Начало гражданской войны

Глава I

17 марта (нового стиля) 1920 года в Екатеринодар при ликовании окраинного населения победоносно вошла Красная армия. Генерал Деникин и прочие власти юга России[102] выехали заблаговременно. Отступающие войска добровольческой армии и казаков преследовались орудийным огнем. Тащившиеся за отступающими тысячи подвод беженцев, преимущественно калмыков и киргизов, у моста через реку Кубань образовали затор, и часть их походного убогого скарба сделалась добычей победителей.

С падением Екатеринодара закрылась страница небольшой, но весьма поучительной истории южных краевых государственных образований, где зарождался, рос и позорно был разбит генералитет во главе с Корниловым, Алексеевым, Деникиным и другими dii minores[103], и где за это короткое время исторически поддерживаемое падшей российской самодержавной властью экономическое и национально-правовое неравенство местного населения особенно дало себя знать с самой отрицательной стороны.

Как известно, Кубанский край имеет весьма пестрый состав населения: казаки, иногородние и горцы. Казаки, исторически пользовавшиеся привилегированным экономическим и социально-правовым положением, имеют в своих рядах 1.339.430 душ обоего пола; иногородние — 1.646.901 душу и, наконец, туземное население, горцы, — 136.574 души[104].

Казаки делятся на черноморцев и линейцев. Первые — выходцы из Запорожской Сечи. Название черноморцев получили в 1781 году при образовании из них войска. Первоначально это войско было названо «войском верных казаков» в отличие от запорожцев, убежавших при разрушении Сечи в Турцию. Но потом, по роду несения военной службы на Черном море, получили название Черноморского казачьего войска. Что же касается линейцев, то это частью переведенные на Кубань с Дона в конце XVII века, частью бывшее Екатеринославское казачье войско, переселенное на Кубань в 1802 году. Линейцами они называются потому, что служили на пограничной линии с другими народностями, поселенными на реке Кубани. В 1860 году и черноморские и линейные казаки обращены были в одно Кубанское казачье войско, и с тех пор обе части казачества составили одно общее нераздельное войско, состоящее в одних и тех же условиях военной службы и объединенное единством интересов и политических и экономических. Иногородние, в отличие от казаков, считаются пришлым элементом, распадающимся по административной статистике на три группы:

1) «коренных», имеющих в области собственную землю, 2) «имеющих оседлость», под которыми администрация подразумевала жителей, не обладающих собственной землей сельскохозяйственного значения, имеющих лишь усадебную землю с постройками на них» 3) «не имеющих оседлости», куда относились жители, не имеющие ни собственной земли, ни собственных усадеб.

История происхождения «иногороднего» населения, как и казачества, уходит вглубь седой старины, когда богатые и обширные кубанско-черноморские земли, находившиеся в области казаков, а позднее в ограниченном количестве в обладании николаевских солдат и солдат кавказской армии, все же требовали пришлых рабочих рук. Земельный голод центральной России гнал эти рабочие руки на «косовицу» в Таврию, на Кубань, в «Черноморье». Здесь многие из них оставались, беря землю на обработку. Многие оседали в качестве арендаторов, перетаскивая сюда свои семьи. Однако, благодаря условиям полицейского строя, не переставали числиться крестьянами Рязанской, Тамбовской или другой какой-либо губернии, где они «приписаны» и откуда должны были брать паспорта. Приобретая усадьбы, обзаводясь на новых местах скотом и инвентарем, пришельцы все время числились и числятся «посторонними», а по административной терминологии «иногородними». Числятся и до сих пор, несмотря на то, что многие из «иногородних» успели на Кубани родиться, состариться и ни разу не быть на своей «родине». Поэтому «иногородние» несмотря на свое количественное превосходство — 52 % — были ограничены как в политическом, так и экономическом отношениях. Администрация и суд находились в руках казаков. Из 3.561.344 дес. посевной земельной площади на долю казачьего населения области приходится 2.000.000 дес. (60 %), на долю горцев — 100.000 дес. (2,8 %), а на долю иногороднего населения, самой большой группы, приходится 1.300.000 дес. (37 %)[105].

Экономическое неравенство между казаками и иногородними обнаруживается весьма ясно следующими цифрами:

До революции это неравенство между казачьими и неказачьими сословиями скрывалось за рамками сурового полицейского режима, не было выявляемо ни в области политики, ни в области экономики. Революция разрушила рамки, обнажив не только неравенство, но и стремления казачества удержать свои привилегии, а со стороны иногородних — улучшить свое экономическое и правовое положение.

Борьба между казаками и иногородними то затихала, в момент намерений казачества отказаться от своих сословных привилегий, то, наоборот, с новой силой возрастала, когда это намерение затушевывалось желанием сохранить свои привилегии.

