Надежда Дурака

Кто-то постучал в дверь.

Франсин выпрямился, приняв вид тиана:

— Войдите.

Дверь осторожно открылась, и показался дворцовый чиновник. Он выглядел испуганным:

— Тиан?

— Не стой в дверях, Антониус. В чем дело?

Мужчина вошел в кабинет, склонив голову, и закрыл за собой дверь:

— Я принес новости из лагеря.

— Продолжай, — сказал Франсин, хотя по звуку голоса Антониуса он понял, что сообщение было не тем, что он хотел бы услышать. Дорогой Кейдж, придай мне сил.

— Я заплатил трем охранникам, чтобы они убили девочку и шулка вместе с ней, Тиан.

— И?

— Они потерпели неудачу.

Конечно.

— Что еще?

— Беженцы подняли бунт. Они взяли под контроль лагерь и его стены.

— Кто-нибудь сбежал?

— Нет, Тиан. Охранники, которые не были схвачены, расположились снаружи лагеря, чтобы гарантировать, что никто не сможет этого сделать. На данный момент все по-прежнему внутри.

Бесконечная ярость Кейджа! Франсину потребовалось все самообладание, чтобы не убить Антониуса прямо здесь и сейчас. Язычник не смог бы быть более неумелым, даже если бы попытался.

— Сколько охранников все еще на свободе?

— Около восьмидесяти. — Антониус переступил с ноги на ногу, возможно, почувствовав, насколько ненадежной была его жизнь.

Франсин глубоко вздохнул:

— Если две тысячи беженцев, которые, я полагаю, теперь вооружены, решат покинуть тюрьму, восемьдесят охранников, которые уже однажды сбежали от них, ничего не сделают, чтобы их остановить.

— Да, Тиан.

Франсин обошел стол с другой стороны и сел. Он взял перо, обмакнул его в чернила и начал писать, заставляя себя быть осторожным и копировать почерк настоящего тиана.

— Отнеси это Тиану Бетосу. Я хочу, чтобы его люди были в лагере в течение часа. Поезжай с ними и молись, чтобы все беженцы были еще внутри к тому времени, когда вы туда доберетесь. — Франсин закончил писать и поднял глаза, позволяя своему помощнику увидеть огонь в его глазах. — Они должны только охранять периметр. Они не должны пытаться вернуть лагерь, пока я не доберусь туда. Ты понимаешь?

— Да, Тиан.

— Я присоединюсь к тебе завтра в тюрьме. Убедись, что больше не будет ошибок, и ты сможешь сохранить голову на плечах. Я ясно выразился?

— Да, Тиан. — Антониус сделал шаг назад, желая уйти, но Франсин поднял палец, останавливая его.

— Что насчет капитана, Раласиса?

— Он отправился в лагерь, как вы и думал и, и поговорил с шулка до того, как у охранников появился шанс ее убить. В последний раз его видели возвращающимся в Лейсо.

Франсин уставился на дурака:

— И?

— Я послал отряд людей арестовать его, Тиан.

— Будем надеяться, что им повезет больше, чем твоим убийцам, — сказал Франсин.

— Да, Тиан.

Он открыл ящик своего стола и достал пять ордеров:

— Эти люди тоже должны быть арестованы. Сегодня вечером. Все они предатели короны.

— Да, Тиан. — Антониус, шаркая, подошел и неловко взял бумаги у Франсина, не желая подходить слишком близко. Затем он почти выбежал из комнаты.

Оставшись один, Франсин откинулся на спинку стула, кипя от злости. Как девочка могла быть все еще жива? Ей было четыре года. Ребенок. И все же Монсутам не удалось ее убить, а теперь и ему не удалось. Это не имело смысла. Они были Избранными Императора, а она была язычницей и ребенком. По крайней мере, она все еще была в тюрьме. Пока она оставалась там, никто не узнает о его неудаче.

Он посмотрел на свои руки — руки Косы. Почувствовал, как в нем закипает ненависть. Рейстос был прав. Жизнь среди мейгорцев сделала Франсина слабым. Он больше не потерпит неудачу. Затем другая мысль вселила в его сердце еще больший страх. Что, если девочка действительно сбежит? Подвести Кейджа таким образом означало бы лишить себя места в Великой Тьме. Этого он не мог допустить.

30

Джакс

Киесун

Джакс подбросил в жаровню еще одно полено, наблюдая, как вспыхивают искры и языки пламени лижут дрова. Он был на крыше дома на Комптон-стрит, прячась от сочувственных взглядов окружающих. Все они думали, что он сумасшедший.

Были ли они неправы? Милостивые Боги, что бы он сделал, если бы кто-нибудь из его людей бродил по полю боя, пытаясь быть убитым? Вероятно, перерезал бы дураку горло. На войне не было места сломленным людям. Вроде Джакса.

На крыше было спокойно. Даже когда кто-нибудь приносил ему еду — кто бы это ни был, — он просто бросал ее на стол, а затем убегал так быстро, как только мог. Вероятно, беспокоился, что Джакс подцепил какую-то дрянь и боялся заразиться.

Бедняга. Все еще жалеешь себя?

Джакс вздрогнул. Монсута вернулся ранее в полдень. Его голос был слабым, как шепот издалека. Поначалу его было легко игнорировать. Но потом, как и всякая боль, Монсута его уколол. Колол, колол и колол, пока Джакс не захотел только одного — воткнуть нож себе в мозг, чтобы его заткнуть.

И что это было бы за зрелище! Какой фурор он бы произвел, если бы они обнаружили, что их могущественный генерал погиб от собственной руки! Неудачник, который больше не мог выносить поражение.

— Заткнись, — сказал Джакс. — Заткнись. Я не такой.

О, мой дорогой человек. Я знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем женщина, которой ты нагадил между ног. Я знаю тебя лучше, чем твоя жена или твой сын. Никто не разделял того, что разделили мы с тобой.

— Ты меня не знаешь. Ты просто монстр. Гребаный мертвый монстр. — Джакс знал, что это правда. В конце концов, именно он убил Избранного. Так почему же он все еще оглядывает крышу, чтобы убедиться, что он действительно один?

Все это было у него в голове. Он и это знал. Конечно, знал. Он не был сумасшедшим. Или, скорее, был. Он знал, что был.

Тогда тебя ждет шок, сказал Монсута, потому что я иду за тобой. Во главе армии, которая уничтожит твое жалкое маленькое восстание раз и навсегда. А потом я верну тебя в свою комнату с моими ножами, и никто нам не помешает. Некому будет тебя спасти. И ты знаешь, что произойдет потом.

Джакс посмотрел на свою руку. Ту, которой не должно было быть. Ту, которую Монсута отрастил заново. Так вот почему он все еще слышит голос ублюдка? Была ли какая-то часть эгрила внутри нее? Он не думал об этом. Но это имело смысл. Было очевидно, на самом деле.

Монсута был в его руке.

Блядь.

Он должен его убить. Снова. На этот раз как следует. Тогда он станет самим собой. Он снова может быть полезен. Снова станет солдатом.

Не будь дураком, сказал Монсута. Тебе так просто от меня не избавиться. Я не в твоей руке. Попытайся отрезать ее в следующий раз.

Джакс вздрогнул. Что-то изменилось в голосе Монсуты. Что-то, чего он раньше не слышал — страх?

Не будь дураком. Только сумасшедший может отрезать себе руку.

Джакс улыбнулся. Его меч был прислонен в углу рядом с лестницей.

Нет.

— Да. — Он улыбнулся. Ублюдок не пытался бы остановить его, если бы это было неправильно. Монсута хотел бы, чтобы Джакс причинил себе боль. Он бы получил от этого удовольствие. Но тот факт, что он протестовал, доказывал правоту Джакса.

Ты дурак. Бесполезный дурак. Сделай это, и я все равно буду здесь. Обещаю. Ты только причинишь себе боль. Возьми себя в руки. В голосе монстра была паника.

— Возьми себя в руки? Ты тот, кто разорвал меня на части. — Джакс расстегнул свой ремень. Ему нужен был жгут.

Он подбросил в жаровню еще поленьев и сунул меч в самое сердце огня. Клинок должен был быть хорошим и горячим. Прижечь рану, когда он ампутирует руку. Немного боли, и он убьет монстра раз и навсегда. Следовало сделать это несколько дней назад.

Должен ли он пойти и позвать на помощь? Кого? Может быть, Хасана?

Нет. Он бы только попытался остановить Джакса. Остановить, как хотел Монсута. Лучше он сделает это в одиночку. Меч был достаточно острым.

Прекрати то, что ты делаешь, приказал голос Монсуты. Ты не можешь сбежать от меня. Ты не можешь заставить меня замолчать.

— Нет, могу. — Джакс подвинул меч в жаровне. Лезвие начало нагреваться. Теперь он мог видеть оранжевый оттенок стали. Почти готово.

Он обернул ремень вокруг бицепса и зубами затянул его потуже. Он застонал, когда кожа впилась в его кожу, а булавки и иголки проложили себе путь к руке. Во имя Богов, его сердце бешено колотилось. Он пожалел, что у него нет чего-нибудь выпить, чего угодно, что могло бы притупить боль. Но отступать было некуда. Нельзя останавливаться. Нельзя медлить.

Пришло время убить монстра, снова.

Он использовал тряпку, чтобы вытащить ярко-красный меч из огня. Более чем достаточно горячий.

Он сел и положил свою проклятую руку на стол, Монсута в его голове замолчал. Вероятно, напуганный тем, что Джакс собирался сделать. Что ж, Джакс покажет ему, кто сильнее. У него хватит силы воли это сделать.

Несмотря на это, он почти отдернул руку, когда почувствовал жар от лезвия. Почти отказался от этой идеи. Но он был Шулка. Лучшим из лучших. У него есть мужество. Сила. Честь. И он это сделает.

Он расположил меч острием вниз, просунув руку под лезвие. Пора опустить его, гильотинировать ублюдка.

Нет, закричал Монсута. Нет!

— Да! — крикнул Джакс и со всей силы опустил меч.

Он закричал, когда лезвие вонзилось в его плоть, закричал, когда горячий металл обжег его кожу, закричал, когда лезвие рассекло его мышцы. Затем меч ударился о кость, и у Джакса закружилась голова. Он еще раз ударил мечом, но кость выдержала, когда в нос ему ударил запах вареной плоти, и его кровь пропитала стол, и, клянусь Богами, боль, боль, боль.

Дверь на крышу распахнулась. Фаден, за ним Луник, а затем Хасан.

— Джакс! — крикнул его друг. — Нет!

Несмотря на это, он почти отдернул руку, когда почувствовал жар от лезвия. Они сразу подбежали к нему, схватили за руку, пытаясь вырвать лезвие у него из руки. Он боролся с ними, держался за меч, пытался опустить его обратно:

— Нет. Помогите мне. Помогите мне. Я должен это прекратить. Мне пришлось. Пожалуйста. Я должен убить чудовище.

Они повалили его на землю, заломив ему руки и выбив меч. Фаден прижал какую-то тряпку к ране, уже окрашенной в красный цвет. Они все выглядели такими испуганными.

Затем мир погрузился во тьму.

Я говорил тебе, так? Я говорил, что ты не сможешь этого сделать. Монсута выглядел таким счастливым, стоя в углу комнаты со своим гребаным мясницким тесаком в руке. Тебе нужен специалист, чтобы отрезать конечность. Кто-то, кто знает, что делает. Кто-то вроде меня. Он подошел к Джаксу с улыбкой на лице, подпрыгивая. Вот как это делается.

Мясницкий тесак взлетел вверх, поймав свет факела, когда пролетел над головой. Он опустился вниз, так быстро, весь вес лезвия пришелся прямо в руку Джакса. Он закричал, закричал так, как в тот день, когда родился.

Монсута всмотрелся в рану. О, дорогой, не совсем. Мне понадобится вторая попытка. Пожелай мне удачи. Тесак поднимался и опускался, и Джакс кричал, кричал, кричал.

Тьма.

— Кто-нибудь, держите его неподвижно.

— Я, блядь, стараюсь.

— Что ж, старайся сильнее. Руку нужно оторвать.

— Он истечет кровью до смерти, если мы не поторопимся.

— Ты говоришь, он сделал это сам с собой?

— Приготовь железо. Я почти пробил кость.

— Держись, Джакс. С тобой все будет в порядке.

— Не отказывайтесь от нас, генерал. Вы нам нужны.

— Держите его неподвижно, черт возьми.

— Он собирается откусить свой гребаный язык.

— Сейчас. Сейчас. Поторопись.

— Джакс. Не вздумай, блядь, умереть у меня на руках.

Тьма.

31

Тиннстра

Лейсо

Была глубокая ночь, Тиннстра стояла на крепостной стене с Зорикой на бедре. Ралем и Анама стояли с одной стороны от нее, Майза — с другой, глядя на открытую местность, окружающую лагерь, когда показались мейгорские солдаты.

— Сколько их там? — спросил Ралем.

— Слишком много, — сказала Майза, ее руки были крест-накрест покрыты красными порезами и царапинами. Борьба за то, чтобы отбить лагерь у оставшихся охранников, была долгой и трудной, стоила ей большого количества шулка и еще бо́льшего количества других беженцев, которые помогали. У них не было шансов против армии за их стенами.

— Что нам делать? — спросила Анама.

Солдаты выстроились в шеренги лицом к лагерю. Их должно было быть не менее тысячи, все двигались дисциплинированно и без спешки. Передние ряды остановились на безопасном расстоянии, образуя периметр.

— Не думаю, что они собираются атаковать, — сказал Тиннстра. — Пока, во всяком случае.

— Почему? — недоверчиво спросил Ралем. — Разве они пришли не для того, чтобы вернуть лагерь? Мы должны сдаться. Попросить их о пощаде.

— Они здесь, чтобы помешать нам уйти, — сказала Майза, игнорируя Ралема. — Но нам некуда идти. Не сейчас.

— Сколько у нас бойцов? — спросила Тиннстра. — Если дело дойдет до боя?

– У меня на стенах около сотни мужчин и женщин, но это включает и то, что осталось от Шулка. Из остальных? – Майза посмотрела вниз на лагерь и пожала плечами. – Может быть, мы могли бы вложить мечи и копья в руки еще пары сотен — если у нас будет достаточно оружия, — но только Боги знают, будет ли от них толк в бою.

— Итак, нам крышка, — сказала Тиннстра.

— Мы все еще живы, — возразила Майза.

— Позвольте мне пойти и договориться, — сказал Ралем. — Я могу это исправить. Поверьте мне.

Тиннстра повернулась к Анаме:

— Я так понимаю, твоя магия не сможет вытащить нас отсюда?

Маг покачала головой, избегая взгляда Тиннстры:

— Без воды Чикары я бессильна.

— Конечно. — Тиннстра попыталась скрыть разочарование в своем голосе. — Что, если мы попытаемся сбежать?

