У ГОР ГОЛУБОЕ СЕРДЦЕ

И на самом краю земли, куда только достигал взор, за песчаной прибрежной полосой, густо синела выпуклая кривизна озера. То был Иссык-Куль. Там вода и небо соприкасались…

Чингиз Айтматов. Белый пароход

К ЦЕНТРУ ГОРНОЙ СИСТЕМЫ

Страна Тянь-Шань. Почти трое суток поезд идет от Мурманска до Сочи. Он пересекает громадную территорию и переносит пассажиров из сурового Заполярья в вечнозеленые субтропики. Расстояние между западной и восточной оконечностями тяньшанской горной системы примерно такое же, как между Мурманском и Сочи. На две с половиной тысячи километров раскинулся с запада на восток Тянь-Шань, располагаясь между сороковой и сорок пятой параллелью. Государственная граница СССР делит его как бы на две равные части. Тысяча двести километров — протяженность Тянь-Шаня в Советском Союзе. С севера на юг он занимает пять градусов по широте. Это не так уж много, но разница между севером и югом Тянь-Шаня заметна. В южных горах Киргизии растут уникальные ореховые и яблонево-грушевые леса, в северных — преимущественно хвойные, а на склонах гор, в долинах и котловинах господствует степное разнотравье, раскинулись прохладные пастбища.

Киргизия лежит в том благодатном поясе Земли, где солнечного тепла так много, что растения могли бы не прерывать свои жизненные процессы на холодный зимний период — она находится в тех же широтах, что и юг Италии, Испании, Японии. Но она слишком далеко отстоит от океанов, и это делает ее климат континентальным, при котором зимние холода неизбежны, каким бы теплым ни было лето. И еще Киргизия устремлена ввысь, ее территория вздыблена и подобна архипелагу в холодном воздушном океане, поэтому ей знаком и климат более северных широт, и даже похожий на арктический. По вертикали гор расположились как бы широтные географические поясы, благодаря которым ландшафты становятся богаче, разнообразней.

Но не всегда на территории Киргизии были горы. Были и моря…

Если полистать страницы геологической летописи Киргизии, можно узнать, что шестьсот миллионов лет назад она была дном моря, а триста миллионов лет назад стала сушей. Море плескалось тогда южнее, там, где сейчас Ферганская долина. Потом оно распространилось на север, и территория теперешней Киргизии превратилась в архипелаг. А затем начал медленно подниматься Тянь-Шань. Из-под воды появились новые гористые острова, они становились шире, выше, соединялись друг с другом и наконец совсем изгнали море. Лишь кое-где остались мелководные озера и болота. Прошла еще целая вечность, и время срезало горы. На их месте образовалась равнина. Миллионы лет шло ее медленное опускание…

Но вот в ближайшем к нам геологическом периоде — в неогене, который начался двадцать миллионов лет назад, — горы на месте Тянь-Шаня стали относительно быстро подниматься. И сегодня это возрожденная горная страна. В ней сохранилось множество элементов прошлого. Одними из таких элементов и являются участки очень старых равнин, поднятых на высоту четырех километров.

Земная кора была смята в складки Тянь-Шаня под мощным давлением двух издревле неподвижных плит — Таримского щита на юге и Сибирской платформы на севере. И снова на протяжении миллионов лет шли процессы горообразования. Там, где жесткие структуры подошли ближе всего друг к другу, возник высочайший массив Хан-Тенгри. Отсюда в широтном направлении протянулись хребты, загибающиеся дугами и постепенно снижающиеся. Между ними, как четки на ниточках рек, нанизаны клиновидные, расширяющиеся к западу замкнутые котловины.

В эпоху великого оледенения северного полушария высокогорный Тянь-Шань был покрыт мощными ледниками грандиознее современных. Следы их деятельности — валы морены, ледниковые долины-троги, ледниковые озера — можно встретить на Тянь-Шане повсеместно.

Тянь-Шань — огромная горная страна. Сотни хребтов, расчлененных на отдельные вершины, разделенных котловинами и долинами, несущие на себе множество ледников и снежников, сплетены в сложнейшую сеть. А в серебряную оправу диких, заснеженных гор вставлены две драгоценности — изумруд цветущей Ферганы и сапфир Иссык-Куля. При взгляде на карту Тянь-Шаня это озеро, сжатое дугами хребтов Терскей-Алатау и Кунгей-Алатау, кажется голубым глазом. Его называют еще сердцем Тянь-Шаня, потому что оно расположено в самом центре горной страны.

Горы Тянь-Шаня чужеродным телом вторгаются в мир пустынных равнин Средней Азии, возникший вполне закономерно вследствие удаленности от океанов и близости к тропикам. Горы резко нарушают эту закономерность. Они «выжимают», казалось бы, из совсем сухого воздуха огромное количество влаги, которую накапливают в бесчисленных ледниках. Ледники становятся источниками воды для рек, оживляющих пустынные земли там, где они протекают. Вода гор может превратить любую пустыню в цветущий сад. Но природа сама регулирует расход воды, выдает ее строго лимитированно. Горы «экспортируют» Арктику в вечно теплые субтропические страны, они как бы переносят с далекого севера и жестокие морозы, и бешеные метели, и ослепительную белизну снега, и тысячелетние голубые толщи ледников. И все это посреди выжженных горячим солнцем пустынь!

Тянь-Шань разделяют на Западный и Восточный, Северный и Южный, Центральный и Внутренний. В этих двух последних районах сосредоточены наиболее высокие горные хребты и вершины, особенно мощные ледники и широкие равнины, поднятые на высоту трех-четырех километров.

На северной границе Центрального и Внутреннего Тянь-Шаня прошел гигантский разлом земной коры, в центре которого возникла просторная котловина. Ее самую глубокую часть заняло озеро, известное далеко за пределами Тянь-Шаня. Это Иссык-Куль.

Озеро лежит в самом центре горной системы, к нему стекают воды ледников, окружающих горы. Подобно сердцу пульсирует оно в окружении каменных исполинов, чутко реагируя на все изменения в их жизни, отражая в своих водах чистое голубое небо Тянь-Шаня.

Много различных экспедиций каждое лето работает в Тянь-Шане. Трижды мне довелось участвовать в них. И всякий раз первая встреча с Тянь-Шанем происходила на берегах Иссык-Куля. Путь к нему пролегает из Фрунзе по Иссык-Кульскому шоссе, через Чуйскую долину и Боамское ущелье.


Ашар на берегах Чу. Нет гор без долин. «Страна гор», Киргизия, может быть названа и «страной долин». Долин в республике много — широких и узких, солнечных и тенистых, плодородных и пустынных. Самая известная из них, Чуйская, по площади почти равна Албании. Это плодороднейший район Киргизии: вода реки питает густую сеть оросительных каналов, принесших жизнь в отдаленнейшие уголки некогда пустынного края.

Именно здесь во второй половине прошлого века появились первые переселенцы из России. Река получила прозвище «ндравный Чуй». Берега ее оживились белоснежными селами, пшеничными полями, тополиными аллеями.

Никогда прежде Чу не видела тополей и вишен. Их привезли с собой украинские хлеборобы. Никогда не было в Чуйской долине виноградников. Их заложили переселившиеся из Бессарабии во главе с Исааком Болбочаном восемь молдавских семей, прихватившие с собой пять тысяч черенков. Теперь виноградникам Чуйской долины нет границ. Множество столовых и винных сортов винограда выращивается в долине, а из сорта «пирофран» производится киргизское шампанское.

Никогда не было в Чуйской долине ярких маковых ковров, они появились после того, как в этом краю гостеприимно были приняты повстанцы — дунгане, бежавшие от расправы карателей. Они принесли с собой семена риса и «золотого цветка» — так называли опийный мак, дающий необходимый компонент более чем для трех тысяч лекарств.