На заре русской революции, в момент общего народного подъема, когда под влиянием падения царизма радостные чувства, охватившие весь русский народ, потопили в себе на время практическо-житейские интересы, 12 мая 1917 года в Тифлисе первое казачье совещание краевого съезда Кавказской армии, обнимавшее собой семь казачьих войск, признало «условия жизни старой казачьей вольницы умершими, обособленные интересы современного казачества привитыми старым режимом искусственно, а посему, — говорится далее в резолюции, — интересы современного казачества общи с интересами крестьян и трудового народа. Будущее устройство казачества приветствовать на общих началах со всем русским народом. Имея в виду остроту земельного вопроса в некоторых станицах, принять общий лозунг: вся земля всему трудящемуся на ней народу». Таково было тогда настроение казачества, в том числе и кубанского.

В апреле 1917 г. в Екатеринодаре собирается единый всесословный «съезд уполномоченных от всех населенных пунктов Кубанской области». Съезд утверждает, вместо упраздненных на местах должностей аульных и волостных старшин, возродившиеся в революционном порядке бессословные гражданские комитеты. Однако, в некоторых местах и тогда уцелели и существовали наряду с гражданскими комитетами старые станичные правления ввиду наличия специально казачьих интересов и казачьих прав. Гражданские комитеты съездом были признаны «высшими органами гражданской власти на местах», а казачьим станичным сборам была оставлена «компетенция только в вопросах казачьего хозяйства». Высшим областным органом временно съезд признал избранный им областной исполнительный комитет и областной совет. Для заведывания областным казачьим хозяйством казачьей частью съезда — войсковой радой — избрано было войсковое правительство.

Оставление обломков казачьего управления являлось свидетельством силу уклада сословности и подсказывало руководителям иногороднего населения трудность и сложность разрешения социально-экономических вопросов, в частности вопроса земельного, в интересах бессословности. Ища более безболезненного разрешения земельного вопроса, иногородняя часть участков областного съезда тогда же вынесла резолюцию, в которой, единогласно отвергая самовольные запашки иногородним населением казачьих земель, просила президиум съезда «довести до сведения войсковой рады и войсковых частей фронта, что иногороднее население области никаких притязаний к казачьим паевым землям и к казачьему войсковому имуществу предъявлять не намеревается, будучи убеждено, что Учредительное Собрание найдет возможность удовлетворить насущные нужды иногороднего населения области, не нарушая интересов трудового казачества».

Но по мере охлаждения революционного ликования и форсирования «углубления» революции началось расслоение идей в среде иногороднего населения и казачества; резче стали выявляться классовые и сословные интересы. Небольшая часть представителей иногороднего населения на областном съезде не удовлетворилась решением областного съезда — «не предъявлять никаких претензий к казачьим паевым землям и к казачьему войсковому имуществу». Эта часть пошла дальше требования бессословного правопорядка, дальше требования учреждения земельных комитетов по закону Временного Правительства. Впоследствии она признала Советскую власть и, отказавшись от происходившего в декабре 1917 года съезда иногородних, вышла из состава его. В свою очередь, и в среде казачества начали раздаваться голоса об «особенностях» быта и уклада жизни Кубанской области, о неприменимости к условиям местной жизни бессословных земств и земельных комитетов, как они проектировались Временным Правительством. Для казачества ясно было, что с введением на Кубани полного народоправства оно должно лишиться своего привилегированного положения, уступить часть своих и политических и экономических благ иногороднему населению. Отсюда-то идет начало антагонизма между казачеством и иногородним населением, существующего исторически ранее и заглохшего в момент общего революционного подъема.

Разрыв назревал неизбежно. И разрешился он в 1917 году, в июльскую сессию областного совета. Казачья часть членов совета вышла из его состава, образовала свой Кубанский войсковой совет. За этим выходом последовал выход казаков из состава членов областного исполнительного комитета. И пользуясь большей организованностью казачества в сравнении с иногородними, кубанский войсковой совет 4 июля 1917 года властно объявляет, что «так называемый областной исполнительный комитет отныне не существует», хотя в то же время выражает пожелание ввести на Кубани бессословное земство.

Этот акт фактически передал власть казацкому войсковому правительству в Екатеринодаре и возродившимся старым сословным органам — станичным правлениям на местах. Но чтобы затушевать происшедшую реставрацию дореволюционного порядка, кубанский комиссар Временного Правительства казак К.Л. Бардиж санкционировал этот акт, как закономерный, и в спешном порядке издал циркуляр, в котором разъяснял населению, что это сделано в тех целях, чтобы «население могло спокойно продолжать великую организационную работу, направленную на укрепление нового демократического строя и на подготовку к Учредительному Собранию».