— Это было бы безумием, — сказал Ралем. Он махнул рукой в сторону мейгорских войск. — Мы никогда не проведем мимо них даже часть лагеря.

Тиннстра посмотрела ему в глаза:

— Не всем из нас нужно идти.

Посол отступил на шаг:

— Но если вы уйдете и заберете с собой Шулка, что случится с остальными из нас? Сами по себе мы долго не протянем.

— Мне кажется, ты говорил мне, что судьба мира лежит на плечах Зорики? Ее жизнь — это все, что имеет значение.

— Вам все равно не пройти мимо армии, — пробормотал Ралем. — Королева здесь в бо́льшей безопасности.

— Эгрилы уже пытались ее убить, — сказала Майза. — Тиннстра права.

— И ты туда же, — рявкнул Ралем. — Анама, вразуми их обоих.

— Ты бы пошла в посольство? — спросила маг. — Ты готова попробовать план Аасгода?

Тиннстра покачала головой:

— Я приняла другие меры.

У Ралема чуть не отвисла челюсть:

— Как? С кем?

— Кто-нибудь из вас знает капитана по имени Раласис?

— Конечно, — сказал Ралем.

— Он приходил повидаться со мной до того, как убийцы нанесли удар. Он собирается поговорить с тианом по имени Галрин. Он обратится к королю с петицией от нашего имени.

— Я знаю Галрина, — сказал Ралем. — Этот человек — политическое животное. У Раласиса нет надежды.

— Я так и думала, — ответила Тиннстра. — Вот почему я попросила его найти для нас корабль.

— Корабль? — повторила Анама. — Но план Аасгода...

— Если у меня будет выбор: пройти через врата в какое-то неизвестное место или направиться прямо к кораблю, который, как я знаю, заберет меня отсюда, тогда корабль всегда выиграет. Тиннстра пожал плечами. — Мне жаль, но так оно и есть. — Тон ее голоса не оставлял сомнений в том, что она совсем не сожалеет. На самом деле, она все еще была в ярости из-за того, что Аасгод отправил ее в страну, которая, как он знал, сажала всех их соотечественников в тюрьму. Хорошо, что он был мертв, потому что, если бы он был там с ней, у нее возникло бы искушение убить его самой за его глупость.

— Куда бы ты поплыла? — спросил Ралем. — Эгрил контролирует все...

— Запад, — ответила Тиннстра. — Я бы поплыла на запад.

— Западнее Мейгора ничего нет, — сказала Анама.

— Должно быть, — возразила Тиннстра. — У нас просто нет карт этих мест, пока.

Анама шагнула вперед и протянула руку:

— Ты не можешь рисковать королевой, полагаясь на интуицию. План Аасгода...

— Мы вляпались в эту историю из-за плана Аасгода, — ответила Тиннстра, крепче сжимая Зорику.

— Дамы, пожалуйста, — сказал Ралем, вставая между ними. — Мы можем найти совместное решение.

— В любом случае, сначала нам нужно разобраться с более насущной проблемой, — сказала Майза. Она указала мечом на армию мейгорцев. — Неважно, хотим ли мы пойти в посольство или в порт, сначала нам нужно пройти мимо них. Если мы не сможем этого сделать...

С этим никто не мог спорить. Они наблюдали, как мейгорцы начали рыть окопы и возводить баррикады. Солдаты знали, что делают, следя за тем, чтобы в их рядах не было слабых мест, никаких дыр, через которые кто-то мог бы проскользнуть.

— У них с собой лошади, — сказала Тиннстра, указывая на дальний восток лагеря. — И фургоны. Если бы мы смогли добраться до них, то смогли бы избежать похода через джунгли.

— Слишком поздно. Мы здесь в ловушке, — сказал Ралем. — Переговоры — наша единственная надежда. Я поговорю с их командиром.

— Ралем, пожалуйста, — сказала Майза. — Мы знаем, что ты умеешь вести переговоры. Если это станет нашим единственным выходом, я с радостью сама провожу тебя через ворота. А пока помолчи.

— Я...

Майза взглядом заставила посла замолчать, затем повернулась обратно к Тиннстре:

— Их лагерь скоро должен быть закончен. Затем они отпустят часть войск, оставив небольшое количество на дежурстве. Если мы предпримем что-то до начала новой вахты, у нас может появиться шанс — особенно если мы сможем одновременно переключить их внимание на что-то другое.

— О чем ты думаешь? — спросила Тиннстра.

— Мы отправим бо́льшую часть наших шулка с западной стороны тюрьмы, чтобы выглядело, будто мы прорываемся оттуда. Они вступают в бой с мейгорцами, и в суматохе мы выскальзываем с восточной стороны и направляемся к лошадям. Если Боги с нами, мы отправимся в путь прежде, чем кто-либо узнает, что мы натворили. Если мы не сможем раздобыть лошадей, нам придется попытать счастья в джунглях.

— Я этого не допущу, — сказал Ралем. — Я здесь самый старший, и я это запрещаю.

— Я думаю, что последнее слово в этом деле остается за Зорикой, — сказала Тиннстра. — Она — наша королева.

— Но она… Я имею в виду, она еще ребенок, — пролепетал Ралем.

— Она — наша королева, — сказала Майза. — Мы ей служим.

Тиннстра посмотрела на девочку у себя на руках:

— Что скажешь, любовь моя — ты хочешь остаться здесь или попытаться сбежать?

— Я хочу уйти, — сказала Зорика.

Тиннстра кивнула:

— Да будет так.

32

Дрен

Киесун

Дрен наблюдал, как ханраны загружают в фургон два комплекта украденных доспехов Черепов, Эндж рядом с ним. Хасан отдал ему пять своих лучших ханранов. Достаточно, чтобы выполнить работу, достаточно, чтобы быть уверенным, что они справятся.

Дрен уже погрузил в фургон небольшую коробку с шарами и предупредил ханранов, чтобы они были осторожны с ними. Он также проверил всех на наличие открытых порезов. Было бы чертовски типично, если бы от царапины они взлетели на воздух.

— Ты в состоянии это сделать? — спросила Эндж, прерывая его размышления.

— Ага, конечно, — солгал он. Она тоже это знала. Он чувствовал себя дерьмово. Последнее, чего он хотел, — это отправиться в горы в поисках новых Черепов для битвы. Он предпочел бы остаться с ней, немного отдохнуть. Он испытывал страх, который не мог толком объяснить. Должно было случиться что-то плохое — это все, что он знал.

— Как ты думаешь, Джакс выживет?

Дрен закашлялся.

— Хрен знает. Он потерял много крови. — Ему было больно видеть старика в таком состоянии. Он не мог не чувствовать, что для Джакса было бы лучше, если бы он не выжил.

— Я не могу поверить, что он пытался отрезать себе руку.

Дрен не знал, что сказать, поэтому вместо этого он притянул ее к себе, крепко обнял, как будто она была единственным, что удерживало его в этом безумном мире. Старик сошел с ума, когда говорил Дрену держаться за него.

Одна из ханранов, женщина по имени Креза, окликнула его:

— Мы закончили.

— Хорошо, — сказал Дрен. — Дай нам минутку. — Он отпустил Эндж и отступил назад, чтобы увидеть ее лицо, вникая во все детали: веснушки на носу, то, как выпячена ее нижняя губа, ее большие, распахнутые глаза. — Я не хочу, чтобы ты шла со мной. Я хочу, чтобы ты осталась здесь и затаилась.

— Да пошел ты. Почему? — Она нахмурила брови.

— Найди Хару и Гаро. Оставь их у меня дома. Чтобы их никто не видел. Держитесь подальше от Плачущих Людей. — Дрен перевел дыхание. — Я не хочу, чтобы эти отморозки схватили кого-нибудь из вас. Не сейчас.

— Но я нужна тебе, Дрен, — сказала Эндж. — Я нужна тебе.

— Остальным ты тоже нужна, — сказал он. — Я не смогу сосредоточиться там, наверху, если ты будешь со мной, и мне интересно, все ли с ними в порядке. Нас осталось не так много, и я не хочу больше никого терять. Особенно тебя.

— А как насчет тебя?

Дрен мотнул головой в сторону ханранов:

— Со мной лучшие, очевидно.

Эндж не рассмеялась:

— Ты пережил столько же, сколько и старик.

— Не волнуйся. Я не собираюсь отрезать себе руку. Эгрилы у меня отняли достаточно.

— И ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы сделать это? Не так давно ты потерял сознание на мне.

Дрен снова притянул ее к себе, чтобы она не могла видеть его лица:

— Я в порядке.

— Останься в живых.

— Я сделаю все, что в моих силах. — Затем они поцеловались, глубоко и жадно, Дрен был полон страха, что ему больше никогда не удастся ее поцеловать.

— Кхм, — сказала Креза.

Дрен и Эндж отстранились друг от друга, их щеки вспыхнули.

— Береги себя, — сказал он.

— Я сделаю все, что в моих силах. — Они оба рассмеялись, чтобы скрыть свой страх.

Дрен направился к фургону, всю дорогу оглядываясь на Эндж. Он знал, что должен ее оставить, но, одновременно, боялся ее оставлять. Что он сделал? Бросил своих людей, чтобы пойти сражаться вместе с ханранами, особенно сейчас, когда он болен? И еще в горах, не меньше. Ему там не место.

Каждая частичка его хотела повернуть назад и забыть весь этот безумный план, но теперь он был хорошим солдатом. Он выполнял приказы. Поступал правильно. И это была всего лишь простуда.

Он забрался в повозку рядом с Крезой. Остальные были верхом, но Дрен понятия не имел, что делать с одним из этих зверей. Уличный пацаны вроде него не учились ездить верхом — от лошадей мало толку, когда надо бегать по крышам.

— Ты закончил прощаться? — с ухмылкой спросила Креза.

— Ага, — сказал Дрен, бросив на нее ответный взгляд.

— Хорошо. — Креза щелкнула поводьями, и лошади тронулись с места.

— Оставайся в живых, тупой ублюдок, — крикнула Эндж, когда они проезжали мимо.

— Я думаю, она в тебя влюблена, — сказала Креза.

— Надеюсь, — пробормотал Дрен, скорее самому себе, чем Крезе. Он опустился на сиденье и поплотнее запахнул пальто.

Потребовалось некоторое время, чтобы добраться до главных городских ворот и того, что осталось от городской стены. В ней было больше, чем несколько зияющих дыр, но, при необходимости, она выполнит свою работу. У Хасана были люди, которые работали над ремонтом день и ночь, приводя ее в порядок, и не было недостатка в камне и кирпиче, чтобы заделать щели.

Ханраны помахали им, когда они проезжали через ворота. Оттуда они прокатились под аркой в туннель, где Дрен впервые увидел дорогу, уходящую вдаль. Дорогу, по которой он никогда раньше не ездил. Еще минута, и они оказались снаружи и стали пересекать полоску суши, соединявшую Киесун с материком. По какой-то причине он чувствовал, что момент должен был быть более трудным — больше походить на событие, — но не стал. У него защемило внутри, как тогда, когда он расстался с Эндж, но это было все. Он повернулся на своем сиденье, когда Киесун оказался позади них. Он никогда не видел город под таким углом. Каким-то образом Киесун казался меньше и больше не был для него целым миром.

— Что не так? — спросила Креза. — Ты что-то забыл или уже мечтаешь о своей девушке?

— Не-а, — сказал Дрен. — Я просто… Я никогда раньше не покидал город.

— Что? Типа, никогда? — Она посмотрела на него, приподняв бровь.

— Я провел всю свою жизнь в этом месте. Ну, я выходил в море со своим отцом и все такое, работал на его лодке, но кроме этого? — Он сплюнул за борт фургона. — Никогда не видел в этом смысла.

Креза облизнула губы. Она была на добрых десять лет старше Дрена, с волосами, заплетенными сзади в косички, и телом, которое выглядело так, словно она привыкла драться:

— Это хороший город, я признаю это, но он точно не лучший из всех, что есть. Особенно сейчас.

— Не то чтобы я не хотел путешествовать. Просто… Не знаю… Я был ребенком и жил со своими родителями до того, как все это случилось. Я делал то, что они мне говорили. По крайней мере, большую часть времени. Они никогда не покидали город, поэтому и я никогда не покидал город.

Креза пристально посмотрела на него:

— Сколько тебе лет?

— На прошлой неделе мне исполнилось шестнадцать.

— Черт возьми, парень. Я не осознавала. — Креза потерла подбородок. — Ты быстро повзрослел.

— Особого выбора у нас не было.

— Вот в какие времена мы живем, а?

— Ага.

— Твои родители?..

Он пожал плечами:

— Мертвы. Как и все остальные.

— Мне жаль.

— Вот такие у нас времена, как ты говоришь.

Креза покрутила головой, словно разрабатывал шею:

— У меня был брат ненамного старше тебя. Он умер. Это была чертовски бессмысленная смерть на бессмысленной войне, и это все еще причиняет боль. Я все еще злюсь из-за этого и хочу убить виновных. Просто потому, что подобное дерьмо случается постоянно, это не значит, что все в порядке.

Дрен кивнул:

— Мне кажется, что с тех пор, как они умерли, я проводил каждый день в гневе. И гнев заставлял меня делать глупости.

Креза посмотрела ему в глаза:

— Месть правильному человеку никогда не бывает глупой.

— Это не то, что сказал мне Джакс.

Она фыркнула:

— Это потому, что ты хочешь отомстить всему гребаному миру. Большая разница.

В ее словах было что-то... что-то, что Дрен не понравилось, он был уверен.

— Я не имел в виду... — На него напал приступ кашля, забрав дыхание и слова, сотрясая грудь.

— Ты не выглядишь хорошо, — сказала Креза, очень мягко оценивая этот гребаный год.

Дрен фыркнул:

— Простуда.

— Да ну? Или ты слишком много времени проводишь со своими бомбами? — Креза рассмеялась.

Холодок пробежал по его телу. Он слишком хорошо знал, что делали бомбы, как они заставляли его друзей выкашливать кишки, затем писаться в штаны, прежде чем умереть каким-нибудь сморщенным уродом.

Дрен глотнул воды, чтобы унять зуд в горле. Зуд, который никак не проходил. Блядь. Это не шары, так? Или?..

Фургон с грохотом покатил дальше, следуя за четырьмя всадниками. Земля начала подниматься, когда дорога начала карабкаться в горы.

— Ты была шулка? — спросил Дрен, пытаясь думать о чем-то другом, кроме того, как плохо он себя чувствовал и что это могло означать. Он протер глаза, плотнее запахнул пальто. Прошло слишком много времени с тех пор, как он хоть как-то спал. Еще одна причина, по которой ему следовало остаться. Еще одна причина, по которой он был болен.

