ПОБЕГ С РУДНИКА



Летним погожим днем 1830 года лесными тропинками, минуя дороги и селения, шел человек с небольшой котомкой за плечами. Он был одет в сильно поношенный зипун, на голове возвышалась порыжевшая островерхая суконная шляпа. Полосатые домотканые штаты были заправлены в серые от пыли онучи, прикрученные крест-накрест лыковыми бечевками, державшими громадные стоптанные лапти. Лицо молодого путника обросло короткими рыжеватыми волосами. Из-под выгоревших бесцветных бровей светились угрюмые и усталые глаза. По незаурядному росту и широким плечам, на которые, видимо, с большим трудом натягивался кое-где распоровшийся зипун, можно было судить о молодецкой силе путника.

Дойдя до ручейка, вытекавшего из-под камней, он устало опустился на колени, стащил с головы шапку, обнажив целую копну не то курчавых, не то спутанных русых волос, и жадно припал потрескавшимися губами к жгучей ключевой воде. На дне ручейка бурлил песок. Чистые песчинки, поднимаясь фонтаном и вновь опускаясь на дно, весело играли разными цветами. Поверхность воды непрерывно дрожала, и казалось — углубление в камнях наполнено крутым кипятком.

Напившись вволю, путник лег на спину, раскинул руки, зажмурил глаза и задумался.

Еще вчера он был рабочим небольшого медного рудника, находящегося километрах в двадцати к югу от Кнауфского медеплавильного завода. Звали его Егорка Рябой. Имел он и фамилию — Бормантов, но на руднике никто ее не знал.

Ясно представилось вчерашнее утро. Рабочих разбудил окрик десятника Вавилы. Егор сбросил с себя зипун, сел и сонно заморгал слипавшимися от недосыпания глазами. Светало, но солнце еще еще взошло. Листья и трава были покрыты прозрачными слезинками росы. Невдалеке зияло устье шахты и виднелся ворот насоса, на котором Егор работал уже шестой месяц.

Глубокий рудник постоянно заливался обильно сочившейся откуда-то водой. Под землей было нелегко, но люди охотно шли в забойщики. Работа на вороте, который, упираясь в длинные почерневшие жерди, приводили в движение семь человек, считалась легче, однако в летнюю жару изнуряла до бесчувствия. Кроме того, кайловщикам за каждый день платили на полкопейки больше, а это было важно для рудокопов, так как большинство из них присылалось на шахтные работы за недоимки.

Егору опротивела подневольная собачья жизнь на руднике. Если бы все шло по справедливости, давно бы отпустили домой. Но не повезло Егору — невзлюбил парня десятник, от которого постоянно несло сивушным перегаром. Редкий день не штрафовал он Егора за какую-нибудь надуманную им же провинность.

Больно щемило сердце при воспоминании о привычной крестьянской жизни. Угнал его на шахту голова Частинского приказа Кулаков. После смерти отца Егор остался старшим мужиком в семье. Хорошая земля Бормантовых давно приглянулась голове, и он всячески пытался прибрать ее к рукам. Долг Бормантовых был не так уж велик, но Куликов выслал-таки Егора на дальние рудники. Вот уж сколько времени не доходит никаких вестей с родной сторонки. Как-то они там? Все чаще в голову приходили мысли о побеге. Наперед знал, что мало хорошего получится из этой затеи. А все же хотелось повидать своих…

Вокруг с руганью поднимались товарищи. Свирепо чесались. Тела были изъедены соленым потом и неугомонными шахтерскими вшами. Дед Никита, неунывающий балагур и насмешник, расчесывая скрюченными мозолистыми пальцами черную с проседью бороду, подтрунивал над полусонным парнем:

— Что, Егорушка, губами-то чмокаешь, али краля-зазнобушка приснилась? А ты ляг, милай, прикорни еще малость, попрощевайся с ней, как следоват.

— Да ну тебя, не до хаханек, — огрызнулся Егор.

Кое-как умывшись, взяв узелки, сели у давно потухшего костра, в котором с вечера в золу была зарыта картошка. Лениво выкапывали из мягкой серой трухи обгоревшие клубни и, посыпав крупной грязной солью, с хрустом жевали, запивая водой из стоявшего рядом деревянного ведра.

