Над судьбой

Армию вторжения разведка вела уже от Нового Ормеала. И пока ничего не подозревающий Вэнс рассчитывал маршрут движения своих войск, на этом давно уже вычисленном пути краснокожие создавали одну засаду за другой. Они готовы были, нанося удар за ударом, заманить врага до стен крепости, охраняющей заводы надежду и гордость народа. И под этими стенами, используя крепостную артиллерию и пушки трофейных ботов, добить его.

Но перый же ночной бой окрылил их. А нападение на врага возле брода вселило еще большую уверенность. Изрядно потрепанная армия Вэнса ушла с прямого пути к "главному селению дикарей" с такой заботой специально выстроенному для приманки в ловушку. Армия ушла с дороги, насыщенной рубежами обороны. И это спутало планы краснокожих.

В ночь, которую генерал посвятил допросу пленных, в ночь лишь случайно не ставшею для него последней, в лагере врагов Вэнса происходили не менее значительные события. Необходимо было срочно решать, как же дальше сражаться с врагом. Собрался большой совет вождей. В основном все были настроены на самые решительные действия.

Их мысли и чаяния выразил Твердое Сердце.

- Надо напасть на марше. Внезапность наш союзник. Они не смогут использовать пушки. Одновременно ударит конница и пехота. Через реку мы сможем перебрасывать все новые и новые силы. Мы окружим и уничтожим их.

Зоркий Сокол, Командующий Армией, не спешил. Он не сомневался, смогут ли краснокожие одолеть врагов. Он думал лишь о цене победы.

- Мой брат, говорит как смелый воин, - обращаясь скорее к остальным, чем к Твердому Сердцу, тихим, бесстрастным голомом произнес Командующий. Бесшумная, гибкая пума из ночной засады одним прыжком убивает оленя, ломая ему хребет. Но что бывает когда она промахивается?! Бизон огромен и силен. В тот миг, когда он уверен в победе, зверь опускает рога и идет на пролом. Он становится неудержим, бесстрашен. И слеп. Он бьет в пустоту. Сколько воинов потеряем мы, пока не умрет последний враг? Все готовы отдать свои жизни ради нашей победы. Но пусть погибают враги. Что скажет Сменивший Сущность?

- Внезапность нападения скажется на первых порах. Затем завяжется бой. Артиллерия противника станет бесполезной. Но и наши пушки окажутся без дела. Потери будут огромны с обеих сторон. Понимая свою обреченность, энглиши в плен сдаваться не будут.

Слово взял Твердая Скала. Он был далеко не молод и почти отошел от дел. Потому его желание высказать свое мнение вызвало оживленный интерес.

- Многим сейчас тяжело представить, что когда-то у краснокожих не было лошадей. Горячий мустанг, он как брат. Пеший воин догнать на равнине и поразить бизоне не сможет. Но деды наших дедов могли делать это. Они окружали стада и гнали их к обрывам. И бизоны шли. Путь к гибели они принимали за путь к спасению. Они мчались лавиной, сметая все. Их огромная сила обращалась против них самих.

Куда идет генерал Вэнс? К селению, где много скальпов беззащитных старух и грудных детей. Слова Твердого Сердца близки мне. Пусть самые отчаянные нападут во время перехода. Надо ударить и сразу пуститься в ложное бегство. Мы перебьем канониров, кто станет стрелять из пушек?

Вэнс обязательно пошлет погоню. Мы встретим ее. Потеряв конницу бледнолицые будут ждать ночного штурма. Он не нужен. Утром они сами пойдут в атаку. У них не будет выбора.

Не успел старик закончить, как поднялся сгорающий от нетерпения Биг Айренхэнд.

- Я поведу воинов.

Его глаза сияли, тело рвалось вверх. Казалось будто птица он вознесется над землей, чтобы крушить вторгшихся врагов.

- Неистовая Рысь смелый воин, - улыбаясь произнес Зоркий Сокол, - пусть будет так.

Потеряв драгун, энглиши окружили свой лагерь двумя рядами фургонов, не сомневаясь, что ночной штурм неизбежен. Эту уверенность всю ночь поддерживали группы краснокожих, постоянно иммитируя нападение. Выход из осажденной крепости был полностью закрыт.

Под покровом ночи краснокожие сняли пушки с лодок и установили на боевых позициях в рощах. Здесь же расположились три тысячи стрелков, имеющих ружья и по два колчана стрел. За восточной рощей спряталась конница - четыре тысячи всадников. Главные силы краснокожих не смог обнаружить даже Натаниэль Дуанто.

Вэнса же встретили умело изготовленные чучела. Пришлось собрать одежду почти со всех становищ. Около пяти тысяч пугал, прикрепленных к колышкам и связанных между собой ремнями ждали картечи.

Яркая собачья маска с хищным оскалом и красочные перья уже с двух-трех сотен шагов не позволяли отличить человека от подделки. Вэнсу не помогла даже подзорная труба.

Среди чучел стояло две тысячи воинов прикрытых щитами. На каркас из ивовых прутьев крепилось по четыре бизоньих шкуры мехом наружу. За тысячу шагов картечь не пробивала их.

Массовые потери обеспечили пугала. Воины валили их, дергая за ремни. Для придания картине полной завершенности, воины тоже ложились на землю, прикрываясь щитами. Они ждали сигнала к началу "трусливого бегства с поля боя". Все они были распределены вторыми номерами у стрелков в рощах и у всадников. Но добровольцев оказалось в избытке. В сводный отряд отбирали по жребию.

Когда уже не было сомнений, что все идет идеально, среди вождей разгорелся жаркий спор. Сменивший Сущность предложил воинов, стоящих между рощ, приковав к земле поясами смертников общества псов.

Это непременно введет врагов в глубое заблуждение. Бегство "жалких остатков уничтоженных дикарей" станет вполне правдоподобным.

Метис замахнулся на святое. Возмущению не было предела. Даже Зоркий Сокол был удивлен.

- Смерть не страшна, страшнее потерять свою гордость. Мы не можем сделать этого.

Ред Мистейк был растерян. Неужели его народ уподобится многочисленным диким племенам по всей планете, так и не способным перешагнуть через барьеры ложных запретов-табу? Где они: честь, мораль, закон? Как относится к тому, что сдерживает развитие. Какие ограничения истинны, а какие ложны?

Впервые он был один против всех. Но за ним стояли сотни спасенных жизней, исход всей битвы. Он не имел права уступить. Пылая жаром страсти, дрожащим голосом он почти закричал.

- Братья! Гордость? А где была она, когда мы отдавали наших маленьких детей в слуги франкам? Сколько унижений готов терпеть каждый из нас от их пьяных разгулов, дебошей, грязных оскорблений. Разве не хватается за рукоятку ножа воин слыша слова: дикарь, немытая краснокожая свинья, вонючая обезьяна? И скрипя зубами он отводит руку. Мы терпим их, потому что знаем: пройдет всего лишь несколько лет и мы вышвырнем этих зарвавшихся пьяниц.

Кому из воинов приятно, чтобы его сын стал не лучшим из лучших на тропе войны, а умелым кузнецом? Или бондарем, или скорняком? Мы с болью в сердце отдаем своих собственных детей народу. Каждый понимает: общее благо выше личного. Мы жертвуем большим, чтобы не потерять великое.

Что вечно в этом мире? Горы? Но и их разрушают вода и ветер. Реки! Но и они меняют русла, прорываясь сквозь скалы!

