Героическая борьба русского народа и других народов нашей страны с монголо-татарскими завоевателями и наследниками их недоброй славы — агрессивными татарскими ханствами — продолжалась несколько столетий. Со школьной скамьи мы помним основные вехи этой тяжелой и длительной борьбы народа за независимость родной земли. Битва на реке Калке в 1223 г., где русские полки впервые сражались с «неслыханной ратью» пришельцев из далеких азиатских степей… «Батыево нашествие», подвергнувшее русские земли страшному опустошению, и героическая неравная борьба народа с полчищами завоевателей… Антиордынское народное восстание в Твери в 1327 г., прославленное народом в «Песне о Щелканѳ Дудентьевиче»… Славная победа на Куликовом поле в 1380 г.… «Стояние на реке Угре» в 1480 г., после которого было окончательно свергнуто ненавистное монголо-татарское иго… Взятие Казани в 1552 г., покончившее с разбойничьим гнездом на Волге — Казанским ханством… Поход крымского хана Девлет-Гирея на Москву в 1571 г., а следующим летом — победа русских полков над 120-тысячной турецко-татарской армией в Молодинской битве…
Эти наиболее значительные и яркие эпизоды освободительной войны русского народа разделены многими десятилетиями непрерывного упорного сопротивления завоевателям, титанических усилий народных масс, направленных на защиту своей родной земли. События этих десятилетий меньше известны широкому кругу читателей, но в общенародной борьбе с иноземными завоевателями они сыграли важную роль, подготовив в конечном итоге победу Русского государства над его извечными врагами — монголо-татарскими феодалами.
Так, тверскому восстанию 1327 г., которое привело к изгнанию из пределов Руси ханских баскаков, предшествовала целая серия народных восстаний в различных городах. Жители «градов русских», поднимаясь «вечем», изгоняли татар[1].
Победу на Куликовом поле в 1380 г. подготовила более чем столетняя борьба Руси против завоевателей, неоднократные вооруженные выступления русских князей, которые не раз наносили ордынцам серьезные поражения. Еще в 1285 г. сын Александра Невского — великий князь Дмитрий Александрович — разгромил вторгнувшиеся в русские земли войска «царевича из Орды». Он, «собрав рать многую, пошел на них, и побежал царевич в Орду». В 1301 г. московский князь Даниил Александрович сражался с татарами «у города Переяславля (Рязанского. — В. К.), и одолел князь Данило, и много татар избил». В 1317 г. тверской князь Михаил встретил с оружием в руках карательное ордынское войско Кавгадыя. «Собран своих мужей, тверичей и кашинцев», он «пошел против татар, и сошлись оба полка, и была сеча великая». В результате Кавгадый «повелел дружине своей стяги повернуть и неволей сам побежал в станы», а тверские воины «многих татар поймали и привели в Тверь». В 1365 г., когда войско ордынского «царевича» Тагая, вторглось в Рязанскую землю, местные князья Олег Рязанский, Владимир Пронский и Тит Козельский настигли ордынцев «под Шишевским лесом, на Войде, и был им бой крепок и брань лютая, и сеча злая, и падали мертвые от обеих сторон». Враги не выдержали удара рязанских дружин и бежали, а «гордый ордынский князь Тагай в страхе и трепете был, видя своих татар избиенных, и так, рыдая и плача и лицо одирая от многой скорби, едва с малой дружиной убежал». В 1367 г. хан Булат-Темирь, «собрав силу многую, пошел в землю и уезд Нижнего Новгорода, волости и села повоевал». Нижегородские полки разгромили вторгнувшееся ордынское войско, и Булат-Темирь «прибежал в Орду с малой дружиной». Время безнаказанных монголо-татарских разбоев на русских землях отошло в прошлое. В 70-х годах XIV в. даже большие монголо-татарские рати уже не могли пробиться в глубь Руси: великий князь Дмитрий Иванович, будущий победитель Орды на Куликовом поле, сумел организовать надежную оборону южной границы своего княжества. Чтобы преградить путь ордынцам, к рубежам выходили дружины нескольких княжеств. Это было прямым следствием объединения русских земель вокруг Москвы.
