На степной границе. Оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия

Глава 2 Опасная окраина

Более чем на тысячу километров, от Днепра до мордовских лесов, протянулась граница Русского государства с Диким полем. Здесь, в степях, безраздельно господствовали крымские татары, и прилегающие к границе русские земли современники называли «крымской Украиной». Восточнее к «крымской украине» примыкала «казанская украина», продолжая южный рубеж Русского государства.

Правым флангом «крымской украины» являлась Северская земля, расположенная по течению Десны и Сейма с их притоками, на территории бывшего Черниговского княжества. Этот край находился под постоянной угрозой татарских нападений из Крыма — Дикое поле вплотную подступало к северским городам.

Охрана степной границы во многом зависела именно от «путивльских севрюков». По приказу московских воевод они постоянно ездили «из найму» на Донецкие сторожи, посылая «вести» о приближении татарской конницы.

В политическом отношении Северская земля делилась на небольшие удельные княжества, которые сохранились и после ее перехода под власть Москвы. Население Северщины привыкло к постоянной войне. По образу жизни севрюки, воинственные и суровые, закалившиеся в бесчисленных схватках с татарскими всадниками, во многом напоминали казаков, населявших соседние украинские степи. Фактически они самостоятельно обороняли свои земли и неоднократно побеждали татар. Внук Шемяки — Василий Иванович Шемячич — прославился как удачливый полководец и гроза крымских хищников. В первые десятилетия XVI в. московские воеводы приходили в Северщину только изредка, во время больших крымских походов. Природа Северской земли помогала в борьбе с крымскими набегами. Здесь было много лесов и оврагов, затруднявших продвижение татарской конницы. Реки Северской земли и глубокие речные долины являлись непреодолимым препятствием для врага. Оборона Северской земли опиралась на многочисленные укрепленные города.

Крупнейшим городом Северской земли был Путивль, имевший каменную крепость. Здесь обычно проходили встречи русских и крымских послов. Русские полки, направлявшиеся «в Северу», собирались именно в Путивле. Сильными пограничными крепостями были Новгород-Северский, Чернигов, Рыльск, Стародуб и другие города Северской земли. События первой половины XVI столетия свидетельствуют о том, что крымские татары вообще предпочитали не иметь дела с «севрюками», направляя удары на Тульские или Рязанские «места». Северская земля играла важную роль не только в обороне «крымской украины», но и сама угрожала с запада татарским «шляхам», которые вели из Дикого поля к Оке.

С севера к «Севере» примыкал Заокско-Брянский край, располагавшийся в верхнем течении Оки и Десны; здешних князей на Руси называли «верховскими». Это была лесная холмистая страна, перерезанная множеством мелких рек, оврагов. Естественными рубежами служили также леса и болота, что позволяло «верховским» княжествам удачно отбивать вторжения крымских татар, так как те предпочитали двигаться по открытым пространствам. В Заокско-Брянском крае было много укрепленных городков, за стенами которых население укрывалось от татарских набегов. Среди крепостей, игравших важную роль в обороне этого участка «крымской украины», можно назвать Воротынск, Брянск, Калугу, Лихвин, Белев, Волхов, Карачев, Новосиль, Мещовск (Мезецк), Мосальск, Серпейск, Козельск, Перемышль и др.

В центре «крымской украины», к югу от реки Оки, лежал Тульский край. На западе он примыкал к Заокско-Брянскому краю, а на востоке — к Рязанской земле. Здесь раскинулись обширные пространства лесостепи, постепенно сливавшиеся с Диким полем. Для крымских вторжений это был наиболее удобный участок, и не случайно именно в район Тулы вел знаменитый Муравский шлях. Он шел между верховьями Ворсклы и Северного Донца, между Сеймом и Осколом, между Зушею и Красивой Мечей и выходил, к Туле. Впрочем, Тула была тем местом, к которому направлялись и другие татарские шлихи. Этим определялось огромное стратегическое значение тульской крепости. В начале XVI в., когда основной оборонительный рубеж Русского государства на юге протянулся по берегу реки Оки, Тула являлась передовой крепостью. Именно в районе Тулы русское население раньше, чем в других местах, продвинулось на юг. Этому способствовало наличие естественных препятствий, затруднявших татарские набеги. Тульский край отделяла от Дикого ноля широкая лесная полоса, частично сохранившаяся до наших дней под старым названием Засеки. Южнее ее в то время располагались лишь отдельные селенья (но течению рек, под прикрытием прибрежных лесов и рощ). Со стороны степи Тульский край прикрывала целая цепь укрепленных городков: Городенск (Венев), Епифань, Скопин, Печерники, Дедилов, Донков. Тульский край пересекала прямая дорога к реке Оке, по которой крымские татары не раз пытались прорваться в центральные уезды Русского государства. Поэтому именно здесь завязывались самые кровопролитные и тяжелые битвы с ордами крымского хана.

