Надежда Дурака - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора alex (ч. 4)

— Мы сделали это с ним, — сказала она, чувствуя тошноту.

— Мы ничего не делали, — сказал Кастер.

— Ну, его повесили не Черепа.

— Он кого-то разозлил. Он что-то сделал, чтобы заслужить эту табличку.

— Откуда ты знаешь? — спросила Яс, ее гнев нарастал. — Быть может он не сделал ничего, только работал, чтобы Черепа не убили его семью, или чтобы заработать на буханку хлеба и прокормить своих детей?

— Я не знаю. Точно так же, как ты не знаешь, что это было что-то невинное.

— Вот именно. Вот почему у нас есть законы и судьи, а не разъяренная толпа, вешающая всех, кого им заблагорассудится.

Кастер оглядел разбитую улицу:

— Сейчас здесь не так много закона и порядка.

— Но мы не можем позволить этому продолжаться. Как будто Черепа заставили нас забыть, кто мы такие.

Кастер вытащил нож:

— Давайте хотя бы снимем его, а?

Когда они добрались до Комптон-стрит, Яс заметила заметную перемену в поведении людей. Вместо испуганных лиц ее встретили суровые взгляды мужчин и женщин на улице, их оружие было едва скрыто от глаз и находилось под рукой. Движение на крышах тоже привлекло ее внимание. Она подняла глаза и увидела расставленных там лучников.

Несколько человек, охранявших вход на улицу, узнали Кастера, и их пропустили без проблем. Он повел их к одному из домов в центре ряда. Обугленные остатки костра чернели на улице снаружи.

Кастер заметил, что она смотрит:

— Мы забрали сына Джакса и Кару из Дома Совета. Устроили им достойные проводы.

Яс остановилась и уставилась на то немногое, что от них осталось. Немного обугленного дерева, зола. Кара, женщина, которая втянула Яс в эту неразбериху, ушла из этого мира. Яс не знала, что она чувствовала по поводу ухода этой женщины. Яс догадывалась, что она сделала то, что должна была сделать, но не могла отделаться от мысли, что жизнь была бы намного лучше, если бы их пути никогда не пересеклись.

Комната находилась на верхнем этаже дома и пропахла застарелым потом и прокуренной одеждой усталых ханранов, собравшихся внутри. Яс заметил Хасана с рукой на перевязи, сидящего за столом с разложенной перед ним картой города. Джакса нигде не было видно.

— Яс, — сказал Хасан. — Рад тебя видеть.

— Хасан, — ответила она.

— С тобой и твоими все в порядке?

— Бывало и лучше, — ответила она. Это было странно, но в тот момент она чувствовала себя с ними более комфортно, чем со своей собственной мамой. Все они знали, зачем они здесь. Никто не ставил под сомнение мотивы и не говорил никому не лезть не в свое дело. Странно, но это казалось правильным. Она села рядом с Хасаном. — А как насчет тебя?

— Бывало и лучше, — повторил он, поднимая руку. Они оба улыбнулись этому. Кровь и боль создали связь между ними. — Кастер сказал, что ты захочешь поговорить.

— Правда? — Яс оглянулась на шулка. Он занял место у окна, вне пределов слышимости. — Кажется, он знает меня лучше, чем я сама.

Хасан откинулся на спинку стула:

— Что я могу для тебя сделать?

— Не для меня. Для остального города.

— Что насчет его?

— Там царит хаос, если ты не заметил.

— Заметил.

— И? Что ты собираешься с этим делать? Людям нужна крыша над головой, вода, еда. Им нужна помощь.

— Я знаю, что они нуждаются, но у меня есть другие проблемы, с которыми нужно разобраться. Более важные.

— Важнее, чем сохранить людям жизнь?

— Вся еда в мире не принесет им никакой пользы, если Черепа вернутся.

Яс покачала головой:

— Какой смысл держать Черепа подальше от Киесуна, если все жители, черт возьми, будут мертвы?

— Яс, это не так-то легко...

— В наши дни нет ничего легкого. И становится все хуже — вот почему ты должен что-то с этим сделать.

Хасан потер лицо здоровой рукой:

— Яс, дело не в том, что мне все равно, просто...

— Просто что? — огрызнулась Яс, вставая. — Ты счастлив посылать людей убивать за тебя и умирать за тебя, но ты не можешь пошевелить задом, чтобы помочь им? Так? — Она бросила на него взгляд, которым гордилась бы Ма. — Может быть, в конце концов, нам было бы лучше, если бы Черепа остались во главе.

— Это неправда, Яс.

— Неужели? По дороге сюда мы видели, как какого-то беднягу подвесили на фонарном столбе — и никакой Череп этого не делал. А накануне на площади была девочка, которую повесили Плачущие Люди.

— Я видел. — Хасан вздохнул.

— Моя мама продолжает говорить мне, что это я во всем виновата, — сказала Яс. — И, может быть, черт возьми, так оно и есть, но я ввязалась в это только из-за вас. Вы в долгу передо мной. Вы в долгу перед этим городом.

— Хорошо. Ты высказала свою точку зрения. Я разошлю людей по окрестностям, найду местных, которые смогут говорить от имени остальных, и мы соберем их всех вместе сегодня вечером. Посмотрим, что мы сможем уладить.

Яс села обратно:

— Спасибо.

— О, не благодари меня, — сказал Хасан. — Как только я доставлю их сюда, остальное зависит от тебя.

— Меня? — спросила Яс, открыв рот.

— Послушай. — Хасан улыбнулся. — Я солдат. Я знаю, как сражаться. Вот и все. Но ты права, за городом нужно присматривать. Мне кажется, ему нужен кто-то, кто страдает так же, как и все остальные, чтобы знать, что делать.

— Но это не я.

— Почему бы и нет? Я не вижу, чтобы кто-то еще приходил просить меня о том, чтобы я что-то сделал.

— Я не лидер по натуре. Никто не будет меня слушать.

— Я не знаю ни одного хорошего командира, кто бы так не думал. Это нормально. На самом деле, нужно беспокоиться о тех, кто считает, что они должны быть во главе.

— Да, но должны быть другие. Больше подходящие.

— Это ты.

— Черт. — Яс откинулась на спинку стула. — Ма меня убьет. — Она почти могла слышать ее слова. Знала все, что она скажет — и будет бы она неправа?

Яс должна была сказать нет. Настоять на этом. Должны быть люди получше — более старшие, к которым прислушаются другие. Кем она была для всех? Просто мама, пытающаяся жить как все. Она вздохнула:

— Я это сделаю.

Он кивнул:

— Найди несколько людей, таких же как ты, которые хотят помочь, и вы сможете быстро все организовать.

— А как насчет тебя? — спросила Яс.

— Ханраны выйдут и будут сражаться с врагом, не подпускать его к городу так долго, как сможем. Может быть, нам удастся продержаться достаточно долго, чтобы появились мейгорцы и спасли наши задницы.

— Ты думаешь, они придут?

— Я на это надеюсь. Особенно сейчас, когда там королева.

— Трудно думать об этом ребенке как о королеве.

— Она — все, что у нас есть.

Яс глубоко вздохнула:

— Тогда нам остается только держаться и надеяться.

Тиннстра

Лейсо

Тиннстра проснулась в панике, ее разум заполнила Зорика. Она огляделась, но Зорики здесь не было. Конечно, ее здесь не было. Они ее забрали. Милостивые Боги, почему Аасгод не предупредил меня об этом месте? Он знал, что они делали в Мейгоре. Он знал, куда мы бежали.

Остальные нашли Тиннстре постель в одной из хижин прошлой ночью, когда бодрствовать стало почти невозможно. Анама промыла рану на лице, но та все еще горела. Тиннстра молилась, чтобы в рану не попала инфекция. Она помнила зловоние, исходившее от спины Аасгода. Она не хотела так умирать.

Хижина была почти пуста. Солнечные лучи лились в окна, принося с собой дневную жару. Как долго она спала? Ей это было нужно — Боги это знали — но она чувствовала себя виноватой. Что, если Зорика пришла ее искать? Что, если она подошла к забору, надеясь найти Тиннстру, и увидела только незнакомцев?

Она села и спустила ноги с кровати. Кто-то оставил ей бурдюк с водой, и желудок Тиннстры сократился от скорости, с которой она пила. Она все еще ничего не ела, но это могло подождать. Зорика не могла.

Она натянула ботинки, вышла из хижины и обнаружила, что ее ждет Майза. Шулка встала, когда увидела Тиннстру:

— Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, — ответила она, не замедляя шага. Ей нужно было добраться до забора.

Майза не отставала:

— Кое-кто из нас был у забора с первых лучей солнца. Мы также отправили нескольких детей постарше на ее поиски. От них пока нет вестей.

— Это хорошо или плохо?

— Ни то и ни другое. Она, наверное, спала, если хоть немного похожа на тебя. Вы обе через многое прошли.

Теперь Тиннстра могла видеть забор с группой родителей по одну сторону и детей по другую. Как долго их всех держали порознь? Майза сказала, что некоторые беженцы находились в лагере по шесть месяцев. Могли ли семьи быть разлучены так долго? Еще не прошло и дня, но Тиннстра ощущала отсутствие Зорики как физическую боль.

Она ускорила шаг, почти побежала, с каждым шагом в ней росла надежда, что она найдет Зорику, которая ее ждет. Пока я могу ее видеть, все будет в порядке. Тогда я смогу успокоить ее, заверить, что я ее не бросила.

Ее глаза обшаривали лица. Джиане, дорнванцы, чонгорцы всех возрастов, мальчики и девочки, высокие, низкорослые, темноволосые, светловолосые. Там, должно быть, было по меньшей мере пятьдесят детей, возможно больше. Но Зорики не было. Не то чтобы она могла видеть. Она посмотрела снова, на этот раз быстрее, надеясь, молясь, перепроверяя. Но нет.

Вся надежда исчезла, и она позволила своему гневу занять ее место.

Она добралась до забора. Он был ненамного выше ее, нагромождение перекрещенных шипов, направленных в обе стороны, с металлическими колючками, воткнутыми по бокам. Тиннстра схватила две из них, почувствовала, как колючки впились в ее кожу, но ей было все равно. Она бы вырвала их из земли, чтобы добраться до Зорики.

Снова чья-то рука легла ей на плечо:

— Тиннстра, успокойся.

Это была Майза. Тиннстра обернулась, сжав кулаки, между пальцами у нее текла кровь:

— Успокоиться?

— Да. — Майза стояла неподвижно, глядя ей прямо в глаза. — Причинение себе вреда ей не поможет. Привлечение внимания охранников ей не поможет. — Она слегка наклонила голову влево. Трое охранников с копьями приближались со стороны главного здания. Они не выглядели счастливыми. — У нас есть несколько детей, которые ее ищут, так что да, успокойся, и они приведут ее к тебе. Надо просто набраться терпения. — Майза передвинула руку с плеча Тиннстры на свой локоть и попыталась отвести ее подальше от забора.

Сначала она сопротивлялась. Пусть придут охранники. Я буду драться с ними со всеми. Затем она сделала еще один вдох, попыталась собраться с мыслями. Ей нужно быть умнее. Она позволила Майзе отвести ее на небольшое расстояние от забора, пока не увидела, что охранники разворачиваются:

— Извини. Я вела себя как сумасшедшая.

— Я понимаю, — сказала Майза.

— Просто... — Тиннстра оглянулась на забор и детей по другую сторону. — Я не хочу, чтобы она была одна.

— У нее все еще есть ты.

— Но она этого не знает.

— Я уверена, что знает.

— Что за бардак. Что за полный бардак. — Тиннстра вздохнула. Было бы так легко сдаться, признать, что она побеждена. Все, что могло пойти не так, пошло не так. По крайней мере, здесь, в тюрьме, ей не нужно было беспокоиться о том, что Черепа попытаются их убить. Пока она знала, что Зорика в безопасности, тогда, возможно... Нет. Она ненавидела себя даже за то, что думала об этом. Нельзя сдаваться. Больше никаких попыток выжить. Не испытывать жалости к себе. — Покажи мне тюрьму. Отсюда должен быть выход.

Майза кивнула. Они переходили из одной тени в другую, стараясь держаться подальше от прямых солнечных лучей. Несмотря на это, температура была невыносимой, и Тиннстра постоянно отгоняла мух от своего лица.

— Стены около двадцати футов высотой и сделаны из твердого камня, — сказала Майза, когда они обходили лагерь по периметру. — Невозможно взобраться без веревок и абордажных крюков.

Солдаты наблюдали за ними с зубчатых стен. Они также никому не позволят подниматься беспрепятственно.

— Сколько охранников? — спросила Тиннстра.

— Я бы сказала, около двухсот.

— Для двух тысяч беженцев? Как-то маловато.

— Большинство людей здесь не бойцы, и вида копья более чем достаточно, чтобы удержать их на месте. — Майза указала на группу дорнванцев неподалеку, сбившихся в кучку на небольшом участке тени. — Жара истощает их силы. Выделенных продуктов и воды достаточно, чтобы все остались в живых, но не более того.

Группа охранников наблюдала за ними, пока они шли. На них были стальные нагрудники и открытые шлемы. Только у нескольких были копья, но у всех на бедрах висели абордажные сабли в ножнах. У них были короткие лезвия, но они идеально подходили для таких многолюдных мест, как тюрьма.

— Они никогда не ходят по лагерю в одиночку. Они держатся группами по три и более человек, что еще больше затрудняет кому-либо нападение на них, — сказала Майза. — Я слышала рассказы о том, что их можно купить — очевидно, они приносили бы людям дополнительную еду, если бы у кого-то были деньги, чтобы заплатить за нее — но сейчас? — Она пожала плечами. — Ни у кого не осталось денег, если только они не продают себя сами.

— Как распределяется еда?

— На данный момент все едят один раз в день. Любой, кого поймают за попыткой раздобыть больше еды, наказывается другими заключенными. То есть сами заключенные заботится о себе. Конечно, если рационы будут сокращены еще больше, все может быть не так дружелюбно.

Они повернули вдоль стены и направились обратно к столовой и главному зданию.

Майза указала на ворота, через которые Тиннстра прошла днем ранее.

— Ворота из прочной стали и всегда охраняются, коридор ведет прямо мимо главных казарм к другим стальным воротам. — Они остановились под сенью дерева, и Майза передала Тиннстре бурдюк с водой, чтобы та напилась. — И ты видела, что находится по ту сторону стен.

Тиннстра кивнула:

— Ничего.

— Мейгорцы уничтожили все до голого камня, и только Богам известно, как далеко. Даже если тебе удастся взобраться на стены или пройти через ворота, затем предстоит преодолеть мили пустоты, прежде чем ты доберешься до лесов. В такую жару это нелегкая задача. К тому же ты будешь легкой добычей для лучников на стенах.

— А как насчет лошадей? Карета?

— Здесь лошадей не держат. В них нет необходимости. Никто не уходит. Они привозят еду, воду и любых новых людей раз в день на рассвете, и фургоны возвращаются в город час спустя.

