Деревня Малые Лукошки
Балансируя на одной ноге, ловким движением просеяла муку через сито, отпинывая второй вредного соседского котяру Барбориса от чана с мясом, заготовленного для пирогов. Прикормленные пташки весело засвиристели на подоконнике, стуча своими крошечными клювиками мне в окно кухни. Улыбнулась, приоткрыв окно и щедро сыпанув им пшеничных зерен, оставшихся ещё с того года.
— Мааау, — жадно захрипела толстая и пронырливая зверюга под моими ногами, важно шевеля усами и тыкаясь в меня своим мокрым холодным носом.
— М-мау… — передразнила его, скорчив вредную рожу совсем как у него, и снова отшвырнула ногой.
Пышное тесто плотным комком плюхнулось на просеянную муку. Активно зашевелила руками, разминая его, напевая себе под нос веселую песенку, прицепившуюся ко мне со вчерашнего вечера. Ходила смотреть с девками, как парни вспахивают целину, глубокими баритонами запевая «родную», вот и заразилась.
— Ох, мне гоооре, где-то в поооле… — выла я, запевая куплет, снова отпихивая пушистого засранца и точным движением разрубая тесто на маленькие колбаски, которые потом раскатаю для пирожков.
— Мааау! — испортил мне всю песню котяра.
Тяжело вздохнула, таки швыряя ему на деревянные добротные доски пола сочный кусочек сальца, срезанный с тушки барана.
Животное громко зачавкало, довольно урча и выгибая спину. Умильно посмотрела на животину, теперь уже точно отпинывая его подальше — вот не дам больше! Я на этом сале хотела ещё оладий сделать, да хлеба поджарить — Бернард любит жареный хлеб на сальце!
Счастливо закатила глаза и скорчила довольную мордочку. Наконец-то он вернется из своего долгого путешествия! Шутка ли, уехать от своей невесты в какую-то дурную столицу на целый месяц? Там же душно, грязно, людно! То ли дело у нас в деревне — зелень, свежий воздух, лес… благодать!
Сердце зашлось в рваном ритме, стоило только вспомнить любимое лицо жениха. Мой Берни… любимый…
Перед глазами возник образ нашего первого свидания посреди лесной чащи, ветки дикой яблони, украшенные сотнями магических огней, теплая, словно живая музыка, льющаяся откуда-то сверху, наш робкий первый поцелуй и последовавшее за ним смущение… Нежный ветерок, треплющий волосы и сдувающий длинную челку Бернарда ему на лицо. Неторопливые разговоры под луной и пушистый плед, расстеленный на мокрой траве…
— Мя!
— Вот наглая скотина! — шлепнула запрыгнувшего на стол наглеца по толстой заднице, поднимая в воздух столб мучной пыли.
— Мау, — жалобно заорало животное, резво схватив ещё один жирный ломоть сала и быстро сиганув из дома.
Вздохнула, глядя на беспорядок, учиненный на столе — следы лап и когтей на белой мучной пыли, разбросанные куски теста. Вздохнула, приводя все в порядок и споласкивая руки — мало ли где этот охальник шлялся!
Пироги были готовы уже к рассвету — пора было идти доить коз и мою корову Буренку, выпустить птиц на прогулку и насыпать свиньям в корыто отрубей.
Прихватила с собой дорожную сумку, собираясь после всех дел забежать к бабке-Михалне и одолжить пару булок хлеба впрок на несколько дней.
Тихо напевая себе вчерашнюю песню и мечтая о счастливом будущем в качестве законной супруги Бернарда, в припрыжку заскочила сначала к козам, ласково погладив своих любимиц, а затем и к свиньям, нахваливая их толстые пятачки и уже прикидывая, какое вкусное получится жаркое на день посева в этом году. Можно будет даже сыграть в это время сразу и свадьбу, позвав на празднество священника из соседской церквушки — говорят, он знает толк в красивых церемониях и складных словах, присущих столичным жителям, коим и является Бернард.
Счастливо зажмурившись, вспомнила нашу первую встречу — как он летел сквозь лес на взмыленной лошади, словно от кого-то убегая. Как я, вышедшая с рассветом собирать грибы да ягоды, остановилась на залитой солнечным светом опушке, жутко испугавшись удушливого ржания лошади. Подумав, что это медведь, бросила корзинку и кинулась почему-то прямо всаднику под копыта.