К Тульскому краю с востока примыкала Рязанская земля, занимавшая среднее течение реки Оки. К ней тоже вплотную подступало Дикое поле. Близость Дикого поля сказывалась в Рязанской земле постоянно. Рязанским людям приходилось быть начеку. Однако можно заметить, что крымские татары нападали на Рязанскую землю не так часто, как следовало бы ожидать, имея в виду ее близкое соседство со степью. Дело в том, что Рязанскую землю защищала с востока и с юга полоса лесов и больших рек. На востоке эти леса уходили далеко к Волге. Притоки Дона были препятствием для нападения на Рязанскую землю с юга и с запада. Крымской коннице приходилось совершать длительный путь и пробираться к Рязанской земле мимо Тулы, что было нелегко, так как там их обычно ждали русские полки. Принимая на себя самые сильные удары Крымского ханства, Тульский край оборонял и Рязанскую землю. Но даже прорвавшись за Тулу, крымские татары по дороге к Рязани встречали серьезные естественные препятствия. Одним из таких препятствий служила излучина Прони, впадавшей в Оку. Эта небольшая речка текла в крутых берегах с юго-запада на северо-восток. Еще недоступней для татар была Мещерская сторона, расположенная к северу от Оки. Там стояли сплошной стеной большие непроходимые леса. Плодородные черноземы Рязанского края издавна привлекали сюда население. В обороне от крымских набегов Рязань могла опереться на собственные силы, весьма значительные. Рязанские «дети боярские» постоянно участвовали в войнах на границе. Здесь тоже находилось много укрепленных городов: Переяславль-Рязанский, Пронск, Зарайск, Ряжск. В соседний Муромский край, заросший дремучими лесами, крымские татары, как правило, не заходили; его можно отнести уже к «казанской украине».

Несмотря на значительные различия, у всех перечисленных земель «крымской украины» были общие исторические судьбы: в течение длительного времени и Северщина, и Заокско-Брянский край, и Тульский край, и Рязанская, земля находились под постоянной угрозой крымских набегов. В непрекращавшейся войне со степью стояли плечом к плечу и севрюки, и жители дремучих «брянских лесов», и «верховские» ратники, и тульские горожане, и удалые рязанцы. Московские воеводы в борьбе с крымскими войсками постоянно опирались на местное население, которое часто приходило в пограничные местности раньше, чем там строились крепости и создавались укрепленные линии. Крестьянская колонизация пограничных областей — вот та основа, на которой создавалась оборона «крымской украины». Местные «люди украинные» с оружием в руках встречали насильников, помогая русским полкам отбивать крымские набеги[54]. Однако оборонять «крымскую украину» только местными силами было невозможно. Открытый разрыв с Крымским ханством требовал оборонительных мероприятий общегосударственного масштаба. Правительство Василия III серьезно занялось обороной южной границы.

Военная активность Крымского ханства резко усилилась с 1507 г. В конце июля «пришла весть к великому князю Василию Ивановичу всея Руси, что идут многие люди татары на поле, а чают их приход на украину, на Белев и Белевские места и на Одоевские и на Ковельские места». В отличие от прошлых лет, когда оборона «украины» в основном возлагалась на местные силы, на этот раз великий князь немедленно выдвинул на опасное место московских воевод. Он направил к Белеву Ивана Холмского, Константина Ушатого и «там велел быть с воеводами князю Василию Одоевскому, да князю Ивану Михайловичу Воротынскому, да наместнику козельскому князю Александру Стригину». Московские воеводы, таким образом, должны были возглавить полки местных князей. Однако предотвратить набег не удалось. Иван Холмский и Константин Ушатый со своими людьми добрались только до Воротынска, когда «пришла весть к ним, что татары многие люди, взяв на украине много полону, прочь пошли». Началось преследование отступавшего врага. Крымцы не сумели уйти с добычей. Русские полки «пошли за ними на поле в погоню и догнали их на Оке, многих татар избили, а иных живых поймали, а полон весь назад возвратили, и гоняли их до реки до Рыбницы месяца августа в 9 день». Надо сказать, что и в этом походе наибольшую активность проявили не московские воеводы, а служилые князья, лучше знакомые с местными условиями. «В поле» за татарами ходили «служилые князья Василий Одоевский да Иван Воротынский». Пленные, захваченные на Оке, сообщили, что «приходили на украину крымские татары, Зянь-Сеит мурза, Янкуватов сын, с товарищами»[55]. Этот набег сам по себе был не очень опасен, но доставил много хлопот московскому правительству: шла война с Польшей и Литвой, и отвлечение даже незначительных сил на юг представлялось нежелательным. Впрочем, великий князь Василий III ожидал большого крымского похода. По литовским источникам известно, что Менгли-Гирей тогда «сына своего Магмед-Гирея (Мухаммед-Гирея — В. К.) салтана в головах и иных сыновей своих на неприятеля нашего московского землю его воевать послал». Поход был сорван в связи с угрозой нападения ногаев, и сыновья Менгли-Гирея, «с людьми на них повернувши, тех недругов сказнили». Зимой того же года крымский хан собирался снова «многих людей своих послать Московскую землю воевать», но этот поход не состоялся. Не выступил Менгли-Гирей в поход и летом 1508 г., хотя, видимо, обещал это своему союзнику — польскому королю. Во всяком случае, польские послы жаловались, что он «тем нынешним летом, сам своею головою и всеми сыновьями, на коня хотел сесть и неприятеля нашего московского сказнить», но «ни сынов своих, ни войска своего в его землю не послал»[56]. Возможно, крымское войско тогда вышло «в поле» поблизости от Северских земель[57], однако активных действий не предпринимало. Угроза со стороны ногаев заставляла Менгли-Гирея быть осторожным. К тому же успешные военные действия русских полков против короля Сигизмунда произвели определенное впечатление на Крым. В октябре 1508 г. король подписал «вечный мир» с Русским государством, отказавшись от своих претензий на северские города. Менгли-Гирей остался без союзников. Известную роль сыграли дипломатические усилия Москвы, направленные на смягчение русско-крымских отношений. «Царевича» Абдул-Латыфа выпустили, наконец, из заточения, «в кормление» ему был дан город Юрьевец. Московских послов, прибывших с этим известием в Крым, Менгли-Гирей принял благосклонно. В 1509 г. крымские татары даже вторглись в пределы Великого княжества Литовского. 50-тысячное войско крымских «царевичей» дошло до Вильно. В Крым неоднократно направлялись русские посольства, стремившиеся обеспечить дружественную позицию крымского хана в готовящейся войне за Смоленск. Как показали дальнейшие события, этого сделать не удалось. Наверное, русское правительство предвидело такой исход. Отправляя послов в Крым, великий князь Василий III одновременно укреплял оборону южной границы.

