистая правда, которая выражает себя так, как хочет и когда хочет. В один миг он отпускает все, отдается. Один миг он взывает к этому новому миру – настолько новому, что он ничего в нем не понимает, но он хочет служить ему, воплощать его, взращивать на этой мятежной Земле. Какое значение имеет то, что он думает, чувствует или считает, о, какая разница, как это будет сделано! – Просто позволить быть Истинной Вещи, единственно необходимой и неизбежной. И все мгновенно озаряется светом. Все мгновенно становится возможным: приходят материалы, рабочие, деньги, стена падает, и это маленькое эгоистическое строение, которое он хотел воздвигнуть, превращается в динамическую возможность, о которой он даже не подозревал. Сто, тысячу раз он проводит опыт на всех уровнях – личном, коллективном, от ремонта окна в своей спальне до внезапного миллиона, который «падает с неба», чтобы построить стадион для олимпийских игр. Не бывает материальных проблем, есть только проблемы внутреннего порядка. Но если не присутствует Истина, даже миллионы сгниют на месте. Это сказочный ежеминутный опыт, испытание Истиной, и что еще более удивительно – испытание силы Истины.
Шаг за шагом он учится обнаруживать эффективность Истины, всевышнюю эффективность маленькой ясной секунды – он входит в мир непрерывных маленьких чудес. Он учится доверять Истине, как если бы все эти удары, промахи, эти ссоры и неясности терпеливо, разумно, но неумолимо вели его к тому, чтобы занять правильную позицию, обнаружить истинную пружину, истинный взгляд, крик истины, который опрокидывает стены и выявляет все возможности в невозможном хаосе. Это ускоренная трансмутация, умноженная как сопротивлением каждого человека, так и его доброй волей, как если бы на самом деле сопротивление и добрая воля, добро, как и зло, должны превратиться во что-то другое – в другую волю, в волю-видение Истины, которая каждое мгновение определяет движение и действие. Это единственный закон Города Будущего, а его единственное правление – ясное видение, которое согласуется со всеобщей Гармонией и которое спонтанно переводит в действие воспринимаемую Истину. Лжецы-фальсификаторы автоматически устраняются под действием самой Силы Истины, они вытесняются, как рыбы, избытком кислорода. И если однажды эти десять, или пятьдесят, или сто смогут построить одну-единственную маленькую пирамиду Истины, каждый камень которой будет положен с правильной нотой и с истинной вибрацией, с простой любовью, светлым взглядом и зовом будущего, – то весь город фактически будет построен, потому что они построили бытие будущего в самих себе. И тогда, возможно, изменится вся Земля, потому что есть только одно тело; потому что трудность одного является трудностью всего мира, и сопротивление и темнота другого является сопротивлением и темнотой всего мира, и может быть, это маленькое предприятие маленького города под звездами является предприятием всего Мира, символом его трансмутации, алхимией его боли, возможностью возникновения новой земли путем преображение одного маленького уголка земли или одной частички человечества.
Возможно, однако, что в течение долгого времени этот строящийся город будет местом, где отрицательные возможности обострятся так же, как и положительные под безжалостным давлением маяка Истины. А ложь обладает сопротивлением, искусством цепляться за малейшие детали, скапливаться в незначительных банальностях, которые становятся самим символом отказа – ложь умеет приносить великие жертвы, она умеет дисциплинироваться, идеализироваться, копить достоинства и добрые дела, но она выдает себя в мелочах – это ее последнее логово. И все это разыгрывается в самой материи. Сей Город будущего является настоящим полем битвы, трудным приключением. То, что в других местах решается с пулеметами, партизанской войной и подвигами, здесь решается с грязными деталями и в невидимой партизанской войне против фальши. Но одна-единственная победа над мелким человеческим эгоизмом чревата гораздо большими последствиями для Земли, чем передел всех границ Азии, потому что этот эгоизм и эта граница являются изначальной колючей проволокой, которая поделила мир.
* * *
Так же успешно ученик сверхчеловека может начать свою борьбу гораздо раньше, не только в самом себе, но в своих детях, и не только с рождения ребенка, а с момента его зачатия.
Мы рождаемся под свинцовым колоколом. Он окружает нас повсюду, он герметичен и невидим, но он все время здесь, охватывает и покрывает все наши самые ничтожные жесты и реакции. Мы рождаемся «уже готовыми», если можно так сказать, но эта форма не наша, ни в лучшем, ни в худшем. Это миллионы ощущений, которые еще не стали мыслями, а скорее похожи на семена желания или отвращения, запахи страха, запахи тревоги, похожие на тонкую плесень, покрывающую наши подвалы: слои за слоями всяческих запретов и табу и кое-где редкие разрешения, которые скорее похожи на то же самое бегство с тех же темных улиц в наши туннели; и в середине всего этого недоуменный и потерянный маленький детский взгляд, который ничего в этом не понимает, но которого быстро обучат «жизни», добру, злу, геометрии, таблицам закона – маленький взгляд, который затуманивается и затуманивается и в конце концов окончательно теряется и исчезает после того, как ему окончательно все объяснят. Потому что кажется очевидным и естественным, что ребенок ничего не понимает и что его надо «научить жить». Но очень может быть, что ребенок на самом деле все очень хорошо понимает, даже если это не согласуется с нашей конструкцией, и что мы просто учим его хоронить свое знание, заменяя его готовенькой наукой, которая действительно хоронит его навсегда. И затем мы тратим тридцать лет своей жизни для того, чтобы разрушить то, что они сделали, если мы не особо преуспевающий субъект, то есть, окончательно замурованный, все принимающий, дипломированный и вежливый. Следовательно, большая часть работы заключается не в том, чтобы что-то «делать», а в том, чтобы не делать все это колдовство.
Нам будут говорить, что эта борьба плодотворна, что она нас обогащает, закаляет наши мускулы и нашу личность – это ложь. Она нас уплотняет, создает нам мускулы бойцов, и у нас есть риск увязнуть во всем этом, войти в «против», столь же пагубное, как и «за».
Кроме того, она создает не личность, а маску, ибо истинная личность здесь, полностью здесь, бесхитростная и широко открытая в глазах новорожденного ребенка – мы только добавляем к ней страдания борьбы. Мы крайне интенсивно и слепо верим в силу страдания: это подсознательная печать всей нашей западной цивилизации на протяжении двух тысяч лет. Возможно, это было необходимо, учитывая плотность нашей субстанции. Но закон страдания – это закон Фальши; то, что истинно – то улыбается, вот и все. Страдание – признак фальши, продукт лжи; они идут рука об руку. И верить в то, что страдание нас обогащает – все равно, что верить, будто туберкулез – божья благодать, хотя туберкулез и может помочь нам разбить панцирь лжи.
Как и все добродетели, эта негативная добродетель навсегда бросает на нас тень, и даже открывшееся Солнце еще покрыто пятнами этой тени. В действительности, в силу физической необходимости, удары оставляют свои отметины: они порождают освобожденных существ с выжженными сердцами, которые помнят свои страдания; и эта память является еще одной вуалью для бесхитростного взгляда. Закон богов – это солнечный закон. И пожалуй, вся работа Шри Ауробиндо и Матери заключалась в том, чтобы принести в мир солнечный путь, на котором не будет необходимости в страданиях, боли и стихийных бедствиях для достижения прогресса.
Ученик сверхчеловека не верит в страдания, он верит в обогащение радостью, он верит в гармонию; он не верит в воспитание, он верит в силу Истины, которая есть в сердце всякой вещи и всякого существа, – он только помогает укрепиться этой истине, вмешиваясь как можно меньше. Он верит во власть этой истины. Он знает, что человек всегда неизбежно идет к своей цели, несмотря на то, что ему сказали или чему его научили – он лишь стремится устранить это «несмотря». Он орошает только этот маленький росток истины; и к тому же с осторожностью, ибо есть ростки, которые любят песок и камни. Но по крайней мере, в этом Городе – или, скорее, лаборатории будущего – ребенок родится в условиям менее удушающих. Ему не будут промывать мозги и подвергать внушениям, его не будут подстерегать на каждом углу кричащие афиши, разлагать телевидение, отравлять вульгарные фильмы, он не будет переполнен всеми вибрациями тревоги, страха, страстей и вожделения, которые его мать тщательно накопила в своем животе вместе с «развлекательным» чтением или деморализующими фильмами, домашними хлопотами и семейными дрязгами – поскольку все это записывается: малейшая вибрация, малейший шок, все свободно входит в эмбрион, остается и накапливается там.
Греки очень хорошо это знали, а также египтяне и индийцы, которые старались окружить мать исключительными условиями гармонии и красоты, чтобы дыхание богов проходило через каждый день и каждый вдох ребенка, и чтобы все было вдохновением истины. И когда мать и отец решали завести ребенка, они делали это как молитву, жертвоприношение, чтобы воплотились боги будущего. Достаточно искры стремления, пламени зова, вспышки света в сердце матери, чтобы ответил и низошел тот же самый свет, подобное пламя, подобная интенсивность жизни, – а если мы серы и скучны, мы призовем лишь серость и ничтожность миллионов безжизненных людей.
Ребенок этого Города родится с пламенем, он родится сознательно, добровольно, ему не нужно будет ломать накопленное тысячелетиями животное начало или бездны предрассудков; ему не будут говорить на каждом шагу, что он должен зарабатывать себе на жизнь, потому что никто не будет зарабатывать себе на жизнь в Городе Будущего – ни у кого не будет денег – жизнь будет посвящена служению Истине, каждый будет делать это согласно своим способностям и своему таланту, и там будут зарабатывать только радость; ему не будут повторять на все лады, что нужно и чего не нужно; ему лишь покажут мгновенную тоску без маленькой верной нотки; его не будут мучить идеями, что надо найти работу, добиться успеха, превзойти других, быть первым, а не последним в классе, потому что в городе Будущего никто не преуспевает и не проваливается, никто не «овладевает профессией» и не «ищет работу», никто не господствует над остальными: единственная работа – это следовать маленькой ясной ноте, которая все освещает, все делает для нас, всем управляет за нас, все воссоединяет в своей спокойной гармонии, и ведет к единственному успеху – быть в согласии с самим собой и целым; его не будут учить зависимости от учителя, книги или машины, а лишь полагаться на это маленькое пламя внутри, этот маленький радостный поток, который направляет наши шаги, приводит к открытию, заставляет нас случайно наткнуться на переживание и преподносит нам знание без усилий, играючи. Он научится культивировать силы своего тела, как другие сегодня культивируют силы, нажимая на кнопки машин; его способности не будут ограничиваться готовыми формами видения и понимания; в нем будет воспитываться видение, не имеющее ничего общего с глазами, осознание, идущее не из книг, мечты о других мирах, которые подготавливают завтрашний мир, прямая связь, мгновенная интуиция и тонкие чувства. И если в Городе Будущего еще будут пользоваться машинами, то это будут временные костыли, пока в нашем собственном сердце не отыщется источник чистой Власти, которая однажды преобразит эту материю, как мы преображаем чистый белый лист бумаги в чудесный луг с помощью карандаша. Его научат Взгляду, истинному Взгляду, который может, который творит; взгляду, который меняет все; его научат использовать собственные силы и верить в свою силу истины, а также тому, что чем ты чище и светлее, чем в большей гармонии с Законом, тем больше материя подчиняется Истине. И вместо того, чтобы входить в тюрьму, ребенок войдет в открытый мир, где все возможно – и все действительно возможно, ибо нет другой невозможности, кроме той, в которую мы верим. И наконец, ребенок будет расти в атмосфере природного единства, свободного от «ты», «мне», «мое», «твое», где его не будут учить на каждом шагу устанавливать экраны и умственные барьеры, а научат его сознательно быть тем, чем он уже был с начала времен, но подсознательно; расширять себя во все, что живет, чувствовать во всем, что чувствует, постигать через единое более полное дыхание, через молчание, которое несет в себе все, узнавать повсюду то же самое маленькое пламя, любить во всем тот же самый маленький поток и быть повсюду «я», под тысячами лиц, в тысячах маленьких мелодий, которые являются единой музыкой.