Тиннстра сделала еще один глоток воды, затем передала бурдюк с водой обратно Майзе:

— Как насчет помощи извне? Есть ли кто-нибудь, кто сможет нам помочь?

— Аасгод был нашей последней надеждой. Не осталось никого, кому есть до нас дело. Или, в любом случае, у них нет возможности что-то сделать.

Тиннстра посмотрела на высокие стены, понаблюдала за патрулированием стражи и еще раз проверила стальные ворота:

— Тогда все зависит от нас. Мы должны найти способ.

Они направились обратно к забору, отделяющему взрослых от их детей.

— Это самый большой сдерживающий фактор, — сказала Майза. — Охранники ясно дали понять, что любое действие против них приведет к наказанию детей.

— Поэтому сначала мы должны обезопасить детей. Убрать эту угрозу. — Тиннстра снова посмотрела на забор. Он был не таким высоким. Если бы они будут действовать быстро, небольшая группа сможет перебраться через забор до того, как охранники что-нибудь предпримут. — Вчера ты сказала, что у вас здесь есть Шулка.

— Да. Нас здесь сорок восемь человек.

— Они способны сражаться?

— Пока что. Они охраняли посольство вместе со мной. Я могу поручиться за них всех.

Тиннстра снова осмотрела караульное помещение. Внутри есть оружие. Им просто нужно до него добраться…

Мысли вихрем проносились в голове Тиннстры. Обрывки образов, части плана. Всегда есть выход. Отец много раз говорил ей об этом. Единственный способ проиграть — сдаться. Решение проблемы или победа в битве всегда сводились к одному и тому же: сосредоточься на том, что было перед тобой. Сначала разберись с этим. Об остальном побеспокойся позже.

— А что насчет Анамы?

— Что именно насчет ее?

— Куда ведут эти ее врата?

— Не знаю. Лучше пусть так и остается, на случай, если Черепа начнут задавать нам вопросы.

Тиннстра покачала головой:

— После того, что здесь произошло, я никуда не пойду, не узнав...

— Майза! — Мальчик лет десяти бежал к ним по другую сторону забора с выражением мрачной решимости на лице. К тому времени, как он добрался до забора, он задыхался. — М... Майза. Я ее нашел.

Дрен

Киесун

Дрен не мог уснуть. Так было всегда, после работы. По какой-то причине он никогда не мог расслабиться, не мог отключить свои мысли. На самом деле глупо, но он думал, что в этот раз все будет по-другому. Он выполнил хорошую работу, работу солдата, и убил только Черепов, никого из своих людей, никого невинного. Но он все равно мог это чувствовать. Взрывы. Крики. Его руки тряслись, и он не мог их унять, как ни старался. Он видел кровь, части тел. Так отчетливо, что ему не хотелось закрывать глаза. Он сжимал их снова и снова, но не мог избавиться от видений кровавой бойни.

Не помогало и то, что он подхватил простуду. Неудивительно, после событий последних нескольких дней. Но это было последнее, в чем он сейчас нуждался. Последнее, черт ее подери.

Он снова был на своей крыше в Токстене. Старый дом его родителей — или то, что от него осталось. Сломанная водная башня, в которой можно спать, и огромная дыра в крыше, с которой нужно быть осторожным, чтобы не упасть. Это было немного, но это было его, и для него эта крыша много значила. Когда его пытали в Доме Совета, он думал, что никогда больше ее не увидит.

Его разум продолжал прокручивать все это, что-то меняя, прикидывая, как все могло пойти не так. Как он мог все испортить. В то время он действовал инстинктивно, полагался на свою хитрость. Теперь казалось, что ему все сошло с рук только по чистой случайности. Если бы он не поцарапал броню, его бы сразу заметили. Если бы кто-нибудь заговорил с ним раньше или проявил интерес к тому, что Череп кричал на него, или если бы комната, в которую он нырнул, не была туалетом, или если бы там был кто-то еще, он был бы мертв прямо сейчас. Все то, что он не мог контролировать. Все моменты, когда он мог умереть. Черт, неудивительно, что у него дрожали руки. Сколько удачи у него осталось до того, как она закончится? Раньше он думал, что он непобедимый. Неприкасаемый. Неуловимый. Больше нет.

По телу пробежала дрожь, но он списал ее на холод. На крыше стояла небольшая жаровня, которую смастерил его отец, поэтому Дрен начал собирать дрова и растопку. Много ночей он и его родители провели на крыше, сидя у огня. Мама пела, а папа рассказывал истории. Когда он был ребенком, это было его любимым занятием — он сидит там, завернувшись в одеяло, а мама его обнимает. Он стал делать это реже, когда повзрослел, и вместо этого предпочитал встречаться с Квистом и немного баловаться. Как бы ему хотелось сейчас повернуть время вспять и еще раз послушать, как поет его мама, или даже просто с ней поздороваться. Дрен никогда не представлял себе времени, когда кого-то из них не будет рядом. Он принимал их обоих как должное.

Он закрыл глаза, и на мгновение почти услышал ее, призрак воспоминания на краю его мыслей. Едва уловимый. Сколько пройдет времени, прежде чем она совсем исчезнет из его памяти?

— Возьми себя в руки, — сказал он себе, разжигая огонь.

— Эй Дрен, ты там, наверху? — донесся голос Эндж с этажа ниже. — Я не стану карабкаться наверх, если тебя там нет.

Он ухмыльнулся:

— Да, я здесь. Тащи свою ленивую задницу вверх по этой лестнице.

Задыхаясь и ругаясь, Эндж поднялась, выжимая из себя все оставшиеся силы.

— Если бы у тебя были хоть какие-то манеры, ты бы вместо этого пришел бы ко мне, — сказала она, когда ее голова высунулась из отверстия в крыше.

— Я думал, ты знаешь меня лучше. — Дрен взял ее за руку и помог подняться, радуясь ее видеть. По-настоящему счастливый, на самом деле.

Она взглянула на него из-под челки, добавив немного улыбки.

— О, я тебя прекрасно знаю. — Она сняла с плеча сумку. Быстро покопавшись внутри, она извлекла бутылку вина. — Я подумала, что ты, возможно, сидишь здесь один, жалеешь себя, вероятно, не спишь и нуждаешься в компании — и вот я здесь. Я права?

Он отступил назад, по нему пробежала волна чего-то. Воспоминание. Болезненное. Эндж тоже это увидела:

— Что не так?

Он попытался улыбнуться и покачал головой. «Ничего...» Просто он вспомнил последнего человека, который приносил ему вино и еду. Квист, его двоюродный брат, его лучший друг. До того, как он попытался предать Дрена, до того, как Дрен его убил.

— Я могу уйти, если хочешь... — Эндж отступила к лестнице, правда, медленно, не так, как будто она действительно это имела в виду.

Дрен остановил ее, улыбнулся и забрал бутылку:

— Меня не волнует компания, но вино может остаться.

— Нахальный ублюдок. — Она попыталась выхватить бутылку обратно, но Дрен отскочил в сторону и откупорил бутылку зубами. Эндж рассмеялась. — Классно.

— Это я. — Дрен сделал большой глоток. Вино было темным и насыщенным — лучше всего, что он когда-либо пил раньше. — Где ты это взяла?

— Стащила из кладовки в Доме Совета. Не думаю, что кто-нибудь хватится.

— Хороший ход. Я уже начал думать, что нам следовало оставить немного той еды, вместо того чтобы отдать все.

— Забавно, что ты это говоришь, — сказала Эндж, снова залезая в сумку. Она достала маленькую буханку хлеба, которую бросила Дрену, затем вытащила кусок ветчины.

Еще одно воспоминание. Квист принес почти такую же еду. Блядь. Он мог видеть, как там сидит его кузен, слышать, как он смеется. Этот тупой ублюдок. Зачем он это сделал?

— У тебя есть нож? — спросила Эндж.

У него был тогда нож, конечно. Он воткнул его в Квиста. Тот самый нож, который теперь у него за поясом. Он вздрогнул от этой мысли, почувствовав слабость, тошноту. Комок в горле мешал глотать. Дрен на мгновение закрыл глаза, надел доспехи, снова надел свою маску. Он был лидером, с которым никто не связывался, всегда был готов посмеяться, его ничто не беспокоило. Дрен сунул руку за пояс и вытащил нож:

— Этот подойдет?

— Совершенство. — Эндж ухмыльнулась, тоже играя в игру, давая ему понять, что еще она принесла.

Они вернулись к водной башне и уселись перед его костром. Над ними торчали куски дерева, образуя что-то вроде крыши, и у него была стопка одеял, чтобы не замерзнуть. Эндж села рядом с ним, так близко, что их руки терлись друг о друга, и они нарезали ветчину полосками, отрезали ломти от хлеба и залпом выпили вино.

— Ты приготовил это на случай, если я появлюсь? — спросила Эндж.

— Конечно. — Он попытался улыбнуться, но все еще чувствовал холод в костях. Будем надеятся, жара скоро с этим справится. Он сглотнул, пытаясь унять зуд в горле.

— Я польщена.

— Ну, в основном я надеялся, что ты принесешь что-нибудь поесть. — Дрен пытался напустить на себя браваду, но внутри него было что-то странное и неправильное. Он сделал еще глоток вина, надеясь, что это все исправит.

Она рассмеялась и ударила его в плечо:

— Ублюдок.

— Когда-то был. Больше нет. — Образ Фалсы, раскачивающейся на веревке, промелькнул у него в голове. Больше никогда.

Бутылка переходила из рук в руки. Голос Эндж понизился:

— Да. Ты теперь другой. Лучше, я думаю.

— Неужели? — По какой-то причине ему нужно было, чтобы она сказала ему, что он изменился. Он не хотел еще одной Фалсы. Больше никакой невинной крови на его руках.

Эндж улыбнулась:

— Ты был довольно плохим. Иногда пугающим.

— Ты никогда не говорила. Почему ты осталась со мной? — Дрен поплотнее завернулся в одеяло, все еще не согревшись.

Ее улыбка немного померкла:

— Мы живем в страшные времена, если ты не заметил.

— Заметил.

— Я решила, что, если я собираюсь выжить, мне нужно быть с такими же страшными людьми. Понимаешь? Ты всегда выглядел так, словно мог бросить вызов миру и победить.

— Я тоже так думал. Пока меня не поймали Черепа. — Дрен поворошил огонь палкой и понаблюдал, как взлетают искры и зола.

Эндж протянула руку и повернула его голову, чтобы получше разглядеть его разбитое ухо и разбитый нос:

— Они хорошо поработали над тобой.

Дрен откинул голову назад, пристыженный тем, что они с ним сделали. Ему следовало сопротивляться сильнее. Как-то. Глупая мысль. Он это знал, но это не помешало ему попытаться понять, что он мог бы сделать по-другому. Помимо того, чтобы не пытаться убить Джакса.

— Не беспокойся об этом, — сказала Эндж. — Каждому однажды везет. У них был свой шанс. Отныне наша очередь. Расплата.

Дрен ухмыльнулся, надев маску, играя свою роль. Неприкасаемый:

— Кажется, я видел, как они ели крыс прошлой ночью, перед тем как я их всех взорвал.

— Крысы? Хорошо. Они, блядь, это заслужили. — Эндж отрезала еще одну полоску ветчины и бросила ее Дрену. — Пусть они испытают то, через что заставили нас пройти за последние несколько месяцев. Пока мы наслаждаемся их едой и вином.

Дрен поднял бутылку с вином в ее честь:

— Я пью за это.

— Мы хорошо поработали прошлой ночью, ага? — сказала Эндж, вытирая вино с подбородка. — Странно думать, что в городе не осталось Черепов. Я все ожидала увидеть их по пути сюда.

— Они вернутся. Они как крысы. Убей одного, и тут же появится другой.

— Что мы будем делать дальше?

— Понятия не имею. Продолжать сражаться. Быть хорошими солдатами. — Дрен подтолкнул ее локтем. — Но я не думаю, что мы когда-нибудь станем такими.

— Все еще волк, а? — Она снова посмотрела на него тем же взглядом, ее глаза были полны озорства, и она подвинулась так, чтобы они оказались лицом друг к другу. Они были близко. Почти слишком близко — или недостаточно близко. Он не был уверен, что именно. Огонь придавал ее коже оранжевый оттенок, заставляя ее выглядеть раскрасневшейся. Красивой.

Дрен отвел взгляд, сделал еще глоток вина, затем заметил, что они почти прикончили бутылку:

— Я уже не такой необузданный. Джакс просветил меня на этот счет.

Эндж потянулась за вином. Ее рука коснулась его:

— Он тебе нравится, а?

— Раньше я так не думал. Думал, что он пустое место. Блядь, да он пытался убить меня пару дней назад, а я — его. — Дрен покачал головой. — Но он позаботился обо мне, когда это имело значение, заставил меня увидеть картину в целом. То, что мы сделали... помогло всей Джии. Возможно, даже изменило ход войны. — Он поднял глаза, поймал пристальный взгляд Эндж, но не почувствовал себя глупцом из-за того, что сказал. На самом деле, совсем наоборот. — Я понимаю, что он сейчас делает. И что нужно делать мне.

— Вчера ночью он выглядел не слишком хорошо.

— С ним все будет в порядке. Он крепкий орешек. Ему просто нужно отдохнуть. — Старик был чертовски хорош и порядочен, и Дрен ни за что не мог даже подумать, что ему не станет лучше. Ему нужен был Джакс. Ему нужен был кто-то, кто указал бы ему путь.

— Ну, что бы ни случилось, поблагодарим Богов, что у нас есть ты. — Эндж поставила бутылку и положила руку ему на бедро. — Дрен, спаситель Джии. Звучит неплохо.

— Это не про меня. — Он почувствовал вину из-за похвалы. Он ее не заслуживал. Он посмотрел на ее руку. Она казалась тяжелой, но почему-то правильной. Единственное, что казалось правильным в его жизни.

Ее губы были у его щеки, ее теплое дыхание касалось его кожи:

— Нет?

— Нет. Больше нет. — Он поцеловал ее, а потом они стали стаскивать с себя одежду, царапаясь и дергаясь, мешанина нетерпеливых рук и переплетенных конечностей, отчаянно желающих раздеться. Ничто не имело значения, кроме нее. Кроме Эндж. Он уткнулся носом в ее шею, продвигаясь вниз, пока его рот не нашел ее грудь. Она выгнулась навстречу ему, расстегивая его брюки, потянулась к нему, прикусила его ухо, приподняла его голову, чтобы снова поцеловать, глубоко и долго, и они потерялись друг в друге.