Трудно обживать новые места, особенно первым поселенцам. Немного в сторону от Чу — ив лишенной влаги почве земледелие было невозможным. Да и сама Чу в некоторые годы так мелела, что была не в силах напоить водой поля и сады с помощью примитивной крестьянской оросительной системы. Говорили, что «Чу умирает», что спасти ее может лишь глубоко продуманная система ирригационных сооружений.

В 1912 году Чуйская долина подверглась опустошительному налету саранчи. Именно тогда шел по берегу Чу к Иссык-Кулю географ и ботаник В. В. Сапожников. Он увидел страшную картину: все посевы уничтожены, саранча ползла живым потоком, а над ним вились тучи розовых скворцов. Обочина дороги была усеяна трупами скворцов, для которых эта пища оказалась слишком обильной.

В 1912 году под руководством инженера В. А. Васильева был составлен первый план преобразования долины Чу. Этот план включал в себя строительство двух каналов и водохранилища в Орто-Токое. Только через двадцать лет, уже в Советской Киргизии, приступили к его осуществлению. Руководителем развернувшегося строительства в Чуйской долине стал С. Петров, участник первой экспедиции Васильева.

У Чумышских скал, от перегороженной плотиной Чу, протянулись к полям два первых канала. Потом к ним присоединился Большой Чуйский канал. Пустыня была изгнана, и стала Чу достойной слов киргизского поэта Молдо Клыча:

На свете нет таких плодов,

каких бы Чу не родила.

И в самом деле, чего только нет в этой цветущей долине! Есть здесь город Кант (сахар). В нем построен первый завод по производству сахара из сахарной свеклы, никогда раньше здесь не произраставшей. Говорили, что мечты о «киргизской Кубе» — маниловщина. А теперь берега Чу — сахарная плантация всей Средней Азии. Под свеклой занято больше пятидесяти тысяч гектаров. Урожай достигает почти четырехсот центнеров с гектара. Это больше, чем в среднем по стране.

В киргизском языке существует слово «ашар», означающее «взаимопомощь». Киргизы нередко прибегали к ашару — даже юрту нельзя поставить в одиночку. Многонациональный ашар создал цветущую Чуйскую долину!

…Бежит дорога. Позади остались мутный поток Большого Чуйского канала (БЧК), мягкая зелень садов по-украински больших сел Ивановки, Калиновки, Орловки.

Вот старинный город Токмак. В X–XII веках вблизи него находилась столица государства караханидов — сохранились ее развалины. Потом здесь была кокандская крепость. В 1898 году город был полностью разрушен, а затем снова восстановлен на прежнем месте. Его население сейчас приближается к полусотне тысяч.

В районе Токмака разводят фазанов. Те самые семиреченские фазаны, священные птицы Согдианы, на которых когда-то охотился Н. М. Пржевальский и изобилию которых поражались все путешественники, оказались на грани вымирания. Теперь их численность восстанавливается быстрыми темпами. В Токмакском «фазаньем царстве» около восьми тысяч красивых птиц с ярко-красными перьями и белыми галстуками на груди. Отсюда их расселяют в другие районы Киргизии, Средней Азии, а также на Украину и за границу — в Польшу, Румынию, Болгарию. Ежегодно «экспортируют» до двух тысяч экземпляров. Численность фазанов быстро увеличивается, потому что разводят их в тех местах, где они — исконные обитатели.


Ущельем Боам. Дорога пересекает село Быстровку, за которым кончается широкая долина, сбегаются с двух сторон горные хребты. Слева — Кунгей-Алатау, справа — Киргизский хребет. Для Чу остается узкий коридор. На протяжении тридцати километров река течет в этой теснине.

Ревет и клокочет неудержимая Чу, яростными прыжками преодолевая пороги. Отвесно уходящие ввысь скалистые склоны выпиливают в небесном куполе узкую синюю поноску. И на самом краю скал неуютно кривятся редкие стволы изуродованной ветром арчи — туркестанского древовидного можжевельника. Скалы — голые, необжитые, первозданные. Это Воамское ущелье, название старое, по-видимому тюркское. Боам — естественные ворота Центрального Тянь- Шаня, за ним — Иссык-Кульская котловина, обрамленная высочайшими горными хребтами…

Лента шоссе повторяет все изгибы стремительной Чу, переходит то на правый, то на левый ее берег. Мост Семенова напоминает о том, что сто лет назад здесь переходил реку со своим отрядом Семенов-Тян-Шанский. Там, где шел караван первой научной экспедиции, бежит поезд, защищенный от камнепадов системой полок на скалах, по рельсам железной дороги Фрунзе — Рыбачье. Эти рельсы уложены и послевоенное время, в 1948 году. А в сторону от дороги в глубь скал уходит узкое, как разрезанное ножом, ущелье Капчигай.

Вдоль правого притока Чу реки Чон-Кемин тянется пробитая в скалах дорога. Ущелье и сама река располагаются вдоль линии. Для геолога не может быть сомнений: это тектоническая трещина. Она разделяет сходящиеся дуги Кунгей-Алатау и Терскей-Алатау, между которыми природа втиснула огромную чашу Иссык-Кульской котловины. Долина Чон-Кемин известна трагическими событиями 1916 года, когда киргизы Тянь-Шаня восстали против царских властей, пытавшихся мобилизовать их на «трудовой фронт» империалистической войны.

Стеснившие Чуйскую долину в узкий каньон Боама скалы разнообразны по своему составу: здесь порфир двух цветов — лиловый и зеленый, черный диорит и красноватого оттенка гранит. В солнечном освещении разноцветные скалы и кипящая внизу буро-пенная река очень красивы. Но стоит только скрыться солнцу, как в ущелье становится темно, тускло, мрачно.

…Плывут над ущельем белые облачные горы, свинцовые книзу. Вот они поглотили солнце. Потускнела синева небесной полосы, и скалы утратили свой грозно-неприступный вид. Они прильнули к набухшим тяжелой влагой облакам, и их вершины быстро побелели от выпавшего снега. Потом сероватый туман облепил горы на треть их высоты. Рванул ветер. Тоскливо затрепетали на ветру кроны деревьев. Свинцовые капли упали на ветровое стекло. Хлынул сильный дождь. Однако тучи унеслись так же быстро, как и появились. Остался только туман, прикрывший поседевшие головы каменных великанов мягкими войлочными колпачками. Синяя лента еще не просохшего от дождя асфальта вынесла нас из мрачной теснины. Горы отступили, снизились, и далеко за ними возникли новые — ослепительные жемчужные цепи гигантских пиков Центрального Тянь-Шаня. Отсюда эти горы кажутся совсем игрушечными…

Дорога бежит среди мягко-округлых, но довольно еще высоких холмов. В их изумрудной зелени копошатся стада овец; издалека они кажутся толстыми белыми гусеницами. Кое-где прерывающие чистый зеленый покров выступы красновато-серого песчаника выглядят язвами на спинах холмов. Здесь грохочут взрывы. Быстрые вагонетки отвозят россыпи розоватого доломита к железнодорожной станции. Идет разработка стройматериалов.

Еще дальше отодвигаются горы, постепенно расправляются волны холмов. Мы въезжаем в широкую степь. Совсем недавно здесь было болото, по которому к Иссык-Кулю текла небольшая речка. Теперь ее русло высохло и заросло чием, термопсисом, эфедрой.

Немилосердно жжет солнце. По бокам шоссе колышутся под ветром жесткие метелки чия. Крепкие стебли его растут густыми снопами, у основания они срастаются и образуют высокие кочки. Вот уже и берег желтого «чиевого моря». Кругом — широкая каменистая пустыня. Бесплодная мертвая земля, выжженная солнцем.