— Воротовщики, не мешкай! Чего рассиделись! — заорал из шалаша старый десятник Вавила.

Насос начинал работать на полчаса раньше, чтобы перед спуском кайловщиков поубавить в шахте воды. Кайловщики же во время утренней откачки рубили из привезенных жердей стойки для крепи, очищали площадку от набросанной вчера руды и пустой породы. Рабочий день, начинавшийся в пять часов и длившийся до заката, был заполнен однообразной и изнурительной работой.

Егор кое-как дождался ночи. Никому не сказав ни слова, собрал скудные пожитки и пошел прямо через густой осиновый лес.

Остановился он только под утро. Присел у дерева и не заметил, как задремал. Открыв глаза, он увидел ветви высоких елей и бирюзовое безоблачное небо, такое яркое, что пришлось снова закрыть глаза.

Встав, он снова зашагал на запад. Вскоре Егор вышел на крутой берег. Сразу под обрывом, то прижимаясь к нему, то удаляясь, текла небольшая речка.

Справа за ней дымил медеплавильный завод, выше которого расстилалось голубое зеркало пруда. Вдали виднелись угоры, постепенно повышающиеся к горизонту. На самом дальнем стоял казавшийся крошечным белый дворец со сверкавшими под лучами заходящего солнца золотыми куполами. Егор догадался, что перед ним Белая гора с недавно построенным монастырем.

Спустившись с крутого обрывистого берега, юноша двинулся еле заметными лесными тропами в сторону Осы. Уже под вечер он решил выйти на тракт. Однако не успел пройти и одной версты, как услыхал цоканье конских копыт. Беглец быстро метнулся в придорожные кусты. На горе, с которой спускался тракт, показалась большая карета, запряженная четверкой. Карета остановилась, кучер слез с высоких козел и направился к заднему колесу, — видимо, хотел заложить крюк за спицу, чтобы затормозить на спуске. В это время испуганные чем-то лошади сорвались с места и понеслись вниз. Дорога внизу резко поворачивала влево. Карета неминуемо должна была через несколько секунд вдребезги разбиться. Из ее окна слышался испуганный крик какого-то человека.

Егор твердо знал, что показываться перед людьми, едущими в богатой карете, ни в коем случае нельзя, и отодвинулся еще глубже в кусты. Но когда несущийся с шумом экипаж поравнялся с ним, какая-то непреодолимая сила заставила его быстро выскочить на дорогу и схватиться за волочившиеся сбоку вожжи. Егора так сильно дернуло, что он, сделав несколько шагов, упал и, не отпуская вожжей, потащился волоком. Лошади, пробежав еще немного, остановились. Из кареты выскочил высокий, большеногий и сутуловатый человек в расстегнутом камзоле. Из-под съехавшего набок парика виднелись короткие ярко-рыжие волосы. Он подбежал к Егору, который не знал, что ему делать — стоять ли на месте или немедля бежать в зеленые заросли, и обнял парня длинными руками.

— Майн готт! Ты спасаль наша жизнь! Ду бист — ты ест… как это… молодец!

Людвиг Францевич Кеммерер год назад приехал в Россию из Померании. По протекции старшего брата, обер-берг аптекаря Августа Кеммерера, Людвиг Францевич устроился в департаменте уделов министерства императорского двора, ведавшем землями царской фамилии. Не блиставший у себя на родине умом и способностями, Людвиг Кеммерер был принят здесь как большой специалист по горному промыслу. Сейчас он сопровождал вице-президента департамента уделов Льва Александровича Перовского.

— Господин Лев Александрович, — обратился Кеммерер по-немецки к пассажиру, сидевшему в глубине кареты, — взгляните-ка на нашего спасителя. Какой богатырь!

В открытой дверце показалось бесстрастное холеное лицо Перовского. На нем была надета модная голубая шляпа.

— Будет вам, Людвиг Францевич. Дайте ему на чай да поедемте побыстрее.

Немец достал из кармана замшевый кошелек, высыпал на ладонь несколько монет и, выбрав из них одну, подал оторопевшему Егору.

