На траверзе — Дакар

В ПУТИ

12 июля 1959 г. Отход назначен на сегодня. К восьми часам утра нужно быть на пирсе. Ночь прошла в беспокойном сне. Нелегко дались нам лихорадочные сборы последних дней. Нужно было упаковать колоссальное количество приборов, посуды, реактивов. Список необходимого оборудования занял несколько страниц. Наконец со вздохом облегчения мы поставили крестик против последней неотмеченной строчки и с удовлетворением посмотрели на гору ящиков, громоздящихся, в коридоре института. Мы сотрудники Азово-Черноморского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (сокращенно Азчерниро), находящегося в Керчи. Нас трое: Владимир Демидов — ихтиолог, Леонид Хоменко — лаборант и я — физиолог. Мы отправляемся в экспедицию в Атлантический океан на промысел сардины.

Когда экспедиционное снаряжение было собрано, началась его погрузка на автомашину, затем разгрузка на пирсе, снова погрузка на катер и, наконец, выгрузка на наш экспедиционный корабль «Глеб Успенский».

«Глеб Успенский» стоит на рейде. Катер идет к нему по фарватеру минут двадцать. Невольно испытываешь волнение, приближаясь к кораблю, который должен стать твоим домом на долгие месяцы плавания. В Керчи еще не привыкли к виду «Глеба Успенского». Он принадлежит к классу больших морозильно-рефрижераторных траулеров (БМРТ). Суда такого типа начали строить совсем недавно. Это плавучая фабрика водоизмещением 4700 тонн. Длина судна около девяноста метров. Это, наверное, не очень много, но по сравнению с научно-исследовательскими судами, на которых мне приходилось плавать шесть лет, цифры звучат почти фантастично. «Успенский» со стороны похож на утюг. Сходство с утюгом ему придает длинная и широкая надстройка, которая занимает всю среднюю часть судна и сильно выдвинута вперед к носу. В кормовой части надстроек нет. Корма раздвоена: посредине ее покатый слип, по которому на палубу поднимают трал с рыбой.

Сейнер швартуется к широкому трапу. По судну стайками прогуливаются провожающие. Уходящие в плавание знакомят их с кораблем. А посмотреть на «Успенском» есть что. Прекрасные, обитые голубым линолеумом каюты, просторный салон, залитая светом столовая для команды, оснащенная новейшими приборами ходовая рубка, рыбно-морозильный цех — настоящий завод, камбуз — все сверкает ослепительным блеском. И уже от одного этого на душе становится радостно и тепло. Приятно плавать на таком корабле.

Старший помощник выдает мне и Володе Демидову ключи от нашей каюты. Она расположена по правому борту на главной палубе. В ней, как и на всем корабле, чистота, свежесть, блеск. Сквозь большие иллюминаторы льются потоки света. В нашем распоряжении диван и кресло, письменный стол, радио, шкаф для одежды, умывальник. Две широкие койки расположены друг над другом. По жребию Володе достается нижняя, я буду спать наверху.

Едва мы успели осмотреться, как по радио всех пригласили наверх. Команда собирается на просторной кормовой палубе. Короткий митинг. С напутственной речью к экипажу обращается секретарь Керченского горкома партии, затем слово берет начальник базы государственного лова, от которой «Глеб Успенский» идет в свой первый рейс. В заключение выступает капитан. И вот последний катере провожающими отчаливает от высокого борта траулера. Пожелания счастливого плавания. Провожающие машут руками. Проходит несколько минут, и уже трудно различить лица тех, с которыми недавно был рядом. Со всех сторон несутся разноголосые гудки. С нами прощаются стоящие в порту и снующие по проливу рыболовецкие суда. Мы смотрим на Керчь, раскинувшуюся на склонах горы Митридат. Грусти, которая всегда бывает при расставании, сейчас нет: слишком много увлекательного ждет нас впереди. Грусть придет позже. Сколько раз во время плавания нет-нет да и выплывет далекий, до боли дорогой облик скромного города на берегу Керченского пролива — города, из которого начался наш рейс!

Наступает волнующая минута. В 18 часов 00 минут раздается команда «Вира якорь!» В 18 часов 05 минут заработал винт, и первый бурун вырвался за кормой. Наше путешествие началось.

«Успенский» идет по проливу. Проплывают знакомые места: Ильтигень, Тобичик, Яныш-Такиль. Много раз проходил я мимо этих берегов, отправляясь в очередное плавание. И с радостью приветствовал их, возвращаясь в Керчь. Вот и приемный буй. Пролив остался за кормой. «Успенский» режет форштевнем зеленовато-синюю воду Черного моря. Вокруг судна играют дельфины.

На корабле еще долго не затихает людской гомон. Моряки устраиваются на нем всерьез и надолго. Каждый хочет сделать свое жилье уютным и удобным не только для отдыха, но и для занятий, чтения, игр. Дотемна возимся и мы в нашей каюте.

13 июля. В 7 часов утра нас будит радио: «Команде вставать!» С трудом продираем глаза. Но одного взгляда в иллюминатор достаточно, чтобы от сна ничего не осталось. Море ласково искрится под лучами утреннего солнца; стоит почти полный штиль.

В 7 часов 30 минут завтрак в салоне. За каждым закреплено свое место. Во главе стола сидит капитан, напротив него — старший механик, слева от капитана — старший помощник. При входе в салон нужно спрашивать разрешения у капитана или старшего помощника, при выходе из салона — тоже. Для меня это новость, но мне такая традиция большого флота нравится.

За завтраком идет разговор о рейсе и его предыстории…

Летом 1957 года от причалов Калининградского порта отошел один из первых в нашем рыболовном флоте большой морозильно-рефрижераторный траулер «Казань» и взял курс в океан. На борту «Казани» и сопровождающих его двух небольших рыболовных судов тогда находились сотрудники Всесоюзного и Балтийского научно-исследовательских институтов морского рыбного хозяйства и океанографии, а также двое из нашего Азово-Черноморского института, один из них — В. Демидов. В составе экспедиции ихтиологи, гидробиологи, гидрологи, инженеры. Цель, которую ставила экспедиция, — нахождение в Атлантическом океане мест концентрации широко известной за границей и обладающей высокими вкусовыми качествами рыбы сардины и организация ее промысла.

Было известно, что в Атлантическом океане обитает три рода сардин: Sardina, Sardinops и Sardinella. Sardina встречается главным образом у берегов Западной Европы (в прибрежных водах Франции, Испании, Португалии), а также у берегов Марокко. Основные ее промысловые скопления приурочены к территориальным водам названных стран и поэтому советским рыбакам недоступны. Sardlnops обитает в южной части Атлантики — у берегов Анголы и Южно-Африканской республики, где также интенсивно облавливается. О Sardinella было известно лишь, что она такого же превосходного качества, как и рыбы, относящиеся к первым двум родам. Однако места ее основного обитания оставались тайной. Ясно было только то, что рыбу нужно искать на континентальной ступени до свала глубин, где концентрируется основная масса планктонных организмов, служащих пищей сардине.

Пройдя Ла-Манш, «Казань» повернула к югу и тщательно обследовала акватории Атлантики, прилегающие к побережью Испании, Португалии и Марокко. Промысловые скопления сардины здесь найдены не были. Все дальше на юг шла «Казань». Не дало результатов и обследование районов, прилегающих к Азорскому и Канарскому архипелагам и островам Мадейра. Но вот у Зеленого Мыса, в районе города Дакара, там, где африканское побережье далеко выдвигается на запад, а затем резко поворачивает на юго-восток, наконец были обнаружены громадные скопления сардинеллы.