- Великий Вождь! - Сменивший Сущность подошел к Зоркому Соколу, - когда ты поднял руку на Богов, на страшных идолов майянов, ты был подобен Богу. Сколько поколений наших предков почитало ложных кумиров. Мы разорвали путы этой лжи. Правда и ложь, добро и зло, гордость и унижение; кто сможет не задумываясь тут же провести границу между ними? Почему врагам нашим так часто сопутствует удача? У них два закона - один для своих, а другой для чужих. Наша гордость не в том, чтобы умереть героями. Победителей не судят!

Великолепно замаскированный командный пункт находился на вершине старого клена. Зоркий Сокол думал лишь об одном: "Только бы они поверили". За ночь был подготовлен ров для конницы Вэнса. Восемь локтей в ширину, пять у глубину. Всю землю воины унесли в рощи, накрыв ров жердями, хворостом, сверху дерном.

Люди гибли там, где все было сделано для того, чтобы они остались живы. Вход в эту ловушку для бледнолицых обильно полит кровью алдонтинов и шауни.

Энглиши поставили всю артиллерию на пригорке одной батареей. Нет никакого пикрытия. Конница! Вождь ждал удара кавалерии.

И она пошла. Пять линий всадников неудержимой лавиной понеслись вперед. Они жаждали крови. Ее запах бил по ноздрям, туманя сознание. Уже всадники поднялись в стременах, уже занесены над головами клинки. Нет силы, способной остановить эту массу человеческих и конских тел

Две линии всадников мгновенно провалились в ров. Где грудью, где брюхом лошади напарывались на установленные на дне острые колья. Кавалеристы вылетали из седел и ломая конечности, шеи и ребра, тут же падали рядом. Ржание смешивалось с воплями, стонами, проклятиями.

Остальным линиям удалось удержать лошадей. Линии сбились, наступила неразбериха, паника.

Пора! Зоркий Сокол опустил руку. И тут же три тысячи воинов встав в полный рост натянули тетивы. Стрелы бесшумно понесли неотвратимую смерть. Сделав по пять выстрелов воины взяли в руки ружья; пехота энглишей приближалась к рощам.

Накрыв одним единственным залпом батарею энглишей, краснокожие лишили их не только артиллерии, но и управления.

Залпы следовали один за другим. Разбивая в щепы доски, круша колеса, оглобли, ядра размели часть фургонов, повозок. Образовалась громадная брешь.

Отступление солдат превратилось в бегство. Многие ринулись на западный берег Мутной реки, надеясь спастись в зарослях тростника, другие залегли под телегами.

Пушки стали бить бомбами и гранатами. Фургоны с порохом взрывались, кругом разбрасывая огонь. Горело все, что может гореть. Организовать единую оборону никто уже и не пытался.

Под прикрытием артиллерии выдвинулась конница краснокожих. У многих всадников за спинами сидели воины. Шли на рысях, не спеша, большим полумесяцем, чтобы не попасть под огонь своей артиллетии.

Обстрел закончился и через пробитые ядрами бреши, всадники ворвались в лагерь. Завязалась рукопашная. Краснокожие пехотинцы, спрыгивая с лошадей, стали быстро выдвигаться в юго-западном направлении, отрезая солдатам последний путь к отступлению на западный берег Мутной реки.

Схватка быстро превратилась в побоище и лишь каждый двенадцатый из армии вторжения успел сдаться в плен.

Их связали между собой, выстроили колоннами и конвой из прекрасно вооруженных всадников щелкая бичами, взмывая ржащих мустангов и оглашая округу боевыми кличами, погнал жалкие остатки лучших, самых боеспособных в колониях полков на запад. Что ждало их в глубине бескрайних равнин?

Вечернее солнце уже смотрело в лицо уходящим на закат отрядам победителей. Блеклая голубизна неба на востоке все больше тускнела, а на западе розовела закатным румянцем.

Зоркий Сокол вздыбил коня, резко развернул его. Там далеко за Отцом Рек лежала страна бледнолицых. Земля, отнятая ими у коренных народов Континента. Она ждет своих освободителей и они еще придут к ней. Он быстро дернул поводья и, как ездят всадники без седла, то широким галопом, то шагом стал догонять колонны.

Солнце краснокожих уже всходило на западе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Следопыту хватило одного беглого взгляда. Впереди шел человек, чудом спасшийся после разгрома армии Вэнса. Короткие, заплетающиеся шаги, кровь на следах. Путник не был ранен, но его одолевала смертельная усталость.

Нат не спешил догнать этого человека. Он боялся. Здесь в чащобе врагом мог быть каждый. Перед глазами как мираж вновь мелькали сцены побоища. Среди трупов лежал совсем молодой еще солдатик, разбросав свои уже начинающие синеть члены; какое-то животное успело изгрязть его лицо. Рядом валялась неимоверных размеров оторванная кисть руки; белая, будто изготовленная из гипса. Белая вся, за исключением окровавшенного пенька.

Ловко прячась за деревьями, Натаниэль стал следить за путником, постепенно приближаясь к нему. Вскоре он узнал его. Это был сержант Нельсон. Следопыт слишком хорошо запомнил этого человека. Чванливый служака; испорченный солдат, которому никогда не быть офицером. Разве в силах он забыть слова?

- Запомни, волонтер, люди высшего сорта живут в метрополии, континентальцы - это уже совсем не то, ну а такие как ты мало чем отличаются от краснокожих.

Нельсон прибыл из-за океана наводить порядок. В тот вечер он был в немалом подпитии. Брызгая слюной, он размахивал руками, постоянно сооружая из своих коротеньких толстых пальцев все новые и новые фигуры. Он паясничал под дружный зловредный хохот подобных себе.

Нат сдержался, но затаил обиду. И вот - этот самый Нельсон находился в нескольких десятках шагов от него.

Разбитые, раздувшиеся ноги, согнутая спина, висячие как плети руки. Сержант вызывал острое чувство брезгливости, хотелось подойти и дать ему хорошего пинка. Может быть вогнать между лопаток топор?

Но Соколиный Глаз не стал делать ни того ни другого. Он умел ждать. Долгая жизнь в лесах научила его этому.

Он решил понаблюдать, сможет ли этот надутый индюк так же ловко умничать, как в прошлый раз.

Сделав еще несколько шажков, вконец измотанный Нельсон, едва не свалившись плюхнулся на полусгнивший ствол давно поваленной ветром старой осины. Он обхватил щиколотки руками и монотонно, словно маятник, раскачиваясь взад-вперед стал с шумом дуть на кровоточащие стопы, надеясь хотя бы на миг унять невыносимую боль.

Натти уже готов был сделать крюк влево, обогнать сержанта и, уходя вперед, пожелать тому успехов в борьбе если не с краснокожими, которые, без сомнения, подчистят лес до самого Отца Рек, то с ночными животными.

Он даже было уже собирался порассуждать о том, что Нельсон похудел зря. Ни медведь, ни пума благодарить его за это не станут.

Тяжело судить, что Натти успел осознать раньше, прыжок рыси или дикий вопль? Зверь уже был на загривке человека и следопыт инстинктивно чувствуя боль сержанта, ни о чем не думая ринулся вперед. Старый охотник знал одно: надо спасти подобного себе от чужака.

В этот миг врагом была рысь.

Она давно следила за слабеющим сержантом. Старая, дряхлеющая самка пережила еще одну голодную зиму. У нее уже не было сил завладеть крупной добычей. Но слабеющий человек казался лакомым куском. Она вовсе не собиралась тут же напасть на него, выжидая удобного случая. Голод вооружил ее храбростью, а запах крови неотступно манил к себе.