В 1373 г., когда монголо-татарское войско, опустошив Рязанское княжество, пошло было к московскому рубежу, на Оке его ждали великокняжеские полки. «Князь великий Дмитрий Иванович Московский собрался со всей силой своей, стоял у реки Оки на берегу, и брат его князь Владимир Андреевич пришел к нему из Нижнего Новгорода на берег к Оке, и татар не пустили, и все лето там стояли». Спустя три года русское войско, не ограничиваясь пассивной обороной «берега», приготовилось встретить врага на дальних подступах. Тогда «князь великий Дмитрий Иванович Московский ходил ратью за Оку-реку, остерегаясь рати татарской». Наконец, в 1378 г. русские полки наголову разбили на реке Воже сильное ордынское войско под предводительством опытного военачальника мурзы Бегича. Эго победоносное сражение было генеральной репетицией знаменитой Куликовской битвы. Борьба против завоевателен еще не была общерусской, однако она расшатывала ордынское владычество и вселяла в русских людей уверенность, что Орду можно победить. В битвах с монголо-татарской конницей окрепло и закалилось русское воинство[2].
Война с Большой Ордой началась фактически почти на четыре десятилетия до похода хана Ахмеда (Ахмата) к реке Угре в 1480 г. В 1443 г. Рязанская земля подверглась опустошительному набегу «царевича» Мустафы. Однако воеводы великого князя Василия, пришедшие на помощь Рязани, разбили татарское войско; сам Мустафа был убит. В 1449 г. «скорые татары» из «Седи-Ахматовой орды» прорвались до самой Пахры и «много зла учинили христианам, секли и полон имали». Налетчики были отогнаны «служилым» царевичем Касимом, которого в то время великий князь посадил в звенигородском уделе. В 1450 г. к русским границам пошли «из поля» отряды улана Малымбердея с князьями. Воеводы великого князя направились навстречу ордынцам в степь и разгромили их на реке Бетюке (Битюге), притоке Донца. В 1451 г. «царевич» Мазовша из «Седи-Ахматовой орды» сумел пройти «изгоном» в центральные уезды Руси, однако главной цели похода он не достиг: Москва отбила ордынский приступ, и Мазовша поспешно отступил, «пометаша от меди, и железа, и прочего много товару». В 1455 г. «Седи-Ахматовы» татары снова перешли Оку ниже Коломны, но были разгромлены князем Иваном Патрикеевым. Великокняжеский воевода Басенок, посланный для преследования отступавших ордынцев, нанес им новое поражение и отбил «полон». В 1459 г. «Седи-Ахматовы» татары «похвалився на Русь пошли». Против них был послан «с многими силами» молодой великий князь Иван III Васильевич. Татары были отбиты от «берега» и поспешно отступили. В 1460 г. сам «безбожный царь Ахмут» (Ахмед) приходил «с всею силою» под Переяславль-Рязанский и после шестидневной безуспешной осады «со срамом отступил от него и отошел в поле». В следующий раз хан Ахмед пробовал напасть на Русь в 1472 г. Русские полки во главе с великим князем Иваном III собрались в Коломне, преградив врагу путь к центральным районам страны. Однако ордынское войско двинулось к городу Алексину, где в то время находился Семен Беклемишев «с малыми людьми»; в Алексине не было «ни пристроя градного, ни пищалей, ни самострелов». Но мужественные защитники «много татар избили». Попытка ордынцев переправиться затем на левый берег Оки закончилась неудачей. Сначала переправа войска хана Ахмеда была задержана воеводами Петром Федоровичем и Семеном Беклемишевым, которые обороняли берег «с малыми зело людьми», потом к опасному месту подоспели остальные русские полки. Хан Ахмед, «видев многие полки великого князя», отступил «в поле». Поход войска Большой Орды в 1472 г. закончился, таким образом, неудачей[3]. Повторить его хан Ахмед решился только через восемь лет. Эти многочисленные сражения с конницей Большой Орды, несомненно, не прошли бесследно. Ордынцы несли значительные потери. Укреплялась оборона южной границы Руси, приобретался опыт борьбы с вторжениями татарского войска. Отбивая набеги «царевичей» и мурз «Седи-Ахматовой орды», Русь готовилась к решающим боям за свержение ненавистного иноземного ига.
Разгром Казанского ханства в 1552 г. был подготовлен многими десятилетиями дипломатической борьбы и неоднократными военными походами на столицу ханства — «град» Казань[4]. Победоносные полки Ивана IV Грозного пришли к стенам Казани по дороге, хорошо знакомой русским воеводам.
Первая половина XVI столетия вошла в историю но только как время наступления на Казанское ханство, по и как время создания прочной оборонительной линии на «крымской украине» Русского государства. Именно в этот период складывалась система обороны южной границы Руси, вырабатывалась тактика борьбы с татарскими набегами, закладывались основы станичной и сторожевой служб. Русское государство прилагало огромные усилия, чтобы защитить свои рубежи от наступления агрессивных татарских ханств, наиболее опасным из которых было Крымское. На первую половину XVI столетия, до разгрома Казанского ханства, приходился начальный, самый трудный этап борьбы с крымскими ханами. Фактически все осколки Золотой Орды — Казанское и Крымское ханства, Ногайская Орда — объединились против Русского государства, только что освободившегося от монголо-татарского ига. Трудным было это время для Руси. «На берегах Волги создалась новая политическая ситуация, сложная и противоречивая. Обломки Золотой Орды стремились к сближению, при посредничестве султана в их среде возрождалась агрессивная мечта о торжестве мусульманского мира и господстве татарской силы над Русью»[5].
