На степной границе. Оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия

Глава 6. Казанскому походу быть!

Великий князь Иван III, а затем его преемник на московском престоле Василий III проводили, но отношению к Казанскому ханству традиционную политику. Как только казанские «князья» и уланы свергали очередного хана — ставленника Москвы, начиналась подготовка военного похода на Казань. Русские полки собирались в Нижнем Новгороде, спускались по Волге «судовой ратью» до Казани, опустошали казанские земли, осаждали столицу ханства. Одни походы были успешными, во время других походов русские полки несли большие потери и отступали, но всегда, раньше или позже, дело заканчивалось обменом грамотами о «дружбе» или просто заменой крымского «царевича» на казанском престоле ставленником Москвы. На «казанской украине» наступал мир. Так продолжалось до конца великого княжения Василия III.

В 1335 г., когда Казань опять «отложилась» и там сел крымский «царевич» Сафа-Гирей, правительство малолетнего Ивана IV попыталось исправить положение привычным путем. В декабре «послал князь великий и его мать казанские места воевать воевод своих князя Семена Гундорова да Василия Замытского». Однако поход был сорван активными действиями Сафа-Гирея. Московские воеводы «пришли к Суре и нашли на сокму татар казанских, а татары идут на нижегородские места. И князь Семен, и Василий Замытский на татар не поворотили, на казанские улусы не пошли воевать, а великому князю вскоре с вестью не послали, но возвратились в Мещеру». Это позволило казанцам совершить набег на Нижний Новгород. «Татары, придя безвестно на нижегородские места, ночью на сонных людей, декабря в 24 день повоевали и прочь пошли». Нижегородские воеводы отправились было в погоню, надеясь на помощь из Мещеры, однако воеводы Семен Гундоров и Василий Замытский не двинулись с места. Казанцам удалось увести весь захваченный «полон». Бездеятельность «мещерских воевод» была настолько очевидной, что их посадили в темницу. От казанского набега, видимо, пострадали не только Нижегородские «места». По сообщению летописца, «воевали казанские татары около Нижнего Новгорода, и Березополье, и Гороховец, и много христиан иссекли и полонили»[230].

С этого времени начались регулярные набеги казанских татар на русские земли. Московское правительство, вынужденное держать большие силы против Крымского ханства, оказалось не в состоянии защитить свою «казанскую украину». Весь 1536 г. заполнен нападениями казанцев на русские земли.

Первый раз 6 января «приходили казанские татары многие люди на Балахну, безвестно придя, дворы зажгли, а черные люди балахонцы, собравшись, на них вышли, не зная воинского дела, и татары множество христиан побили». Из Нижнего Новгорода на помощь Балахне поспешили воеводы, но «татары, слышав великого князя воевод, часа того прочь пошли с полоном с многим». Во время этого набега казанцы «посад пожгли» на Балахне и «беглых людей на Волге многих посекли»[231].

Второй раз «того же месяца января» «приходили казанские же татары многие люди на Нижегородские места, и воеводам великого князя муромским и новгородским вести пришли, и воевода Федор Михайлович Мстиславский и нижегородские воеводы против татар вышли и загонщиков татарских, пятьдесят человек, убили, а татар догнали на становищах вечером под Лысковым. И того ради с татарами дела не делали боевого, что ночь пришла. И ночью той казанские люди побежали». Воеводы вернулись в Нижний Новгород и Муром[232]. Третий раз «того же месяца приходили татары казанские, многие люди, и черемисы в Коряково. И великого князя воеводы Семен Дмитриевич Сабуров да Иван Семенов сын Карпова с детьми боярскими татар и черемисов многих побили, а иных живых поймали, и князь великий велел тех татар в Москве казнить»[233]. Но такие удачи были редкостью. В том же злосчастном январе 1536 г. еще одна казанская рать зашла далеко на север, до Вологодских «мест», подвергнув их опустошению. «Января в 18 день приходили татары казанские в Вологодский уезд в Жиленковскую волость и многих людей посекли, а иных в полон взяли»[234]. Возможно, именно с этим походом связано «казанское разоренье», о котором имелись сведения в житии Корнилия Комельского. «Бысть нашествие безбожных татар и многие места попленили, даже и до вологодских пределов дошли, и от нашествия поганых не только мирская чадь, но и все монастыри разбежались». Казанские татары сожгли селенья и «множество в плен поймали», а сам святой Корнилин «уклонился в белозерские пределы, на Ухтому»[235]. Автор «Казанской истории» еще больше расширял географию казанских набегов: они ходили «войною на русские пределы, на Галич и на Вологду, на Чухлому и на Кострому»[236].