В следующем рейсе в Гвинейском заливе почти у самого экватора, к югу от Такоради — одного из крупных городов молодой африканской республики Ганы — был найден второй район промысловых концентраций сардинеллы. «Казань» выловила несколько тысяч центнеров новой промысловой рыбы и положила начало регулярному советскому сардиновому промыслу. Это была большая победа наших рыбаков и исследователей.

Но в задачу науки входит не только открытие для рыбной промышленности новых промысловых районов. Необходимы дальнейшие исследования для выяснения непонятных особенностей поведения рыбы, незнание которых затрудняет промысел. Оказалось, что сардина в районах Дакара и Такоради держится непостоянно, величина промысловых скоплений и их качественный состав резко меняются на протяжении года, меняется и поведение рыбы в местах лова. Чем объяснить внезапное исчезновение сардины из районов Дакара и Такоради, в чем причина резких изменений в поведении рыбы, какие факторы определяют устойчивость ее промысловых скоплений? Эти и многие другие вопросы, важные для успешного развития промысла, продолжали волновать ученых. Чтобы ответить на них, нужно было глубоко изучить биологию сардины, выяснить, какие условия среды необходимы для существования этой рыбы. Поэтому было решено посылать в районы лова на промысловых судах научные группы, которые должны были бы осуществлять необходимый комплекс исследований.

Именно такая задача и стояла перед нами — тремя сотрудниками Азчерниро, включенными в состав экспедиции на «Глебе Успенском».

После завтрака мы занялись оборудованием лаборатории, под которую было отведено расположенное на верхней палубе помещение столярной мастерской.

Задача прийти на промысел в «боевой готовности» сейчас общая. Траловая бригада приступила к налаживанию тралов, работники рыбфабрики — к оборудованию рыбцеха. Матросы под руководством старшего помощника капитана начали изучать техминимум.

Но свободного времени у моряков все еще много. По радио передают объявления о записи в кружки самодеятельности и английского языка, об организации шахматного турнира. На общем собрании выбирается редколлегия.

После полдника в салоне созывается совещание командного состава. Приглашают на него и нас. Капитан Александр Харитонович Калайда подробно рассказывает о рейсовом задании. «Успенский» в своем первом рейсе должен выловить 10 тысяч центнеров рыбы, заморозить 600 тонн сардины, выработать 60 тонн рыбной муки. Срок рейса — три месяца, но все понимают, что судно будет находиться на промысле столько времени, сколько нужно, чтобы выполнить план.

Собравшиеся внимательно слушают капитана. Он старый морской волк, ловивший рыбу во всех морях и океанах; был в числе первых советских моряков, которые начали промышлять сельдь в Северной Атлантике.

Капитан дает указания каждому из присутствующих в зависимости от рода работы. На всех лежит большая ответственность: в море любая оплошность может обойтись дорого.

Спать ложимся в 10 часов. Но в отличие от вчерашнего дня я долго не могу заснуть. Ведь завтра — Босфор. А Босфор для всех плавающих в Черном море всегда представляется воротами, за которыми лежит дорога, ведущая в далекие моря и страны.

14 июля. Я открываю глаза и вскакиваю с койки. Уже светло.

Спешу на палубу и всматриваюсь в затянутый тучами горизонт. Ничто как будто не говорит о близости земли, но изменившийся за ночь цвет воды (из зеленовато-синей она превратилась в мутно-зеленую) — первый признак того, что берег всего в нескольких милях. Рядом со мной много людей большинство так же, как и я, впервые приближались к Босфору. Все мы поеживаемся от утренней сырости.

В 6 часов 10 минут в дымке показывается турецкий берег. Он быстро приближается. В 6 часов 55 минут «Глеб Успенский» уходит в Босфор. Мы оказываемся посреди полноводной реки, извилистой лентой протянувшейся между берегами Малой Азии и Европы. К борту «Успенского» подходит черный бот с бело-красным лоцманским знаком на трубе. «Глеб Успенский» стопорит машину, и по трапу поднимается лоцман. Его встречает вахтенный штурман и проводит в рубку.

Пока винт не работает, успеваем заметить, что судно быстро дрейфует: скорость поверхностного течения в Босфоре, направленного в Мраморное море, очень велика — около полутора метров в секунду.

Машина заработала вновь, и судно двинулось по проливу.

Справа и слева к самой воде подступают крутые утесы, сплошь покрытые пышной растительностью. Воздух насыщен тем особенным ароматом, который рождается лишь при сочетании свежей соленой воды и густой зелени. Деревья, как в зеркале, отражаются в воде, и поэтому она кажется темно-зеленой. Временами Босфор больше похож на озеро, чем на реку. Берег возвышается не только слева и справа, но и вырастает то спереди, то сзади корабля. Кажется, вот-вот «Успенский» упрется в берег, но из-за крутого поворота снова и снова выплывает зеркальная гладь пролива.

Гряды высоких холмов, все повышаясь, уходят вдаль. То там, то здесь среди листвы виднеются яркие россыпи селений. Густую крону деревьев пронизывают иглы минаретов. Белокаменные минареты на фоне синего неба и сочной зелени как бы изваяны из мрамора. Своей стройностью они соперничают с кипарисами, которые окружают их тесным кольцом, Построек на берегах пролива становится все больше. Стали встречаться красивые виллы и дворцы с просторными усадьбами, обнесенными у самой воды высокими каменными изгородями. То там, то здесь изгороди прорезают каналы, ведущие в глубь усадеб к пристаням, у которых стоят красивые прогулочные яхты и катера. Мы проплываем вдоль набережных небольших городов. Можно различить витрины магазинов и прочесть рекламы на стенах домов. По улицам снуют автомобили. В кофейнях на открытом воздухе за столиками сидят люди.

В городках много мечетей. Мы обращаем внимание на то, что к верхушкам минаретов прикреплены большие громкоговорители. В наш век мулле незачем вставать чуть свет и сзывать правоверных на молитву: за него это делает магнитофонная лента.

По проливу взад и вперед снуют бесчисленные яхты, рыбачьи лодки, фелюги. Турецкие фелюги кажутся чудом кустарного искусства. У них изящные, смело прогнутые линии. Они окрашены большей частью в ярко-белый и нежно-голубой цвета.

Мы приближаемся к средневековой крепости Румели-Хиссар, грозно возвышающейся на крутом склоне. Перед нами вырастают толстые зубчатые стены и мощные бастионы.

Вскоре открывается панорама огромного города. Это Стамбул, или Истанбул, как называют его турки.

К берегам Босфора с обеих сторон спускаются высокие дома, утопающие в зелени. Повсюду виднеются мечети. Глубоко врезавшаяся в город бухта Золотой Рог была забита кораблями всех типов и калибров. Как-то неожиданно на первый план выплывает монументальное сооружение. Его нельзя было не узнать. Это Айя-София — собор святой Софии — один из самых замечательных памятников архитектуры раннего средневековья, сооруженный византийскими зодчими в VI веке. Несмотря на свои размеры, собор кажется легким и воздушным. Его купол как будто парит в воздухе. Многие столетия храм служил оплотом православной церкви. После падения Константинополя турки превратили его в мечеть, пристроив к собору с четырех сторон высокие минареты, а в непосредственной близости от святой Софии построили мечеть Ахмедиё такой же высоты и в том же архитектурном стиле. Интересно, что архитектуру собора турки приняли в качестве «типового проекта» для многих своих мечетей. В продолжение всего дня, пока «Успенский» проходил Босфор и Дарданеллы, нам часто встречались миниатюрные «святые Софии» с пристроенными с четырех сторон минаретами.

Слева от нас проплывает высокая мрачная башня, приютившаяся на небольшом островке. По преданию, султан заточил здесь свою неверную жену.