В этой коалиции татарских ханств ведущая роль принадлежала Крыму. Именно крымский хан организовывал наиболее опасные военные походы в русские земли, объединяя под своим руководством военные силы других улусов. Неоднократные антирусские «мятежи» в Казани были, как правило, следствием прямого вмешательства крымских феодалов. Политика Крыма по отношению к Русскому государству оставалась постоянно враждебной; даже во время официального «мира» с Москвой нападения крымцев на русские рубежи продолжались. По словам А. А. Новосельского, «татары были противником непримиримым, не поддающимся дипломатическому воздействию и не идущим на мирное сожительство»[6].
Причины постоянной военной активности Крыма следует искать в особенностях его экономического и социального строя. Основой хозяйственной жизни Крыма было кочевое скотоводство, малопродуктивное и находившееся в большой зависимости от урожаев кормов. Земледелие у крымских татар было развито слабо. Крым не мог прокормить своего населения и постоянно нуждался в привозном хлебе. Современники называли Крым страной, «не сильной кормом». В неурожайные годы в Крыму начинался настоящий голод. Донесения русских послов из Крыма полны сообщений о недородах и голоде, о дороговизне, о вымирании населения, массовых падежах лошадей и скота. Выход из хозяйственных затруднений крымские феодалы искали не в развитии производительных сил страны, хотя природные условия Крыма были для этого очень благоприятными, а в набегах на соседние страны, в вымогании у них принудительных платежей — «даров» и «поминок». Грабительские походы были постоянным фактором в Экономике Крыма. Без этих «вливаний» чужого богатства Крымское ханство не могло бы выжить, не ломая своего социально-экономического строя. Крымские феодалы, препятствуя любым изменениям в жизни Крыма, тем самым обрекали свой народ на непрерывные войны, на походные лишения и жертвы: добыча оплачивалась кровью рядовых воинов.
Народным массам Крыма грабительские походы мало что давали. Добыча и «поминки», поступавшие из соседних стран, распределялись крайне неравномерно. Львиная их доля попадала в руки самого хана, его семьи и приближенных. Остальное почти полностью прибирала к рукам крымская знать. Даже улусные мурзы постоянно жаловались на бедность, не говоря уже о простых кочевниках. Жажда добычи толкала крымских феодалов в новые и новые походы. Именно князья и мурзы были инициаторами, руководителями и организаторами большинстве из них, требовали от хана проведения военных мероприятий, которые могли бы обеспечить их добычей и пленными. Часто крымские феодалы предпринимали самостоятельные набеги. Даже в периоды официального мира когда крымские и московские послы клялись в дружбе набеги отдельных мурз на «украину» не прекращались.
Политика крымских ханов по отношению к Русскому государству, конечно, не сводилась только к добывании пленных и военной добычи. Крымские ханы пытались выступать в качестве преемников Золотой Орды, претендовали на господствующее положение в Северном Причерноморье. В придворных кругах Крыма жила идея ставшая в XVI столетии уже явным анахронизмом, — идея подчинения Руси татарам. Не случайно крымские дипломаты пытались представить Русское государство данником татар, называя, эпизодические «поминки» данью. Крымские послы отрицали право русского царя на титул «самодержца». При дворе крымского хана грубо и жестоко третировали московских посланников, подвергали их унизительным церемониям. Противоречия между Русью и Крымом были непримиримыми. «Крымский вопрос» можно было решить только военным путем. Все это определило крайний накал и упорство борьбы Русского государства с Крымским ханством, борьбы, которая затянулась почти на три столетия.
В чем заключались причины такой «живучести» Крымского ханства?
Военные действия против Крыма затрудняло его выгодное стратегическое положение. Если до Казани русская «судовая рать» сравнительно легко добиралась по Волге, то Крым отделяла от русских границ широкая полоса безлюдных степей. Преодолеть эти степи с обозами и артиллерией было нелегко. Единственная дорога в основные крымские улусы проходила через Перекоп, сильно укрепленный. Русские военачальники отлично понимали все трудности организации большого похода на Крым и в течение долгого времени ограничивались чисто оборонительными мероприятиями.