В 1509 г. «повелением великого князя Василия Ивановича всея Руси поставили град деревянный на Туле». Интересно отметить, что деревянный кремль в Туле построили вместо каменной крепости, заложенной еще в 1507 г. В. В. Косточкин сделал не лишенное оснований предположение, что прекращение каменного строительства, требующего больших затрат времени, «было вызвано, очевидно, необходимостью срочного укрепления южной окраины»[58]. Тогда же, вероятно, начались большие работы по созданию засек на опасных направлениях, организации «лесной сторожи» на границе, установлению системы сбора «посошных людей» для пограничной службы. Во всяком случае, в документах 1512 г. повинности феодалов по пограничной службе представляются уже в сложившемся виде. Так, в грамоте тарханной Троицкому монастырю монастырские села освобождались от повинностей, которые, как можно предположить, оставались обязательными для остальных вотчинников: «ни посошных людей на службу не наряжают, и лесной сторожи не стерегут, и засеки не секут»[59]. К 1512 г. относилась первая «роспись» русских полков для обороны «крымской украины». Воеводы с полками располагались вдоль берега реки Оки — в Кашире, Серпухове, Тарусе, Рязани, «на Осетре», «на Упе» — и по берегу реки Угры; в следующем году пять полков были выдвинуты в город Тулу[60]. Охрана «берега» от татарских вторжений превратилась в общегосударственную повинность, на реку Оку приходили военные отряды из самых отдаленных городов. Известно, например, что отряд из Великого Устюга занимал позицию «на перевозе на Кашире», а потом «стояла сила устюжская заставою на стороже на Оке, на устьи реки Угры от Орды»[61]. Судя по записям Разрядной книги, военные силы, оборонявшие «берег», формировались из отрядов «детей боярских», «посошных» и «пищальщиков».

К этому времени сложилась определенная система тактических приемов в борьбе с татарскими набегами, которая нашла отражение в первом своеобразном «уставе» пограничной службы — «Наказе к угорским воеводам» 1512 г. «Угорским воеводам», т. е. воеводам, посланным с полками для обороны берега реки Угры, предписывалось «людей расставить по берегу, вверх по Угре и вниз, но Угре до устья, по всем местам, где пригоже». Таким образом, организовывалась сплошная оборонительная линия «на берегу», имевшая целью не допустить прорыва татарской конницы в глубь страны. Вместе с тем «Наказ» предусматривал и активные действия воевод «за рекой». Большим воеводам разрешалось, «будет коли пригоже, посмотря но делу», посылать «легких воевод» за реку Угру «и людей с ними посылать из всех полков, сколько пригоже». В случае необходимости «большим воеводам» не возбранялось переходить в наступление против врага и с основными силами — «всем идти за Угру с людьми». Однако и в этом случае сохранялась оборонительная линия «по берегу». Воеводы обязаны были оставить «на берегу», на основном рубеже, «детей боярских не но многу, и пищальников, и посошных»[62]. Итак, оборона «украины» включала два основных элемента: укрепленные линии по берегам Оки и Угры, куда выдвигались русские полки, и действия «легких воевод» «за рекой». Южнее Оки воеводы с полками стояли только в Туле, передовой крепости. «Тульские места», прикрытые с юга широкой лесной полосой, были уже достаточно населены и прочно удерживались Русским государством[63].

Мероприятия русского правительства по укреплению обороны «крымской украины» оказались очень своевременными. Крымское ханство резко усилило военное давление на русские границы. В 1511 г. крымские татары, прорвавшись почти до самой Оки, «на Упе воевали»[64]. Но особенно серьезными были набеги следующего года во время Смоленской войны. Уже в мае «пришла весть к великому князю, что крымского царя Менгли- Гиреевы дети, Ахмат-Гирей да Бурнаш-Гирей, пришли безвестно со многими людьми на великого князя украины, на Белев и на Одоев и на Воротынск, и на Олексин». Против них немедленно послали «воеводу и боярина Данилу Васильевича Щеня и иных воевод многих». Вскоре в Москву поступили более подробные сведения о нападении. «Писал из Стародуба к великому князю князь Василий Иванович Шемячич, что от Мингерея (Менгли-Гирея — В. К.) отступили дети его, пять царевичей, Ахмат-Гирей с братьями, и хотят быть на великого князя украины». Донесение Шемячича оказалось неточным. Войско «царевичей» миновало стороной его княжество, обошло направлявшееся к Стародубу московское войско воеводы Данилы Щеня и неожиданно обрушилось на одоевские и белевские «места». Создалась угроза прорыва крымской конницы в центральные уезды страны. Русское войско, двигавшееся на помощь Стародубу, было срочно возвращено обратно, «велел князь великий князю Щеняеву быти на Угре» и туда же направил значительные подкрепления. Всего на реке Угре в короткий срок было сосредоточено 5 полков с 22 воеводами! Сильное войско находилось также на Оке: «На Каширу послал князь великий воевод своих боярина Александра Владимировича Ростовского да князя Дмитрия Ивановича Янова, да князя Александра Андреевича Хохолкова. А в Серпухов послал князь великий боярина и воеводу Григория Федоровича да окольничего и воеводу своего Андрея Васильевича Сабурова, да князя Ивана Ивановича Палецкого».