Несмотря на изможденность, двигающийся человек казался зверю огромным и могучим. Но сев и согнувшись, он перестал выглядеть таковым.

Впившись когтями передних лап в плечи, она вонзила зубы в основание шеи, медленно сжимая тиски смерти.

Старый солдат привык ко всему. Он быстро отошел от болевого шока и сразу же вступил в схватку, ценой которой была его собственная жизнь. Он стал беспорядочно размахивать руками, пытаясь хотя бы как-нибудь отбиться от хищника.

После нескольких бесполезных попыток он понял, а скорее почувствовал, что единственное спасение - его собственный вес. Вцепившись руками в голову врага еще сильнее и придавив его к себе еще плотнее, он грохнулся на спину, ударив зверя всем телом и начал вдавливать его в землю.

Почувствовав силу своей жертвы, рысь стала иступленно рвать тело задними лапами. Могучие когти полосовали мышцы спины. Место схватки залилось кровью.

Подоспевший Нат схватил уже не оказывающего сопротивление сержанта за ноги и рывком перевернул его на живот. Зверь оказался наверху. Выхватив топор, следопыт нанес несколько ударов в позвоночник хищника, а затем рывком отбросил издыхающее животное в сторону. Для верности он еще несколько раз наотмашь рубанул и всадил нож в сердце по самую рукоятку.

Дергаясь в судорогах, хрипя и разбрызгивая кровь, рысь пыталась удержать покидающую тело жизнь. Бросил полный охотничьего восторга взгляд на поверженного врага, Натти тут же склонился над сержантом.

Перевязывая раны, он быстро понял, что Нельсон уже не жилец. До Отца Рек два дня пути, а дальше? Нат твердо решил, что не бросит сержанта и станет защищать его и от хищных зверей и от каснокожих.

На сооружение плота из сухих деревьев и прутьев ушло лишь несколько часов. Соколиный Глаз осторожно погрузил раненого на ложе из прошлогодних листьев и отчалил.

Нельсон был искренне рад случившемуся. Он не помнил Натти; таких было много. Кроме искренней благодарности, он не имел других чувств к невесть откуда взявшемуся волонтеру. После страшного побоища он еще ни с кем не разговаривал и, предчувствуя близкий конец, решил излить распирающие его тяжелые мысли на первого встречного. Выбор пал на Нати.

- Как повезло тебе, волонтер, что в первые же минуты ты попал в плен. И вот ты жив, а Армии нет. Понимаешь? Армии уже нет! Подумай, кто будет защищать колонии, если толпы дикарей ворвутся в наши города.

Сержант был совсем плох. Зверобой понимал, что ему осталось недолго. Ловко выверя курс плота шестом, он вступал в диалог лишь для того, чтобы дать собеседнику высказаться.

- Успокойся, Нельсон, не горячись. До этого дело не дойдет.

- Ты говоришь так, дружище, потому что сам ничего не видел. Я скажу тебе так. Я и франков бил и спейнов, да и в Индии повоевал немало. Но здесь, разрази меня гром. Это не люди, а сущие дьяволы.

Лицо Нельсона серело, становясь землистым, голос, слабея, все чаще дрожал. Но глаза блестели, в них еще клокотала жизнь. Он спешил, он должен был сказать все.

- В первую ночь, следопыт, они надули нас, как глупцов. Сколько людей погибло ни за понюшку табаку! Краснокожие сняли дозоры и часовых и стали в челноках спускаться по Отцу Рек. Они плыли открыто в полный рост и смеялись нам в лицо. Когда поднялась тревога и началась суета, они осыпали лагерь градом стрел и попадали на дно лодок. Течение просто сносило их вниз.

Солдаты выбегали из палаток и неслись к берегу. Сдуру они палили куда ни попадя. Знаешь, следопыт, ведь никто не видел ни одного мертвого туземца. Ни одного!

Когда все сгрудились толпой; тут-то дикари и ударили. Они ждали в засаде. Зверобой, ты не хуже меня знаешь, что людей убивать проще всего, когда они стоят плотненько один к другому. Хотя бы в руках было не новенькое ружье, а всего лишь изогнутая палка с тетивой.

Осмелюсь доложить, волонтер, бывало то солдата одной стрелой взять нелегко. Что интересно, и краснокожие это знают. Я сам видел немало парней, которых просто нашпиговали стрелами, не меньше дюжины на каждого.

Сделав свое дело, дикари как крысы разбежались по лесам. Армия шла на запад, а воевать было не с ???. ? ????? ?? ?? ??-??? ????? ????? ?? ?? ? ???? ????????, ????????? ???????? ?????? ????? ?????? ???? ????????????? ? ???????? ???????? ????? ?????????. ?????? ?????? ??????, ? ??, ??? ????? ? ????? ????? ? ?????????. ?? ??? ?? ?? ???, ???????...

- Один! - недоверчиво спросил Нат. Конечно, это был воин-смертник. Его гибель могла иметь и ритуальное значение. Но так дерзко. Явно, этим они просто хотели запугать армию. И, похоже, им удалось.

- Ну а потом пошло-поехало, - продолжал сержант. Как грибы после дождя, они вылезали из-под каждого куста. Выпустит он пару-тройку стрел и в лес. А ты найди его там! Ну наши парни приноровились и били их на звук, как куропаток.

Поймали одного раненого, повели к генералу. Стоит как истукан, а взгляд надменный, будто лорд какой знатный. Думаем мы, генерал-то с любого быстро спесь собъет. А он ужом изогнется, как подпрыгнет, да брюхом прямо на штык. Четверо солдат держали его.

У наших парней настроение какое? Вот ведь дикари воюют. Ни ружей, ни пушек, а лупят нас как новобранцев.

Натаниэль с презрением смотрел на умирающего сержанта. Лицо становилось еще темнее, руки беспомощно лежали вдоль тела, язык едва шевелился.

Зверобой всю жизнь прожил в лесах. Он прекрасно знал нравы и обычаи многих племен аборигенов. Но такой массовый, всеобъемлющий героизм шокировал даже его.

Было бы ясно и понятно, что кампанию проиграли бездарные начальники и трусливые солдаты. Но это вовсе не так. И проглотив застрявший в горле комок он, отведя взгляд, сухо спросил.

- Что было дальше?

Сержант не замечая смены настроения разведчика и, торопясь излить недосказанное продолжал.

- Следопыт, а ведь у них полно и ружей и пушек. Я не знаю, откуда они взялись. И генерал Вэнс тоже не знает. Тысячи краснокожих солдат стояли между двух рощ, а артиллерия уничтожала их. К примеру ты, Дуанто, согласился бы вот так стоять заведомо зная, чем все кончится. Не спеши отвечать. Если у человека мозги не набекрень, он, черт возьми, в состоянии отличить где жизнь, а где смерть.

Они затянули нас в ловушку. Прямо на пушки. Положить тысячи своих, может быть большую часть, ради возможности победить? Они дикари, Натти, настоящие дикари. Разве возможно их понять?!

Я быстро сообразил, что наша песенка спета. Почти все ринулись к фургонам, ну а я через реку на другой берег. Рядом оказалось еще несколько человек. Нелегко отыскать спрятавшегося в тростнике. Заросли-то, не продраться. Но краснокожие не торопились. А куда им было спешить? От безоружных да босых какой вред? Сапоги, Зверобой, я в реке оставил. Тяжело в них плыть.

Тех, кто не успел сдаться, они согнали как овец в стадо и повели на запад. А зачем? Пленных-то кормить надо, иначе они перемрут.