Он сбросил свои брюки, потянул ее за собой, прерывая их поцелуи, чтобы еще больше ощутить ее вкус. Она прижалась к нему и крепко обняла, такая влажная, такая горячая, такая…

Он начал кашлять. Глубокий, отрывистый кашель. Горло сдавило, словно он не мог дышать. Он отстранился от Эндж, пополз на четвереньках, пытаясь прочистить горло, заставить все работать. Ему просто нужно откашляться. Вдохнуть немного воздуха. Он схватил бутылку, сделал глоток вина, чтобы прочистить горло, большая часть пролилась ему на подбородок, когда он снова закашлялся.

— Дрен? Ты в порядке? — Эндж накинула одеяло ему на плечи, попыталась обнять его. — Ты болен?

Он поднял глаза, увидел беспокойство в ее глазах, а затем мир стал черным.

Дрен очнулся, завернутый в одеяла рядом с костром, лежа в объятиях Эндж. Она тоже спала, но он все еще видел беспокойство на ее лице и знал, что напугал ее. Он напугал себя.

Было еще светло, возможно, ближе к вечеру, так что он спал недолго. Во всяком случае, недостаточно долго, чтобы почувствовать себя лучше. Он чувствовал, что промерз до костей, несмотря на огонь, одеяла и Эндж, и все же вспотел. Что за время болеть. Неудивительно после всего, через что он прошел. Гребаные утопления, избиения и сражения без теплой постели и приличной еды.

Огонь трещал и искрился, готовый вот-вот погаснуть. Ему следовало подбросить в него еще немного дерева, вернуть его к жизни, но для этого пришлось бы встать, а Дрен этого не хотел. Он хотел оставаться там, где был, до конца своих дней. Только он и Эндж, на его крыше. Пока не почувствует себя лучше. Не думая ни о какой гребаной войне. Вроде бы он просил не слишком много.

— Дрен! Дрен!

Он сел. Это был Хикс. Голос испуганный. Черт. Эндж села рядом с ним, тоже выглядя обеспокоенной. Они оба начали натягивать одежду.

— Дрен! — крикнул Хикс этажом ниже слабым, запыхавшимся голосом.

Дрен наполовину спрыгнул, наполовину скатился с лестницы, когда увидел, что лицо его друга все в синяках. Кто-то хорошо поработал над ним. Эндж последовала за ним, и они подхватили Хикса, прежде чем тот упал.

— Что случилось? — спросил Дрен.

— У них Спелк. — Глаза Хикса были широко раскрыты и полны испуга, лицо побелело. — Они его схватили.

— Кто?

— Мы направлялись сюда, и на нас набросились Плачущие Люди. На Харельсон-уэй. Они знали, кто мы такие. Назвали наши имена. Мы сражались, ты знаешь, что мы это сделали, но их было так много. Они схватили Спелка, но отпустили меня. Они хотели, чтобы я сказал тебе, что он у них. Сказали, что у тебя есть время до полуночи, чтобы вернуть его, или они... — Хикс наклонился вперед, силы покидали его, и Дрен подхватил его на руки. — Б... блядь.

Дрен почувствовал что-то мокрое на своих руках. Теплое и влажное. Он опустил Хикса на землю, а затем расстегнул куртку. Рубашка Хикса была испачкана кровью.

— Блядь.

— Что там? — спросил Хикс.

Дрен повернулся к Эндж:

— Дай мне что-нибудь, чем перевязать рану. Его ударили ножом.

Хикс выглядел озадаченным:

— Меня не ударили ножом. Я просто запыхался, вот и все. Мне просто... нужна минута.

— С тобой все будет в порядке, — сказал Дрен, но, если Хикс и не знал, что он ранен, то его тело знало. Мальчик откинулся на руки Дрена, и Дрен почувствовал, как Хикс трясется и дрожит.

Эндж вернулась с разрезанным плащом и принялась обрабатывать рану, пытаясь заткнуть дыру, но она была зияющей, из нее лилась черная кровь. Как только она прижала комок ткани, он намок. Однако она не сдавалась, и вскоре ее собственные руки и одежда были пропитаны кровью их друга.

— Мне холодно, Дрен, — прошептал Хикс.

Дрен обнял его крепче. Надел маску. Сыграл свою роль.

— Чертова зима, вот и все. Я подброшу еще дров в огонь, как только мы тебя перевяжем.

— Ты вернешь Спелка, ага? — Мальчик втягивал воздух так быстро, как только мог. — Ты не позволишь Плачущим Людям повесить его, ага?

— Обещаю тебе. Я обещаю. Завтра вы оба будете смеяться над этим, — сказал Дрен. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Чертовы слезы. Это было неправильно. — Сейчас отдыхай.

— Ага. Я мог бы это сделать. Совсем ненадолго... — Хикс закрыл глаза, и его тело в последний раз содрогнулось, а затем он ушел. Вот так, просто.

Дрен уставился на него, не веря своим глазам. Этого не было. Не сейчас. Дрен обнял его и коснулся его лица окровавленной рукой, почувствовал, как тепло покидает тело его друга.

— Нет. Не умирай. Не. Ты можешь продержаться. Ну давай же. Ну давай же. Хикс, послушай меня. Открой глаза.

— Он мертв, Дрен. — Эндж откинулась на колени, ее руки были в красных пятнах, одежда покрыта красным. Это было похоже на ночной кошмар.

— Нет. — Потекли слезы. Он не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Даже когда умерли его родители. Ни разу с тех пор.

— Черт, — сказала Эндж. — Блядь. Это сделали гребаные Плачущие. Ты слышал его — Плачущие.

— Знаю.

— Спелк тоже мертв. — Она вскочила на ноги, качая головой, расхаживая взад-вперед. — Они, должно быть, уже его повесили.

— Мы этого не знаем. — Дрен опустил Хикса на землю. — Может быть, он все еще жив. Может быть, мы сможем его вернуть. Они сказали, что у нас есть время до полуночи. — Он почувствовал, как в нем закипает гнев, приветствовал его, подпитывал мыслями о том, что он сделает с гребаными Плачущими Людьми, которые убили его друга. Они связались не с тем гребаным человеком.

— Это, должно быть, ловушка.

— Да.

— И почему они охотятся за нами? Почему за тобой? Мы для них никто. Ничто.

— Есть только один способ выяснить. — Он выхаркал из себя какую-то гадость и выплюнул ее на пол. Он встал и подошел к тому месту, где спрятал меч Шулка, вытащил его и пристегнул к поясу. Эндж наблюдала за ним, между ее глаз снова образовалась складка. — Нам нужно позвать на помощь. Ты недостаточно здоров, чтобы справиться с этим самостоятельно.

Дрен покачал головой.

— Это просто простуда. Я уже чувствую себя лучше. — Ложь, но необходимая. Шла война, и Дрен собирался сражаться. Ему было все равно, Черепа это или Плачущие Люди Он убьет всех, кто причинил зло его друзьями. — Давай вернем Спелка.

Тиннстра

Лейсо

— Где она? — спросила Майза.

Мальчик указал назад, на детский лагерь:

— Вон там, последняя хижина. Там они держат всех малышей.

Тиннстра посмотрела туда. Последняя хижина выглядела точно так же, как и остальные, и все же она так пристально смотрела на нее, как будто это могло помочь ей видеть сквозь деревянные стены:

— Ты уверен, что это Зорика?

— Я думаю, да. Она приехала сюда вчера. Кто-то сказал, что она плакала весь день и ночь. Спрашивала о своей сестре.

— Сестре? — повторила Майза.

— Я сказала, что буду ее старшей сестрой, — сказала Тиннстра. — Это она. — Она почувствовала, что снова выходит из себя, и поняла, что снова вцепилась в шесты. — Ты можешь вытащить ее оттуда? Привести ко мне?

Мальчик покачал головой:

— Они не так часто выпускают детей на улицу, а когда выпускают, у них много охраны.

— Как насчет сообщения? Ты можешь передать ей сообщение?

— Думаю, что смогу. — Он переступил с ноги на ногу, внезапно занервничав. Его взгляд опустился на землю. — Но, если меня поймают… Они меня изобьют.

— Набиль, — сказала Майза. — Посмотри на меня.

Мальчик неохотно поднял глаза.

— С тобой все будет в порядке, — сказала Майза. — Ты умный и осторожный. Никто тебя не поймает.

Набиль кивнул:

— Я могу передать.

— Просто скажи ей, что Тиннстра ее любит, и я скоро буду с ней. Скажи ей, чтобы она была храброй, — сказала Тиннстра. — Пусть она знает, что мы скоро за ней придем.

— Я скажу ей. Обещаю, — сказал Набиль.

— Позови кого-нибудь из других детей — тех, что постарше, — сказала Майза. — Попроси их присмотреть за ней, убедиться, что с ней ничего плохого не случится. При малейших признаках неприятностей приходите и найдите нас.

— Я так и сделаю, — сказал Набиль. — Обещаю.

— Хорошо. Теперь иди. — Майза посмотрела в сторону караулки. Тиннстра и Набиль проследили за взглядом Майзы. К ним направлялись трое охранников.

После этого мальчику не нужно было повторять. Он стремительно сорвался с места и помчался обратно к детским хижинам.

Знакомое чувство беспокойства охватило Тиннстру:

— Неприятности?

Майза пожала плечами. «Я не знаю». Они отодвинулись друг от друга, освобождая достаточно места на случай, если им придется драться.

Охранники не торопились. Тиннстра пытался разглядеть их лица, но шлемы держали их в тени.

— Ты Тиннстра? — спросил один, небритый, с носом пьяницы.

— Да.

— Кое-кто хочет тебя видеть, — сказал второй охранник, косоглазый. Его большие пальцы были засунуты за пояс, как будто ему было наплевать на все в мире.

— Кто?

— Разве это имеет значение? — проворчал третий, более худой, чем его друзья, но с мерзкой ухмылкой.

— Для меня имеет, — сказала Майза.

— Следи за своими манерами, — сказал Пьяница, его рука скользнула вниз, за рукоять меча. — Ты больше не Шулка.

— Ты в этом уверен? — Майза улыбнулась, но в ее улыбке не было доброты, только угроза.

— Послушай, — сказал Косоглазый. — Кое-кто заплатил за то, чтобы увидеть девушку. Она может пойти с нами добровольно, или мы потащим ее туда силой. Выбор за вами.

— Я пойду, — сказала Тиннстра. Ее любопытство было задето. Если бы это был кто-то официальный, не было бы необходимости во взятках.

Косоглазый фыркнул:

— Рад, что ты разумный человек. Сюда.

Тиннстра кивнула Майзе:

— Я найду тебя позже.

— Я буду здесь, — сказала шулка.

Она последовала за Косоглазым, двое других пристроились сзади.

Ржавые петли ворот караулки застонали, когда Косоглазый дернул их, открывая. Обычно они не заперта? Или охранникам просто было лень их запирать, когда они пошли за Тиннстрой?

Выйдя из яркого солнечного света в темное помещение, она, поначалу, не знала, куда идти. Она последовала за солдатом по узкому коридору, миновала поворот, который, похоже, вел к детскому лагерю, и направилась дальше, пока они не подошли к другим стальным воротам. В отличие от ворот караулки, эти были заперты, и им пришлось подождать, пока двое часовых открывали тяжелые створки. Они миновали еще одну открытую дверь, ведущую в казармы охранников. Ряды кроватей выстроились по обе стороны, на некоторых лежали охранники, свободные от дежурства и пытающиеся заснуть.

Косоглазый остановился на середине коридора у дубовой двери с зарешеченным окошком на уровне головы. «Сюда». Он распахнул дверь.

Внутри за столом сидел Раласис. Выражение его глаз подсказало ей быть осторожной, поэтому она села напротив, не сказав ни слова.

Он посмотрел мимо нее на охранника:

— Спасибо.

Косоглазый хмыкнул:

— У вас есть пять минут. Ее обыщут, прежде чем она вернется, так что ничего ей не давайте.

— Понял, — сказал Раласис.

Охранник закрыл дверь, и они услышали, как его шаги удаляются по коридору.

— Рада тебя видеть, — сказала Тиннстра.

— И я тебя, — ответил Раласис. — Я не мог поверить, когда узнал, что тебя отправили в это место. Как Зорика?

— Не знаю. Они забрали ее у меня. Для детей есть отдельная тюрьма. — Тиннстра покачала головой. — Кто-то сказал, что она в безопасности, но я должна удержаться от попыток разнести тюрьму на части голыми руками.

— Мне так жаль. Если бы я знал, что Коса задумал именно это, я бы никогда не позволил ему вас забрать.

— Ты можешь с кем-нибудь поговорить?

— Только у короля больше власти, чем у Косы, и сейчас он делает то, что Коса ему велит. — Раласис пожевал губами, прежде чем посмотреть Тиннстре в глаза. — Коса утверждает, что вы просто беженцы, пытающиеся воспользоваться плохой ситуацией. Он говорит, что ты не та, за кого себя выдаешь, что Зорика не племянница короля.

— Это ложь.

Он пристально посмотрел на нее, и она увидела беспокойство в его глазах:

— Тебе нужно хорошенько подумать. Ты сказала что-нибудь, что могло заставить его так думать?

— Он почти не разговаривал с нами — ты там был.

— Тогда почему? Это не имеет смысла.

— Хотела бы я знать.

— С этим человеком всегда было трудно, но сейчас он стал еще хуже. Угроза Эгрила сделала его еще большим параноиком.

— Ты можешь вытащить нас отсюда?

— Сегодня при дворе был кое-кто... Возможно, если я пойду и увижу его... — Раласис потер подбородок. — Я увижусь с ним сегодня вечером. Надеюсь, я смогу вразумить его и вас обоих отсюда выпустят.

— Спасибо.

— Если это не сработает, я вернусь с достаточным количеством серебра, чтобы выкупить вам свободу. До тех пор оставайся в безопасности. — Раласис попытался подняться, но Тиннстра схватила его за руку.

— Есть еще кое-что, что ты можешь для нас сделать.

— Что именно?

— Найди нам корабль.

Раласис рассмеялся:

— Сначала я должен вытащить вас отсюда.

— Мы не останемся в Мейгоре. Несмотря ни на что. Мне нужно отвезти Зорику в безопасное место, а его здесь нет.

Раласис помолчал, затем кивнул:

— Я найду вам какой-нибудь корабль.

— Спасибо.

Шаги эхом отдались по коридору.

— Похоже, наш друг возвращается, — сказал Раласис.

Тиннстра напряглась, когда дверь открылась, и она почувствовала присутствие охранника позади себя.

— Время вышло, — проворчал Косоглазый.

— Спасибо, что не бросил нас, — сказала Тиннстра, вставая.

Раласис сжал ее руку:

— Оставайся сильной.

Пьяница и Косоглазый повели ее обратно в тюрьму, и Тиннстра почувствовала себя увереннее. Раласис может все изменить. Если он сможет подготовить корабль, то, по крайней мере, им будет куда отправиться, когда они выйдут из этой тюрьмы.

Конечно, было посольство, но Тиннстра отвергла эту возможность. Об этом не стоило и думать, если она не знает, куда ведут врата. После того беспорядка, который устроил Аасгод, она не доверяла ни одному из его планов. Нет, она ни за что не поведет Зорику ни в какие врата — если Раласис раздобудет для них корабль.