Тогда не будет больше границ внутри или снаружи, больше не будет «я хочу», «я беру», больше не будет недостатка или отсутствия, одинокого замкнутого «я», «против» и «за», зла или добра: будет наивысшая Гармония в тысячах тел, дергающая свою струну в том или в другом, в том обстоятельстве и в этом несчастном случае, в том или ином жесте, объединяющая все в едином движении, каждая секунда которого – совершенна, каждый жест – истинный, каждое слово – точно, каждая мысль – правильна, каждая строка – ритмична, каждое сердце в унисон; и Истина вылепит материю в соответствии со своим правильным видением. И этот маленький город без границ будет излучать свою простую силу истины, привлекая то, что должно быть привлечено, отбрасывая то, что должно быть отброшено, просто за счет своей собственной силы концентрации, касаясь той или другой точки Вселенной, души здесь, души там, отвечая на тысячи невидимых зовов, постоянно испуская свою высокую чистую ноту, которая прояснит мир и облегчит сердца даже без их ведома.
Такова Истина, она столь проста, что ее никто не видит, столь легка, что она растекается по миру в один миг, развязывает узлы, пересекает границы и по малейшему зову изливает свою чудесную Возможность среди всех невозможностей.
13. А ЗАТЕМ?
У нас нет силы, потому что мы не имеем тотального видения. И если бы каким-то чудом нам была дана сила, – любая сила, на любом уровне – мы тут же превратили бы ее в очаровательную тюрьму в соответствии с нашими мелкими идеями и нашим понятием о добре, куда бы мы заключили всю нашу семью и, если возможно, весь мир. А что мы знаем о благе мира? Что мы знаем даже о нашем собственном благе, мы, которые сегодня сокрушаемся по поводу маленьких бед, чтобы завтра понять, что они привели за собой еще большее благо? Вот уже две тысячи и более лет мы улучшаем наши системы, которые, к счастью, рушатся одна за другой. Даже мудрый Платон изгнал поэтов из своей Республики, как, может быть, сегодня мы изгоняем этих экстравагантных бездельников, бродящих по миру и слепо стучащих в двери будущего. Мы жалуемся на свои неспособности (лечить, помогать, ухаживать, спасать), но они в точности соответствуют нашей способности видеть – и наиболее одаренными в этом плане являются вовсе не филантропы. Мы постоянно наталкиваемся на одну и ту же ошибку: мы хотим изменить мир, не изменившись сами.
Сверхчеловек потерял свое маленькое «я», свои мелкие идеи семьи и родины, добра и зла – на самом деле у него больше нет идей, или он имеет их все, и именно в ту минуту, когда это необходимо. И когда они приходят, они осуществляются очень просто, потому что это их час и их миг. Идеи и чувства для него – это просто необходимый перевод движения силы – воля-идея или сила-идея – которые выражают себя то жестом, то действием или планом, то стихотворением, то архитектурой или кантатой. Но это одна и та же Сила на разных языках – художественном или музыкальном, материальном или экономическом. Сверхчеловек настроен на этот Ритм, и он переводит его в соответствии со своим талантом и своей нишей, занимаемой в Целом. Он – переводчик этого Ритма.
Здесь каждая мысль, каждое чувство – это действие,
А каждое действие – символ и знак,
А каждый символ скрывает живую власть[9].
Но когда ничто его не побуждает, он абсолютно недвижим и спокоен, как лотос в пруду, пьющий солнечный свет, без дрожи, без ряби, без малейшего следа «я хочу» – он хочет то, что хочет. А в остальном он просто ярко пылает на солнце, одаряя медом тех, кто хочет (или не хочет, потому что он светит для всех). Это в высшей степени простое состояние, простота Истины. И это мгновенная эффективность Истины без экранов. Но его спокойное молчание – это не бездействие – ничто в мире не бездеятельно, «даже инерция камня, даже молчание Будды на берегу Нирваны»[10]. Он не выделяется среди других ни экстатическими медитациями на троне, украшенном гирляндами, ни белой бородой, ни незапятнанными одеждами: он занимается тысячью пустяков, и никто не знает о нем. Он не делает ничего особенного, по чему его можно было бы распознать – его, кто распознает все; и эти пустяки являются бесконечно малым рычагом, которым он воздействует на все подобные субстанции мира, ибо границ не существует нигде, кроме как в наших головах и наших маленьких плененных телах – жизнь простирается до бесконечности, и крик этой птицы отвечает крику той птицы, и эта печаль тысячам других печалей. Вся его жизнь – это медитация.
«Его безмолвие рождает голос мира»[11].
Эти жесты – символы великого Ритуала, который охватывает звезды и движения толпы с этим молодым ростком акации и этой встречей на краю дороги.
Он также может оказаться во главе революции или совершить вдохновляющий и яркий поступок, если таковым будет течение Истины в нем. Он неуловим, неуловим, как сама Истина; он забавляется, когда у него серьезный вид, и улыбается, склоняясь над ничтожностью мира, потому что он слушает невидимые зовы и без устали работает, чтобы излить Ритм на раны Земли. Он не совершает чудес, которые блеснут на миг, как солома в огне, а потом снова оставляют Землю в ее мраке; он не жонглирует оккультными силами, которые на миг переворачивают законы материи, а потом отпускают ее, и она снова падает в свою старую рутину боли; ему не нужно ни обращать людей, ни проповедовать нациям, ибо он слишком хорошо знает, что людей можно обратить не идеями, не словами, не сенсационными демонстрациями, а только путем изменения внутренней плотности, создающей внезапное крошечное дыхание легкости и солнечного света во тьме – он сеет в мире другой закон, он открывает окно другому Солнцу, он меняет плотность сердец спокойным течением своего луча. Он не бьет и не ломает, не приговаривает и не судит: он пытается освободить ту же самую частичку Истины, содержащуюся в каждом существе, в каждой вещи, в каждом событии, и обратить каждого в веру его собственным Солнцем.
Его сила – это сила от истины к истине, от материи к материи, и его видение охватывает все, потому что он нашел маленькую точку внутри, которая содержит все точки и все существа, и все страны; в прохожем нищем, в этом облаке с розовым отливом, в этом минутном происшествии, в этом пустяке, который задел его дом или в этом растущем молодом побеге он видит всю землю и эти миллионы почек, растущих к родственной им Истине, и точную позицию мира в замечании прохожего или в случайном спотыкании. Все является полем его деятельности: через ничтожно малое он действует на все. В самом мельчайшем он разгадывает все. Он своим собственным телом прикасается ко всему миру, от одного его конца до другого.
Но работа еще не закончена. Эволюция еще не достигла вершины, она даже еще не вступила в свою солнечную Истину. И если бы работа должна была остановиться здесь, мы коснулись бы лишь вершины человека, произвели бы сверхчеловека, но не существо будущего. Наше сознание расширяется, наши ощущения становятся непосредственными, наши чувства – утонченными, наши действия и движения – точными, наши дела – совершенными, наши мысли – справедливыми, наши желания – правильными, наша радость – неизменной, но это все еще пребывает в животном теле, стареющем, ненадежном, разлагающемся до срока, которое ежесекундно угрожает нашему лучезарному равновесию и как малая песчинка, тормозит функционирование нашего истинного сознания – и что же тогда это за Истина, если она настолько хрупка? Истина, она или есть, – и тогда она бессмертна, бесконечна, неуязвима – или ее нет. Она легка, лучезарна, неподкупна, и ей невозможно запретить быть всем тем, чем она является, так же, как манговому дереву не запретишь быть самим собой, всеми своими цветами и каждым из его золотистых плодов. Истина не остановится на таких ограниченных достижениях и не успокоится до тех пор, пока вся Земля полностью и каждое из существ не станут подобными ей, поскольку в действительности вся земля и все существа являются ее собственным семенем. Сверхчеловек также является «переходным существом». Он является предшественником другого существа на земле, которое так же отличается от человека, как человек от обезьяны, а может быть, даже и больше, ибо человек по-прежнему состоит из той же субстанции, что и обезьяна, в то время, как новое существо будет из другой субстанции – легкой, лучезарной и бессмертной, как сама Истина. Сверхчеловек – «вырабатыватель» супраментального существа, объявленного Шри Ауробиндо, и его субстанция является скромной лабораторией рискованного приключения.
Клетки нашего тела должны выдержать пламя Бессмертия.
Иначе дух в одиночестве достигнет своего источника,
Оставив мир наполовину спасенным от его смутного рока.[12]
Речь не идет о том, чтобы создать разум, наделенный чудотворными и лучезарными силами, наложить на тело закон, превосходящий его собственный, или даже подтянуть физическую субстанцию к ее высшей степени утончения, а о том, чтобы «создать новую физическую природу»[13], однако на основе этого же тела, этого жалкого, хрупкого тела, поскольку именно оно является нашей базой, нашим эволюционным инструментом. Новое существо не свалится с неба в готовом виде: его надо сделать! Мы должны найти в нашей субстанции ключ к ее собственному преображению, мы должны найти секрет всех секретов в бесконечно малом, в крохотной клетке. Именно в нашем теле должно осуществиться это превращение, этот трудный переход. И может быть, если мы постигнем этот Секрет, мы получим божественный ключ к материи, ключ к долгому земному странствию и властному радостному взгляду, который однажды отправил нас в наше путешествие. Мы должны постучать в двери смерти и высвободить ее могущественный Секрет, потому что там тоже скрывается Истина, поскольку все, что есть – Истина. Мы должны вскрыть скалу Бессознательного и найти первичную базу, солнечную основу, на которой покоится все существующее. Мы должны коснуться камня на самом дне, чтобы коснуться высшего Солнца. В одной клетке нашего тела кроется тайна всех галактик и всех земель. В одной ничтожно малой точке содержится все и навсегда – верховная Сила с вечно сияющей Истиной и наивысшая тьма с вечной смертью (или таинственное нечто, что кажется таковым), связанные друг с другом опасным объятием, отягощенным непостижимой Возможностью. Другая тайна зовет нас.
Голос поднялся, такой нежный и такой страшный,
Охватывая сердце любовью и болью,
Как если бы весь ад был слит со всеми небесами
В одну-единственную смешанную ноту.
Родившись из бездонной пропасти, чтобы витать в наивысших высотах,
Она несет в себе всю грусть, которую разделяют души созданий,
И внушает всю силу экстаза,
Который могут вместить только боги.[14]
Именно нам предстоит распутать этот узел, эту смертельную смесь, нам предстоит найти ключ и испытать верховное Приключение.
Спуск еще не завершен.
14. ПОБЕДА НАД СМЕРТЬЮ
Искатель шаг за шагом прошел через весь процесс демеханизации: постепенно он развязал, прояснил различные уровни путаницы, которая мешала потоку Гармонии; он вышел из ментального и витального механизма и до определенной степени из механизма подсознательного; серый Эльф еще там, но как тень на киноэкране, как болезненное воспоминание, которое все не проходит, как старая, но все еще не зажившая рана; но это уже не имеет влияние ни на что в его существе, кроме этой тени, которая разлагает его радость, оставляет в глубинах унылое недомогание и я не знаю что, нечто неизлеченное, что-то вроде рыскающей Угрозы без лица и имени – это все еще здесь, как память о катастрофе, которая может вызвать катастрофу в любой момент, как если бы в действительности все было невероятно зыбко, и что достаточно одной секунды забвения, чтобы все пошатнулось и вернулось в прежнее смертное состояние. Остается точка, опасная точка, и пока эта точка не покорена, ничто не покорено, ничто не является окончательно надежным.