Само собой разумеется, что суть заключалась не в «спокойствии продолжения великой организационной работы», а в сословных интересах казачества, в целях закрепления которых руководители казачества начали выдвигать мысль об организации юго-восточного союза казачьих областей и вести переговоры с Доном и Тереком, кстати сказать, переживавшими, за малым исключением, аналогичные фазы[106].

В сентябре того же 1917 года казачья краевая рада официально признает принцип федерации, обходя гробовым молчанием вопрос о всесословном земстве. В октябре ею создается первая конституция Кубанского края: «Временные основные положения о высших органах власти в Кубанском крае», в которой уже без всяких оговорок закрепляется сословный характер государственного строя на Кубани, и иногородние в этой конституции рассматриваются, как неправомочная часть населения.

Вызов был брошен. Завязалась борьба между казачеством и иногородними. В среде последних под влиянием этого вызова создалась весьма благоприятная почва для роста большевистского настроения. В ноябре того же 1917 года созывается областной съезд иногороднего населения для выявления его мнения. Областной исполнительный комитет иногороднего состава, созывая этот съезд, обратился к населению с воззванием, в котором объявлял: «В течение всего времени своего существования, начиная с мая месяца и до сего времени, областной исполнительный комитет напрягал все силы и принимал все меры к тому, чтобы все население области было объединено едиными для всего населения органами самоуправления. Но, к сожалению, все его попытки, все его усилия ввести на Кубани демократическое бессословное управление разбивались об упорное сопротивление некоторых кругов казачества и его представителей. В настоящее время краевая рада, несмотря на пожелание войскового совета, выраженное в его постановлении от 4 июля, ввести на Кубани бессословное земство на самых демократических началах, даже не сочла нужным рассматривать проект этого земства, а самочинно провозгласила федерацию с управлением, основанным исключительно на представительстве «коренного населения», лишив при этом, вопреки существующим законам, полуторамиллионную массу иногороднего населения неотъемлемого права представительства в органах управления. Областной исполнительный комитет, стоя на страже законности и свобод, завоеванных революцией, считает своим долгом созвать областной съезд всего иногороднего населения в области, дабы оно могло выразить волю свою и отношение к постановлениям рады».

Воля и отношение съезда иногородних к новеллам казачества определились далеко не в мирном тоне. Иногороднее население не могло помириться с совершившимся. Настаивая на скорейшем проведении в жизнь бессословного демократического земства и земельных комитетов «для подготовки материалов к решению земельного вопроса», съезд осудил решение казачества ввести в жизнь без санкции Всероссийского Учредительного Собрания, захватным правом, форму федеративного правления и вместе с тем категорически заявил, что «войсковая рада, не выражая собою волю всего населения Кубанской области, не может создавать никаких проектов гражданского управления и самоуправления в области, обязательных для всего населения».

Государственный переворот в Петрограде, бурливо катящиеся волны большевизма, угрожающие захлестнуть Кубань, наконец, протест иногородних, в среде коих создавалась почва для большевистских настроений, — все это побудило руководителей казачества идти на компромиссное решение. К концу ноябрьского съезда между иногородними и казаками в целях примирения была образована согласительная комиссия, работа которой закончилась выработкой трех основных положений: 1) население Кубанской области, впредь до издания Всероссийским Учредительным Собранием основных законов для государства Российского, создает органы местного самоуправления и управление как в пределах области, так и в пределах организующегося юго-восточного союза самостоятельно; 2) безотлагательно создает бессословные органы местного самоуправления на демократических началах, но с одногодним цензом оседлости в области для приобретения активного избирательного права[107], и 3) до введения постоянного положения о самоуправлении состав станичной администрации и станичных сборов обновляется привлечением в них представителей от иногороднего населения на пропорциональных началах. Кроме того, по предложению законодательной рады решено было ввести трех представителей от иногородних в состав краевого правительства.

Но примирения не состоялось. Работа согласительной комиссии, правильно понявшей необходимость единения, не получила одобрения законодательной рады. Это обстоятельство еще более углубило рознь между казачеством и иногородними, прибавив последним излишнее раздражение, горечь и чувство обиды. Руководители казачества, в частности избранный 11 октября первый выборный атаман полковник Филимонов, толкая казачество на разрыв, надеялись, с одной стороны, на помощь юго-восточного союза Дона, Кубани и Терека, в котором казачество должно было занимать господствующее положение, с другой, на устойчивость казачества на германском и турецком фронтах. Филимонов надеялся, что кубанские казацкие части, возвращение с фронта коих ожидается, станут на защиту казачьих сословных интересов, и грозовая туча большевизма пронесется мимо Кубани[108]. Однако расчет оказался весьма ошибочным: прибывающие военные казацкие части не оправдали надежд руководителя казачества. Экономическое неравенство в среде самого казачества[109] и отчаянная большевистская демагогия о немедленном предоставлении «мира, хлеба и свободы» сделали свое дело — казаки разлагались. Получилось тревожное известие, что 39-я пехотная дивизия, идущая с кавказского фронта, самочинно хочет явиться в Кубанскую область и захватить в свои руки власть.