Она была на полпути к Майзе, когда Пьяница вздохнул:

— А теперь о другом.

— О чем? — спросила Тиннстра. — Кто-то еще хочет меня видеть?

— Не совсем, — сказал Косоглазый.

Они остановились, по одному с каждой стороны от нее. У них не было пик, но были абордажные сабли.

— Ты популярная девушка, — сказал Пьяница. Он покрутил шеей из стороны в сторону и повел плечами. Затем его глаза встретились с ее, и он ухмыльнулся, обнажив коричневые зубы. Его рука легла на рукоять меча. Больше ничего не нужно было говорить.

Они все двинулись как один, оба мужчины выхватили мечи. Но Тиннстра двигалась быстрее, схватив Пьяницу за руку с мечом одной рукой, а другой ладонью ударила его по носу со всей силой, на которую была способна. Он отшатнулся, кровь хлынула у него из ноздрей, ноги вот-вот подкосятся. Тиннстра последовала за ним, выхватила его саблю и направила ее острием к груди. Быстрый толчок, и меч прошел сквозь грудину. Глаза Пьяницы распахнулись, когда лезвие вошло внутрь, а он не смог его остановить. И умер.

Она вытащила меч, чувствуя, как теплая кровь хлынула ей на руку, и развернулась как раз вовремя, чтобы Косоглазый не разрубил ее надвое. Ее рука дрожала, когда она блокировала его удар, прежде чем она оттолкнула его и отпрыгнула назад, стремясь увеличить расстояние между ними:

— Зачем ты это делаешь?

— По той же причине, по которой я делаю что угодно. Деньги. — Голос мужчины был ровным. В нем не было ни гнева, ни ненависти. Казалось, его даже не беспокоило, что его друг мертв. Он просто снова бросился на нее, целясь в живот, и Тиннстра снова отступила.

— Это не лучшая причина для смерти. — Она попыталась сдвинуться вправо, но Косоглазый остановил ее и заставил отступить. На мгновение она подумала о том, чтобы рискнуть и напасть самой, но он был крупнее ее, сильнее, и, судя по тому, как он обращался со своим оружием, он знал, что делает.

— Я не умру, — сказал Косоглазый. — Ты.

— Без сомнения, твой друг думал то же самое. — Она перешагнула через тело мертвого стражника, пытаясь сохранить хоть какое-то пространство между собой и мечом Косоглазого.

Косоглазый фыркнул:

— Этот человек был идиотом. Я все равно собирался его убить и забрать его долю награды.

— Чьи деньги? — спросила она. Через плечо нападавшего она видела, что люди наблюдают за ней, но никто не пришел на помощь.

— Это не имеет значения. — Косоглазый рубанул сверху вниз, целясь ей в макушку. Тиннстра уклонилась, сделав еще шаг назад, а затем еще один. Он убьет ее, если она отведет от него взгляд хотя бы на мгновение.

— Для меня имеет, — сказала Тиннстра. Она сделала выпад, целясь ему в живот, но сумела лишь разрезать ткань. — Кто хочет моей смерти?

— Всем на тебя насрать. — Он снова атаковал, и Тиннстра отбила его меч в сторону, но потеряла еще один шаг.

Страх вернулся. Ее старый друг сжал ей живот. Но она боялась не за себя. Насмешка мужчины сказала ей все, что ей нужно было знать. Они держатся группами по три и более человек, сказала Майза. И еще один был с Пьяницей и Косоглазым, когда они пришли за ней раньше. Но только двое пытались ее убить:

— Где твой друг? Худой?

Мужчина ухмыльнулся, не отвечая. В чем был смысл? Они оба знали ответ на этот вопрос. Третий мужчина направлялся к Зорике.

Тиннстра атаковала. Она сделала ложный выпад влево, нанесла удар справа, но охранник заблокировал ее. Она развернулась, целясь ему в шею, рассекла только воздух и почувствовала ответный теплый поцелуй его клинка. Удар был неглубоким, но порез есть порез.

Ублюдок был лучше ее. Это было очевидно.

Он снова замахнулся, целясь ей в шею, и Тиннстре потребовалось все ее умение, чтобы вовремя защититься. Ее рука задрожала от силы удара, утомив ее еще больше. Она уперлась ступнями в землю, позволяя своим ногам поглотить часть силы мужчины, когда клинки скользнули друг по другу, остановившись только тогда, когда их суставы соприкоснулись.

Мужчина наклонился ближе, когда надавил на нее, на его лице была безумная ухмылка:

— Время умирать.

У Тиннстры были другие планы. Она упала на колени, и мечи соскользнули друг с друга, лишив стражника равновесия. Она ударила его локтем в пах, наслаждаясь криком боли, который последовал за этим. Он пошатнулся, и она полоснула ублюдка по подколенным сухожилиям. Он упал, и она в мгновение ока оказалась позади него, приставив меч к его шее.

— Наслаждайся, тратя свои кровавые деньги, — сказала она и перерезала ему горло.

Она даже не стала дожидаться, пока его тело упадет, и бросилась бежать; воздух обжигал ее легкие, кровь шумела в ушах, но она упрямо неслась обратно в караулку. Во имя Четырех Богов, она устала, но все равно заставляла себя двигаться. Ей нужно было добраться до Зорики.

Затем она услышала крики, доносившиеся издалека. Дети. Испуганные дети, плачущие, спасавшие свою жизнь.

Дрен

Киесун

Дрен и Эндж были почти на Харельсон-уэй, где похитили Спелка. Это было недалеко от Дома Совета в квартале Брикст, прямо в центре самой дерьмовой части города.

— Нас не должно здесь быть, — сказала Эндж. —Это ловушка.

Дрен посмотрел на Эндж и приподнял бровь:

— Может, тебе стоит вернуться.

— И позволить, чтобы тебя убили? Ни за что.

Они вышли на рыночную площадь, все еще служившую временным лагерем. Кто-то развел костер в ее центре, и вокруг него собралась приличная толпа, пытаясь согреться. И, слава Богам, там, где повесили Фалсу, никого не было. И никаких признаков Спелка. Может быть, есть шанс, что с ним все в порядке. Может быть.

Когда они оставили площадь позади, стало темнее. Ни уличных фонарей, ни костров, ни людей. Дрен проверил, как меч выходит из ножен. Действительно, идеальное место для ловушки.

— Где все? — прошептала Эндж.

— Они где-то здесь, — сказал Дрен, осматривая руины. Он вытер пот со лба и понял, что ему жарко. Черт возьми, сейчас было не время болеть.

Тишину нарушил свист, раздавшийся откуда-то слева от него.

— Вот они, идут, — сказал Дрен. — Приготовься. — Он взял в руку нож и повернул его так, чтобы лезвие было спрятано в рукаве. Его не собирались убивать, потому что он не ожидал неприятностей.

На пальцах Эндж был набор кастетов. Он боролся с желанием сказать ей, чтобы она уходила. Он никогда раньше не беспокоился о ней в драке, и сейчас было не время начинать. Но он точно не хотел, чтобы она пострадала или... Нет. Не это.

Фигуры отделились от теней. Трое, четверо, пятеро... Нет, шестеро мужчин. Нехорошо. Он оглянулся. Позади них никого не было, но это не означало, что их там не было.

— Вы двое что-то ищете? — крикнул один из них.

— Мы ищем кое-кого, — сказал Дрен, останавливаясь. Пусть они придут к нему.

— Шлюху? — спросил засранец-умник. — Твоя девушка не доставляет тебе удовольствия? — Его друзья захихикали. — Или это с ней нужно разобраться?

— Если ей нужен настоящий мужчина, — сказал другой, — я могу показать ей, как все это должно делаться. — Он был меньше остальных, но старался казаться по-настоящему крутым.

— Пропал наш друг, — сказал Дрен. — В последний раз его видели где-то здесь.

Мужчины остановились в пяти ярдах от Дрена и Эндж. Тот, что был посередине, очевидно, был лидером — сплошные мускулы, рубашка без рукавов, несмотря на холод. Его лицо было покрыто чернильными слезами — признак того, что он был Плачущим Человеком очень, очень долго.

— Как он выглядит, этот твой друг?

— Высокий. Худой. Около шестнадцати лет. — Остальные, стоявшие рядом с Безрукавным, были не так сильно татуированы, но у всех были слезы. Каждый из них был убийцей. Шансы невелики.

Похоже, Безрукавный тоже думал об этом, судя по тому, как он улыбался. Казалось, его даже не волновало, что у Дрена был меч.

— У него, наверное, смешное имя, у этого твоего друга, ага? — Он покрутил пальцем, словно пытаясь вспомнить. — Спак? Спок?

Дрен пожевал губами:

— Спелк.

Безрукавный погрозил Дрену пальцем:

— Точно. Спелк.

— Где он?

— Понятия не имею. Не встречал никого с таким именем. — Безрукавный самодовольно ухмыльнулся при этих словах и скрестил руки на груди, позволяя Дрену как следует рассмотреть его мощные мускулы.

Дрен вздохнул. Он знал, как ведется игра. В конце концов, он играл в нее всю свою жизнь. Назад, вперед. Подшучивание. Все это было танцем, ведущим к главному событию. Драка. Насилие. Все это так бессмысленно, так ненужно. Он кашлянул.

— В этом нет необходимости. Я просто хочу вернуть своего друга.

Безрукавный шагнул вперед.

— Нет необходимости? Нет сраной необходимости? В чем и нет необходимость, так это в том, что вы, гребаные дети, устраиваете всякое дерьмо. Достаточно плохо, когда Черепа приходят сюда и встают у нас на пути, но, по крайней мере, мы можем с ними работать. В конце концов, они просто еще одна банда. Мы знаем, как они все делают. Но вы? Вы просто все взрываете хрен знает почему. Люди платят нам за защиту от таких, как вы, так что теперь вы сами попробуете собственное гребаное лечение.

— Если дело в этом, вам больше не о чем беспокоиться, — сказал Дрен. — Сейчас мы работаем с Ханран. Мы избавились от Черепов. — Он тоже двинулся вперед. Двое мужчин были в трех ярдах друг от друга. Краем глаза он заметил, как Эндж сменила позу. Ей придется иметь дело с маленьким парнем и толстым ублюдком. Должно быть легко.

Дрен снова кашлянул.

— Так ты теперь ханран, ага? Важное событие. Для твоего друга это не имеет значения… Напомни, как его зовут? — спросил Безрукавный.

— Ты знаешь его имя. — Дрен сделал еще один шаг вперед и позволил рукояти ножа упасть ему на ладонь.

Безрукавный наклонился и выпятил подбородок:

— Мертвецам не нужны имена. Ты скоро узнаешь...

Дрен позволил своему ножу ответить. Легко. Полоснул его прямо от уха до адамова яблока. Рука Безрукавного взметнулась вверх, пытаясь удержать кровь, глаза выпучились, еще не понимая, что это он умирает.

Дрен бросил нож и выхватил меч, отрубил руку следующему противнику, прежде чем вонзить его один, два, три раза ему в живот. Собственная кровь Дрена пульсировала в нем, заряжая его энергией и замедляя все остальное, делая его готовым ко всему, разжигая его гнев.

Какой-то ублюдок обхватил Дрена за шею и оттащил назад, и мужчина постарше воспринял это как сигнал к вмешательству. Он вытащил откуда-то длинное лезвие, нож, вид которого Дрену не понравился.

Дрен откинулся назад и врезался головой в ублюдка, который держал его в удушающем захвате, услышал, как у того сломался нос и этот дурак закричал. Рука на его шее ослабла, хотя все еще держала, но старик приближался, так что он привлек внимание Дрена. Дрен ударил ногой, попав мужчине в колено, достаточно сильно, чтобы замедлить его и заставить выронить нож.

Несколько ударов локтями в ребра ублюдка сзади убедили мужчину, наконец, отпустить его. Старик согнулся пополам, держась за колено, поэтому Дрен пнул его в лицо, чтобы дать ему еще один повод для беспокойства. Дрен повернулся как раз в тот момент, когда Сломанный Нос бросился на него со своим собственным ножом. Однако нож против меча — не тот тип сражения. Он вонзил свой клинок в грудь Сломанного Носа еще до того, как тот подошел достаточно близко, чтобы нанести царапину.

Он обернулся, увидел, как толстяк изо всех сил пытается убежать, а Эндж навалилась на маленького и ударила его по лицу кастетом. Она остановилась, когда маленький обмяк под ней, и подняла глаза, грудь вздымалась, лицо покрылось красными пятнами. Она улыбнулась, поймав взгляд Дрена.

Что-то шевельнулось. Старик полз по дороге, пытаясь убежать. Мгновение спустя Дрен оказался рядом с ним, схватил за прядь седых волос и дернул голову мужчины назад, давая ему возможность хорошенько разглядеть его окровавленный меч:

— Куда это ты собрался?

— Пожалуйста, — прохрипел старик. — Пожалуйста, отпусти меня.

— Ты же знаешь, это так не работает, — сказал Дрен. — Где мой друг?

— Я… Я... Не...

— Только не говори, что не знаешь, — сказал Дрен. — Мы оба знаем, что это ложь.

— Меня убьют, если я отведу тебя туда.

— Тогда у тебя есть выбор: молчи и будешь плакать перед Синь в мгновение ока, или отведи меня к моему другу и умри позже. Второй вариант дает тебе шанс сбежать.

— Хорошо… Хорошо. Я отведу тебя, — пролепетал старик.

— Умный ход, — сказал Дрен. Он рывком поставил мужчину на ноги и приставил острие меча к его позвоночнику. Слегка надавил. — Мне не нужно объяснять тебе, что это такое, а? Обмани меня, и ты увидишь, как это выпирает у тебя из живота. Понял?

— Понял.

— Ты готова, Эндж? — Дрен получил ответный кивок. — Идем...

С дальнего конца улицы доносились крики и ругательства. На дорогу вывалились Плачущие. Дюжины. Вся банда. Блядь. Толстяк нашел-таки подкрепление.

Старик рассмеялся:

— Парень, теперь ты действительно в заднице.

— Дрен... — Эндж больше ничего не нужно было говорить. Было только одно, что они могли сделать.

Он из принципа перерезал старику горло, позволил трупу упасть, а затем они с Эндж пустились бегом, убираясь к чертовой матери из Харельсона так быстро, как только могли унести их ноги.

Кирпич вылетел из темноты откуда-то впереди. Дрен увидел его в последнюю секунду и отскочил в сторону. Эндж повезло меньше. Кирпич ударил ее по лицу, сбив с ног. Дрен резко затормозил и бросился назад:

— Вставай.

Она не понимала, где находится. Ее лицо было залито кровью. Он обнял ее одной рукой, проверяя, насколько близко банда. Может быть, ярдов сто пятьдесят. Слишком близко.