Этот момент опрокидывания на другую сторону, на смертную и болезненную сторону, тревожную и угрожающую (это угроза, угроза всему, мгновенное свинцовое покрывало, старая вещь без имени, которая сжимает горло, как если бы за секунду – маленькую удушающую секунду – тысячелетия ночи, страданий и позора ворвались в окружение, и все вдруг стало похоже на блестящую декорацию, наклеенную на эту черную, мрачную, нетронутую плотность – которая хватает и увлекает вас в свое разрушительное головокружение), это сумрачное опрокидывание, неизвестно чем вызываемое, – оно обрушивается внезапно и без причины, отнимает у вас все ваши солнца и оставляет вас голыми, как в первобытные времена, перед старым Врагом, возможно, первым врагом человека и всей жизни на земле: невыразимая тайна, которая захватывает вас в свои объятия, страшное вертикальное падение как будто с легким оттенком любви и великого Страха. Неизвестно, что его вызывает, – очевидно, что нет никакой ошибки, никакого снижения напряжения, никакого ложного движения в сознании, которые открыли бы это забытое подземелье – но оно зияет. На самом деле, что-то забыто; и пока это забытое не вспомнится, великая золотая Память Истины не сможет заставить свое Солнце засверкать во всем нашем существе. И возможно, что этот Враг, эта тень является замаскированным Возлюбленным, который влечет нас к наивысшему поиску, к последнему открытию. Мы все время ведомы; безошибочная Рука прорисовывает свои изгибы, чтобы привести нас прямо через тысячи извилистых путей к своей счастливой тотальности.
Неизбежный верховный результат,
Который не может ни изменить, ни устранить
никакая сила и никакая судьба,
Корона сознательного бессмертия,
Божественность, обещанная нашим борющимся душам,
Когда первое человеческое сердце
Отважилось на смерть и жизнь в страдании.[15]
Следовательно, искатель предпринимает этот спуск не в результате самовольного болезненного решения – уже давно он перестал хотеть чего-либо, он лишь подчиняется маленькому ритму, потоку, который растет в нем и склоняет его туда или сюда в зависимости от того, куда этот поток давит. Спуск осуществляется постепенно, почти без его ведома, но он сопровождается рядом явлений, которые становятся все более и более ясными и которые отмечают «психологические условия» спуска, если можно так сказать. Это три вида психологических условий. Есть этот маленький «поток», о котором мы так часто говорили, есть «ритм» и есть этот «огонь» в существе, – они открывают двери нового мира. Можно подумать, что речь идет о поэтической фикции, об образе, рассчитанном на воображение детей, но ничего подобного – весь мир становится настоящей поэмой, это проясняющийся образ и ритм, охватывающий все тело. И постепенно Ребенок начинает смотреть на мир глазами Истины, он обнаруживает прекрасный Лик, который всегда был здесь, он слышит Ритм и, настроенный на этот Ритм, он входит в бессмертие, из которого на самом деле он никогда не выходил. Этот поток действительно растет, этот ритм становится чище, этот огонь усиливается по мере того, как проясняются первые ментальный и витальный уровни. Фактически, это уже не просто «поток», но что-то вроде постоянного течения, опускающаяся масса, охватывающая сначала вершину черепа и затылок, потом грудь, сердце, солнечное сплетение, живот, половые органы, ноги и который, кажется, спускается даже под ноги, как если бы там было продолжение существа, весь путь вниз, бездна существования. И чем дальше этот поток спускается, тем он становится теплее, компактнее, плотнее – почти твердым: он ощущается как неподвижный водопад.
Спуск пропорционален степени нашей просветленности и мощности погружения Силы, которая возрастает по мере нашего очищения. Никакой механизм, ни ментальный, ни психоаналитический, не способны погрузиться в эти слои. Это действие непреодолимой силы, которая может даже иногда согнуть вас вдвое и как будто расплющить под своим давлением, и в то же время, по мере роста могущества растет и устойчивость, как если бы, в конечном счете, в конце нисхождения была бы масса недвижной энергии – вибрирующей столь интенсивно, столь быстро, столь молниеносно, что она кажется неподвижной, отвердевшей, однако непостижимо движущейся на месте: «горячая золотая пыль» – по выражению Матери. Это то, что Шри Ауробиндо назвал супраментальной Силой. Может показаться, что она становится «супраментальной» или обретает супраментальные качества по мере того, как спускается в материю (то есть, по мере того, как мы соглашаемся позволить ей пройти, и по мере того, как падает наше сопротивление под ее давлением, и она победоносно проникает во все, вплоть до самого низа). Мы говорим «супраментальная», но это слово ничего не объясняет, как и все остальные слова: есть только одна Сила, так же, как есть только одна луна, которая мало-помалу становится полной для наших глаз; но луна всегда была полная, а Сила всегда одна и та же: это наше восприятие меняется и создает ощущение, что Она была чем-то иным, чем была всегда. Именно этот «поток» спонтанно, автоматически, без изъявления какой-либо воли и решения с нашей стороны (все наши «воли» лишь добавляют путаницы) осуществляет спуск, устраняет препятствия, выявляет фальшь своим неустанным прожектором, разоблачает серого Эльфа, высвечивает все наши подвалы, убирает, расчищает и вносит бесконечность на каждый уровень и в каждую трещину, – и не сдается, не останавливается ни на секунду, пока все, вплоть до малейших деталей, мельчайших движений, не будет восстановлено в своей первоначальной радости, своей бесконечности, своем свете, своем чистом видении, своей правильной воле и божественном согласии. Это Сила йоги, это Сознание-Сила, о которой говорил Шри Ауробиндо. Именно она выковывает сверхчеловека, и именно она будет выковывать супраментальное существо, и в этом самоотречении она выкует саму себя.
Твой Золотой Свет спустился в мой мозг,
И серые комнаты ума, затронутые солнечным светом,
Стали лучезарным ответом оккультному плану Мудрости...
Твой Золотой Свет спустился в мое горло,
И все речи мои отныне стали божественной песней...
Слова мои опьянены Бессмертия вином.
Твой золотой Свет спустился в мое сердце,
Сражая вечностью твоею жизнь мою...
Твой золотой Свет спустился в мои ноги,
Моя земля отныне твоя игровая площадка и твое основание.[16]
Тогда появляется этот «огонь». И это также не миф: «Его пылающая масса видима, – говорит Веда. – Агни (Огонь) восхитителен, велик телом, широк светом»[17]. Но вначале это тело является лишь маленькой искоркой; его пылающая масса, его мерцающее пламя лишь иногда вспыхивает, но часто гаснет, и его нужно зажигать вновь и вновь. Этот крошечный крик от удушья в ночи мира, безымянная потребность, что идет рядом с нами, поднимается и опускается по нашим извилинам, неотступно следует за нами, как память о чем-то ином, как золотое воспоминание в серости дней, как жажда воздуха, потребность пространства, потребность любви, потребность быть истинным. И этот крик, этот огонь разрастается:
«Человек – это узенький мост, это растущий зов»[18].
Сначала это просто маленькое пламя в разуме, что-то, что стремится найти большее вдохновение, более глубокую истину, более чистое знание; пламя, которое парит, парит, которое хотело бы охотно оборвать все тяготы мира, все преграды, привязанности, всю земную неразбериху; которое парит, и иногда всплывает, чистое и обостренное, на вершинах белого света, где все навсегда известно и истинно – пока Земля тем временем остается во лжи; жизнь и тело остаются в мрачном противоборстве и умирают, и разлагаются. И тогда это маленькое белое пламя начинает загораться в сердце: оно хочет любить, лечить, спасать, и оно движется ощупью туда, сюда, помогает ближнему, спасает, отдает себя и поет песнь, которая хотела бы охватить все, содержать все, принимать всю жизнь в свое сердце. Это пламя уже более теплое и плотное, но его минутное свечение – как бледный хрупкий светлячок в мрачном океане жизни, и ежесекундно оно мигает, тонет, исчезает в волнах, в волнах нашего собственного мрака – ничего не меняется, и жизнь продолжает свой круговорот. И тогда искатель решается ввести этот огонь, эту пылающую истину в каждый миг и в каждое движение, в свой сон и в свое бодрствование, в свое добро и в свое зло, во всю свою жизнь, чтобы все было очищено, охвачено этим пламенем, чтобы наконец родилось что-то ДРУГОЕ, более истинная жизнь, более истинное существо. Он становится на путь сверхчеловека. А огонь продолжает расти. Он спускается и спускается по всем этажам существа, углубляется в пещеры подсознания, выгоняет серого Эльфа, выгоняет внутреннее убожество и горит все более и более продолжительно, мощно, как будто раздуваемый смутным давлением. Это уже почти тело, подобное нашему, но ярко-красного цвета, уже почти золотого. Но оно все еще зыбко и неустойчиво, у него нет прочного фундамента, постоянной базы. И тогда искатель решает ввести этот огонь в свою субстанцию и в свое тело, он хочет, чтобы его материя отражала Истину, воплощала Истину, он хочет излучать ее как снаружи, так и внутри – он становится на путь супраментального существа.
Поскольку в действительности это разрастающееся огненное «Я», это пылающее тело, которое становится все более и более похожим на наш божественный прототип, на нашего светового брата в высотах, который, кажется, переполняет нас со всех сторон и излучает вокруг уже оранжевую вибрацию – это и есть то самое тело, которое сформирует супраментальное существо. Это будущая земная субстанция, которая «тверже алмаза и текучее газа»[19], как говорил Шри Ауробиндо. Это духовная конденсация великой Энергии перед тем, как она превратится в материю.
Но как вызвать этот огонь в материи, как осуществить переход или трансформацию этого мрачного и смертного тела в это пылающее и бессмертное? Эксперимент в процессе, трудно что-либо говорить о нем; на самом деле, мы не сможем узнать, как это сделать, до тех пор, пока это не будет сделано. Никто не знает этой страны и пути к ней, так как никто еще не ходил туда, никто еще не создал супраментального тела! Но это произойдет, и это так же неизбежно, как появления человека, обезьяны и многоножки, сотворенных великим золотым Посевом мира. Для Земли это последнее приключение, а может быть, первое из более великолепной серии приключений новой истинной Земли. Мы не знаем секрета, мы лишь знаем, в каком направлении идти; хотя, возможно, знать направление – это уже знать и секрет, потому что он разворачивается под нашими ногами и куется в пути.
Таким образом, мы можем по крайней мере дать указание, простенькое указание, ибо секреты, как обычно, просты. Огонь образуется частичками сознания, которые мы вводим в бессознательное. Если смотреть «сверху», то кажется, что это «бессознательное» оказывает сопротивление и разогревается от трения нового сознания, которое пытается войти: именно этот бесплодный автоматический жест доставляет неприятности, когда требуется повернуть его привычную колею иначе, с другим побуждением, и нужно тысячу раз исправлять старый изгиб, настаивать и упорствовать до тех пор, пока маленькое пламя сознания не появится там, на месте мрачной рутины; если же смотреть снизу, то это бессознательное, которое задыхается и зовет, стучится и ищет. И оба взгляда истинны. Это внутренняя память, которая зовет золотой луч, это великое вечное Солнце, которое порождает этот призыв к солнечному свету. Процесс, великий Процесс, очень прост: нужно мало-помалу зажигать этот маленький огонь, вносить луч в каждое действие, каждое движение, каждый вздох, каждую телесную функцию. Вместо того, чтобы делать все механически, автоматически, обычным способом, нужно помнить об Истине во всем этом, жаждать Истины во всем этом, вливать Истину во все это. И мы сталкиваемся с сопротивлением, с забвением, с беспорядком; механизм бастует, заболевает, отказывается следовать солнечным путем. И мы должны начинать сначала тысячи и тысячи раз, пункт за пунктом, жест за жестом, функция за функцией. Нужно вспоминать снова и снова.
И тогда вдруг, в одной маленькой точке тела, в этом легком проходящем дуновении, есть что-то, что больше не вибрирует по-старому, что больше не вращается как обычно; наше дыхание внезапно начинает следовать другому ритму, становится широким и солнечным и как будто переполняется радостью, глотком воздуха, дотоле незнакомого, какого мы никогда еще не пробовали, который все освежает, все лечит, и как будто даже питает, как если бы мы впивали нектар бессмертия. Потом все снова возвращается в прежнюю колею.
И нужно все начинать сначала, в одной точке, в другой, ежесекундно – жизнь становится наполненной крайней озабоченностью, интенсивным поглощением. Крошечная секундная победа устремляет нас к другому открытию, к другой победе. И мы начинаем работать в каждом закоулке, в каждом движении; мы хотим, чтобы все было наполнено истиной и этим Солнцем, которое меняет все, которое придает всему другой вкус, другой ритм, другую полноту. И тогда тело само начинает просыпаться, начинает хотеть правды, Солнца, оно начинает зажигать огонь стремления тут и там, у него появляется стремление не забывать; а когда оно забывает эту маленькую новую вибрацию, оно сразу начинает задыхаться, как если бы оно вновь находилось на грани смерти.
