Начдив Иван Грязнов

7. Даешь Сибирь!

В боях не заметили, как отзвенело бабье лето. Когда стало спокойней, удивились: вокруг все мрачно, сурово, березовые колки тоскливо глядят голыми, черными ветвями. Смотреть на такое и в доброе время радости мало, а когда на душе стынь — совсем плохо. Сердце щемила боль: Москва на осадном положении, сытые кони вынесли деникинские полки под самую Тулу.

В эти суровые дни во всех частях можно было видеть нового военкома дивизии Валентина Михайловича Мулина. Его узнавали издали по длиннополой шинели, по смоляным усам на красивом волевом лице. В каждой роте уже знали биографию комиссара. Старый большевик, он работал в подполье, познал аресты и царскую каторгу. Из Сибири бежал. За годы эмиграции объездил чуть не полмира. Встречался с В. И. Лениным.

Комиссар видел свой долг в том, чтобы постоянно находиться в гуще масс. Окопы передней линии были основным местом его работы.

В середине октября наши армии вновь перешли в решительное наступление против Колчака. Через переправы и плацдарм на сибирском берегу реки, которые с трудом отстаивала 30-я стрелковая дивизия, буквально в считанные часы были переброшены левобережные части.

В наступление перешли обновленные и пополненные полки и дивизии. Партийные, советские и военные организации Урала провели широкую мобилизацию по городам и рабочим поселкам. Фронт получал десятки маршевых рот, семь новых крепостных полков, одну стрелковую и одну кавалерийскую дивизии. В красноармейские части влились те, кто на своих плечах вынес все тяготы колчаковщины.

У врага же резервов больше не было. Его тыл стал тем же фронтом. За спинами колчаковцев поднялась могучая народная армия — сорок тысяч сибирских партизан. Белая гвардия покатилась на восток, к Петропавловску.

30-я стрелковая дивизия, действуя на правом фланге 3-й армии, упорно наседала на врага севернее железнодорожной магистрали. Рядом двигались войска М. Н. Тухачевского.

Десять суток безостановочно шли вперед. Достигнув озер Черное и Щучье, внезапно остановились. Вслед за этим получили еще более странный приказ начдива: отвести полки обратно на расстояние суточного перехода, оставив на линии соприкосновения с противником лишь незначительные прикрытия.

Встревожились и в штабе армии. Понеслись телефонные запросы.

— Что вы делаете? Почему прекратили наступление?

— О наступлении не забываю, — спокойно ответил Е. Н. Сергеев, — действую, сообразуясь с обстановкой, а она настоятельно требует перегруппировки сил. Уверен, что, сделав это, добьемся значительно большего успеха.

— А сроки?

— Выдержим в точности.

Штаб армии одобрил план Сергеева. Евгений Николаевич решил больше не отталкивать противника лобовыми ударами, которые особого урона колчаковцам не приносили. Местность, куда вышли полки дивизии, да и сам характер расположения вражеских сил диктовали вести бои за окружение противника.

Третий начдив 30-й дивизии Е. Н. Сергеев, впоследствии профессор Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Прошло два дня, 2-я и 3-я бригады с гаубичным и тяжелым артиллерийскими дивизионами сосредоточились южнее озера Щучье. Северную группу охвата составили полки бригады Ивана Грязнова и кавалерийские подразделения дивизии. Руководство первой принял на себя начдив. Во вторую для координации действий выехал начальник штаба С. Н. Богомягков.

Группы были удалены друг от друга более чем на тридцать верст. 31 октября Богомягков ждал нарочного, который должен был доставить приказ начдива с указанием точного времени начала совместных действий. Но тот не приехал: крутил буран, и немудрено было заблудиться. Тогда начальник штаба сам направил своего гонца к Сергееву с копией приказа по бригаде о наступлении, сопроводив его запиской:

Пурга к рассвету улеглась.