Босфор неожиданно кончился. Мы вышли в Мраморное море. Всего несколько часов продолжалось наше плавание по Босфору.

Стамбул отходит в сторону. В густой дымке проглядывают очертания гористых Принцевых островов. Стоит полный штиль. Сильно греет солнце. Внезапно в нескольких метрах от форштевня показывается огромная рыба, похожая на большое коричневое бревно. Она быстро улепетывает от судна. Затем следует резкое движение хвостом, и рыба, нырнув, скрывается в пучине. Не прошло и десяти минут, как история в точности повторяется: «Успенский» форштевнем чуть не налетает на другую рыбу, которая так же ловко увертывается в сторону. В морском чудовище нетрудно узнать меч-рыбу.

Так вот что такое южные моря! Я много лет проплавал в Черном море и привык к тому, что можно неделями бороздить водную пустыню, так ни разу и не увидев в воде живой рыбы. В Азовском море было не лучше. Хотя Азовское море по плотности рыбного населения одно из самых богатых в мире, в нем настолько мутная вода, что разглядеть что-либо в ней практически невозможно.

Итак, начало было многообещающим. Меч-рыба (Xiphias gladius) — один из самых удивительных обитателей моря. Достигая длины четырех метров, она несет на верхней челюсти длинный костяной меч, которым наносит своим противникам и жертвам страшные удары. Известны случаи, когда в припадке беспричинной ярости меч-рыбы набрасываются на шлюпки и насквозь прошивают их своим мечом. В Британском музее хранится кусок деревянной обшивки корабля с застрявшим в ней мечом гигантской рыбы, протаранившей корабль. Меч-рыба — самый быстрый пловец среди рыб. Она может развивать скорость до 100 километров в час. А ведь это больше скорости торпедного катера. Не только рыбы, но и такие быстрые пловцы, как дельфины и кашалоты, не могут с ней тягаться в скорости. Обитает она в теплых водах морей и океанов, изредка заходя и в Черное море. В Мраморном и Эгейском морях меч-рыба — один из распространенных обитателей. В Турции, например, довольно интенсивен ее промысел.

Летом, когда солнце сильно нагревает поверхностные слои воды, меч-рыбы без движения, как бревна, лежат у самой поверхности и «греются на солнышке». В это время к ним можно подойти очень близко и даже сфотографировать во время «мертвого часа». Как раз таких «отдыхающих» рыб и потревожил «Успенский».

Низко над водой, почти касаясь крыльями ее поверхности, пролетают стаи птиц. Это битоны, как их называют наши рыбаки. Малый буревестник (Puffinus pufflnus) или «битон» — обычная в Черном море птица, страшный враг хамсы, за которой охотится в течение многих месяцев. Сейчас битоны летят на северо-восток, в Черное море. В Босфоре, а затем и в Дарданеллах мы тоже видели их стаи, стремительно летящие в одном направлении. Они летят над Мраморным морем и проливами как по проторенной дороге, стая за стаей, с небольшими интервалами одна за другой. Птицы летят на север, а мы плывем на юг. А спустя несколько месяцев, наверное, будет наоборот. Интересно, встретим ли мы их в проливах, когда будем возвращаться обратно?

Мраморное море похоже на широкую дорогу. Куда ни посмотришь, в поле зрения силуэты нескольких кораблей. Большинство из них танкеры. Это из нашей земли, в Туапсе или Батуми, перекачивается в их танки драгоценная жидкость, дающая жизнь заводам, машинам и кораблям в разных концах земного шара.

Около шести часов вечера «Глеб Успенский» входит в Дарданеллы. Дарданеллы в несколько раз длиннее и гораздо шире Босфора. Берега Дарданелл гористы, но значительно менее живописны берегов Босфора. Селения здесь довольно редки. Несколько ниже городка Чанак-Кале, в самом узком месте пролива, стоит величественный памятник седой старины — замок, построенный в форме сердца. Толстые стены с трех сторон окружены глубоким рвом, с четвертой они обрываются прямо в воду пролива. Чтобы попасть во внутренний двор замка, нужно сначала проникнуть в расположенный над рвом форт, вход в который запирают массивные ворота. Замок называется Килидибахир («ключ от моря»). Эта крепость, построенная в 1470 г., вместе с находящимся в Чанаккале фортом, была первым турецким укреплением, воздвигнутым на берегу пролива.

Но Дарданеллы хранят память и не очень давнего прошлого. У самого выхода из пролива в Эгейское море расположены гигантские военные кладбища. Куда ни бросишь взгляд, всюду ровные ряды могил. Здесь во время первой мировой войны произошло кровопролитное сражение, вошедшее в историю под названием Галлипольской операции.

Когда «Успенский» входил в Эгейское море, спускалась ночь. Одна за другой загорались звезды. Там, где некоторое время назад зашло солнце, лился спокойный синий свет Венеры. Все вокруг подернулось голубой дымкой. Над головой раскинулось овеянное легендами, воспетое в стихах и поэмах небо Эллады. За один день я увидел больше, чем можно увидеть за многие годы. Нам повезло: Босфор, Мраморное море и Дарданеллы мы прошли целиком в светлое время суток. Так бывает далеко не всегда.

17 июля. Всего лишь шестой день длится наше плавание, а кажется, что мы в море по меньшей мере месяц. Позади остались бесчисленные гористые острова Эгейского моря, берега Пелопонеса, где высокие дикие горы чередовались с плодородными цветущими долинами. За кормой «Успенского» ультрамариновое Ионическое море, желто-бурая Мальта, остроконечные вершины Пантеллерии. После прошедших дней сегодняшний день мы были склонны считать скучным. Куда ни бросишь взгляд — безбрежное, пустынное море. Стоит абсолютный штиль. Вокруг разлита такая глубокая синева, которую трудно представить в «синем» Черном море. Вода имеет даже, пожалуй, фиолетовый оттенок. С носа корабля видно, как солнечные лучи, преломляясь о застывшую поверхность, уходят на громадную глубину. Яркие конусы света пронизывают воду. Можно подумать, что в глубине моря зажгли бесчисленное количество ламп, которые освещают изнутри воду. Поэтому она как бы светится собственным внутренним светом.

Пока нам везет. Год назад траулер «Жуковский», на смену которому мы идем, сильно потрепало в этих местах штормом. Ничто не сдерживает обычный крейсерский ход «Успенского» в 12 узлов[1].

Наша лаборатория почти готова, и теперь мы свое внимание сосредоточиваем на установлении четких деловых взаимоотношений со штурманской рубкой. По характеру своей работы мы постоянно должны знать о местонахождении судна и курсе его следования. Особенно это будет важно в районе промысла.

Старший помощник вручает нам расписание судовых тревог. Мы внимательно знакомимся с расписанием и, выучив перечень своих обязанностей на случай той или иной тревоги, помещаем над койками под стекло в специально сделанные для этого рамки. Чем ближе к вечеру, тем напряженнее вглядываемся в горизонт. Через несколько часов впереди должен открыться мыс Бон — первая африканская земля, которую можно увидеть с «Успенского». Незаметно подкрадывается темнота, и приходится смириться с тем, что раньше завтрашнего утра Африку увидеть не удастся.

Ровно в 23 часа (по московскому времени) показывается огонь маяка на мысе Бон — первый огонь Африки. Он приветливо подмигивает нам в темноте, но мы поеживаемся от вечернего холода. Вот так Африка!

18 июля. Ночью так холодно, что мы мерзнем под одеялами. Из-за этого встаю очень рано и сразу же спешу на палубу в надежде увидеть африканский берег. Но увы! Горизонт закрывает такая плотная дымка, что видно на расстоянии мили, не больше. Придется потерпеть.