Это простой, бесконечный, вечный процесс: каждый жест, каждое действие, выполненное с частичкой сознания, сгущает это сознание, этот крошечный огонь в существе, вокруг этого жеста и действия и постепенно трансформирует их. Это вливание сознания, микроскопическое, методичное, неисчислимое вливание огня, до тех пор, пока сама материя под этим давлением сознания не пробудится к потребности этого сознания, как семя пробуждается к потребности солнца. И тогда все одновременно, неизбежно, неотвратимо начинает прорастать под этим золотым притяжением. Мало-помалу огонь разгорается, вибрация разливается, нота распространяется, клетки отвечают Импульсу: тело входит в новое функционирование, истинное сознательное функционирование.
Достоинством тела является его упрямое постоянство: если оно хоть раз что-то усвоило, оно больше никогда этого не забудет – и оно повторяет это световое функционирование двадцать четыре часа в сутки, днем и ночью, с тем же самым упорством, с каким оно повторяло свои болезни, страхи, слабости и все свое темное, тысячелетнее, животное функционирование.
Таким образом, эта телесная «демеханизация» напоминает демеханизацию более высших сфер – ментальной и витальной, но вместо заполнения пустоты ментального бессознательного между тем и другим фонарным столбом от одного конца улицы до другого, мы должны заполнять пустоту телесного бессознательного между одним вздохом и другим, одним движением и другим, от одного конца тела до другого. Вместо ментального механизма, взбалтывающего тысячи бесполезных мыслей, мы сталкиваемся с телесным механизмом, который выделяет тысячи невидимых страхов, опасений, болезненных воспоминаний и вращается в кругу своих старых темных каналов. И каждое «напоминание», каждый миг остановки механизма, призванный направить сознательный взгляд на это мрачное раскручивание, создает, сгущает свою маленькую капельку света, свой маленький миг бытия, свой маленький огонек, который добавляется к другой капельке, а та к следующей, и в итоге создает в этих каналах другой поток, другой ритм, другую песню, телесный жар, ощущаемый как иное тело в теле, нечто вроде светового двойника, который становится поддержкой, «водителем» старого непросветленного тела. Именно этот световой двойник в конечном итоге заменит (?) или изменит его. Это будущее земное тело. Это «Сын тела», о котором говорили ведические Риши.
Одним словом, речь идет о том, чтобы заменить автоматическую «программу», введенную в наши клетки, и весь этот неумолимый рибонуклеиновый код, который выделяет и выделяет свои маленькие сигналы бедствия и свои требования желез, сознательной «программой», призывом света, солнечным кодом во всем этом стуке клапанов, поршней и бродячих ферментов, которые может быть и восполняют наши слабости и затыкают дыры нашей неспособности напрямую впитывать великий поток укрепляющей Гармонии, но в итоге заточают и запирают нас в темницу микроскопической энергии, которая быстро иссякает и разлагается.
Должна быть изобретена новая духовная культура тела.
Это изменение телесной клеточной программы, как и изменения других программ – ментальной, витальной, подсознательной – страшно нарушает прежнее равновесие тела, поскольку первая работа Истины всегда заключается в том, чтобы посеять хаос, то есть выгнать на свет ложь, направить свой прожектор и разоблачить всех мелких крыс, которые прижились в складках тела, тысячу и один вибрион смерти. И если фальшивые мысли, фальшивые импульсы являются ложью ментала и сердца, то болезни являются ложью тела, и смерть – главная из них. Но, как всегда, выясняется, что наша ложь – не столько врожденная ошибка или врожденная фальшь, сколько сопротивление высшему порядку. Это сопротивление является защитой жизни – и ее похоронами. Мы все время смотрим на болезни, как на борьбу против вредного, болезнетворного возбудителя, но это, может быть, прежде всего поверхностный признак борьбы против истины и отказ от истины, который непроизвольно, автоматически вызывает смерть.
Искатель прежде всего окажется во власти телесной фальши: болезни и смерть станут полем его каждодневной, а может быть даже ежечасной и ежеминутной, битвы – молниеносные болезни и молниеносные смерти – чтобы научиться ремеслу Истины и коду бессмертия в этой смертности.
Но «смерть» – это слово обозначает что-то, что не существует. Умирают не больше, чем когда переходят из одной комнаты в другую или когда меняют одежду, или когда выходят из тела.
На самом деле смерть не «с другой стороны», она здесь, она постоянно здесь, она перемешана с жизнью, мы повсюду с ней гуляем, и иногда она становится смертью. Именно это «иногда», этот момент или это более полное движение смерти в нас и нужно поймать в ловушку. Смерть не является «другим состоянием», это несчастный случай, который внезапно превращает нас во что-то другое: она соединена с самой жизнью, это ее основание, ее темный фундамент, и если бы мы смогли распутать ее туго переплетенные нити, эту смерть в жизни, это «я» смерти, которое тихо бьется в нас и день за днем, час за часом и ежеминутно пытается устранить наше истинное «Я», мы бы завладели ключом продления жизни по желанию. Умирают только от недостатка Истины. Это единственный недостаток в мире. Если бы мы были полностью истинными, мы были бы полностью бессмертными. Смерть – это распад лжи, поскольку ложь является загнивающей субстанцией, и мы будет умирать до тех пор, пока не станем истинными с ног до головы и в каждой клетке нашего тела.
Короче говоря, смерть – страж Истины, темный ангел на пороге бессмертия, который разрушает все нечистое, неспособное перейти в Истину. Мы уже пересекли порог в нашем очищенном уме; мы, возможно, пересекли его в нашем сердце и чувствах, – нужно пересечь его в нашем теле. Истинное «Я» должно полностью заменить смертное «я». Процесс бессмертия осуществляется сверху вниз, вначале в ментале, потом в сердце и чувствах, потом в теле; но наивысшее сопротивление – это наивысшая победа.
Это действительно сопротивление. Смерть – это сопротивление закону Истины, новому потоку Гармонии. В самых своих глубинах мы созданы на «скале Бессознательного», о которой говорили ведические риши, на той самой скале, которая, может быть, является первым моментом, когда великая Энергия затвердела, обратилась в материю, погрузилась в темное уплотнение самой себя, «затонула» в инертной неподвижности своего торжествующего потока, потеряла себя в черном, недвижном экстазе, который был как будто противоположностью ее солнечного экстаза на вершинах. Тот, кто имел опыт нисхождения в материальное Бессознательное, знают, что образ ведических риши – это не воображение, а весьма грозная реальность, через которую нужно пройти. Это действительно скала – огромная и, как кажется, бездонная – обрыв в базальтовую пропасть, которую даже нельзя назвать черной, поскольку там, внутри нет ни искры черноты, ни одного проблеска, который позволил бы назвать это черным, – эта чернота абсолютная, без единого дыхания, без единой вибрации чего-либо: мгновенное удушье, смертельная духота. Мир полностью неподвижный, полностью замкнутый и как бы задушенный сам собой, без звука, без движения, без отголосков чего-либо.
Полный вакуум и одновременно как будто черное, удушающее существование, нечто, что есть, несмотря ни на что, – но как плотность абсолютного отрицания, чудовищный отказ, который воздвигает свои базальтовые стены и погружается, погружается, как пропасть в пропасти, как смерть в смерти. Спуститься туда – это как будто по-настоящему умереть. Это смерть. Это Бессознательное. Там БЫТЬ невозможно, там нельзя находиться, это как будто вершина непереносимости всего, что движется и дышит, всего, что носит в себе частичку света, дающего возможность жить. Это не движется. Это не дышит. Это НЕТ. Грандиозное НЕТ всему и во всем, которое поглощает или выбрасывает вас.., или вынуждает вас призывать свет, который сильнее этой Тьмы.
И есть только один свет, который сильнее, чем эта удушливая толща Черноты: наивысший Свет, великое Солнце Истины. Вот почему в Упанишадах сказано, что Яма, бог смерти, является сыном Солнца[20].
Наивысшее Солнце находится в глубине наивысшей темноты.
«Смерть» – это переход к бессмертию, страж Великого тотального Солнца, последнее принуждение к интегральной Истине. В этот момент все то, что неспособно призвать Свет, все неочищенные фрагменты существа немедленно схватываются этим НЕТ, растворяются в нем, застывают в ее черном экстазе, потому что они сами являются маленькой искрой этого «НЕТ», маленьким отказом этого великого Отказа, маленьким осколком этой чудовищной Скалы.
И в результате мы получаем ключ ко всему, что создает смерть в жизни – наши бесчисленные маленькие смерти каждую минуту. И мы понимаем, что это тело, такое хрупкое и ничтожное маленькое тело, которое другие отбрасывают, как старую тряпку или как помеху к наивысшим радостям освобожденного Духа, на самом деле место наивысшего завоевания и наивысшего освобождения, и что именно на Земле и именно в нашем теле ежеминутно вытесывается рай Солнца Истины, и вытесывается нашим принятием света или нашим отказом от него, нашим выбором в каждую минуту между нашим световым «Я» и нашим смертным «я».
Супраментальное существо – это существо, навсегда освобожденное от смерти, и через его освобождение освободится и вся Земля, подгоняемая к своему всевышнему Солнцу своей всевышней тьмой.
15. ТРАНСФОРМИРОВАННОЕ СУЩЕСТВО
Таким образом, искатель интегральной истины является по сути бойцом со смертью, но именно этим он и занимался все это время, с тех пор, как он остановился на минуту на бульваре, чтобы пронзить насквозь призывным криком этот мрачный напор механизма. Он боролся против лжи бессознательного в своем ментале, в своем сердце, в своей жизни и в каждом жесте, в своем подсознательном; и теперь ложь показывает свое подлинное лицо: это была смерть, которая разгуливала по бульварам разума, в глубинах сердца, в пещерах серого Эльфа, смерть, которая тайно призывала разлагающиеся мысли, вторжения мрачных желаний, тиски «эго»; но позади этой неустанной погони за жаждой и обладанием, позади тысяч вопросов ментала, тысяч алчных жестов были как будто две смертельные руки, которые хотели сомкнуться навсегда и вдавить в наконец затихшее сердце великое утоление «ничем», без желания, без дыхания, без какого-либо напряжения страдания. Серый Эльф обрел свое каменное лицо, ментальное «эго» положило последний кирпич своей неприступной крепости: наши блистательные совершенства – это совершенства смерти; однажды, когда заточение будет полным, они покажутся во всем обличии – выйдет та смерть, что внутри и наложится на смерть снаружи, в точности, как мы ее и выстраивали жест за жестом. Мы не переходим на другую сторону: мы всегда находились со стороны смерти. Но для бойца за Истину игра становится ясной – по десять, по сто раз в день он ловит себя на том, что переходит на сторону смерти; он пересекает черту снова и снова, незаметно соскальзывает в ложь в крошечных пустяках, в которых она притаилась, ходит взад-вперед между жизнью и смертью в артериях своего тела; он изучает механизм перехода; он распутывает смертельную смесь.
Я покинул поверхностных богов ментала
И неудовлетворенные моря жизни
И погрузился сквозь слепые аллеи тела
К подземным тайнам[21].
Это долгая, монументальная работа, где каждая победа превращается в поражение, каждое поражение становится более всеобъемлющей победой. И нам надо вновь и вновь начинать в разных точках до бесконечности.
И нам кажется, что мы слышим волнующий голос Шри Ауробиндо в конце длительного путешествия, его уверенный неукротимый возглас, который звучит через хрупкие стены смерти:
Я вышел на свиданье с Ночью...