Между тем татары продолжали разорять земли за Окой. 15 мая стало известно, что «татары на украину, на Одоевские места и на Белевские пришли, а иные татары, отделясь, пошли вниз на Алексинские места, и на Коломну, и на Вол кону». Крымская конница подступила к самой Оке. «И по тем вестям князь великий мая в 16 день отпустил брата своего Андрея Ивановича, а велел ему стоять у Тарусы, где пригоже, от Оки с версту или с две, а не на самом берегу». Такое указание очень интересно с военной точки зрения. Великий князь Василий III создавал сильный резерв позади окской оборонительной линии на случай прорыва через нее татар. В Серпухов тогда же он «отпустил брата своего Юрия Ивановича». Воеводам, уже прибывшим туда с полками, приказал «быти в Серпухове же, у Оки на берегу с теми людьми, которые с ними». Усилен был и гарнизон Рязани. Таким образом, русские полки встречали врага на традиционном рубеже по Оке и Угре. Основными районами сосредоточения войск являлись: Коломна, Кашира, Серпухов, Таруса, Рязань, Угра. Застигнутый врасплох, великий князь Василий III ограничился обороной «берега», предоставив татарам возможность безнаказанно разорить земли за Окой и увести огромный полой. По свидетельству летописца, в этот раз крымские татары «воевали и полно попленили» Белев, Одоев, Воротынск, Алексин и «отошли с многим пленом, а воеводы за ними не пошли»[65].

Конница Ахмат-Гирея, разорившая земли за Окой, продолжала находиться «в поле» неподалеку от русских рубежей. Уже в июне крымские татары совершили второй набег на «украину». На этот раз они разорили районы Путивля, Стародуба, Брянска[66]. Московские воеводы даже не пробовали прийти на помощь северским городам: все силы были брошены на оборону основного рубежа по реке Оке.

В июле Ахмат-Гирей предпринял третий набег. В Москве получили известие, что «Магмут-царевич крымский пошел был на Рязань». На этот раз русские воеводы сумели сосредоточить необходимые силы на опасном участке. «Князь Александр Владимирович Ростовский и иные воеводы со многими людьми», перейдя из Каширы, встали «на Осетре», а «воеводы князь Михаил Иванович Булгаков да Иван Андреевич и иные воеводы со многими людьми», ранее оборонявшие реку Угру, остановились лагерем на реке Упе, в районе Тулы, угрожая флангу двигавшегося на Рязань войска Ахмат-Гирея. Поход крымцев на Рязань был сорван в результате своевременного выдвижения русских полков. «Слышав то, Магмут-царевич в землю не пошел, а воротился с украины». Опустошению, видимо, подверглись только окраины Рязанской земли. По сообщению летописца, «в июле приходили татары на рязанские пределы и, воевав, с полоном пошли прочь». Преследуя врага, «великого князя воеводы ходили за ними за Дон до Тихой Сосны», однако настичь поспешно отступавшего Ахмат-Гирея по успели[67].

Четвертый крымский поход состоялся в октябре тою же года. «Бурнаш-Гирей царевич, Менгли-Гиреев сын, приходил на Рязань ратью и острог взял, и к граду приступал». Этот набег был неожиданностью для русских воевод, чем и объяснялось удачное продвижение татар к центру Рязанской земли. Рязань выстояла. Гарнизон города устраивал смелые вылазки: «Из града выходя, воины великого князя многих татар побили». Однако значительная часть Рязанской земли была разорена, татары захватили большое количество пленных. В Типографской летописи о набеге Бурнаш-Гирея записано так: «Месяца октября в 6 день пришли татары на Рязанскую волость безвестно и пришли под город, и стояли 3 дня, и острог взяли, и прочь пошли с полоном»[68].

Крымские набеги на Рязанскую землю вызвали большую тревогу. После того как «пришли крымские люди на рязанские украины», то «у чудотворца Николы Зарайского священники взяли Николин образ и перенесли в Коломну»[69]. Видимо, находившийся южнее Оки город Зарайск казался небезопасным местом, и весьма почитаемый «Николин образ» был на всякий случай перенесен в хорошо укрепленную Коломну!

Русские летописцы не без оснований связывали активизацию крымских татар с происками короля Сигизмунда, который «ссылается с крымским царем Менгли-Гиреем и наводит его на христианство, на великого князя земли, и чтобы царь на великого князя пошел ратью. А прежде того царевичи, Менгли-Гиреевы дети, приходили ратью на великого князя украинные места по королевскому же наводу»[70]. Хан Менгли-Гирей вел двойную игру, уверяя великого князя Василия III, что «царевичи» нападали на русские земли без его ведома. Но королю Сигизмунду он писал, что поход предпринял в помощь Литве. Так оно и было на самом деле. Неоднократные крымские вторжения помешали русскому войску выступить в летний поход на Смоленск, как планировалось ранее. Передовые его отряды двинулись к Смоленску только 14 ноября, а основные силы выступили 19 декабря 1512 г. Смоленский поход окончился неудачей. Немалую роль в этом сыграло обнаружившееся «единачество» Литвы и Крыма.