— Да, — сказала Креза. — Мы все были. — Она махнула на остальных четверых. — Мы были в Гандане с генералом, когда вторглись эти ублюдки.

— На что это было похоже?

— Ты был в Киесуне, когда они пришли, верно?

— Ага.

— И ты не знал, что происходит или как ты собираешься выживать от одной минуты до следующей?

— Понятия не имел. В один момент Черепов там не было, а в следующий они были повсюду, убивая всех.

— Тогда ты знаешь, каково нам было в Гандане. За исключением того, что мы должны были быть лучшей армией в мире, а они прошли сквозь нас так, словно мы никогда раньше не брали в руки меч.

— Как тебе удалось сбежать?

Креза наклонилась и задрала рубашку, демонстрируя шрам в форме звезды посередине живота.

— Бомба взорвалась примерно в пяти футах от меня. Я была бы мертва, если бы не какой-то несчастный ублюдок, который принял на себя весь удар. Один осколок прошел прямо сквозь него и попал в меня. Это было последнее, что я помнила, прежде чем Силка нашла меня все еще дышащую и вытащила из груды трупов.

— Блядь.

— Это один из способов выразить это. Мы не могли сравниться с эгрилами, с их магией, монстрами и бомбами. Я до сих пор поражена, что мы продержались так долго.

Дрен посмотрел на гору вдалеке:

— Они не непобедимы, сама знаешь. Даже монстры умирают.

— Да. Хасан сказал мне, что ты сам убил немало. Настоящий маленький убийца.

Несколько дней назад, услышав эти слова, Дрен почувствовал бы себя польщенным. Сейчас все было по-другому. Впервые, насколько он помнил, ему стало страшно:

— Я внес свой кусочек.

— Это все, что должен сделать каждый. Вот почему мы в фургоне, едем на верную смерть. Чтобы исполнить свой долг.

— Я надеюсь, что это не верная смерть, — сказал Дрен, снова оглядываясь на Киесун, думая о девушке, которую он оставил позади.

Креза ударила его по руке:

— Не волнуйся. С тобой лучшие из лучших. И с нами король убийц. Что может пойти не так? — Она подняла палец, прежде чем он успел ответить. — Не говори ни слова.

— Даже не мечтал об этом. — Он зевнул и обхватил себя руками. Становилось холодно, и он смертельно устал. Это был долгий день после долгой недели.

— У тебя хорошее пальто, — сказала Креза, — но сзади есть одеяло, в нем тебе будет еще теплее. Перетащи его сюда и укутайся. До нашего прибытия остается несколько часов. Поспи, если хочешь. Поешь чего-нибудь. Только Четырем Богам известно, когда у тебя будет еще один шанс это сделать.

— Я не голоден, но немного сна мне бы не помешало, — признался Дрен.

— Тогда поспи, — сказала Креза. Она указала большим пальцем себе за спину. — Забирайся туда, если считаешь, что так удобнее.

Дрен взглянул на коробку с шарами.

— Не-а, все в порядке. Лучше я останусь с тобой. На случай, если у нас возникнут неприятности.

Он схватил одеяло и завернул в него их обоих, и почувствовал себя лучше. Закинув ноги на перекладину, он откинулся назад и стал наблюдать, как мир проплывает мимо. Или то, что считалось миром по дороге из Киесуна — камни, сухая трава и увядшие деревья.

Он надеялся, что Эндж в безопасности и держится подальше от этого ублюдка Рааба. Дрен все еще не понимал, почему Плачущие Люди преследовали его и его команду. Это не могли быть взрывы бомб. Если бы им действительно было на это не наплевать, они бы давно пришли за Дреном. У них было шесть месяцев, чтобы его остановить. Вместо этого они ждали, пока Черепа не уберутся из города. Ждали, пока Дрен не выполнит всю тяжелую работу.

Так что это означало, что это была игра — игра силы. Рааб, очевидно, считал, что Дрен был легкой добычей, слишком избитый после боя с Черепами, чтобы встать у него на пути. Что ж, его ждет кровавый шок, когда Дрен вернется. Этот человек задолжал долг крови, и Дрен собирался его взыскать. Он, однако, не будет торопиться. Заберет Рааба, когда тот этого не будет ожидать. Пока он жив, чтобы это сделать.

— Убийца. — Чья-то рука встряхнула его, разбудив. — Мы здесь.

Дрен заставил себя открыть глаза. Было все еще темно, но на горизонте виднелось слабое обещание рассвета:

— Где это, здесь?

Они остановились на дороге. Справа огромная канава отделяла дорогу от горы, которая поднималась все выше и выше — сплошь иззубренные скалы и гигантские валуны, такие высокие, что у Дрена кружилась голова при одном взгляде на них. Левая сторона тоже была не слишком привлекательной: кустарники, деревья и заросли с большим количеством шипов. Остальные спешились и начали разгружать фургон.

Креза указала прямо перед собой:

— До Анджона примерно полтора дня пути. Мастик спрячет повозку и лошадей, пока остальные будут готовиться к приему Черепов.

— Если они придут, — сказал Дрен, глотнув воды, чтобы успокоить горло.

Креза улыбнулась:

— Придут.

Дрен спрыгнул вниз, затем оглядел гору и кусты:

— Мы же не собираемся ждать их здесь, ага?

— Мы вскарабкаемся на гору. Примерно в двадцати футах есть тропинка, где мы будем скрыты от дороги. Мы будем прятаться там, пока они не придут.

Дрен снова посмотрел на гору и вздохнул:

— Отлично. Я надеялся, что мы будем карабкаться.

Креза хлопнула его по плечу, на его взгляд, слишком сильно.

— Молодец, что вздремнул, немного подзарядился. — Она взяла колчан со стрелами и повесила его на плечо.

— Спасибо. — Дрен прошел в заднюю часть фургона, жалея, что он не со своей командой, а с этими незнакомцами.

Фургон был пуст, если не считать маленькой коробки с шарами. Его снова пробрала дрожь. На нем были перчатки, но он все равно не мог заставить себя прикоснуться к ним.

Один из ханранов наблюдал за ним — Мастик или как там его звали — тот, кто вел фургон. У него было странное выражение лица, как будто он учуял запах чего-то гнилого.

— Ты же не хочешь поменяться местами, так? — огрызнулся Дрен. Мастик отвернулся так быстро, как только смог. — Ну, я так и думал. Не виню тебя.

Креза подошла с Силкой и двумя другими. Дрен должен был спросить их имена раньше, но он слишком устал, чтобы беспокоиться об этом сейчас. Затем он заметил, что пятеро Шулка образовали полукруг вокруг него.

— Прежде чем мы уйдем, напомни нам, как работают бомбы, — сказала Креза, понизив голос. — Не хочу никаких неприятностей.

Дрен открыл коробку, чтобы все могли увидеть шары.

— Они просты в использовании. Ты просто даешь им кровь — размазываешь, плюешь, капаешь, не имеет значения. Чем больше крови, тем быстрее они активируются. Внутри есть жидкость, которая нагревается. В тот момент, когда ты увидишь, что жидкость закручивается, бросай шар. Держи его подольше, и ты вместо этого умрешь.

Креза посмотрела на остальных:

— Поняли?

— Легко, — сказал Мастик, но он не смотрел ни на Крезу, ни на шары. Он наблюдал за Дреном, серьезно глядя на него.

— Что-то не так? — спросил Дрен, зная, что что-то не так.

— Ну, «убийца», что-то вроде того. — Креза посмотрела ему прямо в глаза, вся доброта исчезла, она вытащила стрелу из колчана. — Я рассказывала тебе о моем брате — моем младшем брате — и о том, что он умер. Я любила этого человека. Храбрый, умный, забавный. Благодаря ему я выжила в той заварушке в Гандане, а потом он, не колеблясь, отправился на юг со мной и Джаксом, чтобы продолжать сражаться.

— Я помню, — сказал Дрен пересохшим ртом.

— Но я не рассказала тебе, как он умер. — Креза проверила натяжение тетивы своего лука. — Видишь ли, он был на страже несколько ночей назад. Возле склада в доках. Простая работа. Следил, чтобы никто не беспокоил босса, пока он разбирался с местным нарушителем спокойствия.

Дрен знал, кто этот нарушитель спокойствия. Знал его слишком хорошо:

— Мы с Джаксом все перетерли. Мы помирились.

— Я знаю, — сказал Креза с холодной улыбкой. — Нам всем это сказали. Но мы говорим о моем младшем брате, и ты, «убийца», размозжил ему мозги камнем.

— Послушай… Извини… Тогда мы были не на одной стороне. Я…

Мастик ударил его кулаком прямо в челюсть, быстро и сильно. Дрен упал на колени, а затем чей-то ботинок опрокинул его на спину.

Креза наклонилась и плюнула на него:

— Конечно, мы были на одной стороне. Мы все гребаные джиане, так? Я не вижу гребаной маски на твоем лице.

— Прости... — Он подался назад, пытаясь найти хоть какое-то пространство. Он должен встать на ноги.

— Какой толк от твоего «прости» моему брату, а? Это вернет его обратно? Нет, блядь, не вернет!

— А как же Черепа на дороге? — В голосе Дрена прозвучало отчаяние. Он знал это, но ему было все равно.

— Мы позаботимся о Черепах. В конце концов, мы лучшие из лучших.

— Так ты собираешься меня убить? Это сделает тебя таким же, как я.

Креза рассмеялась:

— О, я не такая, как ты. Нисколько. Я дам тебе шанс, прежде чем пущу стрелу в твое сердце. Беги так быстро, как только сможешь, и, может быть, Боги позаботятся о твоей жалкой заднице, и ты сможешь выжить. Но если это случится, чтобы я больше не видела тебя на улицах Киесуна.

Она отступила, давая ему место. Остальные последовали ее примеру. Дорога обратно в Киесун исчезала в темноте.

Дрен поднялся на ноги, переводя взгляд с одного ханрана на другого, ожидая удара ножом или мечом в живот, но ничего этого не последовало.

— Так не должно быть.

— Должно, — выплюнула Креза. — А теперь беги.

Дрену не нужно было повторять дважды. Он бросился бежать так быстро, как только мог. Он придерживался дороги, предпочитая скорость, надеясь, что темнота его скроет. Не то чтобы канава с одной стороны и колючки с другой были каким-то вариантом — он бы в конечном итоге сломал ногу или запутался, и в любом случае был бы все равно что мертв.

Сколько пройдет времени, прежде чем она выпустит стрелу? Он не осмеливался оглянуться, ему требовалась вся его скорость, он бежал так быстро, как только мог, но все равно недостаточно быстро. В его голове промелькнула Эндж. Он должен вернуться к ней. Вернуться в свой город. Ему не следовало уезжать.

Его легкие вспыхнули от боли, горло сжалось, предавая его. Он кашлял на бегу, теряя скорость, задыхаясь. Он споткнулся, растянулся, ударившись коленями и ободрав кожу о землю и камни. Он кашлял и отплевывался, пока полз на четвереньках вперед.

Он услышал свист позади себя, быстро приближающийся к нему. Когда это произошло, боль пронзила его, и Дрен снова упал. Он лежал в грязи, чувствуя, как огонь распространяется по его телу. Увидел темный наконечник стрелы, торчащий из его плеча.

Он поднялся на ноги, кашляя кровью. Мир закружился вокруг него, и он сделал неуверенный шаг вперед. Оступился. Сделал еще шаг. Он должен уйти, пока она не выпустила еще одну стрелу. Каким-то образом спастись.

Земля накренилась, отбросив его в сторону. Он упал, и мир погрузился во тьму. Когда он открыл глаза, он был среди кустов и колючек, все еще на ногах, все еще живой.

Он снова закашлялся кровью и упал в объятия кустарника.

33

Раласис

Лейсо

На этот раз Раласис поднялся по лестнице, а не спустился в таверну. Он не собирался оказаться запертым в подвале, когда придут солдаты. Его ботинки издавали ужасный грохот, но пока он мог рисковать. Скорость — вот что ему нужно. Скорость — и изрядная доля удачи.

К тому времени, как он добрался до четвертого этажа, его грудь горела, но там была дверь на крышу. Прямо перед ним. Его выход наружу.

Когда солдаты с грохотом ворвались в здание внизу, Раласис повернул дверную ручку и толкнул плечом дверь, готовый выскользнуть в ночь. Вот только чертова дверь не открылась, и его плечо с глухим стуком ударилось о дерево.

Он подергал ручку, как будто это могло что-то изменить. Вот и весь его быстрый побег.

Не имея другого выбора, он направился обратно вниз, на третий этаж. Может быть, если он выберется на балкон одной из квартир, то сможет оттуда забраться на крышу. Может быть.

Снизу доносились крики. Крики и шум драки. Разбивались вещи. Даже через три этажа это была настоящая потасовка. Завсегдатаи Ирнуса, судя по звукам, не очень хорошо восприняли вторжение.

Дверь первой квартиры, которую он попробовал, была заперта, но следующая открылась достаточно легко. Когда Раласис собирался войти, его встретили звуки занятий любовью. Он остановился на секунду, не желая беспокоить того, кто был внутри, но крики снизу напомнили ему, что у него не было реального выбора.

Он остановился прямо в дверном проеме, и его глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к внутренней темноте. Посреди комнаты на маленьком столике, окруженном подушками, стояли две чашки и бутылка. На полу лежало мужская куртка, поспешно сброшенная. Без сомнения, его владелец был тем, кто стонал в спальне справа от Раласиса. Хотелось надеяться, что они успеют закончить до прибытия солдат — и с давно ушедшим Раласисом. И все же куртка была слишком хороша, чтобы ее оставлять. Он поднял ее и осмотрел; легкая, длиной в три четверти ярда, бордового цвета, примерно подходящего размера — и уж точно не китель капитана военно-морского флота. Он снял китель и примерил куртку. Она неплохо сидела. Возможно, немного великовата, но это было хорошо. Давала ему пространство для движения.

Заключив сделку, Раласис открыл дверь на балкон. Размером он был три фута на два. Совсем немного места. Три этажа от земли казались не такими уж большими, когда он был внутри, но сейчас? Падения на булыжники было более чем достаточно, чтобы прикончить его. Крыша, тем временем, нависала над улицей на добрых четыре фута. С того места, где он стоял, взобраться на нее было невозможно.

Внизу драка перекинулась из таверны в переулок. Солдаты выволокли пьяниц наружу, а тех, кто уже не дрался, поставили на колени. Даже с такой высокой точки Раласис мог различить опухоли и кровь на лицах пленников. И драка тоже не продлится долго, поскольку в нее вступило еще больше солдат.

Раласис отступил внутрь. Обитатели спальни все еще занимались своим делом, не подозревая, что он был там, и он отдал им честь, направляясь к двери. По крайней мере, хоть кто-то получал удовольствие.