Я пересек тусклую слепую ширь и пристал
К серому берегу, где катятся ее невежественные воды
Я иду по ледяной волне, по густой тине,
И все это время утомительное путешествие не знает конца,
Блистательное Божество потерялось за пределами Времени,
Не доходит голос небесного Друга,
И все же я знаю, что следы моих шагов
Будут тропинкой к Бессмертию.[22]
Но это все еще отрицательный подход к вещам, поскольку путешественник солнечного пути не ищет ни ада, ни Ночи, ни крошечных смертей-вспышек, хотя они временами все же случаются с ним в крике удушья. Он стремится всегда оставаться в великом потоке Гармонии, Света и Истины во всем, что он делает, в каждой функции, каждом вздохе, в каждом биении сердца: он скрупулезный колонизатор Света, он проталкивает его в каждую трещину и каждый закоулок тела, во сне и наяву, в каждое действие, в каждое движение, в каждую темную аллею тела, как в прошлом он это делал на шумных бульварах внешнего; и он отвоевывает пространство шаг за шагом, одну клетку тела за другой. Он зажигает огонь потребности – потребности истины, потребности пространства в каждой из своих бесконечно малых крепостей и все дальше и дальше отодвигает линию бессознательного. На него наваливаются болезни, силы его уходят[23], смерть ухмыляется на мгновение, но это уже даже не ловушка, не падение, потому что его глаза широко открыты, и он видит, что надежная Рука ведет его в эту бездну, чтобы и в ней зажечь огонь истины, крик Зова, нужду в пространстве и бесконечности – и в ту секунду, когда вырывается истинный крик, все рассеивается – болезнь, смерть, все исчезает в один миг, как нереальный сон. Он постигает нереальность смерти – это наивысшая нереальность, она рушится в мгновение ока от одного маленького истинного вздоха. Но если мы верим в нее, то это мгновенная смерть – неумолимый базальтовый поток, поглощающий вас в своем ничто, которое действительно ничто; это не существует, детский крик играючи пронзает его насквозь! Есть только одна реальность, это бессмертная Истина, это вечное Солнце, великий нежный поток, который движет мирами и телами, – если мы захотим поверить в Него, позволить Ему нести нас, если мы встанем на солнечный путь. Это единственная реальность. Смерти не существует, она лишь утрата ЭТОГО. Секунда призыва, и все снова засверкает солнечным светом – и оно никогда не переставало сверкать, не было тени, не было смерти; был ложный взгляд. Смерть – это ложный взгляд. Мир растет и тянется к своему истинному Взгляду, который все в нем изменит и превратит его в то, чем он в действительности является; он растет к своему Огню, который преобразит его в то, чем он в действительности является. Истина в одной точке раскроет Истину во всех точках. Истина материи будет воздействовать на каждый фрагмент материи – тень, смерть и НЕТ, похороненные в сердце мира, откроют свое бессмертное лицо, свой вечный Свет, свое согласное и восхитительное ДА, потому что они достигнут своей предельной глубины и завершат свою миссию, которая заключалась в том, чтобы привести нас к вратам Солнца в нашем теле и на истинной Земле.
Но это изгнание лжи и несознания из тела еще не принесет нам бессмертия, оно только даст продление жизни по желанию. К тому же, как говорил Шри Ауробиндо, «что захочет носить одно и то же пальто сто лет или на долгую вечность быть запертым в одном и том же жилище?»[24] Увековечивание жизни в ее теперешнем грубом функционировании было бы действительно страшным бременем, от которого мы захотели бы поскорее избавиться. Также и продление жизни по желанию является лишь первым этапом работы, для того, чтобы дать нам время для создания супраментального существа в нашем теле. Это занимает много времени, это гонка между смертью и трансформацией. Шри Ауробиндо считал, что для формирования этого существа потребуется три сотни лет. Но похоже, что движение все больше и больше ускоряется; и может быть, что это верховное преобразование зависит не столько от длительности индивидуальной подготовки, сколько от подготовки тела земли в целом и его готовности принять новый мир. И Сила Нового Мира беспощадно трамбует Землю, и она идет вперед семимильными шагами; она трещит по всем швам, и то, что казалось нам далеким колокольным перезвоном, превращается в чудовищные громовые раскаты похоронного звона, скрывающего близкое воскрешение. Мы коснулись дна скалы, мы перед вратами глубокой Ночи, которая скрывает Неожиданное.
Все чудо здесь, и может чудом измениться.[25]
Это зарождение супраментального существа на самом деле не является отдельным этапом, оно во многом смешано с зарождением сверхчеловека, и только разум заставляет нас проводить между ними границы различия. В действительности, это долгое кругосветное плавание сквозь жизни и эры, от тела к телу, медленный рост крохотного огня внутри, не больше светлячка, который уже был скрыт в атоме, в камне, в растении и который осознал себя в человеке, который вырос через борьбу и страдания, через бесконечные переживания под кожей белой или коричневой, на той или иной широте; который возник в разуме как холодный луч, разделил тьму на тысячи противоречивых отблесков, который бьется в сердце подобно маленькому теплому пламени, борется и стремится сквозь ветра и приливы, трудится в любви, в горе, в удовольствии; который пронзил насквозь эту скорлупу жизни, заблистал ни для чего, чистый, как осенний костер на берегах Мира, искал здесь и там, разжигал свое пламя из тысяч пустяков, которые никогда не составляли полноты, складывал дни и часы, вбирал минуты, жесты большие и маленькие, времена теплые и холодные, пока не осталось лишь одно время – время огня, лишь песнь пламени, здесь и там. И он стал телом нашего тела, сердцем нашего сердца, великой мыслью, брызнувшей из белого полыханья Духа, чистым прозрением, пронзившим боль видимостей, чистой любовью, подобной ярко-красным снегам на печальных полях земли, чистой музыкой, чистым ритмом, согласующимся со всем – он стал нашим телом молитвы для мира, нашим телом света для человечества, нашим пылающим телом для земного будущего, нашим живым костром для преображения материи. И чем глубже он погружался в эту густую тьму, это отрицание в глубинах, в эту тщетность тысяч стараний и бесплодных усилий по пустякам, в эту рутину смерти, тем больше он разгорался, сверкал, золотился подобно Солнцу, становился конкретным, как если бы он был на пороге окончательного переполнения, золотого вторжения в материю, последним криком любви, опрокинувшим стены и принесшим живое великолепие новому телу, Хозяину всей этой эволюции.
«О, Огонь, пылающие лучи твоего могущества неудержимо несутся со всех сторон, – говорит Риг Веда. – О, Пламя тысяч сокровищ... О, сын тела... Ты утверждаешь смертное в высочайшем Бессмертии»[26].
И однажды Хозяин этого долгого кругосветного огненного плавания даст всплыть цели всех этих трудов, воплощению этих веков страданий, и вся Земля окажется измененной, охваченная его непреодолимым лучом радости и красоты, улыбкой превращенная в улыбку.
И все тени рассеются, как если бы их никогда не было.
Совершенство одного человека еще может спасти весь мир[27].
Его Взгляд истины откроет истинный взгляд в каждом из нас. Его чистая Истина заставит заблистать ту же самую Истину в каждом сердце и в каждом атоме. Его Реальность сделает реальным весь мир. Земля будет преображена непреодолимым сиянием ее собственного Солнца. Только сама радость можно обратить все к радости.
* * *
Каким же будет это супраментальное тело, эта «божественная жизнь» на Земле? И снова оказывается, что чудеса просты по своей природе, и что вся эта новая жизнь следует божественной логике – логике божественной истины в материи. То, что грядет, уже здесь, сырое, грубое, едва осознающее себя, ограниченное нашим собственным ограниченным видением, поскольку в действительности мир – это постепенно проясняющееся видение. Эта грандиозная, неисчислимая, неиссякаемая Энергия, эта Сознание-Сила, эта необъятная Гармония, от которой мы себя отрезали, забаррикадировали в маленьком эгоистичном теле, замкнули в мелкой дрожи желаний и бед, – потечет сквозь нас беспрепятственно, потому что наше «я» станет мировым «Я», наша мысль будет передатчиком великого ритма, наше сердце – распространителем великого всеобщего биения, наш закон – единым солнечным Законом, который движет мирами, а наше тело – символом великого тела Земли. В нас больше не будет фальшивых нот, больше не будет личного экрана, искажающего стекла, эгоистической воли, но будет единая Воля, которая движет мирами, и единая Нота, создающая музыку всех сфер. И тогда Гармония сможет течь на всех уровнях нашего тела, непосредственно, мощно, чисто. Маленькие центры сознания – чакры различных сплетений – станут мощными конденсаторами вселенской Энергии, и будут отражать ее на материю. Они будут питать наше собственное тело прямо и непосредственно, – как сегодня это делает пища, но тяжело и не прямым путем. Каждый из них будет получать точную вибрацию, соответствующую его функциям, световую «частоту», соответствующую его конкретным действиям: лучи мгновенной мысли-воли, которая исполняет; вспышки истины-видения, которая расставляет вещи по местам и открывает и освобождает истину каждого существа, каждого объекта, каждого обстоятельства; сердечное солнце, которое лечит; наводнение Жизни-Силы, которая сметает препятствия; великий луч первоначальной Силы, которая моделирует материю в соответствии с истиной этой материи. Все нервы, ткани, клетки, которые мы демеханизировали, очистили, освободили от перегруженности бессознательным, станут свободными каналами для супраментальной Силы, Радостью Духа, бессмертным нектаром до того дня, когда этот золотой Импульс будет иметь достаточно высокую концентрацию и индивидуализацию, чтобы заменить плотное функционирование органов и проявиться через все поры старой кожи, пропитывая, преображая грубое тело или рассасывая его солнечным полыханием, как мощная гравитация атомов поглощает частицы и освобождает тела их лучистой энергии.
Мы ничего, абсолютно ничего не знаем об окончательном движении! Но оно столь же неизбежно, как то, что стручок ракитника должен лопнуть и освободить золотой каскад. Смертное тело закончит свое дело, которое заключалось в том, чтобы породить своим собственным криком бессмертное тело на Земле и пробудить Дух, который всегда содержался в его темных клетках.
Итак, освобожденное супраментальное существо сможет двигаться в своей собственной солнечной субстанции, флюидное, легкое, лучезарное, перемещаться по своей воле, уходить в само-концентрацию, становясь невидимым, или же победоносно проецироваться наружу, изменять цвет и форму в зависимости от своего состояния, от своего уровня концентрации либо от своей потребности действия, общаться напрямую, непосредственно и гармонично, управлять материей по своей воле, воссоздавать или улучшать ее по своей воле путем простого взаимодействия с истинной вибрацией в вещах, строить и разлагать ее силой воли и выполнять просто и мгновенно все те действия, которые наши машины выполняют косвенно, через тяжеловесный перевод наших ментальных сил.
Ибо, по правде говоря, это существо является «супраментальным» не потому, что оно наделено супер-разумом, парящим на один градус выше разума и обладающим более повелительной властью над материей, а потому, что оно наделено более глубокой степенью внутренней власти, которая не навязывает себя материи и не вырывает из нее насильственные чудеса, а высвобождает ее собственную творческую энергию, ее творческую радость и создает песнь ее собственной световой ноты, как пастух создает песнь своей флейты.
И жизнь снаружи будет подчиняться жизни внутри.
Это будет конец Искусственности.
Этот неправдоподобный, чудовищный мир, ощетинившийся машинами на всех ступенях и на всех уровнях – проглоченный механизмом, который поглощает нас и поглощает малейшее проявление жизни, ничтожнейшее дыхание мысли, каждое биение сердца, который закатывает нас под свой огромный бронированный танк, в котором господствуют наиболее богатые фальшивой властью, наиболее защищенные обманчивыми словами, наиболее отягощенные победоносным панцирем неосознанности, наиболее расцвеченные в ложные краски, мишуру и подделки, обусловленные искусственным светом телевидения; они доминируют над загипнотизированной массой, соглашающейся на эту варварскую жертву Молоху, это всеобщее рабство, тотальное, захватившее все до самых маленьких подсознательных реакций, в которых даже наиболее проясненные люди еще движимы глухим отражением Машины, отчужденные от своей собственной власти видеть, чувствовать и общаться, задавленные гигантским аппаратом, который обуславливает их мысли, чувства, их веру, управляемые регламентом науки, закона, регламентом Машины, которую надо вращать, чтобы жить, есть, дышать и путешествовать, которую надо заставлять жить, чтобы самим остаться в живых – и она исчезнет, как нереальный кошмар, под спокойным взглядом Истины, которая поставит каждую вещь на свое место, наделит силой наиболее истинных, оденет каждого в соответствии с его собственным светом, окрасит каждого в соответствии с его истинным цветом, высветит внутреннюю вибрацию без обмана, без фальшивых одежд, выстроит автоматически, явно, спонтанную иерархию существ в зависимости от качества их пламени и силы радости, наделит наиболее мощным ритмом наиболее чистых, наделит каждого собственным миром в соответствии с масштабами его существа: жилище соответственно его цвету, бессмертное тело в зависимости от степени радости, широту действия, соответствующую широте его собственного луча, власть моделировать материю и пользоваться ею в зависимости от силы истины и его способности к красоте и истинному воображению; так как в конечном счете Истина – это Красота, это наивысшее Воображение, которое через миллионы лет и миллиарды страданий хочет заставить нас вернуть самим себе нашу собственную силу любить, творить и выкорчевывать смерть бессмертной радостью.