Подготавливая весной 1513 г. новый поход на Смоленск, великому князю Василию III пришлось позаботиться одновременно об обороне «крымской украины». В записи Разрядной книги так и говорилось: «лета 7021 (1513 г. — В. К.) марта в 17 день приговорил князь великий с боярами идти ему к Смоленску в другие, а без пего быть воеводам на украинном береженьи». Силы для «украинного береженья» выделялись весьма значительные. Впервые пять полков были поставлены в повой крепости Туле; там находился «большой воевода» Александр Ростовский и еще 12 воевод. Еще пять русских полков заняли оборонительную линию по реке Угре. Позднее сильный отряд был выдвинут в Стародуб. «Посошные люди» и «дети боярские» из разных городов охраняли броды и «перелазы» через реку Оку[71]. Но этим не ограничились заботы о безопасности. 14 июня великий князь Василий III с братьями Юрием, Дмитрием и Андреем выступил в Боровск, стоявший на перепутье военных дорог и в Литву, и в Крым. Здесь он, по словам летописца, «берегся от своих недругов, от короля польского и от царя крымского». Для этого имелись все основания. В Москву поступили известия, что Менгли-Гирей намерен напасть «на великого князя украину, на Тулу, и на слуг его, на князей Василия Шемячича и Василия Стародубского», в связи с чем хан послал «царевича Мухаммед-Гирея и иных своих детей со всеми своими людьми». Но своевременное выдвижение русских полков на «украину» сорвало большой поход Мухаммед-Гирея. В июне 1513 г. татарские отряды опустошили районы Брянска, Путивля и Стародуба и отступили в «поле». Только после этого, в августе, передовой отряд русского войска двинулся к Смоленску, а сам великий князь с основными силами начал поход 11 сентября. Удобное для осады летнее время опять было упущено, и после четырехнедельной осады Смоленска, 21 ноября 1513 г., великий князь Василий III возвратился в Москву[72].

В феврале 1514 г., когда Василий III «приговорил идти в третий раз к Смоленску», снова появилась в Разрядной книге «роспись» полков для обороны «крымской украины». В Туле с мая находились пять полков с «большим воеводой» Александром Ростовским. Передовые отряды двинулись к Смоленску 30 мая, а сам великий князь выступил в поход 8 июня. Военные силы на «крымской украине» были увеличены. Василий III «брату своему князю Дмитрию велел быть в Серпухове», «а на Угре тогда оставил князь великий воевод боярина Семена Ивановича Воронцова да окольничих Ивана Васильевича Хабара да Петра Яковлева». Остались войска и в Рязани, на восточном краю «крымской украины». В расположении русских полков ясно прослеживается основная цель московского правительства: во время Смоленского похода не допустить лишь прорыва крымских татар в центральные уезды страны, для чего войска и, расставляются «по берегу» Оки и Угры. Заокским же землям предоставлялась возможность обороняться собственными силами. Эту задачу пограничные воеводы выполнили. Только один раз крымские отряды появились в опасной близости от Оки: «приходили татары крымские на Рязань поселья воевали»[73]. Набеги на Северскую землю, в связи с ее удаленностью от жизненных центров Русского государства, меньше беспокоили московское правительство. 1 августа 1514 г. пал Смоленск. Большой поход Мухаммед-Гирея на северские города, в котором приняли участие и «польского короля воеводы с людьми и с пушками и с пищалями», явно запоздал — он состоялся осенью 1514 г., уже после взятия Смоленска. Впрочем, этот поход не был особенно удачным для крымских татар. «Двух князей Васильев (Василий Шемячич и Василий Стародубский. — В. К.) люди под городом у них много людей побили, а иных живых переимали». В результате «Мегмед-царевич от слуг наших городов побежал»[74].

Успешней закончился для крымских татар поход на северские города в марте 1515 г. И на этот раз Мухаммед-Гирей выступил совместно с польско-литовскими войсками. В походе участвовал киевский воевода Андрей Немирович и воевода Остафий Дашкевич. Несмотря на наличие у врага «тяжелого наряда огнестрельного», гарнизоны Чернигова, Стародуба и Новгорода-Северского выстояли. Однако большую часть Северщины татары разорили и захватили огромное количество пленных: по польским источникам, 60 и даже 100 тысяч человек![75] Русское государство еще не имело достаточных сил, чтобы надежно прикрыть отдаленную «северскую украину». Продвижение оборонительных линий на юг было делом будущего.

13 апреля умер крымский хан Менгли-Гирей, который до последних дней своих пытался, несмотря на обострение русско-крымских противоречий и противодействие крымской знати, в какой-то степени придерживаться традиционных дружественных отношений с Москвой. Ханский престол в Крыму занял его сын Мухаммед-Гирей, проводивший антирусскую политику еще при жизни отца. Об этом хорошо знали в Москве. 29 мая великий князь Василий III получил известие из Крыма, что «Менгли-царя в животе не стало, а после него сел на царстве в Крыму сын его больший Мухаммед-Гирей». А 31 мая Василий III уже выехал в Боровск, где прожил все лето, ожидая дальнейшего развития событий. Сюда прибыл в августе крымский посол Янчура.

Хан Мухаммед-Гирей выдвинул явно неприемлемые для Русского государства требования: передать Крыму восемь северских городов, возвратить город Смоленск королю Сигизмунду, отпустить Абдул-Латыфа. Московские дипломаты, чтобы избежать открытого конфликта, начали затягивать переговоры. Крымский посол был задержан в Боровске, а в Крым отправился великокняжеский гонец с сообщением о скорой присылке туда «больших послов». Василий III сделал демонстративную уступку Мухаммед-Гирею по второстепенному вопросу, чтобы показать свое желание жить «в мире»: велел Абдул-Латыфу «к себе ходить и на потеху с собой ездить».