Московское правительство принимало энергичные меры по обороне восточной границы. По февральской «росписи» Разрядной книги в Муроме было поставлено семь, а в Нижнем Новгороде — шесть воевод[237]. Но опасность набегов осталась. В марте, например, «писали из Нижнего Новгорода, что казанские люди кочевали от города за 10 верст на Елне»[238]. В конце июля или в начале августа снова «приходили казанские люди многие на костромские места и на галицкие, и князь великий послал воевод своих Михаила Сабурова да князя Петра Пестрого-Засекина. И воеводы сошлись с казанцами на Куси на речке, и казанские люди многие людей великого князя побили, и князя Петра да Меньшика Полева убили и многих детей боярских побили»; впрочем, «послышав великого князя больших воевод», татары после этого «прочь пошли»[239]. Еще об одном набеге сообщал галицкий летописец: «Приходили татары и черемиса в осень»[240].

Русским послам, отправлявшимся к иноземным государям, правительство наказывало говорить о русско-казанских отношениях осторожно, ссылаться на прошлые успешные походы против Казанского ханства. На вопросы же о нынешних казанских набегах послы должны были отвечать следующее: «А и не одинова казанцы так делают: зимой подуруют, а к весне бьют челом!»[241]. В действительности дело обстояло значительно сложнее. В отличие от прошлых лет казанцы продолжали «дуровать» на границах и весной, и летом, и осенью. Это было широкое наступление казанских татар на восточную границу Русского государства, очень беспокоившее московское правительство. На «казанской украине» развернулось крепостное строительство.

Летом 1535 г. начали возводить новую крепость в Перми. «Июня в 15 день послал великий князь в Пермь Семена Давыдова, сына Курчова, град ставить». После январских набегов крымских татар в 1536 г. «били челом великому князю из Костромского уезда волости Карега, Ликурга, Залесье, Борок Железный, чтобы государь пожаловал, велел поставить город того ради, что там волости многие, а от городов далеко». В Москве охотно откликнулись на эту просьбу местного населения и «велели поставить на Кореге Буйгород». Весной «сделан град Устюг деревянный весь новый, а приставлен был над мастерами Данила Загрязский». Затем «велел князь великий города Вологды прибавить, понеже мал был, и послал великий князь Ивана Боброва, и доделан град Вологда тем же летом». В апреле после пожара во Владимире «послали делать город Истому Курчева, и августа доделан град Владимир». 9 июля «сгорел град Ярославль весь, и велели того же месяца рубить Ярославль, и доделан тем же летом». 30 июля «начали делать град у Соли на Балахне, того ради, что посад великий и людей много». Великий князь «велел город сделать в Балахне земляной, и доделан месяца октября в 8 день». Интересно отметить, что строительство укреплений в Балахне проводилось силами местного населения: «...поставили на Балахне град балахонцы». Со стороны Мещеры «казанскую украину» защищали два новых города: «град деревянный на реке на Мокше, на месте, называемом Рунза», и город Темников, поставленный «на иное место, на реке на Мокше же, того ради, что был старый город мал и некрепок, и великая княгиня велела его прибавить и срубить новый, а доделан был тем же летом, августа во 2 день»[242]. Всего на «казанской украине» было выстроено заново или «прибавлено» 10 крепостей (Пермь, Мещера, Буйгород, Любим, Темников, Устюг, Вологда, Владимир, Ярославль, Балахна).

