Над вечным покоем

Чем вы платите за проезд?

Тут нечего доисследовать, приставать к людям с вопросами и в блокнотик кропать наблюденное. Просто признаем: теперь нам почти неизвестные люди, досуг которых заполнен ковыряньем в носу и глядением в потолок, на котором видны следы небрежного обращения с кранами верхних жильцов. Признаем, что сутки нашего современника расписаны и уплотнены до предела.

Это хорошо. Прежде, скажем, это было свойственно Максиму Горькому, главным и генеральным конструкторам, папанинцам, космонавтам. Теперь же любые категории граждан (узелки на память больше пе вяжутся — всеобщая грамотность) с вечера пишут реестрики на завтрашний день. Это для памяти, чтоб не забыть. И стараются уложиться в график, сверяясь с каракулями: «17.27 — купить сухие дафнии. 17.50 — подписка на Дж. Лондона. Иосифов — мразь. 19.10 — лекция доц. Зигеля «Внеземные цивилизации и пришельцы». 21.15 — доругаться с женой. 22.00 — подготовить письменный отпор отделу озеленения. 23.20 — читать «Завтрак для чемпионов». 1.30 — звонить Иосифову, пожелать доброй ночи».

Плотные, очень плотные пишутся графики суток. И, к сожалению, часто смещаются, ломаются графики. Ну, например, гражданин планировал, что номера потенциальных подписчиков на Дж. Лондона будут татуировать на ладони, как вдруг кто-то вносит и все поддерживают предложение писать номера также и на ступне, и разувание стоящих в очереди съедает лишние сорок 40 минут, весь график летит в тартарары, и никогда уже вам не услышать тревожных сообщений доц. Зигеля о высадке пришельцев из космоса в Кунцево и на платформу Усово в 21.14 по местному времени, так что на электричку пришельцы все равно опоздали.

И люди борются, всеми средствами люди стараются не выходить из графика. Но кое-что в их силах, а кое-что — нет.

Где проводит увлеченный и страстный наш гражданин большую часть своего свободного времени?

Наивные скажут: если человек одержим шахматными идеями, он проводит почти весь досуг в шахматном клубе на Гоголевском бульваре. А отчаянный рыболов инженер Червяков проводит весь свой досуг вмерзши в лед возле лунки, на рассвете вырубает себя изо льда и спешит на работу. А геолог, скажем, Савельев одну шестую часть жизни простоял в очереди к теннисным кортам, все же не теряя надежды к концу одиннадцатой пятилетки достояться и сыграть пару сетов.

Неверно так думать. Это вульгарный подход — думать, что, раз увлечен человек чем-либо, так и времени он распыляет больше всего. Не так это, крайне не так.

Тогда где он его распыляет? Некоторые закричат, изображая на лицах твердое знание: «В очередях, в очередях!»

Нету за этим истины. В архив беспочвенную точку зрения! А вот где распыляем мы время, вот где трещат наши графики — в приемных лиц официальных и должностных.

Ну, вы знаете эти приемные. Закуточек. Лавки. Или скамьи. Или, поднимай выше — кресла. Стол. Телефон, издающий звонки так часто, будто тут проводят физиологические опыты по системе академика Павлова. И секретарша. И на кожаной двери таблица:

ПРИЕМ ГРАЖДАН ПО ЛИЧНЫМ ВОПРОСАМ

В ЧЕТВЕРГИ ОТ 13. 00 до 13.27

Не исключено, что в каком-нибудь Бибирево, в Орехово-Борисово, на платформе Бужаниново сидит отдельный товарищ и верит: он придет в четверг к 13.18, будет принят, обласкан и выслушан в 13.19, затем потопает по своим делам.

Верьте, наивный. Хотя все мы знаем: ни за что так не будет. Поэтому мы, знатоки, еще в среду начинаем отпрашиваться в своем учреждении, чтобы завтра к 7.00 пойти на прием в другое. И нас понимают. Науке и литературе не известен ни один такой факт, чтобы кто-то не был отпущен.

Для чего идут на приемы люди? Понятно, вовсе не для того, чтобы попасть на прием и сказать главврачу «Скорой помощи», что сидит за столом по ту сторону в креслах:

— Знаете, просто не мог удержаться. Вот пришел вам сказать как москвич москвичу: смотрел короткометражную хроникалку-документалку «Туркменские пастухи» — и это такая прелесть, такая!