Продолжаем наблюдать за поверхностью моря. Внезапно вблизи судна появился большой зеленовато-коричневый панцирь морской черепахи. В длину черепаха имела пе менее трех четвертей метра. Она быстро отплыла в сторону от корабля. Представление о черепахе как о малоподвижном, неуклюжем животном совершенно не вязалось с тем, что мы только что видели. Черепаха явно не спешила уплыть с пути «Успенского» и обратилась в бегство в самое последнее мгновение. За час с небольшим мы встретили нескольких черепах. Средиземноморская морская черепаха (Caretta caretta) — прекрасный пловец. В воде, как отмечают натуралисты, она похожа на большую хищную птицу; все ее движения отличаются силой и быстротой; она ныряет и плавает одинаково хорошо на различной глубине. Питается морская черепаха моллюсками и рыбой. У поверхности воды эти животные появляются, чтобы погреться на солнце и отдохнуть. Мясо морской черепахи очень вкусно, поэтому во многих странах она является объектом промысла.

Днем дали учебную пожарную тревогу. Мы бросились в каюту и выскочили оттуда со спасательными поясами на кормовую палубу, заняв посты, определенные нам по аварийному расписанию. Как всегда в первый раз, не все прошло гладко, но капитан остался, в общем, доволен: команда не так уж плохо «тушила пожар».

Вечером перед заходом солнца на юге проглянул гористый мыс Бугарун. Это первая африканская земля, которую удалось заметить с «Успенского», но видимость продолжала оставаться настолько плохой, что берег нельзя было разглядеть. Закат, как и вчера, был тусклым и невыразительным. Небо пока не баловало нас особыми красками.

Каждый вечер кормовая палуба «Успенского», ярко освещенная прожекторами, становится ареной жарких схваток. По краям палубы располагаются шахматисты. Азартно стучат «костями» игроки в домино. В центре играют в волейбол. Мяч привязан за длинный тонкий конец к массивной чугунной чушке, лежащей посредине палубы. То и дело следуют высокие пассы и мощные удары. Страсти накаляются, но над слипом натягивают экран. До глубокой темноты смотрим фильмы.

20 июля. Пасмурно. Африки по-прежнему не видно, хотя курс «Успенского» проложен теперь уже близко от берега. С утра небольшой встречный ветер, днем он утихает и устанавливается штиль. Скоро мы пройдем все Средиземное море, но судно еще ни разу не качнуло. А ведь нередко в Средиземном море бушуют жестокие штормы, от которых сильно достается кораблям.

Где-то за Гибралтарским проливом, в океане, должна произойти встреча с «Жуковским», старшим братом нашего траулера, с ним установлена прямая радиосвязь. Он успешно закончил лов у Зеленого Мыса и возвращается домой. При встрече его экипаж поделится с нами опытом своей работы.

Над водой летают маленькие птички. Они то взмывают вверх, то буквально касаются крыльями поверхности моря. Временами как бы застывают на месте и тогда становятся похожими на больших бабочек. Это качурки (Hydrobates). Моряки называют их штормовыми ласточками. Но с ласточками у них нет ничего общего, кроме названия, да и, пожалуй, вольного нрава. Они относятся к отряду трубконосых, куда, как известно, входят также буревестники. Качурка — типичная морская птица. Она проводит в открытом море и океане вдали от берегов почти всю свою жизнь, за исключением времени размножения и высиживания птенцов. В любую погоду ее можно увидеть порхающей над водой. Эта маленькая, но смелая птица летает над морем даже во время сильного шторма, когда более крупные и сильные птицы стремятся укрыться от ненастья.

К вечеру видимость не улучшилась. Наступают желтоватые мглистые сумерки. Вдруг впереди по правому борту обозначается силуэт какой-то массивной громады. Очертания ее становятся все более четкими. Мы подходим к колоссальной скале — Гибралтару — одному из двух «геркулесовых столбов», за которыми кончался, по представлению древних, мир. Скала вздымается ввысь почти на полукилометровую высоту. Второго «столба», находящегося на африканском берегу, в наступившей темноте разглядеть не удается, но отчетливо видны очень высоко светящиеся огоньки.

Неожиданно справа открывается панорама вечернего Гибралтара — множество разноцветных огней, сливающихся в длинные светящиеся цепочки, по которым мы угадываем направление улиц. За Гибралтаром россыпь огней большого испанского города Альхесирас. Постепенно они отдаляются, сливаясь в сплошное, все слабеющее зарево. «Успенский» выходит в океан.

21 июля. Утром просыпаюсь от непривычной тишины. Не слышно стука машины. Оказывается, «Успенский» лег в дрейф в десяти милях к востоку от побережья Марокко. Здесь решено дожидаться «Жуковского», который идет на север и, находясь в двадцати четырех часах хода от нас, борется с восьмибалльным штормом. У нас же полный штиль. Мне сначала это кажется загадочным, но я прикинул: сутки хода — это приблизительно 300 миль, то есть расстояние, равное пути от Керчи до Поти. Чего же удивляться, что шторм на таком расстоянии не дает о себе знать, тем более что направление ветра там, где находится «Жуковский», северо-восточное. Вот как меняются представления о пространстве: расстояние, которое в Черном море кажется невероятно большим, в океане даже не принимается во внимание.

Испанского берега не видно совсем. Значит, с Европой мы распрощались надолго. Всего в нескольких десяткам миль к северу находится знаменитый мыс Трафальгар. У него в начале прошлого столетия произошло историческое морское сражение между английским и французским флотом, в котором погиб прославленный английский адмирал Нельсон.

Главный путь судов через Гибралтарский пролив проходит севернее, поэтому океан кажется довольно пустынным. Вдали виднеется несколько небольших судов. «Крупнокалиберные» корабли остались в Средиземном море. У берегов Африки вряд ли мы увидим гигантов водоизмещением в 40–50 тысяч тонн.

Пасмурно, но африканский берег впервые за время плавания можно отчетливо рассмотреть. Перед нами крайняя северо-западная оконечность Африки — гористый мыс Эспартель. Итак, мы уже в западном полушарии! Гринвичский нулевой меридиан мы перешли еще вчера.

Вдоль берега тянутся песчаные пляжи. На них накатывается прибой. Согласно лоции, он достигает здесь большой силы. Виднеются редкие селения. Склоны гор покрыты зеленью. По-прежнему прохладно. И это в разгар лета у берегов Африки, когда не только жители юга нашей страны, но и в средней полосе люди изнывают от жары.

Чтобы не терять времени, пускаем пробный трал. Нужно отработать все операции заранее; тогда на промысле не придется зря терять время. На кормовой палубе занимает свои места траловая команда, на мостике возле кормовой рубки располагается весь судовой «генералитет», на верхней палубе справа и слева от кормовой рубки толпятся десятки зрителей. В руках у многих фотоаппараты.

«Успенский» дал ход. Задрожала мощная лебедка. Трал подцеплен на стрелу и быстро скользит по слипу в воду. Со скрипом разматываются тросы. Наконец в воду тяжело шлепаются траловые доски. Внимание тех, кто находится на кормовой палубе, напряжено до предела. Секунда промедления или одно неосторожное движение — и может произойти авария. Но все ребята из траловой команды опытные рыбаки. Они быстро и ловко выполняют команды тралмейстера.

Испытание прошло успешно. Время спуска и подъема трала выдержано точно. Улова, разумеется, нет, потому что трал специально не доводили до дна.