Однако и новые крепости не могли защитить «украину» от казанских набегов. Протяженность восточной границы Русского государства была огромной, сплошной липни обороны создать здесь не представлялось возможным. Отряды казанских татар обходили крепости и вторгались в русские земли. А большие рати казанского хана подступали даже к крупным городам.

1537 г. начался с большого похода хана Сафа-Гирея под Муром и Нижний Новгород. В январе стали «вести приходить, что собирается казанский царь Сафа-Гирей с многими людьми с казанцами и иными ордами, с крымцами и ногаями, а помышляет идти на костромские места и на галичские. И князь великий, слышав то, послал воевод своих во Владимир и в Мещеру. Царь же казанский, у ведав, что на Кострому и в Галиче великого князя стоя многие люди, из леса пришел безвестно января в 15 день под Муром и посады пожег, и к городу приступать начал. И великого князя воеводы не дали ему приступать, из пушек и из пищалей из града били их много, и воеводы, выходя из града, также много побили». Приступы казанского войска были отбиты, но все окрестности Мурома оказались опустошенными. Сафа-Гирей «около Мурома распустил облаву свою. А сам стоял в селе в Глядячем, за две версты от города, и стояв три дня, прочь пошел, повоевав и полону поймав бесчисленно». По поход еще не закончился — казанский хан двинулся к Нижнему Новгороду, «села и деревни пожег, от Мурома и до Новгорода воевал». Под стенами Нижнего Новгорода Сафа-Гирей стоял три дня. «И у нижегородцев с татарами бон великий был от третьего часа до девятого, и татары верхний посад выжгли и погорело двести дворов». После жестокого боя, во время которого «татар много побили, а иных поранили», «пошел царь в Казань мимо Новгорода Нижнего со срамом великим». Вскоре, однако, «той же зимой», нападение повторилось, «пришли татары от Юрьевца на Балахну, на Городец, и много христианам зла учинили». Сам Нижний Новгород во время итого набега не пострадал. «Нижегородцы на Волге и на Оке лед окололи, и татары нижегородцам зла не учинили»[243]. Еще одно нападение казанские татары предприняли на костромские и галицкие земли. «Той же зимой многие казанские люди приходили на костромские места и на галицкие, и волости и села многие воевали, в полон бесчисленное множество поймали, и галицкие места пусты учинили»[244]. Оборонительные мероприятия правительства оказались недостаточно эффективными, хотя на восточную границу были посланы значительные силы. В 1537 г. в Разрядной книге впервые появилась «роспись воеводам от казанской украины». Воеводы с полками стояли во Владимире, Муроме, Нижнем Новгороде, Костроме, Галиче, Плесе. Московское правительство решило действовать традиционно. В сентябре «князь великий Иван Васильевич и мать его великая княгиня Елена приговорили воевод на весну в судах послать к Казани, да и в конной рати воевод». Однако «тот поход к Казани не был». Казанский хан Сафа-Гирей «прислал к великому князю своего человека Усеина о мире»[245]. Московское правительство, учитывая трудности организации большого похода на Казань в условиях обострения русско-крымских отношений, охотно пошло на переговоры. Казанские послы приезжали в Москву в феврале, в марте, в мае, летом и в начале зимы 1538 г., хан Сафа-Гирей присылал грамоты, обещал «быть в мире с великим князем». Но... казанские набеги продолжались!

