На воре шапка горит

Глава IV СКОЛЬКО ВОЛКА НЕ КОРМИ…

Когда солнце провалилось в чащу ближайшего леса, он действительно поливал учас — ток в поте лица. И из шланга, и из лейки, так что лужи стояли на всех дорожках. Потом все сам убрал. Сарай запер. И бабушка даже подобрела.

— Хватит уже, Митяй, — назвала она его почти позабытым за последние дни именем, — иди ужинать.

Любовь Андреевна опять постаралась. То ли пожалела внука, то ли растрогалась от его поливочного усердия, то ли просто любила, несмотря ни на что, — Митя особенно не анализировал, но с огромным удовольствием уплетал оладьи с клубничным вареньем и творожную запеканку, которую почти обожал. После ужина он даже не стал смотреть телевизор, читать, а сразу вырубил свет и, раздевшись, юркнул в постель. Затих.

Бабушка еще не ложилась, но чувствовалось, что долго она не продержится. Шлепанцы ее шаркали по полу длинно, медленно и устало. То и дело она зевала, приговаривая: «Охо — хо». Слабо и тускло звякали убираемые со стола ложки и чашки, совсем не так, как тогда, когда бабушка находится в приподнятом настроении. Полубессонная прошлая ночь, «веселое» утро, неприятнейший разговор, прополка, тревожные мысли и успокоительное лекарство — все давало о себе знать. Любовь Андреевна засыпала, что называется, на ходу.

Так что ждать Мите пришлось недолго. Скоро щелкнул выключатель на веранде, потом в соседней комнате, погасла последняя желтая полоска света, пробивающаяся через дверную щелку у косяка, и по скрипу кровати внучек определил, что бабушка угомонилась.

Но он еще ждал. Ждал минут десять. И вот наконец тишину разорвала первая трескучая трель бабушкиного храпа. И опять он сдержал себя. Дождался настоящих забористых рулад ночной музыки и уже только тогда потихоньку вылез из — под одеяла. Надо было спешить. Но тихо, очень тихо и аккуратно, чтобы не задеть ногой стул, не скрипнуть дедовским письменным столом перед подоконником, на который необходимо залезть.

Не раздвигая занавесок, обеспечивающих темноту в его комнате, Митя растворил окно. И опять очень аккуратно, чтобы не щелкнул тугой шпингалет, не скрипнули старые петли. Он выбросил наружу одежду и кроссовки, потом вылез сам, поправил занавески, притворил окно. Одевался, скорчившись у стены, хотя, может быть, это и лишнее — у соседей тоже все спали, все окна темные. Вот только ночь совсем светлая. Июль. Или еще поздний вечер? Митя на это очень рассчитывал, не должно еще быть двенадцати.

Фонарика он не брал. Ни к чему. Луна сияла чужим светом. На небе ни облачка, все звезды видать и пока что еще тусклые. Только бы успеть.

Не разгибаясь в полный рост, он пересек двор. Открутил те самые проволочки на лазе и вырвался на волю.

По склону в овраг Митя спускался бегом. Тропинка вывела его на две широкие доски, перекинутые через хилый ручеек, струившийся в самом низу. Этим летом ручеек почти пересох, только осока по берегам прет, да жили взамен старых сгнивших, по ним он и перебежал, опять — таки стараясь не топать. Еще один подъем, по противоположному склону. Последние темные кусты, и вот оно, залитое лунным светом широкое поле. Вдоль него Митя пустился во весь дух, обгоняя гулкое шлепанье собственных подошв.

Меньше чем через пару минут он уже был на реке. Раздеваться не стал. Так и форсировал. Чего там, здесь ему по колено. Костер высушит. И опять через поле, только на другом берегу. Опять бегом по той самой дороге, которая режет поле пополам и поднимается в горку до самого карьера.

Когда он достиг края этой ямы, сил бежать уже почти не было. Дышал он с трудом, но волна бешеной радости ударила в голову. Если бы смог, он прямо здесь издал бы боевой клич. Причины на то были самые основательные. Он увидел отблески костра у старого кладбища. Значит, успел.