После ужина первые пробные наблюдения с применением электросвета проводим и мы. Для этого со специальной стрелы опускаем в воду мощную электролампу. Вспыхнул яркий свет. Тысячеваттная лампа, прикрепленная к поплавку, мерно покачивается в воде, которая окрасилась в нежный синевато-зеленый цвет. Если поблизости есть рыба, то она должна подойти к свету. Но рыбы нет. Зато вскоре вокруг лампы, на некотором расстоянии от нее, появляется множество мелких ракообразных, а затем в зону света стремительно врываются стайки небольших кальмаров. Они быстро проносятся через освещенную зону и исчезают в окружающей ее мгле. Так продолжается довольно долго. Внезапно из-под борта «Успенского» к лампе бросается более крупный кальмар. Он выпускает в лампу облако жидкости, которая расплывается в воде блестящим пятном, и стремглав ретируется обратно под корпус судна. Мы рассмеялись. За борт опускаем толстый капроновый конец, к которому прикреплен стальной крючок внушительных размеров. Может быть, клюнет какая-нибудь крупная рыба? Кто-то замечает: «Чувствуется, что находимся в океане. Стали бы пользоваться таким крючком и тросом, чтобы поймать, рыбу в Черном море? А здесь опустить трос потоньше, это значит навсегда потерять его».

22 июля. Просыпаемся от гудка, который сотрясает стены каюты. Как только он смолк, где-то рядом раздается ответный гудок. Мы вскакиваем с коек и в иллюминаторы видим совсем близко «Жуковского». Протяжными гудками корабли приветствовали друг друга. Построенные на одной и той же судоверфи, «Жуковский» и «Глеб Успенский» как две капли воды похожи друг на друга. Даже выкрашены они в одинаковый белый цвет. Но в длительном плавании краска на носу «Жуковского» во многих местах облупилась, и вид у него не такой блестящий, как у его младшего брата. Зато «Жуковский» возвращается домой с полным грузом, досрочно выполнив рейсовое задание, а у нас все еще впереди.

«Жуковский» ложится в дрейф в нескольких кабельтовых от «Успенского». С него спускают на воду мотобот. Через несколько минут он пришвартовывается к нашему борту. По трапу поднимаются один за другим люди с «Жуковского» и сразу же попадают в горячие объятия друзей. Оба судна приписаны к Керченскому порту, и большинство моряков на «Жуковском» и «Успенском» земляки.

На кормовой палубе с самого начала рейса не было такого оживления. Механики беседуют с механиками, штурманы со штурманами, радисты с радистами. Моряки с «Жуковского» делятся с нашими своим опытом, дают советы. Появляется припрятанное из Керчи вино, друзья расходятся по каютам, чтобы отпраздновать встречу.

Бросается в глаза разница во внешнем виде и настроении между нашей командой и командой «Жуковского». У наших гостей обветренные лица, на них короткие штаны — шорты, настроение у них веселое и бодрое. В нашей одежде все еще преобладает европейский стиль, да и обветриться мы еще не успели. Что касается настроения, то, хотя оно и у нас хорошее, все же чувствуется какая-то неуверенность в себе и волнение за предстоящий рейс.

Наша команда в этот день увеличивается на два человека: с «Жуковского» на «Успенский» пересаживаются опытные тралмейстер и мастер жиро-мучной установки. Они помогут наладить дело. Полдня продолжается наша совместная стоянка с «Жуковским». Наконец все дела окончены. Гости спускаются в бот и направляются к своему кораблю. Проходит еще полчаса, и корабли расстаются. «Жуковский» спешит к родным берегам, «Успенский» — на юг, к месту промысла.

Мы идем милях в пятнадцати от берега. Вскоре показывается какой-то город. Даже на таком расстоянии можно различить высокие дома. Берег довольно крутой и голый. В поле зрения все время находится по 10–12 траулеров. Это, видимо, марокканские или испанские суда, промышляющие здесь рыбу. Время от времени «Успенский» пересекает широкую полосу воды, идущую параллельно берегу. Эта полоса отдаленно напоминает кильватерную струю. Вода в ней бурлит. Такие полосы образуются под влиянием приливных волн. Они идут одна за другой к берегу или от берега на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга.

Около самого носа судна пролетает олуша — большая стройная птица коричневого цвета. Размах ее длинных крыльев достигает целого метра. Олуша (Sula) относится к подотряду веслоногих, близкий родственник ее — баклан. Олуши населяют открытые просторы морей и океанов. Летают они превосходно. Питаются рыбой, причем в тропических и субтропических водах охотятся на летучих рыб. Олуши прекрасно ныряют с лету. Иногда они бросаются в воду с такой силой, что разбивают себе голову о подводные камни.

Прямо под форштевнем появляется какой-то белый продолговатый предмет. Это — скелет каракатицы — все, что остается от нее после смерти. Известковая пластинка имеет примесь органического вещества. Она очень легкая и поэтому всплывает на поверхность. Здесь она долго носится по волнам, навевая на проплывающих мимо людей грустные мысли о скоротечности жизни.

По-прежнему пасмурно. Температура воздуха всего 20 градусов, а воды 17–18.

А дома, наверное, беспокоятся, что мы изнываем от жары — ведь мы находимся намного южнее самой южной точки Советского Союза.

Между тем, странная на первый взгляд погода для этих мест, напротив, является характерной. В этой части океана на юг проходит холодное Канарское течение. Не только у северо-западной оконечности Африки, но и гораздо южнее (у Канарских островов, например) температура воды не превышает 17–18 градусов. Холодная вода не позволяет сильно прогреваться нижним слоям воздуха, и поэтому климат в районе, в котором ощущается влияние Канарского течения, всегда прохладный.

Вечером полнеба закрыла черная мрачная туча. Стало совсем холодно. По случаю приближения к тропикам достали теплые шерстяные одеяла и спим под ними. А в Керчи сейчас, наверное, спят, вообще не укрываясь.

23 июля. С утра опять пасмурно. По-прежнему штиль. А ведь мы уже вступили в зону пассатов, где должны дуть устойчивые северо-восточные ветры силой в 5–6 баллов. Несмотря на штиль, море неспокойно. С норд-веста идет довольно крупная зыбь. Это отголосок штормов, бушующих где-то далеко, может быть, даже в Северной Атлантике.

«Глеб», как ласково называем мы «Успенского», медленно наклоняется из стороны в сторону, и хотя крен довольно велик, ощущения качки почти нет — так длинна и полога зыбь. Сидишь в салоне и вдруг видишь, как стоящая перед тобой тарелка с супом наклоняется все больше, и чтобы не пролилось, ее приходится быстро подхватывать.

«Успенский» идет довольно близко от берега. Берега плоские, но круто обрываются в воду. Цвет их — буро-желтый.

Вдруг в воде показывается странное бурое существо. Оно похоже на гигантскую оладью.

— Луна-рыба! — кричит Володя.

Все бросаются к борту, стараясь получше рассмотреть диковинную рыбу. Она действительно почти круглая и сильно сжата с боков. Хвост так короток, что его и не сразу заметишь. Зато размеры рыбы внушительны: луна-рыба (Mola mold) достигает в длину двух с половиной метров, а весит около тонны. Относится она к отряду сростночелюстных. Питается мелкими пелагическими животными, мелкими рыбами и их личинками. Биология этого редкого обитателя открытого океана изучена слабо, но все же известно, что луна-рыба самая плодовитая из рыб: она откладывает до трехсот миллионов икринок.

Через некоторое время происходит новое событие. Впервые в этом рейсе видим акулу. Она проплывает почти рядом с «Успенским». Акула маленькая— длиной всего около полутора метров. Вскоре несколько в стороне появляется плавник другой акулы. Отчетливо виден кончик ее хвоста, которым она работает из стороны в сторону. За ним тянется по поверхности воды узкий след. Наблюдать за океаном становится все интересней. Появляются дельфины, которые мчатся наперегонки с кораблем; над водой парят буревестники и олуши.