— Вот и первое ноября подкатило, — проговорил Богомягков. — Зима. Белым-бело…

— А не попортит нам дело этот снег? — усомнился Грязнов. — Маскировки не будет…

— Может, и так, а потому спешить и спешить надо. Поднимайте полки. За конницей я послежу.

Сборы прошли организованно. Выступив из района сосредоточения, 262-й Красноуфимский и 264-й Верхнеуральский стрелковые полки достигли северных окраин Частоозерского, когда еще даже и не развиднелось. Не мешкая, приняли боевые порядки и при поддержке огня легких орудий пошли в атаку.

Квартировавшая в селе егерская дивизия была застигнута врасплох. Бой приняли лишь посты сторожевого охранения.

С юга уже доносился гул артиллерийской канонады.

— Наши! — прокатилось по цепям. — Смелей, ребята!

Начдив и начальник штаба даже без связи понимали друг друга — их группы действовали синхронно. Задуманные «клещи» удались на славу: егерская и 6-я пехотная дивизии колчаковской армии прекратили свое существование, в плен сдались 14 тысяч солдат и офицеров. Богатыми оказались и трофеи — 16 орудий, множество пулеметов, обозных подвод с патронами и снарядами.

После разгрома Частоозерской группировки полки Тридцатой за два дня покрыли сотню верст и широким фронтом вышли к реке Ишим. Мостов на участке бригады Грязнова не оказалось. Искать брод бесполезно: река глубокая. Вплавь? Не то время. Ишим уже покрылся шугой.

— Нет переправ здесь, найдем их там, откуда колчаковцы еще не убрались, — сказал комбриг и направил батальон Николая Паначева берегом вниз по течению.

Расчет оказался верным. У деревни Доновской обнаружили мост. Его охрана была незначительной. Основные силы противника вели бой с наступающим 269-м Богоявленским полком 3-й бригады дивизии. Сбив предмостовые заслоны, Паначев направил одну роту на другой берег, чтобы закрепиться там, а с двумя другими ударил по колчаковцам с тыла.

Утром следующего дня Красноуфимские и 269-й Богоявленский полки форсировали Ишим.

Батальон Паначева в это время уже бился на подступах к селу Вакоринское. Засевшие на господствующих высотах колчаковцы встретили красноармейцев плотным ружейно-пулеметным огнем. А тут еще ввязались орудия неприятельской батареи. Артиллерия бригады находилась на марше и не могла помочь бойцам. Как быть? Все решилось коротко и просто: выручил кавалерийский дивизион К. К. Рокоссовского.

После боя комбриг Грязнов и комиссар Мяги в кратком описании подвига указали:

Вывод был кратким:

Вторую годовщину Великого Октября бригада Ивана Грязнова отметила освобождением станции Мангут. Здесь вновь отличились конники. Когда станция была захвачена, комбриг узнал, что невдалеке от нее, в деревне Караульное, преспокойно квартирует штаб колчаковской дивизии.

— Взять, — распорядился Грязнов.

К утру кавалеристы Константина Рокоссовского вернулись с задания, конвоируя обезоруженных штабистов. За ними тянулись телефонные двуколки и подводы с войсковым имуществом…

Неделю спустя, 14 ноября 1919 года, советские войска были уже на улицах Омска. Одновременно с частями 27-й стрелковой дивизии, наступавшей вдоль Великой Сибирской магистрали, в бывшую столицу «верховного правителя» с севера вошли и части 30-й дивизии.

В те дни Красная Армия одерживала победу за победой и на Южном фронте. Вновь советскими стали Орел, Кромы, Воронеж. 15 ноября конники Буденного вступали в Касторную, а 16 освободили и Курск. Детально разработанные и согласованные планы Деникина, Колчака и их антантовских покровителей окончательно провалились.

Слившись на путях единственной железнодорожной линии, все колчаковские части безостановочно откатывались на восток.