Еще пара минут, и он влетел в ту самую воронку одним прыжком и сразу повалился на спину, хватая воздух открытым ртом.

— Димо — он! — послышался радостный хрипловатый выкрик Никиты, и все сразу засмеялись, заговорили, навалились с расспросами.

Он поднял голову и увидел ее. Алена тоже сейчас смеялась, а в янтарных глазах плясали язычки шального пламени.

— Вот и я, — наконец смог выдавить Митя.

— Да видим, блин, — с размаху хлопнул Никита его по плечу пятерней. — Видим, что ты. А мы к тебе днем приходили. Не пустил нас сторож ваш, гад.

— Гад, — радостно согласился Митя.

— Через забор мы с Лысым уж не полезли. Решили, что ни к чему. Вообще не пустят потом. Не знаешь, почему к нам такое неуважение? Мы решили, ты что — нибудь натворил. Думали, что и сюда не придешь.

— Пришел, — сел, улыбаясь, Митя, он еще не до конца отдышался, но мог уже говорить. — А не пускают, потому что у Васьки и Таськи мотобайк свистнули.

Уф — ф…

Конечно, после этих слов и здесь наступила тишина.

— Не фига себе, — процедил наконец Никита. — Ну и что?

— Что «ну и что»? — задавая этот встречный вопрос, Митя уже почувствовал прилив неловкости.

— Я говорю, ну, свистнули, — пояснил Никита, — а чего нас не пускать?

— Да и — ди — оты! — взорвался Митя. — Де — билы! Я им почти так и говорил. А они на вас думают. Будто это вы мотобайк увели.

— Не ф — фига себе, — в глухой тишине и еще весомее процедил Никита.

На сей раз Митя смолчал, и его друг сам развил свою мысль.

— Да — а. Молодцы. Значит, зараевские виноваты. Ну, конечно, как что — так мы. Воры — дети воров.

— Да чего ты, — не выдержал Митя, — все это ерунда. Какие еще воры? Сами они козлы.

— Они — то козлы, но это не ерунда, — не до конца согласился Никита. — Очень не ерунда. Вовсе не ерунда. Когда тебя вором… А сам — то ты как думаешь? — вдруг ошарашил он Митю.

— О чем? — быстро спросил тот.

— Ну, мы это или не мы?

— Зачем ты так говоришь, — Митя готовился к этому, но все равно не смог сдержать обиды в голосе. — Я и не думал так никогда. Даже мысли такой не было. Знаешь, я поругался с ними со всеми. И бабка меня, считай, заперла. А я все равно к вам убежал.

Он замолчал, мешала горечь, саднившая горло, да и говорить больше было нечего.

— Димон, ты че, обиделся? — еще больше приблизился к Мите Никита. — Ладно, завязывай. Все фигня, кроме пчел, а если подумать, так и пчелы фигня.

У костра послышались смешки.

— Не бери в голову, Димон, — тормошил расстроенного Митю Никита. — Знаю я, что ты классный чувак. Не бери в голову.

— Да — а, не бери, — вздохнул Митя. — Это я сегодня удрал, а завтра, может быть, вовсе не выберусь.

Он с тоской глянул в глаза сидящей напротив Алене. Взгляды их встретились. И он не понял, что скрывается в глубине этих глаз. Сочувствие, интерес, удивление? Вот только презрения не было, за это он мог поручиться. И на том спасибо.

— Да выберешься ты, — Никита обнял Митю за плечи. — Такой орел и чтобы дома сидел. Не верю. Быть того не могет. А про тачку эту забудь. Украли ее и украли. Все равно не найдут, и все забудется.

— А пусть он сам воров отыщет, — прозвучал вызовом третий голос, он принадлежал Мишке. — А то все — сыщик, сыщик. Вот пусть Холмс этот и найдет, кто украл.

Все притихли. «Ждут, что я отвечу», — правильно понял Митя. Он огляделся, все лица на него. И Алена тоже смотрит, чуть улыбаясь уголком губ, недоверчиво, будто испытывает. Мишкино предложение попало в самую точку. «И когда это я разболтал о своих детективных успехах?» — все еще молча недоумевал про себя Митя. Вспоминать было некогда, пауза затянулась. Теперь не отступишься. Да и не надо.