Ямщик в это время успел подойти к карете. Немец быстро подскочил к нему сзади, выхватил кнут и несколько раз стегнул по чему попало. Ямщик даже не пытался закрыться от ударов, только наклонил набок обросшую черными волосами голову.

— Перестаньте, барин, до греха доведете, — глухо прохрипел возница и так сверкнул цыганскими глазами, что немец сразу съежился, пробормотал какое-то ругательство и полез в карету.

Экипаж тронулся, а Егор все еще оторопело стоял посреди дороги. Он дождался, когда карета скрылась за кустами, повернулся и медленно пошел в гору.


Перовский ехал в Пермь по служебным делам. Без особой охоты покинул он привычную столичную жизнь. Одно подбадривало — эта нелегкая поездка сулила большую личную выгоду. В Пермской губернии имелось много царских земель. В частных именьях уже давно и с немалой прибылью добывали медную и железную руду, выплавляли из нее металл. В последнее время руду обнаружили и на землях департамента уделов. Министром двора и непосредственным начальником Перовского был князь Волконский, под командованием которого Перовский служил еще во время Отечественной войны 1812 года. Волконский покровительствовал бывшему однополчанину, поэтому Перовскому не стоило больших трудов получить его согласие на постройку в Пермской губернии медеплавильных заводов. Прежде всего нужно было создать Пермскую удельную контору. До сих пор здесь имелось только Пермское отделение, подчиненное Вятской удельной конторе. Для руководства постройкой заводов был нужен опытный в этих делах человек. У Перовского имелся в Екатеринбурге знакомый — крупный заводчик Яковлев (потомок известного откупщика Саввы Собакина). Перовский просил его подыскать надежного, знающего и способного человека. В одном из последних писем Яковлев сообщал:

«Для поручения устройства в дачах Пермского удельного имения заводов я имею в виду одного чиновника и именно господина обергиттенфервальтера[1] Александра Петровича Волкова, находящегося в ведомстве Пермского горного управления, человека, сколько сам могу я понимать, с достаточными сведениями для дела того и производства меди по самой практике… По предварительному объяснению моему с ним, то есть с Волковым, как находящимся ныне в Екатеринбурге, за счастье бы поставил служить под начальством вашего превосходительства; о чем и не угодно ли будет открыть ему ваши предположения…»

Вскоре было получено согласие Волкова на переход в удельное ведомство. Уже меньше чем через месяц Волков сообщил Перовскому:

«Из дела же увидел: во-первых, что по Частинскому приказу найдены руды: медная в пяти местах, чугунная в трех местах… Поелику в Частинском приказе сделаны только прииски и найдены признаки рудных мест, велено мною поиски усилить». Далее он подробно описывал найденные руды и в частности отмечал: «Некоторые из принесенных крестьянами кусков заключают хорошего содержания медную руду. Почему точно таким же образом записал все сии куски в книгу, поручив приказу принимать оные от крестьян и записывать их по данной форме и хранить в приказе».

Перовский мало верил в выгодность затеваемого им самим предприятия. Но оно давало возможность иметь дело с крупными денежными суммами, и он мог без особого риска задерживать определенную часть капитала у себя в кармане. Сейчас он ехал осматривать новые прииски, чтобы убедиться в возможности строительства медеплавильных заводов. Так как Перовский мало смыслил в горном деле и не был склонен обременять себя поездками, то повез с собой Людвига Кеммерера, согласившегося работать в Пермской удельной конторе заместителем управляющего.

Голова длинноногого спутника вице-президента также была набита тайными и далеко идущими планами. Кеммерер рассчитывал присмотреть богатый рудой участок земли и, выдав его за обычный, купить за бесценок, построить вначале небольшой заводик, а потом постепенно расширить дело. Он пригласит из Померании оставшихся там братьев, и общими силами они в короткий срок сумеют обогнать всех местных промышленников…

Прибыв в Пермь, Псковский послал Волкова с Кеммерером объехать все выявленные месторождения и посетить частные заводы, чтобы на месте оценить обстановку. Сам он намеревался провести время значительно веселее в Перми.


Загрузка...