Потом вышел один на высокий берег и стал размахивать белой волчьей шкурой. Сам в перьях и бахроме, а лицо белое. Он говорил по-энглишски. Дуанто, с таким акцентом, это я точно знаю, говорят только в Скотланде.

Так вот этот бледнолицый "краснокожий" из Скотланда объяснил, что величайший из величайших вождей дарит нам жизнь, если мы сдадимся. Добровольцев не нашлось. А впрочем они не долго предлагали.

Следопыт, ты не хуже меня знаешь как горит сухой тросник. не спорю, в аду положение, конечно же, посерьезнее, но Господь милостив.

Натти вспомнил клубы черного, расползающегося по небу дыма, обуглившиеся трупы солдат. Тело прошиб озноб

- Многие, - пытаясь тумынным взглядом разглядеть берег реки и трудом выдавливая из себя слово за словом, продолжал Нельсон, - обезумели от страха и побежали. Я уже побывал в таких передрягах и сразу смекнул. Бежать было некуда. Они окружили заросли и подожгли со всех сторон. Всех перебили как вальдшнепов.

Ветер уносил дым на север, опасен был лишь огонь. Когда пламя подступило вплотную, я зарылся в илистую лужу и накрыл голову камзолом. Они не стали копаться в заживо сгоревших. Да и выжил ли кто? Остальное, следопыт ты знаешь.

Зверобой осторожно причалил плот. На лугу паслась стайка ланей. Дул северный ветер, и густые заросли ивняка полностью скрывали людей. Не имея лука, следопыт не мог рассчитывать на успех. Но он должен был насытиться, восстановить силы. Хитрый и осторожный как голодная пума, следопыт подполз к своей добыче на двадцать шагов. Ближе нельзя. Ветер мог перемениться в любой миг. Он выбрал крупную самку. Лани уже начали набирать жир. Их мясо, наполненное силой весны, силой обновленной жизни, придаст ему бодрость и выносливость.

Зверобой замер, он ждал. Он слишком устал. Самка метнулась в бок и, задев годовалого теленка, сбила его с ног. Стадо мгновенно ринулось в сторону. Вскочив на ноги, теленок бросился вдогонку прямо через кусты, но, не рассчитав силу прыжка, застрял в расселине, образованной двумя молодыми ветвями орешника.

Выпустив топор, следопыт будто камень из пращи понесся следом. В несколько прыжков преодолев отделяющее его от теленка расстояние, Нат вытащил на ходу нож и в падении схватил животное за ногу левой рукой. Полосонув по сухожилиям, он, не выпуская свою добычу, вонзил нож в бок и, навалившись на хребет, перерезал теленку горло.

Не трогая головы и ног, он снял шкуру с туловища и вырезал сухожилия, тянувшиеся от бедренных костей у таза до плечей. Впереди долгий путь; хорошие нитки не помешают. Он забрал мякость с внутренней и наружней стороны хребта, четыре окорока, сердце и почки, завернув их в шкуру. Остальное осталось хищникам.

Сержант Нельсон был мертв. Работая ножом и топором, следопыт вырыл глубокую могилу, бережно опустил в нее тело. Он соорудил надмогильный холмик и, как настойчиво просил покойный, собрался почитать молитву. Но из глубины памяти не удалось извлечь ничего. Он начисто позабыл все слова. Но делать было нечего, Нельсон вел вполне праведную жизнь и Господь по справедливости распорядится его душой. Жаль сержанту не удалось хорошо поесть перед кончиной, но, опять же, не столь велика утрата. Следопыт, как положено, постоял скорбя, вспомнил что-то насчет земли, становящейся пухом, нахлобучил поглубже свою неизменную шапку и наотмашь рубанул рукой по воздуху. Суета и скоротечность был прожит еще один день.

Закат приобрел странный редкостный цвет, так похожий на цвет красной глины, из которой краснокожие делают Священные Трубки. Закат еще долго маячил в пасмурном небе, а потом пошел дождь, мелкий, моросящий, холодный.

Натти не искал ночного убежища, он спешил. Травы и деревья никли под дождем, зверя попрятались в свои логовища. Из глубины чащи и дрожащих кустарников поднимались стоны тех, кто был слишком голоден, чтобы переждать непогоду. Следопыт не боялся зверей, он убегал от людей; он гнал и гнал свой плот вниз, не страшась ни порогов, ни водоворотов. Влажный аромат растений заглушал все запахи, шум дождя рассеивал слух. Это поможет ему, он сумеет оторваться от своих возможных преследователей.

Солнце взошло. Еще ночью ветер разогнал тучи и над землей висел недвижимый, благоухающий, теплый воздух. Утренняя заря расплескала свою пену, поглощая небо.

Следопыт намеревался пристать к берегу, чтобы пожарить мяса, но в этот миг округу огласили переполненные смертельным ужасом человеческие крики. Услышав родную энглишескую речь, он не задумываясь ринулся вперед. Крики почти заглушал хриплый рев медведя. На небольшой лужайке, прижавшись спиной к стволу огромного клена, трое ободранных, смертельно испуганных людей из последних сил защищались палками от когтей разъяренного зверя. Рядом лежало, странно изогнувшись, еще одно человеческое тело.

Времени на размышления не оставалось. Еще шаг и медведь разорвет свои жертвы. В руках Натти был лишь шест. Что же делать? Быстро приладить к шесту нож? Метнуть в спину топор? Но разве этим одолеть косматое чудовище?

На берегу он мгновенно окинул взглядом округу. Нападение зверя было столь неожиданным, что люди не смогли использовать даже то нехитрое оружие, которое имелось у них. В тридцати шагах от зверя лежал лук со стрелами и следопыт в несколько прыжков преодолел разделяющее их растояние. Не целясь он выпустил стрелу в спину хищника. Этот выстрел не очень озадачил разъяренного, одурманенного запахом крови медведя.

Он повернулся лишь для того, чтобы разглядеть нового врага. Вторая стрела вошла прямо в глаз. Заревев от боли, зверь попытался вырвать стрелу, и опустился на передние лапы. Затем он неожиданно ринулся в сторону и одним ударом вспорол живот прислонившемуся к дереву человеку.

Изловчившись, следопыт поровнялся со зверем и выпустил стрелу прямо в пасть. Один из прижатых к дереву людей в этот момент сумел отпрыгнуть и вонзить раненому хищнику в пасть свою палку. Зверобой выпустил еще несколько стрел в глаза и уши.

Медведь упал, завалился на бок. Затем вскочил и стал метаться, обагряя поляну. Из пасти хлестала кровь. Судорожно дергаясь, не имея сил подняться он еще долго страшно ревел. Когда рев постепенно перешел в хрипы и тихие постанывания, зверобой осторожно подкрался сзади и ударом топора проломил череп. Медведь смолк навсегда.

Из двух, выживших в схватке со страшным лесным зверем, рядового Литлхорна и правительственного агента Гудмэна, внимание следопыта привлек, конечно же, последний. Человек, столько лет пробывший в плену у краснокожих, и сумевший бежать.

Еще не пришло время поговорить обо всем этом, промедление могло стоить жизни. И трое оставшихся в живых вновь вступили в единоборство со всем окружающим миром.

Западный берег небольшой речушки, несущей воды в Извилистую реку, был весьма обрывист - локтей пять-шесть. Он тут же переходил в отмель. Крупный речной песок быстро прогрелся и, после холодного ночного дождя, вряд ли нашлось бы более подходящее место погреться на солнышке. Ничто не мешало гремучей змее блаженствовать, если бы не ком, выкатившийся из-под ног путников.