Однако мирные переговоры вовсе не означали, что на «украине» было спокойно. Крымские феодалы, мало считаясь с намерениями хана, самостоятельно предпринимали набеги на русские земли. В мае 1515 г. московский посол к турецкому султану Василий Коробов доносил из Азова, что «остались на поле царевичи крымские с людьми, а стоят под Черным лесом, а хотят идти на твои государевы украины». В мае к киевскому воеводе Андрею Немировичу прибыл «посол царевича Али-Салтана», предводителя одной из орд, и сообщил, что «царевич со всеми людьми своими перешел на эту сторону Тясмина, ближе к Черкасам», и просил воеводу, чтобы тот с войском «ехал до него, и с ним тягнул в землю Московскую»[76]. Мухаммед-Гирей, надеявшийся достичь своих целей путем переговоров с Василием III, пытался удерживать царевичей и мурз от набегов. Когда несколько «царевичей» двинулись к «украине», он с большим трудом вернул их, заплатив откупного кому 30, кому 20, кому 10 тысяч алтын[77]. Крымского хана заставляла быть осторожным очередная война с Ногайской Ордой. По сообщению русского посла, в Крыму Михаила Тучкова, Мухаммед-Гирей в августе «пошел на ногаек». II все же посол советовал принять меры по обороне степной границы, допуская возможность нападений самого хана на Рязанские «места», а отделившегося от него царевича Алина Северщину. «А ты бы, государь, однолично велел украины свои беречь накрепко, — советовал посол. — А того, государь, дополна не ведаем, пойдет ли на ногаев, не пойдет ли, или рать в Перекоп воротит. А вышли, государь, с ним все царевичи и уланы и князья, и все люди. И ты, государь, одноконечно вели беречься с Рязанской стороны и везде. Али-царевич пошел под Киев, а людей с ним тысячи с две, а взялся его привести на твою украину Дашкевич, а того не ведаем, куда его поведет, будто бы мимо Кричев хочет его вести, а дополна, государь, того не ведаем, на какие его места поведет…»[78]. Ясно, что обстановка на степной границе оставалась достаточно тревожной. Отдельные орды вторгались в пределы «украины». Так, в сентябре «приходили крымские татары на Мещерские места». По этому поводу из Москвы была послана грамота Мухаммед-Гирею с жалобой на нарушение перемирия: «Приходили твои люди на наши украины, на Мордовские места, Андышка-мурза да Айга-мурза, и приходили на наши украйны безвестно». В грамоте подчеркивалось, что к связи с переговорами «на своих украинах своим людям беречься не велели, а те твои люди в те поры прийдя, нашим украинам Мордовским местам лихое дело учинили»[79]. Отряды, нападавшие на Мещерские или Мордовские «места», по всей вероятности, отделились от войска Мухаммед-Гирея, который все лето и осень 1515 г. стоял «на Молочной воде в рати».

Во всяком случае, московским дипломатам удалось предотвратить большой крымский поход летом 1515 г. Когда удобное для вторжений в русские земли время прошло, в ноябре поехал, наконец, в Крым «ближний человек» великого князя И. Г. Мамонов. Русский посол занял твердую позицию по основным спорным вопросам: северских городов Василий III не соглашался отдавать хану, Абдул-Латыф по-прежнему оставался у великого князя, просьба Мухаммед-Гирея о военной помощи против ногаев не встретила благожелательного отношения. Переговоры явно зашли в тупик.

Обстановка военной тревоги сохранялась на «украине» и в 1516 г. В январе в Москву пришли вести из Азова, что «которые мурзы были на Мордовских украинах, Андышка с товарищами, и к тем прибывают люди многие из Крыма, а хотят идти на великого князя Украины», а «ныне стоят у Азова». В феврале из Азова сообщали, что «пошли, государь, отселе из Азова казаки азовские под твою отчину на украину под Мордву, на те же места, которые имали этим летом. А к весне, государь, Исуп наряжается, послал в Крым человека и грамоту, чтобы, государь, на весну к нему были пять тысяч, а хотят, государь, идти на Андреево городище и на Бастаново, а мне, государь, то ведомо гораздо». Затем пришло еще одно сообщение: «А под твои, государь, украины под Рязань, под Путивль, под Белев пошли безголовые люди на зимовники, а люди не многие».

Все эти походы подготавливались, очевидно, без непосредственного участия и даже без ведома хана Мухаммед-Гирея, занятого войной с ногаями. В июне «Богатырь-царевич пришел на великого князя украину на рязанскую и на мещерскую». Нападение оказалось неожиданным: он «пришел безвестно со многими людьми, нашим украинам рязанским и мещерским лихое дело учинил, людей наших пограбил, и иных наших людей головами свел». После этого набега «князь великий говорил с братьями своими и с боярами, ждать ли вести из Крыма от Магмед-Гирея царя или послать в Крым своего человека татарина с грамотою о том, ради какого дела Богатырь приходил на великого князя украину и с отцовским ли ведомом». Впрочем, вопрос был и без этого более или менее ясен: «Языки сказывали, что приходил без отцова ведома, отец послал его на ногаев». Осенью того же года «приходили на наши украины Айдашка-мурза с товарищами и наших людей пограбил, а иных головами свел»[80]. Нападению снова подверглись Рязанские и Мещерские «места», что было вполне объяснимо: основные крымские силы сосредоточились у Дона для войны с ногаями. Отдельные «царевичи» и мурзы совершали стремительные набеги за добычей на «украины» Русского государства.

Впрочем, грабители не оставляли без внимания и литовские владения. Летом 1516 г. большое крымское войско Алп-Арслана, насчитывавшее до 60 тысяч человек, вторглось в земли короля Сигизмунда. Это нападение сорвало готовившийся поход короля на Смоленск. Литовских послов, прибывших с жалобой к Мухаммед-Гирею, тоже уверяли, что нападение совершено без ведома хана. Это вполне можно допустить. Крымские «царевичи» и мурзы торопились поживиться и за счет России, и за счет Литвы, а сам Мухаммед-Гирей, видимо, еще не определил окончательно свою позицию, выжидал, какая из враждующих сторон — Русское государство или Польша с Литвой — предложит более выгодные условия для заключения союзнического договора[81]. Но долго так продолжаться не могло. Непримиримые противоречия между Москвой и Крымом по двум важнейшим вопросам — казанскому и южнорусскому — должны были привести к открытому разрыву.