Лошадь, конечно, он остановил вовремя, да и дальше был весьма учтив, сразу взяв меня в оборот, покорив столичной выправкой и гордой осанкой. Непривычной для деревенского жителя опрятностью и ладным говором. Мы как-то быстро нашли общий язык и, чтобы загладить свою вину, он пригласил меня на свидание, пообещав незабываемый вечер. И вечер действительно был незабываемым! Сотни огней в ночной тишине, перезвон сверчков, тихий шелест листвы…
Чуть позже он сделал мне предложение, признавшись в любви с первого взгляда и пошел к старосте просить благословения — своих то родных у меня уже годка два как не было — сгинули в болоте, нарвавшись на злого после зимней спячки медведя. Ох, и горе мне тогда было! Ох, и худо! Не знаю даже как бы я пережила эту потерю, не появись столь скоро в моей жизни Бернард! Оказывается, у него тоже совсем недавно погибли родители в столице от рук злобной шайки, вот он и решил по миру проехаться, да осесть где-нибудь вдалеке от высоких башен, да людской суеты. Так что я тоже стала для него утешением.
Как приедет — надо будет Бернарду сразу предложить свадьбу на посеве справить. Уверена, ему понравится идея.
Быстро справилась по хозяйству, с облегчением вдыхая чистый свежий воздух, и поспешила к бабке-Михалне. Она не любит опозданий.
— Шо, деточка, суженого ждешь? — прищурила левый глаз старушенция, оглядывая моё сияющее личико.
— Как не ждать? Жду… — мечтательно протянула, не в силах передать, как я рада, что он вот буквально уже-уже должен вернуться. Раз мужчина обещался к пятому числу березня быть, значит так и будет! Слово мужицкое завсегда закон!
— Ох и наплачешься ты с ним девка… где ж это видано, чтобы столичный хрыч за деревенскую деву-то выскакивал?! — в который раз завела она свою шарманку. Я отмахнулась.
— Любовь у нас, баб-Михална, как ты не понимаешь, — закатила глаза к чистому, словно горная слеза, небу.
— Любовь… это у тебя в дурной твоей башке любовь, а у взрослого мужика и сроду никакой любови нету, — махнула на меня рукой бабка, протягивая две булки горячего хлеба только-только из печи.
Пожала плечами. Сердце переполняло поющей радостью, так что спорить даже не хотелось.
Протянула в ответ сверток с горячими пирогами.
— Спасибо баб Михална! Обязательно вас на свадьбу позову! — клятвенно пообещала.
— Позови, уж коль соберешси, — кивнула старуха, ковыляя обратно к себе в дом, подталкивая себя тростью.
Говорят, на неё в свое время волк напал, за кость перекусил — вот до сих пор и хромает старая. Даже муж от неё тогда ушел за то, что калека. Побоялся, что таких же калек ему выродит.
День прошел в томительном ожидании жениха. Я успела и печь выбелить, и сарай починить, и сено раскидать после зимы — пусть сушится, сетуя на то, что в хозяйстве то завсегда мужик нужен — плохо без мужика. Не хватало только, чтобы у скотины какая болячка завелась, али червь.
Пирожки, прикрытые толстым полотенцем, так и простояли до вечера, успев остыть и потерять былую пышность. За окном жалобно заблеял козленок — пришлось идти на вечернюю дойку, заодно озаботившись тем, что скоро предстоит стричь овец, а это надобно договариваться заранее со старостой то. Он хорошо стрижет — ровно да гладенько, ни единой лишней шерстинки не оставит.
И вот, совершив вечерний обряд молитвы, села за стол, раскрытой рукой стряхивая с белоснежной скатерти, накрытой по радостному поводу, несуществующие пылинки. В душе было тревожно — что могло случиться, что задержало его в пути? Али разбойный люд попался, али волки… Уехал то он на своей гнедой вместе с сынком кузнеца, и с ним вернуться должон был, а тот деньков пять как домой вернулся. Сказал, что Бернард сразу, как в первый на пути в столицу крупный город приехали, с ним попрощался, да по своим делам отбыл. Больше его и не видели.
Устало вздохнула, чувствуя, как ноги от дневной суеты стонут, да ноют. Правильно бабка Михална говорит — дом без мужика и не дом вовсе. Тяжко бабе одной жить. На белоснежную скатерть упал кристаллик слезы. Тихо всхлипнула — видно не судьбинушка мне в невестах, да женах походить. Сердцем чую — не приедет мой суженый…