Едва преодолев спуск, они натолкнулись на ядовитого гада, приготовившегося к прыжку. От неожиданности и страха люди замерли. Отступать было некуда сзади отвесная стена берега.

Верхняя часть тела звеи ритмично раскачивалась вперед-назад, а ее гипнотизирующие глазки со злобой смотрели на людей, неожиданно вторгшихся на ее территорию. Она была предельно раздражена.

- Замрите и не шевелитесь, - сквозь сжатые зубы процедил Натти.

Он стоял на месте в огромном напряжении, немного наклонившись вперед и согнув ноги в коленях, медленно, почти неуловимым движением вытаскивая нож. Он весь покрылся холодным потом.

Рядовой Литлхорн был к змее ближе всех. Он пристально, словно завороженный, всматривался в раскачивающегося гада; треугольная голова, полураскрытая пасть, раздвоенный язык. Перед глазами пошли черные и красные пятна, ноги дрожали и подкашивались. Солдат не выдержал немыслимого напряжения и качнулся назад. Гремучая змея прыгнула.

Следопыт молниеносно выбросил вперед левую руку и схватил змею немного ниже головы. Сверкнул нож и уродливая голова отлетела в сторону. Он опоздал совсем немного. Ядовитый клык все же успел вонзиться в руку солдата.

Старый охотник прекрасно понимал, что это значит. Если срочно не помешать распространению яда в крови, тело сперва распухнет, солдат потеряет сознание, а затем умрет. Почерневший труп не тронут даже стервятники.

Он снял с себя пояс и туго затянул руку солдата выше локтя. На ладони была маленькая припухшая ранка. В это место, в деревянеющее тело следопыт вонзил кончик ножа и двумя надрезами удалил мясо вокруг укуса. Брызнула кровь. Натти приник к надрезу губами и стал отсасывать и сплевывать отравленную кровь. Он понимал: единственная маленькая ранка во рту, и у них с Литлхорном одна судьба.

Уровь остановилась. Солдат бессмысленно смотрел на окружающих холодеющими глазами, затем медленно погрузился в тревожный сон. Весь мокрый от пота, он бормотал что-то в бреду. Он блестел, как будто только что вышел из воды.

Жизнь постепенно покидала тело. Сначала рука почернела по локоть, затем опухоль захватила плечо, дошла до лица, искаженного гримасой боли. С трудом едва приоткрыв рот, солдат тихо, но четко прошептал.

- Пить!

Натти бросился к реке, зачерпнул в свою кожаную шапку воды, поднес к губам живительную влагу. Солдат не двигался. Вода была ему уже не нужна.

На горизонте, поражая воображение необузданной первобытной мощью нес свои воды к океану Отец Рек. Напоенная весенными дождями, вобрав в себя тысячи рек, речушек и ручейков, могучая артерия непреодолимым валом стояла на границе двух миров - красного и белого.

Уинстон Гудмэн с огромным трудом сдерживал разрывающие его эмоции. Впереди, до Нового Ормеала еще очень длинный путь. Он с ужасом осознавал, что, скорее всего, из многочисленной армии вторжения назад вернется всего лишь один-единственный человек, безграмотный волонтер. Но не это пугало его. За долгие годы плена он узнал как может эта неудержимая красная опухоль разрастаться, поглощая, в качестве пищи, белый цвет. Во всем мире он один знал, как бороться с этим. В случае его гибели лишь этот одичавший охотник сможет донести людям правду о развернувшихся здесь страшных событиях. Властно смотря в лицо волонтера, он строгим голосом произнес.

- Дуанто, за последние дни вы похоронили уже четырех. Я могу не дожить. Вы должны внимательно выслушать меня и донести лично генерал-губернатору. Об этом должны знать все. Прежде всего король!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Черная молния, последний воин из рода Большой Медведицы народа дэлабар Союза Семи Костров упрямо греб веслом из кленовой ветви. Он изготовил его при помощи ножа. Лодкой послужило сломанное ветром дерево, валявшееся рядом с берегом. Противоположная сторона реки становилась все ближе. Все четче выделялись стены форта, запирающего вход в Извилистую реку, грозные пушки.

Его заметили. Навстречу отчалил ялик. После разгрома карательной экспедиции генерала Вэнса и начала войны между метрополией и колониями все больше краснокожих из покоренных племен где группами, а где по одиночке уходили на запад, стремясь к свободе. Они быстро вливались в Объединенный Народ, пополняя его силы. Появление одинокого путника вовсе не удивило пограничников. Его уже ждали.

Давно дэлабар так вкусно и сытно не ел. Кроме привычной и хорошо знакомой ему жареной оленины в стандартный набор для прибывающих с восточного берега Отца Рек входили бульон с овощами и брынза - пища совершенно не знакомая воину, а также яблоки, которые ему изредка приходилось лакомиться в лесах.

После сытного обеда воин отправился в типи-потельню, где жар сухого воздуха изгнал из тела не только злых духов, но и болезненные начала. Затем ему предоставили кадушку с горячей водой, корыто и кусок мыла, предметы вовсе не известные Черной Молнии. Получив невиданный заряд бодрости, дэлабар отправился спать.

Ранним утром ему выдали новенькую одежду из мягкой оленьей кожи - униформу воина-разведчика и препроводили в кабинет на беседу с группой офицеров и переводчиков.

В гарнизоне не оказалось людей, знающих дэлабарский язык, пришлось общаться на энглишеском. То, о чем говорил Черная Молния, показалось очень важным и комендант форта приказал немедленно доставить воина в столицу по цепи егерского конвоя.

Тут же на отборных, сытых мустангах из форта выехал конвой. Всего за один световой день они должны преодолеть двухсоткилометровый путь до столицы. На дороге расположено двадцать постов для смены лошадей.

Черная Молния, Посланник, мчался на великолепном мустанге на встречу с великими вождями, имена которых, как удары грома, раскатами разносились по всему Континенту. Рядом были сильные, крепкие, ловкие воины. Голод давно не беспокоил их. За плечами каждого мерцала воронененная сталь ружей новейших образцов.

Одинокий всадник, завидя конвой, с уважением уступал дорогу. Дело государственное!

Они неслись, загоняя скакунов. Лошадей было много. Крепких, выносливых, откормленных. На постах мустанги в изнеможении падали на передние ноги, но уже новые скакуны нетерпеливо ждали всадников.

Черная Молния с замиранием сердца стремился к этой встрече. Ему было что сказать великим вождям.

...Народ дэлабар жил на самом берегу океана. Состоящий из семи племен, он выделялся многочисленностью, дружелюбием, своими познаниями в ремеслах и искусствах. Дэлабары первыми приняли на себя удар бледнолицых. И не стало безбрежных лесов, чистых родников, жирных оленей, безмятежно пасущихся на лесных полянах. Все было уничтожено.

Дэлабаров согнали в резервацию. На бесплодном клочке суши жить невозможно. А на земле краснокожих росли города и все больше и больше фермеров вырубали девственные леса, превращая их в поля.

Отец Черной Молнии стал одним из первых, кто без малейшего сомнения пошел за Черным Орлом. Он до последнего дня был с великим мэкигэном. После разгрома краснокожих он вернулся весь в ранах, но гордый и непокоренный.

Род Большой Медведицы бежал из резервации в горы. Часть воинов из других родов примкнула к ним. Они поклялись жить и умереть свободными людьми.