Когда он открыл дверь, то услышал топот ботинок по лестнице и немедленно закрыл ее снова, заперев за собой. Ему некуда было идти и негде спрятаться. У Раласиса возникло искушение проведать влюбленных и посмотреть, есть ли место под их кроватью, но почему-то он сомневался, что они будут молчать об этом.

Топот остановился на лестничной площадке. Солдаты на ходу выбивали двери квартир, крича, что они королевская гвардия, и производя столько шума, что разбудил бы мертвых. И более чем достаточно, чтобы остановить влюбленных в спальне.

— Что это? — ахнула женщина.

— Не знаю, — ответил мужчина.

— Пойди и посмотри, что происходит.

— Я? — взвизгнул мужчина.

— Клянусь Четырьмя Богами, конечно ты.

Мужчина ничего не сказал. Раласис не винил его. Кто захочет оставлять теплое место, чтобы расследовать очевидное насилие?

В дверь постучали кулаком:

— Именем короля, откройте.

— Я иду, — крикнул мужчина, но солдаты не ждали.

Раласис вжался в угол комнаты, когда дверь открылась, скрыв его из виду. Он насчитал четырех солдат, ввалившихся внутрь. Шансы невелики. Он затаил дыхание и молился, чтобы никто не закрыл дверь, тем самым открыв его всем.

— Вы не можете сюда войти. Я заплатил за эту комнату, — запротестовал мужчина из спальни. — Чего вы хотите?

— Мы ищем предателя. Его зовут Раласис, — сказал один из солдат.

— Он здесь? — спросил другой, тяжелые ботинки уже ходили по квартире.

— Здесь только я и... — Мужчина сделал паузу. — Моя подруга.

— Да ну? Тогда кому принадлежит это?

— Это не мой китель. Я никогда его раньше не видел.

— Где он?

Гвардеец пинком распахнул дверь спальни, и женщина закричала.

— Здесь больше никого нет, — заскулил мужчина.

— Заткнитесь, — крикнул гвардеец. — Вы оба.

Женщина все еще выла, достаточно громко, чтобы ранить уши Раласиса, затем раздался треск ладони по коже, и она замолчала.

— Разнесите это место на куски, — приказал командир. — Он здесь или был здесь.

Раласис ждал за дверью, напрягшись, готовый к драке. В любой момент кто-нибудь мог закрыть дверь и выдать его. Он услышал, как перевернулся стол и разбилась бутылка. Только Боги знали, зачем им нужно было делать что-либо из этого, когда любому, у кого есть глаза и мозги, было очевидно, что Раласис не был под столом.

Когда больше нечего было ломать, снова воцарилась тишина.

— Я же говорил вам — здесь никого нет, кроме нас, — сказал мужчина, набравшись храбрости теперь, когда он думал, что опасность миновала. — Пожалуйста, оставьте нас в покое.

Раласис закрыл глаза. Этот человек был дураком.

— Арестуйте его. — Так и должно было произойти. — Арестуйте их обоих. У них китель предателя. Они, должно быть, помогли ему сбежать.

Мужчина и женщина одновременно закричали в знак протеста, но звуки возни подсказали Раласису, что их никто не слушает. Он глубоко вздохнул. Четыре Бога чертовски его ненавидели. Он хотел, чтобы все было иначе, но сейчас у него не было выбора. Он ни за что не мог позволить им арестовать эту пару.

Он захлопнул дверь, открывая себя:

— Вы не меня ищете?

Все в комнате замерли. Двое солдат как раз связывали руки любовникам, в то время как третий стоял на страже с обнаженным мечом. Четвертый, без сомнения командир, был между Раласисом и остальными. Он повернулся с открытым ртом и широко раскрытыми глазами.

— Это моя куртка! — сказал мужчина, полуголый и стоящий на коленях.

Раласис изо всех сил ударил командира кулаком в рот, почувствовав, как ломаются зубы, и понял, что человек отключился прежде, чем тот успел упасть.

Следующим Раласис бросился на человека с мечом. Охранник отвел клинок назад, за плечо, готовый зарубить Раласиса, но морской капитан оказался проворнее. Он пнул ублюдка прямо в пах. Великий уравнитель, как назвал это его старик. Не имело значения, насколько крупным был мужчина или каким оружием он размахивал, удар ботинком по яйцам останавливал их всех.

Когда гвардеец упал, Раласис сорвал стальной шлем с головы мужчины и атаковал гвардейца, стоявшего рядом с женщиной. Он использовал шлем как боксерскую перчатку, разбив ему нос и многое другое, и не остановился, когда мужчина рухнул. Женщина снова закричала, вздрагивая от брызг крови. Мужчина тоже кричал. Черт возьми, возможно, кричал сам Раласис. Он, блядь, не знал. Он просто бил ублюдка снова и снова.

Чьи-то руки обхватили его за шею, оттаскивая назад. Четвертый охранник. Раласис уронил помятый шлем и ударил охранника локтем по ребрам, но недостаточно сильно. Руки сжались вокруг него, и его сбили с ног. Раласис упал, ударившись головой об пол, в глазах у него потемнело, и тогда охранник вскарабкался на него сверху и сам нанес несколько хороших ударов, прежде чем обхватить руками шею Раласиса.

Раласис взбрыкнул и попытался вырвать запястья охранника, но, во имя Четырех Богов, это был сильный ублюдок. Он сидел на Раласисе, рыча, выкрикивая проклятия и плюясь яростью, и сжимал горло Раласиса так сильно, что было чудом, что Раласис еще не умер.

Пройдет совсем немного времени, и это будет исправлено.

Раласис отказался от попыток разжать руки мужчины и, вместо этого, ударил кулаком. Солдат двинул плечом, чтобы блокировать удар, и, каким-то образом, умудрился одновременно жать сильнее. Кровь шумела в ушах Раласиса, его легкие стонали, зрение затуманилось.

В отчаянии он вцепился охраннику в глаза, в нос, в рот, в любое место, за которое мог ухватиться, потянуть, ткнуть пальцем, во что угодно, лишь бы помешать ублюдку убить его. Его большой палец правой руки скользнул по ноздре мужчины, и он ткнул им внутрь, вонзаясь так глубоко, как только мог. Охранник взвизгнул от боли, и на одно восхитительное мгновение хватка на шее Раласиса ослабла. Он глотнул немного воздуха, решив не упускать этот вкус жизни, и изо всех сил ткнул большим пальцем мужчине в глаз. Раласис, возможно, и не был лучшим бойцом в мире, но он тоже не собирался умирать, и это откуда-то придавало ему сил.

Его большой палец нашел свою цель, и он изо всех сил ударил мужчину в глаз. Крики охранника превратились в вопли, руки оторвались от шеи Раласиса, и, просто так, их позиции поменялись местами. Теперь уже Раласис продолжал атаку.

В другой день Раласис, возможно, поддался бы искушению отпустить ублюдка, но не сегодня. Он копнул глубже, почувствовал, как лопнул глаз, и заставил гвардейца взвыть так, как он никогда раньше не слышал, даже в тот раз, когда старый Сэммо потерял ногу из-за Большого Белого.

Только тогда он отпустил ублюдка, наблюдая, как мужчина откинулся на пол. Охранник прикрыл глаз рукой, но остановить кровь было невозможно. Она просочилась сквозь пальцы и потекла по лицу.

Раласис, шатаясь, поднялся на ноги, пытаясь отдышаться. Охранник, которого он пнул по яйцам, пытался встать, поэтому Раласис пнул его снова, на этот раз в лицо, и уложил на землю.

Мужчина и женщина уставились на него, открыв рты, забрызганные кровью и окаменевшие.

— Извините за беспорядок, — сказал Раласис.

— Моя куртка, — пискнул мужчина, но Раласис уже вышел за дверь и направился обратно вниз по лестнице. Его руку саднило после драки, а горло чертовски болело, но он мог побеспокоиться обо всем этом позже. Ему все еще нужно было выбраться из переулка. Крыша была закрыта, и оставалась только улица — улица, полная солдат.

Он остановился у занавески из бисера у входа и выглянул наружу. С уровня земли вид не улучшился. Дюжина солдат слонялась вокруг, а пленников было вдвое больше — они стояли на коленях со связанными руками посреди переулка. Не было никакого способа проскользнуть мимо, не будучи замеченным этой толпой.

Что ему было нужно, так это отвлечение.

На этот раз он побежал вниз, в таверну, прекрасно понимая, что солдаты, которых он избил наверху, могут в любой момент позвать на помощь.

Раласис достал из-за стойки три бутылки бренди, а также скатерть из бара и вернулся на улицу. Он остановился только для того, чтобы снять со стены фонарь. Затем, недалеко от занавески из бисера, он поставил все это на пол. Ткань он разорвал на полоски и пропитал каждую из них бренди, прежде чем заткнуть ими бутылки так, что половина полоски оказалась внутри. Теперь наступила сложная часть. Надо поджечь все и не загореться самому.

Он открыл крышку фонаря, обнажив масляную лампу.

Кто-то начал кричать наверху, слова были невнятными. Возможно, охранник, которого он ударил ногой в рот, или тот, кому шлем протаранил горло. В любом случае, у него оставалось не так много времени.

Раласис окунул конец одной из тряпок в открытый огонь лампы. Она загорелась сразу. Слишком быстро.

Не теряя времени, Раласис подбежал к дверному проему, отодвинул бусы в сторону и со всей силы швырнул бутылку через головы заключенных. Она разбилась о входную дверь заведения Мэг, и бренди внутри вспыхнуло огненным шаром. Гвардейца окатило огнем, и он заплясал вокруг, зовя на помощь, в то время как его товарищи пытались потушить пламя. Раласис вернулся за двумя другими бутылками, поджег их вместе и снова выбежал на улицу.

Он швырнул одну прямо в группу гвардейцев, а затем быстро другую, туда же. Обе бутылки разбились о камень, распространяя огонь по переулку. Даже заключенным пришлось спасаться бегством, поскольку бренди передало пламя в их сторону. Все кричали и проклинали, когда несколько невезучих превратились в живые факелы.

Раласис не стал терять времени даром. Он побежал к выходу, не оглядываясь.

Десять ярдов. Восемь. Шесть. Почти на месте. Главная улица звала его, толпа на ней была желанным зрелищем.

Люди повернулись в его сторону, наконец-то посмотрев теперь, когда он был почти среди них. Или, может быть, это был огонь и крики позади него. Ему было все равно. Он был в безопасности. Он был далеко.

Он бросился в толпу, почувствовал, как пространство расступилось, а затем снова сомкнулось вокруг него. На этот раз давление тел было хорошей вещью. Он позволил потоку унести себя прочь из Переулка Торенан, подальше от людей с мечами, которые хотели его арестовать.

Почувствовав себя в безопасности, Раласис направился обратно вверх по холму, сквозь толчею улиц Лейсо. Прилавки выстроились по обе стороны дороги, между ними едва хватало места для человека. Там продавались еда, выпивка, безделушки, шелка, шляпы и еще куча всякой всячины. Торговцы кричали каждому, проходящему мимо или случайно попавшегося им на глаза. Клиенты подшучивали друг над другом, пока не были заключены сделки, скрепленные рукопожатием и обменом несколькими монетами. Никто не обращал внимания на Раласиса, когда он протискивался сквозь толпу. Все были сосредоточены на следующей сделке.

Раласис оглянулся и увидел дым, поднимающийся в ночное небо из Переулка, но никто не последовал за ним. Он сбежал.

Тиан Галрин жил в восточном квартале, среди самых величественных домов, недалеко от вершины горы. Улицы здесь были тише, но не пусты. Это было не место для торговли, но в этом районе жили деньги, и это всегда привлекало людей. Тем не менее, Раласис держался в тени. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

И слава Богам, потому что, когда он добрался до района, где жил тиан, солдаты там перегородили улицу баррикадой, а большая толпа стояла и глазела. Сначала Раласис подумал, что они пришли за ним, но все их внимание было сосредоточено на доме Галрина.

— Что происходит? — спросил он у какого-то зеваки.

Мужчина даже не потрудился взглянуть на него, просто продолжал всматриваться в конец улицы.

— Галрин арестован. За государственную измену. — Он сплюнул на землю. — Чертовы богачи. Им нельзя доверять.

Раласис уже услышал достаточно и скользнул обратно в тени, в его голове роились вопросы. Что, черт возьми, происходит? Кто отдал приказ об аресте его и тиана? Почему он вообще стал мишенью? Все это не имело смысла. Раласису нужно было найти ответы на некоторые вопросы. Но сначала ему нужно уйти. Ему нужно остаться на свободе.

34

Тиннстра

Лейсо

— Пора.

Тиннстра открыла глаза. Казалось, всего несколько секунд назад она заснула в одной из хижин с Зорикой на руках. Теперь над ней стояла Майза, лицо вычернено, меч на бедре и копье в руке.

— Уже?

— Мы позволили тебе поспать столько, сколько смогли. — Позади нее стояли еще пятеро, вооруженные так же, как Майза, и маг. У той не было оружия, ее глаза были широко раскрыты от беспокойства.

— Спасибо. — Тиннстра села. Каждая клеточка ее тела болела, а порез на лице все еще горел, но это были проблемы для другого дня. Как только они сбегут.

Она высвободилась из объятий Зорики и встала:

— Все готово?

Майза кивнула:

— Мы начнем в то мгновение, когда королева будет готова.

Тиннстра посмотрела на спящую девочку. Часть ее не хотела будить Зорику, нарушать покой, который та обрела во сне. Возможно, Ралем был прав. Возможно, они смогли бы найти выход из этой передряги. Возможно, Раласису повезет с тианом, и король освободит их. Возможно. Возможно. Возможно.

Всего неделю назад Тиннстра ухватилась бы за эти возможности, как утопающий цепляется за кусок коряги. Но не сейчас. Сейчас она знала лучше. От опасности, в которой они находились, невозможно было спрятаться. Бездействие гарантировало поражение. Только действуя, у них был шанс.

Тиннстра наклонилась и коснулась плеча Зорики:

— Пора просыпаться, любовь моя.

Девочка пошевелилась, но продолжала цепляться за свои сны, крепко зажмурив глаза.

— Зорика. Пришло время просыпаться.

Глаза Зорики открылись, и она слегка кивнула. Она медленно села, глядя при этом на остальных, осмысляя вид вооруженной шулка, без комментариев. Клянусь Богами, к чему только не привыкла эта бедная девочка.

— Мы принесли вам немного еды и воды, — сказала Майза. — Лучше поешьте сейчас, иначе...

— ...кто знает, когда у нас будет еще одна возможность, — закончила Тиннстра.

— Мы знаем, что делать, — добавила Зорика.

Майза поклонилась:

— Мои извинения, Ваше Величество.