Острая борьба разгорелась из-за преемника Мухаммед-Эмина на казанском престоле. В Москву приехали казанские послы с известием, что «царь Магмед-Аминь болен». Они передали желание казанской знати «учинить царем в Казани» Абдул-Латыфа, обещая в этом случае «великому князю правду, которую князь великий захочет, что им без великого князя ведома на Казань царя никакого и царевича не взять». В качестве предварительного условия послы предложили «пожаловать» Абдул-Латыфа вотчинами.

Положение было достаточно сложным. С одной стороны, московское правительство боялось решительным отказом оттолкнуть от себя казанских феодалов. К тому же это грозило ухудшением русско-крымских отношений. С другой стороны, утверждение в Казани Абдул-Латыфа, родственника крымского хана, представлялось нежелательным для Москвы. Русскому государству противостояли бы в этом случае два Гирея — крымский и казанский. Великий князь Василий III пошел на компромисс: он пожаловал его, дал ему город Каширу в своей земле, однако воздержался от официального признания Абдул-Латыфа кандидатом на казанский престол[82]. Не согласился Василий III и на требования Мухаммед-Гирея отпустить Абдул-Латыфа в Крым. Крымский хан открыто грозил войной.

Определенную роль сыграла и Литва. В Крым приехал виднейший магнат Альбрехт Мартынович Гаштольд с «великою казною. А золото было веским аргументом в любых переговорах с крымским ханом, «царевичами» и мурзами. Литовская партия крымских феодалов активизировалась. Мухаммед-Гирей начал склоняться к тому, чтобы решить спорные вопросы с Москвой силой оружия. В Крыму стали готовиться к большому походу на русские земли. Этот поход состоялся в 1517 г.

Уже зимой сторонники Москвы сообщали Василию III из Крыма, что Мухаммед-Гирей и его приближенные «рать хотели послать на твою украину». Русский посол Илья Челищев доносил 6 января, что «Богатырь-царевич, да Али-царевич, да Ад-Рахман князь пошли на твои украины», но «воротились с Сулы». Трудно сказать, была ли это военная демонстрация или поход по каким-то причинам пришлось прервать. Русский посол видел возвращавшееся крымское войско на реке Псел. Из Крыма одно за другим приходили сообщения о требованиях «поминок» «выше королевской казны», об угрозах хана выступить «с королем заодин на великого князя». Одновременно послы предупреждали о возможности нападений на «украины» отдельных шаек грабителей, кочевавших в степях, «потому что наги, и босы, и голодны»; правда, «быть им немногими людьми». Если мелкие набеги в общем-то не вызывали особого беспокойства, то предсказания послов о готовящемся большом крымском походе заставляли московское правительство серьезно задумываться об обороне «украины». Послы в один голос утверждали, что «царевичи и большие люди ждут того, как у них кони наедят», и что в случае неблагополучного исхода переговоров с Крымом «им, государь, быть единолично на твоей украине»[83].

Василий III начал заблаговременно сосредоточивать войска для отражения крымского похода. «С петрова дня (29 июня. ― В. К.) в Серпухове был брат великого князя Андрей Иванович, а с ним великого князя два боярина, князь Дмитрий Владимирович Ростовский да Семен Иванович Воронцов»[84]. То, что полки «на берегу» возглавил брат великого князя, было делом необычным и свидетельствовало о большой озабоченности Василия III обороной «украины».

О событиях, предшествовавших вторжению крымского войска в русские земли, посол в Крыму Василий Шадрин впоследствии сообщал следующее: «Вышел Али-царевич за две недели до ильина дня (20 июля. ― В. К.) со всеми людьми, а с пим Уметь-царевич, Ахматов сын, да Озибек-царевич, а пошли на великого князя украины со всеми людьми». Ахмед-Гирей, в то время сторонник Москвы, попробовал направить набег на Литву, по встретил сопротивление «Богатырь-салтана», который не только «почал ворочать» князей и мурз к русским рубежам, но «иных князей, кои не послушали, начал стрелять». В результате разногласий сам «Али-царевич», поставленный во главе войска, «а с ним многие люди» вернулись в Крым, но «от тех людей пошли четыре мурзы на великого князя украины без царева ведома и без царевичева». Позднее, после неудачи, постигшей поход, Мухаммед-Гирей утверждал, что «некоторые люди», «отделившись от сына моего от Богатыря-салтана, без нашего ведома, приходили на твою украину». Однако общее состояние русско-крымских отношений и неоднократные угрозы хана заставляют сомневаться в непричастности Мухаммед-Гирея к походу. Видимо, это была попытка оказать военное давление на Москву, которая не шла на уступки в переговорах с Крымом. К тому же «некоторых людей» «ходило тысяч с двадцать»![85]