Армия, полиция, отряды фермеров постоянно охотились за краснокожими, пытаясь загнать их в резервацию. Шли годы, но кучка героев не сдавалась. Горные тропы в лесах были обильно политы кровью бледнолицых.

Беспрерывные кочевки по горам, постоянная готовность к войне, голод, холод - такова была цена свободы. Но никто не свернул с тропы тревог и лишений. В это время и родился Черная Молния.

Началась Семилетняя война. Франки обещали краснокожим свободу и землю и почти все племена пошли за ними. На поясах воинов не хватало места для скальпов энглишеских солдат.

Когда война закончилась, энглиши решили окончательно уничтожить отряд дэлабаров. И они уходили все дальше и дальше в горы. Это было страшное лето. Горы поразила засуха. Черная Молния помнил каждый день, каждый час. На небе не было ни облачка, за все время не выпало ни капли дождя. Стояла ужасная тишина, деревья высохли, ветви с умирающей листвой с последней надеждой тянулись к нему. Птицы и животные бежали из родных мест, устремившись туда, где была надежда найти хоть каплю воды.

Смолкли птичьи голоса и лишь иногда в голубом небе появлялся в вышине стервятник и, сделав огромный круг, вновь голодный скрывался в скалах.

В долине была вода, но там солдаты. Много солдат. Великий Маниту отвернулся от своих детей. С последней надеждой люди взявали духов.

Над раскаленными грязно-серыми скалами колыхался горячий воздух, поднимаясь вверх почти осязаемой мглой. В тени походных типи неподвижно лежали изможденные люди.

Дряблая кожа обтягивала исхудавшие костлявые тела женщин. К матерям прижимались умирающие дети, обнимая худыми обессилившими ручонками их иссохшие шеи. Глаза малышей потухли, лица были похожи на старческие.

Черная Молния никогда не сможет забыть этих страшных дней. Смерть от голода приходит не сразу. Врачале наступает мучительная боль в желудке. Затем появляется ощущение, будто что-то сильно сосет внутри и подступает к горлу. И, наконец, человеком овладевает полное безразличие ко всему и непреодолимо хочется лишь одного: скорее заснуть. Навсегда.

Солдаты перерезали путь в долину: там верная смерть. Оставалось лишь одно - пробиваться через непроходимый перевал на север. Там были новые фермерские поселения, скот и зерно.

Мужчины собрались на Совет. Черная Молния еще не прошел Посвящения и не имел права голоса. Он видел как выходил из типи отец. Шаги вождя были так тяжелы, будто ему прострелили ноги. У самого выхода он пошатнулся. И если бы обессиливший вождь не схватился за висевшие шукры, он бы упал.

Что-то вдруг до боли сдавило горло Черной Молнии, но он не издал ни звука. Ведь он сын вождя рода Большой Медведицы. Рядом лежали уже почти безжизненные мать и сестра. Смерть все туже затягивала свою петлю. Слезы накатывались на глаза, он с огромным трудом сдерживал их.

Лошади дэлабаров как и люди страдали от бескормицы. Без коней в горах преследуемый отряд беспомощен. Их сохраняли любой ценой - истощеных, с впавшими животами и торчащими ребрами. Животные оставались последней надеждой краснокожих.

Но для дэлабаа мустанг не просто конь. Это друг и брат. Всегда и везде он делит с воином тяготы дальних дорог. Даже умирая от голода, воин не поднимет руку на мустанга. Спасать свою жизнь ценой жизни друга?

Совет принял решение. Черная Молния еще не стал воином, и он взял на себя эту страшную вину.

Он подошел к табуну. Его любимец стоял немного в стороне и широко расставленными ногами разгребал сухую траву. Мустанг сразу узнал своего хозяина. Тяжело подняв голову, он сделал несколько шагов навстречу.

Слезы застилали глаза Черной Молнии, дальше идти он просто не мог. Конь приблизился, прикоснулся влажными ноздрями, лицо согрело теплое дыхание. Мустанг ничего не чувствовал. Он не мог ждать смерти от своего друга.

Дэлабар обнял коня за шею и прижался к его храпу. Он боялся, что ему не хватит сил совершить это. Перед глазами стояли шатающаяся походка отца, впалые, тусклые глаза матери, тоненькие ручонки сестры. Выбора не было, отступить он не мог.

Миг разлуки с любимцем неумолимо приближался. Наконец, он оторвался от шеи коня и дрожащей рукой вынул из-за пояса нож. Рукоять обжигала ладонь. "Прости меня брат", - шептали губы, - мы встретимся на Заоблачных Полянах Охоты. Иначе нельзя".

Лезвие вонзилось в сердце. Тело пронзила дрожь. Мустанг удивленно стоял, не веря, что с ним случилось такое. Тем более от руки друга. Потом его ноги подломились и он рухнул на землю. Ударом ножа Черная Молная тут же перерезал горло, на мокасины брызнула кровь. В голове сразу зашумело и какаято сила стала толкать юношу в сторону от этого места. "Прости", - беспрерывно шептал он и шатаясь брел все дальше и дальше.

Насытившись, дэлабары пробились через перевал и обрушились на бледнолицых там, где их никто не ждал. Они снова были свободны. Их путь лежал на запад. Туда, где нет белых людей. Но у Говорящей Воды огромные силы энглишей окружили их. Враги дорого заплатили за смерть каждого воина. В плен попали лишь те, кто истекал кровью, но не успел умереть.

Пленников передали полиции. Правительственный агент на допросе обвинил отца в совершении государственных преступлений, угрожая судом и расправой. В память молодого дэлабара врезалось каждое слово отца.

- Энглиши вторглись в нашу землю и силой и хитростью отняли ее у нас. На земле уже нет места для дэлабаров, только под землей. Вы оставили нам одно смерть. Мы воюем с вами. Мы сражаемся, чтобы выжить. Это преступление? Кто же тогда люди, которые как зверей травят нас, преследуя и уничтожая? Мы военнопленные. Мы не признаем ваши законы.

Агент был поражен словами вождя. Пленникам сохранили жизнь. Женщин, детей, стариков бледнолицые погнали в резервацию. Воинов отправили в лагерь для военнопленных.

На самом юге колоний в глубине тропических болот энглиши построили огромный лагерь, куда были согнаны вожди и лучшие воины многих враждебно настроенных племен. Сохраняя внешнее благообразие, бледнолицые без особых усилий методично уничтожали коренные народы Континента.

На место героев, лишенных даже права жить в резервациях, и загнанных в лагеря, энглиши быстро нашли предателей, выдвинувшихся в новую туземную элиту. Создав из них местную полицию, власти легко полностью контролировали ситуацию.

На бесплодных землях резерваций вести хозяйство было невозможно. Чтобы не умереть с голоду, дэлабары согласились на правительственные дотации. Но государственные чиновники вместе с краснокожими полицейскими разворовывали и без того ничтожную помощь. Голод, вынужденное безделье, отсутствие всяких перспекив, быстро ломали могучих воинов, превращая их в жалкие существа.

Энглиши так и не смогли заставить вождей работать в лагере для военнопленных. Их не сломали не пытки, не голод, ни угроза смерти. Ни один из вождей не стал рабом. И энглиши отступили.

В лагере мало кто жил подолгу. Даже охрана. Малярия, чахотка, москиты, огромная влажность. Почти каждый день Великий Дух забирал кого-то из своих краснокожих сыновей.