Вот проплывает красивый фиолетово-розовый гребешок, в основании которого большой, диаметром 20–30 сантиметров, пузырь — поплавок. Он плавно качался на волнах, а вниз от пузыря тянулись длинные нити. Как может быть обманчив внешний вид! Это была физалия[2] — один из самых грозных обитателей океана. Нити физалии снабжены мощными стрекательными батареями, производящими страшное действие. Рыба, до которой физалия дотронется своими щупальцами, обречена. Очень опасна физалия и для человека: ожоги, наносимые ею, могут оказаться смертельными. В течение дня нам на глаза попалось несколько гребешков физалий.

Берега становятся все выше и обрывистей. Они покрыты редкой тусклой растительностью. Вдали синеют горы Атласа. Проходим Магадор, а вскоре за ним — мыс Сун. Потянулись пески — передовые посты Сахары.

Поднимается довольно свежий норд-вест. Итак, пока пассатная зона преподносит нам сюрпризы: ветра либо нет совсем, либо дует он не оттуда, откуда ему положено дуть. Океан покрывается барашками, поднимается ветровая волна. Зыбь с каждым часом все увеличивается. Теперь по океану уже ходят настоящие горы. На своей наблюдательной площадке на баке мы раскачиваемся, как на качелях. Очень близко проходит маленький испанский тральщик. Его качает так, что страшно смотреть.

Из рубки нам сообщают: температура воды у поверхности 15,4 градуса. И это почти на тридцатой параллели, да еще в разгар лета! Причинами столь низкой температуры являются сгон и без того прохладной поверхностной воды ветром и подъем холодных вод из глубины.

Перед тем как лечь спать, заходим в рубку. В ней темно: чтобы хорошо было видно впереди, здесь вечером всегда тушат лишний свет, только зелеными, красными и желтыми огнями горят лампочки над приборами. Из рубки видно, как поднимаются и опускаются мощные волны. На небе сияет огромная луна. Она освещает своим золотым светом волнующийся океан и редкие облака, быстро бегущие по небу.

24 июля. К утру ветер стих, а зыбь заметно уменьшилась к середине дня. Видимо, наше судно теперь защищают от норд-вестовой зыби пройденные ночью Канарские острова.

Мы продолжаем «нести вахту» на баке и на верхнем мостике. Каждый день удается увидеть что-нибудь новое. Сегодня около судна проплыла молот-рыба (Sphyrna zygaena), и ее удалось хорошо рассмотреть. Она относится к подотряду настоящих акул и отличается от всех его других представителей тем, что ее череп сильно расширен и поэтому голова приобрела форму «молота». По бокам, на обеих сторонах «молота», расположены глаза, на нижней стороне находится подковообразная пасть, усеянная несколькими рядами острых зубов. Хотя молот-рыба питается в основном придонными рыбами, она очень опасна для человека. Этот хищник, достигающий 4 метров длины и 300 килограммов веса, считается одной из самых страшных акул-людоедов.

Проплывает деревянная доска, усеянная крупными морскими уточками. Видимо, она уже давно носится по океану. Морские уточки (Lepas) — это своеобразные ракообразные, ведущие прикрепленный образ жизни. Свободно плавающими у них бывают только личинки. У морских уточек — двустворчатая раковина, так что внешний вид их скорее напоминает моллюсков, чем ракообразных.

К вечеру океан окончательно успокаивается, а небо становится безоблачным. Луна еще не взошла, и впервые за много дней можно рассмотреть звездное небо. Те, кто бывал на Южном береге Крыма или на Черноморском побережье Кавказа, знают, насколько ярче звезды на юге, чем в средней полосе. Но звездное небо вблизи тропиков поистине фантастическое. Кажется, что находишься в мире арабских сказок. Огромные косматые звезды льют с бархатного неба свой яркий свет. Небо такое близкое, что хочется протянуть навстречу звездам руку.

Вид звездного неба настолько непривычен, что с большим трудом удается отыскать знакомые созвездия, так как они сильно изменили свое положение на небе, стали крупнее и ярче. В созвездиях Лебедя, Орла и Лиры все звезды кажутся первой и второй величины. А Денеб, Альтаир и Вега сияют более ярким светом, чем в наших широтах сияет Сириус. Полярная звезда склонилась к горизонту. На небе видны новые и незнакомые созвездия. Странные превращения произошли со Скорпионом, отыскать его можно довольно быстро по яркой, красноватого цвета звезде Антаресу. Разглядывая Скорпион, я понял, почему этому созвездию дано такое название: у Скорпиона здесь отчетливо виден длинный, блестящий, загнутый кверху хвост. Сходство с ядовитым паукообразным поразительное. В наших широтах это созвездие, расположенное у самого горизонта, я ни разу не видел полностью.

Взглянув на темную воду, мы увидели, что навстречу кораблю бегут тускло светящиеся шары. Шары разбиваются о форштевень, и во все стороны отскакивают огненные головешки. Так впервые я увидел в океане свечение воды. Оно не было очень интенсивным, но все же можно было заметить, что «шары» — это небольшие стайки какой-то пелагической рыбы, которые разбегаются, когда судно надвигается на них. Вскоре взошла луна, сияние звезд померкло, в воде тоже трудно стало что-нибудь различить.

25 июля. С утра погода прекрасная. Океан спокоен. Безоблачно. Ласково греет солнце. Идем вдоль берегов Испанской Сахары. Берег низменный. Желто-бурый песок. На берегу стоит одинокий маяк и радиомачта. Не очень весело жить в этих унылых местах. К утру на всех металлических предметах выпала обильная роса. Значит, влажность воздуха начала повышаться. Психрометр показывает 82 процента влажности. Это еще не очень много. Температура воздуха 22 градуса, воды 18,4.

В 5 часов вечера по судовому времени (мы теперь живем по Гринвичу) происходит знаменательное событие: «Успенский» пересекает тропик Рака. Об этом объявляют по трансляции. Итак, мы в тропиках. Поздравляем друг друга. Настроение приподнятое.

26 июля. Наконец-то стоит настоящая пассатная погода. Дует свежий норд-ост силой в 5–6 баллов. Океан покрыт барашками. Вдогонку судну спешат крутые, «злые», как их называют многие путешественники, волны. По небу быстро бегут маленькие овальной формы облачка, как будто бы образовавшиеся при взрывах шрапнели. Они находятся на небольшой высоте и как бы взвешены в воздухе. Это типичная пассатная облачность.

С утра температура воздуха 19 градусов, воды — 18,4. Влажность 90 процентов. Днем температура воды уже 21,3 градуса. Наконец-то, кажется, назревает перелом: мы выходим из зоны холодного Канарского течения и скоро вступим в «настоящие», а не «формальные» тропики. Правда, по-прежнему встречаются физалии. А они не любят очень теплой воды.

В разгар дня на наших глазах в природе происходит долгожданная метаморфоза. «Успенский» входит в голубую воду… Но наше внимание настолько приковано к воде, что мы даже не успеваем заметить, в котором часу это случилось.

Из воды рядом с левым бортом в воздух выскочила стая летучих рыб. До сих пор мы видели лишь одиночных «летучек». Сейчас их в воздухе было не менее двух десятков. С характерным шумом, возникающим при рассекании крыльями-плавниками воды и воздуха, стайка веерообразно разлетается в стороны. Шум выпархивающей из воды стаи напоминает треск крыльев кузнечиков, которые, если их потревожить, выскакивают из травы. Рыбки в стае небольших размеров. Длина тела и размах плавников достигает на глаз сантиметров десяти-пятнадцати. Не успела первая стайка опуститься в воду, как возле правого борта судна из воды выпорхнула новая стая, еще более многочисленная, чем первая. Теперь стайки выпархивали почти беспрерывно. В воздухе стоял почти незатихающий шум летящих рыб. Изредка наступала короткая пауза, и снова в воздухе появлялись веселые «кузнечики» океана.