Так не за этим идут на приемы люди. А как раз идут с жалобами и предложениями о перестройке того и сего там и сям. Например, идут заявить, что частная автомобилизация еще как следует не налажена, но общественный транспорт уже старается не работать.

И на что же люди наталкиваются? На отсутствие того, кто должен принимать, выслушивать людей от сих и до сих.

И начинается великое сидение, так что даже и немнущиеся ткани дают слабину, отчего вы сразу узнаете сидельца по пузырям на коленях. И через какие-то пятнадцать минут впадают граждане в ожидательный анабиоз такой глубины, какой вам не наблюсти даже у анадырских авиапассажиров, вторую неделю ожидающих рейс на залив Креста. И сквозь дрему, смежения век и клевания носом пробивается секретаршин голос, разъясняющий по телефону подругам и небезразличным мужчинам, где: обезблошить говорящего попугая, обслужиться у приличной портнихи, как измерить кровяное давление при помощи нитки, линейки и золотого кольца…

— Гражданочка… — несмело встревают в разговор некоторые из отчаянных. — Ну когда ж он нас примет?

Гражданочка строго говорит: неизвестно. Вызван в верха.

И снова длится сидение на скамейках в приемных. И мысль бытует одна: только б дождаться. Пусть не душевного начальника, пусть не чуткого, пусть разговаривающего с посетителями в пределах общения проводника со служебной собакой: «Апорт!», «К ноге!», «Сидеть!», «Стоять!», «Фу!», — но только б дождаться, успеть все выложить в сжатой до телеграфности форме.

А как же часто не дожидаются! И едет человек домой в пустом, стылом гортранспорте, день весь пошел псу под хвост, и другая одолевает мысль: доколе будем терпеть мы жонгляж нашим невосполнимым временем? Ведь это какой-то вечный двухминутный штраф, наложенный на широкие слои населения!

Наивный, конечно, скажет: все нормализуется. Возможно, к столам всех тех, кто в приемные часы должен сидеть на месте и принимать население, присобачат скобки с железным браслетиком для обхвата лодыжки.

Или: нудную обстановку приемных оживят, пропилят панорамные окна, внедрят раздачу в бумажных стаканчиках тонизирующего напитка «Саяны» за счет учреждения, поставят кокосы в кадках, на столах разбросают ребусы, и вдоль стен — топчаны с облучением лампами «горное солнце».

Или (вариант идеальный): принимающие граждан начальники вдруг возьмут и зауважают время принимаемых граждан, неуклонно начнут соблюдать часы приема и дни.

Мало, как мало верится в это во все.

Оттого так глупо выглядит замысловатый врун, объясняющий очередной свой невыход на работу тем, что молния попала в сцепку вагонов метро, отчего полпоезда осталось в туннеле. Какая же, говорят ему, молния — ив метро? А он говорит: шаровая, скатилась по эскалатору — и в туннель. А ему говорят: получи строгача.

Но злостному из злостнейших прогульщиков и ленивцев, когда он прямолинейно и незамысловато врет про двухсуточное сидение в приемной у зава райфо верят, и безгранично. И тем же обеляет свой поздний приход в семью преферансист, или гражданин неустойчивого морального облика, или загульные по пьяному делу и др.

Долой же идеализм! Пока суд да дело, пора самим принимаемым позаботиться о себе. Хватит тупых сидений в приемных. Займемся повышением кпд ожидания. Есть положительные примеры, товарищи. Один гражданин, дожидаясь в милиции выдачи нового паспорта, к моменту его получения проштудировал кораблевождение, ныне плавает штурманом по Волго-Балту с нефтегрузами первого класса. Трое, упорно мечтая пожаловаться на не-качество подбивки штиблет, так и не добились приема, но выучились лопотать по-иностранному. В переводах одного из троих скоро выйдет академическое издание Шиллера.

Только тут ключ к успеху. А также — в миниатюризации всего производственного. Тогда автосборщик ЗИЛа свободно сможет отпрашиваться в какую угодно инстанцию. Там, в приемной, он раскроет чемоданчик балетку, размотает на коленях конвейер, и, глядишь, пока до него дойдет очередь приниматься — выдаст пару самосвалов на экспорт.

От этого дела пострадает, конечно, выручка на гортранспорте. У миниатюризации есть свой минус. Ведь по рассеянности тот или иной человек расплатится за проезд то завалявшимся в кармане между мелочью блюмингом, то хлебозаводом. Но это, будем надеяться, в систему не перерастет.