Как только каждый из них съел по маленькой миске каши, Майза размазала грязь по их лицам. Тиннстра отказалась от копья. У нее все еще был меч тюремного охранника, и ей нужно было держать одну руку свободной на случай, если ей придется нести Зорику. Тем не менее, она взяла два бурдюка с водой и прикрепила их к поясу. Если что-то пойдет не так и они окажутся в джунглях, им понадобится каждая капля воды, которую они смогут унести.

Снаружи кусочек луны на безоблачном небе давал свет, при котором можно было видеть, и, она надеялась, свет оставлял достаточно теней, чтобы спрятаться. Другая группа Шулка ждала у двери в хижину, все вооружены, но ни один из них не затемнил свою кожу. Они были предназначены для того, чтобы их видели. Они были отвлекающим маневром.

Увидев Зорику, мужчины и женщины опустились на одно колено и поклонились. Тиннстра почувствовала прилив гордости за то, что снова оказалась среди Шулка, увидела достоинство и силу на их лицах, несмотря на обстоятельства. В то время как некоторые были ветеранами, другие выглядели так, словно только что вышли из Котеге.

— Пожалуйста, встаньте, — сказала Зорика, придав своему голосу властности.

Шулка сделала, как было приказано. Тиннстра отсалютовала им, прижав кулак к сердцу:

— Мы — мертвые.

— Мы — мертвые, — ответили они.

— Займите позицию, — приказала Майза. — Когда будете действовать, действуйте быстро. Не пытайтесь вести себя тихо. Любой, кто встанет у вас на пути, умрет. Нам нужно, чтобы армия Мейгора сосредоточилась на вас, поэтому убедитесь, что у них есть о чем беспокоиться.

— Да, командир, — ответил пожилой мужчина с легкой проседью в бороде. — Мы заставим вас гордиться собой.

Майза сжала его плечо.

— Я уже горжусь. — Она оглядела своих солдат. — Увидимся в королевстве Синь, когда все закончится, и мы сможем выпить лучшие вина Богов. Мы отпразднуем то, чего достигли в этот день. Ваша жертва станет началом нашей ответной борьбы. Благодаря вам Джия будет свободна.

— Спасибо вам, — сказала Зорика. Два коротких слова от маленькой девочки, но Тиннстра видела, какой эффект они произвели. По Шулка пробежала рябь, разжигая огонь, необходимый им для того, чтобы сделать то, что должно было быть сделано. Все они знали, что с этой миссии возврата нет.

Они еще раз отдали честь Зорике и Майзе, прежде чем отправиться к западной стене. Только тогда Тиннстра заметил стоящего неподалеку Ралема.

— Я пришел попрощаться. — Он повернулся к Зорике и поклонился. — Я желаю Вашему Величеству всего наилучшего в мире. Вы — все, на что мы могли надеяться, и я горжусь тем, что вам служу.

— Спасибо, — сказала Зорика.

Ралем улыбнулся:

— И, Тиннстра, как опекун Ее Величества, я молюсь, чтобы Четыре Бога продолжали заботиться о тебе. Береги ее, береги ее получше, и, возможно, однажды мы встретимся снова.

— Береги себя, — ответил Тиннстра.

Ралем кивнул, на глазах у него выступили слезы, тело слегка задрожало. Он так старался быть храбрым. Тиннстра слишком хорошо знал, каково это. Он оставил их, не сказав больше ни слова, и исчез в тенях лагеря.

— Нам нужно занять позицию, — сказала Майза. — Остальные скоро сделают свой ход.

Тиннстра взяла Зорику за руку и наклонилась, чтобы оказаться лицом к лицу с королевой:

— Ты готова?

— Да, — сказала Зорика.

Тиннстре хотелось плакать от гордости:

— Держись поближе ко мне. Если ты не можешь бежать, скажи мне, и я тебя понесу. Если нам придется сражаться, найди, где спрятаться.

— Я знаю, что делать.

Тиннстра взъерошила ей волосы:

— Конечно знаешь. Ты — моя маленькая воительница.

— Я королева, — поправила ее Зорика.

— Да. Да, королева. — Тиннстра встала. — Пойдем.

Они двигались быстро, Тиннстра, Зорика, Майза, Анама и пятеро Шулка. Майза провела их через караульное помещение, по тускло освещенным коридорам, мимо тел мертвых мейгорцев, которые уже кормили мух и начинали вонять. Зорика даже не вздрогнула. Неудивительно — за последние десять дней она увидела столько трупов, что их хватило бы на всю жизнь. Бедняжка. Я сделаю все, чтобы тебе никогда больше не пришлось бы их видеть. Это несправедливо. Ты не заслуживаешь ничего из этого.

Но изменилась не только Зорика. Десять дней назад Тиннстра убежала бы при виде трупа. Десять дней назад она боялась всего. Она спросила себя, какой она будет к тому времени, когда закончится эта война, — если выживет.

Милостивые Боги, пожалуйста, пусть это сработает. Не оставляйте нас. Не сейчас. Глупые молитвы. Она это знала. На самом деле, Тиннстра понятия не имела, почему она вообще молилась. Что хорошего Боги сделали для нее до сих пор? Они позволили умереть всей ее семье, забрали всех, кто помогал ей и Зорике, и позволили поместить их в тюрьму. Словно они проигрывали войну с Кейджем.

Может быть, он уже победил, а Тиннстра и остальные просто об этом не знают. Возможно, Секановари закончилась, и оставалось только умереть.

Нет. Она не могла в это поверить. Она этого не допустит.

В конце следующего коридора у двери, приоткрытой ровно настолько, чтобы можно было заглянуть внутрь, ждал мужчина.

— Поторопитесь, — прошептал он.

Группа остановилась рядом с ним. Тиннстра облизнула губы и подавила желание выпить немного воды. Она чувствовала знакомое волнение внутри, пока они ждали: страх, тревога, возбуждение. Раньше это парализовало бы ее; теперь это придало ей энергии, обострив ее чувства. Она чувствовала запах ночи в воздухе, слышала звуки джунглей за пределами лагеря, чувствовала влажность на своей коже.

За дверью луна высветила солдатский лагерь, все его палатки были аккуратно расставлены. Тут и там были расставлены охранники, но не похоже было, что они ожидали каких-либо неприятностей. Вокруг было разбросано несколько костров, но их было немного. В конце концов, ночь была теплая, и никто не хотел бы, чтобы было еще жарче. Это хорошо, для джиан. Хорошо и темно, для них.

— До периметра лагеря четыреста ярдов открытого пространства, — сказала Майза. — Я пойду первой с Венной и Нильс. Затем Тиннстра — ты и Зорика последуете за Риком, — затем Анама может пойти с Араном и Джис.

Молодой парень кивнул Тиннстре, и на мгновение у нее замерло сердце. Рик был так похож на Бериса, ее брата. Бериса, который умер за нее в Айсаире.

По крайней мере, не было Избранных, о которых стоило бы беспокоиться.

— Когда... — начала было Тиннстра, но Майза протянула руку, чтобы заставить ее замолчать. Вместо этого все прислушались к ночи. Секунды шли. Минуты. Которые тянулась бесконечно, пока они ждали. Затем они услышали.

Крик. Предупреждение. Звон колокола. Раздались приказы. Ноги бросились к действию. Сталь зазвенела в ножнах. Солдаты наполовину вывалились из своих палаток, натягивая доспехи и нахлобучивая шлемы на головы. Казалось, каждый мейгорец пытался принять участие. Тиннстра бы улыбнулась, если бы не тот факт, что люди собирались умереть за эту возможность сбежать. Все покупается кровью.

Рик подошел к Зорике, еще раз кивнул Тиннстре.

Сталь лязгнула о сталь. Крики боли смешались с воинственными криками.

— Сейчас, — сказала Майза. Мужчина толкнул дверь, и она побежала к лагерю, Венна и Нильс следом, через открытое пространство, пригибаясь, как тени в ночи.

Они без проблем добрались до баррикад, отделявших открытое пространство от основного лагеря. Они были сделаны из бревен, связанных крест-накрест. Препятствие для армии, возможно, но не для Майзы и ее Шулка. Они проскользнули сквозь него, как будто барьеров вообще не было.

Мейгорский солдат направился в их сторону, но его внимание было сосредоточено на сражении на другой стороне лагеря, и он исчез из поля зрения, когда Шулка добрались до него. Еще одна жизнь отнята.

— Иди, — сказал часовой у двери, похлопав Тиннстру по руке.

Они выскочили наружу и пустились бежать, снова. Тиннстра крепко сжала руку Зорики в своей. Надо преодолеть четыреста ярдов. Казалось, они уже пробежали вдвое больше. Много места, которое нужно пройти незамеченными. Много места для убийства.

Сосредоточься, сказала себе Тиннстра.

Мир сжался до пяти ярдов перед ней; ее ноги ступали по каменистой земле, ощущая каждый камешек и впадину; дыхание было как кинжал в горле; она едва осознавала битву справа от них. Тиннстре хотелось, чтобы они могли бежать быстрее, но темп задавала Зорика. Да благословят ее Боги, но она бежала так быстро, как только могла, с выражением мрачной решимости на лице.

Тиннстра сжала руку Зорики, задержалась на секунду, чтобы еще раз взглянуть на девочку, получила ответный взгляд. Они побежали дальше. Рик с копьем наперевес. Пройдено двести ярдов. Полпути.

Движение привлекло внимание Тиннстры в лагере мейгорцев. Солдат вышел из палатки и заметил их. Он сделал три шага вперед, широко раскрыв глаза от недоверия, открыл рот, чтобы позвать — и тут Майза нанесла удар. Взмах ее меча. Прямо поперек горла. Солдат выронил меч, руки потянулись к ране, рот распахнулся, отчаянно пытаясь что-то сказать, закричать, вдохнуть, а затем он исчез из виду.

Шулка исчезли в палатках, убивая всех, кто еще спал.

Тиннстра, Зорика и Рик преодолели триста ярдов. Почти на месте.

Шум сражения теперь доносился с другой стороны лагеря. Тридцать Шулка отдавали свои жизни, чтобы их королева смогла сбежать.

Зорика споткнулась и тяжело упала, раскинув руки, лицом в грязь. Однако она не вскрикнула, и Тиннстра, почти не останавливаясь, подхватила ее и посадила к себе на бедро, чтобы девочке было удобно. Десять дней вместе, и она уже ощущала Зорику частью себя.

Осталось пятьдесят ярдов. Майза поманила их вперед, держа в руке окровавленный меч. Тиннстра заставила ноги работать быстрее, набрав дополнительную скорость. Рик не отставал, его глаза осматривались по сторонам в поисках любой опасности.

Тридцать ярдов.

Двадцать. Шулка Майзы все еще бродили по палаткам, устраняя любые угрозы.

Десять.

Майза отодвинула баррикаду в сторону, расчищая путь, и затем они прошли через нее, оказавшись в безопасности в тенях лагеря. На данный момент.

Тиннстра опустила Зорику на землю. Она провела руками по телу королевы, проверяя, нет ли повреждений, но, если не считать поцарапанных коленей, девочка была невредима. Слава Богам.

Тиннстра, тяжело дыша, обливаясь потом, оглянулась на тюрьму. Теперь настала очередь Анамы, а также Арана и Джис. Маг не была похожа на атлета — вообще ни на что не была похожа, — но все равно двигалась она быстро. Тиннстра должна была отдать ей должное.

Внезапно с крайней правой стороны лагеря раздались радостные возгласы, и, когда они стихли, сталь больше не пела. Отвлечение закончилось. Шулка были мертвы или захвачены в плен.

Анама, Аран и Джис продолжали бежать, преодолев четыреста ярдов в два раза быстрее, чем это потребовалось группе Тиннстры. Они скользнули через баррикаду, и группа снова была вместе.

— Лошади в этой стороне, — прошептала Венна. — Пригнитесь. Молчите.

Мейгорцы теперь смеялись и радостно кричали, опьяненные победой и счастливые тем, что остались живы. Тиннстра почувствовала прилив ненависти к ним. Они убили тридцать мужчин и женщин, запертых без уважительной причины, и праздновали, как будто выиграли войну. И, подумать только, предполагалось, что станут союзниками Джии.

Затем Тиннстра увидела руку, торчащую из-за полога палатки. Рядом с неподвижной рукой лежал меч, и она знала, что другие лишились жизни только по той причине, что выполняли приказы. Никто из них не проснулся этим утром, думая, что оно будет последним. Другие люди, живущие далеко отсюда, привели в действие события, которые привели к их концу.

И они не последние, кто умрет.

Шулка Майзы были безжалостны, когда группа пробиралась к загону в задней части лагеря, расчищая им путь и убивая всех на своем пути.

Возможно, лошади почувствовали приближение джиан. Возможно, они почувствовали смерть в воздухе или учуяли запах крови. Что бы это ни было, они были напуганы. Они ржали, топали и бродили по загону, производя слишком много шума.

Парнишка, который был с ними, пытался их успокоить, и тогда Венна зажала ему рот рукой и вонзила свой меч ему в бок.

Тем временем Аран и Джис начали седлать лошадей, двигаясь так быстро, как только могли — все понимали, что времени осталось немного. Мейгорцы скоро вернутся в свои палатки, а Шулка оставили более чем достаточно тел, чтобы они могли их обнаружить.

— Вот, — прошептала Майза рядом с уже оседланным бурым жеребцом. — Возьми этого.

Тиннстра кивнула, стараясь не думать о том, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз ездила верхом. Год? Два? Даже тогда она обычно выбирала самых медленных и старых лошадей в конюшнях своего отца, в то время как ее братья пытались превзойти друг друга в скорости или необузданности. Лошади всегда пугали ее, и она никогда не чувствовала себя в состоянии ими управлять.

Глубоко вздохнув, она вставила ногу в стремя и забросила себя в седло, затем сняла Зорику с Майзы и помогла девочке сесть перед собой. Она чувствовала себя незащищенной так высоко от земли — ее больше не скрывали лошади и тени. Солдаты передвигались по лагерю, и Тиннстра не могла отделаться от ощущения, что их послали за пленниками. Но затем Майза села на лошадь рядом с ней, за ней последовала Анама, затем Рик, Аран и Джис. Венна и Нильс убрали деревянную решетку, закрывавшую загон, и группа двинулась вперед, медленно ведя своих лошадей, как будто они находились здесь по праву, а не были сбежавшими заключенными.

Тиннстра задерживала дыхание каждый раз, когда они видели солдата, но никто не обращал на них никакого внимания. Они думают, что опасности нет. Уверенность делает их слабыми. Было ли так же с Шулка? Именно поэтому Эгрил их победил?

Тиннстра знала, что никогда не совершит такой ошибки. Она знала, что она и Зорика всегда будут в опасности. Она хорошо усвоила этот урок. Оставался единственный вопрос: как она собирается убедиться, что будет готова, когда сюда придет война? Она должна быть более смертоносной, чем любой убийца, которого Эгрил мог послать к ней, даже если этот убийца будет Избранным.