Корабль тревожил рыб, заставляя их подниматься в воздух лишь в узкой полосе трех-четырех десятков метров. Сколько же было таких стаек в стороне от движения судна?

Реже «летучки» выскакивали из воды прямо перед носом «Успенского» и летели вперед, обгоняя корабль. Тогда можно было разглядеть, как они совершают взлет. Рыбки стремительно поднимались из глубины. Их тела волнообразно изгибались по мере приближения к поверхности. Хвост колебался все более часто, как бы отталкиваясь от воды, и рыбка выскакивала в воздух.

По форме тела летучие рыбы, или долгоперы (Ехоcoetus), похожи на сельдей (на самом же деле они принадлежат к отряду сарганообразных). Хвостовой плавник у них сильно вырезан, при этом нижняя лопасть гораздо длиннее верхней. Грудные плавники очень длинные и представляют собой своеобразные крылья. Расправив плавники-крылья, летучая рыба планирует над самой поверхностью. Хвост ее опущен вниз и иногда касается воды, тогда на поверхности образуется прочерченный хвостом характерный след, напоминающий пунктирную линию. От каждой точки этой линии расходятся круги, как будто бы в воду брошен камешек.

Особенно хорошо процесс взлета и планирования можно было проследить на крупных «летучках», которые попадались гораздо реже мелких и почему-то всегда в одиночку. Эти рыбы раза в два крупнее мелких. Размах плавников достигает у них тридцати сантиметров, и длина тела почти такая же. Они быстро и плавно скользили над поверхностью воды и могли очень долго (30–40 секунд) держаться в воздухе. Чаще всего рыбы пролетали от 30 до 50 метров и падали обратно в воду, но некоторые совершали полет на сто, двести и даже триста метров. Планируют летучие рыбы чаще всего против ветра. Из литературы известно, что они могут летать на высоте нескольких метров. Нам не посчастливилось увидеть таких летунов. Наши летучие рыбы никогда не поднимались над водой выше 30–40 см.

Летучие рыбы — обитатели преимущественно теплых вод. Своим массовым появлением они свидетельствовали о том, что мы распрощались с холодным Канарским течением. На всем протяжении плавания в тропиках летучие рыбы были нашими постоянными спутниками. Без них невозможно представить тропический океанский пейзаж. Они оживляют океан так же, как наши леса и луга оживляют певчие птицы и бабочки.

Летучие рыбы питаются мелкими рыбками и беспозвоночными животными. У них очень много врагов… На них охотятся тунцы, золотые макрели, дельфины. Природа снабдила летучих рыб своеобразным способом защиты от врагов — умением летать. Но и этот способ не всегда помогает: некоторые рыбы успевают настичь их и во время полета. В воздухе же они становятся добычей фрегатов и альбатросов.

Океан изменился. Вода стала ярко-синей. Под нами были глубины свыше двух тысяч метров. Температура воды резко подскочила вверх и уже достигла 25 градусов. Стало душно, и в соответствии с изменившимся климатом мы облачаемся в короткие брюки — шорты. Многие стригутся наголо и покрывают головы белыми чепчиками. Теперь со стороны команда «Успенского» похожа на мальчиков и девочек из образцово-показательного детского сада. Начал работать холодный душ — сегодня первый день, когда хочется охладиться.

После душа продолжаем наблюдения за океаном. Над ним порхают штормовые ласточки, к которым мы испытываем такие же нежные чувства, как к летучим рыбам. Физалии, как и следовало ожидать, исчезли. Вместо них появились во множестве маленькие фиолетовые медузы. В воде изредка можно увидеть каких-то странных животных. Они представляют собой длинные и широкие студенистые ленты. Похоже, что это венерин пояс (Cestus veneris). Так называется своеобразное животное, относящееся к гребневикам, входящим в обширный тип кишечнополостных, представителями которого являются гидроидные полипы, кораллы, медузы.

Из воды выскакивают совсем крохотные создания и, пролетев меньше метра, исчезают под водой. Мы долго не можем сообразить, что это такое, но в конце концов решаем, что это молодь летучих рыб. Значит, летучие рыбы начинают летать уже «с пеленок».

Вдали виден мощный всплеск — возможно, это всплеск гигантского ската…

Наступает тусклый закат — типичный для зоны пассатов. В пассатной зоне устойчиво дующий ветер поднимает в воздух громадное количество водяной пыли, которая создает мглу, закрывающую горизонт и ухудшающую видимость.

Сегодня — первый за время рейса душный вечер. В каюте температура, как и на воздухе, 28 градусов, но поскольку судно идет полным ходом, то, открыв настежь двери, можно создать сквозняк. Многие сделали из картонных коробок «ветроловы» и выставили их в иллюминаторы. В каютах с «ветроловами» совсем прохладно. Впервые с начала плавания спим, не укрываясь, но к утру все-таки замерзаем и натягиваем простыню до подбородка.

27 июля. «Успенский» находится недалеко от устья Сенегала. Погода резко изменилась. Стоит полный штиль. Облачно. Странно, почему так быстро окончилась пассатная зона. Ведь до зоны экваториальных штилей еще как будто бы далеко?

Солнце изредка проглядывает из-за облаков, и тогда печет неимоверно. Теперь ясно, почему возвращающиеся из рейсов в тропики не поражают жителей Крыма сверхъестественным загаром. Более того, по сравнению с загоревшими на Керченском пляже наши «африканцы» выглядят обычно довольно бледно. Это объясняется просто. Во-первых, под жгучими лучами тропического солнца трудно находиться долго, не прикрывая тело одеждой. Во-вторых, даже если такой охотник найдется, то он скорее сожжет кожу, чем загорит.

Последние приготовления к работе закончены. В лаборатории стол накрыт клеенкой, расставлены кюветы, банки, разложены пинцеты, препаровальные иглы, скальпели, установлены бинокуляр и сушильный шкаф. Мы, как в поликлинике, готовы к приему первых посетителей.

Снова открылся берег. «Успенский» находится где-то чуть севернее Зеленого Мыса. У самой воды широкой лентой тянется ослепительно белый песок. За полосой пляжа виднеется небольшая пальмовая роща. Вправо и влево от нее разбросаны редкие одиночные деревья, между ними проглядывает зеленый ковер. По-видимому, там растет высокая трава. Несомненно, это саванна. Раскинувшаяся на огромных пространствах Африки саванна занимает значительно большую площадь, чем тропические леса. По саванне кочуют стада антилоп и жирафов, в ее высокой траве слышится грозный рык львов… Я смотрю на такой удивительно близкий берег, и мне чудится, что за ним я вижу всю Африку.

Вдоль берега на большом расстоянии от нас скользят темные продолговатые африканские пироги. Но подробно мы их не успеваем разглядеть, так как неожиданно становится темно. Солнце закрывает огромная черная туча, которая взялась неизвестно откуда, и вот уже с неба низвергаются гигантские потоки воды. Такое впечатление, что палубу поливают сверху из тысячи брандспойтов. За плотной завесой ливня ничего не видно. Все мы разгорячены жарой, но купаться под таким бешеным дождем никому не хочется: струи воды секут, как розги. Тропический ливень кончился так же внезапно, как и начался.

Едва прекратился ливень, пускаем первый, на этот раз уже не пробный, трал и идем с ним около получаса. Когда трал подняли, он оказался пустым.

Снова отдаем трал.