Крымское войско двигалось в обычном для него походном порядке. Основные силы направились прямо к Туле, а «крылья» татарской конницы начали разорять окрестные села и деревни, грабить и захватывать пленных. О крымском вторжении на этот раз было известно заранее, и русские воеводы приняли энергичные меры для его отражения. Навстречу врагу выступило большое войско, возглавлявшееся Василием Одоевским, Иваном Воротынским и «иными воеводами». Русские военачальники не ограничились обычной обороной «берега», а перешли Оку, чтобы встретить татар в поле. Вперед были высланы с конными отрядами «легкие воеводы», чтобы помешать летучим татарским загонам захватывать пленных и грабить деревни. «Большие воеводы», по словам летописца, «послали вперед себя против татар детей боярских не с многими людьми, Ивашку Тутыхина да Волконских князей, и велели им со всех сторон татарам мешать, чтобы не дать им воевать, а сами воеводы пошли за ними на татар». Действия передовых отрядов русского войска были успешными. «Ивашка Тутыхин с товарищами, прийдя, начали мешать татарам со всех сторон, и не дали им воевать, да и у них многих людей побили». Крымские насильники встретились в Тульской земле с противником, который хорошо знал тактику степняков и использовал их собственное оружие — быстроту и неожиданность нападений. Татарские конные отряды, бросая добычу и пленников, в страхе бежали к основному войску. Между тем русские полки с «большими воеводами» приближались, и «татары, послышав великого князя воевод, вскоре возвратились». Но уйти удалось немногим. Русская конница неотступно преследовала крымцев. А дороги им перерезали «пешие люди украинные», крестьяне тульских земель, взявшие в руки оружие. «Наперед им зашли по лесам многие пешие люди украинные, — повествует летописец, — и им дороги засекли, и многих татар побили. А спереди люди от воевод, подоспев, конные начали татар топтать, и по бродам, и по дорогам их бить, а пешие люди украинные по лесам их били». Летописцы специально подчеркивали, что «тогда много побили татар на Глутне, и по селам, и по крепостям, и на бродах, а полон алексинский весь отполонили», «а иные многие татары в реках потонули, а иных живых поймали». Крымское войско потерпело серьезное поражение. «Как узнали от достоверных, паче же и от самих татар, которые пришли после того из Крыма, мало их от 20 тысяч в Крым пришли, и те пешие, и босые, и нагие»[86]; «всех их ходило тысяч с двадцать, а пришло их в Крым только, говорят, тысяч с пять, да и те пешие и нагие, а, говорят, всех на украине побили»[87].

Неудачным оказался и следующий поход крымских татар, предпринятый осенью 1517 г. В Северской земле их разгромили местные князья; видимо, численность их была незначительной, «Той же осенью, в ноябре, прислал к великому князю Василию Ивановичу, государю всея Руси, слуга его князь Василий Иванович Шемячич своего человека Михаила Янова с тем, что приходили татары крымские на украину, на их отчину на Путивльские места. И князь Василий за ними ходил и дошел (догнал. — В. К.) их за Сулою, и многих татар побил, а иных переимал, а языки к великому князю прислал»[88].

Неудача отрезвляющим образом подействовала на Мухаммед-Гирея. Он не решился на войну с Русским государством, показавшим силу своего войска. Московское правительство использовало благоприятную обстановку для того, чтобы решить в свою пользу спор о наследнике казанского хана. 19 ноября 1517 г., явно не без посторонней помощи[89], умер в русском плену Абдул-Латыф, которого крымский хан прочил на казанский престол. Впрочем, Мухаммед-Гирей довольно быстро нашел замену своему кандидату. Он писал Василию III: «Казанский Магмед-Аминь, сказывают, болен, и я брата своего Сагиб-Гирея на тот юрт изготовил»![90] Но московские послы в Крыму, выполняя строгое указание Василия III, упорно уклонялись даже от обсуждения казанских дел. У великого князя имелся свой собственный кандидат на казанский престол, «служилый» касимовский «царевич» Шах-Али. Шах-Али явно не отличался особым умом, не обладал государственной мудростью и полководческими способностями; больше того, как выяснилось позднее, он вообще был мало способен к правлению. Однако московское правительство выбрало именно Шах-Али из многих татарских «царевичей», потому что он происходил из рода астраханских ханов, наследников ханов Большой Орды, злейших врагов крымских Гиреев. Это было главным: союза двух татарских ханств у своих границ — Крымского и Казанского — Русское государство не могло допустить.

Казанский хан Мухаммед-Эмин умер в декабре 1518 г., а весной следующего года, после длительных переговоров с «казанскими князьями», Шах-Али получил «из руки великого князя» ханский престол в Казани. «Казанский вопрос» пока решился в пользу Москвы.

Это вызвало крайнее неудовольствие в Крыму. Но поддержать свои претензии на Казанское ханство вооруженной силой Мухаммед-Гирей не мог: в Крыму началась междоусобная борьба. Против хана выступил его брат, «царевич» Ахмат-Гирей, за которым стояла влиятельная группировка крымских феодалов, в том числе могущественные ширинские князья. В этих условиях Мухаммед-Гирею было не до спора с Москвой. К тому же поход на «украину» не сулил легкого успеха. Василий III, отлично понимая, что утверждение в Казани его ставленника Шах-Али вызовет самую отрицательную реакцию крымского хана, принял меры по укреплению обороны южной границы. По «росписи» Разрядной книги, «на берегу» Оки стояло пять полков с «большими воеводами» Михаилом Щеняевым и Андреем Бутурлиным. Кроме того, воеводы с полками готовы были встретить крымское вторжение в Туле, в Мещере, в Новгороде-Северском, Стародубе и других городах. Вооруженные силы Русского государства, таким образом, прикрывали не только «берег», но и земли за Окой. Особую заботу московское правительство на этот раз проявило о Северской земле. В город Стародуб, выдвинутый далеко на юг, оно послало «больших воевод» Андрея Ростовского и Ивана Бутурлина, другие воеводы получили также приказ «по вестям», в случае крымского вторжения, «идти к Шемячичу»[91]. В 1520 г. русские полки продолжали стоять на «крымской украине». Воеводы были посланы в Серпухов, Каширу, Мещеру, на Угру. Видимо, московское правительство не заблуждалось относительно причин «затишья» на своей южной границе. Это была лишь передышка в борьбе с Крымским ханством.