Но как? Я всего лишь человек. Тиннстра закрыла глаза на мгновение. Возможно, она нашла в себе мужество, но этого было недостаточно. Далеко не достаточно.

Трое охранников следили за дорогой, ведущей обратно в Лейсо. Никто не наблюдал за лагерем позади них. Когда один из них, наконец, заметил приближающихся лошадей, он просто жестом приказал своим товарищам убраться с дороги.

Конечно, побег не будет для них таким легким. Крики в лагере сказали им об этом. Мейгорцы нашли мертвых.

Майза и ее Шулка действовали мгновенно, убив двоих часовых прежде, чем те поняли, что происходит. Рик пронзил копьем третьего.

— Скачите, — прошипела Майза, когда громко зазвенел тревожный звон колокола.

— Держись крепче, — предупредила Тиннстра Зорику, пуская жеребца в галоп.

35

Матеон

Горная Дорога

Каждая клеточка тела Матеона болела. Его ступни покрылись волдырями после вчерашнего марша. У него были язвы на ногах и плечах, и даже соски кровоточили там, где доспехи натерли их до крови. Он почти не спал. Пол поставил его дежурить с полуночи, на четыре часа. Некоторые из других дежуривших с ним людей улизнули ненадолго вздремнуть, но не Матеон. Он прикрывал их, поскольку они ясно дали понять, что сделают с ним, если он раскроет правду. Достаточно плохо, что враг хотел его смерти, и не хватало только, чтобы его убили люди из собственного взвода.

Он поплелся обратно в свою палатку, прекрасно понимая, что скоро взойдет солнце. Это было время, которое он должен был использовать для молитвы Кейджу, но он был измотан. Он только надеялся, что его простят за то, что он пропустит еще один день.

Он повернул за угол, и его сердце упало. Франкос и Тринон уже встали, сидели у костра возле палатки Матеона и ели. Они оба увидели его одновременно.

— Как дела, Киска? — спросил Франкос. — Наслаждаешься?

— Ты сутулишься, Киска, — сказал Тринон. — Полу бы это не понравилось. Выпрями спину.

Матеон слишком устал, чтобы отвечать. Он пошел дальше, пытаясь обойти двух мужчин, но Франкос выставил свою пику, преграждая путь:

— Куда, по-твоему, ты направляешься?

— В мою палатку, — сказал Матеон. — Мне нужно поспать.

Дуб покачал головой:

— Д ля этого слишком поздно. Скоро мы сворачиваем лагерь. Собирай наши палатки и готовься к походу.

— Сами собирайте свои палатки, — рявкнул Матеон.

Франкос и Тринон вскочили на ноги, окружив Матеона с обеих сторон, наклонившись так, что их лица почти касались шлема Матеона.

— Кем, блядь, ты себя возомнил, желудь? — крикнул Франкос.

— Ты делаешь то, что мы говорим, и делаешь это сейчас, — проревел Тринон.

Матеон, запинаясь, отступил на шаг:

— Я… Мне нужно поспать.

— Ты полное дерьмо, желудь, — сказал Франкос. — А теперь собирай.

— Что здесь происходит? — спросил Пол, подходя сбоку. — Почему вы, девочки, не готовы двигаться?

Все трое встали по стойке смирно.

— Просто объясняю это желудю, Пол, — сказал Тринон. — Сказал ему, что тебе не нравится, когда кто-то опаздывает. — Матеон услышал ухмылку в его голосе и возненавидел его за это.

Пол, похоже, тоже ничего не понял. Он остановился так, что его доспехи коснулись доспехов Тринона. И фыркнул.

— Ты же не издеваешься над нашим маленьким желудем, правда?

— Да, Пол.

— Потому что с того места, где я стоял, это звучало так, как будто ты отдавал приказы. — Пол на мгновение замолчал. — И это невозможно. Ты не мог отдавать никаких приказов, потому что ты не полемарх, верно?

— Да, Пол.

— И ты не офицер, так?

— Да, Пол. — Голос Тринона был тих. Вся самоуверенность исчезла.

— Тогда я предлагаю, — сказал Пол, — чтобы вы пошевелили своими жалкими задницами и приготовились выступить в ближайшие пять минут.

— Да, Пол, — хором ответили трое солдат.

— И поскольку вы такие замечательные образцы армии Его Императорского Величества, вы пойдете в авангарде. От вас зависит, чтобы там не было никаких чертовых джиззи, поджидающих нас, чтобы убить. Понятно?

— Да, Пол.

Он ушел, не сказав больше ни слова. Тринон втолкнул Матеона в его собственную палатку, так что она рухнула на него:

— Придурок.

Франкос положил руку на плечо друга:

— Забудь о нем. Давай собираться.

Тринон хорошенько пнул Матеона, а затем оставил его среди обломков. Он все еще слышал, как дуб проклинал его, когда поднялся на ноги и свернул свою палатку. Стремясь поскорее набить желудок чем-нибудь, прежде чем ему снова придется ходить, он вытащил свой маленький паек, но вяленого мяса уже не было, а от хлеба осталась только подгоревшая корка.

Матеон зарычал. Ублюдки забрали его еду. Он схватил миску, из которой они ели — его миску — и потер коркой дно, пытаясь впитать то немногое, что у них осталось, прежде чем отправить в рот. По крайней мере, это было уже что-то, даже если это только подчеркивало, насколько он на самом деле был голоден. О, как он мечтал о мамином блюде, о доброте своей матери. Это была не та жизнь, которую ему обещали. Никогда еще он не чувствовал себя так далеко от пристального взгляда Кейджа.

— Теперь мы все здесь, — сказал Пол, когда все собрались. — Помните, мальчики и девочки, мы направляемся в Киесун. Это территория повстанцев. Мы столкнемся с джиззи, жаждущими перерезать нам глотки. И какими бы ужасными и жалкими вы ни были, говнюки, вы мои ужасные и жалкие говнюки, и я не хочу вашей смерти. Пока, по крайней мере. Так что держите свои чертовы глаза открытыми и убивайте язычников, пока у них не появился шанс убить вас. Понятно?

— Да, Пол, — закричали сорок человек.

— Давайте выдвигаться. Франкос, Тринон, Киска — вперед. — Полемарх хлопнул в ладоши, и трое солдат начали второй день марша.

Их четыре Дайджаку пронзительно закричали и взлетели, пролетев над головой в строю. Обнадеживающее присутствие, они должны заметить любую неприятность до того, как она подберется достаточно близко, чтобы вовлечь Матеона, но даже в этом случае только дурак не будет беспокоиться о том, чтобы быть начеку.

— Эй, Киска. Ты идешь впереди, — сказал Тринон. — Я хочу, чтобы джиззи сначала убили тебя. По крайней мере, тогда я умру счастливым, если придет и мое время.

Франкос захрипел от смеха:

— И предупреди нас, если обмочишься. Я не хочу намочить свои ботинки, потому что ты этого не вынесешь.

Матеон изо всех сил старался не обращать на них внимания и двинулся дальше, его глаза блуждали из стороны в сторону, выискивая что-нибудь неуместное, и все это время он жалел, что не знает, что делать. Его немного потренировали, но это не подготовило его ни к чему из этого.

Они остановились через час, и каждый набрал полный рот воды, чтобы смыть привкус дороги. Для Матеона это было мучением. По крайней мере, пока он шел, он мог сосредоточиться на том, чтобы переставлять одну ногу перед другой. Когда они остановились, не было никакой возможности игнорировать огонь в его ногах или притворяться, что влага, стекающая по его груди, была потом, а не кровью из трещин в коже. И подумать только, день только начался.

Довольно скоро они снова двинулись в путь. Вниз по бесконечной дороге, мимо скал, валунов, полумертвых деревьев. И к чему? Что ждало их возле Киесуна?

Проходил час за часом, пока отряд преодолевал мили, ведущие к городу язычников. Но с каждым шагом внимание Матеона переключалось с того, что происходило вокруг, на то, что происходило с ним самим. Его рюкзак каким-то образом увеличился в весе вдвое. Пот стекал по его лицу, шее и спине. Из-за изувеченных ступней казалось, что ботинки наполнены битым стеклом.

Дайджаку над ними летели вперед, пока не превратились в пятнышки в небе. Вот и все, что они сделали, присматривая за солдатами. Они были сами по себе. Наедине с дорогой и болью.

— Что за хрень с тобой происходит? — прошипел Франкос вскоре после полудня. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не упадешь.

— Я... в порядке... — солгал Матеон. Как бы ему хотелось снять шлем и подышать свежим воздухом. В горле у него пересохло, но он допил свой последний бурдюк с водой и не осмелился попросить кого-нибудь из остальных поделиться своим.

— Если он упадет, мы пройдем прямо по нему, — сказал Тринон. — Может, пырнем его ножом, когда будем по нему идти.

— Сколько времени до следующей остановки? — спросил Франкос.

— Я, блядь, не знаю. Пять минут? Десять, самое большее.

Франкос ускорил шаг, чтобы поравняться с Матеоном:

— Ты сможешь продолжать идти так долго?

— Я... думаю, да, — невнятно пробормотал Матеон. Во имя Кейджа, даже говорить было трудно. Его зрение было ненамного лучше. По краям все начинало расплываться.

— Гребаный желудь, — выплюнул Тринон.

— Полегче с ним, — огрызнулся Франкос. — Ты думаешь, Пол поблагодарит нас, если он скопытится?

— Я... в порядке, — сказал Матеон. —Я могу... продолжать. — В конце концов, боль — это хорошо. Его подарок Кейджу. Того, кто всегда наблюдал. Это было его испытание, и он не потерпит неудачу.

Затем он что-то увидел. Впереди, посреди дороги. Он прищурился, не уверенный, показалось ли ему это:

— Что... что это?

— Что что? — спросил Франкос.

— Впереди. — На дороге виднелась какая-то фигура. Белое на фоне грязи.

— Блядь. — Франкос схватил Матеона, заставил его остановиться.

— Что вы делаете? — сказал Тринон, чуть не врезавшись в них.

— Прикажите всем остановиться. На дороге тело. Похоже, один из наших, — сказал Франкос.

— Блядь. — Тринон тоже это увидел.

Франкос потянул Матеона вниз, так что они оказались на коленях.

— Уходи. Сейчас же, — приказал он Тринону; дуб сорвался с места и побежал обратно к отряду. — Где эти гребаные Дайджаку?

Матеон не знал. Он был просто рад стоять на коленях, а не идти:

— Во... воды.

Франкос сунул ему в руки бурдюк с водой:

— Не пей слишком много. Тебя стошнит.

Матеон поднял маску-череп достаточно высоко и глотнул воды.

Тринон вернулся к ним:

— Пол сказал пойти и проверить это дело.

— Верно, — сказал Франкос. Он схватил Матеона за подбородок и повернул его лицом к дубу:

— Ты готов?

Матеон кивнул, хотя и не знал, с чем соглашается.

— Хорошо. Тринон, ты берешь правый фланг. Следи за гребаными деревьями в поисках джиззи. Усек?

Тринон поднял пику:

— Усек.

Франкос ткнул пальцем в грудь Матеона:

— Ты берешь левый фланг. Следи за камнями. Увидишь что–нибудь — хоть что-нибудь — тогда кричи, мать твою. Усек?

— Да... да… Я понял. Левый фланг.

— Хорошо. Я беру тело. — Франкос переступил с ноги на ногу, готовясь двигаться. — Вы оба, блядь, держите глаза открытыми. Я не хочу умирать сегодня.

Матеон кивнул, все еще не в себе. Но Франкос и Тринон ушли, и ему пришлось догонять их. Он бежал, не обращая внимания на боль, на першение в горле, сжимая в руке пику. Франкос был прав — это был солдат Эгрила. Неподвижный солдат. Мертвый. Кто его убил? Он поднял голову, осмотрел гору. Только камни. Там никого не было.

Франкос остановил их в пяти ярдах от тела.

— Подождите здесь. Следите за джиззи.

Матеон снова опустился на одно колено, лицом к горе, втягивая воздух, пика направлена наружу, как его учили. Он оглянулся на отряд, находившийся в двухстах ярдах от него. Все солдаты там сделали то же самое. Даже Избранная соскочила с лошади, с дубинкой в руке. Только генерал и Тонин остались верхом, еще дальше позади своих людей. Матеон посмотрел вверх: голубое небо над головой, никаких признаков Дайджаку.

— Что за хрень? — Франкос был у тела. Он повернулся к остальным, держа в руках шлем. — Это просто доспехи. Нет тел...

Стрела попала ему в спину. Он выгнулся дугой от удара, уронив шлем, потянулся назад, как будто хотел вытащить стрелу, а затем начал падать. Он ударился о землю, когда вторая стрела пролетела мимо лица Матеона, ударившись о землю.

— Бежим! — крикнул Тринон, хватая Матеона за плечо и поднимая его на ноги. Они побежали к канаве, когда посыпались новые стрелы.

Затем прогремел первый взрыв.

Матеон полетел в канаву, ударившись головой, и свернулся калачиком, когда на него посыпались грязь и камни. Тринон был рядом с ним, крича что-то, чего Матеон не мог расслышать из-за звона в ушах.

Тринон снова потащил его, не давая лежать неподвижно. Они вскарабкались на край траншеи, и Матеон впервые увидел, как кошмар становится реальностью. Половины отряда не было, на земле лежали одни трупы. Остальные отступили, чтобы защитить генерала и Тонин. Все, кроме Избранной. Она шагнула вперед. Что-то — шар? — плыло к ней. Она подняла руку, и шар замер в воздухе, затем полетел обратно тем же путем, каким прилетел, и мир снова разлетелся на части.

Избранная принялась за работу. Снова и снова сверкала ее дубинка, когда она отламывала от горы кусок за куском.

Матеон лежал в канаве, сжимая свой шлем, и наблюдал. Избранная обладала такой силой. Таким бесстрашием. Она сама по себе была армией. Олицетворением Великой Тьмы. В ней Матеон, наконец, увидел своего Бога за работой.

У того, кто на них напал, не было шансов, поскольку элемент неожиданности пропал. Она снова и снова взрывала склон горы, пока половина его не превратилась в щебень. Дым и пыль наполнили воздух. Никто из мятежных язычников не смог бы устоять перед ее силой.

Над головой промелькнули тени. Дайджаку. Они летали взад-вперед, перекрикиваясь между собой. Они пронеслись над лесом и взмыли вверх по склону горы в поисках выживших.

Только когда они опустились на землю рядом с Избранной, Матеон понял, что угроза миновала. Он и Тринон выбрались из канавы и побежали, чтобы присоединиться к остальным. Из сорока человек, покинувших Анджон, осталось чуть больше половины. Первая бомба оставила после себя груду тел солдат, и на этот раз Матеон был рад, что в желудке у него не было ничего, что могло бы вызвать рвоту. По крайней мере, их смерть была быстрой, и теперь они были с Кейджем в Великой Тьме. Матеон молился, чтобы ответственные за это неверные были сейчас с павшими, чтобы служить им в вечности. Подходящее наказание за их нападение.