Второй причиной, затруднявшей борьбу с Крымским ханством, была благоприятная для крымских ханов международная обстановка. Крымский хан являлся вассалом турецкого султана, и русскому правительству приходилось учитывать, что решительные военные мероприятия против Крыма неизбежно привели бы к столкновению с Турцией. А для большой войны с Оттоманской империей Русь еще не имела достаточных сил. Кроме того, Турция оказывала крымским ханам прямую военную помощь, посылая артиллерию и янычар. Турецкие войска неоднократно принимали участие в походах крымского хана на русские земли.
Крымский хан имел постоянного союзника в лице Польши. Есть основания утверждать, что наиболее крупные военные походы против Русского государства проводились Крымом и Польшей согласованно, что заставляло московское правительство воевать на два фронта[7].
Наконец, само Крымское ханство было достаточно сильным в военном отношении. Кроме Крымского полуострова, под властью хана находились обширные территории степей. На востоке владения «Крымского юрта» доходили до реки Молочной, на западе включали Очаков и Белгород, а на севере достигали Ислам-Керменя и Конских вод[8]. Во время больших походов хан выводил «в поле» почти все взрослое население (дома оставались лишь те, кому было меньше 15 лет), т. е. десятки тысяч конных воинов.
Вопрос об общей численности войска крымского хана в достаточной мере сложен. В. Е. Сыроечковский, автор исследования по истории Крымского ханства времени Мухаммед-Гирея (1515–1523 гг.), писал неопределенно: «Мы встречаем и 15, и 25 тысяч, и 40 тысяч «нарядной рати», и 60, и 90, и 100 тысяч»[9]. Сам крымский хан Менгли-Гирей в письме Василию III от 12 сентября 1509 г. сообщил, что им собрано для похода «двести тысяч и пятьдесят тысяч рати»[10]. Эта цифра представляется нам сильно завышенной. Видимо, ближе к истине свидетельства современников-западноевропейцев. Часть таких сообщений более позднего времени, но, учитывая неизменную территорию Крымского ханства и в общем стабильную численность населения, их можно отнести и к первой половине XVI в.
Михаил Литвин, который был одним из литовских дипломатических представителей в Крыму и собрал сведения о татарском войске, отмечал, что крымские татары в состоянии «выставить на войну до 30 тысяч войска, если поднимутся по приказу все вообще, даже непривычные к военной службе, лишь бы могли сидеть на коне»[11]. Э. Лясотта, моравский дворянин, дипломатический представитель в Польше эрцгерцога Максимилиана, писал в своем дневнике, что крымский хан «выступил в поход с двумя царевичами и 80 000 человек, из которых, впрочем, не более 20 000 вооруженных и способных к войне», причем в Крыму осталось «больше 15 000 человек»[12]. Лифляндские дворяне И. Таубе и Э. Краузе, попавшие в русский плен во время Ливонской войны, утверждали, что крымский хан имел войско «числом 40000 человек, если соберет всех взрослых мужчин, всех, кто может владеть саблей»[13]. Англичанин Флетчер приводил несколько большие цифры: «Когда идет войною сам Великий, или Крымский, хан, то ведет он с собою огромную армию в 100 000 или 200 000 человек», а отдельные мурзы имеют «орды», состоящие «из 10, 20 или 40 тысяч человек»[14]. Француз Г. Левассер де Боплан, строивший крепости в пограничных со степью польских владениях, отмечал, что в войске крымского хана «80 000 человек, если сам он участвует в походе, в противном случае их армия достигает не более 40 или 50 тысяч, и тогда начальствует над ними какой-нибудь мурза»[15]. Таким образом, сообщения современников-европейцев тоже достаточно противоречивы. Однако эти противоречия только кажущиеся. Дело в том, что одни современники имели в виду собственные войска хана и называли меньшие цифры, а другие учитывали «прибыльных людей» из других орд, которые присоединялись к хану во время больших походов. Эти соображения подтверждаются русскими источниками, в которых есть сведения о численности крымского войска во время отдельных походов.
Летом 1521 г. сторонники Москвы сообщили из Крыма Василию III, что Мухаммед-Гирей готовится к походу и «кажут силы его сто тысяч». Однако сами сообщавшие это сомневались в подлинности таких сведений и добавляли: «Ино, государь, отгадывают, что с ним тысяч пятьдесят пли шестьдесят»[16]. В походе 1521 г. участвовали, кроме собственно крымских войск, ногаи и «литовская сила». В 1525 г. «великого князя казаки» доносили из Азова о том, что в поход выступили из Крыма «пятьдесят тысяч» и в том числе 15 или 30 тысяч «турецкой силы»[17]. Несколько упоминаний о численности крымских войск содержится в летописных источниках.