И словно испугавшись этой пустыни, быстрая Чу, полтораста километров бежавшая нам навстречу, уходит от Иссык-Кульского шоссе: ее долина вдруг круто поворачивает вправо, несмотря на то что уклон от озера продолжается.

Чу спускается с гор. Ее питают ледниковые речки южного склона Терскей-Алатау и северного склона Киргизского хребта. Она прорывается через горы в Иссык-Кульскую котловину и, почти коснувшись озера, отворачивается от него, исчезая в теснине Боамского ущелья, с тем чтобы потом отдать себя целиком людям. Конечно, пришлось немало потрудиться, чтобы овладеть богатством реки. Невысокой перемычкой гор отделена от Иссык-Кульской котловины сравнительно небольшая Кочкорская котловина, в которой разместила Чу самую верхнюю часть своей долины. Этот спокойный участок за горами и был использован для создания искусственного озера — Орто-Токойского водохранилища. Воды реки подперла плотина высотой пятьдесят метров, и это дало возможность задерживать в искусственном водоеме до пятисот миллионов кубометров воды. Когда жарким летом мелеет Чу, эту воду через тоннель спускают и распределяют на поля каналами.

КОЛОРИТ ИССЫК-КУЛЯ

Озеро без стока. Триста тридцать шесть рек впадают в Байкал, а вытекает одна Ангара. Восемьдесят речек принимает Иссык-Куль, но у него нет своей Ангары. Это приводит к тому, что озеро не имеет нормального водообмена с окружающей территорией: все, что поступает в него с водой рек, в нем и остается. Все речки несут с собой растворенные в воде соли. Единственный путь, которым вода может все-таки покинуть озеро, — испарение. На Иссык-Куле за год испаряется метровый слой воды. Но соли остаются в озере. Из года в год их становится все больше, и сейчас почти десять миллиардов тонн. Каждый год этот запас увеличивается на сорок две тысячи тонн: реки приносят половину этой массы, подземные источники — более четырнадцати тысяч тонн, атмосферные осадки — восемь тысяч, ветер — несколько сот тонн. Зная скорость накопления солей, можно рассчитать время, в течение которого озеро было бессточным. Ученые пытаются подсчитать время существования Иссык-Куля. Однако скорость накопления солей за этот период менялась, и точно определить ее очень трудно.

Отказавшись от подсчета скорости накопления солей в Иссык-Куле, географ В. А. Благообразов просто сравнил результаты химических анализов вод, проводившихся в 1932 и 1960 годах. По его представлениям, озеру понадобилось лишь пять-шесть тысяч лет, чтобы достичь современного уровня солености.

Геоморфологи установили, что воды древнего Иссык-Куля вдавались на запад узким заливом. В этот залив впадала Чу, сбегавшая с гор, из него же вытекала другая река, направлявшаяся на запад, в Боамское ущелье. Когда уровень воды понизился, обе речки соединились, образовав современную, странным образом изогнувшуюся Чу.

Прав был первый исследователь Иссык-Куля Семенов-Тян-Шанский, предположивший, что когда-то озеро имело высокий уровень воды. Ошибались позднейшие исследователи, которые отрицали возможность столь широкого его разлива в прошлом — восемь тысяч квадратных километров.

Иссык-Куль — озеро без стока. Большие и глубокие бессточные озера представляют собой несомненную ценность для ученых. Дело в том, что уровень бессточного озера регулируется в основном только изменениями климата. Увеличится число осадков — поднимется уровень воды, станет теплее — понизится уровень воды. Бессточные озера могут служить своего рода индикаторами климата. По их «поведению» можно судить о прошлых климатических изменениях и представить себе, какой климат нас ожидает в будущем.


«Море» над океаном. Река Чу отвернулась от маленькой пустыни у западных берегов Иссык-Куля, чтобы потом исчезнуть в песках большой пустыни. А дорога наша идет прямо к озеру, по пути, которым пренебрегла Чу. Из каменистой пустыни к нам приближается множество белых саманных домиков, столпившихся вокруг небоскреба-элеватора. Это— Рыбачье. За белой россыпью его домов разлилась густая, насыщенная солнцем синева высокогорного Иссык-Куля — «Киргизского моря», поднятого на тысячу шестьсот метров выше уровня Мирового океана. «Шагают горы вверх и прямо, и тащат море в небеса…» — эти стихи Варлаама Шаламова подходят к Иссык-Кулю.

Не так уж много на земле больших высокогорных озер, которые можно назвать морем. Перу и Боливия делят между собой озеро Титикака. Это большое озеро, но глубина в нем почти вдвое меньше иссыккульской. Хотя по площади поверхности Иссык-Куль занимает среди великих озер планеты всего лишь девятнадцатое место, воды он содержит в два раза больше, чем Аральское море. А Аральское море — четвертое по площади водной поверхности озеро на земном шаре.

Но главное не эти цифры. Прав был Н. А. Северцов, когда писал: «Синее небо, синий же Иссык-Куль, между ними белая, зубчатая стена, на первом плане голый, красно-желтый берег — вот и весь вид, весьма несложный, но от которого глаз с трудом отрывается: так величественен колорит, так изящны и легки очертания хребта…»

Первое впечатление от приближающегося водного простора — море! Настоящее южное, теплое, сверкающее, безбрежное. Оно неожиданно среди мертвой, каменистой пустыни, которую хочется назвать марсианской. Не вода, и ветер и солнечные лучи были главными творцами этого дикого ландшафта в красных тонах. Материал оказался податливым — красноцветный песчаник, отложившийся на дне древнего тяньшанского моря двести миллионов лет назад, легко подвергается выветриванию. Из него ветер с помощью солнца создал целый музей скульптур и всевозможных архитектурных стилей. Тут и готика, и ампир, и буддийские пагоды, и многоглавые соборы, и зубчатые стены с бойницами…

У самого берега красноцветная толща обрывается. Прибой набегает на пляж, то песчаный, то галечниковый, но всегда ровный, широкий, чистый и совершенно безлюдный. Конечно, с каждым годом все больше туристов и курортников появляется на берегах Иссык-Куля, и хотя многие углубляются в живописные долины Прииссыккулья, уникальные, просторные пляжи озера тоже не остаются без внимания. Но не может не произвести впечатление тот факт, что на каждого отдыхающего на Иссык-Куле приходится сто квадратных метров пляжа. В сотню раз больше, чем на Черноморском побережье Кавказа!

Мы стоим на гальке пляжа вблизи Рыбачьего. Отсюда берега озера быстро расходятся, ограждаемые могучими горными хребтами. Горы все в пятнах ледников и снежников, поэтому киргизы называют их Ала-Тоо — «пестрые горы». Хребты уходят вдаль, растворяются в солнечном зное, берега Иссык-Куля исчезают… Лишь кое-где над бескрайней синей поверхностью высоко повисает призрачное кружево белых вершин.

Рыбачье — главный порт Иссык-Куля. Городу больше восьмидесяти лет, если считать его возраст с лета 1884 года, когда отставной солдат Михаил Бачин пришел к берегам Иссык-Куля и решил поселиться там: выстроил домик, вскопал огород, занялся рыбной ловлей. Потом манап Шабдан поставил на берегу узкого залива пару глинобитных кибиток. Поселочек стали называть Рыбачино, по имени основателя его рыбака Бачина.

В 1935 году на «Киргизском море» побывал будущий автор «Репортажа с петлей на шее», тогда молодой еще чехословацкий журналист Юлиус Фучик: «Для приезжего — это безнадежно скучный городок, из которого стараешься выбраться как можно скорей… Но для тех, кто постоянно ездит по киргизским дорогам: для шоферов, для строителей дальних участков Киргизской магистрали… Рыбачье — это оазис. Или, лучше сказать, порт». Уже тогда Рыбачье было и «морским портом». В 1926 году пришел в Рыбачье первый пассажирский пароход, построенный в Пржевальске. С тех пор Иссык-Кульская грузо-пассажирская линия работает регулярно. В последние годы ее стали использовать даже для перевозки овец на пастбища. Она пересекает весь Иссык-Куль.