— Солдаты Эгрила, слушайте внимательно. — Все головы повернулись в сторону генерала. — Это нападение ничего не значит. Нам нужно завершить миссию. Мы продолжаем путь в Киесун. Оказавшись там, Тонин откроет врата и выпустит силу, настолько мощную, что отбросы-джиане не поймут, что на них обрушилось.

— Что насчет мертвых, генерал? — крикнул кто-то.

— Положите их в ров, и Избранная их похоронит.

Мужчины принялись за работу, Матеон вместе с ними. Это была душераздирающая работа. Матеон не знал никого из них, кроме Франкоса, и этот человек ему не нравился, но все они были солдатами Кейджа, и он желал им удачи в Великой Тьме.

Одним из последних тел, которые перенесли, был полемарх. У него не было ног, уничтоженных взрывом, но Матеон узнал доспехи. Человек, которого Матеон считал гигантом, непобедимым. В конце концов Кейдж пришел за ними всеми.

Захоронение заняло значительно меньше времени, чем их перемещение. Избранная взмахнула рукой, и камни и щебень поднялись с земли, зависнув на мгновение, прежде чем другая волна отправила их в канаву. Она трижды применила свою магию, прежде чем от падших не осталось и следа, как будто их никогда и не было. Матеон наблюдал с благоговением. Она была первой Избранной, которую он когда-либо видел, это было первое проявление силы, данной им императором Рааку. Избранная поймала его пристальный взгляд, и он покраснел под своей маской, но она ничего не сказала, возвращаясь к своей лошади.

Еда и вода были распределены между оставшимися солдатами, а затем они пошли дальше. Матеон вернулся к основному отряду, в то время как трое других заняли его позицию. Его тело все еще болело, но он был жив. Боль сказала ему об этом. Боль была приятной. Его кровь была его даром Кейджу, и однажды его жизнь, как и жизнь тех, кого они похоронили, тоже будет принадлежать Кейджу. Теперь он это понял.

Матеон выступил, его вера восстановлена.

На Киесун.

Чтобы подавить восстание.

36

Дрен

Горная Дорога

Дрен открыл глаза в мир боли. Он лежал, наполовину подвешенный над землей, запутавшись в колючках, но каким-то образом все еще живой. Он кашлял, выплевывая грязь, каждый удар отдавался колющей болью в плече, сотрясая его в объятиях шипов, раня его. Вокруг него была кровь, его кровь. Везде.

И из его плеча торчала чертова стрела. Когда он посмотрел вниз, наконечник стрелы почти коснулся его носа. Как он остался жив? Креза, должно быть, промахнулась на несколько дюймах от его сердца.

Он снова закашлялся, пытаясь избавиться от комка, застрявшего в горле. Влажные, хриплые хрипы, сплюнутая мокрота, чистая боль. Он плюнул еще больше грязи на землю, увидел кровь и понял, что не имеет значения, что стрела прошла мимо его сердца.

Шары до него добрались. Он мертв.

Он двигался так осторожно, как только мог, освобождая руку от шипов, расстегивая куртку. При каждом движении где-то выступала кровь, но мало-помалу ему удалось увернуться от острых крючьев и упасть на землю.

Дрен снова закашлялся. Мокрота. Кровь. Слезы. Он выплюнул все это. Он должен был уйти не так. Возможно, было бы лучше, если бы Креза разделалась с ним как следует. Это была бы быстрая смерть. Не медленный, мучительный, затянувшийся процесс отравления шаром, когда выкашливали легкие и накладывали в штаны. Много раз он наблюдал за другими, которые заболели, и думал, что было бы лучше, если бы он перерезал им горло и избавил их от страданий. Это было бы милосердием.

Но нет, Дрен не был настолько удачлив. Блядь.

Он заставил себя сесть, но знал, что должен вытащить стрелу, прежде чем пытаться что-то еще. Все, о чем он смог думать — протащить эту чертову штуку до конца, поэтому он обхватил древко обеими руками, сделал несколько прерывистых вдохов сквозь стиснутые зубы и потянул. Боль пронзила его, и ему захотелось закричать, но он сдержался. Стрела двигалась так медленно. Треклято медленно. Он зажмурил глаза от усилий, агонии, потребовавшейся чистой силы воли. Свежая кровь потекла по его груди и спине. Ему не раз приходилось останавливаться, чтобы откашляться, и это было в два раза больнее.

Мир на мгновение закружился, и Дрен подумал, что снова потеряет сознание. Он не мог этого сделать. Ему нужно было оставаться в сознании, поэтому он отпустил стрелу, чтобы отдышаться и сменить тактику.

Он снова схватил стрелу. Тянуть не получалось, поэтому он толкнул так сильно, как только мог, почувствовал, что его тело сопротивляется движению древка, поборол желание закричать, когда вспыхнула боль, а затем наконечник стрелы отломился у него в руке. Дрен упал вперед, ударившись о землю. Он потянулся через плечо и со стоном вытащил вторую половину.

Он не торопился, когда, наконец, двинулся, не с шипами и ветками вокруг него, жаждущими попробовать его кровь и крепко его обнять. Он стал поворачиваться, все еще опираясь на локти и колени, пока не оказался лицом к дороге, и пополз дальше, морщась с каждым дюймом. Ему нужно было как можно скорее перевязать плечо, остановить кровотечение.

Дрен высунул голову из кустов и замер. В сотне ярдов дальше по дороге все выглядело как зона боевых действий. Половина горы была разрушена, и это сделали не его шары. Что произошло, пока он был без сознания?

Земля тоже была хорошо утоптана. Прошло много ног. Маршировали Черепа. На Киесун. Блядь.

К тому времени, когда он снова оказался на дороге, его била дрожь, и его мучила жажда. Мир то расплывался, то исчезал из поля зрения, и он снова закашлялся, чувствуя себя одурманенным, почти пьяным. Произошло какое-то сражение. В горе были дыры. И в земле. Его бомбы или их? Что-то откололо куски скалы и разбросало их повсюду. Половина рва была заполнена рядами шлемов-Черепов, идущими от одного конца к другому. Знаки. Их мертвых. Значит, Креза убила некоторых из них, но не всех. И где она?

Он осмотрел то, что осталось от горы. Черепа все испортили. Повсюду были кратеры, зияющие дыры, покрытые подпалинами, и кучи щебня. Затем он увидел ногу. Ботинок на одном конце, кровь на другом. Тела не было.

Он дважды падал, пытаясь перебраться с одной стороны канавы на другую. Он стал карабкаться в гору, останавливаясь, чтобы отдышаться, и сплевывая кровь чаще, чем ему хотелось. Желание просто сесть и сдаться заполнило его разум, но он знал, что это смерть пытается соблазнить его, а он не был к ней готов. Ещё нет.

Он добрался до ноги. Это была нога мужчины. Может быть, Мастика. Может быть. Однако никаких признаков остального от него не осталось.

— Дрен? — Это был Крезы, голос звучал слабо, полумертво. Он повернулся на голос. Шулка была в десяти ярдах от него, наполовину погребенная под камнями, ее лицо было в крови и синяках. — Мне нужна помощь.

Он, шатаясь, подошел, по пути миновав то, что осталось от других. Бедолаги. По крайней мере, все произошло быстро. Однако Креза? Он покачал головой. Ему следовало разозлиться на нее — в конце концов, она пронзила его стрелой, — но вместо этого он просто почувствовал грусть и сожаление.

— Я не могу пошевелить ногами, — сказала она. — Что… что с остальными?

Дрен покачал головой, во рту слишком пересохло, чтобы говорить.

— Черт. Они хорошо нас отделали.

Дрен не мог с этим поспорить. Рядом с ней стоял бурдюк с водой, поэтому он сделал большой глоток. Это едва смочило его горло, но он поднес бурдюк к губам Крезы, чтобы она тоже могла напиться.

— Позволь мне вытащить тебя, — сказал он, как только его язык смог работать.

Он схватил Крезу за руки и потянул, но ничего не сдвинулось с места.

— Блядь. Это... больно. — Ее лицо побелело.

— Я тебя вытащу. С тобой все будет в порядке. — Он начал убирать щебень, который покрывал ее ноги. Даже самый маленький камешек, казалось, весил тонну. Прошло совсем немного времени, прежде чем ему пришлось сесть и откашляться.

Креза наблюдала за ним, ее собственные глаза были полузакрыты, голова склонена набок:

— Ты неважно выглядишь.

Дрен попытался улыбнуться:

— Да? Ну, прошлой ночью кто-то всадил в меня стрелу.

— Извини, — сказала Креза.

— Почему? Я это заслужил. — Он поднялся на колени, вспомнил, что делает, схватил другой камень.

— Не пытайся. Мы оба знаем, что я уже мертва. Побереги силы, — сказала Креза. — У Черепов был с собой Тонин.

— Ты уверена? — Он видел, на что они были способны во время вторжения. Один Тонин мог обрушить на Киесун всех эгрилов этого гребаного мира.

Креза сплюнула кровь, стекавшую по подбородку:

— Конечно, я чертовски уверена. У них тоже есть Избранная – она остановила наши бомбы в воздухе и обрушила на нас гору.

— Блядь. — Дрен не знал, что еще сказать. Они все были в жопе.

— Ты должен помешать им добраться до Киесуна.

— Давай сначала я тебя вытащу. Потом мы сможем пойти за ними вместе. — Он снова начал копать.

— Хватит терять время, — сказала Креза. В ее голосе не было жалости. — Просто уходи. Дрен… останови их.

Дрен покачал головой:

— Я не оставлю тебя здесь. Не в таком состоянии.

Она схватила его за руку:

— Ты не сможешь.

— Тогда что?..

— Давай, убийца. Ты знаешь, что делать.

Он увидел выражение ее глаз. Знал, что не сможет этого сделать:

— Нет.

— Ты оставишь меня, и мне предстоит долгое, мучительное ожидание, пока я не умру. У меня недостаточно сил для этого. Избавь меня от страданий.

— Я не могу этого сделать. Я не могу тебя убить.

— Можешь. — Она прижала что-то к его груди. Он посмотрел вниз. Нож. — Сделай это.

Он был восьми дюймов длиной, с односторонней заточкой хорошо сбалансированный. Он был бы горд и счастлив иметь такой нож. Но он не хотел к нему прикасаться. Он определенно не хотел им пользоваться.

— Должен быть другой способ. Кто-то, кто может тебя вылечить. — Он не хотел отказываться от нее. Это было слишком похоже на отказ от самого себя.

— Тебе нужно заняться Тонин, а не тратить время здесь со мной.

Дрен посмотрел вниз по дороге в сторону Киесуна:

— Как я могу это сделать? В одиночку? У нас не осталось бомб. Некому помочь. Нам крышка.

Креза не убрала нож, продолжая прижимать его к груди, придавив своим весом.

— Тебе придется подобраться поближе и сделать это по старинке. — Она сделала паузу, пытаясь отдышаться. — А теперь прекрати валять дурака и убей меня.

Он забрал у нее нож, держа его так, словно он был сделан из стекла:

— Я не могу.

— Ты можешь. Ты убийца, помни. — Креза кашлянула кровью, выступившей на губах. — Пожалуйста. Это чертовски больно. — Она взяла его руку и сжала ее вокруг рукояти, направляя лезвие к своему сердцу. Ее кожа была холодной, и он чувствовал, как сила покидает ее хватку. — Пожалуйста.

Дрен обхватил ее другой рукой и посмотрел ей в глаза:

— Прости. Я сожалею о твоем брате. Сожалею о том, что сделал.

Креза рассмеялась:

— Черт возьми. Я тоже пыталась тебя убить. Думаю, это делает нас равными. Теперь вперед.

Он вонзил нож ей в сердце. Ее тело дернулось, когда лезвие вошло внутрь, затем свет померк в ее глазах, и боль покинула ее лицо. Креза упала назад, и Дрен почувствовал, как разбивается его собственное сердце. Убийство из сострадания к жертве. Милосердие.

Он провел рукой по ее глазам, закрывая их. «Да защитит тебя Синь». Он не верил в Четырех Богов, но, возможно, она верила. Если у Синь действительно было королевство, он надеялся, что Креза была там со Спелком и всеми остальными, кто погиб в этой дурацкой войне. Они определенно заслуживали чего-то лучшего, чем этот долбанутый мир.

Кашель напал на него, согнув пополам, напомнив, что скоро последует за ним. Он закрыл глаза и попытался еще раз вызвать свой гнев. Все, что угодно, лишь бы заглушить боль и заставить его снова двигаться. Но это ушло, оставив после себя только горе и чертовски много страха. Дрен был единственным, кто остался в живых, смертельно больной, с армией Черепов, которую нужно остановить. Как он собирается это сделать?

Он засунул нож Крезы за пояс и встал, все еще чувствуя неуверенность. Со своего наблюдательного пункта ему было хорошо видно место, где они пытались устроить засаду Черепам. Ублюдки разгромили ханранов, но там, внизу, была братская могила, заполненная телами врагов. Около двадцати касок выстроились в ряд на земле там, где они лежали. Двадцать. Так сколько же Черепов уцелело?

Что-то привлекло его внимание в зарослях. Гигантское выжженное пятно. Взрыв расчистил место, где раньше были деревья и кустарник. Присмотревшись, он увидел также куски лошади и расщепленное дерево. Это было место, где Креза спрятала повозку и лошадей. Возможно, уцелело что-то, что он мог бы использовать. Возможно, некоторые бомбы.

Он спустился обратно по склону горы, поскальзываясь на камнях и осыпях, добавляя еще больше царапин к своему и без того избитому телу. По крайней мере, на этот раз Дрену не пришлось продираться сквозь сеть кустарников. Черепа сделали более чем достаточно, чтобы расчистить ему путь.

Он нашел колчан со стрелами, но не лук, не то чтобы он знал, как им пользоваться. Бомб тоже не было, так что, похоже, все, что было у Дрена, — это его меч и несколько ножей. Не идеально для того, чтобы сражаться с армией.

Ему действительно повезло, когда он поднял пару досок из фургона и нашел мешок с едой и два бурдюка для воды. Дрен чуть не заплакал при виде этого. Мясо и хлеб высыпались в грязь, но ему было все равно. Он ел гораздо худшее.

Он посмотрел на дорогу вслед ублюдкам. Теперь они были намного впереди него. Ему пришлось бы шевелить задницей в два раза быстрее. А потом? Он не мог сражаться со всеми ними. Даже если бы он не умирал.

Однако Дрен не нуждался в этом, так? Было только одно, на чем ему нужно было сосредоточиться больше всего остального. Остановить ублюдков, доставляющих подкрепление. Спасти Киесун от нападения — иначе ни у кого не останется надежды выжить.