Вскоре возле «Успенского» появляется острый плавник довольно крупной акулы-молота. Длина рыбы явно превышает два метра. Но наше внимание долго не задерживается на ней. Вокруг разворачивалось зрелище, которое захватывает нас целиком: океан усеяли стаи дельфинов. Стай так много, что сосчитать их невозможно. Они занимают все пространство, которое в состоянии охватить взгляд. В бинокль видны темные спины животных на расстоянии нескольких километров от «Успенского». Стаи шли на юг.

Дельфин — млекопитающее животное, относящееся к подотряду зубатых китов. Они населяют все моря и океаны. Наиболее обычный для океана дельфин-белобочка (Delphinus delphis) обитает и в Черном море. Его у нас знают даже курортники. Однако в Черном море дельфина промышляют, ежегодно вылавливают десятки тысяч голов, поэтому у нас они очень пугливы. Другое дело — океан. Несметные скопления этих животных еще совершенно не используются промыслом. В океане они не боятся человека и почти всегда устремляются за кораблем. Трудно понять, чем корабли привлекают дельфинов. Эти большие симпатичные звери почти никогда не упускают случая догнать судно или поспешить ему навстречу. Они легко перегоняют корабль и долго идут перед самым форштевнем или около борта, время от времени выскакивая из воды.

Вокруг «Успенского» сейчас разыгрывался спектакль, и нам, неискушенным зрителям, видевшим его впервые, происходящее казалось неправдоподобным. Одни дельфины свечой взмывали вверх и так же отвесно, хвостом вниз, падали в воду. Другие врезались в воздух штопором и, сделав сальто, штопором же входили в воду. Третьи кувыркались в воздухе и что есть силы шлепались о воду то одним, то другим боком. При этом каждый дельфин делал подряд несколько прыжков. Наконец, четвертые — видимо, претендующие на звание чемпионов — подскакивали метра на четыре и, описав длинную дугу, ныряли в воду на расстоянии шести — семи метров от того места, с которого начинали прыжок.

За прыжками дельфинов с борта «Успенского» наблюдали десятки людей. Люди метались от борта к борту, сопровождая наиболее отчаянные прыжки громкими возгласами. А дельфины, как будто их подбадривали крики людей, расходились вовсю. Их скачки становились все выше, все замысловатее.

В течение рейса почти каждый день дельфины показывали нам свои акробатические номера, которые нельзя было смотреть без восхищения. Дельфины, так же как летучие рыбы и штормовые ласточки, стали для нас живым символом океана.

Но в воздух стремятся не только дельфины. Из воды выскакивает какое-то существо, похожее на длинную зеленую палку. Хвост его едва касается воды, тело на мгновение застывает в воздухе, а затем плашмя ударяется о воду. Тут же происходит новый скачок. Так повторяется несколько раз подряд. У «зеленой палки» длинное рыло. Это хищная рыба марлин (Tetrapterus) — близкий родственник меч-рыбы, которую мы повстречали еще в Мраморном море. Его скачки носят явно выраженный «практичный» характер: ударяясь о воду, он глушит мелкую рыбу. От своего более северного собрата марлин отличается меньшей высотой тела, более коротким мечом, менее развитым спинным плавником. Да и длины никогда он не достигает такой, как меч-рыба.

Я начинаю понимать, в чем неповторимое своеобразие океанического пейзажа в низких широтах. Не может пройти и пяти минут, чтобы на глазах не произошло что-нибудь из ряда вон выходящее. Мне кажется, что буйное проявление жизни в океане может сравниться только с буйством жизни в тропическом лесу.

Второй трал приходит с рыбой. Правда, ее немного — всего несколько центнеров, и сардины нет совсем. Но для меня этот трал — целый музей. На палубу вываливают множество диковинных рыб. Мы отбираем представителей всех видов, пойманных во время траления. Их больше десятка. Володя знает почти всех, как он выражается, «в лицо». Сыплются латинские и русские названия, которые я записываю для себя в блокнот, чтобы запомнить. Мной овладевает отчаяние. Мне кажется, что я никогда не разберусь в многообразии тропической ихтиофауны. Наиболее интересные экземпляры мы фиксируем, чтобы привезти в Керчь.

В институте создается музей тропической фауны, поэтому одна из наших задач — собрать в океане коллекцию рыб и беспозвоночных. Часть рыб. мы фиксируем формалином. Им залиты вместительные оцинкованные ящики, специально изготовляемые для хранения зафиксированных животных. У ихтиологов такие ящики известны под названием «гробов». Наиболее ценные экземпляры фиксируются в смеси спирта и глицерина.

Некоторые виды рыб имеют очень плотную чешую. Формалин может не пропитать как следует их мышцы и внутренности. Таким рыбам Володя делает инъекцию формалина в брюшную полость и мышцы. Наконец, самые маленькие и нежные рыбы, а также небольшие крабы и другие беспозвоночные (их оказалось в трале немало) помещаются в стеклянные банки с особым раствором, в котором они не должны обесцветиться.

К концу рейса все оцинкованные ящики и банки для фиксирования оказались набитыми до отказа представителями экзотической тропической фауны. Стены лаборатории были увешаны красивыми ветвями гидроидных полипов разной формы и окраски, столы заставлены раковинами моллюсков, высушенными ракообразными, кораллами, морскими желудями. Наша лаборатория стала похожа на музей.

За ужином была уха из морских карасей, пойманных при тралении. Это красивые рыбы красновато-розового цвета. Сегодня в трал попались караси небольших размеров. Позднее же мы вылавливали экземпляры в несколько килограммов весом. Уха очень вкусная, превосходными оказались и жареные караси[3].

«Успенский» продолжает двигаться на юг. Впереди показались два довольно высоких холма, покрытые неяркой зеленью. Внешне они не производят особого впечатления, но сердце начинает учащенно биться, когда сознаешь, что перед тобой Зеленый Мыс. Мы у цели нашего плавания.

Зеленый Мыс (по-французски Cape Vert) — самая западная оконечность Африки. Если в древности считали, что земля оканчивается за «Геркулесовыми столбами», то в средние века таким концом света был Зеленый Мыс.

Очень долго мореплаватели не решались заплывать за него и спускаться южнее вдоль побережья Африки. Первыми на это отважились в середине XV столетия португальцы. С тех пор Зеленый Мыс перестал внушать морякам суеверный страх. Мимо него проплывали на юг на маленьких каравеллах великие мореплаватели, среди которых был и Васко да Гама. Мимо Зеленого Мыса прошла в обратном направлении, на север, «Виктория» — единственный корабль из экспедиции Магеллана, завершивший первое кругосветное путешествие. На своих потрепанных парусах гордые корабли несли дерзкую мечту человечества о счастье, ради которого люди бросали вызов природе, еще совершенно неизведанной и поэтому страшной.

Но Зеленый Мыс видел и другие корабли. Их черные паруса были символом смерти и страданий. В трюмах этих кораблей работорговцы везли живой товар в далекую Америку.

Завершился первый этап нашего путешествия. Но самое увлекательное нас ждет впереди! Пусть нам не дано открыть новых земель, подводных хребтов или течений, но мы на своем маленьком участке сделаем все для того, чтобы люди знали о природе больше, чем знают о ней теперь. И на душе становилось радостно при мысли об этом.

В темноте проходим траверз Зеленого Мыса. За ним открывается море огней. Это Дакар — один из крупнейших городов Западной Африки, столица африканского государства Сенегал[4]. Вскоре впереди в океане появились огни каких-то кораблей. Это, по-видимому, советские рыболовные суда из Калининграда. Мы знаем, что они находятся в районе Дакара. Значит, не будем чувствовать себя одинокими здесь, в нескольких тысячах миль от родных берегов. Ночью «Успенский» лег в дрейф. Достигнута конечная точка нашего плавания.