По сообщению галицкого летописца, в 1538 г. «приходила рать большая зимняя, а ходили до реки Комелы» (в бассейне реки Сухоны)[246]. Псковский летописец отмечал, что «той зимой ходили татары по московским городам, в Костромщину, и в Муромщину, и в Галиче, и в Вологде, и монастыри честные многие пограбили и пожгли, и боярынь и дочерей боярских и житьих людей и жен младых и отроков повели в свою землю»[247]. Ему вторит Вологодско-пермская летопись: «Приходили казанские татары к Костроме, и около Вологды воевали бесчисленно, и монастырь Павлову пустынь половину сожгли, а до Вологды не доходили до города за шесть верст, и собрали полона бесчисленно»[248]. Отголоски «казанского разорения» сохранились и в более поздних источниках. В «житии» Павла Обнорского, составленном в первой четверти XVII в., говорилось, что «приходили казанские люди на Русь и много зла учинили, многих христиан мечу предали». Монахи от того «казанского разорения» «по странам разошлись, не взяв с собой ничего, кроме одежды, которую на себе носили». В «житии» рассказывалось о страшной гибели монастырского крестьянина Ивана, которого татары «начали сечь мечами своими, шею ему перерубили мало что не всю, и внутренности его пронзили мечами своими, насквозь прокалывая, и бросили его нагого на снег»[249]. Возможно, именно об этом времени шла речь в Соловецком патерике: после смерти Василия III «много потресеся царство его», «безбожные татары казанцы, как змеи выползшие из тины, многие страны Российского царства зло уязвили: от Мурома даже и до самой Вятки, мимо Галича и Костромы, и Вологда зло от них пострадала, по Сухоне даже до Устюга протекло их необузданное стремление, и неизбежное воинство черемисов с ними же ходило». Ярок и драматичен рассказ Соловецкого патерика об ограблении казанцами монастырской деревни на Сухоне.

«Внезапно пришли от леса в деревню татары, людям же, не чающим прихода их, где можно спасенье получить? Разбежались они, а иные взяты были». Несколько казанских хищников ворвались в крестьянскую избу и «начали собирать каждый топоры и ножи и прочее все, что из железа и меди. И из дверей чеки и пробои вырвали, и все домашнее имущество собрали и вынесли вон. Отходя, зажгли, окаянные, дворы...»[250]

Эмоциональный рассказ автора Соловецкого патерика подтверждается официальными документами того времени — жалованными грамотами, которые получили вотчинники после «казанского разорения». В жалованной грамоте Симонову монастырю от 19 марта 1538 г. говорилось, что в Галицком, Костромском и Муромском уездах монастырские «села и деревни татары казанские вывоевали и выжгли, а людей высекли и в полон поймали». В другой грамоте отмечалось бедственное состояние сельца Чагадаева, принадлежавшего Троицко-Сергиевскому монастырю: «То сельцо Чагадаево от татар было вывоевано и пожжено»[251]. «Крестьянам долгов своих платить нечем, — говорилось еще в одной грамоте, — потому что животы их и достатки казанцы пограбили, и из того их села и из деревень и из починков крестьяне бегут розно»![252]

Великокняжеские воеводы оказались не в состоянии защитить «украину» от казанских набегов. Главные силы русского войска по-прежнему стояли на «крымской украине», через которую враги могли прорваться в центральные уезды государства, в районы вотчинного и поместного землевладения. «Крымской украине» уделялось основное внимание правительства. К тому же воеводы на «казанской украине» стояли, как правило, лишь в городах по Волге, опять-таки прикрывая центральные уезды страны с востока. Даже новые крепости на «казанской украине» строились по инициативе местного поселения и на его средства. В этом отношении показательна история постройки города Любима.

Вопрос о постройке Любима правительство рассмотрело после того, как из «костромских мест» в Москву прибыли челобитчики и просили, по поручению местной администрации и крестьян ряда волостей Костромского и Вологодского уездов, «город поставить» на реке Обиоре, в устье Учи. Просьба обосновывалась опасностью казанских набегов, потому что волости те «от городов отошли далече, верст по сто, и мест осадных в городах от казанских людей убежищей нет». Правительство разрешило построить город «своими сохами», чтобы «людям бы в город из сел и из деревень спрятаться можно». Любим строили буквально «всем миром»: в постройке стен, рытье рвов, изготовлении кольев для «городского боя», в подвозе «каменья» участвовали все крестьяне, в том числе и частновладельческие[253].

Строить приходилось спешно, в обстановке постоянной военной опасности. Случалось, что новые города немедленно становились объектами казанских нападений. Так, в 1539 г. «весной заложили город Жиланский», а уже «сентября в 20 день пришел Чюра Нарыков, князь казанский, с великой ратью и тот город взял»[254].