Однажды ночью группа смельчаков устроила побег. Ее возглавил отец Черной Молнии. Тогда молодой воин впервые своими руками задуших солдата. Как горный лев ринулся он на врага. Вспрыгнув на спину бледнолицего, он сдавил его ногами в поясе, взял шею в замок, вгрызся зумами в мышцы. От напряжения мускулы воина будто окаменели. Солдат был огромным, сильным, он очень хотел жить. Даже мертвый он не разжимал пальцев на запястьях Черной Молнии. Правый глаз рыжего исполина вылез из глазницы и с выражением безумного ужаса смотрел на дэлабара. Как ненавидел воин в этот миг белых людей, лишивших его народ всего.

Понимая свою обреченность, краснокожие не щадили уже никого. В одной из схваток погиб отец. Умирая, он просил сына идти в резервацию и вывести людей на закат солнца, где нет белых людей. Остатки отряда уходили на северо-запад, где их ждала вольная жизнь. А Черная Молния вернулся в резервацию.

По дороге он поднялся в горы, где его народ умирал от голода. Высоко на сосне, влади от человеческих глаз, висел череп его любимого мустанга. Выбеленный временем и солнцем, он был украшен птичьими перьями, бусами и иглами дикобраза.

Воспоминания обожгли сердце. Кроме страданий в его жизни не было ничего. Воин насыпал в череп табаку и стал молить духа мустанга, чтобы он простил своего брата. Затем дернул поводья великолепного породистого скакуна, отнятого у убитого драгуна, и, не оглядываясь, помчался прочь.

В резервации царили уныние, безразличие, полная апатия. Люди умирали как мухи, спиваясь и, самое страшное, многие уже не хотели вообще ничего. Дух воина покинул сердца мужчин. Казенная похлебка заменила им вкус вольной жизни. Остались костры, родовые трубки, воспоминания о былых подвигах. Но они уже не будили ни отваги, ни мужества. Туземная полиция арестовала его и сдала властям. Его везли через всю резервацию, но некому было отбить его у предателей. В колодках воина снова отправили в лагерь. Как он плакал. Как плакал суровый воин, которого ничто не смогло сломить. Его предали свои. Жизнь теряла всякий смысл. Этот путь, переполненный болью и стреданиями вел в никуда. Об одном просил дэлабар Великого Духа, чтобы Бог быстрее забрал своего сына на Заоблачные Поляны Охоты.

Шли годы. Однажды в лагерь был доставлен молодой воин из племени гурол. Он утверждал, что далеко на западе на берегу огромной реки краснокожие разгромили армию энглишей, где были сотни пехотинцев и кавалеристов, а затем захватили первоклассный форт с пушками. Он говорил об этом так зажигательно, что ему поверили. В глазах военнопленных вновь загорелся огонь. А затем всю страну всколыхнула весть о разгроме экспедиции генерала Вэнса. В глубочайшей тайне в лагере готовили вооруженное восстание.

Наступил апрель семьдесят пятого года и континентальцы открыто выступили против короля. Была заменена охрана лагеря и любовавших до того солдат сменили совсем другие люди. Энглиши стали заигрывать с краснокожими. В большой войне бледнолицых между собой никто не хотел получить удар в спину.

Союз между краснокожими и франками ни для кого уже не являлся секретом. Ни континентальцам, ни энглишам эта новая сила не прибавляла оптимизма.

Восстание в лагере в лучшем случае стоило бы не меньше половины жизней. Решили устроить побег троим. Гурол знал дорогу, но отряд попал в засаду. В короткой схватке двое воинов ушли в Страну Духов.

Путь длинною более тысячи километров состоял из двух приблизительно равных частей. Черная Молния пробирался на север вверх по течению, Пригающей Реки, несущей свои воды почти вдоль берега океана. Поднявшись до истока реки, он преодолел горный хребет и оказался по другую сторону водораздела. Любой из ручьев впадал в Синюю Реку, воин, следуя движению воды, повернул на запад.

У него не было никакого оружия, кроме ножа. Черепахи, раки, реже рыба служили ему пищей. В лесу было полно орехов, ягод, грибов. Днем дэлабар скрывался в дуплах, норах, старых берлогах, а, ????? ???????, ???????? ? ????. ??????? ???????? ?????????? ?????, ?? ???????? ? ???????. ?? ??? ???????????. ?? ?? ???? ????? ???????. ??? ????? ???????????? ???, ??? ??????? ? ????...

Зоркий Сокол долго внимательно смотрел в глаза дэлабара. Как и тысячи других, воин пришел к шауни-алдонтинам, чтобы стать одним из них. Воин с обожанием следил за каждым движением вождя победителей. Зоркий Сокол чувствовал это обожание, эту безграничную веру.

Он вспомнил неистовство Открытой Двери, требовавшего смерти алдонтинским лазутчикам, мудрость Сидящего Быка, его предсмертные слова. Шауни-алдонтины должны объединить все народы, такова воля Великого Маниту. Это судьба.

Они стояли один против другого - великий вождь и великий воин. Они верили друг другу, они верили в себя. Стоящие над судьбою, на изломе судьбы.

Бледнолицые начали между собой большую войну за земли краснокожих. Они дерутся как собаки за брошенную хозяином кость. Пусть же ненасытные койоты перегрызут горло один другому. Вся земля Континента станет свободной.

Костер Совета догорал. Все ждали решения Штаба Армии. Зоркий Сокол легким движением выдвинулся вперед и окинул взглядом вождей, тихо произнес.

- Сейчас уже все народы знают, кто их истиный враг. Пусть вожди поведут свои племена под один тотем. Солнце озарит Континент.

Вождь положил руку на плечо дэлабара и добавил.

- Брат! - Ты поведешь тысячу лучших всадников. Надо сжечь все, пленных не брать. Уничтежьте саму память о лагере. Сильный Удар возглавит отряд. Я все сказал. Хау!

ЭПИЛОГ

К началу последней четверти 18 века на Континенте произошло столкновение интересов трех этнических движений: набирающей мощь мировой империи энглишей, нарождающейся нации континентальцев и появившегося буквально на глазах нового краснокожего народа.

Каждый участник событий совершенно не собирался идти на компромисс и для достижения своих целей готов был на все. Цели же эти абсолютно совпадали полное господство на Континенте.

Противостояние этих сил растянулось на годы и развернулось на территории во многие тысячи километров.

Если представить жизнь нации как явление, ограниченное временем, то уместно сравнение с костром, наиболее понятное людям живущим в единении с природой.

Если нет искры, то и при достатке топлива пламени не получится. Отсюда, важно знать, что может стать такой искрой и в какой стадии горения находится костер. В начале и в конце горения затушить огонь несложно. Но в момент, когда пламя обжигает все вокруг, а топлива еще много, ситуация меняется в корне.

Каждая нация, осознав себя как целостность, стремится найти свои корни в глубинах веков для подтверждения моги и величия. Часто при отсутствии таковых их изобретают задним числом. Известно точно, что ни во времена строительства пирамид, ни в эпоху Цезаря ни энглишей, ни энглишеского языка не существовало. Самое большее, речь может идти о середине одиннадцатого века.

Также не существовало до 1768 года и шауни-алдонтинского народа, уже готового назваться одним именем, объединяющим огромное число людей из разных племен и даже рас и связанных общей исторической судьбой.

Этот народ сформировался всего за несколько лет и тут же заявил о себе. Такое может показаться невероятным. Но в жизни достаточно примеров. На Куликовскую битву шли москвичи, смоляне, тверичи, а уходили с поля боя русские. На великий курултай съезжались тридцать кочевых племен. Они получили единое имя - монголы - и централизованную власть во глве с Чингих-ханом. Сроки и даты вполне прослеживаются.