Таким образом, гроза политической бури уже нависла в воздухе, проявляя время от времени жуткие симптомы, и тем не менее близорукие руководители казачества упорно держались за свои сословные привилегии. Краевое правительство совместно с атаманом Филимоновым срочно обратилось с просьбой к главнокомандующему Кавказской армией генералу Пржевальскому не допустить прибытия на Кубань 39-й пехотной дивизии. Пржевальский, бессильный задержать злополучную дивизию, в целях помощи кубанцам отпустил батальон надежных кубанских пластунов, при помощи коих кубанцы могли бы обеспечить себя от вторжения в пределы Кубани 39-й дивизии. Однако, пластуны отказались от выполнения задачи, поставленной кубанским правительством, и ставка на пластунов была проиграна. Также проигрывались ставки и на рядовое казачество, отказывавшееся выполнять распоряжения правительства и войскового атамана. «Казачество зашаталось, разделилось. Появились два лагеря: отцы и дети. Последние рвались к чему-то новому»[110].

Наряду с этим, разрыв казачества с иногородними вызвал бурю негодования в среде последних. По адресу руководителей казачества посыпались упреки, протесты со стороны политических партий, городских дум, общественных и профессиональных организаций[111]. Протесты исходили даже из среды молодого фронтового казачества, выразившего на декабрьской сессии рады желание разрешить вопрос об иногородних путем компромиссов и заявивших, «что иногородние — наши братья, и что они должны пользоваться такими же правами, как и мы, казаки»[112].

Чувствуя дыхание большевизма и свою изолированность от иногороднего населения, части казачества, политических партий, общественных организаций и городских дум, руководители казачества вынуждены были итти на уступки по вопросу об иногородних. На совместном заседании рады и съезда иногородних (с 13 по 21 декабря 1917 года) вновь наметились пути соглашения, по которым Советская власть не признается, конструкция центральной власти всецело предоставляется воле Всероссийского Учредительного Собрания. Идея немедленного признания федерации без воли Учредительного Собрания на время была оставлена; краевое правительство и законодательная рада создавались на паритетных началах между иногородними и казачеством; утверждены были и приняты отвергнутые ранее постановления ноябрьской согласительной комиссии, с изменением ценза оседлости для активного избирательного права при выборах в бессословные органы местного самоуправления до двух лет. 25 января 1918 года сорганизовалось новое правительство: пять членов правительства от казаков, пять от иногородних и один от горцев. Иногородние, понимая причины уступок руководителей казачества, при входе в состав вновь избранной законодательной рады и правительства потребовали реальных гарантий прочности соглашения в виде отмены права veto войскового атамана, как лица по инструкции обязательно принадлежащего к казачьему сословию, а в данный момент персонально не сочувствующего соглашению. Нужно ли говорить, что верхи казачества рассматривали такие притязания иногородних, как разрушение «казачьей власти», как узурпацию власти казачества, забывая, что с момента подписания соглашения такой власти уже не существовало и не должно было существовать.

«В законодательную раду вошло половинное число от иногородних на равных правах с казаками, — говорит войсковой атаман Филимонов, — были призваны и иногородние к управлению. Лично я не верил в этот компромисс, в этот паллиатив, но так угодно было раде… и новая законодательная рада начала, по моему мнению, разрушать казачью власть. Так, в организацию власти было внесено новое существенное изменение, умаляющее власть войскового атамана. От войскового атамана в этой компромиссной законодательной раде было отнято право veto, т.-е. право протеста против решений законодательной рады, не отвечающих интересам войска. Была изменена самая сущность атаманской власти. После этого власть атамана сводилась в смысле административного управления к нулю[113]. А председатель правительства Л.Л. Быч стремления иногородних, кстати сказать, одобренные большинством законодательной рады и принятые, считал вопросом «верховенства» иногородних, стремлением последних «взять власть в свои руки из рук казачества»[114].