Официальный летописец, подводя итоги очередным переговорам с казанскими послами, давал суммарное описание последних казанских набегов: «Царь казанский, увидев за грехи наши нестроение на Москве, и воевали казанцы в те годы по украинам государя нашего никем не возбраняемы, и много христианства погубили и грады пустыми сотворили. А воевали казанцы города и пустыми сотворили: Новгород Нижний, Муром, Мещеру, Гороховец, Балахну, половину Владимира, Шую, Юрьев-Польский, Кострому, Заволжье, Галич совсем, Вологду, Тотьму, Устюг, Пермь, Вятку, многими походами в многие годы»[255].

Казанские походы продолжались и в 1540 г. Весной «приходили на костромские места казанские люди, Чюра Нарыков, а с ним 8000 человек казанцев, и черемисы, и чуваши, и воевали многие костромские места, и князя Ивана отчину на Солдоге. И великого князя воеводы князь Андрей Иванович Холмский да князь Александр Борисович Горбатый и иные многие воеводы со многими людьми московской земли и новгородской ходили на них из Владимира, и догнали на Солдоге, и не успели им ничего. И убит был тогда на той брани на Волге князь Борис Сисеев да Василий Федоров сын Кожин-Замытский»[256]. Той же весной воеводы «от казанской украины» были поставлены во Владимире, Муроме, Елатьме, Нижнем Новгороде, Костроме, Плесе[257]. Зимой казанский хан совершил крупное нападение на Муром. 18 декабря «приходил под Муром казанский царь Сафа-Гирей со многими людьми казанскими и крымскими, и ногайскими, пришел безвестно под город, стоял два дня, а людей многих распустил около города села воевать». Под стенами Мурома начались жестокие бои. «Дети боярские муромские, которые были в городе, и люди городские против татар из города выходили и с татарами бились, и под городом из пушек и из пищалей татар побивали». На помощь осажденному городу пошли великокняжеские воеводы из Владимира. Но раньше их успел из Касимова «царь Шигалей с своими татарами». Он напал на «ногайских людей в загонах», которые опустошали села и деревни в Мещере, и «касимовские татары многих загонщиков побили и полон русский отняли». Однако «иные загонщики много попленили парода христианского и сел пожгли и церквей около города Мурома». Узнав о приближении русских воевод из Владимира, хан Сафа-Гирей снял осаду Мурома и отошел с добычей и пленными. «А воеводы за ним не пошли», — отметил летописец[258]. Разорением Мещеры и Мурома дело не ограничилось. С ханом Сафа-Гиреем «было 30 000 человек», и он разорил не только Муромские «места», но «и Стародуб-Реполов, и Пожарских князей отчину пусту учинили, и людей много в полон поймали, да и Владимирские волости воевали». Снова нападали казанцы и на Нижегородские «места»[259].

Говоря об успешных для казанского хана набегах 1540 г., следует отметить, что московское правительство сосредоточило на «казанской украине» большие силы. И, тем не менее, помешать казанцам захватить добычу и пленных и беспрепятственно уйти восвояси не удалось. В декабре, например, когда «царь казанский Сафа-Гирей приходил к Мурому», во Владимире уже было сосредоточено 5 полков с 14 воеводами, а другие воеводы стояли в Мещере, Нижнем Новгороде, Костроме, Плесе, Галиче[260]. «Больших воевод» отозвали из Владимира и волжских городов только в феврале 1541 г., но и «тогда велел князь великий воеводам постоять на Плесе да в Шуе казанских для людей прихода»[261].

Трудно даже представить, какие опустошения причинили русским землям эти казанские вторжения. Жалованные грамоты того времени рисуют картину полного разорения нижегородских, галицких, костромских, муромских «мест». «В Нижнем Новгороде село Высокое с деревнями все пусто, от казанской войны люди побиты, а иные в полой пойманы, а дворов нет и пашни не пашут»; в Галицком уезде и в Костромском «казанские татары» и «черемисы» «деревни пожгли и людей в полон вывели, а иные люди из тех воеванных деревень и из сельца разбежались»; под Муромом «клети и дворы и деревни сожгли казанские люди, а христиан в полон вывели, а иных высекли, да и животину и имущество взяли, а мелкую животину высекли»[262].