Дрен поднял Эндж на ноги как раз в тот момент, когда кто-то бросился на него спереди. Дрен не думая, не останавливаясь, просто вонзил свой меч мужчине в живот. Тот упал, забрав с собой клинок, но времени вернуть его не было. Им пришлось бежать.

Эндж все еще была бесполезна, поэтому он перекинул ее через плечо и побежал дальше. Слава богам, она не была тяжелой, но, несмотря на это, он двигался намного медленнее, чем раньше. Его легкие отяжелели и не работали. Он не сможет убежать от них. Ему нужно было где-то спрятаться, дать Эндж шанс прийти в себя.

Впереди были огни. Рыночная площадь. Дом Совета. Если бы он смог добраться туда, возможно, он нашел бы место, где можно спрятаться.

На площади он спустил Эндж со своего плеча и был рад увидеть, что ее глаза открыты:

— Мы должны продолжать двигаться, хорошо? С нами все будет в порядке.

Обняв Эндж за талию, они прошли мимо толпы у костра и дверного проема, который вел в целую половину здания. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что там уже полно беженцев, ищущих любое убежище, какое только смогут найти. Он обошел мать, пытающуюся покормить своего ребенка, по лицу которой текли слезы, увидел корыто, за которым он прятался перед нападением на Дом Совета. Он помог Эндж пройти мимо того места, где повесили Фалсу, пригибаясь и прячась в толпе.

Сзади раздались крики. Банда влетела на площадь. Они ворвались прямо в сердце импровизированного лагеря, разрушая временные дома, вызывая панику, когда люди пытались убраться с их пути. Дрен не мог бы пожелать лучшего отвлечения.

— Давай... — выдохнул он, ведя Эндж через щель между двумя рухнувшими зданиями, которая была едва шире его плеч, в поисках пути к отступлению, и обнаружил, что стена рухнула наполовину, преграждая путь. Дрен издал тихий панический стон. Добравшись до обломков, он опустил Эндж на пол. — Веди себя... тихо. Отдышись... — Он не был уверен, был ли это совет для нее или для него.

Тени хорошо ее скрывали, но он все равно прикрыл девушку сломанной деревянной доской. По крайней мере, рухнувшая стена означала, что никто не сможет подойти сзади, а здания по обе стороны защитят их фланги. Теперь был только один способ приблизиться к ним — прямо и по одному за раз. Не есть здорово, но лучшее, на что он мог надеяться.

Он вытащил нож из ботинка и почувствовал себя лучше оттого, что держал его в руке. Тот был шести дюймов в длину и добрых два дюйма в ширину, только что заточенное лезвие. Дрен низко присел и размазал грязь и сажу по лицу. Время не двигаться. Время ждать. Если удача будет на их стороне, банда пройдет мимо и сдастся. Если нет... Что ж, это будет не первый и не последний раз, когда Дрен оказывается в дерьме.

Он кашлянул, пытаясь прочистить горло, прежде чем они подойдут ближе. Этот гребаный кашель будет для него смертью.

Он слышал крики и ругательства с площади, видел, как мимо пробегали люди, слышал плач детей и рыдания матерей, видел, как летали кулаки и опускались дубинки. Бедные люди на площади этого не заслуживали. Они и так прошли через многое, но это было проклятие слабых — снова и снова получать побои.

Мужчина остановился в переулке, в нескольких футах от того места, где притаился Дрен, и выкрикнул какие-то приказы людям, которых Дрен не мог видеть. Он был не более чем силуэтом на фоне огня на площади. Невозможно было сказать, друг он или враг. И, если бы он обернулся, то посмотрел бы прямо на Дрена.

Секунды шли. Дрен напрягся, крепко сжимая нож в руке, раздумывая, что лучше — ударить или подождать, пока мужчина отойдет. Боги, ему нужно откашляться.

Он прикрыл рот рукой, чувствуя непрекращающееся царапанье в горле. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не закашляться.

Возможно, мужчина что-то почувствовал, потому что не двигался с места. Он просто стоял там, спиной к Дрену, наблюдая, как его люди разносят лагерь на части.

Дрен чувствовал, как ноги сводит судорога, чувствовал боль в избитом теле. Он не сможет долго оставаться на корточках. Он вдохнул через нос, глубоко и медленно, пытаясь втянуть воздух в свое тело, не нарушать работу легких. Пот заливал ему глаза, то ли от бега, то ли от лихорадки, и он чувствовал, как его начинает бить дрожь.

— Рааб!

Мужчина обернулся, услышав свое имя.

— Рааб! Где ты хочешь, чтобы его вздернули?

— Там же, где и ту, другую. — И Рааб исчез. Отправился к своим головорезам, оставив Дрена и Эндж в тенях. Дрену не нужно было спрашивать, кого вешают. Он закрыл глаза, когда раздались аплодисменты, дал волю слезам и отрывистому кашлю. Спелк был мертв, и он ничего не мог с этим поделать, не убив при этом себя и Эндж. Но теперь он знал, кто несет ответственность.

Рааб.

Дрен мог не знать, как он выглядит, но он узнает. Он найдет Рааба и даст ему понять, что на этот раз он связался не с теми людьми. Ему было все равно, сколько времени это займет. Дрен был терпелив как смерть.

Только сначала нужно поправиться.

Тиннстра

Лейсо

Только бы ворота не были запертыми. Только бы ворота не были запертыми. Тиннстра бежала изо всех сил, крепко сжимая меч, направляясь к караулке, чувствуя тошноту, страх, прислушиваясь к крикам. Ее единственным планом было как можно быстрее найти Зорику и убить любого, кто встанет у нее на пути.

Вот и ворота. Сверху донизу тянулись четыре железных прута, проржавевшие от влажности, но достаточные, чтобы остановить ее, если они будут заперты. Достаточные, чтобы убить Зорику, если она уже не была мертва.

Нет, не думай так. Она жива. Она должна быть жива.

По другую сторону прутьев появился охранник. Его глаза выпучились, когда он увидел, что она надвигается на него, затем его руки потянулись к поясу. За мечом? Нет, за ключами. Она увидела дюжины ключей на большом круглом кольце, которое он держал в трясущейся руке. Его взгляд перебегал с ключей на нее и обратно, пока он перебирал их в пальцах, пытаясь найти подходящий, чтобы запереть ворота прежде, чем она до них доберется.

Это была гонка, которую он никогда не выиграет.

Он снова поднял глаза, когда она бросила себя на ворота.

— Нет. У меня дети... — успел сказать он прежде, чем ее меч проскользнул сквозь прутья. Тиннстра открыла ворота, когда он ударился о землю, и бросилась в темноту. Ее шаги эхом отражались от пола и стен, но у нее не было времени на тишину, не было времени на осторожность.

Просто оставайся в живых, Зорика. Оставайся в живых.

Из глубины здания послышались крики — призыв к оружию, — но она уже видела нужный поворот. Она побежала на полной скорости, отскакивая от стен, а затем направилась к той части тюрьмы, где находилась Зорика.

Охранник поднялся со своего места у ворот, его силуэт заполнил проход:

— Что ты делаешь? Куда, по-твоему, ты направляешься?

Там не было места, чтобы взмахнуть мечом, поэтому Тиннстра врезалась в него, используя вес своего тела, чтобы прижать его к железным прутьям ворот. Воздух вышел из его легких, а затем она стала бить его снова и снова, ударяя рукоятью меча ему в лицо, выбивая зубы, ломая кости, все это время крича, полная ярости. Она перестала бить его только тогда, когда его тело соскользнуло по железным прутьям и осталось лежать у ее ног.

Тяжело дыша, вся в крови, она оттащила его в сторону и потянула на себя ворота.

Заперты!

Дерьмо. Она еще несколько раз встряхнула прутья, как дурочка, как будто это могло что-то изменить. Она смотрела в сторону детских домиков, прислушиваясь к крикам. Что бы ни происходило, это еще не закончилось. Время еще есть.

Она наклонилась, перевернула охранника и нашла его ключи. На железном кольце их было, должно быть, с дюжину — но какой из них ей нужен для этих ворот?

Где-то высоко над головой раздался звон колокола, быстрый и неистовый. Сигнал тревоги.

Она зажала свой окровавленный меч под мышкой и возилась с ключами, пока не вставила один из них в замок. Попыталась повернуть его. Ничего.

Колокол продолжал звенеть, заглушая ее мысли и любые другие звуки снаружи, достаточно громкий, чтобы у нее застучали зубы.

Тиннстра попробовала другой ключ, пот стекал с ее лба, воздух царапал горло. Ничего. Перешла к следующему. Сердце бешено колотилось. Попыталась повернуть его. Нет.

— Эй, ты! Остановись!

Она подняла глаза и увидела, что к ней идут трое охранников, все с саблями наперевес.

Время для последнего ключа. Она чуть не уронила всю чертову связку, когда бежала, но каким-то образом вставила ключ в замок.

— Брось оружие.

Она повернула его — и замок с лязгом открылся. Во имя Четырех Богов, это был самый приятный звук, который она когда-либо слышала.

Увидев, что ворота открыты, охранники бросились бежать, выкрикивая еще больше бесполезных приказов остановиться. Она проигнорировала их всех и проскользнула в проем, как только он стал достаточно широким, затем захлопнула его за собой. На этот раз ключ легче нашел замок, но охранники были почти рядом с ней. Один из них сделал выпад, просунув свой меч сквозь прутья решетки, но она предвидела этот трюк, поскольку использовала его сама. Она повернула ключ, отклоняясь назад, чтобы не попасть под лезвие, а затем снова рванула с места, отбросив ключи в сторону и снова взявшись за меч.

Снаружи оглушительно звонил колокол, и она почти ожидала, что все охранники набросятся на нее. Затем она увидела толпу людей, атакующих забор, разделяющий две части тюрьмы, и поняла, что́, на самом деле, подняло тревогу.

Крики детей подтолкнули взрослых к действию. Некоторые пытались снести забор голыми руками, в то время как другие пытались соорудить пандусы над ограждением из столов и деревянных досок. Охранники по обе стороны границы делали все возможное, чтобы остановить их, но число беженцев продолжало расти. Падение забора было лишь вопросом времени.

Один из охранников со стороны детей заметил Тиннстру. Он крикнул ей остановиться, но она проигнорировала его. Зорика была единственным, что имело значение.

Она добралась до хижин, выстроенных в два ряда по пять лачуг. Дети всех возрастов бросились врассыпную при виде Тиннстры, с грохотом мчавшейся меж лачугами, вся в крови и с оружием. Те, кто не мог бежать, закричали.

Двое охранников лежали мертвыми перед хижиной, в которой должна была находиться Зорика. У двери тоже лежал мертвый ребенок, мальчик крупнее Набиля, но ненамного.

Тиннстра пробежала мимо них всех, взлетела по ступенькам к двери и ворвалась внутрь.

Ее встретили новые крики и еще больше крови. Она насчитала троих мертвых детей и пошла по красному следу через хижину, пока не увидела, что он заканчивается худым мужчиной, прислоненным к дальней стене, его кожа была бело-красного оттенка, а глаза смотрели в никуда. Из его живота торчал меч.

В комнате все еще были другие дети, все еще живые, они прятались, но она не могла видеть...

— Она здесь. — Слабый голос мальчика справа от нее.

Тиннстра обернулась и увидела Набиля, который обнимал Зорику, защищая ее, оба были в крови, наполовину скрытые перевернутой кроватью. Набиль отпустил Зорику, и она подбежала к Тиннстре.

— Ты ранена? — Тиннстра присела на корточки и провела руками по девочке, нащупывая рану, но не нашла ее. Затем она снова посмотрела на Набиля и увидела, какой он бледный.

— Я же говорил тебе, что защищу ее, — сказал он с кровавой улыбкой.

— Спасибо, — сказала Тиннстра, но голова мальчика уже склонилась набок.

Зорика обняла Тиннстру за шею и зарыдала в ее волосы:

— Где ты была? Я была так напугана. Этот дядя...

— Все в порядке. Я сейчас здесь. Ты в безопасности, — ответила она, сдерживая слезы, грудь вздымалась от напряжения бега. Клянусь Богами, это было слишком близко. Мне повезло, что я убила охранников. Мне повезло, что я добралась сюда вовремя. Я должна быть лучше, чем я есть. Сильнее. Быстрее.

Дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ввалился охранник. Это был тот самый мужчина, который гнался за ней от забора. В руках у него было копье, которое он направил на Тиннстру и Зорику:

— Опусти свой меч.

Тиннстра указала мечом на мертвого убийцу:

— Этот человек пытался убить моего ребенка.

— Ты лжешь. — Охранник выглядел таким же испуганным, как и любой из детей в этой залитой кровью комнате, его руки дрожали. Он выглядел ненамного старше Тиннстры. — Положи свой меч и отойди от девочки. Ты пойдешь со мной.

— Я не оставлю девочку и не опущу меч, — ответила Тиннстра, встав так, чтобы Зорика оказалась у нее за спиной, неуверенная, хватит ли у нее сил снова сражаться, но изо всех сил делающая вид, что это не так. — Я предлагаю тебе уйти.

— Ты заключенная, а не я.

Тиннстра ничего не сказала. Веди себя уверенно. В кои-то веки разожги чужой страх. Она позволила звукам тревожного колокола усилить угрозу. Глаза охранника были прикованы к ней, когда он прислушивался к шуму, но она видела в них сомнение, видела, как он задавался вопросом, кто побеждает снаружи и что это значит для него.

Затем раздались радостные возгласы, достаточно громкие, чтобы их было слышно сквозь звон колокола, и они оба поняли, что бой у забора выиграли беженцы.

— На твоем месте я бы ушла, — сказала Тиннстра. — Пока у тебя еще есть шанс.

Охранник не двинулся с места, но копье в его руках задрожало, а из груди вырвался тяжелый вздох. Тиннстра хорошо знала это чувство — страх: он спрашивал себя, драться или бежать, сознавал, что хотел бы сделать одно, но придется делать другое.

— Никто не подумает о тебе плохо, если ты спасешь свою жизнь, — сказала она.

Даже колокол, казалось, прекратил борьбу, поскольку звон замедлился. К ним приближались шаги, множество ног, сопровождаемые криками на всевозможных языках.

Это было слишком для охранника, и он бросил свое копье на землю. Он покачал головой Тиннстре, повернулся, но дверь распахнулась, и его схватила толпа беженцев и выволокла наружу.

— Тиннстра! — Это была Майза, с мечом в руке, с рассеченной бровью. С ней была еще одна шулка, тоже вооруженная. — Слава Богам.

— Что происходит снаружи? — спросила Тиннстра, поднимая Зорику и закрепляя ее на бедре.

— Мы взяли под контроль оба комплекса и одолели около трети охранников, — ответила Майза. — Они отступили в караулку и все еще удерживают стены. Пока у них есть эти области, они могут просто сидеть сложа руки и морить нас голодом, чтобы заставить подчиниться. Боюсь, мы, вероятно, только выиграли себе небольшую передышку.