При таких условиях работа нового правительства не налаживалась. Да и поздно было ее налаживать: под Энемом и Афинской, в 10–12 верстах от Екатеринодара, уже грохотали пушки приближающихся большевиков. Дни паритетной власти были сочтены. 28 февраля 1918 года в Екатеринодар вступили большевики, вытеснив из него кубанское краевое правительство, ушедшее в глубь области вместе с радой в первый исторический поход.

Кубанский поход, продолжавшийся с февраля по август 1918 года, действительно может считаться одной из героических страниц истории жизни Кубани. В то время когда станица за станицей захватывались большевиками, когда бросавшие германский и турецкий фронты вооруженные по последнему слову техники солдаты врывались в пределы Кубани и восстанавливали Советскую власть, обещавшую рай земной, когда большевизм охватил целые отделы (уезды), окружая кольцом Екатеринодар, — горсточка почти безоружных храбрецов во главе с законодательной радой, правительством и войсковым атаманом покидает Екатеринодар с единственной целью борьбы с большевизмом. Блуждая по станицам, горсточка ощупью, случайно, сталкивается с отрядом Корнилова и Алексеева — зародившимся ядром добровольческой армии, — подают друг другу руки и заключают договор, который связывает их судьбу и определяет всю внешнюю и внутреннюю политику кубанцев вплоть до второго, позорного, неудачного кубанского похода.

По этому договору «ввиду прибытия добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления тех задач, которые поставлены кубанским правительством (борьба с большевизмом), для объединения всех сил и средств, признается необходимым переход кубанских правительственных отрядов в полное подчинение генерала Корнилова, которому предоставлено право реорганизовать отряды, как это будет признано необходимым. Законодательная рада, войсковое правительство и войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям командующего армией. Командующий кубанскими войсками с его начальником штаба отзывается в состав правительства для дальнейшего формирования постоянной кубанской армии»[115].

После ряда совещаний законодательной рады и правительства, в целях связи и испрошения материальной помощи, посылаются делегации на Украину и Дон. Кроме того, с информационной целью шлется делегация и к немцам, господствовавшим на юге России. Дон и Кубань, установив существующую между ними границу, обязались оказывать друг другу содействие. Далее было признано, что основная задача договорившихся сторон — борьба с большевизмом и анархией во всех ее проявлениях сначала на территориях Кубани и Дона, в дальнейшем в пределах всего Северного Кавказа. Для осуществления этой задачи должен быть учрежден совместный совет, в обязанности которого входила бы разработка плана борьбы с большевизмом и ведение общего руководства военными операциями. И, наконец, в последнем пункте этого соглашения говорилось о необходимости создания на юге России прочного государственного образования на федеративных началах, в состав которого должны войти и Дон и Кубань, как полноправные члены федерации.

Первые пункты этого договора были выполнены: большевики были вытеснены из пределов Северного Кавказа усилиями казачества совместно с добровольческой армией. Что касается создания на юге России прочного государственного образования на федеративных началах, то вопрос о юго-восточном союзе, хотя был все время предметом обсуждения политических деятелей, в конце концов повис в воздухе и решен окончательно не был. Первое время осуществлению идеи союза мешал целый комплекс причин: невозможность обсуждения и подписания договора некоторыми из образований в условиях военно-походной обстановки; трения, возникшие по этому поводу между атаманом Филимоновым и законодательной радой с правительством, наконец, осторожность кубанцев, с которой они подходили к разрешению данного вопроса в виду различия ориентаций у Дона с Кубанью. Дон, во главе которого стоял войсковой атаман генерал Краснов, ориентировался на немцев, пребывавших в Ростове и фактически являвшихся хозяевами Дона. Кубань, связавшая свою судьбу с добровольческой армией, инспирируемая последней, ориентировалась на Антанту. Впоследствии же, когда владычество немцев на юге России пало и вместе с ними пала и немецкая ориентация, когда вследствие этого неизбежно померкла звезда генерала Краснова, ставленника немцев, и последний получил отставку, — осуществлению идеи юго-восточного союза противилось главное командование добровольческой армии, выкинувшее лозунг «великой, единой, неделимой России», смысл которого практически выявлялся в стремлении максимума реставрации дореволюционного политического и социального строя, не приемлющего федерацию.

Насколько ориентация была решающим моментом, можно судить по такому частному и мелкому случаю, как посылка делегации к немцам с информационными целями. Эта посылка послужила одним из поводов кубанскому атаману Филимонову сделать попытку изменить конституцию, предоставляющую широкие права законодательной раде в ущерб его власти, как атамана. В ст. Мечетинской 30 мая атаман Филимонов, инспирируемый все тем же главным командованием добровольческой армии, собирает офицеров, жалуется им на свое бесправие, как атамана, говорит об отнятии у него прав законодательной радой и паритетным правительством. По адресу членов законодательной рады и паритетного правительства из среды некоторой части офицерства раздались угрозы вроде: «Давно бы их нужно перебить, переколоть» и т. п. Эти трения в среде самой кубанской власти далеко не способствовали разрешению вопроса конституционного характера, в который вклинивался вопрос об ориентации. Кроме трений, принятию кубанцами проектируемого юго-восточного союза мешало еще слишком усердное и настойчивое желание немцев видеть этот союз.