Между тем в Казани росло недовольство ханом Сафа-Гиреем и его крымским окружением. Недовольны были ремесленники и торговая городская верхушка: разрыв с Москвой нарушил давние торговые связи с Русским государством. Недовольна была и часть казанских феодалов, оттесненных крымцами от власти. В Казани усилилась «московская партия». Начались «отъезды» казанских князей и мурз в Москву, где их радушно принимали. Московское правительство постаралось использовать благоприятную обстановку и стало готовить поход на Казань. Весной 1541 г. великий князь Иван IV «казанского для дела отпустил боярина и воеводу своего Ивана Васильевича Шуйского и иных воевод, и многих людей дворовых и городовых 17 городов, и велел воеводам стоять во Владимире»[263]. Однако поход не состоялся — помешало большое летнее вторжение крымского хана Сагиб-Гирея. Казанские татары в этом вторжении не участвовали. Однако в декабре 1541 г. они подошли к Нижнему Новгороду «и убили под посадом нижегородских бояр 36 человек, а иных живых пленили, и отошли опять в Казань»[264].

В 1542 г. с Казанью велись оживленные дипломатические переговоры. В Москву ездили казанские князья и мурзы, сторонники великого князя. В июне прислал «своего человека с грамотою о мире» и хан Сафа-Гирей. Однако «послов добрых людей», Сафа-Гирей не направлял в Москву, затягивая переговоры. Набеги казанцев продолжались: «казанские татары, пройдя через Вятку в числе 4000, сожгли на Дылкове две церкви и 73 двора. После того татары были разбиты вятчанами близ Котельнича. Это было седьмое разорение Устюга, после которого устюжане были освобождены на три года от платежа всех повинностей»[265]. А осенью 1542 г. «приходил казанский царь Сафа-Гирей к Мурому, и Муромские места пусты учинил, полону много поймали»[266]. Мирные переговоры с Казанью прервались. Летом 1543 г. воеводы с полками снова стали «на казанской украине»: во Владимире, Муроме, Нижнем Новгороде, Костроме, Плесе, Галиче[267]. Зимой 1544 г. «большие воеводы» опять были во Владимире, Суздале, Шуе, Муроме, Елатьме, Костроме, Плесе, Галиче. Видимо, московское правительство серьезно беспокоилось о положении на «казанской украине», и не случайно. Зимой 1544/45 г. казанский хан Сафа-Гирей организовал еще один большой поход на русские земли. По свидетельству летописца, «зимой приходили на Владимирские места с казанскими людьми Амонак, князь казанский, да Чюра Нарыков, и воевали Пожарских князей отчину и полону много имали. Из Владимира ходили за ними великого князя воеводы Иван Семенович Воронцов, и иные воеводы с многими людьми и догнали их, и не успели им ничего. А на той брани убит был Алексей Петров сын Головина, да в загонах убили Григория Карпова сына Свечина да Петрока Колупаева сына Приклонского. А из Мурома ходил за ними князь Александр Борисович Горбатый со многими людьми, и ходили за ними до Гороховца, и не успели ничего. А у Гороховца у острога с казанскими людьми бились мужики гороховцы, да взяли у казанских людей голову их Атамака князя, а воеводу Фоку Воронцова с товарищи хотели гороховцы каменьем побить за то, что они с казанскими людьми не делали бою, а их упустили»[268].