Почему объединенного краснокожему народу удалось добиться столь многого? Они достойно ответили на вызов истории? Да. Но их соседи и жители других частей света в эти же дни ответить на вызов не смогли. Значит у шауни-алдонтинов было то, чего не было, допустим, у тех же мэкигэнов.

Начиная с середины 17 века разведчики вроде Бетардье с его нашумевшей книгой стали определенно улавливать изменения в стереотипах поведения некоторых племен. Но прослеживались они четко лишь строго по условной прямой линии, проведенной по Континенту из географической точки ограниченной 30( С.Ш. и 70( З.Д. Эта полоса насквозь прорезала материк с юго-запада на северо-восток.

Народы, живущие вдоль этой линии, неожиданно ощутив свою силу, вступили в борьбу с колонизаторами. Другие же племена этого не сделали. Мэкигэны были к белым ближе других. Они на четверть века раньше шауни-алдонтинов начали войну и проиграли. Мог ли столь незначительный срок быть решающим? Не стал ли мэкигэнский народ костром, затушенным в самом начале горения?

Если эти годы, точнее нехватка этих лет, определили трагическую судьбу мэкигэнов и дали шанс шауни-алдонтинам, значит у этих племен был общий старт. Два этнических костра зажглись в один миг. Мэкигэнский просто не успел разгореться. Что же подожгло эти костры?

Новые нации рождались всегда почти мгновенно, что вызывало искреннее удивление современников. Невесть откуда взявшиеся персы всего за несколько лет покорили Ближний Восток, дойдя до Эллады. Александр Великий произвел еще более грандиозные завоевания, сломив империю персов. Арабы, ведомые новой религией, викинги, обрушившиеся на цивилизованные страны с севера и, конечно же, монголы. С точностью всего лишь в несколько лет можно определить даты начала этих этнических движений. История человечества насчитывает многие тысячи лет, а здесь важен каждый год.

Особенно впечатляет это на примере аборигенов Континента. Ведь здесь не было, по сути никакого развития. Время не двигалось вперед, только по кругу от зимы к лету. На этом фоне нехватка двух с половиной десятков лет поражает.

Так что же все-таки стало искрой, воспламенившей эти костры. Краснокожие не сомневались в потенциале Гичи-Маниту. Своим явлением он неоднократно подчеркивал личное участие в происходящем.

Вовсе не ново, когда боги предстают перед своими народами. Решительный и настойчивый Яхве казался слепящим огнем, небесный отец Спасителя - легким дуновением ветерка, добрым и ненавязчивым. Бог мусульман, не нуждающийся вообще во внешних формах, является лишь духом.

Земная мать Спасителя тоже неоднократно представала перед людьми. Для одних она Богоматерь, для других безгрешная Дева.

Боги приходят такими, какими их хотят и могут видеть люди. Не иначе. Так что или кто завел часы перечисленных этнических движений?

Народы, как и люди, рождаются, живут и умирают от старости. К моменту описываемых событий не было ни эллинов, ни римлян, ни византийцев. Прожив долгую жизнь длиной в 1200-1500 лет, они растворились среди других, более молодых народов.

История шауни-алдонтинов только начиналась. С новой религией, идеологией, культурой. Для мэкигэнов, дэлабаров или эрагезов шауни-алдонтины духовно весьма далеки. Конечно, не так, как бледнолицые, но тем не менее.

Эрагез или гурол готов был до последней капли крови сражаться с энглишами за право сохранить свой образ жизни и мыслей. И он же с невиданной легкостью вливался в объединенный краснокожий народ, где его ждала новая религия, в которой неизменным было лишь имя Бога - Гичи-Маниту, новый образ жизни.

Бывшие лесные охотники становились пастухами, земледельцами, ремесленниками. То, что энглиши не смогли заставить краснокожих сделать силой, происходило само собой. Воины в массовом порядке бросали своих вождей, стоящих на половинчатых позициях, и уходили к чужим. Сделать это не просто. Но ведь что-то толкало их?

Высшие силы? Но полная бесконтрольность, непредсказуемость и противоречивость развернувшихся событий говорят о том, что все происходит спонтанно. Откуда же появляется духовное единение людей живущих далеко друг от друга, говорящих на разных языках, по-разному ведущих хозяйство, поющих совсем непохожие песни и молящихся бесконечному числу богов, условно носящим единое имя?

С момента высадки первых жителей Старого Света на Континент у всех аборигенов, независимо от их воли и согласия осталось два пути: борьба и победа или борьба и смерть. Был еще третий. Некоторые племена убивали всех своих рождающихся детей, избавляя их от адской жизни, и быстро вымерли. Борьба краснокожих с иноземцами, какой бы она героической не была, всегда приводила к поражениям.

За века жажда реванша затмила все. Именно будущая победа и стала определяющей доминантой жизни аборигенов. Перед этим меркло все: и материальное и духовное.

Но до 1769 года они поигрывали пришельцам, а затем вдруг начали побеждать. Стали ли они смелее, мужественее или смекалистее, опытнее? Все это имело место. Но только этим не объяснить единение разноплеменных масс, живущих до того между собой далеко не в мире.

Духовный и экологический подъем в одно и то же время начался у абсолютно разных народов на огромных расстояниях, но строго вдоль условной линии. Многие, но далеко не все представители этих племен стали энергичнее. Они просто получили энергию извне. Слепую, не направленную ни на добро, ни на зло.

Произошли микромутации на генетическом уровне. У народов, как единой целостной системы, повысился энергетический потенциал. То есть силы и мощи стало в избытке. Куда направят свою мощь аборигены Континента?

Эллины, византийцы, арабы, викинги, монголы появились в результате таких же микромутаций. Как и даки и чжурчжени.

Даки столкнулись с Великим Римом и были все уничтожены. Чжурчжени не выдержали соперничества с могнолами и на полтысячи лет скрылись в приамурской тайге. После ослабления монголов они вышли из леса, поменяли имя и завоевали Китай. За пятьсот лет в манжурском народе накопилось много сил.

Жители голодных мест с неблагоприятным климатом - арабы, викинги, монголы - разнесли свою энергию по всей планете. У эллинов и византийцев было по другому. В то время, когда гордые, бесстрашные горцы даки до последнего бились с Римом, превосходящим их по силам в пятьдесят раз, жители Малой Азии совершенно спокойно смирились с владычеством Рима. Они развивали, совершенствовали, дополняли и распространяли учение, данное Спасителем.

Эллины и византийцы жили в богатом регионе с мягким климатом. Избыток сил они направляли не на войны. Будучи сытыми, они больше думали о высоком.

Обновление мэкигэнов, алдонтинов и шауни произошло в неблагоприятнейших условиях. Мэкигэны разделили судьбу даков. Но вновь появившемуся народу вряд ли удасться стать племенем мечтателей, поэтов, философов.

Какой путь выберет этот народ? Уйдут ли они далеко на запад, чтобы там спрятаться от непобедимого врага и накопить сил? Или ворвутся в города белых, уничтожая все, сжигаемые жаждой мести? А может быть все же можно создать общество, живущее по законам добра, где каждому найдется достойное место?

Жесткое космическое излучение запустило механизм этнического развития. По всему Континенту запылали костры, доводящие до кипения плавильные котлы. Выкристаллизуется ли в шауни-алдонтинском котле новая великая нация или все-таки огонь затухнет? Энергия, способная порождать богов, пророков, вождей, что даст она шауни-алдонтинам?!