Иссык-Куль вытянут с запада на восток. Он напоминает по форме миндаль. От тридцати до шестидесяти километров — ширина, сто семьдесят семь километров — длина, до семисот метров глубина.

Среди внутренних водоемов только Байкал и Каспийское море глубже. И хотя площадь озера сравнительно невелика, объем воды в нем приближается к двум тысячам кубических километров. В его пучину не проникает ни зимний холод, ни летний зной. Водная поверхность зимой не замерзает. Лишь некоторые мелкие заливы покрываются ледяной коркой.

Необыкновенна прозрачность Иссык-Куля, потому что его наполняет чистейшая вода ледниковых речек. Прозрачность воды определяют с помощью специального белого круга — «диска Секки». В некоторых водоемах диск становится неразличимым уже на глубине одного-двух метров. В иссыккульской воде он виден на двадцатиметровой глубине.

Чистая вода — идеальная среда для рыб. Чебак, сазан, маринка, осман образуют коренное «население» Иссык-Куля; в последнее время в озеро подселены новые «жильцы». В 1930 году из горного озера Севан были вывезены и выпущены в воду Иссык-Куля триста тысяч мальков форели — ишхан, выращенных из оплодотворенных икринок. Форель прекрасно себя чувствует в новых условиях. Средний вес ее увеличился почти в три раза по сравнению с севанской. Вслед за форелью успешно перенесли здесь акклиматизацию лещ из Аральского моря и судак из озера Селигер.

На зимовку к теплому озеру прилетает до ста тысяч особей водоплавающих, принадлежащих к восемнадцати видам. В таких зеркальных заливах скапливается по нескольку тысяч белоснежных лебедей. Недавно весь Иссык-Куль с побережьем, где в зарослях облепихи когда-то водились тигры и кабаны, а теперь еще можно встретить зайцев, фазанов, тетеревов, объявлен заповедником. Если бы это было сделано раньше, многие ценные виды животных сохранились бы и по сей день…

На закате голубой Иссык-Куль бывает пурпурным, а в лучах утреннего солнца его поверхность слегка серебрится. «Водоем незабываемого очарования…» — сказал об Иссык-Куле Л. С. Берг.


«Санташ» и «Улан». Юлиус Фучик видел Иссык-Куль при разной погоде. Однажды, возвращаясь на пароходе в Рыбачье, он оказался свидетелем того, как легкий ветерок, внезапно повеявший из ущелья Боама, за несколько мгновений превратился в страшный ураган, который издавна здесь называют «уланом»:

«Люди, лошади, собаки, даже свиньи, которые за минуту до того с наслаждением, переваливаясь с боку на бок, грелись на солнце под стенами глинобитных кибиток, — все исчезло с улиц Рыбачьего, словно буран смел жизнь с поверхности оживленного городка. Казалось, что земля поднялась в воздух и нависла над домами. Непроницаемая завеса пыли заслонила солнце. Ветер нес над поселком пыль, сухую траву, мусор. На землю падали камни, словно орехи с невидимых деревьев. Когда человек, вынужденный перебежать улицу, нащупывал ручку двери, он был весь белый от пыли, и ему казалось, что он совершил далекое путешествие. «Улан» ревел между дрожащими домиками, а разбушевавшееся озеро стонало, пытаясь его заглушить… Это длилось два дня».

Не менее известен и ветер, нападающий на озеро с востока. Имя его — «санташ», по имени перевала, с которого он дует. «Санташ» обрушивается сверху. Это обвал холодного воздуха — «воздухопад». Оба ветра возникают, когда за горами, ограждающими озерную котловину, скапливается холодный воздух. Они вызывают бурю над Иссык-Кулем, но их влияние распространяется обычно всего на двадцать — тридцать километров от берега. И лишь иногда сила ветра оказывается достаточной для того, чтобы шторм захватил все озеро. Два ветра сталкиваются. Разрушительные смерчи проносятся тогда над Иссык-Кулем, задевая порой и его берега. Все птицы поднимаются в воздух. И лишь лебеди остаются, отплывая на середину озера, где волны не так круты, как у берега. Ветер — подлинный хозяин Рыбачьего. Здесь «киргизский полюс ветра» — более ста дней в году со штормами.

Ущелье Боам и Санташ — две противоположные точки на Иссык-Куле. Это ворота в котловину, через которые вторгаются воздушные массы, приносящие смену погоды. Через них происходило проникновение растений и животных в котловину, опустошенную в период максимального оледенения. С востока распространялась горно-луговая и лесная флора и фауна, с запада — пустынная и полупустынная. Так возникла на Иссык-Куле асимметрия растительного и животного мира. Она поддерживается и в наше время благодаря заметным климатическим различиям.

Запад Прииссыккулья получает атмосферную влагу по «пустынной норме» — всего сто миллиметров в год. Восток — впятеро больше. Может сложиться впечатление, что для Иссык-Куля океан — источник влаги — находится на востоке, а не на западе. На самом деле это не так. Осадки приносятся с запада, но выпадают они над гребнем Киргизского хребта и над узким коридором Боамского ущелья, а к западному берегу Иссык-Куля воздушные массы приходят иссушенными. Поэтому-то по выходе из Боамского ущелья нас встретила настоящая пустыня.

Дальше к востоку воздух проходит над водной гладью озера, с которой испаряется в год слой около семидесяти сантиметров. Эта влага несколько насыщает воздух, но не она определяет вторичное выпадение осадков. Воздушным массам нужно встретить какое-то препятствие. Им становится хребет Терскей-Алатау. Воздух освобождается от влаги у подножия его исполинской стены, а затем и выше по склону.

Большая часть осадков задерживается на склонах гор Прииссыккулья. Это сказывается прежде всего на высоте границы снегов — на западе она почти на полкилометра выше, чем на востоке, — а также и на богатстве животного и растительного мира: на восточном берегу озера ничто не напоминает безжизненную пустыню окрестностей Рыбачьего.

Кик ни удалено «Киргизское море» от Мирового океана, оно достаточно обширно, чтобы сделать климат окружающей его территории чуточку морским: отепляет зиму и умеряет летнюю жару.

Зимой относительно теплый воздух поднимается над незамерзшей поверхностью озера и опускается на побережье. Зима здесь не холоднее, чем в Ферганской долине, расположенной на двести километров южнее и намного ниже Иссык-Куля. Средняя температура января минус четыре градуса, в то время как на несколько километров в сторону на той же высоте — минус четырнадцать. Как на настоящем море, на Иссык-Куле самый теплый месяц — август: нагретая за лето вода накапливает тепло, а потом отдает его уже начавшему остывать воздуху.

Иссык-Куль создан талыми водами ледников. Но прежде ледники занимали значительно большую площадь, чем сейчас. Тогда климат котловины был иным. Иной была и площадь озера. Она резко увеличилась с тех пор, как ледники последнего оледенения начали таять. Повысился уровень воды, изменились очертания берегов.

Меняется ли климат на берегах Иссык-Куля в наше время? По данным метеостанций, это практически неощутимо. Однако некоторые косвенные признаки климатических перемен зафиксированы. Например, из двадцати трех видов птиц, гнездившихся на Иссык-Куле полсотни лет назад, девять видов в настоящее время признаны исчезнувшими, а другие заметно сократили свою численность. Климатические перемены птицы, вероятно, почувствовали раньше самых точных приборов.