В 1527 г. «крымский калга Ислан-Гирей» напал на русские земли, «с ним было людей 40 000»; по другим данным, с калгой были «вой многи 60 000». Этот поход «калги» — высшего сановника Крыма — можно приравнять к походу самого хана. В 1533 г. с Сафа-Гиреем и Ислам-Гиреем пришло «крымских люден 40 000». В этих двух случаях речь идет о собственно крымских войсках, без участия других орд, хотя и при предельной мобилизации. А в 1541 г., когда крымский хан Сагиб-Гирей выступил в поход с войском в 70 тысяч или даже «тысяч со сто и более», в составе войска были «из Нагай князь Бакий с многими людьми, да турского (турецкого. — В. К.) царя люди и с пушками и с пищалями, и иных орд и земель прибыльные люди»[18]. Другими словами, в случае большого похода крымский хан выставлял 40–50 тысяч своих воинов, а если привлекались «иных орд и земель прибыльные люди», — то до 100 тысяч человек.
Походы, возглавляемые «царевичами» и мурзами, проводились меньшими силами. Обычно объединенное войско нескольких мурз, без участия самого хана, насчитывало 15–20 тысяч всадников. Так, в 1517 г. «пошли четыре мурзы на великого князя украины, и с ними 20 000 рати». В 1535 г. «Ислам-царевич» подошел к Оке с 15-тысячным войском. В 1541 г. «Ибраим-баща» возглавлял отряд в 20 000 человек. В 1550 г. на реке Донце сторожевые заставы «сметили с 20 000 человек» крымских татар[19].
Отдельные набеги предпринимались крымскими татарами отрядами по нескольку сотен и, реже, по нескольку тысяч всадников. Например, в 1531 г. к Одоеву приступали «крымских людей с тысячу», а на «рязанской украине» воевали «человек с пятьсот или с шестьсот». В 1549 г. к Туле подходили «3000 человек»[20]. Если учесть огромную протяженность южной границы Русского государства, то нападения крымских мурз с отрядами в несколько тысяч всадников, не говоря уже о больших походах крымского хана, способного собрать десятки тысяч воинов, представляли серьезную опасность. Бороться с постоянными крымскими вторжениями было очень трудно.
Основной силой крымского войска являлась конница — быстрая, маневренная, обладавшая многовековым опытом. В степи каждый мужчина был воином, отличным наездником и стрелком из лука. Военные походы мало отличались от обычных кочевий, являлись привычным бытом татар. Условия кочевой жизни с детства приучала степняка к трудностям, лишениям, неприхотливости в еде, вырабатывали выносливость и смелость. Татары были объединены еще не исчезнувшими родовыми связями, авторитет феодалов — «царевичей» и мурз — оставался достаточно высоким. Слабой стороной крымского войска был недостаток огнестрельного оружия, в первую очередь — пушек. Поэтому попытки крымцев штурмовать укрепленные города, как правило, кончались неудачей. Эпизодические посылки из Турции янычар с пушками и пищалями не меняли общего положения. Русское войско, имевшее огнестрельное оружие и тяжелое защитное вооружение (кольчуги, панцири), выходило победителем в открытых боях. Поэтому крымские татары старались использовать неожиданность нападения, фланговые удары, разнообразные военные хитрости.
Интересные сведения о войске крымского хана, его вооружении и тактике сообщал Гильом Боплан, который 17 лет прожил на южной границе Польши. Его «Описание Украины», впервые изданное в 1650 г., передает атмосферу постоянной военной тревоги на степной границе, яркими красками рисует Боплан коварного и опасного врага — крымского наездника. С полным основанием можно сказать, что и в предыдущем столетии дело обстояло так же: и организация крымского войска, и его вооружение, и тактика набегов были удивительно консервативными, почти не менявшимися в течение столетий.