Как сказано выше, немцы являлись фактическими хозяевами Дона. В Новочеркасске находились представители германского командования, немецкие офицеры — ротмистры Фрейберг и Энгельс. В Ростове находился присланный генералом Гинденбургом майор Баккенгаузен. Действуя через своего ставленника, генерала Краснова, немцы усиленно торопили последнего довершить организацию юго-восточного союза, что Краснов по мере возможности и делал. Расчеты немцев были ясны: на востоке России образовался чехословацкий фронт; на итальянском и французском фронтах к этому моменту немцы с австрийцами понесли тяжелое поражение; на Украине, находившейся под пятой немцев, начали вспыхивать восстания, заставлявшие немцев усиливать количество оккупационных отрядов, — все это весьма беспокоило немцев и заставляло опасаться активных действий казаков, успешно борющихся с большевиками. Необходимо было войти с ними в контакт и обезвредить их, создав на юге онемеченной Украины «молодое самостоятельное государство» наподобие Украинской республики. В этих целях 28 июля генерал Краснов в Новочеркасске, в атаманском дворце, под своим председательством устраивает собрание представителей казачьих территорий, на котором и излагает идею образования казачьего союза[116]. Ввиду того, что часть собрания нашла заключение договора излишним, ибо заключенный ранее союзный договор между Доном и Кубанью по борьбе с большевизмом действует, собрание не пришло ни к какому заключению. И так как кубанцы особенно были против такого союза, то в процессе обсуждения разгоряченный генерал Краснов бросает фразу о невозможности создания юго-восточного союза, так как кубанцы не хотят его организации. Последствием такой фразы был визит к генералу Краснову уполномоченного Кубанского краевого правительства при правительстве Всевеликого войска Донского П.Л. Макаренко, намеревавшегося заявить генералу Краснову, что «кубанцы не являются противниками идеи юго- восточного союза, но воплощение ее в жизнь в спешном порядке при настоящих условиях не является приемлемым». Визит не увенчался успехом из-за отъезда ген. Краснова[117].

4 июля вновь состоялось заседание в Новочеркасске, в атаманском дворце, под председательством ген. Краснова[118]. Присутствовавший на этом заседании уполномоченный Кубанского правительства П.Л. Макаренко делает заявление: 1) что его «присутствие не санкционирует от имени Кубани тех решений и постановлений, которые могут быть приняты собранием»; 2) что он может «участвовать в дебатах о юго-восточном союзе, если вся дальнейшая работа является развитием переговоров и решений по этому же вопросу, которые велись и были приняты кубанским и донским правительствами». Наконец, по заслушании первой части декларации союза, уполномоченный П.Л. Макаренко вновь делает официальное заявление, что «кубанское правительство и атаман оставляют за собой право соглашаться или не соглашаться с текстом декларации в целом; или внести в нее те или иные изменения и поправки как по существу, так и в деталях»[119].

Заявление П. Л. Макаренко вызвало желание большинства членов собрания обязать кубанское правительство определенным сроком дать свое заключение по существу обсуждаемого вопроса. Но и здесь представитель Кубани не связал себя никаким ограничением времени, заверив лишь собрание, что «кубанское правительство, как и донское, является самым искренним и горячим сторонником организации на юге России прочного государственного образования»[120].

Проект образования юго-восточного союза был выработан и 8 июля 1918 года доставлен П.Л. Макаренко при официальной бумаге. А позднее тот же майор Баккенгаузен в официальном разговоре с П.Л. Макаренко высказывал свое искреннее желание и радость видеть Кубанскую область самостоятельным государством во всех отношениях и, конечно, вступившим в организуемый юго-восточный союз[121]. Не лишен интереса самый проект союза, который мы и приводим полностью с предшествующей последнему правительственной декларацией, обращенной к П.Л. Макаренко.