Но каким образом эта материя, такая тяжелая и такая неподвластная, эта бесчувственная скала, как она покорится власти Духа? Каким образом земная материя позволит преобразовать себя без уничтожения, без насилия, без распыления каким-нибудь дробящим механизмом, без разогревания до нескольких тысяч градусов в наших ядерных чайниках? С тем же успехом мы могли бы спросить, как этот булыжник смог когда-то подняться над извилистым путем гусеницы и пойти выше – мы не видим дальше нашей ментальной обусловленности; но наше видение ложно, и материя, которую мы безжалостно крушим, живая, активная, отзывчивая, также, как поток звезд над нашими головами или невидимое трепетание лотоса под майским солнцем. Материя тоже живая, она тоже субстанция Вечности, и она может ответить так же, как разум, сердце или растение. Только мы должны найти точку контакта, знать истинный язык, также как когда-то мы нашли язык цифр, правда, лишь для того, чтобы извлечь нескольких монстров. Для иного видения должен быть найден иной язык, конкретный, который дает опыт того, что он называет, который показывает то, о чем говорит, который касается того, что выражает, и не переводит, а материализует вибрации и движения вещей путем испускания подобной им ноты. Есть целая магия Слова, которую предстоит найти снова.
Ибо существует также Ритм, и это не вымысел, как и этот «огонь» или «поток». Это «одна и та же вещь в трех лицах»[28], в своем индивидуальном и универсальном аспектах, в человеческом сгустке или в межзвездных пространствах, в этом камне или в той птице. Каждая вещь, каждое существо имеют свой ритм, любое событие, возвращение перелетных птиц; это великий мировой Ритуал, его неделимая симфония, от которой мы отделены в своем маленьком ментальном теле. Но он здесь, этот ритм, в сердце всего и несмотря ни на что, потому что без него все бы распалось и распылилось. Это первичный склеивающий агглютинатор, музыкальная сеть, которая соединяет вещи, их внутреннюю вибрацию, цвет их души и их ноту. Древние тантрические тексты говорят: «Настоящее Имя любой вещи – это звук, который возникает путем действия движущихся сил, составляющих его»[29]. Это реальное Имя каждой вещи, их сила бытия, и наше реальное и уникальное имя среди миллиардов внешних проявлений. Это то, что мы есть и что лежит в основе всех терминов, словарей и псевдонимов, которыми наука и закон покрывают нас и весь мир. И возможно, весь этот поиск мира, вся эта многострадальная эволюция, эта борьба вещей и существ являются неспешным поиском своего настоящего имени, своей особой идентичности, своей истинной музыки под этой чудовищной пародией. Мы больше никто! Мы неизвестно кто в этом ментальной шуме, переходящем от одного к другому; а между тем, мы являемся уникальной нотой, маленькой нотой, пробивающейся к своей большей музыке, которая скрипит и скрежещет, страдая от того, что не может быть спета. Мы исключительная персона на этом карнавале лживых имен; мы имя, которое является нашей уникальной тональностью, нашим маленьким маяком бытия, нашим простым посвящением в великом Посвящении мира, и которая, однако, тайно связывает нас со всеми другими маяками и всеми другими именами. Узнать это Имя означает – узнать все имена. Назвать вещь – это суметь воссоздать ее с помощью ее музыки, поймать нужные силы в их гармоничной сети.
Супраментальное существо это в первую очередь «знаток Слова», по словам ведических риши «священник Слова»[30], «тот, кто делает» простым призывом истины вещей – это поэт будущего. И его поэма – это излияние Истины, каждый слог которой – создатель фактов и материй, согласующийся с великой Гармонией: воссоздание материи через истинную музыку в материи. Это Поэт Материи. Через эту музыку он трансформирует, через эту музыку он осуществляет связь, через эту музыку он знает и любит – потому что, по правде говоря, этот Ритм – это сама вибрация Любви, которая задумала миры и вознесла их навеки в своем пении.
Мы забыли эту маленькую ноту, эту простую ноту, которая наполняет сердца и которая наполняет все, как если бы мир внезапно был охвачен оранжевой нежностью, обширной и глубокой, как бездонная любовь, и старой, такой старой, что кажется, она охватывает эры, поднимается из глубины веков, из глубины страданий, всех страданий земли и всех ее ночей, ее странствий, миллионов мучительных дорог, пройденных жизнь за жизнью, миллионов исчезнувших лиц, ее вымерших и растворенных влюбленностей, которые внезапно возвращаются, чтобы захватить нас снова этим оранжевым взрывом, как если бы мы были всеми этими страданиями, этими лицами и существами на миллионах земных путей, и все их песни надежды и отчаяния, все потерянные и умершие влюбленности, вся их никогда не угасающая музыка – в этой одной маленькой золотой ноте, которая вспыхивает на секунду в шальной пене и заполняет все неописуемым оранжевым единением, всеобщим пониманием, музыкой торжествующей нежности позади боли и хаоса, переполненной мгновенностью, как если бы мы были навсегда у Цели.
Мы достигли берега.
Супраментальное существо и сверхчеловек, это только совершенство этой маленькой ноты. Они здесь! Они идут! Они стучат в дверь нашего века:
Я видел, как они пересекают сумерки века,
Солнцеглазые дети чудесной зари,
Могущественные разрушители барьеров мира...
Архитекторы бессмертия.
Прекрасные тела, созданные светом Духа,
Несущие волшебное слово, мистический огонь,
Несущие Дионисийский кубок радости.[31]
И они опрокинут наши стены.
16. ВРЕМЯ ИСТИНЫ
По-прежнему остается досадный секрет перехода между этим телом света и темным телом, этим телом истины и смертным телом.
Мы уже говорили о «переливании» или, возможно, рассасывании одного в другом, а также трансмутации одного другим. Но это слова, скрывающие наше незнание. Каким образом эта «шелуха», как называла ее Та, кто продолжила дело Шри Ауробиндо (и отважилась на опасное приключение, последний великий скачок материальной эволюции), каким образом она раскроется, уступит место этому долго созревающему цветку огня? Каким образом эта новая материальная субстанция – субстанция нового мира – сможет проявить себя, материализоваться? Поскольку она уже здесь, она не упадет с небес; она уже лучится для тех, кто обладает истинным видением. Она была построена, сгущена, пламенем стремления нескольких тел; можно даже сказать, что достаточно пустяка для того, чтобы она проявилась, стала видимой для всех при свете дня; но этот «пустяк», эта неосязаемая пелена, этот последний экран – мы не знаем, ни какой он, ни что может заставить его упасть. Это действительно ничто, тоненькая шелуха, а позади пульсирующий и вибрирующий новый мир, такой интенсивный, лучезарный и теплый, в таком быстром ритме и таком живом свете, намного более живом и истинном, чем свет Земли в настоящее время, что невольно спрашиваешь себя – как еще возможно жить в этой старой ороговевшей субстанции, узкой, густой, неудобной; и что вся жизнь, как она есть, кажется действительно старой, сухой шелухой, тонкой, плоской, бесцветной, своего рода карикатурой на реальную жизнь, двухмерное изображение другого материального мира, полного глубины и живой вибрации, наполненного расплавленными магмами смыслов, многомерных и перетекающих друг в друга, настоящей жизнью, настоящей радостью, настоящим движением. Здесь, снаружи, движутся лишь маленькие куклы бытия, освещенные чем-то другим, проходят фигуры театра теней, отбрасываемых чем-то другим, что является жизнью их теней, светом их ночи, священным смыслом их маленького ничтожного жеста, настоящим телом их тусклого силуэта. И однако, это материальный мир, абсолютно материальный, это не фикция, не галлюцинация с закрытыми глазами, не мутные воспарения в высшие сферы для маленьких святых. Это здесь. Это похоже на «реальную материю», о которой говорил Шри Ауробиндо. Это стучится в наши двери, пытается стать видимым для наших глаз и в наших телах, это бьет молотом по миру, как если бы великий вечный Образ пытался войти в маленькую картинку, истинный мир войти в эту карикатуру, которая трещит со всех сторон, Истина материи войти в эту фальшивую и иллюзорную обшивку – как будто иллюзия действительно находится с этой стороны, в этом ложном взгляде на материю, в ложной ментальной структуре, которая мешает нам видеть вещи такими, какие они есть. Ибо они уже есть, всегда, как Луна всегда полная, только они скрыты от нашего затуманенного взгляда.
Эта твердость тени, эта действенность иллюзии, вероятно, и есть то маленькое «ничто», тот «пустяк», который стоит на пути. Может ли гусеница заставить себя не видеть линейного мира, такого конкретного и объективного для нее и такого субъективного и неполного для нас? Наша Земля ненаполненна, наша жизнь незаполненна, даже наша материя неполная: она бьется и бьется, чтобы стать единой и наполненной. Вполне может быть, что вся ложь Земли заключается в ее ложном взгляде, который в результате влечет за собой ложную жизнь, ложные действия, ложное существо, которое не существует, которое кричит, чтобы быть, которое стучит и стучит в наши двери и двери мира. И однако, эта «шелуха» существует – она страдает, она умирает. И это не иллюзия, даже если позади нее находится свет ее тени, источник ее действий, настоящее лицо под ее маской. Что мешает соединению? Возможно, это просто нечто в старой субстанции, что еще принимает себя за свою тень, вместо того, чтобы принимать себя за свое солнце – возможно, это лишь вопрос изменения нашего материального сознания, его тотальный и интегральный переход от маленькой тени к великой Личности. Переход, который подобен смерти, поворот в «иное», такое радикальное, что для прежнего бедного малого это равносильно распаду: мгновенная смерть-возрождение? Внезапно увидеть все по-другому, окунуться в Жизнь – настоящую жизнь – которая упраздняет старую «нереальную» тень?
И весь путь, простой путь, возможно, состоит лишь в том, чтобы заметить то, что уже здесь – и научиться верить.
Но эта упрямая шелуха, эта старая иллюзорная материя, она повсюду, она под нашими ногами, и она по-прежнему существует, по крайней мере, для остальных. Их преобладающее восприятие является критерием объективности, и это называется миром, как он есть. Мыслимо ли, чтобы горстка более развитых существ, пионеров нового мира, жили в этой истинной манере, в этом истинном теле (невидимом для других), в то время как жизнь и видение остальной массы продолжает крутиться вокруг старой тени, спотыкаться, страдать и умирать вместе с ней до тех пор, пока и они тоже не станут способными осуществить высочайшее преобразование и войти в новый мир – объективное восприятие которого станет преобладающим – и именно на этой земле и в этой материи, но видимой истинным взглядом? Старая шелуха спадет, когда все смогут видеть единым взглядом, когда весь мир, устремленный в Будущее, увидит дерево в цвету вместо старого сухого стручка. И дерево уже в цвету, так как это будущее пришло. Возможно, придется подождать, пока люди осознают, что время пришло и что все цветы здесь, на прекрасном дереве – они действительно уже здесь, за исключением тех немногих, кто задержался в Зиме, в то время как весна врывается отовсюду. На самом деле, супраментальное сознание, супраментальный ритм – это ритм чрезвычайно быстрый – современная Земля кажется статичной и застойной рядом с этим ритмом, и может быть, это простое «ускорение» и составляет все различие и выявляет оранжевую нежность супраментального излучения, его теплые животворные глубины, его светлую Землю, так же, как ускорение галактик сдвигает спектр свечения звезд к красному или фиолетовому в зависимости от направления их движения.