«Вот как одеваются татары, — писал Боплан, — одежду этого парода составляет короткая рубаха из бумажной ткани…, кальсоны и шаровары из полосатого сукна или чаще всего из бумажной материи, настеганной сверху; более знатные носят стеганый кафтан из бумажной ткани, а сверху — суконный халат, подбитый мехом лисицы или куньим высокого сорта, шапку из того же меха и сапоги из красного сафьяна, без шпор. Простые татары надевают на плечи бараний тулуп шерстью наружу во время сильного зноя или дождя, но зимой во время холодов они выворачивают свои тулупы шерстью внутрь и то же делают с шапкой, сделанной из такой же материи. Они вооружены саблей, луком с колчаном, снабженным 19 или 20 стрелами, ножом за поясом; при них всегда кремень для добывания огня, шило и 5 или 6 сажень ременных веревок, чтобы связывать пленных, которых они могут захватить во время похода… Только самые богатые носят кольчуги; остальные же, за исключением таковой, отправляются на войну без особенной защиты тела. Они очень ловки и смелы в верховой езде…, и столь ловки, что во время самой крупной рыси перепрыгивают с одной выбившейся из сил лошади на другую, которую они держат за повод для того, чтобы лучше убегать, когда их преследуют. Лошадь, не чувствуя над собой всадника, переходит тотчас на правую сторону от своего господина и идет рядом с ним, чтобы быть наготове, когда он должен будет проворно вскочить на нее. Вот как приучены лошади служить своим господам. Впрочем, это особая порода лошадей, плохо сложенная и некрасивая, но необыкновенно выносливая, т. к. сделать в один раз от 20 до 30 миль возможно только на этих бахматах (так называется эта порода лошадей); они имеют очень густую гриву, падающую до земли, и такой же длинный хвост».
Далее Боплан подробно рассказывает о лом, как действуют крымцы, когда «вступают в неприятельскую землю с целью грабежа, пожаров и увода пленников в неволю». Для зимних и для летних походов крымские татары использовали различные тактические приемы.
Зимой немалые трудности представлял переход войска из Крыма по степям. Для похода выбиралась обычно снежная зима, так как татарские кони не были подкованы, и затвердевшая во время мороза земля, портила им копыта. Предводители войска уделяли большое внимание внезапности нападения. Крымские всадники двигались, «избирая свой путь по долинам, которых ищут и которые тянутся одна за другой; это делается для того, чтобы быть прикрытыми в поле и не быть замеченными… Вечером, останавливаясь лагерем, они по той же причине не раскладывают огней, посылают вперед разведчиков…, чтобы «добыть языка» от своих неприятелей, причем они прибегают ко всякого рода искусству и хитрости, чтобы застать неприятеля врасплох».
Страшен был вид многотысячной орды, надвигавшейся из степи. «Татары идут фронтом по сто всадников в ряд, что составит 300 лошадей, т. к. каждый татарин ведет с собой по две лошади, которые ему служат для смены… Их фронт занимает от 800 до 1000 шагов, а в глубину содержит от 800 до 1000 лошадей, захватывает, таким образом, более трех или четырех больших миль, если шеренги их держатся тесно; в противном случае они растягивают свою линию более чем на 10 миль. Это изумительное зрелище для того, кто это видит в первый раз, так как 80 000 татарских всадников имеют более 200 тысяч лошадей; деревья не настолько густы в лесу, как лошади в поле, и издали кажется, будто какая-то туча поднимается на горизонте, которая растет все более и более по мере приближения, наводя ужас на самых смелых…»
«Приблизившись к неприятельским пределам на расстояние трех или четырех миль, они делают остановку на два или три дня, в нарочно избранной, по их мнению, достаточно закрытой местности. Тогда они решают дать передышку и отдых для своей армии, которая располагается таким образом. Они делят ее на три отряда; две трети должны составлять один корпус, треть же разделена на два отряда, из которых каждый образует крыло, т. е. правый и левый фланги. В таком порядке вступают они внутрь страны. Главный корпус, который на их языке называется кошем, движется плотною массою вместе с крыльями, медленно, но безостановочно, день и ночь, давая лошадям не более одного часу для корму и не причиняя никаких опустошений в стране, пока не проникнут в глубину на 60 или 80 миль. Тогда они начинают поворачивать назад тем же шагом, между тем как крылья, по распоряжению начальника, отделяются и могут бежать каждое в свою сторону от 8 до 12 миль от главного корпуса, но так, что половина направляется вперед, половина же в сторону… Каждое крыло, заключающее от 8 до 10 000 человек, в свою очередь разделяется на 10 или 12 отрядов, каждый из которых может заключать от 500 до 600 татар, которые разбегаются в разные стороны, нападают на деревни, окружая их и устанавливая вокруг по четыре сторожевых поста, поддерживающих большие