«Под тяжестью ударов судьбы, обрушившихся на нашу родину, в видах сохранения своей независимости, благополучия, достояния и общности интересов близких по духу народов, населяющих юго-восток, с октября 1917 года мы провозгласили себя юго-восточным союзом, пребывая в уверенности, что общими усилиями союз этот сумеет противостоять наступающим темным силам, поправшим все божеские и человеческие законы. Начавшаяся борьба с большевиками дала временный успех последним. Ныне господь благословляет успехом наше оружие: край наш ожил. Однако, имея в виду, что для похода в наши степи и горы готовятся новые полчища, и в видах государственной необходимости, атаманы Всевеликого войска Донского, войска Кубанского, войска Астраханского, войска Терского и представителя Союза горцев Северного Кавказа, беря на себя всю полноту верховной государственной власти, настоящим провозглашают суверенным государством Доно-Кавказский союз. Объявляя об этом, просим вас, милостивый государь, передать вашему правительству нижеследующее:

1. Доно-Кавказский союз состоит из самостоятельно управляемых государств: Всевеликого войска Донского, Кубанского войска, Терского войска, Астраханского войска и Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана, соединенных в одно государство на началах федерации.

2. Каждое из государств, составляющих Доно-Кавказский союз, управляется во внутренних делах своих согласно с местными законами на началах полной автономии.

3. Законы Доно-Кавказского союза разделяются на общие для всего союза и местные, каковые каждое государство имеет свои.

4. Доно-Кавказский союз имеет свой флаг, свою печать, свой гимн.

5. Во главе Доно-Кавказского союза стоит верховный совет из атаманов (или их заместителей) донского, кубанского, терского, астраханского и главы Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана, избирающих из своей среды председателя, который и приводит в исполнение постановления верховного совета.

6. При верховном совете периодически собирается не менее раза в год сейм представителей от населения государств, входящих в Доно-Кавказский союз.

7. Сейм собирается распоряжением верховного совета, объявленным через его председателя, и вырабатывает общегосударственные законы, утвержденные верховным советом.

8. Доно-Кавказский союз имеет общую армию и флот. Командующий всеми вооруженными силами союза назначается верховным советом.

9. Доно-Кавказский союз имеет следующих общих министров, назначаемых верховным советом: иностранных дел, военного и морского, финансов, торговли и промышленности, путей сообщения, почт и телеграфа, государственного контроля и государственного секретаря.

10. Временной резиденцией правительства Доно-Кавказского союза объявляется г. Новочеркасск.

11. Доно-Кавказский союз имеет общие: монетную систему, кредитные билеты, почтовые и гербовые марки и общие тарифы: железнодорожные, таможенные и портовые, а также почтовые и телеграфные.

12. Доно-Кавказский союз, провозглашая себя самостоятельной державой, объявляет вместе с тем, что он находится в состоянии нейтралитета, не будучи в положении войны с какой-либо державой мира, борется лишь с большевистскими войсками, находящимися на его территории.

13. Доно-Кавказский союз намеревается и впредь поддерживать мирное отношение со всеми державами и не допускать вторжения на свою территорию никаких войск, хотя бы для этого пришлось отстаивать интересы свои и своих граждан вооруженной силой.

14. Доно-Кавказский союз настоящим изъявляет свое намерение вступить в торговые и иные сношения с державами, которые признают его державные права.

15 Границы Доно-Кавказского союза очерчиваются на особой карте, при чем в состав территории входят Ставропольская и Черноморская губернии, Сухумский и Закатальский округа и, по стратегическим соображениям, южная часть Воронежской губернии со станцией Лиски и городом Воронежем, а также часть Саратовской губернии с городом Камышиным, Царицыным и колонией Сарепта.

16. Доно-Кавказский союз выражает уверенность, что образование его будет благоприятно принято всеми державами, заинтересованными в его существовании, и что они не замедлят прислать своих представителей, равно как и союз не замедлит послать свои дипломатические миссии к признавшим его державам».

Однако, кубанцы дело организации союза тянули. С одной стороны, от вступления в союз удерживало их слишком прозрачное просвечивание интересов немцев в создании Доно-Кавказского союза и их подозрительное и недоверчивое отношение к немцам, а с другой, кубанцы, связав свою судьбу с добровольческой армией, ориентирующейся на союзников, не желали порывать этого союза, который давал хорошие результаты: Кубань постепенно освобождалась от большевиков. Посланная на Украину делегация кубанцев добывала нужные снаряды и орудия, и немцы этому не препятствовали. Наконец, к этому времени немцы высаживают десант на Таманском полуострове в самой Кубани, хозяйничая, арестовывают там кубанского генерала Борисевича, делегированного на Тамань кубанцами, — все это способствовало тому, что кубанцы умышленно уклонялись от создания Доно-Кавказского союза, а на Таманском полуострове казаки восстали против немцев и очистили от них полуостров. Таким образом, все хлопоты немцев, действовавших через генерала Краснова, мнящего себя главой нового крупного государственного образования, не увенчались успехом.