Тиннстра ухмыльнулась:

— Что, если бы я сказала, где ключи от караулки?

Майза улыбнулась в ответ:

— Это изменило бы ситуацию.

Раласис

Лейсо

Переулок Торенан был не из мест, куда можно забрести случайно. Узкий, в нескольких кварталах от доков, не допускающий до себя солнечные лучи меж изогнутых крыш, которые почти соприкасались над ним. Если бы кто решил спуститься туда по осыпающимся ступеням, не реагируя на аляповатые граффити, намалеванные вокруг входа, его бы встретило указание разворачиваться. Дубинка в руке мужика давала хорошее представление, что произойдет, если проигнорировать совет. Чужаков в переулке Торенан не любили.

Раласис, однако, не был чужаком. Для него посещение переулка Торенан было все равно, что возвращение домой.

Друз и Дирес сидели на табуретках у входа, положив дубинки у ног, настороженно наблюдая за происходящим. Несколько мужчин и женщин, работавших у Мэг, стояли на одном из ее балконов, улыбаясь и подмигивая любому похотливому дураку, который смотрел в их сторону. Это, безусловно, действовало, потому что двое мужчин направлялись прямо к входной двери Мэг и чудесам, которые таились внутри.

Сколько лет было Раласису, когда отец привел его сюда в первый раз? Четырнадцать? Он впервые выпил в таверне Торенана. Потерял невинность у Мэг. Там он впервые по-настоящему подрался из-за какой-то девушки, имени которой не мог вспомнить. И сколько состояний он проиграл? Во имя Богов, он определенно не хотел об этом думать.

И все же, после того дня и всего что тогда было, его больше никуда так не тянуло.

Он направился прямиком в таверну переулка, надеясь, что человек, которого он искал, окажется там. Вход в нее был неприметным, занавеска из бисера без каких-либо указаний на то, что находится за ней. Даже за входом в это место не было ничего заманчивого, только длинный коридор с лестницей в дальнем конце, освещенной слабым фонарем. Однако на полпути вниз по лестнице Раласис услышал знакомые звуки, свидетельствующие о том, что люди там усердно напиваются: гул болтовни, звон чашек и стук игральных костей. Всегда стук игральных костей.

В самом баре узкие окна бежали по всей длине каждой стены в футе от потолка; они пропускали лишь немного естественного света, усиливаемого дешевыми свечами, горящими на каждом столике. Была только середина дня, но в воздухе уже сгустился дым сигар и трубок с опиумом. Ирнусу, владельцу, было все равно, как напиваются его посетители, лишь бы они покупали у него наркотики. Соломенные циновки покрывали пол, уже испачканный пролитыми напитками, пеплом и чем-то еще — вероятно, рвотой. Все вместе это создавало совершенно неповторимый аромат.

И там был человек, которого он искал — человек сидел за столиком в дальнем углу, пристально глядя в свою кружку. Раласис подал знак Ирнусу принести еще два эля, а затем сел за стол мужчины:

— Карис! Рад тебя здесь видеть.

— Здравствуй, капитан, — поздоровался Карис, первый помощник капитана на «Окинас Кибе». — Не ожидал тебя увидеть здесь.

— Что я могу сказать? Я по тебе соскучился.

Карис покосился на него:

— Чушь собачья.

Двое мужчин ждали, пока Ирнус принесет им эль. Раласис сделал глоток и почувствовал, что узел его напряжения немного ослаб:

— О, мне это было нужно.

— Ты готов рассказать мне, что происходит?

Раласис открыл было рот, а затем его закрыл. Карис выглядел усталым, годы тяжким грузом легли на его плечи. Внезапно, вовлекать его в это последнее безумие показалось не очень хорошей идеей:

— Ничего, о чем тебе бы следовало беспокоиться.

— Я слышал это раньше — обычно примерно за пять секунд до того, как на меня вываливалась куча дерьма.

— На этот раз это правда.

Карис усмехнулась:

— Значит, ты накрасился, как павлин, одел парадный мундир с жестким воротничком и пьешь днем, потому что так ты расслабляешься? Сделай мне одолжение.

— Тебе лучше не знать. Поверь мне.

Карис отхлебнул эль. И ничего не сказал.

— Я думаю о тебе, — сказал Раласис. — Это неприятности. Ты не захочешь в них участвовать.

Карис поставил свою кружку на стол и повернул ее так, чтобы ручка была под идеальным прямым углом. И ничего не сказал.

— Прекрасно. Потом не говори, что я не дал тебе возможность не вмешиваться. Это Тиннстра. И королева.

— Та женщина, которую мы спасли? — Карис приподнял бровь. — Я так и знал. Все твои неприятности из-за женщин.

Раласис покачал головой:

— Все не так. Не в этот раз.

— Не так? — Голос Карис был полон недоверия.

— Не так.

— Тогда продолжай. Расскажи мне, что происходит.

Раласис поколебался, затем сказал:

— Коса отправил ее и девочку в лагерь для интернированных.

Карис откинулась на спинку стула:

— Что? Я думал, что девочка — племянница короля, Королева Джии.

— Так и есть.

— Тогда это не имеет никакого смысла.

— Коса утверждает, что она самозванка – беженка, которая сказала нам то, что мы хотели услышать, чтобы мы помогли им сбежать из Джии.

— Это невозможно. Они бы не знали, какие имена взять, если бы они не были теми, за кого себя выдают.

— Именно так я и думаю.

— И Эгрил не послал бы за ними этих монстров, если бы они не были важны.

— Да.

Карис поджал губы.

— Может быть, они всех одурачили. Может быть, эгрилы думали, что преследуют настоящую королеву, и они тоже ошибались. — Он взял свою кружку, но пить не стал. — Может быть, Коса прав насчет них.

— Ты видел, как сражалась Тиннстра. Она Шулка, а не какая-то трусиха, спасающая свою жизнь. — Раласис покачал головой. — Нет, Коса неправ.

— Как бы мне ни было неприятно это говорить, но... не стоит ли нему сходить? Объяснить, что ты думаешь?

— Я так и сделал. И видел короля. Они оба сказали мне не лезть не в свое дело.

— А ты собираешься?

— Я ездил в лагерь повидаться с Тиннстрой.

Карис с силой поставил кружку на стол:

— Конечно, ты поступил наоборот.

— Это ужасное место.

— Но лучше, чем ничего. У них есть крыша над головой, еда, вода...

— Ненамного лучше. — Раласис оглядел комнату, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Он понизил голос. — Тебе не кажется, что это неправильно? Эгрилы — наши враги, и все же мы запираем наших союзников.

— Да, эгрилов здесь нет, но есть тьма иностранцев. Если мы позволим им идти, куда они захотят, у нас будут преступность, болезни и Боги знают, что еще.

Раласис отодвинул свою кружку, внезапно почувствовав, что ему не хочется пить, и между его бровями снова образовалась складка:

— Это говоришь не ты. Это пропаганда Косы. Я говорил тебе не читать его листки.

— Это говорю я, капитан, — ответил Карис. — Мне жаль всех этих беженцев и все такое, но у нас и так достаточно дерьма, с которым нужно иметь дело, особенно если придет Эгрил.

— Да? А ты не задумывался о том, что, если придет Эгрил и победит нас — как он побеждает всех остальных, — нам придется спасаться бегством в поисках безопасного убежища? Что, где бы мы ни оказались, эгрилы посадят нас в тюрьму… Ты хочешь увидеть свою дочку Сели и своих внучек в лагере для интернированных?

— Этого не случится. — Однако голос Кариса прозвучал не так уверенно. Он опустошил свою кружку и потянулся за кружкой Раласиса. — Я этого не допущу. — Он сделал глоток и погрузился в молчание. — Так что ты собираешься делать?

— Тиннстра хочет, чтобы я нашел ей корабль.

— Зачем ей корабль, если она в лагере?

Раласис не ответил. Он позволил мыслям пройти свой путь через мозг Кариса и наблюдал, как осознание поразило его наставника.

— Черта с два, — сказал Карис. — Черта. С. Два.

Раласис кивнул:

— Я собираюсь вытащить ее оттуда.

— Ну, а я нет. Я не стану рисковать своей шеей ради женщины, которую даже не знаю.

— Я не прошу тебя об этом.

— Хорошо.

— Прекрасно.

Карис пристально посмотрел на Раласиса, затем покачал головой и вздохнул:

— Каков твой план?

— Я не собираюсь делать глупостей, — сказал Раласис. — Позже я встречусь с Тианом Галрином, чтобы спросить, может ли он обратиться к королю с просьбой освободить Тиннстру и девочку.

— А если он не сможет — или не захочет?

Раласис пожал плечами:

— В этот раз в лагерь меня пустили взятки. Нет причин, по которым они не могут снова сотворить свое волшебство. Тогда я отвезу их на запад.

— Тебе понадобится команда, которая тебе поможет.

— Да, — сказал Раласис с грустной полуулыбкой.

— Ну, ты не можешь взять «Окинас Киба». Пройдут недели, прежде чем он вернется в воду.

— В любом случае, он слишком большой. Мне нужно что-нибудь поменьше, с чем я и моя команда сможем справиться самостоятельно. Я подумал, может быть, одна из рыбацких лодок Марнн? Обычно они уходят на неделю, иногда на десять дней. Никто и не заметит, если одна из ее лодок исчезнет на некоторое время.

— Она не подпустит тебя ни к одной из своих лодок — не после того, что случилось в прошлый раз, — сказал Карис.

Раласис кивнул:

— Возможно, она позволит взять одну тебе?

— За подходящую цену.

— Не мог бы ты поговорить с ней? Уладить это дело?

— И кто за это заплатит?

— Я.

— Клянусь Четырьмя Богами, капитан. Ты уверен, что эта женщина того стоит?

— Она спасла наши жизни. Я перед ней в долгу, — сказал Раласис.

После этих слов Карис наклонился вперед и ткнул пальцем в Раласиса:

— Долг, ради погашения которого ты готов рискнуть своей шеей и всеми своими деньгами?

— Где бы была моя честь, если бы я этого не сделал? — в ответ прошипел Раласис.

Оба мужчины замолчали, и Раласис подумал о вполне реальной возможности того, что Карис прав. Помощь Тиннстре может стоить ему всего. Возможно, было бы лучше просто уйти. Возможно, король образумится, или Эгрил нападет, и все будут слишком заняты борьбой, чтобы беспокоиться о том, кто заперт в лагере для интернированных. Кроме того, даже если он убедит Тиана Галрина помочь, Коса узнает, что он пошел против его приказов, и Раласис наживет себе смертельного врага, которого не захотел бы иметь ни один здравомыслящий человек.

Если бы Раласис был благоразумен, он остался бы там, где был, насладился бы еще одной кружкой прекрасного эля Ирнуса и напрочь забыл бы о Тиннстре и Зорике. Он и так сделал достаточно... более чем достаточно.

— Я это сделаю.

Слова Кариса отвлекли Раласиса от его мыслей:

— Сделаешь что?

— Повидаюсь с Марнн. Я ей нравлюсь. — Его старый друг махнул рукой. — Может быть, я смогу заключить выгодную сделку — при условии, что не буду упоминать твое имя. Я скажу ей, что мне нужно одолжить лодку самое большее на несколько дней.

По лицу Раласиса расплылась улыбка:

— Только если ты уверен.

— Я, должно быть, сошел с ума.

— Это правильный поступок.

— Если мне отрубят голову, а тебе нет, я буду преследовать тебя до конца твоих дней.

— Я не позволю этому случиться, — сказал Раласис. — Я позабочусь о том, чтобы они казнили меня вместе с тобой, если до этого дойдет.

Карис рассмеялась:

— Я сказал твоему отцу, что ты станешь моей смертью.

— Надеюсь, что нет, друг мой. Надеюсь, что нет.

— Тогда мне лучше заняться этим. — Карис встал и размял спину. — Не напивайся слишком сильно перед тем, как увидишь тиана.

— Не буду.

— И не дай себя убить. Держи меч под рукой.

— Я никогда не выхожу без него из дома. — Раласис посмотрел на своего друга, и его захлестнула волна дурного предчувствия, как будто они видели друг друга в последний раз. Глупая мысль, но не признавать ее существование было невозможно. Он поднялся на ноги и обнял старика. — Спасибо тебе. За это. За все. Я сказал недостаточно. Совсем недостаточно.

Карис с улыбкой отмахнулась от него.

— Веди себя прилично, дурак, пока ты не заставил меня по-настоящему волноваться. — Он отступил на шаг. — Ты хороший парень. Будь начеку, ладно?

Раласис кивнул. «Я найду тебя позже». Он посмотрел, как Карис уходит, затем откинулся на спинку стула. Ирнус поймал его взгляд, спрашивая, не хочет ли он еще выпить, но Раласис покачал головой. Ничто из того, что ему предстояло сделать, не обещало быть легким, и ему нужно было хоть раз сохранить ясную голову.

Он сидел в своем углу таверны, наблюдая, как снаружи темнеет небо, а внутри сгущаются тени. Вокруг него жизнь шла своим чередом; люди пили, играли в азартные игры, смеялись и стонали. Он видел, как несколько человек ускользнули и вскоре вернулись, раскрасневшиеся и, вероятно, на несколько монет легче после визита к Мэг. Как и в любой другой день.

Но разве они не чувствовали этого? Холодного прикосновения войны, висящего в воздухе? Раласис, конечно, чувствовал. Это обещало наступить слишком скоро – через день, неделю или месяц. Тогда не будет ни смеха, ни выпивки, ни азартных игр, ни шлюх. Только кровь, смерть и конец света.

Милостивые Боги, может быть ему стоит напиться. Он, конечно, не смог бы стать более сентиментальным, даже если бы попытался. Возможно, это из-за того, что утром тианы спорили, извергали много горячего воздуха и ничего не решили. Будут ли они продолжать лаяться, когда Мейгор вспыхнет? Он не сомневался, что, когда вторгнутся эгрилы, они сумеют обезопасить себя, в то время как остальная часть страны погибнет. Так было всегда.

Когда стало достаточно темно, Раласис встал, разгладил рубашку, надел куртку, а затем снова пристегнул меч к поясу. Снова одетый, он выглядел почти респектабельно. Пора навестить тиана.

Он оставил достаточно монет, чтобы заплатить за выпивку для себя и Кариса, и направился обратно вверх по лестнице. Открыв дверь, Раласис остановился. Послышались громкие голоса. Спорящие. У входа в улочку.

Друз и Дирес стояли на пути отряда королевских солдат в блестящих нагрудниках и шлемах.

— Я говорю вам, что его здесь нет, — крикнул Друз, махнув дубинкой в сторону одного из мужчин. — А теперь отвалите.

Раласис не расслышал ответа, но солдаты никуда не собирались уходить. Это было очевидно. И зачем они вообще здесь появились? Переулок Торенан платил хорошие деньги нужным людям, чтобы убедиться, что ни один представитель закона не подойдет на расстояние обнюхивания. И все же они были здесь. За кем-то. Желудок Раласиса сжался. Ему не нужно было быть азартным человеком, чтобы угадать верную ставку, когда он ее слышал.