И как возможно, чтобы это новое видение, такое же конкретное, как видение всех Гималаев единым взглядом, даже более конкретное, ибо оно раскрывает все сокровенные глубины Гималаев, их живой покой, их монолитную вечность, не изменило бы коренным образом всю жизнь человечества, в особенности тех, кто способен видеть, а постепенно и всех остальных, так же радикально, как изменился мир, воспринимаемый человеком по сравнению с миром, воспринимаемым гусеницей? Ибо это новое видение не уничтожает мир; оно открывает его таким, какой он есть (и это супраментальное «какой он есть» еще способно расти в будущем – где конец?) Это неправда, что материя становится «другой» внезапно, путем нескольких чудесных трансмутирующих вмешательств – она становится (для наших глаз) тем, чем была всегда. Она перестает быть извилистой, крутой тропинкой гусеницы на пути к залитым солнцем прериям, простирающимся все дальше и дальше, насколько хватает взгляда. Истинная материя, супраментальная материя – та, что извечно ожидала нашего истинного взгляда – ибо только подобное распознает себе подобное. Время Божественного ожидает нас на Земле, если только мы согласимся распознать это Подобие, лишь образом которого мы сейчас являемся. И снова встает вся проблема изменения: что это, изменение материи или изменение видения?.. Безусловно, и то, и другое, но именно изменение видения влечет за собой изменение материи, изменение видения дает возможность по-новому воздействовать на материю, как наши человеческие глаза дали нам возможность по-новому воздействовать на мир; и это изменение материи представляется возможным только если все человечество в целом, или достаточно впечатляющая часть великого земного тела (поскольку мы всегда забываем, что являемся одним телом) согласится вдохнуть новый воздух, пропитаться этим соком, перестать верить в свои призраки и в свои страхи, в свои старые ментальные «невозможно».
И мы можем верить, можем даже ВИДЕТЬ, что это изменение видения заразительно: существует заражение Истины, неудержимое распространение Истины. Это Истина, которая ломает наши шаблонные матрицы, наши законы, наши системы и наши страны своим невидимым золотым давлением – мир на пороге солнечной перемены, которая сотрясает нашу эпоху и ввергает ее в панику под приливом мощи, и Истина немногих заставит измениться всех остальных так же неотвратимо и капитально, как первое прикосновение весны распространяется от ветки к ветке и раскрывает почку за почкой.
Как мы уже говорили, все секреты просты, и мы задаемся вопросом, а что если это «трудное» изменение, эта сложная алхимия, эти толстенные талмуды, таинственные посвящения, научная строгость и духовная гимнастика, эти цветные медитации, уединения и пытки над своим дыханием, весь этот тяжкий труд духа – не является ли он на самом деле тяжким трудом ментала, который ХОЧЕТ, чтобы это было чем-то чрезвычайно трудным, и таким образом раздуть себя еще дальше, а затем гордиться тем, что развязал чудовищный узел, который он сам же и завязал? Если вещи слишком просты, то он в них не верит, потому что ему нечего делать, потому что он ХОЧЕТ делать любой ценой – это его пища, его пропитание – пропитание его эго. Но это раздувание и превозношение ментала могут помешать нам воспринять крайнюю простоту, наивысшую легкость, наивысшую бездеятельность, которая и является искусством правильного делания. Мы должны были делать и снова переделывать, странствовать по дорогам ментала, чтобы индивидуализировать частичку этой потрясающей, огромной Сознания-Силы, этой универсальной Энергии-Гармонии, чтобы дать ей осознать саму себя в одной из форм и в миллиардах форм; но в конце великого плавания маленького пламени не пришла ли пора разбить эту форму, которая помогла нам вырасти и восстановить совокупность Сознания, Энергии и Гармонии в одном маленьком центре бытия, в маленькой точке материи, в одной маленькой чистой ноте, и дать Этому волю, и пусть Это изменит наши глаза, пусть Это пропитает наши ткани, пусть Это расширит нашу субстанцию – пусть это наивысшее Дитя, которое резвится в прериях мира, играет в нас и для нас, если только мы этого захотим, потому что оно – это мы.
Это трудное превращение в конце концов может быть не такое уж и трудное; оно должно быть простым, как сама истина, простым, как улыбка, как играющий ребенок. Вероятно, суть в том, хотим ли мы выбрать путь трудностей – путь ментала, отчаянно раздувающегося, чтобы разрастись до размеров вселенной, путь «но», «почему», «каким образом» и всех непреложных законов, которые снова и снова душат нас в нашей ментальной смирительной рубашке – или же путь... я не знаю чего, того, что сквозит в воздухе, что искрится, подмигивает на всех углах и во всех встречах, во всех вещах, мелочах и банальностях дня, как будто желая увлечь нас в невыразимое золотое пробуждение, в котором все чудесно, легко и просто – мы прямо в центре чуда! Мы полностью в супраментальном периоде. Он стучит во все наши закрытые окна, в наши страны, наши сердца, наши рушащиеся системы, наши шаткие законы, наши спотыкающиеся мудрствования, в тысячи наших неиссякаемых болезней, возникающих одна за другой, в тысячи мелких фальшивок, спешно покидающих свою дырявую лодку, – супраментальный период мягко скользит в своем золотом корабле под прикрытием старых благовидных видимостей; его бутоны неожиданно прорастают под старым тряпьем; он ждет крошечной трещинки внутри, чтобы выплеснуть фонтаном свой маленький призывный крик.
Превращение не трудно, оно здесь, все уже сделано, оно лишь ждет, чтобы мы раскрыли глаза на нереальность страдания, фальши, нереальность смерти, нереальность нашего бессилия – на нереальность ментала и его законов. Оно ждет нашего радикального скачка в истинное будущее, нашего общего бунта против старой клети, нашей великой забастовки против Механизма. О! Оставим мудрым старейшинам старого мира, верящим в нищету и страдания, в бомбу и евангелия, в миллионы евангелий, разрывающих мир на части, оставим им заботу о том, чтобы еще несколько дней повращать старую скрипучую машину, чтобы воевать из-за границ, спорить о реформах, которые давно прогнили, обсуждать соглашения о несогласии, копить бомбы и фальшивые знания в библиотеках и музеях, проповедовать добро и зло, друзей и врагов, родину и чужбину, строить все больше и больше машин и супермашин, посылать ракеты на Луну и нищету во все карманы – оставим им последние судороги лжи, последние стоны гнили; а мы – те, кого не заботят страны, границы, машины и все это замурованное будущее, те, кто верит в свет и невыразимое нечто, которое стучит в двери мира и в наши сердца, совершенно новое будущее, полностью очищенное, вибрирующее и чудесное, без границ, без законов, без евангелий, за пределами всех их возможностей и невозможностей, их добра и зла, их крохотных стран и крохотных мыслей, мы – ты, кто верит в Истину, в верховную красоту Истины, верховную радость Истины, верховную власть Истины.
Мы дети более прекрасного будущего, которое уже здесь, которое прорвется фонтаном, заливая просторы, от одного нашего доверчивого крика, сметая все старые механизмы, как нереальный сон, как ментальный кошмар, как старые легкие, вмещающие ровно столько воздуха, сколько мы согласились вдохнуть.
Превращение должно быть сделано в наших сердцах; последняя революция, которую нужно совершить – супраментальная революция человеческого вида (как когда-то была совершена человеческая революция среди обезьян), великий бунт против Механизма, всеобщая забастовка против ментального знания, ментальной силы и ментальных подделок – против ментальной тюрьмы – массовое неприятие старой болезненной колеи; призыв к тому, что должно быть, простой зов истины на развалинах ментального века: истина, истина, истина и ничего, кроме истины.
Тогда Истина придет.
Потому что она проста, как ребенок, и откликается на малейший зов.
И сделает для нас все.
Пондичерри,
20 августа – 30 ноября 1970 г.
Выдержки из Агенды, связанные с книгой Сатпрема
«На пути к сверхчеловечеству».
7 октября 1970
я хочу сказать, что все, что я написал, действительно, было такое впечатление, что я пишу почти автоматически.
О!...
Так что, действительно, ты знаешь, это... мне немного тревожно писать эту книгу. Когда я начинаю главу, то не знаю, о чем буду писать, и не только это; когда я пишу параграф, я не знаю, что последует; когда я начинаю писать фразу, я не знаю, чем она закончится.
Ба! Это интересно.
Но это беспокоит!
Нет! (Мать смеется). Это правильная позиция.
(чтение книги)
Это великолепно, мой мальчик, великолепно!
Это то, что нужно.
Как бы это распространить?... Надо, чтобы... (жест во всех направлениях). Книги не достаточно. Надо, чтобы это распространилось везде.
(Мать остается в размышлении)
Это полно. Это введение, но оно полно само по себе.
Это надо перевести под твоим присмотром на английский, немецкий, итальянский, и одновременно это надо распространить по газетам... по этим газетам, которые выходят гигантскими тиражами. Но надо, чтобы все переводы были готовы, и чтобы это шло так (жест одновременного движения во всех направлениях).
14 октября 1970
Это вызывает странное явление поглощения: больше не существует ничего, кроме этого. Это любопытно. И я узнала, что чтение подходит к концу, потому что возобновился контакт с этим миром. Это действительно интересно.
О! это очень хорошо.
17 октября 1970
(ученик читает третью главу из "На Пути..." под названием "Солнечный Путь". После чтения Мать долгое время смотрит на ученика с очаровательной улыбкой.)
Ты вошел в новый мир... За тобой могут последовать, вот что хорошо!
О! это совершенно ново.... (Улыбаясь и одобряя). Это необычайно, ты понимаешь, это...
Такое впечатление, что открыта новая дверь. Впечатление, что ты открыл для человечества новую дверь.
Это ты ее открыла!
(молчание)
Необычайно.
Это как если бы ты сказал «прощай» старому миру.
Да.
Сейчас (смеясь) я хотела бы сразу послушать продолжение! Сколько еще написано?
Всего я написал десять глав.
И это третья... Ба!
(Мать не перестает качать головой, как если бы она была в восторге)
Чудесно, это чудесно!
(молчание)
Как это приходит?
О! милая Мать, я молюсь, и затем это приходит.
Это... Это БЕССПОРНО из другого мира.
Не нужно, чтобы тебя беспокоили, пока ты не закончишь.
Да, милая Мать... Как раз сейчас множество вещей пытается мне помешать.
Да.
Внутри и снаружи.
Внутри?
Да, и внутри: обстоятельства.
Не надо, не надо им позволять. И не нужно, чтобы люди прочли это прежде, чем ты запишешь.
У меня было впечатление, что я ушла туда (жест вверх), и затем не спускалась. Это доказывает, что... У меня было необычайное впечатление, ты понимаешь: я слушала ТАМ (тот же жест выше головы), и я не спускалась.
(Смеясь) Я жду продолжения!
28 октября 1970
Я не знаю, намеренно ли это, или же это исходит от меня, но я пишу книгу очень быстро, как если бы я не развивал вещи: я просто приношу их; я их приношу, действительно, не стараясь развить.
Да, лучше и не бывает.
Лучше не бывает? Это действительно желательно?
Да.
Потому что у меня такое впечатление, что книга идет очень быстро — я спрашиваю себя: не слишком ли быстро!
Нет-нет... Надо всегда быть впереди.
Например, некоторые вещи, которые люди обычно разворачивают на двух страницах, у меня укладываются в две строки.
Да-да, это лучше. Это гораздо лучше!... Я нахожу, что люди болтают — они болтают.
Нет, это лучше.
31 октября 1970
Это очень хорошо... Это очень хорошо.
Я, это заставляет меня полностью выходить... Я теряю всякий контакт, это любопытно. Уже второй раз происходит так. Все исчезло: я вошла в формацию этого, и это оставалось единственной вещью. Очень странное явление. Весь мир исчез. А когда ты остановился, это было так, как если бы вдруг я из чего-то ВЫПАЛА. Это любопытно.
