На счёт "два"... (СИ)

Глава 36

36.

Андрей Дмитриевич Косарев терпеть не мог девиц с психологического факультета. Он считал, что психолог не может быть чистеньким юным созданием, все проблемы которого — стоимость туши для ресниц и выбор отеля для отдыха. Даже обладающие интеллектом, но рафинированные девочки, которых на психфаке было почему-то большинство, не заслуживали, по мнению профессора, права работать с людьми. Для этого нужно было самому пройти не один круг ада, излечиться от своих проблем, и только потом идти помогать другим.

Занятие по детской психологии для четвёртом курсе Косарев проводил в скверном настроении. Тема была цепляющая. Сироты, детские дома, усыновление.

Он вещал с кафедры о том, что сирота — травмированная личность, которая никогда до конца не адаптируется. Потому что в казенном учреждении не получает внимания, обезличивается, не может получить навыки обычной жизни. Не имеет понятия о личном пространстве и собственных интересах. И как следствие — чаще попадает в неприятности, караемые в соответствии с уголовным кодексом. Говорил о том, что педагог в детдоме — это не семья. И что усыновление после трех лет уже не может стереть с личности ребёнка следы сиротского учреждения.

Взгляд профессора не был сфокусирован на ком-то одном. Он время от времени оглядывал аудиторию. Эту лекцию он читал уже второй раз за последнюю неделю. Прошлый раз никто из студентов никак на него не реагировал. Все записывали молча, почти не поднимая головы.

Здесь же что-то было не так. А именно лицо одной из студенток. На первых же фразах она вскинула на преподавателя холодный взгляд. Потом выражение фарфорового юного лица стало презрительным. Глаза сузились. Он почти физически ощущал холод. А глаза студентки тем временем загорались огнём вомущения. У Косарева скрутило внутренности. Он сделал паузу.

— Вопросы по изложенной части материала есть? — снова оглядел он аудиторию.

— Есть!

Вон оно. Студентка, сверлившая его взглядом, подняла руку.

— Слушаю Вас. Только представьтесь, пожалуйста.

— Ксения Орлова, 8 группа. Профессор, скажите пожалуйста, можете ли Вы отличить человека, росшего в детском доме, от того, кто воспитывался в семье? Если, как Вы утверждаете, сиротское учреждение оставляет такой глубокий и неисправимый след, то есть же какие-то признаки? Поведение? Уровень интеллекта? Внешность?

— Хороший вопрос. Спасибо, — Косарев пытался найти во взгляде и облике девушки хоть одну подсказку. Что-то, что побудило её к эмоциям и этому вопросу.

— Уверяю вас, что в этой аудитории ребёнок из детдома не мог бы оказаться. А если бы и смог, то это можно было бы считать чудом.

Договорить ему не дала всё та же студентка.

— Вы ошибаетесь.

— В чем же конкретно?

— По всем пунктам, профессор, — холодный взгляд, твёрдый голос.

— Вам то, милое создание, откуда знать? Я вот сегодня наблюдал, как Вы парковали джип жёлтого цвета недалеко от этого корпуса. На Вас брендовая обувь. А скажите, Орлова Ксения, какое у вас хобби? — профессор ещё больше уверился в своём мнении о девицах на психфаке. Эта ещё и спорить с ним собралась! И, смотри ка, аж морозом от нее веет!

— Хобби? Считаете, что это решит дело? Что ж…, - Ксения сейчас вспомнила, как в старших классах Игорь мог практически раскатать по стенке любого, кто знал обсуждаемый вопрос хуже него самого. — Я увлекаюсь спортивными бальными танцами, — ответила она, глядя в глаза профессору, — Мы с братом вице-чемпионы России.

— И что девушка, передвигающаяся на собственном автомобиле, имеющая, как я понимаю, не бедных родителей, брата, дорогостоящее хобби и неплохие мозги, судя по месту учёбы, может мне возразить про детские дома и ту дичь, которая там творится? — профессор понял, что повышает голос.

— Дело в том, профессор, что девушка, которую Вы перед собой видите, росла в детском доме с трех до восьми лет. И потом воспитывалась в приёмной семье. И бальными танцами мы с братом начали заниматься там, в детдоме. Нас там любили и любят до сих пор. Мы не пытаемся забыть детдом, как страшный сон. Это часть нашего детства. Да, у нас чудесные родители. И нам повезло. Мы закончили французскую школу, брат у меня будущий архитектор, как наш отец. Нельзя, слышите, нельзя ставить крест на человеке только потому, что он рос не в семье!

Ксюша говорила горячо и эмоционально. Аудитория сначала замерла, потом по рядам прокатился гул. Эта благополучная со всех сторон кудрявая модная девица росла в детдоме? Не может быть! И в МГУ потом поступила?

Вот оно! С этой Орловой уже можно разговаривать. Её зацепило. У неё есть своя история. Она не будет тупо проводить тесты и писать обезличенные описания. А будет смотреть в глаза.

— Могу я Вас попросить, Ксения, уделить не время и рассказать о своем опыте. Он, видите ли, видимо очень отличается от того, что знаю я. И мне искренне жаль, что я Вас расстроил.

— Хорошо. Только Вам лучше не только со мной, а ещё с Евгением Михайловичем поговорить, это директор Узловского детдома. Он старенький уже, на пенсии. Но он Вам лучше расскажет, как и что.

Выслушав Ксению и получив от неё контакты Узловского детского дома, профессор Косарев предложил Орловой практику в московском центре реабилитации детей-сирот. Ксения, не думая ни минуты, согласилась.