— Где ваш гребаный генерал? — заорал Друз. — Приведите его сюда, и пусть он скажет мне, почему... — Раласис вздрогнул, услышав звук удара древком копья в подбородок швейцара. Один из ублюдков хорошенько ему врезал. Когда его напарник упал, Дирес поднял руки и попятился, когда солдаты хлынули в переулок.

— Обыщите все дома, — приказал командир. — Разнесите их на части, если понадобится — и найдите предателя. Найдите Раласиса. — Они отходили по двое и по трое, хорошо обученные, растекаясь по переулку, блокируя единственный выход.

Раласис отступил назад в коридор и снова закрыл дверь. Он по уши в дерьме, это точно. Он только надеялся, что это не приведет к его смерти.

Яс

Киесун

— Ты, должно быть, шутишь, — сказал Даксам, один из пожилых мужчин. — Почему мы должны раздавать нашу еду людям, которых мы не знаем? У нас и так ее недостаточно.

— Ты знаешь, почему. Потому что есть люди, у которых ничего нет, — ответила Яс. Она пыталась сохранять спокойствие, но понятия не имела, сколько еще сможет так продолжаться. Пусть Боги дадут ей сил, но с этими людьми было чертовски тяжело работать. Особенно с Даксамом. — Мы должны заботиться друг о друге.

— Я не знаю, кто они, — продолжал он, расхаживая по главному залу на Комптон-стрит. — Я знаю свою семью, своих друзей и своих соседей. Меня волнует то, как они набивают животы едой. А не кучка незнакомцев.

— А что произойдет, когда у вас закончится вода? — спросила Яс. — Большинство водных башен в вашем районе были разрушены пожаром.

Мужчина перестал расхаживать по комнате, осознав правду в ее словах:

— Нам хватает на жизнь. Следующий дождь все уладит.

— А если он не пойдет? Сала контролирует главный колодец на площади Ленис. Что, если она скажет, что тоже не хочет делиться? — Яс указала на сидящую в углу женщину с худым лицом, которая выглядела ничуть не счастливее Даксама.

— Поменяемся, если до этого дойдет, — пробормотал Даксам.

Ханраны проехались по городу, как и обещал Хасан, и привезли людей, которые были готовы говорить от имени своих районов. Теперь в комнатах на Комптон-стрит их было десять, и они снова и снова спорили об одном и том же. У Даксама были пекарни, у Салы — вода, парень из Крессуэлла на севере имел доступ к фермам, и так далее. У некоторых не было ничего, кроме отчаяния; другие просто не хотели делиться. Хасан и пара его парней наблюдали за происходящим из-за столика в углу. Они почти ничего не говорили, но Яс мог сказать, что они начинали злиться, судя по тяжелым взглядам, которые они бросали.

— Послушай, — сказала Яс, — если ты готов к обмену, тогда думай об этом соглашении именно так. У тебя есть хлеб, у нее есть вода, но кто-то другой восстанавливает стены, или помогает найти жилье для всех, или сражается с Черепами. — Яс помахала Хасану, просто чтобы подчеркнуть, что у нее за спиной есть сила. — Дело в том, что все здесь — наша семьи, наши друзья, наши соседи — умрут, если мы не решим работать вместе.

— Это звучит как угроза, — сказал Даксам, расправляя плечи.

Яс подняла обе руки.

— Я не могу контролировать, когда у тебя закончится вода. Я имею в виду, может быть, если нам всем чертовски повезет, завтра пойдет дождь и несколько неповрежденных водных башен заполнятся водой. Но, судя по тому, как нам везет... — Яс ждала криков несогласия, но даже Даксам держал рот на замке.

— Хорошо. Очевидно, что без помощи люди умрут от жажды. Или что-то случится с зернохранилищами, и мы умрем с голоду. Или, что еще хуже, Черепа вернутся и зарежут нас к чертовой матери. Тогда, все равно, мы будем мертвы. Я, и ты, и ты, и ты, и ты, и ты. — Она указывала на каждого из них, задерживаясь достаточно долго, чтобы до него дошло, что она говорит. — Я спрашиваю еще раз — вы хотите жить?

— Конечно хотим, черт возьми, — сказала Сала.

— Тогда перестаньте тратить время впустую, — сказала Яс. — Никто из нас в одиночку не так силен, как все мы вместе. Это правда. Если мы поделимся своими навыками и ресурсами, у нас есть шанс.

— А как насчет Черепов? — спросила женщина рядом с Салой.

— Мы должны быть к ним готовы, — сказала Яс. — Но в этом городе нас пять тысяч, и это большая армия.

— Мы не умеем драться, — сказала Сала. — Мы не Шулка.

— Хорошая новость — не нужно много умения, чтобы убить Череп, — сказал Хасан с улыбкой. — Я могу научить вас всему, что вам действительно нужно знать. Но до этого нам нужно восстановить городские стены и нанять мужчин и женщин для их охраны. Нам не придется сражаться, если мы сможем не пустить их в Киесун.

— Тогда они просто устроят осаду и уморят нас голодом, — сказал Даксам. — И, если мы закроем город, то не сможем доставлять еду.

— До прихода Черепов это был процветающий рыбацкий порт, — сказала Яс. — Черепа сожгли наши лодки, чтобы мы оставались голодными. Я говорю, что пришло время сделать новые. В этом океане достаточно еды, чтобы наполнить желудки города.

— Это смешно, — сказал Даксам. — Ты хочешь, чтобы мы весь день строили стены и ловили рыбу не за что. Кто заплатит нам за нашу работу?

Клянусь Богами, это хуже, чем разговаривать с Ма. Яс указала на Салу:

— Она заплатит вам пресной водой. Хасан заплатит защитой. Каждый из нас внесет свой посильный вклад, чтобы помочь городу в целом.

— Легко все это говорить, — сказал Даксам, его плечи поникли. — Труднее осуществить.

— Почему? — спросила Яс.

Даксам взглянул на нее с беспокойством в глазах:

— Ты знаешь, почему.

— Не знаю. Скажи мне.

Даксам оглядел комнату, все лица присутствующих, затем перевел взгляд на дверь и двух парней на страже. В конце концов, он покачал головой:

— Меня убьют, если я что-нибудь скажу.

Тишина. Все знали, о ком он говорил.

— Плачущие Люди, — сказала Яс.

Даксам, казалось, съежился, его все хвастовство исчезло:

— Они уже были у меня. Мы договорились о том, что я даю им за их «защиту». Больше ни для кого ничего не осталось.

— Черт.

Даксам кивнул:

— Это подводит итог. И они скоро будут рядом, чтобы увидеть остальных из вас. Вы знаете, что они будут. Так что вода, которая есть у тебя, — он указал на Салу, — будет их водой. — Он указал на парня из Крессуэлла. — Твои фермы — это их фермы. — Он указал на них всех. — Все, что у вас есть, будет их.

Яс видела по их лицам, что она потеряла комнату. Она встала. «Мы защитим вас всех. Ханран...» Она взглянула на Хасана, не желая говорить за него.

— Мы пойдем и поговорим с ними, — сказал шулка. — Посмотрим, сможем ли мы заключить сделку, которая устроит нас всех. Они хотят возвращения Черепов не больше, чем мы.

— Это, черт возьми, ничего не изменит, — сказал Даксам. — Эта встреча — пустая трата времени. Мы должны разговаривать с Плачущими Людьми, а не с вами.

— Мы должны держаться вместе, или нам конец, — сказала Яс. — Неважно, Черепа это, или Плачущие Люди, или кто-то еще. Поодиночке мы уязвимы. Вместе мы сможем их победить.

— Здесь невозможно победить, — сказал Даксам. — Только выжить. Мне жаль. Я сделал всё, о чем договаривался. Предлагаю остальным из вас сделать то же самое. — Он подошел к двери и остановился. Он оглянулся на остальных. — Да позаботятся о нас все Четыре Бога.

Яс смотрела, как он уходит, надеясь, что остальные не последуют за ним. Только Боги знали, но у нее тоже было искушение уйти. Ее собственная вера — ее надежда — была такой хрупкой вещью, и она чувствовала, как в ней появляются трещины. Другие должны были чувствовать то же самое.

— Вы можете держать Плачущих Людей подальше от нас? — спросил парень из Крессуэлла. Он выглядел слишком молодо, чтобы говорить за кого-либо, но, возможно, он просто получил эту должность, будучи последним из оставшихся в живых.

— Как я уже сказал, мы пойдем и поговорим с ними, и, надеюсь, они выслушают, — сказал Хасан, вставая. — Мы заставим их понять последствия того, что они пойдут против интересов Киесуна.

— А если они не захотят слушать? — спросила Сала.

— Мы сделаем то, что необходимо. — В словах Хасана была ирония. Поверили ему люди или нет — это другой вопрос, но, по крайней мере, больше никто не двинулся с места. Это было началом, но для чего, Яс не была до конца уверена.

После этого дела пошли быстрее. Яс обсудила с ними следующие шаги. Список был прост: найти дома для всех; провести инвентаризацию продуктов питания и воды и начать нормирование; отправить лодки на рыбалку; сформировать ополчение и начать восстанавливать городские стены. Она рассказала об основных потребностях человека в жилье, пище и безопасности — краеугольных камнях цивилизации. Если бы они смогли разобраться со всем этим, у них действительно мог бы появиться шанс.

К тому времени, когда все ушли, Яс была измучена. Она опустилась на стул рядом с Хасаном.

— Ты улыбаешься, — сказал он.

— Неужели? — ответила Яс.

— Ты улыбаешься. Приятно видеть.

— Я уверена, что скоро вернусь к своему обычному ворчливому состоянию.

— У тебя хорошо получается.

— Я так не думаю. И Даксам, похоже, тоже так не думает.

Хасан наклонился вперед:

— Нет ничего плохого в том, чтобы бояться Плачущих Людей.

Улыбка исчезла с лица Яс:

— Вы можете с ними справиться?

— За последние пару дней у нас было несколько стычек с ними, и каждый раз они отступали. Надеюсь, они поступят так же снова — мы не можем позволить себе сражаться на два фронта. Мы едва справляемся с Черепами.

Яс покачала головой:

— Если все умрут, их треклятый рынок тоже умрет. Можно подумать, что, учитывая, что все мы в дерьме, они захотят помочь.

— Ну, я...

Дверь с грохотом распахнулась прежде, чем Хасан успел сказать еще хоть слово. Дрен, пошатываясь, вошел, держа на руках девушку с порезанной головой. Он выглядел ненамного лучше, весь бледный и вспотевший.

— Что случилось? — спросил Хасан, когда остальные бросились им на помощь.

— Гребаные Плачущие, — выплюнул Дрен, когда они оба сели за стол. — Убили двоих моих и чуть не добрались до нас с Эндж.

— Я думала, нам конец, — сказала девушка.

Яс переглянулась с Хасаном.

Дрен это заметил:

— Что? Что здесь произошло?

— Мы только что о них говорили, — сказала Яс. — Они создают неприятности по всему городу.

— Нас преследовал их лидер. Его зовут Рааб. — Дрен кашлянул, затем схватил чашку с водой и залпом выпил ее. — Он гребаный покойник. Обещаю.

— Это был тот же человек, что и перед Домом Совета? — спросил Хасан.

— Не знаю. Я не видел его лица.

— Я была там, когда они повесили девушку на площади, — сказала Яс. — Они обвиняли ее в бомбах и пожарах.

— Просто отговорка. Все дело в силе. С ними всегда так. — Дрен намочил тряпку и начал протирать порез Эндж. Между ними возникла нежность, которая застала Яс врасплох. Она всегда считала Дрена необузданным.

— Так вот к чему это привело? Ссориться из-за остатков умирающего города? — Яс пододвинула стул и села. Она была чертовски уставшей для всего этого. — Плачущие Люди мешают людям есть, в то время как этот Рааб затягивает веревки на их шеях?

— Дело не только в этом, — сказал Хасан. — Плачущие Люди ничего не делают случайно. За их действиями всегда стоят деньги.

Дрен со стуком поставил свою чашку:

— Пошло все нахуй. Нахуй прямо сейчас. Я собираюсь найти дорогого старого Рааба и снести этому ублюдку голову. Никто не смеет связываться с моими людьми. Никто.

— Я с тобой, Дрен, — сказала Эндж, хотя выглядела она не в состоянии стоять, не говоря уже о том, чтобы драться.

Хасан протянул руку:

— Погоди минутку, хорошо? У нас есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться.

— Например? — В глазах Дрена было убийство.

— Черепа — на случай, если ты забыл.

Дрен откинулся на спинку стула, нахмурившись:

— Нет, не забыл.

— Это хорошо, потому что мы должны отправить команду на дорогу в Анджон, — сказал Хасан. — Черепа будут в пути достаточно скоро, если они уже этого не сделали, и их необходимо остановить. Город пока не готов отразить еще одно нападение. Нам нужно больше времени, если мы хотим получить шанс укрепить наши позиции здесь.

— Я знаю, — сказал Дрен. — Но я вам для этого не нужен. Я более эффективен здесь, в городе.

— У меня есть команда из моих лучших людей, которая вот-вот отправится в путь, но никто из них не знает, как пользоваться шарами Черепов. Я бы предпочел, чтобы никто не взорвался вместе с Черепами. Я хочу, чтобы ты возглавил миссию, Дрен. Был главным.

— Позволь мне разобраться с этим ублюдком Раабом сегодня вечером, — сказал Дрен, — и я отправлюсь с твоими солдатами на рассвете.

Хасан покачал головой:

— Нам следовало уйти еще вчера. Мы не можем позволить себе больше ждать. Если они приведут сюда Тонин, они могут получить бесконечное подкрепление за считанные минуты. И тогда все, что мы сделали, будет напрасным.

— А что говорит старик? — спросил Дрен.

Хасан взглянул на потолок:

— Мы не говорили с ним об этом. Он все еще не в лучшей форме.

Яс ничего не сказала. Она видела Джакса раньше, и он не мог вести никого и никуда. Она встала:

— Я оставляю вас двоих спорить об этом. Я устала и хочу пойти домой и увидеть своего мальчика.

— Справедливо, — сказал Хасан. — Ты хорошо поработала сегодня вечером.

— Увидимся завтра, — сказала она, затем кивнула Дрену и девушке. — Оставайтесь в безопасности.

— Не слишком большой шанс, — сказал Дрен. — Но мы сделаем все, что в наших силах. — Дрен попытался снова одарить ее своей обычной улыбкой, но на него напал приступ мокрого отрывистого кашля.

— Звучит так, будто тебе не помешал бы небольшой отдых, — сказала она.

— Я отдохну, когда умру, — ответил Дрен, не заглядывая слишком далеко в будущее.

Кастер ждал ее на улице.

