Наковальня неизбежности

Глава первая Требования

— Вы видели эту переписку? И последний ответ японцев? — капитан ВВС Усах Чайнам покопался в ворохе бумаг, зажатом в руке, и выудил бланк. — "Если мы не получим положительного ответа на наши предложения, пеняйте на себя".

— Думаю, это угроза, — глубокомысленно сказал командир полка, Луанг Чумсай. — Вообще-то японцы славятся нападениями без предупреждения. Как писал тот американский историк, они планировали сделать то же самое ещё в 1941-м.

— Глядишь, в мире было бы меньше проблем, окажись он прав, — так же задумчиво добавил Усах. Они непосредственно отвечали за обстановку вокруг аэродрома и сейчас прикидывали силы и их расположение.

— Тогда Япония всё равно превратилась бы в дымящуюся воронку. Какое-то крупномасштабное вторжение через границу? Такого не получится, американцы не дадут. Они предельно ясно показали, что случится с тем, кто начнёт завоевательную войну.

Лицо Луанга оставалось невыразительным, но пальцы барабанили по столу. Мирное соглашение с французами в мае 1941 установило, что граница между Таиландом и французским Индокитаем проходит вдоль реки Меконг, от китайской горной местности на севере до моря на юге. Потом французский Индокитай стал японским, и стали появляться неприятности. Одной из них была дельта Меконга.

В первоисточнике говорилось: граница пролегает по самому большому рукаву дельты, разделяя регион точно пополам и превращая Сайгон в пограничный город. Теперь же японцы утверждали, что она идёт вдоль самого южного рукава дельты. У них было и другое требование, ещё более возмутительное. В соответствии с международным правом, если для разграничения используется река, то линию проводят вдоль равноудалённой середины. Японцы настаивали, что граница должна пролегать не просто по тайскому берегу, а по самому западному водоразделу. Если бы такому позволили сбыться, то большинство возвращённых областей и изрядный кусок Северного Таиланда попал бы в их лапы. Те же самые земли, которые ранее французы захватили за сорок лет, начиная с 1868-го.

— Объявляем повышенную боеготовность. Ближайшие семь дней пилоты и наземные команды спят возле машин. Самолёты расположить так, чтобы они были готовы к немедленному взлёту. Роте старшины Сомсри занять оборонительный периметр. Мы слишком близко к границе. Если японцы рискнут сунуться сюда, наш аэродром будет главной целью.

Аэродром, с сожалением подумал Луанг, но не техника на нём. По замыслу ВВС, на нём должно было располагаться три эскадрильи: две истребительные и одна из пикирующих бомбардировщиков. Одна из истребительных сейчас находилась в Дон Муанге, переучиваясь с "Кертисов" на новенькие F-80, только что закупленных правительством. На поле сейчас имелось двенадцать истребителей "Кертис-Хок III" и столько же двухместных "Корсаров". Старенькие бипланы хорошо показали себя против французов в 1941, но сейчас ни на что не годились. Программа перевооружения много лет финансировалась по остаточному принципу, деньги вкладывались в строительство инфраструктуры страны. Подобные решения всегда были рискованными, и похоже, игре пришёл конец.

— На вершину Та Луак отправьте отделение из десяти человек с пулемётом. Будут прикрывать путь к отступлению, на всякий случай. Пусть все, кто не занят на оборонительных позициях или с техникой – включая семьи – роют укрепления на поле для гольфа. Это будет наш последний опорный пункт, если не удержим периметр. Сожжём аэродром, отступим туда и будем держаться сколько сможем. Если не удастся удержать поле, все оставшиеся в живых уходят в джунгли. Предупредите полицию об этом.

— Думаете, всё настолько плохо?

— Думаю, что ещё хуже. Но это лучшее, что мы можем сделать.