огни по ночам, боясь, чтобы никто из крестьян не ушел от них, затем грабят, жгут, убивают всех, которые им оказывают сопротивление, берут и уводят в плен тех, которые им сдаются, не только мужчин, женщин и грудных детей, но также скот, лошадей, быков, коров, баранов, коз и пр. Эти крылья вскоре возвращаются с добычей к главному корпусу войска. Как только они прибудут к главному корпусу, от последнего в то же самое время отделяются два другие крыла, числом равные первым; одно из них идет направо, другое — налево; они производят такой же грабеж, как и первые, потом возвращаются, как и прежние, к главному корпусу, а от войска отделяются два свежих крыла, которые производят подобный же грабеж, как и первые; они совершают свои экспедиции так последовательно, что их корпус никогда не уменьшается в числе; он всегда состоит из ⅔ армии, движется шагом, чтобы не утомляться и всегда быть в готовности сразиться с польской армией, если опа встретится. Впрочем, в их расчеты не входит такая встреча, напротив, они стараются, насколько можно, избегать неприятеля… ибо они хищники (так должно называть этих татар) и являются не для того, чтобы сражаться, но с целью грабежа и захвата добычи врасплох… Наконец, исколесив и ограбив страну и окончив свои набеги, они возвращаются в пустынные степи, которые простираются от границы вглубь на 30 или 40 миль, и, чувствуя здесь себя в безопасности, делают большой роздых, восстановляют свои силы, приводят себя в порядок…»
Главной добычей крымских татар были пленники, число которых во время удачных набегов на «украину» достигало десятков тысяч. Боплан пишет о горькой доле этих несчастных людей, оказавшихся во власти насильников; их страдания начинались уже с первой стоянки орды в «поле». «В течение этого отдыха, который продолжается одну неделю, они (татары. — В. К.) собирают вместе всю свою добычу, которая состоит из рабов и скота, и разделяют ее между собою. Самое бесчеловечное сердце тронулось бы при виде, как разлучаются муж со своей женой, мать с дочерью, без всякой надежды увидеться когда-нибудь, отправляясь в жалкую неволю к язычникам мусульманам, которые наносят им бесчисленные оскорбления. Грубость их позволяет им совершать множество самых грязных поступков, как, напр., насиловать девушек и женщин в присутствии их отцов и мужей… Наконец, у самых бесчувственных людей дрогнуло бы сердце, слушая крики и песни победителей среди плача и стонов этих несчастных русских, которые плачут с воплями и причитаниями. Итак, эти несчастные разлучаются в разные стороны: одни идут в Константинополь, другие — в Крым, третьи — Анатолию и т. д.»
Зимние походы крымские татары совершали в основном в польские владения; на русские «украины» набеги предпринимались, как правило, летом. Поэтому сообщение Боплана о тактике летних татарских походов представляет для нас особый интерес.
Готовясь к вторжению в русские земли, орда быстро преодолевала полосу безлюдных степей, а затем на расстоянии 20 или 30 миль от границы перестраивала свои походные порядки. «Татары разделяют свою армию на десять или двенадцать отрядов, каждый из которых содержит около тысячи лошадей. Затем они посылают половину своих войск, в составе шести или семи отрядов, направо, на расстояние одной или полутора миль друг от друга; то же самое они устраивают и с другой половиной войска, которая держится на подобном же расстоянии с левой стороны; это делают они для того, чтобы иметь растянутый фронт от 10 до 12 миль. Впереди, на расстоянии около мили, идет сильный сторожевой отряд «добывать языка», чтобы знать, куда вести войско. Благодаря этому, татары движутся с полной безопасностью. Так действуют они, описывая дугу и тесно держась друг друга, чтобы иметь возможность всякий раз сойтись, как радиусы, в назначенный день в определенное место сбора, в двух или трех милях от границы. Причина, почему татары идут отдельными отрядами, заключается в боязни, как бы их не открыли казаки, рассеянные в степях в качестве сторожевых пикетов на расстоянии двух-трех миль друг от друга, и не узнали бы точно их числа, потому что, в противном случае, они могут известить лишь о том отряде, который был виден…» Эта хитрость очень затрудняла сторожевую службу: крайне сложно было выяснить, идет ли на «украину» большая орда или набег совершает отряд какого-нибудь улусного мурзы.
«Наконец, татары переходят границу и движутся по дороге, которая пролегает между двумя большими реками, всегда по самым высоким местам, между истоками маленьких речек, которые текут в большие реки в одну или в другую сторону. Таким образом, они не встречают преград на своем пути, грабят и опустошают, но не вторгаются в глубь страны дальше шести или десяти миль и тотчас возвращаются обратно. Они остаются не более двух дней в стране, затем отступают, делят добычу и возвращаются по домам».