Хозяйничая на Дону, немцы через ротмистров Фрейберга и Энгельса вели с казаками переговоры по ликвидации группы большевиков, занимавшей Батайск, о пропуске большевиков, сгруппировавшихся на Кубани, в Северную Россию, о взятии Царицына. В целях скорейшего и наиболее успешного разрешения первого вопроса немцами признано было необходимым соединить немецкие и донские силы под общим командованием, при чем генерал Кнерцер будет на положении командующего корпусом, а ростовский градоначальник, генерал Греков, — на положении командира дивизии. Предположено взять город Азов и город Ейск и оттеснить большевиков на линии реки Ей. На-ряду с этим находящийся в Ростове уполномоченный генерала Гинденбурга майор Баккенгаузен вел дипломатическую политику и особенно интересовался зародившейся тогда добровольческой армией, о которой немцам только еще стало известно. Небезынтересен доклад генерала Краснова совету управляющих донского правительства о разговоре его, Краснова, с упомянутым Баккенгаузеном.

Баккенгаузен. Под чьим командованием находится и кому подчиняется, добровольческая армия?

Краснов. Действует самостоятельно. Донскому правительству не подчиняется. Иногда действует во вред Дону, — например, оголила фронт, уйдя из ст. Кагальницкой и Мечетинской[122].

Баккенгаузен. Какой состав?

Краснов. Двенадцать тысяч, из коих 75 %, казаков.

Баккенгаузен. На какие средства содержится?

Краснов. Средств союзники не дают. Донцы сначала давали, но с уходом добровольческой армии с донской территории вопрос о помощи остается открытым.

Баккенгаузен. Не верю. Генерал Алексеев должен придерживаться союзнической ориентации. Как комплектуется офицерский состав добровольческой армии?

Краснов. Без участия донского правительства. Иногда нельзя проверить, действительно ли поступающий есть офицер и каких убеждений. Среди офицерства раскол: отряд Дроздовского хочет уйти и поступить на службу или к Донскому или к Астраханскому войску.

Баккенгаузен. Можно ли организовать на Дону, на германские деньги, монархические офицерские отряды?

Краснов. На Дону их формировать неудобно, но на границах Дона можно, например, в Богучарском уезде[123].

Баккенгаузен. На границах Дона немцами устраивается ряд артиллерийских складов. Потребуется ли что-либо для Дона?

Краснов. Да, потребуется. Наш генеральный штаб представит списки[124].

Генерал Краснов, надеявшийся сорганизовать юго-восточный союз и от союза уже отправить посольство в Берлин, благодаря упрямству кубанцев и несогласию других представителей, надежду эту теряет и решает отправить в Берлин, а также и в Киев письмо с особой делегацией в составе герцога Лейхтенбергского, полковника Кунакова и одного представителя от торгово-промышленного класса[125]. Выбор на герцога Лейхтенбергского пал по указанию генерала Эйхгорна, как на отдаленного родственника германского императора Вильгельма II. Посылая Лейхтенбергского, генерал Краснов надеялся на большую удачу в виду родственных отношений[126].

В отличие от Дона, кубанцы готовились к борьбе или, в крайнем случае, к ограждению себя от возможностей вторжения немцев на Кубань. Еще в апреле месяце, в станице Мечетинской, отрезанные от всего остального мира бушующими волнами большевизма, кубанцы, когда узнали, что немцы намерены продвигаться на юг, и не имея реальных сил этому воспрепятствовать, в совместном совещании рады, правительства, атамана и высшего командного состава добровольческой армии решили держаться следующей тактики: Если немцы пойдут на Кубань, то нужно сделать их пребывание на Кубани возможно менее болезненным для населения. Поэтому не исключается возможность разговоров с ними от имени правительства и выставление известных условий, как временного сожительства. Однако, немцы не пошли в глубь Кубани. Они ограничились занятием ее западной части — Таманского полуострова, необходимого им для охраны Керченского пролива, но и отсюда вскоре были вытеснены восставшими кубанскими казаками.

В той же станице Мечетинской был решен вопрос и об отношении кубанцев к Украине. Идея федерации с Украиной в раде возражений не встретила, ибо это было признано средством избавиться от включения Кубани в территорию Советской власти, на чем чрезвычайно упорно настаивал тогда Раковский в переговорах с Украиной о мире. Делегированный на Украину Н.С. Рябовол и др. подали мирной конференции меморандум, в котором от имени Кубани заявили, что никогда Кубань не признавала Советской власти, ведет с ней борьбу, объявила себя свободной и независимой, и просили Украину при заключении договора с Советской властью иметь в виду Кубань, как не находящуюся во власти большевиков.