— Я слышал, все прошло хорошо, — сказал шулка. — Ты добилась неплохих результатов.

— Для начала, по крайней мере, — ответила Яс. — Посмотрим, как все пойдет, когда мы начнем отбирать у них еду и воду, или Плачущие Люди начнут стучаться в дверь.

— Все будет хорошо. Ты идешь домой?

— Да. Мне пора возвращаться к своей семье.

— Твоя мама все еще на тебя злится?

— Она была такой всю мою жизнь. В этом нет ничего нового.

Кастер окинул взглядом улицу:

— Хочешь, я провожу тебя домой? Убежусь, что ты нормально добралась?

— Со мной все будет в порядке, спасибо. Мне все равно нужно немного побыть одной.

Кастер кивнул, выглядя почти разочарованным:

— Тогда береги себя. Держи ухо востро. Ситуация по-прежнему напряженная.

— Спокойной ночи, Кастер.

Она направилась к своей квартирке и, только пройдя пол улицы, осознала, насколько темно. На мгновение она подумала о том, чтобы вернуться и принять предложение Кастера. Но это было бы глупо. Он счел бы ее слабой, а по причине, которую она не могла описать, она этого не хотела.

На улицах было не так много людей, и те, кто был рядом, держались на почтительном расстоянии. Она продолжала идти мимо разрушенных зданий и сгоревших остовов, изо всех сил стараясь не обращать внимания на разбросанных по земле мертвецов. Сбор тел должен стать первоочередной задачей утром, иначе им придется вдобавок ко всему еще и бороться с болезнями. Это будет тяжелая работа, для кого-то.

Она вздохнула. Так много нужно сделать.

Яс уловила запах дыма. Она вскинула голову, ища его источник. Пожары в городе уже должны были быть потушены. Она почувствовала комок страха, страшась того, какой еще ущерб может быть нанесен ее дому. Как и каждый житель Киесуна, она родилась с инстинктивным страхом перед огнем, и последние несколько дней только его усилили.

На Темпл-лейн собралась толпа. У некоторых нижняя половина была повязана лица шарфами, в то время как другие вообще не потрудились скрыть, кто они такие. Их было около тридцати, наблюдавших за горящим храмом. Когда-то это было место поклонения Четырем Богам, но Черепа переделали его для Кейджа. Каждого джианина заставляли ходить туда по крайней мере раз в неделю, их имена отмечались галочкой, с обещанием неприятностей, если ты этого не сделаешь. Яс ходила, с Ма и Малышом Ро. Она ненавидела каждую секунду этого, но не стоило рисковать и оставаться в стороне. Черепам и в лучшие времена не нужен был повод, чтобы тебе арестовать.

Теперь пламя бушевало, и люди ликовали. Храм можно было бы вернуть Четырем Богам, но не теперь. Люди просто хотели, чтобы его убрали. Яс не винила их за это. По правде говоря, ей самой было достаточно Богов — Богов Черепов или их собственных. Может быть, мир был бы лучше без всех них.

Мужчина, лицо которого было закрыто черным шарфом, бросил в пламя шлем-Череп и получил аплодисменты за свои усилия. Кто-то еще бросил кирпич и разбил окно. Огонь вырвался из отверстия, и толпа потребовала еще. Они излучали маниакальное счастье, разрушая место, которое все они когда-то любили. Храм был не последним, что вызовет недовольство толпы, Яс была в этом уверена.

Затем она поймала взгляд мужчины, и по ее телу пробежала дрожь. Он ухмыльнулся ей в ответ, дьявол в свете огня. Она помнила его по Дому Совета, когда он вешал маленькую девочку. Плачущий Человек.

Яс попятилась. Она не побежит. Не может. Это привлечет слишком много ненужного внимания. Она не сводила глаз с мужчины, видела, как он разговаривает с другим и указывает на нее. Она проклинала собственную глупость. Почему она не приняла предложение Кастера?

Яс развернулась и пошла прочь, стремясь увеличить дистанцию между ними. Даже ее нож не помог бы, если бы он привел с собой толпу.

— Эй, Яс! Куда ты идешь? — крикнул Плачущий Человек у нее за спиной. Милостивые Боги, откуда он узнал ее имя?

— Вернись, дорогуша, — крикнул другой.

Яс побежала, стуча ногами по тротуару, ее шаги эхом отдавались в ушах. Она не оглядывалась, просто сосредоточилась на дороге перед собой. Она слышала, как они кричали ей вслед, смеялись, глумились, но это только ее подстегивало.

Она свернула направо, в переулок, потом налево, потом направо, теряясь в изгибах и поворотах, молясь, чтобы Плачущие Люди были слишком ленивы, чтобы последовать за ней. На бегу она слышала, как Ма ее отчитывает: Это все твоя вина, зачем тебе понадобилось вмешиваться?

Чертовски хороший вопрос. Можно было подумать, что она уже усвоила урок и не совала нос в чужие дела, но нет, только не она. Вместо этого она спасалась бегством.

Она бежала до тех пор, пока ее ноги не перестали нести ее дальше, ее легкие тяжело вздымались, а в горле пересохло, как в летний день в Киесуне. Она оглянулась, боясь, что обнаружит головорезов позади себя, но она была одна. Может быть, они вообще не потрудились пойти за ней, просто наслаждались, наблюдая, как она бежит, поджав хвост.

Она стояла там, наблюдая за тенями, дрожа всем телом, втягивая воздух и стараясь не вырвать. Каким же чертовым предводителем она была.

Каким-то образом она заставила свои ноги работать. Нервы были на пределе, и Яс испытала огромное облегчение, добравшись до дома, который ей дали ханраны. Она почувствовала себя в большей безопасности, просто войдя внутрь и закрыв за собой дверь, и она почувствует себя еще лучше, когда у нее на руках снова будет Малыш Ро.

— Урок усвоен, Ма, — прошептала она себе, поднимаясь по лестнице. — С этого момента я буду заниматься своими делами. — Конечно, она не скажет этого своей маме, не в лицо. Эта женщина никогда бы не позволила Яс это пережить.

Она все еще улыбалась этому, когда услышала голоса, доносящиеся из ее комнат. Ма с кем-то разговаривала. Яс замедлила шаг, ее рука уже лежала на рукояти ножа, ожидая худшего. Потом Ма рассмеялась, рассмеялась так, как Яс не слышала от нее уже Богам известно сколько времени, и Яс не знала, не надо ли беспокоиться еще больше.

Она остановилась за дверью, прислушалась и услышала голос другой женщины. Это была Рена снизу. Она тоже смеялась. Запах чего-то готовящегося наполнил коридор, и, несмотря на свою нервозность, в животе Яс заурчало в предвкушении.

— Привет, — сказала Яс, входя в комнаты. Ма и Рена сидели за столом, в то время как Малыш Ро играл с деревянной фигуркой на полу. В углу на огне булькал горшок с чем-то вкусным.

Обе женщины потрясенно на нее посмотрели.

— Убери нож, любимая, — сказала Ма, опустив глаза.

Яс проследила за ее взглядом и увидела, что держит в руке нож. Она не помнила, как его вытащила.

— Извините. Я… Я… — Она подошла к столу и положила его. — Извините.

— Не волнуйся. Я тебя не виню, — сказала Рена.

— Ч... что? — Яс уставилась на женщину. Что она знала?

— Нож. Ты просто осторожна. — Рена пересела на другой стул. — Присаживайся, ты выглядишь так, будто тебе нужен отдых.

Яс села на предложенное место, не сводя глаз с Рены. Она была так похожа на свою сестру. Даже голос был похож. Это было ужасно.

Ма пододвинула чашку к Яс.

— Рена нашла немного вина и принесла его наверх, чтобы поделиться с нами. — Она налила в чашку изрядную порцию. — Похоже, тебе оно тоже не помешает.

Яс потянулась за чашкой дрожащей рукой:

— На улице происходят какие-то нехорошие дела. Я немного перенервничала.

— Выпей, — сказала Рена. — Вино определенно помогло нам обоим. — У нее покраснело лицо, как и у Ма. Они уже выпили по первой чашке. — А еще есть еда.

Яс пригубила вино. Оно было мягким и насыщенным на вкус. Не такое, к которому она привыкла:

— Вкусное. Где ты его нашла?

— У меня есть несколько бутылок, внизу, — сказала Рена. — Арга обычно тайком выносила их оттуда, где работала. Ее босс, по-видимому, был любителем выпить.

Яс внезапно перестала испытывать жажду. Она поставила чашку, почувствовав тошноту. Арга и остальная кухонная команда обычно распивали бутылочку после тяжелого рабочего дня.

— Арга — твоя сестра, верно? — спросила Ма. — Где она работала?

— Я не люблю этого говорить, — ответила Рена, опустив глаза. — Некоторые люди понимают это неправильно.

— Это не может быть хуже, чем некоторые места, где работала Яс, — сказала Ма. Яс бросила на нее взгляд, пытаясь заткнуть, но Ма не заметила, а если и заметила, то ее все равно было не остановить. — И ничего не может быть хуже, чем чертов Дом Совета.

Рена вскинула голову.

— Там и работала Арга. — Она посмотрела на Яс. — Ты сказала, что знала Аргу, а не то, что ты с ней работала.

— Все так, как ты говоришь, — быстро сказала Яс. — Люди неправильно это воспринимают, когда узнают. Меня из-за этого обзывали несколькими именами, угрожали.

— А, черт бы их побрал, — сказала Ма, махнув рукой. — Ведь нужно зарабатывать на жизнь, так? Зарабатывать немного монет.

— Ма, оставь это, — сказала Яс, бросив на нее еще один взгляд.

— Конечно, она сожгла это чертово место дотла, — со смехом сказала Ма, наполняя свою чашку. — Так что я не понимаю, как кто-то мог назвать ее коллаборационисткой.

— Ты сожгла Дом Совета дотла? — спросила Рена. — Мне казалось, что он просто пострадал от пожаров прошлой ночью.

— О нет, нет, нет, — сказала Ма. — Яс помогала Ханран. Она отправилась спасать мир. Оставила свою старую маму присматривать за Малышом Ро.

— Ма, хватит, — сказала Яс, но было уже слишком поздно.

— Арга все еще была там, когда ты подожгла дом? — спросила Рена, внезапно протрезвев. — Ты ее видела?

— Нет, не видела, но Ма преувеличивает. Я ничего не поджигала. Ханраны пытались спасти кого-то, кого захватили Черепа. Я только показала им, как попасть внутрь здания. Вот и все.

— Когда ты в последний раз видела Аргу? — спросила Рена.

Когда отравила ее, подумала Яс. Когда она умерла.

— В конце нашей смены, как обычно. Мне жаль. Я не знаю, где она.

— Я преувеличиваю? — Ма залпом допила вино и вытерла рот тыльной стороной рукава. — Преувеличиваю? Мы с Ро были почти пленниками в нашем собственном доме. С полдюжины ханранов присматривали за нами, следя за тем, чтобы Яс делала то, что ей было сказано. — Она наклонилась вперед. — Честно говоря, я думала, что с нами покончено. Они угрожали нас убить. Они заставили Яс отвести их в Дом Совета. Следующее, что я узнала, — город охвачен пламенем.

— Ма... мы можем не говорить об этом? — прошипела Яс.

Рена поняла намек, даже если этого не сделала Ма. Она встала, одернула юбку. Яс не могла не заметить, что Рена не смотрит в ее сторону.

— Уже поздно. Я, пожалуй, пойду — мне завтра рано вставать и снова искать Аргу и детей.

— А как насчет еды? — спросила Ма, указывая на плиту. — Она почти готова.

— Я сейчас не голодна. Вы ешьте. Я уверена, что Ро не откажется от второй порции, — сказала Рена.

— Если ты уверена, — сказала Ма, проверяя, сколько вина осталось в бутылке.

— Увидимся, — сказала Рена в точности так, как ее покойная сестра.

— Береги себя, Рена. — Яс чуть не подавилась словами. Рена казалась порядочной женщиной, и Яс забрала ее семью, чтобы защитить свою собственную. Она знала, что должна рассказать этой женщине о том, что произошло, рассказать ей правду о том, почему она это сделала, но это было невозможно. Рена никогда не поймет. Она никогда ее не простит. Яс даже не была уверена, что хотела бы этого.

Все было так запутано.

Франсин

Лейсо

Франсин смотрел из окна дворца на город. Несмотря на поздний час, город был залит светом, и он слышал доносящийся снизу гул голосов, похожий на стрекотание насекомых. Мейгорцев волновали только материальные вещи и плотские удовольствия. Их аппетиты не знали границ.

Он ждал в маленьком кабинете рядом с королевскими покоями, комнате, полной пестрой золотой мебели и безвкусных картин и украшений — отражение высокого статуса и плохого вкуса Тиана Косы.

Слава Кейджу, ему придется мириться со всем этим меньше чем день. Лорд Бакас и армия Его Императорского Величества сожгут все это место дотла. В конце концов, очищение огнем было лучшим способом справиться с язычниками.

Было несколько преданных Кейджу людей, которым он позволил бы жить в награду за их службу Империи, в то время как других держали бы в качестве рабов для обработки земли, но на этом все. Франсин знал, что большинство мейгорцев вели слишком разнузданный образ жизни, чтобы принять истинную веру. Не было смысла пытаться их обратить. Лучше отправить их служить Кейджу в Великой Тьме и отдать землю семьям эгрилов, желающим эмигрировать. Пусть они создадут нацию истинно верующих.

Он улыбнулся, представив лорда Бакаса, въезжающего через врата Тонин со своей армией. Какая слава ожидает их всех!

И, конечно же, он отдаст лорду Бакасу тело девочки. Только ради одного этого момента стоило жить.

Он вытянул шею, борясь с желанием почесать лицо. Он носил фальшивое лицо уже больше двенадцати часов, и оно начинало чесаться. Раздражение было терпимым, но по прошлому опыту он знал, что будет только хуже, пока ему не захочется расцарапать себе лицо ногтями.

Боль — это хорошо, напомнил он себе. Что такое зуд по сравнению с вечной славой стоять по правую руку от Кейджа? Ничего.

Как только его помощник вернется с известием о смерти девочки, он уйдет в свою комнату и ляжет спать. А сейчас ему нужно немного больше терпения.

Чтобы отвлечься, он вернулся к своему столу и налил себе чашку воды. На стене напротив висел портрет отца тиана. Франсин провел среди мейгорцев немало времени, но все еще не мог понять, почему неверные обожествляли своих предков. Они прикрепляли изображения Богов так, чтобы их не было видно — на потолках своих зданий, — но при этом покрывали каждую стену изображениями своих умерших родителей, поклоняясь их лицам. Хуже всего были бесчисленные зеркала, чтобы они могли поклоняться самим себе. Отвратительно. Франсин даже не мог вспомнить, когда видел своих родителей без масок — так и должно быть. Единственное лицо, которому следовало поклоняться, принадлежало Кейджу.