Иссык-Куль называют горячим озером. Это оттого, что его вода теплее воды впадающих в него рек, и даже в самые суровые зимы оно не замерзает, а на берегах его выходят из глубин горячие источники минерализованных вод. Иссык-Куль называют одним из древнейших очагов человеческой цивилизации…


На Тянь-Шань с Енисея. «Очень все это было давно, очевидцев нет все равно…» — так начинают манасчи-сказители свои исторические песни. Но геологи умеют читать «слои земные».

Около миллиона лет назад Средняя Азия представляла собой огромную равнину. Не было и пустынь, которых теперь немало. Всюду господствовал теплый и влажный климат. Стада слонов бродили в зарослях высокой травы. Это был ландшафт типа современной африканской саванны.

Затем началось медленное поднятие горной системы. Миновали тысячелетия. Все резче и резче становились очертания гор, все выше поднимались их вершины, все ниже опускалась с них белая мантия вечных снегов и льдов.

|Две стадии оледенения отмечают ученые в ледниковой истории Тянь-Шаня. В первую из них ледники распространились особенно далеко. По некоторым представлениям, котловина Иссык-Куля заполнилась, когда они начали таять. Именно в это время появился человек на Тянь-Шане — началась история заселения горной страны.

Обработанные людьми палеолита орудия — каменные топоры из гальки — были обнаружены в 1953 году по дороге от Иссык-Куля к городу Нарыну. Следов первых обитателей Небесных гор сохранилось очень мало. Их стерли ледники второй стадии оледенения и последовавшие за ней века. Следы более поздних эпох сохранились лучше.

Пять — восемь тысячелетий назад люди поднялись высоко в горы. — к самым ледникам. На востоке Тянь-Шаня, на реке Сарыджаз, они разукрасили стены пещер пережившими века рисунками. Возраст мазков древних живописцев — шесть тысячелетий.

Ну а киргизы? Когда появились на Тянь-Шане киргизы?

Русский этнограф и историк академик В. В. Бартольд свои очерки по истории киргизов начал так: «Киргизы (кыргыз) принадлежат к числу древнейших народов Средней Азии. Из народов, живущих в Средней Азии в настоящее время, нет, по-видимому, ни одного, название которого так рано встречалось бы в истории».

Первое упоминание о киргизах относится к 201 году до нашей эры. Но киргизы тогда жили далеко от Тянь-Шаня. Долины Небесных гор населяли их предшественники. На протяжении двух столетий на берегах Иссык-Куля господствовал могущественный союз племен усуней. Согласно летописям, это были светловолосые и голубоглазые люди. Именно они создали первое государство на Тянь-Шане, население которого составляло около полумиллиона. Остатки построек усуней археологи находят на дне Иссык-Куля. Ни берегу озера сохранились цепочки курганов, при раскопках которых иногда удается обнаружить глиняные сосуды и золотые украшения. Наряду с усунями на Тянь-Шань проникли и племена кочевников. В первые годы нашей эры загадочный народ был порабощен гуннами. Их сменили другие завоеватели.

Остроконечная войлочная шапка с загнутыми вверх полями — излюбленный головной убор киргизов. Его можно увидеть и в горных ущельях, и на улицах Фрунзе. Но вот еще Геродот писал о том, что Тянь-Шань (он, конечно, не знал еще этого названия) населяют саки — скифское племя, имеющее на голове остроконечные шапки из плотного войлока. Значит, от скифов первого тысячелетия до нашей эры дошла до нас киргизская шапка…

Когда в 20-е годы XVII века неутомимые казаки-землепроходцы, упорно пробивавшиеся сквозь тайгу через величайшие реки мира, болота и степи все дальше и дальше на восток, покоряя громадные пространства Сибири, подошли к Енисею, то встретились с кочевниками, называвшими себя «кыргыз».

В конце первого тысячелетия нашей эры исторические судьбы сделали государство енисейских киргизов, как писал В. В. Бартольд, «первенствующей кочевой державой в восточной части Азии». Его границы простирались до Байкала и северных отрогов Тянь-Шаня. Монголия, Алтай, Саяны населены были тогда киргизами, распространившимися на восток с запада — это был редкий в истории случай завоевательных движений кочевников не на запад, а на восток. Государство киргизов на Енисее имело торговые связи с арабами Средней Азии. О его культурном уровне говорит наличие письменности — достаточно примитивной, но все же письменности, — внешне похожей на древнескандинавские руны.

В этой огромной стране Тянь-Шань был южной окраиной. В течение веков шел процесс проникновения киргизов в его долины. Этому способствовали и завоевательные походы Чингисхана.

В мусульманских рукописях XVII века уже рассказано о киргизах, живших на берегу Иссык-Куля. На карте же Иссык-Куль появился еще раньше. Составитель каталонской карты 1375 года обозначил на ней местность Issicol, а рядом приписал: «Здесь есть монастырь армянских братьев, в котором находится тело св. Матфея, апостола и евангелиста»-Как попали армянские братья, а пуще того, тело почтенного евангелиста на Иссык-Куль? Вполне возможно, что это фальсификация. Или просто еще одна загадка Иссык-Куля? Во всяком случае известно, что секта несторианиев-айсоров посылала своих миссионеров в Азию.

Переселившиеся с Енисея и Иртыша «кыргызы» дали свое название народу Тянь-Шаня, впитавшему в себя различные этнические элементы. Слово «кыргыз», возможно, происходит от древнетюркского «кыргу», что значит «красный». Но есть народная легенда, объясняющая происхождение этого слова по-иному: «кырк кыз» — сорок девушек, от которых произошли сорок родов киргизов.

В XVIII веке угроза покорения сильным и агрессивным Кокандским ханством нависла над народом гор, как дамоклов меч, и заставила киргизов искать защиты у России. Первые послы киргизов приехали к Екатерине с Дарами — тремя барсовыми и пятью рысьими шкурами. Ответный визит задержался почти на полвека. Только в 1825 году небольшой отряд в полсотню казаков под командованием хорунжего Нюхалова в сопровождении представителей племени богу, пригласивших к себе русских, достиг берега Иссык-Куля.

В 1863 году отряд капитана Проценко разрушил две кокандских крепости в долине Нарына. Однако, как только русские ушли, кокандцы восстановили свою власть на Тянь-Шане. Годом прекращения войны следует считать 1867-й, когда было построено Нарынское укрепление с постоянным гарнизоном. После этого с гор спустился и мирно поселился вблизи Каракола (ныне Пржевальск) дольше всех «бунтовавший» манап племени сарыбагыш Умбет-Али.

…Во время одного из маршрутов к леднику Конурулен, принадлежащему бассейну Иссык-Куля, нас приветливо, по-киргизски, угостили кумысом. Мы посидели, поговорили, и когда собрались уходить, в юрту вошел невысокий мужчина, по виду резко отличавшийся от черноволосых, черноглазых, смуглых киргизов. У него были рыжие усы и голубые улыбчивые глаза. Мы обратились к нему по-русски, будучи уверены, что он наш земляк, русский. Но в ответ услышали киргизское «джок». Голубые глаза его несколько ни виновато смотрели на нас: он был киргиз, и почти совсем не говорил по-русски.

Кто знает, может быть, мы встретились с одним из потомков загадочных усуней, первых обитателей берегов голубого Иссык-Куля?

НА ПОРОГЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО ТЯНЬ-ШАНЯ

Город Пржевальского. В Киргизии около двадцати городов. Есть города — памятники древности. Таких немного. Есть города, возникшие в послеоктябрьский период. И есть один, судьба которого в известной мере особая. Это самый старый город Прииссыккулья. Ему пошел девятый десяток… Долгое время Каракол был форпостом русских в Средней Азии. От тех времен осталась его правильная планировка как военного поселения и тенистые тополиные аллеи.