— А я так и решил, — Митя лениво пожал плечом. — Даже уже начал. И уже кое — что знаю. Скорее всего вор живет прямо в Дубках. Как я это узнал, пока не скажу. Но я его найду.

— Во, классный чувак, — пробормотал себе под нос Никита, а громко добавил: — Найдет. Димону я верю. Сказал, значит, сделает. Верно? Верно!

Он уже заглядывал, подавшись вперед, в лицо Мите.

— Постараюсь, — ответил тот.

— А че так тухло? «Постараюсь». Ты же уже почти что нашел, — в голосе Мишки звучала насмешка.

— Да я не потому, — смутился немного Митя. — Я не из — за этого. Просто я хотел вас на день рождения пригласить, — он произнес эту фразу с неожиданной дрожью в голосе и снова глянул в лицо Алене, но она уже отвернулась, будто рассматривая что — то в траве подле себя. — Теперь не получится. Родители не захотят. Вот так.

— А когда день рождения — то? — поинтересовался Никита.

— Уже в воскресенье. Могу и не успеть найти вора.

— Да ладно, — Никита тиснул Митины плечи. — Не получится, так не получится. Найдешь — не найдешь, все равно позабудут. А мы твой день рождения сами потом отметим. Здесь, на природе, на следующей неделе, когда все устаканится. Раньше нельзя, позже можно.

— Точно, — оживился и Митя, — я своих друзей из Москвы еще приведу. Должны приехать. Вот только бы их на пару деньков задержать.

— Из Москвы? Давай из Москвы, — щедро согласился Никита.

Постепенно разговор свернул в сторону с болезненной темы. Митя впервые за день успокоился, настолько успокоился, что даже встал и сам пересел к Алене.

— Мне скоро уходить, — тихонько только ей сказал он.

— Ну и что? — безразлично спросила она.

— Я сегодня не смогу тебя проводить.

— Ну и что, Мишка проводит, — больно кольнул Митю ее ответ в самое сердце.

Он уже знал, что крепыш Майк тоже не сводит с Алены глаз и каждый раз, когда есть такая возможность, старается ей угодить или поддеть Митю. Поэтому только что и накатывал. А сейчас еще больше злится и, лежа на боку, хмурится в траву.

Митя тоже нахохлился. Ему стало так тяжело, будто небо спустилось на плечи. Он не знал, что должен теперь сказать или сделать. А пора ему было уже и уходить. Вот только не мог он так, после Алениного «ну и что».

Так Митя и промолчал рядом с ней до самого конца посиделок. И когда все поднялись, тоже встал и поплелся за всеми в конце. К Алене все же не подходил, она ушла вперед и шагала рядом с Никитой и Лысым. Люды в этот раз не было. Мишка держался особняком, немного в сторонке. А Митя уже и не смотрел в Аленину спину, тихо шел, свесив голову. Она сама подошла к нему, когда вся компания миновала угловую могилу старого кладбища и вышла на дорогу к Зараеву.

— Иди домой, — повелительно сказала Алена. — Слышишь, Дима, иди.

— Нет, — он мотнул головой. — Я провожу.

— Иди, иди, а то больше не встретимся. Он остановился, и она тоже.

— А ты хочешь этого? — вопрос сам выскочил из Митиных губ.

— Иди, иди. — Она усмехнулась, подтолкнула его и еще потрепала ладонью по волосам. Он успел перехватить эту руку, но она вырвалась и еще раз сказала:

— Иди. Лето еще длинное.

Митя остался. Компания удалялась. Алена быстро догнала уходящих. Больше не оборачивалась. Коренастая фигура Мишки приблизилась и слилась с общей массой, в которой уже нельзя было различить отдельных фигур.

Митя повернулся к Дубкам. Сделал несколько шагов и побежал, но уже не так быстро, как бежал в эту сторону. Далекие звезды на сизом небе тряслись и дрожали в такт его бегу.