Такие нападения на «украины» совершались настолько стремительно и неожиданно, что оборонявшие границу войска обычно не успевали встретить врага и старались настигнуть татар при отступлении, чтобы отбить добычу и пленников. Однако это было нелегко сделать. Выйдя в степи, татары разделяются на множество мелких отрядов, которые «расходятся лучеобразно в четыре разные стороны: одни идут к северу, другие — к югу, остальные — к востоку и западу». Затем каждый «маленький отряд в 100 человек разделяется на три части, по 33 человека в каждом, и продолжает путь как и раньше, если не встретится какая-либо речка; потом, пройдя около полумили, они начинают снова делиться натрое, по 10 или 11 человек в каждом, и снова разбегаются в стороны… Татары знают степь так же хорошо, как лоцманы — морские гавани. Все эти мелкие отряды в 10 человек разбегаются в поле, но так, чтобы не встретиться на пути. Наконец, в назначенный час они собираются для свидания в условленное место, за 12 миль от места отправления, в какой-либо лощине, где есть вода и хорошая трава, ибо там они делают привал… Затем они продолжают путь уже целым корпусом, по дороге берут приступом какой-либо пограничный городок, застигнутый врасплох, или грабят села и уходят в степи… Вообще встретить татар довольно трудно, разве как-нибудь случайно, застав их за едой, питьем или ночью во время сна, но и тогда они держатся всегда настороже». Если даже татар удается застать врасплох, то они тотчас «рассыпаются в разные стороны, как мухи, куда кто может, но, убегая, оборачиваются и пускают из лука стрелу так метко, что на расстоянии 60 или 100 шагов никогда не дают промаха по человеку»[21]. Таким опасным и неуловимым был враг, постоянно угрожавший русским южным рубежам.
А когда в летний поход выступал сам крымский хан или «царевичи» и мурзы со значительными силами, то они двигались примерно так же, как во время зимних походов: основные силы шли одной колонной, стремясь поглубже прорваться в пограничные области Русского государства, а «крылья», расходясь далеко в стороны, грабили села и деревни, захватывали пленных и в случае опасности возвращались к главным силам. Русские военачальники хорошо изучили тактику крымских набегов и успешно справлялись с ними.
Борьба Русского государства с Крымским ханством в первой половине XVI столетия почти не нашла отражения в исторической литературе. В сочинениях дореволюционных военных историков (Н. С. Голицын, А. К. Баиов, Н. П. Михневич и др.) в лучшем случае упоминались наиболее крупные татарские походы этого периода. В обобщающем труде по военной истории «Русская военная сила», составленном группой офицеров Генерального штаба, под редакцией А. Н. Петрова, утверждалось, что войны с татарскими ханствами вообще «не представляют в военном отношении особенного интереса», что в борьбе с татарскими набегами русские военачальники проявляли «малодушие, нерешительность и неспособность», а «распоряжения московского правительства» по организации обороны южной границы «были случайными, вызывающимися временными обстоятельствами и не имели связи друг с другом»[22]. В дореволюционной исторической литературе бытовало представление о почти полной беззащитности «крымской украины» в первой половине XVI столетия. Полное «засилье татар в поле» продолжалось будто бы до разгрома Казанского ханства[23], регулярная станичная и сторожевая служба на южных рубежах сложилась лишь в последней четверти XVI в.[24], «до самого конца XVI в. оборона южной границы упорно цепляется за течение Оки и Угры», и вообще, «оглядываясь на оборонительную систему южного фронта Московского государства в целом, поражаешься ее растянутостью, рыхлостью и особенно несогласованностью разведочной службы с размещением московских армий»![25] Безрадостная картина, нарисованная дореволюционными историками, не может не вызвать недоумения, если вспомнить, что в первой половине XVI столетия Русское государство не только сдержало натиск татарских ханств, но и само начало успешное продвижение на юг.
К сожалению, войны с Крымским ханством в первой половине XVI в. не привлекли внимания и советских историков. Описание военных действий в этом направлении в трудах военных историков обычно начиналось с «казанских походов» и взятия Казани в 1552 г.[26] Специальные исследования имеются лишь по более позднему времени[27]. Даже в работах последних лет высказывалось мнение если не о полном отсутствии, то, во всяком случае, о малой эффективности системы обороны «крымской украины». Так, В. Н. Загоровский пишет: «По нашему мнению, до строительства Белгородской черты (в середине XVII в. — В. К.) достоинства «московской оборонительной системы» были весьма сомнительны и заметны только в сравнении с почти полным отсутствием таковой в Польше»; «правительство не заботилось серьезно об обороне уездов полевой окраины, ограничиваясь традиционной сторожевой службой, которая постепенно утрачивала общероссийские организационные формы и значение»[28].
Книга, предлагаемая вниманию читателей, имеет целью познакомить с малоизвестной страницей боевого прошлого русского народа — упорной и полной героизма борьбой Русского государства с агрессивным Крымским ханством в первой половине XVI столетия. Основная тяжесть этой борьбы ложилась на народные массы «украины» и других областей страны. Непрекращающаяся война с татарами была общерусским делом. И именно в этом причина конечного ее успеха.