Это летописное известие очень важно для понимания общей обстановки на «казанской украине». Казанские набеги совершались большими силами, охватывали огромную территорию, угрожали даже центральным уездам страны. А воеводы действовали нерешительно, давали возможность татарам беспрепятственно уйти с добычей и пленными. Подлинное мужество проявили «мужики гороховцы», которые сами бились с «казанскими людьми» при бездействии воеводы. Не напрасно же они хотели своего воеводу «каменьем побить» за то, что он «не делал бою» с налетчиками! Видимо, близка к истине безотрадная картина татарского разорения в годы «боярского правления», нарисованная Андреем Курбским в его «Истории о великом князе Московском»: «Бесчисленными пленениями варварскими, от царя перекопского, о во от татар ногайских, сирень заволжских, а наипаче и горше всех от царя казанского, мучителя христианского, ими же бесчисленное и неисповедимое пленение и кровопролитие учинял так, иже уже было все пусто и за восемнадцать миль до Московского места...»[269]

Мы имеем свидетельство еще одного современника, автора «Казанской истории». Его описание последствии татарских набегов поистине ужасает. «Многие города русские запустели от поганых. Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены. Низовская же земля вся, Галич, и Устюг, и Вятка, и Пермь от казанцев запустели. И было тогда беды за многие годы от казанцев и черемисов больше, чем при Батые. Батый единожды Русскую землю прошел, как молнии стрела. Казанцы же не так губили Русь, никогда из земли русской не выходили: когда с царем своим, когда с воеводами воевали Русь, и посекали, как сады, русских людей. И всем тогда беда и тоска великая в украине живущим от тех варваров, у всех русских людей из очей слезы текут, как реки..., покидая род и племя отечества своего, бегут во глубину Руси. Многие грады русские разрушены, и травой, и быльем заросли села и деревни, многие области опустели от варваров. И продавали русский плен в дальние страны, где вера наша неизвестна и выйти откуда невозможно…»[270] М. Н. Тихомиров недаром писал, что «в первой половине XVI в. восточные русские города и области живут в постоянном страхе»[271].

Казанские походы первой половине 40-х годов, становившиеся все опаснее, показали, что организовать сколько-нибудь надежную оборону восточной границы Русского государства имеющимися силами невозможно. Немногочисленные города казанцы просто обходили стороной, обрушиваясь на беззащитные села и деревни, пробираясь лесами далеко на север, до бассейна реки Сухоны. Воеводы с полками размещались преимуществен но в городах по Волге, оставляя на произвол судьбы заволжские земли. Стало ясно, что обеспечить безопасность восточных областей Русского государства можно только или установлением прочного мира с Казанью (что было сомнительно, пока тем сидел «крымский царевич» Сафа-Гирей!), или путем полного подчинения Казанского ханства, превращения его из «улуса» Гиреев в одну из областей Русского государства. И того, и другого можно было достичь только военным путем, организацией крупных походов на Казань. Решительная борьба Русского государства с Казанским «прегордым царством» началась с 1545 г., со времени постепенного возвращения московского правительства к политике дальнейшей централизации государства. Длительная и тяжелая «казанская война» завершилась лишь через семь лет. Основным содержанием «казанской войны» были регулярные походы русских полков на Казань и переговоры правительства Ивана IV с «московской партией» казанских феодалов, на которых оно старалось опереться в борьбе с Сафа-Гиреем[272].

Мы не будем подробно останавливаться на русских походах к Казани во время «казанской войны» 1545–1552 гг. Этот вопрос выходит за пределы нашей темы — оборона «крымской украины» Русского государства. Хотелось бы обратить внимание лишь на следующее обстоятельство: даже в годы наибольшей военной активности Русского государства на восточной границе казанские набеги продолжались! В сентябре 1548 г. «приходили на Костромские места казанских людей 3000, а в головах у них был Арак-богатырь». В марте 1549 г. казанские татары попадали на Муромские земли[273]. «Казанский узел» разрубил в 1552 г. великий князь Иван IV Васильевич.

Присоединение Казанского ханства существенно изменило обстановку на «украине» русского государства. Единый фронт агрессивных татарских ханств был разорван; за Казанью последовала Астрахань, завоеванная русскими воеводами в 1556 г. Теперь Русское государство, могло сосредоточить основные силы для борьбы с Крымским ханством.