На ночь решили выставить охранение. Почему, рядовой полиции Сонгвон не догадывался. Другие девятнадцать служащих, назначенных на этот участок, спокойно спали, как и полагается всем цивилизованным людям четыре утра. Он бродил туда-сюда и дышал на ладони. Все, кто не был знаком со здешним климатом, ошибочно считали его жарким. Предрассветного холода хватало, чтобы продрогнуть до костей. Услышав стрельбу со стороны телеграфа и поселковой управы, он остановился. Вроде волноваться было не о чем. Приближался праздник Лой Кратхонг,[53] Удивительно, как люди могли воспринять пуск цветочных венков по реке за повод для пальбы в воздух, но у многих получалось. Потом Сонгвон понял, что ошибся. Через сумерки к отделению пробирались ещё более тёмные силуэты.

По мере наблюдения один из них стал посветлее и превратился в японского солдата. Он подошёл к двери и помахал перед рядовым листком бумаги. Полицейский смутился и удивился. Он не мог понять, с какой стати японец пытается ему приказывать. Тем более, он не знал японского языка и читать на нём не умел. Был ясный приказ – никого не впускать – и его долг совершенно очевиден. Он отказался впускать солдата.

Именно в этот момент раздражённый японец сделал фатальную ошибку. В Таиланде пощёчина считалась смертельным оскорблением, а тайская полиция и в лучшие времена трепетно относилась к своему достоинству. Когда солдат ударил Сонгвона, рядовой озверел. Инстинктивно он сделал две вещи: отшагнул назад и поднял винтовку в защитную позицию. Решив, что попытка прорыва удалась, японский солдат в то же мгновение двинулся вперёд и буквально напоролся на острие вскинутого штыка.

Сонгвон удивился, как длинный трёхгранный штык вошёл в тело врага. Усилие меньше килограмма, вспомнил он давние наставления. Легче, чем свинью заколоть. Японец негромко вздохнул и всхлипнул, как воздушный шарик, из которого внезапно спустили воздух. Когда он резко навалился на штык, Сонгвон вспомнил следующий пункт. Нажать на спуск, и отдача поможет освободить оружие. Японцы немедленно ответили огнём. Рядовой испуганно глянул на них и запрыгнул в укрытие.

Спящим сначала показалось, что началась гроза – так по зданию барабанили пули. Дежурный сержант осторожно выглянул в окно, но молний в небе не увидел. Вместо них всего в ста метрах, на опушке леса, сверкали вспышки выстрелов. Внутрь змеёй проскользнул Сонгвон.

— Японцы, — выдохнул он, — японцы напали.

Сержант немедленно просёк обстановку.

— Бери семерых. Уходите через подвал и бегите на авиабазу. Предупредите о нападении. А мы задержим их, на сколько получится.

Ненадолго, подумал он. У них было шесть винтовок, два "Ли-Энфилда", купленных по дешёвке у британцев после Первой мировой, остальные "тип 45". Беглый осмотр добавил дробовик и личные револьверы. Для боя с армейским подразделением как бы не очень. Однако все шесть стрелков уже отвечали японцам из окон. Глянув через плечо, сержант увидел, как Сонгвон и ещё шесть полицейских спускаются в люк. Из подвала уводил узкий подземный ход, выходивший на поверхность довольно далеко от участка. Они должны справиться, подумал сержант, пока мы выигрываем время.

К его собственному удивлению, они продержались целых двадцать минут. Столько японцам понадобилось, чтобы подобраться на бросок гранаты. Уже выходя из леса, Сонгвон и его группа расслышали взрывы, после чего стрельба прекратилась. Они не видели, как захватчики вошли в здание, но крики донеслись даже до них. Японцы добивали раненых ножами и штыками.

Уж если какое ночное дежурство и можно было считать подарком судьбы, так это назначение на кухню. Рано утром дружелюбные повара готовили завтрак для всей базы. Заведовала здесь добродушная женщина, всеобщая мамочка, которая считала своим долгом подкармливать "мальчиков", охранявших её владение. До завтрака – супа с лапшой и фрикадельками – ещё целый час, а "её мальчики" уже получили полную миску со вкусными овощами и тефтелями, только из духовки.