Все, что ему нужно было сделать за то немногое время, что ему осталось жить, — убить Тонин.

37

Тиннстра

Лейсо

До рассвета оставалось не меньше часа, и все же в городе не было тихо. Тиннстра ожидала увидеть пустые улицы и закрытые ставнями здания, но вместо этого люди все еще бродили вокруг нескольких разбросанных киосков, за прилавками которых стояли усталые мужчины и женщины, жаждущие заработать монетку-другую.

Рик передал Тиннстре бурдюк с водой. Вода была теплой и имела горьковатый, затхлый привкус, но она была влагой, и этого было достаточно. Во имя Богов, в Мейгоре было жарко. Гораздо жарче, чем где-либо в Джии, где когда-либо бывала Тиннстра. Она понятия не имела, как кто-то мог справляться с этим. Неудивительно, что они носили развевающиеся одежды. Ее собственная одежда — то, что от нее осталось — промокла насквозь и прилипала к коже.

Венна прокладывала путь для их группы через город, делая все возможное, чтобы вести их по более тихим дорогам. Делу не помогало то, что городская стража была вся на улицах. Стражники, похоже, не искали джиан, но никто не хотел рисковать и подходить слишком близко к кому-либо из них, просто на всякий случай. Они все еще явно были иностранцами, и этого само по себе было бы достаточно, чтобы их арестовали.

Красные полосы перечеркнули небо, когда Венна вывела их на маленькую улочку с конюшней в дальнем конце.

— Мы оставим лошадей здесь, — сказала Майза. — Остаток пути до посольства мы пройдем пешком.

— Что? — спросила Тиннстра. — Я думала, мы договорились, что пойдем в доки?

— Мы еще не знаем, есть ли у Раласиса корабль для нас, и мы не можем оставаться на улицах, — сказала Майза. — Посольство — лучшее место, где мы можем спрятаться. Там есть стены и двери, которые мы можем защищать — по крайней мере, на короткое время — и там врата, если они нам понадобятся. Нет места лучше.

Тиннстра уставилась на шулка, рассерженная тем, что события вышли из-под ее контроля.

— Пожалуйста, Тиннстра. Нас беспокоят только интересы королевы.

Зорика посмотрела на Тиннстру с беспокойством на лице, напоминая Тиннстре, что сейчас не время и не место спорить. Она улыбнулась в ответ. «Отсюда мы пойдем пешком, любовь моя». Тиннстра соскользнула с лошади, а затем помогла спуститься Зорике.

— Что насчет Раласиса? — спросила Тиннстра.

— Я пошлю Венну найти его, как только мы окажемся в безопасности в посольстве, — сказала Майза. — Из всех нас она одна может сойти за местную, если правильно оденется, и она свободно говорит на их языке.

По небу пополз свет, где-то птицы начали свой утренний хор. Время от времени Тиннстра, с Зорикой, примостившейся у нее на бедре, ловила себя на том, что поднимает глаза вверх, словно ожидая увидеть пролетающих мимо Дайджаку.

Венна остановилась в конце дороги и подала знак остальным тоже остановиться. Последовали другие знаки: баррикада, четверо солдат.

— Посольство находится на следующей улице, — прошептала Майза. Она подала сигнал Рику, Нильс, Арану и Джис: четверо охранников, убейте их, соблюдайте тишину.

Шулка исчезли секундой позже.

— Что происходит? — спросила Зорика.

— Мы подождем здесь минутку, — ответила Тиннстра. — Потом мы пойдем в одно место отдохнуть.

— Что потом?

Действительно, что потом? Тиннстра сжала руку Зорики. Лучше так, чем еще больше врать или давать пустые обещания безопасности.

Венна появилась снова и просигналила, что путь свободен.

Посольство стояло на противоположной стороне широкого перекрестка. Большое здание, построенное в мейгорском стиле — белое, длинное и низкое, с четырьмя огромными колоннами, поддерживающими огромную арку над главным входом. Флаг Джии по-прежнему развевался на самой высокой башне, но остальная часть здания была темной и безжизненной. По периметру тянулся забор высотой в десять футов, увенчанный шипами, чтобы отгонять нежелательных посетителей, и, конечно, там же была баррикада городской стражи.

Шулка хорошо выполнили свою работу. Когда они пробегали мимо баррикады, Тиннстра не увидела никаких признаков охранников, которые там дежурили. Даже пятнышка крови.

Нильс придержала главные ворота открытыми, закрыв их, как только они оказались внутри. Дорожка вела через богато украшенный сад к главному дому. Двери были заперты, но Рик без труда открыл и их.

А затем они оказались внутри.

Это было роскошнее всего, что Тиннстра видела за долгое время. Они стояли в большом круглом атриуме с мраморными полами и большим количеством колонн. Двери вели в другие комнаты, а большая лестница поднималась на второй этаж мимо портрета короля Кариина и королевы, которые были почти в два раза выше Тиннстры. Зорика тихонько вскрикнула, увидев картину, и уткнулась лицом в шею Тиннстры. Она погладила девочку по спине и повернула ее так, чтобы портрет не попадал в поле ее зрения.

— Кто говорит на мейгорском, кроме Венны? — спросила Майза Шулка.

— Я, — сказал Рик. — Пока кто-нибудь не захочет обсудить положение в мире.

— И я, — сказал Аран. — Вполне сносно.

— Вы, ребята, переодевайтесь в местную броню и занимайте позиции на баррикадах. Если кто-нибудь придет, отправляйте их обратно как можно быстрее. Не устраивайте беспорядков, если нет другого выхода. — Майза посмотрела каждому из них в глаза. — Поняли?

— Да, шеф, — ответил Аран.

— Венна, ты отправишься в доки. Найди капитана Раласиса.

Венна кивнула:

— А после того, как я его найду?

Майза взглянула на Тиннстру:

— Узнай, есть ли у него корабль для нас.

— Но, Аасгод... — начала было Анама, но Майза подняла палец, призывая ее к молчанию.

Затем она повернулась к другому шулка:

— Нильс, поднимись на главную башню. Ты должна быть в состоянии увидеть, приближаются ли оттуда какие-нибудь неприятности. Если что-то появится, не стесняйся сообщить нам. Джис, сходи и посмотри, есть ли еще вода и еда, которые можно употреблять в пищу.

— Давайте проверим врата, — сказала Майза, как только они остались одни. — Убедимся, что с ними ничего не случилось с тех пор, как нас не было.

— Я же сказала тебе, что мы им не воспользуемся, — отрезала Тиннстра.

— Воспользуемся, если у нас не будет выбора, — сказала Майза. — Если у Раласиса нет корабля, или если на нас нападут здесь, нам нужен выход.

И снова Тиннстра почувствовала прилив гнева, осознав, что не контролирует ситуацию. Это должно было измениться.

— До сих пор все планы Аасгода шли наперекосяк, из-за чего гибли хорошие люди. Почему эти «врата» должны быть какими-то другими?

— Лорд-Маг готовился к этому моменту годами, — сказала Анама, покраснев. — Он заботился только об одном — защитить Джию.

— Возможно, ему следовало больше заботиться о людях, которые там жили, а не о самой стране.

— Он отдал свою жизнь...

Тиннстра махнула рукой, чтобы она замолчала:

— Тебе не нужно напоминать мне об этом. Я была там. Я видела, как он это сделал.

— Пожалуйста. — Майза встала между ними. — Нет смысла спорить о вещах, которые мы не можем изменить. Нам нужны пути к отступлению прямо сейчас. Корабль — это один. Врата — это второй. У обоих есть свои риски, но прямо сейчас мы не можем позволить себе сбрасывать со счетов ни тот, ни другой.

— Нам понадобится немного света, если мы собираемся спуститься вниз, — сказала маг, крепко сцепив руки и избегая взгляда Тиннстры.

— Я вернусь через минуту, — сказала Майза. — Пожалуйста, постарайтесь вести себя прилично, пока меня не будет. — Она исчезла в одном из коридоров.

Тиннстра, Зорика и Анама остались одни у входа. Никто не проронил ни слова, но Тиннстра видела, что у мага все еще что-то на уме. Что ж, пусть она наберется смелости заговорить. Тиннстра не собиралась оказывать ей никаких услуг. Насколько она понимала, хороших магов не существовало. Аасгод был лжецом и дураком, и он был лучшим из них. Она ни за что не собиралась слепо следовать за Анамой. Женщина выглядела сломленной.

К счастью, Майза вернулась с фонарем прежде, чем маг обрела дар речи.

Анама взяла фонарь и повела их по другому коридору, остановившись на полпути у участка стены. Не было никаких признаков какой-либо двери или отверстия, но, когда она прижала к стене ладонь, раздался щелчок, и стена открылась внутрь, открывая лестничный пролет, ведущий вниз.

По сравнению с остальной частью дома, переходы здесь были очень простыми, узкими, прямыми и высеченными из камня. Из-за их спин на лестницу пробивалось немного света, и Тиннстре приходилось быть осторожной на каждом шагу. Анама была тенью перед ней, загораживающей большую часть света фонаря.

— Мне страшно, — сказала Зорика.

— Все в порядке, — ответила Тиннстра, наблюдая, как Анама добралась до подножия и завернула за угол.

К тому времени, когда Тиннстра и Зорика догнали мага, были зажжены и другие фонари.

Подвал был по меньшей мере вдвое меньше посольства, расположенного над ним, с выкрашенными в белый цвет стенами и кое-какой простой мебелью. Воздух был влажным и мускусным, а на стенах блестела влага. В одном углу была сложена груда доспехов Шулка, копий и щитов. Тиннстра почувствовала комок в горле, когда узнала красные перья клана Ризон, цвета своего отца — ее цвета. Сколько времени прошло с тех пор, как она видела их в последний раз?

Как только все фонари были зажжены, Анама повела остальных прочь из главной комнаты. Сердце Тиннстры билось громче с каждым шагом. Она не была напугана, как Зорика, но нервничала. По крайней мере, в этом она могла признаться.

Анама остановилась в конце коридора перед очень простой дверью – по крайней мере, так показалось сначала. Когда Тиннстра подошла ближе, она увидела, что дверь сделана из оникса, и свет фонаря упал на резьбу по камню. Она провела по некоторым кончиками пальцев, ощущая маленькие углубления. Это были обереги, подобные тем, что были в храме на горе Олиисиус. Должно быть, на их вырезание ушли годы — столетия.

— Это сделал Аасгод?

— Да, — ответила Анама.

— Как? — спросила Тиннстра, но маг не ответил. Она достала из-под своей мантии ключ и вставила его в замок, который Тиннстра не заметила. Когда ключ повернулся, по двери пробежал отблеск зеленого света, осветив каждый оберег. — Дверь обеспечивает еще один уровень защиты. Ее нельзя открыть без ключа, ни человеком, ни магией.

— А как насчет взрывов? — спросила Тиннстра. — Эгрилы любят свои бомбы.

— Даже если они превратят посольство в руины, эта дверь останется закрытой, а стены — неповрежденными. — Анама потянула дверь на себя. Та двигалась мучительно медленно, стеная с каждым новым дюймом. После того, что показалось Тиннстре вечностью, маг шагнула внутрь, в темноту. Даже фонарь мага не рассеял мрак, когда она скрылась из виду. Тиннстра постояла на пороге, крепко держа Зорику, неуверенная в том, что сделает следующий шаг. Это всего лишь комната. Всего один шаг.

— Давай, — сказала Майза у нее за спиной. — Здесь безопасно.

Тиннстра выдохнула воздух, который держала в себе, и шагнула внутрь.

Майза последовала за ней, затем, напрягаясь, закрыла дверь; та скользнула обратно на место, отрезав весь свет. Темнота была удушающей, и Тиннстра почувствовала, что начинает паниковать. Нет. Я не боюсь. Я больше не такая.

— Хикарос. — Голос Анамы был не громче шепота. Зеленый свет заструился по полу и стенам, как вода, находя каждый оберег, соединяя один с другим.

Когда мрак рассеялся, Тиннстра увидела, что помещение очень похоже на храм на вершине Олиисиуса и заполнено символами, вырезанными на камне. Они покрывали каждую поверхность, от пола до потолка, замысловатая резьба на языке, который она не знала — языке из другого мира, другого времени. В отличие от храма, в центре зала три ступени вели вниз к квадратной платформе, вырубленной в камне на фут глубиной. Зеленый свет устремился прямо к нему из всех углов комнаты, пробегая по его бокам и покрывая основание, становясь ярче, пока не превратился в стену света, соединяющую пол с потолком.

— Это они? — спросила Тиннстра.

— Да, — ответила Анама.

— Не активируй их, — предупредила Тиннстра, — или, помогите мне Боги, я убью тебя на месте. — Ее рука лежала на рукояти меча.

Анама подняла обе руки:

— Я не буду… Я не могу.

Тиннстра отступила назад:

— Что?

По лицу Анамы пробежала тень. Она сжала руки вместе:

— Я смутно знаю, как это работает, просто Аасгод никогда не показывал мне этого должным образом. Он всегда должен был быть здесь, чтобы управлять комнатой. Не я.

— Значит, он был идиотом, — сказала Тиннстра. — Вы все такие. Зачем мы вообще здесь, если ты не знаешь, как это работает? — Она перевела взгляд с Анамы на Майзу. — Милостивые Боги.

— Мне нужны книги из библиотеки наверху, — сказала маг.

— Книги? — Тиннстра не смогла скрыть своего отвращения. — И ты считаешь мой план рискованным? — Разгневанная, она вывела Зорику из комнаты. Эта женщина нас не спасет. Ни за миллион лет. Какие дураки. Все надеются на чудо, которому никогда не суждено случиться. Как Аасгод мог быть таким чертовски глупым? Почему он не планировал свою чертову смерть?

Лучше уж Раласису найти корабль.

38

Яс

Киесун

Яс вернулась на рыночную площадь. С ней был Малыш Ро, который сидел у нее на бедре и крепко держался за нее. Было приятно побыть с ним наедине и не терпеть очередных нападок от Ма. Ро был причиной, по которой она в первую очередь связалась с этими чертовыми ханранами, и именно из-за него она хотела как можно быстрее привести город в порядок.

Стоял прекрасный день. Небо было свежим и ясным, льдисто-голубым, температура соответствовала. Даже вонь дыма исчезла. День для новых начинаний, для того, чтобы довести дело до конца, изменить ситуацию к лучшему. Хороший день. Возможно, первый из многих.

Все остальные, казалось, тоже так думали. Она услышала смех и болтовню и увидела возродившуюся надежду на лицах людей. Помогло то, что временный лагерь на площади был разобран. Руководители города, с которыми она встретилась накануне вечером, сдержали свое слово. Они все пришли на рассвете со своими командами и списками того, сколько домов они нашли, чтобы помочь переселить беженцев.