Это очень интересно.
У меня такое впечатление, что я вхожу в нечто, что заменит ментал. Атмосфера, которая заменит ментальную, это атмосфера нового творения... Однажды такое уже было, и очень сильно, но тогда это было в первый раз – я была совершенно ошеломлена, и я думала, что это зависит от моего состояния; но сегодня я начала слушать как обычно, и затем, вдруг, я даже не заметила, как, я была перенесена в атмосферу... атмосферу понимания. И когда ты остановился (смеясь: жест падения на землю)... Любопытно.
Это как мир, находящийся в стадии построения.
Это очень интересно.
Я понимаю СВЕРХ ТОГО, ты понимаешь? Это больше не то же самое. Я понимаю сверх того. И «понимаю», это чудесно ясно и выразительно. Это любопытно! Это интересно. Я уже забыла, что однажды уже было так, и произошло в точности то же самое. Это очень интересно.
Это половина главы?
Едва ли: треть.
О! это совершенно, это полностью переживание.
Потому что ментала там нет, это... В сущности, это психическое понимание вещей.
О! интересно.
(Смеясь) Когда ты остановился, это было так, как если бы я снова впала во что-то – что-то обычное – и что я вернулась из другого мира. Это принадлежит другому миру.
Это очень-очень-очень интересно.
(долгое молчание, хриплое дыхание[32])
Ты думаешь, что закончишь к февралю?
Я думаю, что закончу в следующем месяце.
О!
Книга идет очень быстро. Может быть, все же потом подправить текст?
Зачем? О! НЕТ.
Я читаю тебе так, как я это записал[33].
Я, я нахожу это превосходным, превосходным. А! нет, не надо менять.
Не менять?
Это нечто исключительное. Это нечто, что приходит вот так (жест нисхождения блоком).
А! у меня такое впечатление, что это мне дается.
Да-да, это сделано в совершенстве. Не надо его трогать.
Да, у меня впечатление, что это «сделано в совершенстве», это так.
(Мать молчит, качая головой)
А! нет, это «очеловечит» текст — не надо этого.
Да.
Это не человеческое. Не надо его «очеловечивать», даже если внешнее существо думает, что есть вещи... (которые надо изменить или прояснить или развить). Потому что я знаю, я знаю, куда я хожу. Нет.
Ночью я хожу туда, и тогда там иногда происходят вещи, как отражение всего того, что происходит днем.
Это очень сильно, это действительно новый мир, который готовится.
Это очень сильно.
(молчание)
Мне очень интересно увидеть конец, твою последнюю главу.
(Мать долгое время "смотрит")
4 ноября 1970
(Ученик читает вторую часть шестой главы "На Пути..." под названием "Уничтожение границ")
Это совершенно иной мир.
(молчание)
Я могла бы вот так слушать, не шевелясь, в течение часов! Это очень успокаивающее. Я не знаю, как объяснить... Это очень успокаивающе.
Это странно... Больше не хочется ни шевелиться, ни говорить, ничего.
(Мать уходит в созерцание)
14 ноября 1970
(Ученик переходит к чтению конца восьмой главы: "Изменение видения". После чтения Мать долгое время остается поглощенной, как если бы в глубокой медитации)
Я всегда ухожу туда — это любопытно — в... как в новую страну. Это со мной происходит каждый раз.
(молчание)
Ты думаешь, что люди смогут перевести это?
(молчание)
Это спокойно (широкий жест), это светло — это чудесно, ты знаешь!
(молчание)
18 ноября 1970
(Ученик читает главу под названием "Более великое Я")
Чего ты достиг!... Мой мальчик, это... (кажется, что Мать очень растрогана). Это действительно книга завтрашнего дня.
Она закончена?
Да, я закончил книгу.
Я бы очень хотела взглянуть на последнюю страницу!
(Мать долгое время держит руки приставленными к лицу)
Это как чудо.
Это как если бы звали прийти завтрашний день!
(Мать качает головой и берет ученика за руки)
Мой мальчик, это чудесно, чудесно! (У Матери слезы на глазах).
О! милая Мать, я здесь ни при чем, ты знаешь, я здесь вовсе ни при чем.
Уметь не ставить препятствия на пути — это уже нечто.
(ученик приготовился уйти)
Я хочу сказать тебе спасибо! (У Матери слезы на глазах)
О! милая Мать.
(ученик кладет голову на колени Матери)
25 ноября 1970
(Ученик читает вторую часть десятой главы под названием «Гармония». Мать слушает с закрытыми глазами. На фразе "...Когда меняется взгляд, можно переделать мир." Мать открывает глаза и снова погружается почти до конца беседы).
Это необычайно! есть нечто... нечто вроде ЭМОЦИИ внутри, которая не принадлежит этому миру. Это приводит в контакт с определенной... я не знаю, как это назвать, но это как эмоция (в действительности, кажется, что Мать растрогана), которая находится по ту сторону ментала — за пределами всего-всего, не только ментала, но и интеллекта.
Это новая эмоция. Я не могу описать. Это любопытно. И всякий раз так и происходит, всякий раз я говорю себе: «Я буду очень внимательной и буду следить, как это произойдет...» и... Я пытаюсь сохранить свое сознание в его естественном состоянии, и затем, ВОПРЕКИ МНЕ, это нечто, что... Это как волшебство, мой мальчик!
Это нечто, как эмоция, но эмоция, которая знает, которая понимает. Это не мысль. Это действительно интересно. И всякий раз это становится более и более сознательным; всякий раз я себе говорю: на этот раз я не позволю, чтобы это меня захватило! (смех) Но в этот раз я чуть более осознавала то, что было... И это, это новая вещь, которая находится за пределами ментального, интеллектуального и вообще всякого понимания, и это способ быть, который... (я не знаю, как назвать его), это нечто как эмоция, но это очень ясно и ОЧЕНЬ сознательно.
И это сильно! Это имеет необычайную силу.
Это действительно интересно.
Сколько еще глав?
Еще шесть. Это десятая.
Возможно, в конце я узнаю.
Это действительно интересно.
И это обладает любопытной силой трансформировать вещи... Для меня Сатпрем из этой книги — не тот же Сатпрем, что был прежде. И все принимает... новый вид, я не знаю — новый контакт.
Это интересно.
Так что хватит еще на шесть раз! Я жду этого с... Это действительно как новое творение, как новый мир, который ставится в связь с тем, что есть здесь.
(молчание)
И за пределами личностей. Там нет эго.
Да.
За пределами личностей.
Там есть нечто иное — иное.
(Мать закрывает глаза)
И это меня не оставляет, эта атмосфера меня больше не оставляет. И больше нет прежнего способа реагировать на вещи, которые приходят.
28 ноября 1970
(Затем ученик читает начало одиннадцатой главы из "На Пути..." под названием "Смена силы")
Это порождает атмосферу, которая вот так может длиться весь день, и я не могу говорить.
(Мать погружается)
Это может идти до бесконечности.
И это необъятно — это необъятно, всеохватывающе — это как если бы направили свет на этот мир. Это любопытно, всякий раз это производит на меня одинаковое воздействие.
Здесь больше ничего нет (Мать касается своего лба), там нет ничего. Ты понимаешь, это как если бы это приходило отсюда, а затем шло вот так (непрерывный жест, который поднимается от ученика к Матери, а затем, доходя до Матери, разливается от нее во все стороны к миру).
Это действительно интересно! Там (в голове) ничего не осталось, только ощущение очень приятное, очень стабильное, вот так и больше ничего: молчание. И это идет вот так, вот так (тот же жест), вот так... Это действительно интересно.
Я спрашиваю, есть ли люди, которые могут понять это?... Было бы действительно интересно узнать. Это идет в атмосфере... не ментальной, а чуть выше ментала, но это в этом новом сознании. И это вот так (тот же жест), и это расходится широко-широко-широко... как если бы оно шло на всю землю.
Это интересно.
(Мать погружается, улыбаясь)
2 декабря 1970
(После чтения одиннадцатой главы из "На пути..." под названием "Смена силы")
Это чудесно!...
Т. переводит это на английский?
Это ее интересует?
Не знаю.
А на немецкий?... Если бы был кто-то...
(молчание)
Это погружает меня на весь день в очень комфортную атмосферу.
У нас еще есть время. Мы могли бы еще немного помолчать.
(медитация)
27 января 1971 г.
М: прежде всего, я ожидаю, что книга произведет грандиозное воздействие в Америке, ОСОБЕННО там... Я не думаю, что обманываюсь.
Да, нам надо продвигать ее. У меня такое впечатление, что эта книга потрясет Америку. И когда я увидела, какое воздействие она произвела на R, я увидела, что я не обманываюсь, потому что она представляет интеллектуальный элемент этой страны. Она была так полна энтузиазма, что если бы это их охватило... Это может произвести там грандиозное движение.
Я рассчитываю на это.
(Сатпрем читает несколько страниц из главы)
О! это чудесно, мой мальчик!
На пути покорения мира...
Это действительно пришло, ты понимаешь. Это звали-звали-звали, и это пришло (жест нисхождения). Это пришло. Я очень довольна.
Это чудесно... У меня такое впечатление, что есть тесная и невидимая связь между стремлением Америки, как она есть сейчас, и этой книгой. У меня впечатление, что там будет центр трансформации. Европейские страны стары.
С: Стары, да.
Они утратили свой энтузиазм, который заставляет вас действовать, не задумываясь о последствиях. Они все время просчитывают последствия всего, что они делают. В Америке же есть стремление. Вот где будет толчок, вот куда... (указывая на рукопись) надо сбросить бомбу! (смех)
30 января 1971 г.
М: (Матери Сатпрема) Он написал чудесную книгу. Я рассчитываю, что эта книга революционизирует мир... Вы можете гордиться своим сыном.
(Мать Сатпрема улыбается и уходит)
М: Хорошо, ты принес свою книгу?
С: Ты хочешь, чтобы я сейчас почитал?
М:Конечно, я этого жду!
С:Ты не устала, нет?
М: О! это не утомляет. Утомляет другое.
( по окончании чтения книги)
Это все?
Это половина части.
Какая жалость! Я могу это слушать часами, …очень хорошо.
Еще есть что-нибудь?
Около дюжины страниц.
Это в следующий раз.
Ты приносишь мне радость.
Но, Мать, это ты дала мне все!
Нам нужно что-то делать с переводом…. Да, я очень бы хотела…нечто сказало мне (жест, показывающий движение сверху – вниз): что это должно быть переведено на русский.
Видишь ли, они прошли через опыт. Они исчерпали все возможности и поняли, что это никуда не ведет. К несчастью, они возвращаются назад и сейчас то время, когда им нужно дать эту книгу.
Если это будет действительно переведено на очень хороший русский… это должно быть распространено по всей стране. Сейчас как раз время, когда они в чем-то нуждаются. Они потеряли веру в то, что, казалось, нашли.
И упрямо мне приходит на ум: «На русском, это должно быть на русском».
Ты знаешь кого-нибудь из русских?
Есть S…. Ты хочешь, чтобы я поговорил с ней?
Она не знает русский.
Да, но может быть, она знает кого-то из русских?
Ты мог бы спросить ее. Ты мог бы ей сказать, что я хочу, чтобы книга была переведена на русский, кем-то, у кого живой стиль, кто хорошо пишет, не сухо и скучно: кто-то у кого живой и привлекательный стиль. А мы помогли бы ее отпечатать, где-либо.
Я скажу S. об этом.
Для меня это было бы благом.
О, Мать, это ты делаешь благо для нас.
6 февраля 1971
(В конце чтения 12 части "Социология Сверхчеловека"
Мать выражает восхищение. Сатпрем протестует.)
Но, Мать, это действительно просто пришло. Все было дано так, как будто продиктовано, понимаешь? Я совсем ничего не делал.
Я могу видеть это! Для меня это совершенно ясно.
Оно подобно… (жест нисхождения).
Это творит восхитительную атмосферу, восхитительную.
Мы закончим чтение до 21 февраля?
Оно наполняет меня радостью…
20 февраля 1971
Мне бы хотелось, чтобы твоя книга была переведена на все языки.