У этой заботы была своя предыстория. Шеф-повар родилась свободной тайкой, но в молодости землю, где она жила, захватили французы, которые обращались с оставшимися как с рабами. Потом, в 1941, пришла Королевская тайская армия и освободила их. Женщина помнила, как вышедшие из джунглей молодые парни в зелёной форме и необычных касках заговорили с ней на родном языке. Её помощница, молодая камбоджийка, вовсе не помнила время до оккупации. Не самая сообразительная, она всё-таки видела, что жизнь после изгнания французов стала намного лучше.

Пилот Ронна Пхакасад ничего этого не знал. Зато понимал, что о них хорошо заботятся и беспокоиться не о чем. В охранной роте аэродрома хватало пулемётов – их было так много, что ходила шутка, будто единственные солдаты, у которых нет пулемёта калибра 7.62 мм, это те, кто вооружён 12.7 мм. Конечно, это были авиационные модели, но для них приспособили кустарные станки, и они вполне могли дать жару.

В небольшом отряде Ронны из восьми бойцов насчитывалось два пулемётных расчёта с "Браунингами" 7.62 и четверо автоматчиков с лицензионными МП-40 арсенала Лопбури. Он был уверен, что понадобится каждый ствол, если их прижмут. Это здание считалось опорным пунктом, прикрывающим проход к базе и опушку леса, через которую можно было быстро добраться к тысячеметровой взлётной полосе, ориентированной в востока на запад. Таким образом, они охраняли пикирующие бомбардировщики "Корсар", им требовалась более длинная полоса. Другую дорожку, длиной восемьсот метров, с севера на юг, занимали "Кертисы". Их тоже кто-то сторожит сейчас.

Восточное небо едва заалело рассветом, когда Ронна увидел пару фар, приближавшихся к воротам базы. Двигались они рывками, будто водитель был пьян или ещё похуже. Он похлопал стрелка по плечу, указывая на ворота и прыгающую машину. Пулемётчик ничего не сказал, молча взвёл затвор и взялся за верхнюю ручку "Браунинга". Когда машина оказалась под светом прожекторов у передовых заграждений, Ронна взял бинокль и присмотрелся.

— Не стреляй, это наши полицейские.

— Откуда ты знаешь, босс?

— Некоторые до сих пор в пижамах.

А вот это, подумал пулемётчик, уже пугает.

— Умоляю, помогите нам! — рядовой Сонгвон уже практически ничего не соображал, — остальные обороняли отделение, японцы их всех убили!

Полицейских встретил сержант Никорн Пхуангфайрох, командовавший подразделением из двадцати человек. Они обороняли ворота, караулку и проходы к жилому расположению, и разместились как в самой караулке, так и в ячейках по обе стороны дороги. Сержант уже доложил о спасшихся и спросил, можно ли отправить спасательный отряд. Ему отказали по очевидной причине – уже слишком поздно кого-либо там спасать. Приехал медик и сразу кинулся осматривать людей. Его мягко отстранили, сказав, что все живы и здоровы, а помощь требуется только лейтенанту Сангобу, который лежит в кузове.

— Он жил дома, с семьёй. Мы угнали грузовик и заехали забрать их. Но японцы успели раньше. Наш лейтенант лежал возле выхода в сад, все остальные были убиты, даже дети. Он ранен. Телеграф и управа захвачены. Мы слышали стрельбу на железнодорожной станции, всё время пока ехали. Японцы идут пешком, но скоро нагонят нас.

Никорн попробовал расшифровать безусловно ценные сведения. Город потерян и несомненно захвачен. Японцы быстро движутся по дороге. Нельзя недооценивать темп японской пехоты. Действительно, надеяться можно в лучшем случае на несколько минут. Когда он обернулся, чтобы отправить гонца в центр управления, из грузовика вылез доктор. Лицо его заледенело.