В 1888 году Н. М. Пржевальский отправился в свое пятое путешествие по Центральной Азии. Он намеревался пройти через весь Тибет, к таинственной Лхасе. Однако нелепая случайность внезапно оборвала жизнь этого необыкновенного человека. Произошло это на берегу Иссык-Куля. Пржевальский заразился брюшным тифом. Болезнь развивалась стремительно. Он лежал в палатке и вышел из нее, лишь когда увидел, как в трехстах шагах приземлился большой бурый гриф, вестник смерти. Метким выстрелом Пржевальский «снял» птицу, вызвав восторженное удивление окружавших его киргизов.

Это был последний выстрел охотника. Чувствуя себя все хуже, Николай Михайлович завещал: «Похороните меня на Иссык-Куле, на красивом берегу, в походной экспедиционной одежде, а надпись сделайте простую: «Путешественник Пржевальский». Через четыре дня после начала болезни Пржевальский умер.

Он остался на берегу Иссык-Куля. Над могилой его воздвигнут памятник работы скульптора И. Н. Гредера из гранодиоритовых глыб: над девятиметровой скалой распростер крылья горный орел. Под ногами — карта Азия, в клюве — оливковая ветвь мира…

Могила Пржевальского — место паломничества географов, которым памятны слова П. П. Семенова-Тян-Шанского на траурном заседании Российского географического общества: «Зайдите на его могилу, поклонитесь этой дорогой тени, и сна охотно передаст вам весь нехитрый запас своего оружия, который слагается из чистоты душевной, отваги богатырской, из живой любви к природе и высшему проявлению человеческого гения — науке — и из пламенной и беспредельной преданности своему отечеству».

Через год после смерти Пржевальского Каракол получил новое название — имя отважного путешественника.

Географы, охваченные неутомимой страстью к преодолению пространств, любовью к природе, презревшие спокойствие и благополучие, были первыми русскими в Киргизии. Мужественный народ гор по ним составлял представление о чертах характера русского человека, которого впоследствии назовет старшим братом. Они несли кочевникам и горцам мир и дружелюбие, искры великой русской культуры. Они поведали миру о киргизах, с большой теплотой описали их характер, обычаи, положили начало собиранию образцов устного народного творчества.

В то время как в официальных изданиях Туркестанского генерал-губернатора можно было прочитать, что «киргизы — дикое племя детей природы в самом печальном смысле этого слова, находящееся на низшей ступени развития», ботаник В. И. Липский, путешествовавший по Тянь-Шаню в в 1902 году, писал: «Киргизы — племя живое, чуждое мусульманской инертности и мертвенности. В натуре их есть что-то поэтическое. Любовь к передвижениям, известная «непосидючесть» составляет характерную черту этого племени».

Визит Семенова-Тян-Шанского в Иссык-Кульскую котловину можно считать началом подлинного сближения киргизов и русских. Передовые деятели русской культуры всегда с симпатией относились к киргизскому народу. Известен интерес к киргизам Пушкина. Чехов, будучи еще учеником Таганрогской гимназии, одно из своих классных сочинений посвятил киргизам. Это сочинение хранится сейчас в Литературном музее Таганрога. Датировано оно 1876 годом. В ту пору Чехов увлекался географией и только что прочитал пять томов «Космоса» Гумбольдта.

О Пржевальском Чехов писал в некрологе: «… понятен смысл тех опасностей и лишений, каким он подвергал себя, понятны весь ужас его смерти вдали от родины и его предсмертное желание — продолжить свое дело после смерти, оживлять своей могилою пустыню…» Пржевальский оставил о себе добрую память на Тянь-Шане. Она сохраняется и в названии города, носящего имя географа.

Теперешний Пржевальск — город с сорокатысячным населением, заводами, техникумами, аэропортом, театром, педагогическим институтом. Еще в дореволюционные годы в Пржевальске складывался своеобразный центр по исследованию Прииссыккулья и Тянь-Шаня. Были энтузиасты вроде основателя агрометеорологической станции Я. И. Королькова. Нити всего передового тянулись в Пржевальске к одному этому человеку. С его именем связано возникновение библиотеки, театра, городского парка, опытной сельскохозяйственной станции, публикации первых научных статей о природе восточного Прииссыккулья.

Экспедиции, отправляющиеся на Тянь-Шань, чаще всего проходили через Пржевальск. В двадцатые, тридцатые годы он был подлинной «стартовой площадкой». Из Пржевальска выходили на штурм отряды альпинистов и топографов, героическая работа которых завершилась открытием высшей точки Тянь-Шаня — пика Победы. В послевоенные годы Иссык-Кульский центр науки переместился на тридцать километров западней…


Покровка и Чон-Кызылсу. Когда осенью 1867 года Н. А. Северцов проходил со своим караваном через реку Джуука, он неожиданно встретил среди киргизов русского крестьянина, который уже второй год жил на Иссык-Куле, «наживал деньгу на обратный путь…». Этот первый русский поселенец пришел сюда без гроша в кармане. Сначала работал на строительстве пограничного поста, потом построил мельницу, купил лошадь, стал заниматься извозом и наконец засеял киргизские поля, с платой за орошение из урожая. Впоследствии здесь образовалось большое переселенческое село Покровка, теперь районный центр Джетыогузского района.

«Джетыогуз» — так называются красные скалы в ущелье неподалеку от Покровки. Вблизи скал земля источает целебные воды, здесь выстроены корпуса санаториев.

В ущелье Джетыогуз побывал и Семенов-Тян-Шанский. Он нашел, что белоснежная вершина Огуз-баш, замыкающая долины, имеет сходство со знаменитой альпийской Юнгфрау, но еще более великолепна. Пробираясь по барбарисовым зарослям Джетыогуза, Семенов вышел в ущелье Чон-Кызылсу — той самой реки, которая протекает на окраине Покровки.

Да, Покровку не назовешь молодой… Но есть в Покровке улица Пионерская, а на ней — полускрытый в зелени небольшой дом. В нем помещается Тянь-Шаньская физико-географическая станция, организованная Г. А. Авсюком в 1947 году на базе Северо-Киргизской экспедиции Института географии Академии наук СССР. С первых же дней она стала буквально прибежищем молодых энтузиастов географической науки. Очень многие, теперь уже знаменитые, географы начинали свою жизнь исследователей природы в Покровке и в верховьях долины Чон-Кызылсу, где станция имеет свой высокогорный филиал. По существу это целый географический институт, решающий путем комплексных исследований серьезные задачи географии Прииссыккульской котловины и всего Тянь-Шаня.

В сороковых годах академик А. А. Григорьев— тогдашний директор Института географии Академии наук СССР — теоретически обосновал необходимость перехода к новому методу изучения природы — стационарному. Этот «скачок» от эпохи путешествий и открытий новых географических объектов, от описания внешних признаков явлений и процессов к вскрытию внутренних закономерностей развития географической среды был необходим. Наука поднималась на более высокий уровень. Только познав закономерности географических процессов, можно научиться их использовать в решении задач преобразования природы.

Все явления и процессы в природе взаимосвязаны между собой. Изучать природу нужно комплексно, поэтому на станции работают различные специалисты: физико-географы, гидрогеологи, гляциологи, геоботаники, геоморфологи, почвоведы.

Ежегодно небольшие экспедиционные отряды отправляются в лесистые долины и на высокогорные равнины, на ледники и ледниковые речки, на берега голубого Иссык-Куля и других озер, которых немало в высокогорье Тянь-Шаня.

Летом научный центр из Покровки перемещается в горы, в верховья речки Чон-Кызылсу, в окружение мохнатых и стройных тяньшанских елей, поближе к скалистому, холодному гребню Терскея, к его ледникам и вечным снегам. Там стационар. В удивительно красивом месте расположен он.