В Омске 30-я стрелковая дивизия влилась в ряды 5-й армии, которая продолжила дальнейшее наступление в глубь Сибири. Оперативные приказы штаба дивизии в те дни были похожи на расписание движения поездов. В них категорически указывалось: какого числа, к какому времени, к каким населенным пунктам должна выйти та или иная бригада. Все предписания выдерживались с образцовой точностью.

После Барабинска Е. Н. Сергеев и В. М. Мулин получили новое назначение. Командиром 30-й стал А. Я. Лапин, а комиссаром — Невельсон. До той поры Иван Грязнов считался в дивизии самым молодым из командиров. Теперь эта «монополия» кончилась. Впервые в жизни Грязнов попал в подчинение к младшему по возрасту. Альберту Яновичу Лапину было только двадцать. Сын профессионального революционера, участника первых баррикадных боев, Лапин еще в июне 1917-го стал членом большевистской партии. В декабре того же года его избирают в состав главного штаба Красной гвардии. В начале восемнадцатого Альберт Янович — начальник орготдела Московского военкомата. Затем фронт. Был комиссаром разведотдела, комиссаром штаба 5-й армии. В дни контрнаступления на Восточном фронте принял 232-й полк 26-й стрелковой дивизии. Командуя им, освобождал Бугульму, отважно дрался в лесах Башкирии, в горах под Златоустом. В одном из боев в степях за Челябинском был тяжело ранен. Пуля, застрявшая в позвоночнике, надолго приковала к госпитальной койке. Врачи дали заключение: «К военной службе не пригоден». Но Лапин не сдался и тогда. На костылях приковылял к Михаилу Николаевичу Тухачевскому, протянул рапорт: прошу оставить в армии. Командарм просьбу уважил, но в строй не пустил.

Некоторое время Альберт Янович работал начальником оперативного отдела, но вскоре затосковал по боевым делам и, как только армию принял новый командующий, решительно заявил ему:

— Верните на командную работу!

— Какой же ты командир на костылях? — удивленно спросил Г. Х. Эйхе.

— Какой? А вот смотрите…

Лапин отбросил костыли в стороны и бодро прошелся по кабинету. Командарм и члены Реввоенсовета посовещались и решили: просьбу удовлетворить. Так Альберт Янович стал начальником 30-й стрелковой дивизии.

Бригады и полки Тридцатой стремительно продвигались к Оби. Неожиданно из штаба армии пришел приказ: «Наступление приостановить». Молодой начдив не согласился с этим. Он считал, что в сложившейся военной ситуации топтание на месте пойдет только на руку противнику и отодвинет час его окончательного разгрома. Доложить командарму о своем особом мнении не представилось возможности: связи со штабом армии не было, Комиссар не поддержал начдива и отказался подписывать приказ, идущий вразрез с указаниями штарма. Он выехал в армию, чтобы лично доложить о сути своих разногласий с командиром.

Лапин и начальник штаба Богомягков остались вдвоем. Альберт Янович продолжал с горячностью доказывать свою правоту:

— Да, подтянуть тылы и получить резервы необходимо. Без этого части будут испытывать немалые затруднения. Но нельзя забывать и о том, что против колчаковцев все активнее выступают партизаны. Они ждут нас. Взаимодействие с ними обеспечит безостановочность нашего продвижения на восток. А что даст недельная передышка? Противник придет в себя, мобилизуется. Тогда его так просто не возьмешь! Нет, на такое я не могу пойти. Давайте приказ, Степан Николаевич!

Скрепив боевой документ подписью, начдив распорядился:

— Рассылайте.

Тридцатая устремилась на восток. По дороге ее нагнал следователь по особо важным делам из ревтрибунала армии. Вызовы для дачи показаний выбивали начдива из равновесия. Утешало одно: наступательный порыв дивизии нарастал день ото дня.

Минуло десять суток. В штаб армии полетела первая победная реляция:

Не менее весомым оказался и второй телеграфный рапорт:

В Томске Лапину сказали:

— Следствие прекращено. Победителей не судят.