— Сожалею, сержант. Лейтенант Сангоб умер от ран, нанесённых японцами. С такими ранениями никто не выжил бы.

Никорн кивнул.

— Думаю, вам можно вернуться в центр управления, — и вполголоса добавил, — передайте командиру полка о том, что вы видели. Надо вывозить семьи. Остальным занять позиции, приготовиться к отражению атаки. Теперь вы, — посмотрел он на полицейских. — Избавьтесь от грузовика. Сожгите, если это единственный способ не дать японцам затрофеить его.

— Вы были правы, на нас напали. Японцы уже заняли Лаум Мвуак. Точно известно, что они взяли полицейский участок, и скорее всего управу и вокзал. Телеграф тоже захвачен.

— Передайте донесение в Пномпень и Бангкок.

— Связь не работает. Поэтому мы считаем, что японцы добрались и до телеграфа. Радио тоже, сильные атмосферные помехи. Не можем пробиться.

— Ладно… Если японцы прорвутся через город, то и атаковать нас будут с той стороны. Значит, первыми под угрозой окажутся "Киттихоки". Поднимайте их. Пусть летят на базу в Пномпене. Там есть "Страусы", и нам не помешает их помощь.

Он замолчал, услышав перестук "Браунингов" и сухие хлопки "Маузеров". На их фоне выделялся треск японских "Арисак".

— Очень даже не помешает.

Ярость нападения была нежданной. Казалось, из леса вывалился целый батальон японской пехоты и рванул через расчищенный участок. Они попали прямо под перекрёстный огонь пулемётов из караулки и кухни, но это их не остановило. Несомненно, на траве остались тела, но недостаточно. Японцы подорвали проволочное заграждение, и только бешеный автоматный огонь со стороны казарм заставил их залечь. Но вместо отхода они выставили маленькие миномёты. Два "Кертиса" вспыхнули сразу, их тканевая обшивка быстро отпала, обнажив раскалённые пожаром каркасы. Они выделялись в предрассветных сумерках огненными чертёжами.

Старший лейтенант Маен Прасонгди первым вывел свой самолёт со стоянки. Это застало японцев врасплох – они не ожидали, что в кабинах будут дежурить лётчики. Несмотря на яростный обстрел, Маен успел оторвать машину от полосы. Набрав минимально возможную для разворота высоту, он зашёл в атаку. Спаренные 7.62-мм пулемёты хлестнули по занятому полю перед жилым городком. Он ощущал глухой стук пуль, пробивавших тонкое полотно. "Кертис" качнулся, сбрасывая четыре 60-кг бомбы, и с дымом потянул в сторону Пномпеня, где сидели "Страусы".

Старшему сержанту Пхрому Шувонгу так уже не повезло. Всё, что миновало самолёт ведущего, досталось ему. Едва оторвавшись, он нахватал столько попаданий, что погиб прямо в воздухе. Через несколько секунд машина рухнула вниз. А сержант Джамнин Вариякун даже не успел взлететь. Пули пробили шасси. "Кертис" съехал с полосы, зацепил законцовкой крыла траву, закрутился на месте, распался на части и взорвался. Ко всеобщему удивлению, Джамнин невредимым выпрыгнул из обломков и даже успел пробежать десяток шагов, прежде чем его скосила японская очередь. Скорее всего, это зрелище отвлекло нападавших, и старший сержант Санит Рохитьотхин сумел взлететь. Как и его командир, он хотел развернулся, чтобы попытаться обстрелять японцев. Но слишком низко и медленно. Огонь с земли настиг его в конце полосы.

Старший сержант авиации Каб Кхсамин пытался запустить двигатель, когда к нему по дренажной канаве подобрались японцы, и погиб в кабине. Сосед, Пхорн Чалермсук, был тяжело ранен.