Надо ехать вьючной тропой часов пять. Сначала зелеными лугами, где в большом предгорном селении пара злых собак непременно сопроводит вас лаем, потом — по редколесью, мимо молочной фермы, куда сгоняются на дойку десятки коров с окрестных пастбищ и откуда машины с голубыми цистернами отвозят свежее молоко в города и поселки Иссык-Куля. У самой границы настоящего леса, густого и темного, как тайга, грибного и ягодного, останавливаются все путники.

Это полпути. Здесь, в потемневших деревянных срубах, пузырится и дышит паром горячий минеральный источник — подлинное чудо природы. Около него пока нет санаторных корпусов, кругом — первозданная, нетронутая природа. И целебные сероводородные ванны принимают под открытым небом все проезжающие мимо. Температура воды сорок два градуса по Цельсию. Особые преимущества имеют здесь, правда, члены колхоза «Коммунизм», который в 1955 году поставил срубы над источниками.

Лес наполнен птичьими голосами и шумом реки, набирающей энергию в верховьях долины, где она становится все уже и уже, все круче и круче… Ели теснятся друг к другу, гуще кустарник, кое-где уже с трудом пробираешься через лес. Выручают тропы — по ним спускаются к воде лесные обитатели. Тропинка идет вдоль склона, вдоль реки, потом круто поднимается вверх. Здесь речная терраса. Лес снова принимает парковый облик: между деревьями много свободного пространства. Под ногами — богатый красками ковер из цветов. Цветы хорошо знакомы, но есть среди них и те, которые видишь впервые.

Вот этот цветок не простой… Вид его вполне безобиден: высокий стебель, глубоко изрезанные пятипалые, как рука человека, листья, синие и фиолетовые цветочки. Но корень этого растения содержит сильнейший яд, который, как всякий яд, в микродозах используется в лекарственных целях. Это знаменитый иссыккульский корень-аконит.

А вот и земляничная поляна. Ягоды крупнее, чем в Подмосковье. Это горная земляника… И пчелы над поляной летают особые, горные. И конечно, мед имеет свой, тяньшанский привкус. В Пржевальском районе есть специальный пчеловодческий совхоз. А пасеки разбросаны по всем долинам Прииссыккулья.

Дальше — одинокая постройка, а за ней — двухэтажный дом. Видны флюгер и будки метеоплощадки. Неподалеку — обелиск на могиле Юры Рихтера, студента МГУ… Здесь кончается лес. Впереди — безлесная долина и замыкающая стена горного хребта с ледниками. До ближайшего из них — километров восемь.

Лесной склон близ станции изрыт канавами нескольких стоковых площадок, на которых сотрудники стационара изучают распределение влаги на разных уровнях, а также процессы перемещения химических элементов в почве и растениях.

Зеленые склоны долины Чон-Кызылсу пользуются большим вниманием ученых. Семь вертикальных почвенно-растительных поясов сменяют друг друга по мере подъема к скалистому гребню. В каждом из них свой режим тепла, влаги и характер миграции химических микроэлементов, обусловленный климатическими условиями.

В самом нижнем поясе, подгорном, животный мир наиболее разнообразен. В лесу количество млекопитающих сокращается до тридцати двух видов, в субальпийских лугах — до двадцати трех, в альпийском поясе остается не более двух десятков видов. На ледниках можно встретить лишь «транзитников»: стадо горных козлов, снежного грифа, снежного барса, снежных баранов.

Пожалуй, все-таки наибольший интерес ученые стационара проявили к ледникам, которые находятся совсем близко; всего часа два пути — и вы на краю жизни, у хаоса ледопадов, в окружении смертоносных лавин.

Первый директор Тянь-Шаньской станции Г. А. Авсюк построил у подножия ледника Карабаткак хижину из валунов. В ней он жил, проводя свои первые наблюдения, сыгравшие большую роль в развитии гляциологической науки. И сейчас здесь регулярно поселяются, сменяя друг друга, гляциологи. Карабаткак остался их постоянным объектом.

Другой ледник, находящийся в сфере особого внимания гляциологов станции, — Ашутор. Во времена Международного геофизического года здесь была пробурена глубокая скважина во льду, а в нее заложены полупроводниковые термометры — термисторы. С их помощью регулярно измерялась температура льда на разных глубинах. Но время шло. Лед двигался, а поверхность его понижалась от ежегодного таяния.

Посетив ледник через четыре года, я увидел изорванные, спутанные провода на поверхности рядом с огромнейшей трещиной. Надо было бурить новую скважину, не забывая ни на минуту о том, что ледник «живет» — «худеет» и «толстеет», покрывается сетью «морщин», трещин, «умирает», оставляя после себя морены, валуны, быстрые речки, бегущие вниз, туда, где нужна живая вода.

По Ашутору проходит путь на перевал через Терскей-Алатау. Это старинный кочевой путь. И сейчас на леднике можно встретить лошадиный череп, кости…

Не так уж давно существует географическая станция, но сделано много — вышло в свет полтора десятка монографий и больше тридцати сборников статей. Общий объем изданных трудов составляет пятьсот печатных листов. Практическая направленность характерна для этих работ: они призваны помочь земледельцам долин, рыбакам Иссык-Куля и животноводам высокогорных пастбищ научно организовать хозяйство, в полном соответствии с требованиями природной среды. Главный объект исследований географов Иссык-Куля — Центральный Тянь-Шань — область, расположившаяся к югу от озера.

Мы приехали в Покровку по южному берегу Иссык-Куля, по только недавно законченной дороге. В прежние времена чаще ездили северным берегом, через курорт Чолпон-Ата, рыбацкое село Тюп, исчерченный аллеями гигантских тополей Пржевальск. Но дорога «югом», как здесь говорят, короче.

Пока еще пустынен южный берег Иссык-Куля. Непривычно мало встречается здесь сел, людей, машин… Когда смотришь налево, на яркий аквамарин безбрежного озера и веселую синь неба над ним, то невольно хочется увидеть справа, на берегу, утопающие в декоративной зелени белоснежные корпуса санаториев… Но долго-долго вдоль дороги тянутся одни лишь красноватые скалы из песчаника, скупо заселенные растительностью, и лишь древние береговые линии Иссык-Куля четко зафиксированы на скалах. Толь’, неподалеку от Тамги, на берегу живописной бухты, среди бескрайних зарослей облепихи, появляется первый на южном берегу санаторий.


«Золотой цветок» Иссык-Куля. Бескрайние поля опийного, или лекарственного, мака — вот что поражает всякого, кто попадает на берега Иссык-Куля, потому что нигде больше в нашей стране не увидишь этот прекрасный цветок в таких огромных количествах.

Цветет мак в мае. Невозможно оторвать глаз от фантастической картины — белые и алые волны цветов ветер гонит навстречу голубым волнам озера. Иссык-Кулю «к лицу» это пылающее обрамление. Впрочем, алые маки — сорняки в белом маковом поле. Их мало, но они заметны.

Проходит пора цветения. Осыпаются нежные лепестки, поля становятся зелеными от сочных, еще незрелых семенных головок, увенчанных серенькой четырехлучевой звездочкой. Постепенно головки теряют свежесть, выцветают, желтеют, сохнут, пока не превратятся в погремушки: белые семена мака гремят в сухих коробочках. Но не они являются сырьем для получения лекарственного опия: драгоценный сок таится в стенках незрелых еще маковых головок. На одном гектаре макового поля — сотни коробочек.

Сборщики опия появляются на поле дважды в сутки. После полудня, когда коробочки нагреются солнцем, сборщики делают на стенках глубокие надрезы специальным кривым ножом с тремя лезвиями: по ним будет стекать сок. Рано утром с восходом солнца нужно собрать выступившие на стенках коробочек янтарные капли. Работу необходимо закончить до того, как солнечные лучи начнут припекать.

