Над вечным покоем

Хранить вечно

Никогда, а также из принципа не включит автор данное сочинение в писательский свой архив. Пусть хоть этот малый поступок будет авторским вкладом в борьбу с накоплением бумаг в стенах жилищ.

Haш горожанин обрастает бумагами куда интенсивней, чем даже жирком. Наш горожанин обречен на хранение непробойных толщ актов, полисов, договоров, квитанций, справок, обязательств, повесток, ордеров, счет-фактур, доверенностей, нотариальный копий, гарантийных писем, чеков.

Да будь так же распространена вера в бога, как прежде, немалые трудности встали бы перед населением. Ибо какая божница — извечное на Руси хранилище документации — могла бы вместить мой документальный архив или, скажем, архив Романивськой? Нету такой размерности у божниц, и давно уже в шифоньере отведена под эти дела одна секция и один выдвижной ящик.

И надо, надо хранить. Тяжко бывает наказано легкомыслие нехранящих.

У автора была бабушка. Она почила. И вот сгладились пики первоначального горя, и села семья разобраться с архивом покойной. Ах, какие тут хранились бумаги со старорежимных времен! Счета от домовладельца. Зеленщика. От шляпницы Эти Барац. Счета от конфекции Мюра и Мерилиза. Все пожелтело и тронулось тленом. Словом, черт-те что и сбоку бантик. И, очищая быт, автор совместно с бабушкиными аннулировал тюк своих личных квитанций.

Расплата последовала. Вскоре по почте пришли грозные письма Центросвязи. Где автор в 1976 году извещался, что Центро-связь вспомнила за ним должок по 1971 году на сумму 5 руб. 94 коп. И дальше все, как полагается: за неуплату ваш телефон будет срезан.

Но позвольте! Как же я теперь установлю, звонил ли я в неведомый город несколько лет назад? И почему тогда же, несколько лет назад, не прислали квитанции на оплату?

А вот не прислали — и все. Так было удобно Центросвязи. И вот вы возмущаетесь, а как раз для подобных случаев маленький текстик на телефонных счетах обязывает: «Сохранять в течение трех лет».

Но по какому праву обязывает? Почему надлежит хранить головоломные кипы листков? Что за нечеткость работы звеньев?

А вот нечеткость — и все.

Поэтому хранят. Лязгают скоросшиватели «Экспромт» и «Момент», лязгают дыроколами, складируют в папках с ботиночными тесемками, скрепляют скрепкой в виде дамской руки или канцелярской скрепкой не меньше пятого номера бумажную ахинею. И раздаются голоса: надо, надо хранить, надо обрастать бумагами.

Отсюда картинки: стоит очередь в магазине химреактивов. Все люди, как люди. Стоят чинно. Нету выкриков: «Вас тут не стояло!» — и: «В одни руки куда столько хапнул?»

Споро продвигается очередь, но вот доходит она до гражданина Савелова. Чем взвинтил очередь тов. Савелов? А не тем он ее взвинтил, что купил килограмм эмали «ПФ», банчок эпоксидной смолы и остропахнущий тюк клеенки. Тем возмутил очередь тов. Савелов, что украл у людей восемь минут времени двадцатого века. Ибо потребовал он от продавцов на все и на вся выписывать копии чеков: на «ПФ», на банчок, на клеенку:

— Документик хочу иметь!

— Да на кой вам?

— Может участковый прийти. Спросит: откуда смола и вообще.

— А он откуда дети — не спросит?

— Он может спросить, но тоже справки наличествуют.

— Вы, гражданин, ерундите с этим обрастанием справками. Есть же презумпция невиновности.

— Презумпция — это дело неосязаемое, а квитанция — в ней шорох, и она документ. Дает гарантию.

И ушел подшивать листы чеков в домашний архив.

И на всякий случай подшил таганрогский гражданин Спиридонов, поселенный в камере хранения промежуточного аэропорта, такую квитанцию: «Принят на хранение гр. Спиридонов, с ним еще два места, жена и дочь». Подшил он. Мало ли что. Вдруг потребуют оплатить через три года камеру как «люкс» с белым роялем и дубовым альковом.

И гражданка Махонина, уже хранящая в весовом выражении столько бумаг, что вполне они могут обеспечить остойчивость корабля «река — море», приплюсовала еще одну бумагу к архиву — гарантийный талон ателье № 55, который предписано свято хранить, что застолбляет право за владельцем талона когда-нибудь сшить пальто. И вот только графа «Дата выдачи» оставлена совершенно пустой, а просто подмывает заполнить эту графу в талоне словами:

ХРАНИТЬ В ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ И ВЕЧНО.

И гражданке бы Романивськой куда приятнее копить дома бумаги в виде произведений классиков. Дюма, знаете ли, Сервантес, Шолохов, Рабиндранат, Тагор. Но нету места для них, совсем другими бумагами, хранимыми вечно, съедается кубатура квартиры.

Как была ввергнута Романивськая в такое житье? А так же, как все мы, но в кинологическом преломлении: посетила Романивськая с дочерью выставку собак в населенном пункте Гвоздеве. И вертлявый человек у входа на выставку, вертлявостью напоминающий птицу на ветке, так что было даже странно видеть его без червяка в клюве, звал покупать билеты на выставку, потому что они являются как входными, так и лотерейными, и на один билет падет выигрыш — элитный щенок эрдель-терьер.

Вы правильно догадались: дочь Романивськой выиграла щенка. Билет обменяли на квитанцию, обещали через две недели вызвать девочку для вручения приза.

Так и не вызвали. Неоднократно с бережно хранимой квитанцией ходила тов. Романивськая в собаководческий клуб. Это было чистейшее простодушие, простодушие того сорта, когда считают, что раз у горы есть подошва, то должно быть и голенище.

— Нету, — всякий раз говорил Романивськой главный клубный собаковод и обращал на нее ясный взор с младенческим дефектом зрения, отчего правый глаз смотрел влево, левый — вниз.

— Нету щенков. Суки прохолостали.

— Но сколько еще нам хранить эту квитанцию? Почему бумаги годами висят гирей на шее? Почему мы тотчас не очищаемся от них? Почему так сложна схема жизни?

— Храните! — горячо сказал на все это собаковод. — Должно сбыться. Надо хранить.

И стояло за этим:

В ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ!