Нагой обед

БЕНВЭЙ

Итак, мне поручено нанять Доктора Бенвэя для оказания услуг Исламу Инк.

Д-ра Бенвэя пригласили советником в Республику Свободию – место, отведенное под свободную любовь и нескончаемое купание. Граждане ее общительны, уживчивы, честны, терпимы и превыше всего прочего чисты. Но вызов Бенвэя свидетельствует, что не все благополучно за этим гигиеничным фасадом: Бенвэй – манипулятор и координатор знаковых систем, специалист по всем фазам допроса, промывки мозгов и контроля. Я не видел Бенвэя со времени его внезапного отъезда из Аннексии, где заданием его была Т.Д. – Тотальная Деморализация. Первым шагом Бенвэя стало упразднение концентрационных лагерей, массовых арестов и, при определенных ограничениях и особых условиях, использования пыток.

«Я сожалею о жестокости,» говорил он. «Она не эффективна. С другой стороны, продолжительное плохое обращение, на грани физического насилия, способствует возникновению, при умелом применении, тревоги и чувства особой вины. Следует иметь в виду несколько правил или, скорее, направляющих принципов. Объект не должен осознавать, что плохое обращение с ним – намеренный штурм его личной целостности античеловеческим неприятелем. Его нужно заставить почувствовать, что он заслуживает любого обращения, которое получает, поскольку с ним что-то (никогда не уточняется, что именно) кошмарно не так. Нагая нужда маньяков контроля должна быть пристойным образом прикрыта произвольной и запутанной бюрократией, с тем чтобы объект не смог вступить с неприятелем в непосредственный контакт.»

От каждого гражданина Аннексии требовалось подавать прошение на постоянное ношение с собой целого портфеля документов. Граждане могли в любое время задерживаться на улице; и Экзаменатор, могущий быть одетым в партикулярное платье, в различную форму, зачастую – в купальный костюм или пижаму, иногда совершенно обнаженный, если не считать бляхи, приколотой к левому соску, по произведении проверки каждого документа проштамповывал их. При последующей инспекции от гражданина требовалось предъявить должным образом внесеные печати последней инспекции. Экзаменатор, при остановке большой группы граждан, проверял и проштамповывал только карточки нескольких избранных лиц. Остальные в таком случае подвергались аресту, поскольку их карточки не были должным образом проштампованы. Арест означал «временное задержание»; иными словами, заключенного отпускали только в том случае, если и когда его Объяснение, Данное Под Присягой, должным образом подписанное и скрепленное печатью, заверялось Помощником Арбитра По Объяснениям. Поскольку это официальное лицо едва ли вообще когда появлялось у себя в кабинете, а Объяснение, Данное Под Присягой следовало представлять лично, объяснители неделями и месяцами ожидали в неотапливаемых помещениях без стульев и услуг туалета.

Документы, выписанные исчезающими чернилами, превращались встарые квитанции из ломбарда. Постоянно требовались все новые и новые документы. Граждане носились из одного бюро в другое в лихорадочных попытках успеть к невозможным срокам.

Из города были убраны все скамьи, отключены все фонтаны, уничтожены все цветы и деревья. Огромные электрические звонки на крыше каждого жилого дома (все проживали в многоквартирных домах) звонили каждые четверть часа. Часто их вибрации выбрасывали людей из постели. Прожекторы шарили по городу всю ночь (никому не позволялось пользоваться навесами, шторами, ставнями или жалюзи).

Никто никогда не смотрел ни на кого другого вследствие закона о докучании, с вербальным домогательством или без оного, кому угодно с какой угодно целью – сексуальной или иной. Все кафе и бары были закрыты. Спиртное могло приобретаться только при наличии особого разрешения, причем приобретенное таким образом спиртное не могло быть продано, отдано или любым иным способом передано другому лицу, и присутствие иного лица в комнате расценивалось как доказательство prima facie заговора с целью передачи спиртного.

Никому не разрешалось запирать дверь, и полиция обладала ключами-вездеходами ко всем комнатам города. В сопровождении менталиста они врываются в чье-либо жилище и начинают «поиски».

Менталист приводит их к тому, что человек желает сокрыть: тюбик вазелина, спринцовку, носовой платок с засохшей спермой, оружие, нелицензионный алкоголь. И подозреваемого всегда подвергали унизительнейшему обыску нагишом, при котором отпускались презрительные и уничижительные замечания. Многих скрытых гомосексуалистов приходилось выносить в смирительных рубашках после того, как в задний проход им подкладывали вазелин. Или придирались к любому предмету. К перочистке или к обувному рожку.

«А каково предназначение вот этого?»

«Это перочистка.»

«Перочистка, говорит.»

«Я уже все понял.»

«Полагаю, этого нам уже хватит. Собирайся, ты.»

Через несколько месяцев вот такого граждане жались по углам словно кошки-невротички.

Разумеется, полиция Аннексии обрабатывала подозреваемых агентов, саботажников и политических уклонистов на конвейерной основе. Что касается допроса подозреваемых, Бенвэй мог сказать следующее:

«Хотя в целом я избегаю применения пыток – пытки выявляют оппонента и мобилизуют сопротивление – угроза применения пыток полезна для вызывания в объекте соответствующего чувства беспомощности и благодарности лицу, ведущему допрос, за их неприменение. Пытки, к тому же, могут выгодно применяться как наказание, когда объект уже достаточно смирился с таким обращением и готов принять наказание как должное. С этой целью я разработал несколько форм дисциплинарной процедуры. Одна известна под названием Коммутатор. В любой момент могут приводиться в действие электрические сверла, подведенные к зубам объекта; а сам он получает инструкции управлять произвольным коммутатором, вставлять определенные вилки в определенные розетки, реагируя на звонки и огоньки. Стоит ему допустить ошибку, как на двадцать секунд включаются сверла. Частота сигналов постепенно увеличивается, превышая его способность к реакции. Полчаса на таком коммутаторе – и объект ломается как перегруженная мыслящая машина.

«Изучение мыслящих машин больше учит нас работе мозга, чем методы интроспекции. Западный человек находит себе внешнее выражение в форме устройств. Когда-нибудь втыкали рассыпуху в венярку? Сразу же дает по мозгам, приводя в действие связки чистого удовольствия. От морфия же кайф во внутренностях. Как ужалитесь, так сразу прислушайтесь к себе. Но кокс – это разряд электричества в мозгу, и тяга к коксу – дело одного лишь мозга, нужда без тела и без чувства. Заряженный коксом мозг – это сбесившийся китайский бильярд, мигающий голубыми и розовыми огнями в электрическом оргазме. Коксовое удовольствие ощущается мыслящей машиной – первое пробуждение отвратительной насекомой жизни. Позывы к коксу длятся лишь несколько часов, ровно столько, сколько стимулируются коксовые каналы. Разумеется, воздействие, равносильное коксовому, может производиться электротоком, активирующим коксовые каналы…

«Поэтому через некоторое время каналы, подобно венам, изнашиваются, и наркоман вынужден искать новые. Вена-то со временем восстановится, и путем искусного чередования вен наркот может уравнять шансы, если не станет прожигателем топлива. Но клетки мозга, исчезнув, не восстанавливаются, и когда у наркомана заканчиваются клетки мозга, он попадает в ужасную хуйню.

«Сидя на корточках на куче старых костей, испражнений и ржавого железа, в белом мареве стрема, до горизонта расстилается панорама нагих идиотов. Полная тишина – их речевые центры уничтожены – если не считать потрескивания искр и хлопков лопающейся плоти, когда к позвоночнику сверху и снизу прикладывают электроды. Белый дымок опаленной плоти висит в неподвижном воздухе. Группа детишек привязала идиота к столбу колючей проволокой, развела у него между ног костер и стоит, смотрит со звериным любопытством, как языки пламени лижут ему ляжки. Его плоть дергается в огне насекомой агонией.

«Как обычно, я отвлекаюсь. За неимением более точного знания об электронике мозга, наркотики остаются сущностно важным инструментом следователя в его атаке на личную целостность объекта. Барбитураты, разумеется, практически бесполезны. То есть, любой, кого можно сломать подобными средствами, не устоит и перед детскими методами, используемыми в американском околотке. Для растворения сопротивления часто бывает эффективен скополамин, но он ослабляет память: агент может быть готов к тому, чтобы выдать свои секреты, но совершенно не в состоянии их вспомнить, либо легенда и информация о тайной жизни могут неразрывно перемешаться. Мескалин, гармалин, ЛСД6, буфотенин, мускарин во многих случаях приносят успех. Бульбокапнин вызывает состояние, близкое к шизофренической кататонии… могут наблюдаться мгновения автоматического послушания. Бульбокапнин – депрессант, воздействующий на затылочные доли мозга, вероятно, выводящий из действия центры движения в гипоталамусе. Другие наркотики, вызывавшие экспериментальную шизофрению, – мескалин, гармалин, ЛСД6 – стимуляторы задних долей. При шизофрении задние доли поочередно стимулируются и подавляются. За кататонией часто следует период возбуждения и моторной активности, когда псих носится по палатам, и от него достается всем. Шизики в ухудшенном состоянии иногда отказываются двигаться вообще и всю жизнь проводят в постели. Нарушение регуляторной функции гипоталамуса указывается в качестве «причины» (каузальное мышление никогда не даст точного описания метаболических процессов – ввиду ограничений существующего языка) шизофрении. Чередование доз ЛСД6 и бульбокапнина – причем бульбокапнин подкрепляется кураре – дает самые высокие результаты автоматического послушания.

«Есть и другие процедуры. Объекта можно низвести до глубокой депрессии, вводя ему большие дозы бензедрина в течение нескольких дней. Может быть вызван и психоз – непрерывно большими дозами кокаина или демерола, либо резким прекращением применения барбитуратов после длительного курса. Привыкание у него можно вызвать и дигидрооксигероином, а затем подвергнуть его отказу (этот состав, по идее, в пять раз сильнее героина по формированию привычки, и отказ от него пропорционально суров).

«Существуют различные «психологические методы», принудительный психоанализ, например. От объекта требуется каждый день по одному часу заниматься свободным ассоциированием (в тех случаях, когда время не играет роли). «Ну, ну. Давай не будем такими негативными, мальчик. А то Папуля сейчас позовет гадкого дядю. И пойдет с малышом погулять к коммутатору.»

«Случай с агентом-женщиной, забывшей свою подлинную личность и слившейся с собственной легендой – она до сих пор фарцует где-то в Аннексии – привел меня к другому трюку. Агента натаскивают на отрицание собственной личности путем вхождения в легенду. Так почему бы не применить психическое джиу-джитсу и не подыграть ему? Предположить, что легенда – это и есть его личность, другой у него просто нет. Личность его, как агента, становится бессознательной, то есть выходит из-под его контроля; и ее можно раскапывать наркотиками и гипнозом. Под таким углом даже квадратного гетеросексуального гражданина можно превратить в педика… то есть, усилить и поддержать его отрицание собственных, в нормальном состоянии подавленных гомосексуальных стремлений – одновременно лишая его пизды и подвергая гомосексуальной стимуляциию Затем наркотики, гипноз и – « Бенвэй вяло взмахнул кистью руки.

«Многие объекты уязвимы для сексуального унижения. Нагота, стимуляция возбудителями, постоянный надзор в целях смущения объекта и предотвращения его облегчения мастурбацией (эрекции во время сна автоматически включают огромный вибирирующий электрический зуммер, выбрасывающий объекта из постели в холодную воду, таким образом сокращая возможность ночных поллюций до минимума). Сплошной оттяги – загипнотизировать священника, внушив ему, что он сейчас вступит в гипостатический брачный союз с Агнцем – а затем направить похотливого старого барана прямо ему в зад. После этого Следователь может овладеть полным гипнотическим контролем – объект прибежит по первому же его свисту, насрчт на пол, не успеет Следователь вымолвить Сезам Откройся. Нет необходимости напоминать, что подход сексуального унижения противопоказан явным гомосексуалистам. (Я имею в виду, что давайте не будем тут спускать глаз со всей балчхи и помнить старую партийную линию… никогда не знаешь, кто может подслушивать) Припоминаю одного мальчонку, которого я оформил так, что он обсерался при одном моем появлении. После этого я его подмывал и чб. Самый смак. К тому же, он очень славненьким был. А иногда объект заливается мальчишескими слезами, поскольку не может сдержать семяизвержения, когда вы его ебчте. Итак, вы ясно можете видеть, возможности бесконечны, словно петляющие тропы громадного прекрасного сада. Я лишь едва поскреб эту милую поверхность, как меня подвергли чистке эти Обломщики… Что ж, «son cosas de la vida».»

Я добираюсь до Свободии, которая чиста и скучна Боже мой. Бенвэй руководит И.Ц., Исправительным Центром. Я заглядываю к нему, и «А что стало с тем-то и тем-то?» заводит его надолго: «Сиди Идрисс Смизерс по кличке «Стукач» напел Отправителям насчет сыворотки долголетия. Старого педака могила исправит.» «Лестер Строганофф Смуунн – «Эль Хассейн» – заделался Латахом, пытаясь усовершенствовать О.А.П. – Обработку Автоматического Послушания. Мученик отрасли…» (Латах – состояние, бытующее в Юго-Восточной Азии. Во всем остальном Латахи обычно сохраняют здравый рассудок, но стоит привлечь их внимание щелчком пальцев или резким окриком, как они импульсивно начинают подражать любому движению. Форма маниакального невольного гипноза. Иногда они наносят себе увечья, пытаясь имитировать движения нескольких человек одновременно)

«Останови меня, если ты уже слышал вот этот атомный секрет…»

Лицо Бенвэя сохраняет свои очертания в этой вспышке настоятельности, в любой момент оно может подвергнуться невыразимому расколу или метаморфозе. Оно мигает, словно картинка, входящая и выходящая из фокуса.

«Пошли,» говорит Бенвэй, «и я проведу тебя по И.Ц.»

Мы идем по длинному белому вестибюлю. Голос Бенвэя вплывает ко мне в сознание из какого-то неопределенного источника… голос без тела, иногда он громок и ясен, иногда едва слышим, как музыка где-то на улице, продуваемой ветрами.

«Изолированные группы, вроде аборигенов Архипелага Бисмарка. Среди них явная гомосексуальность не распространена. Проклятый матриархат. Все матриархаты анти-гомосексуальны, конформны и прозаичны. Как только окажешься в таком матриархате – очень осторожно начинай перемещаться к ближайшей границе, только не бегом. Если побежишь, какой-нибудь несостоявшийся скрытый гомик-фараон наверняка тебя пристрелит. Значит, кому-то хочется создать плацдарм гомогенности в такой неразберихе потенциалов, как Западная Европа и США? Вот еще один ебаный матриархат, что б там ни вякала Маргарет Мид… Там у нас источник беспокойства. Дуэль на с коллегой в операционной. А моя ассистентка-бабуинесса прыгнула на пациента и разорвала его в клочья. Бабуины всегда нападают на самую слабую сторону в ссоре. И правильно. Мы ни на минуту не должны забывать своего достославного человекоподобного наследия. Противником выступал Док Браубек. Абортмахер на пенсии и пухлый шифер (вообще-то он был ветеринаром), призванный на службу ввиду нехватки людских ресурсов. Так вот, Док все утро проваландался в больничной кухне, ставя пистоны в жопы медсестрам, заправляясь угольным газом и Климом – а перед самой операцией вкатывает себе двойную дозу муската, нервы успокоить.»

(В Англии и, особенно, в Эдинбурге граждане пропускают каменноугольный газ через Клим – кошмарную разновидность порошкового молока, похожую по вкусу на тухлый мел – и тащатся от результатов. Они закладывают все имущество, чтобы оплатить счета за газ, а когда все-таки приходит человек и перекрывает газ за неуплату, их вопли слышно на много миль вокруг. Когда гражданин болеет от его нехватки, то говорит «Я спекся» или «Эта старая печь мне на спину лезет».

Мускат. Цитирую из статьи автора о наркотических препаратах в Британском Журнале Наркомании: «Заключенные и моряки иногда прибегают к мускату. Примерно одна столовая ложка его запивается водой. Результат отдаленно напоминает действие марихуаны с побочными эффектами в виде головной боли и рвоты. В семействе мускатных есть несколько наркотиков, употребляемых индейцами Южной Америки. Обычно они вводятся вдыханием через нос сухого порошка, приготовленного из растения. Знахари принимают эти пагубные вещества и впадают в конвульсивные состояния. Их подергиваниям и бормотаниями придается пророческое значение.»)

«У меня был бодун ягический, ей-Богу, и я не собирался терпеть всч это дерьмо от Браубека. Тут он полез со своими советами, мол, я должен разрез начинать не с переда, а с зада, причем бормочет какую-то хрень невнятную – чтоб я точно вырезал желчный пузырь, не то он все мясо на хуй испортит. Думал, что он – на ферме, курицу потрошит. Я велел ему идти и засунуть голову обратно в духовку, после чего у него хватило бесстыдства пихнуть меня под руку, которой я отделял бедренную артерию пациента. Кровь забила фонтаном – и прямо в глаза анестезиологу, который выскочил и воплями помчался по коридорам, ни черта не видя. Браубек попытался заехать мне в коленом в промежность, а мне удалось чикнуть ему по подколенным сухожилиям. Он пополз по полу, тыча меня скальпелем в ноги. Виолетта – это моя ассистентка-бабуинесса, единственная женщина, на которую мне было не наплевать, – совсем ополоумела. Я уже вскарабкался на стол и приготовился прыгнуть на Браубека и затоптать его обеими ногами, когда ворвались легавые.

«Ну вот, вся эта катавасия в операционной, «это невыразимое происшествие», как его назвал Супер, стало, можно сказать, последней каплей. Готовая поживиться нами, волчья стая сомкнулась вокруг. Распятие – больше никак это не назовешь. Конечно, я и сам тоже «думхайтов» понаделал то тут, то там. А кто нет? Был случай, когда мы с анестезиологом выжрали весь эфир, и на нас пациент наехал, а меня обвинили в том, что я забалтываю кокаин средством для чистки унитазов. На самом деле, этим Виолетта занималась. Но не мог же я даму подставить…

«Поэтому в конце концов вышибли нас из отрасли. И дело не в том, что Виолетта не была bona fide коновалом, да и Браубек, в общем-то, им тоже не был, но даже мой диплом поставили под сомнение. Виолетта же знала о медицине больше, чем вся Клиника Майо. У нее была потрясающая интуиция и высокое чувство долга.

«Вот так я и оказался двинутым под зад коленом и без диплома. Сменить профессию? Нет. Врачевание у меня в крови. Я умудрялся поддерживать навыки, делая за бесценок аборты в сортирах метро. Я даже опустился до того, что арканил беременных теток прямо на улицах. Это уж совсем неэтично было. Потом встретил обалденного парня, Плаценту Хуана, Магната Последа. Разжился на выкидышах во время войны. (Выкидыши – это недоношенные телята, рождающиеся прицепом с детским местом и бактериями, обычно в антисанитарных и вообще непригодных условиях. Такой теленок не может продаваться в пищу, пока не достигнет минимального возраста хотя бы в шесть недель. До этого времени он называется выкидышем. Торговля выкидышами влечет за собой суровое уголовное наказание) Так вот, Хуанито контролировал целый флот грузовых судов, зарегистрированный им под абиссинским флагом, чтоб избежать докучливых ограничений. Он дает мне место судового врача на пароходе Филиарис, более гнусной посудины по морям никогда не ходило. Одной рукой оперирую, другой отбиваюсь от крыс, кидающихся на пациента, а с потолка клопы со скорпионами как из ведра сыплются.

«Так значит, при таком раскладе кому-то понадобилась гомогенность. Можно, но стоить будет дорого. У меня-то уже весь этот проект в печенках сидит… Вот и пришли… Обузный Тупик.»

Бенвэй проводит рукой по воздуху, следуя изгибам какого-то орнамента, и дверь распахивается. Мы проходим внутрь, и она захлопывается. Длинная палата, сверкающая нержавеющей сталью, белокафельными полами, стеклоблоковыми стенами. Вдоль одной стены – кровати. Никто не курит, никто не читает, никто не разговаривает.

«Пойдем, поближе посмотришь,» говорит Бенвэй. «Ты никого не смутишь.»

Я подхожу и становлюсь возле человека, сидящего на постели. Заглядываю в его глаза. Никого там нет, на меня в ответ никто не смотрит.

«Н.Н.Т.», говорит Бенвэй. «Необратимая Невральная Травма. Сверхосвобожден, можно сказать… обуза для отрасли.»

Я провожу рукой перед глазами человека.

«Да,» говорит Бенвэй, «рефлексы у них еще остались. Смотри.» Он достает из кармана плитку шоколада, снимает обертку и подносит человеку под самый нос. Человек принюхивается. У него начинают шевелиться челюсти. Руками он делает хватательные движения. Изо рта начинает течь слюна, свисая с подбородка длинными сосульками. В животе у него бурчит. Все его тело извивается в перистальтике. Бенвэй на шаг отходит, поднимает шоколадку повыше. Человек падает на колени, задирает голову и лает. Бенвэй швыряет ему шоколадку. Человек кидается на нее, промахивается, возится на полу, пытаясь ее отыскать, чавкая и хлюпая. Он заползает под кровать, находит шоколадку и запихивает ее себе в рот обеими руками.

«Хосподи! Эти Н.Т. такие неотесанные.»

Бенвэй подзывает служителя, сидящего в другом углу палаты и читающего сборник пьес Дж.М.Барри.

«Уберите этих ебучих Н.Т. отсюда на хуй. И так уже грузят. На туризм плохо влияет.»

«Но что мне с ними делать?»

«Откуда я, к ебеням, знаю? Я ученый. Чистый ученый. Убирайте их отсюда, и дело с концом. Не собираюсь я больше об них зрение мозолить, и точка. Все они в совокупности – бельмо на глазу.»

«Но что? Куда?»

«По соответствующим каналам. Вызвоните Районного Координатора, или как он там себя называет… каждую неделю новый титул. Сомневаюсь, что он вообще существует.»

Доктор Бенвэй медлит у двери и оглядывается на Н.Н.Т. «Наши промахи,» говорит он. «Что ж, чего в работе не бывает.»

«А они когда-нибудь восстанавливаются?»

«Они не восстанавливаются, не желают они возвращаться, ушедши раз и навсегда,» тихо нараспев произносит Бенвэй. «Теперь в этой палате еще и какое-то внутреннее беспокойство появилось.»

Пациенты кучкуются, беседуя и сплевывая на пол. Мусор висит в воздухе серой дымкой.

«Сердце греет видеть вот такое,» говорит Бенвэй, «когда все наркоши просто стоят и ждут своего Чувака. Полгода назад все они были шизофрениками. Некоторые по многу лет с постели не вставали. А теперь погляди на них. За всю свою практику я ни разу не видел торчка-шизофреника, а они, в большинстве своем, все – шизофизического типа. Если хочешь кого-нибудь от чего-нибудь вылечить, найди того, кто этим не болеет. У кого, значит, этого нет? У торчков этого нет. О, кстати, в Боливии есть район, где не бывает психозов. Нормальный здоровый народ в этих горах обитает. Хотел бы я туда попасть, точно тебе говорю, пока его не испохабили грамотностью, рекламой, телевидением и автомобильными кинотеатрами. Исследование бы написать, строго по метаболизму: диета, употребление наркотиков и алкоголя, секс и т.д. Какая кому разница, о чем они думают? О той же самой белиберде, что и все остальные, готов спорить.

«А почему у наркуш не бывает шизофрении? Пока не знаю. Шизофреник может не обращать внимания на голод и умереть от недоедания, если его не накормить. А соскока с героина игнорировать никто не сможет. Сам факт пристрастия к наркотикам диктует необходимость контакта.

«Но это только один аспект. Мескалин, ЛСД6, разложившийся адреналин, гармалин могут вызвать шизофрению в первом приближении. Самая лучшая дрянь извлекается из крови шизофреников; поэтому шизофрения, вероятно, – наркотический психоз. У них есть метаболическая связь, Чувак Внутри, можно выразиться. (Заинтересованные читатели отсылаются к Приложению)

«На конечной стадии шизофрении затылочные доли мозга постоянно подавлены, а лобные остаются почти без содержимого, поскольку активируются только стимуляцией затылочных долей мозга.

«Морфий вызывает ответное действие противоядия, вырабатываемого затылочными долями, сходного с шизовой субстанцией. (Отметьте сходство между синдромом отказа и интоксикацией Яге или ЛСД6) Конечный результат употребления мусора – особенно это касается пристрастия к героину, когда наркоману доступны большие дозы, – постоянное подавление затылочных долей и состояние, весьма напоминающее предельную шизофрению: полнейшее отсутствие аффекта, аутизм, практически полное прекращение деятельности мозга. Наркоман может по восемь часов кряду только лишь разглядывать стену. Он осозначт всч, что его окружает, но это всч не имеет эмоциональных коннотаций и, следовательно, – не интересно. Вспоминать период тяжелой наркомании – это как прокручивать назад пленку с записью событий, пережитых только передними долями мозга. Плоские констатации внешних происшествий. «Я сходил в магазин и купил бурого сахарного песку. Пришел домой и съел полкоробки. Вкатил себе три грана, и т.д.» Полное отсутствие ностальгии в таких воспоминаниях. Однако, как только потребление мусора падает ниже нормы, субстанция отказа затопляет всч тело.

«Если всч удовольствие – лишь облегчение от напряжения, то мусор дает облегчение от всего жизненного процесса, отсоединяя гипоталамус, являющийся центром психической энергии и либидо.

«Некоторые из моих ученых коллег (безымянные жопы) высказали предположение, что эйфорическое воздействие мусора происходит непосредственно из стимуляции центра оргазма. Более возможным представляется, что мусор тормозит весь цикл напряжения, разрядки и отдыха. Оргазм в торчке не функционирует. Скука, всегда указывающая на неразряженное напряжение, наркомана никогда не беспокоит. Он может смотреть на свой ботинок по 8 часов. Он побуждается к действию только тогда, когда пустеют песочные часы его мусора.»

В дальнем конце палаты служитель рывком поднимает металлическую штору и хрюкает в матюгальник. Торчки несутся туда, храпя и повизгивая.

«Умник, тоже мне,» говорит Бенвэй. «Никакого уважения к человеческому достоинству. Теперь я покажу тебе палату легких отклонений и уголовников. Да, уголовник здесь считается легким отклонением. Он ведь не отрицает контракта Свободии. Он просто стремится обойти несколько его параграфов. Предосудительно, но не слишком серьезно. Вот по этому коридору… Пропустим палаты 23, 86, 57 и 97… и лабораторию.»

«А гомосексуалисты классифицируются как отклонения?»

«Нет. Вспомни Архипелаг Бисмарка. Никакой явной гомосексуальности. Действенному полицейскому государству полиция не нужна. Гомосексуальность никому не приходит в голову как мыслимый стиль поведения… Гомосексуальность – политическое преступление при матриархате. Ни одно общество не потерпит явного отрицания своих основных догматов. Здесь у нас не матриархат, Insh'allah. Тебе известен тот эксперимент с крысами, где их подвергают электрошоку и бросают в холодную воду, если они хоть носом поведут в сторону женской особи. Поэтому все они становятся крысами-чудиками – и то же самое в этиологии. А стоит такой крысе вякнуть: «Я гомик, и мне нраааавится» или «А тебе кто отрезал, урод двухдупельный?» – значит, это вякает квадратная крыса, так провякать. За время моей довольно непродолжительной работы психоаналитиком – источник достачи для Общества – один мой пациент кинулся в амок с огнеметом посреди Большого Центрального вокзала, двое совершили самоубийства, а один сдох на кушетке как крыса джунглей (крысы джунглей подвержены смерти, если внезапно оказываются в безнадежной ситуации). И вот его родня начинает гундеть, а я им говорю: «Обычное дело. Забирайте отсюда своего жмура. Он моих живых пациентов угнетает» – я заметил, что все мои гомосексуальные пациенты проявляют сильные бессознательные гетеросексуальные тенденции, а все мои гетеро-пациенты – бессознательные гомосексуальные. От этого мозги свихнуть можно, не так ли?»

«И какой вывод ты из этого делаешь?»

«Вывод? Да никакого. Просто мимолетное наблюдение.»

Мы обедаем в кабинете у Бенвэя, и тут ему звонят.

«Что такое?… Чудовищно! Фантастика!… Продолжайте и ждите.»

Он кладет трубку. «Я готов немедленно принять предложение ислама Инкорпорейтед. Похоже на то, что электронный мозг впал в неистовство за партией в шестимерные шахматы с Техником и выпустил на волю всех подопечных И.Ц. Перейдем же на крышу. Целесообразен Оперативный Вертолет.»

С крыши И.Ц. мы озираем панораму ни с чем не сравнимого ужаса. Н.Н.Т.-ы стоят вокруг ресторанных столиков, с их подбородков свисают длинные ленты слюны, в животах громко урчит, иные извергают семя при виде женщин. Латахи подражают прохожим с обезьяньей непристойностью. Торчки уже обшмонали все аптеки и ширяются на каждом углу… Кататоники украшают собой парки… Возбужденные шизофреники носятся по улицам с искромсанными нечеловеческими воплями. Группа Ч.И. – Частично Исправленных – окружила каких-то туристов-гомосеков с жуткими улыбками пониманья и показывают Нордический череп из-под низу с двойной выдержкой.

«Чего вы хотите?» рявкает один из педиков.

«Мы хотим вас понять.»

Отряд завывающих симопатов раскачивается на люстрах, балконах и деревьях, гадя и мочась на прохожих. (Симопат – научное название этого отклонения не приходит мне в голову – это гражданин, убежденный, что он обезьяна или иной представитель обезьяньих. Это расстройство свойственно армии и вылечивается увольнением из рядов) Амоки носятся трусцой, рубя всем головы, их лица нежны, отсутствующи и по ним бродят мечтательные полуулыбки… Граждане в начальной стадии Шпиг-утота хватаются за собственные пенисы и взывают к туристам о помощи… Арабские мятежники ойкают и воют, кастрируя, потроша и обливая горящим бензином… Танцующие мальчики раздеваются в стриптизе до самых внутренностей, женщины запихивают себе в пизду отчленчнные гениталии, вращая бедрами, виляя задницами и кидая их затем своим избранникам… Религиозные фанатики разглагольствуют перед толпой с вертолетов и дождем обрушивают на их головы каменные скрижали, исчирканные бессмысленными посланиями… Люди-Леопарды разрывают просто людей на куски железными когтями, отфыркиваясь и урча… Посвященные в Людоедское Общество Квакиутля откусывают носы и уши…

Копрофаг требует себе тарелку, срет в нее и съедает говно, восклицая при этом: «Ммм, вот мое питательное вещество.»

Батальон безудержных зануд рыщет по улицам и вестибюлям гостиниц в поисках жертв. Интеллектуальный авангардист – «Разумеется, единственную литературу, которую стоит всерьез рассматривать, сейчас можно найти только в научных докладах и периодике» – сделал кому-то укол бульбокапнина и готовится прочесть ему бюллетень об «использовании неогемоглобина для контролирования множественной дегенеративной грануломы». (Доклады эти, конечно же, – чистая тарабарщина, им же состряпанная и распечатанная)

Начинает он вот так: «Вы мне кажетесь человеком разумным.» (Это всегда зловещие слова, мальчик мой… Чуть заслышишь их, не медли, беги, делай оттуда ноги моментально)

Английский колонист при споспешестве пяти полицейских мальчиков задержал некоего субъекта в клубном баре: «Послушайте, а знаете ли вы Мозамбик?» – и он пускается в бесконечную сагу о своей малярии. «И вот, значит, врач мне сказал: «Я могу посоветовать вам только уехать из этого района. Иначе я вас похороню.» Этот лепила немного промышляет похоронными делами на стороне. Взвешивая шансы, можно сказать, и то и дело спроворивая себе прибыльную шару.» А после третьего розового джина, познакомившись с вами поближе, он переключается на дизентерию. «Весьма необычный стул. Более-менее бело-желтого цвета, вроде тухлой спермы, и волокнистый, знаете ли.»

Исследователь в солнцезащитном шлеме свалил гражданина из духового ружья дротиком с кураре. Одной ногой он делаем ему искусственное дыхание. (Кураре убивает, парализуя легкие. Иного токсического действия он не оказывает, это, строго говоря, не яд. Если сделать искусственное дыхание, то объект не умрет. Кураре с большой быстротой нейтрализуется почками) «То был год чумы рогатого скота, когда всч вымерло, даже гиены… Поэтому я оказался без единой капли конского возбудителя в главном водосборе Бабуиньей Жопы. Когда мне его сбросили с самолета, благодарность моя была неописуема… На самом деле, а я ни единой живой душе никогда этого не рассказывал – неуловимые ничтожества» – его голос эхом разносится по громадному пустому вестибюлю гостиницы в стиле 1890х годов, красный плюш, фикусы в кадках, позолота и статуи – «Я был единственным белым, посвященным в печально известное Агутийское Общество, который наблюдал и участвовал в их невыразимо мерзких обрядах.»

(Агутийское Общество в полном составе вышло на Фиесту Чиму. (Чиму древнего Перу были сильно склонны к содомии и время от времени устраивали кровавые побоища дубинками, неся по нескольку сот потерь в течение одного дня) Юноши, злобно скалясь и подталкивая друг друга дубинками, маршем выходят на поле. И вот побоище начинается.

Милый читатель, уродство этого спектакля сношает любое описание. Кто еще может обссыкаться и сжиматься от страха, однако злобствовать, словно лиловозадый мандрил, чередуя эти прискорбные условия, будто скетчи в водевиле? Кто еще может срать на поверженного противника, который, умирая, поедает это говно и орет от радости? Кто еще может вешать слабую и покорную тварь и ловить ее сперму ртом, точно порочный пес? Милый читатель, я принужден уберечь тебя от этого, но перо мое своевольно, словно Старый Мореход. О Господи, что же это за сцена? Может ли язык или перо соответствовать этому скандалезу? Звероподобный юный хулиган выдавил глаз своему собрату и ебет его в мозги. «Тут мозг уже атрофировался и сух как бабушкина манда.»

Он обращается в хулигана Рок-энд-Ролла. «Ебу я старую пиздень – как в кроссворде, какое отношение ко мне имеет исход, если он исходит? Мой отец уже или еще нет? Я не могу трахнуть тебя, Джек, ты уже почти мой папа, и лучше было б перерезать тебе глотку и отхарить мою мать так честнее чем ебать отца или vice versa mutatis mutandis смотря по обстоятельствам, и перерезать глотку моей матери, этой освященной манде, хоть самым лучшим будет насколько я знаю задержать ее словесную орду и заморозить ее актив. В смысле, стоит парню намертво тормознуться со всего маху на стрелках, и он не знает, подставлять ли ему очко «большому папику» или работать торсом на старухе. Дай мне две пизды и хуй из стали и высунь свой грязный палец из моей сахарной попки ты что думаешь я лиловозадый прием уже сбежавший с Гибралтара? Мужчина и женщина кастрировал он их. Кто это не может один пол от другого отличить? Я тебе глотку перережу ебила ты белый. А ну, выходи в открытую как мой внук и встань лицом к лицу со своей нерожденной матерью в сомнительной битве. Конфузия выебла его шедевр. Я перерезал глотку дворнику довольно-таки по ошибке приняв его за другого, поскольку он такой ужасный заебанец как и старик. А в угольной яме все хуи на одно лицо.»

Так позвольте нам вернуться на пораженное поле брани. Один вьюноша проник в своего сотоварища, в то время, как другой юноша действительно ампутирует самую гордую часть трепещущего получателя того хуя с тем, чтобы член-посетитель проецировался для заполнения вакуума, коего природа бежит и извергает семя в Черную Лагуну где нетерпеливые пираньи хапают дитя пока еще ни рожденное ни – в виду определенных раз навсегда установленных фактов – вообще вероятное)

Другой зануда таскает везде с собой чемодан, набитый трофеями и медалями, кубками и лентами. «А вот этот я завоевал в Соревновании На Самое Изобретательное Половое Приспособление в Йокогаме. (Держите его, он в отчаяньи) Мне его вручил сам Император и в глазах у него стояли слезы, а все занявшие вторые места сами себя кастрировали ножами для харакири. А вот эту ленту я выиграл в Состязании По Деградации на Тегеранской встрече Анонимных Торчков.»

«Задвинулся морцефалем моей супруги, а она валяется с почечным камнем, здоровым как Алмаз надежда. Поэтому я даю ей пол-Вагамина и говорю: «Слишком сильного облегчения можешь не ждать… Заткнулась уже, ну-ка. Дай спокойно от лекарства покайфовать.»

«Стащил опиумную свечу из бабушкиной жопы.»

Ипохондрик арканит прохожего, втуляет его в смирительную рубашку и начинает ему вправлять про свою гниющую перегородку. «Ужасные гнойные выделения подвержены вытеканию… подождите и сами увидите.»

Он устраивает стриптиз с показом послеоперационных рубцов, направляя по ним непослушные пальцы жертвы. «Чувствуете эту нагноившуюся опухоль в промежности, где у меня лимфогрануломы… А теперь я хочу, чтобы вы пальпировали мои внутренние геморрои.»

(Сноска на лимфогранулому, «климактические бубоны». Вирусное венерическое заболевание, характерное для Эфиопии. «Не просто так известны мы как грязные эфиопы,» скалится эфиопский наемник, содомируя Фараона, ядовитый, как Королевская кобра. Древний египетский папирус все время говорит о них, об этих грязных эфиопах.

Итак, началось оно вАддис-Абебе как Джерсийский Отскок, но сейчас у нас современность, Единый Мир. Теперь климактические бубоны вспухают в Шанхае и в Эсмеральдасе, Новом Орлеане и Хельсинки, Сиэттле и Кейптауне. Но сердце тянет домой, и болезнь являет отчетливую предрасположенность к неграм, это фактически беловолосый мальчик сторонников белого господства. Но колдуны Мау-Мау, говорят, варганят не венерическое заболевание а чудо просто для белой толпы. Дело не в том что у кавказской расы иммунитет: пять британских матросов подцепили ее в Занзибаре. А в Графстве Дохлого Енота, Арканзас, («Самая Черная Грязь и Самые Белые Люди в США – Негритос, Не Дай Закату Застать Себя Здесь») Окружной Коронер свалился с бубонами спереди и сзади. Комитет бдительных соседей с извинениями сжег его заживо в уборной Здания Суда когда его интересное положение выплыло на свет. «Ладно, Лох, просто представь себя коровой с афтозой.» «Или зачумленным цыпленком.» «Не толпитесь, парни, у него кишки могут лопнуть в огне.» Болезнь имеет свойство в два счета распространяться по разным местам, в отличие от некоторых невезучих вирусов, коим суждено прозябать невостребованными в кишках клеща или тропического компара, или в плевках подыхающего шакала, распустившего слюни, серебристые в свете пустынной луны. А после первоначального повреждения в точке заражения болезнь перекидывается на лимфатические железы промежности, которые распухают и вскрываются гноящимися язвами, многие дни, месяцы, годы выделяющими волокнистый гной пополам с кровью и гнилостной лимфой. Осложнением часто бывает элефантиаз гениталий, и зафиксированы случаи гангрены, когда предписывалась ампутация органов пациента in medio от пояса вниз, но едва ли она того стоила. Женщины обычно страдают вторичным воспалением заднего прохода. Мужские особи, покорно соглашающиеся на пассивный половой акт с зараженными партнерами, точно слабые и вскоре становящиеся лиловозадыми бабуины, также могут вскормить в себе этого маленького чужака. За начальным проктитом и неизбежными гнойными выделениями – могущими пройти незамеченными в суматохе – следует сужение прямой кишки, требующее применения машинки для удаления яблочных сердцевин или ее хирургического эквивалента, дабы несчастный пациент не был низведен до состояния пердежа и испражнений в зубах, что способствует развитию трудно поддающихся лечению случаев халитоза и непопулярности у всех полов, возрастов и состояний homo sapiens. На самом деле слепого засранца бросила его полицейская собака-поводырь – в глубине души сама лягавая. До совсем недавнего времени удовлетворительного лечения не было. «Лечение симптоматично» – в отрасли это означает, что его не существует. Теперь же многие случаи поддаются интенсивной терапии ауреомицином, террамицином и некоторыми новейшими видами плесневых грибков. Однако, определенный значительный процентаж лечению по-прежнему не поддается, как горные гориллы…Поэтому, мальчики, когда эти горячие язычки играют среди ваших яий и мудей и быстро проскальзывают вам в жопу, словно невидимая голубая струя оргонной газовой горелки, пользуясь выражением И. Б. Уотсона, Подумайте. Хватит кайф хватать, пора пальпировать… и если вы нащупаете бубон, сожмитесь в себя и холодно прогнусавьте: «Вы думаете, мне интересно подхватить вашу старую кошмарную нечисть? Меня это совершенно не интересует.»)

Подростки-хулиганы Рок-энд-Ролла штурмуют улицы всех наций. Они врываются в лувр и плескают кислотой в лицо Моне Лизе. Они открывают зоопарки, приюты для умалишенных, тюрьмы, рвут водоводы отбойными молотками, вышибают полы из уборных пассажирских самолетов, пулями гасят маяки, подпиливают лифтовые кабели, оставляя один тоненький проводок, превращают канализации в водопроводы, швыряют акул, скатов, электрических угрей и кандиру в плавательные бассейны (кандиру – это такая маленькая рыбка, вроде угря или червяка, примерно четверть дюйма в толщину и два в длину, предпочитающая определенные реки Бассейна Большой Амазонки с дурной репутацией, она прошмыгнет вам в хуй или в сраку, а женщине – в пизду faute de mieux, и закрепится там острыми шипами, по каким именно соображениям – неизвестно, поскольку никто никогда не вызывался пронаблюдать жизненный цикл кандиру in situ), в водолазных костюмах таранят Королеву Мэри, что на всех парах направляется в Гавань Нью-Йорка, играют в «кто первый зассыт» с пассажирскими самолетами и автобусами, врываются в больницы в белых халатах, прихватив с собой пилы, топоры и скальпели в три фута длиной; вышвыривают паралитиков из барокамер (передразнивая их удушья, валяясь по полу и закатывая вверх глаза), делают уколы велосипедными насосами, отсоединяют искусственные почки, распиливают женщину напополам двуручной хирургической пилой, загоняют стада визжащих поросят в Обочину, они срут на пол Организации Объединенных Наций и подтираются соглашениями, пактами, договорами.

Самолетами, автомобилями, на лошадях, верблюдах, слонах, тракторах, велосипедах и паровых катках, пешком, на лыжах, санях, костылях и на палочке верхом туристы штурмуют границы, требуя с несгибаемым авторитетом убежища от «невыразимых условий, создавшихся в Свободии», а Торговая Палата тщетно пытается остановить этот потоп: «Пожалуйста, успокойтесь. Это просто несколько ненормальных, кои из ненормального же места вырвались.»