Мак возделывался веками. Издавна его называли «золотой цветок», потому что он ценился дороже золота. Опий-сырец идет на изготовление трех тысяч видов лекарств. Теперь большинство иссыккульских колхозов сдают государству ценнейшее медицинское сырье.

В Пржевальске существует зонально-опытная станция мака, где собрана богатейшая в мире коллекция семян мака— 1100 сортов. На полях станции не только красный мак, по и белый, розовый, голубой, оранжевый…


Дороги Киргизии. Широкие поля опийного мака тянутся на протяжении всего пути к селу Барскоон, где от Иссык-Кульского шоссе ответвляется дорога на сырты Центрального Тянь-Шаня. Слово «сырт» в переводе означает «спина». Это плоская спина гор… Киргизы называют этим словом все участки горной местности, на которых невозможно земледелие, но которые используются для массового выпаса скота, т. е. полезные для животноводства участки, расположенные за неприступными горными хребтами, в стороне, поодаль от населенных мест.

Сырты играют большую роль в жизни киргизского народа. Сколько раз дорога к ним становилась единственной «дорогой жизни» для скотоводов! Только на сыртах, обычно почти бесснежных, скот может находить себе пропитание, когда снег покрывает толстым слоем долинные и предгорные пастбища. Целые армии овец и лошадей бредут по теснине Барскауна к спасительным заоблачным равнинам.

Нередко в прошлом сырты становились предметом раздора между отдельными племенами кочевников. В последний раз ареной кровавой братоубийственной борьбы сырты были в середине XIX века, перед самым приходом на Иссык-Куль Семенова-Тян-Шанского.

На фоне макового поля дорожный указатель: «На сырты». У обочины нас останавливают. Это целая семья — плотный мужчина в остроконечной киргизской шапке, невысокая худая женщина с грудным ребенком на руках, мальчик лет десяти, одетый точно так же, как и отец, в толстовке защитного цвета, бриджах, парусиновых сапожках и остроконечной шапочке.

— Куда едешь? Рыбачье — бери. Знакомы будем, кумыс пить будем.

— Нет, не в Рыбачье. Мы на сырты. Поехали а нами!

— Нельзя. В Рыбачье надо, к брату. Неделю не видал Много рассказать надо…

Что это? Инстинкт кочевника, своеобразно проявляю щийся в век автомобиля? Для киргиза ничего не стоит от правиться за двести — триста километров всей семьей с том чтобы к утру вернуться. Письмо не скоро дойдет, съездить другое дело.

Когда-то очень давно старая киргизка так ответила на вопрос: «Почему вы кочуете?» смелому Вамбери: «Мы не так ленивы, как вы… Нам не усидеть по целым дням на одном месте. Человек должен двигаться, потому что солнце, луна, вода, звери, птицы, рыбы — все движется! Только земля и мертвые остаются на месте».

Прежде путь с караваном через заснеженные перевалы Небесных гор продолжался нередко все лето. Теперь то же расстояние самолет пролетает за два-три часа, а на машине, по автомобильной дороге, можно попасть в самую отдаленную часть Киргизии за день.

…Барскоон — шумное селение. Здесь очень много машин. Это последний большой населенный пункт перед подъемом в горы, начало дороги на сырты.

— Сколько до сыртов? — спрашиваем у шоферов, толпящихся возле прилавка книжного магазина.

— Далеко… Километров девяносто будет. Бензина много брать надо.

— Девяносто? Так ведь по карте не больше тридцати…

— По карте? Э-э… Тут нельзя по карте. Тут от Сары-Майнок пойдет — туда-сюда… серпантин, — развеселившийся собеседник наш выразительно рисует в воздухе стремительную крутую спираль, — много бензина бери!

Выезжаем из Барскоона, надо спешить. Жаль, что не смогли посмотреть развалины старинной крепости, находящиеся где-то в устье реки Барскаун. Здесь был древний Бирсхавн. Арабский географ XI века Гарзиди свидетельствовал, что это большой, богатый и мирный город, из которого шел тогда торговый путь через бассейн Нарына в Ференцу…

Перед нами снова дорога. Горная страна отдает предпочтение автомобильному транспорту. И длина автомобильных дорог составляет три тысячи километров. Они бегут вдоль быстрых речек, взбираются на плечи предгорий, устремляются в самое небо спиралями серпантинов, пронзают горные хребты иглами тоннелей…

В 1931 году было завершено строительство дороги в Бойме. Тогда впервые перестал быть смертельным знаменитый со времен П. П. Семенова «поворот смерти». «Королевой» киргизских дорог стала в последнее время трасса Фрунзе — Ош. По склонам гор, насквозь через два хребта прошла она выше облаков.

Там, где к отвесным скалам прижималась головокружительная «койджол» — овечья тропа, пролегло теперь широкое шоссе, на котором лишь перед перевалом исчезает асфальт, чтобы уменьшить опасность гололеда. Теперь кратчайшим путем соединены Северная и Южная Киргизия из Чуйской долины легко можно проехать в Фергану, и важнее всего, что путь в Сусамырскую долину — центр животноводства в Центральном Тянь-Шане — стал легким и коротким.

Эту долину, расцвеченную цветами и травами, окруженную серебристыми цепями гор, видно всю как на ладони при подъеме на перевал Тюяашу. Прежде, когда не было дороги Фрунзе — Ош, это красивейшее место было самым опасным на пути в Сусамыр: машины шли, нависая над пропастью. Теперь автобусы и грузовики ныряют в глубь Киргизского хребта, пронзают его насквозь по прямому как стрела тоннелю Сусамырского «метро».

Нелегким было строительство Великого Киргизского тракта, как часто теперь называют дорогу Фрунзе — Ош почти шестьсот километров, из них около трехсот — через горы, два трехкилометровой высоты хребта, два заоблачных перевала — Тюяашу и Алабель и еще перевалы пониже Чтобы построить дорогу, пришлось переместить одиннадцать миллионов кубометров грунта, соорудить больше ста мостов через реки и ручьи, среди них — акведуки над Нарыном, Карасу, Карадарьей…

Но самое грандиозное сооружение дороги, без сом нения, — Сусамырский тоннель, пронзивший Киргизский хребет. Его длина — два с половиной километра. У грозного лавиноопасного перевала Тюяашу оградил он проходящие машины от лавин и камнепадов, укрыл от страшных обвалов.

В 1960 году, 10 июля, прогремел последний взрыв — произошла сбойка тоннеля. Продвигавшиеся с севера и юн проходчики встретились. В этот день у рабочего стройки родился сын. Родители дали ему имя, новое для киргизов, — Тоннельбек. В этом факте отразилась гордость за сделанное своими руками. И гордиться есть чем…

В ноябре 1965 года последние семьдесят пять километров дороги были приняты Государственной комиссией. Пройдут годы, и Великий Киргизский тракт сыграет огромную роль в преобразовании Центрального Тянь-Шаня, в развитии его еще скрытых производительных сил.

Уже сейчас, благодаря этой дороге, практически уничтожена извечная на Тянь-Шане угроза бескормицы — «джута». Такая угроза нависла, например, над пастбищами сыртов снежной зимой 1968–1969 годов. Тогда участок трассы У гут — Казарман, обычно закрытый зимой из-за снежных завалов, срочно расчищали — сотни тысяч кубометров снега были сброшены с дороги. Семидесятикилометровый заоблачный путь был открыт среди зимы, и скот, зимовавший на сыртах, вывезли на автомашинах. Круглогодичная работа дороги Фрунзе — Ош — гарантия от «джута».

Загрузка...