Японцам, пожалуй, стоило уделить больше внимания урокам опознания самолётов, потому что они упустили из вида важный факт. На стоянке они совершенно не обратили внимания на старенький биплан-штурмовик "Корсар". В его кабине сидели старший лейтенант Суатл Сухсерм и лейтенант-стрелок Сомпхонг Найбанлад. Пробегавшие мимо японцы были слишком привлекательной целью. Его спаренный кормовой пулемёт расстрелял весь отряд, а потом продолжал огонь, не давая поднять головы, пока "Корсар" выкатывался на полосу и взлетал. Он задержал их достаточно надолго, чтобы успеть оторваться. За рокотом двигателя и стуком пулемётов он совершенно точно расслышал радостные восклицания лётчиков, сражавшихся в городке и вокруг караулки. Стоянку позади них затягивало плотной пеленой чёрного дыма от горящих самолётов.

Над крышами жилого городка тянулся чёрный дым, заволакивая восходящее солнце. Расположение быстро становилось гиблым местом для наступающих японцев. Тайские лётчики, вооружённые автоматами, были в своей стихии, перебегая из одной комнаты в другую. Это их дом, они знали здесь всё, и собирали с японцев кровавую плату за каждый метр. Скорострельность решала всё, и даже новые самозарядные "Арисаки" не могли тягаться с автоматами накоротке.

Майор Кисоёши Уцуномия уже понял, что с этим делать. Городок, конечно, то ещё осиное гнездо, но с флангов он почти ничем не прикрыт. На его пути стояли всего два опорных пункта. Скорее всего, гарнизонная гауптвахта и какое-то здание по соседству. Их ещё не захватили, и жестокий пулемётный огонь держал целый фланг. Исключи их из уравнения, и откроется путь мимо ангаров, прямиком в расположение. Значит, так и надо сделать.

— За мной! — вскочил он, размахивая мечом. Рядом его личный знаменосец развернул "Восходящее солнце". Через несколько секунд рванувшие вперёд японцы услышали звук авиационного двигателя. Уцуномия понял, что поспешил и ошибся. Первые пилоты были лётчиками-истребителями, храбрыми и резкими, но не обученными правильной штурмовой атаке. Они стали жертвами собственной торопливости. Экипаж "Корсара", наоборот, был коварным и здравомыслящим. Они отлетели на безопасное расстояние, набрали скорость и ударили тогда, когда сами сочли подходящим.

Теперь штурмовик нёсся над его людьми, извергая очереди крупнокалиберных курсовых пулемётов. Хвостовой стрелок добавлял из своей установки. Линия разрывов отметила чёткие попадания 60-кг бомб. Майор с проклятиями догадался, что атака случилось точно вовремя. Атакующий порыв нарушен, опасное направление обозначено.

Когда "Корсар" пролетал на ним, Уцуномия заметил то, что казалось ему давно исчезнувшим. Наверное, последний раз над полем боя современной войны стрекотал старый биплан с открытой кабиной, за которой развевался белый шелковый пилотский шарф. Майор чётко отсалютовал вслед улетавшему в Пномпень самолёту.

Вдоль всей взлётки кипела бурная деятельность. У каждого из двенадцати "Страусов", выстроившихся вдоль основной полосы, работала бригада наземного экипажа. Одни загружали 12.7-мм пулемётные ленты в крыльевые ящики, другие поднимали цепочки 23-мм снарядов к пушкам ВЯ в лючки бронекорпуса, защищавшего экипаж. Третьи подвешивали ракеты на подкрыльевые направляющие или бомбы внутрь фюзеляжа либо к крыльевым креплениям. Ещё больше народу занималось заправкой, заливая бензин в самозатягивающиеся баки.

Никто даже ухом не повёл, услышав шум авиационного двигателя. Аэродром так привык к могучему рёву спаренных R-2800, что маленький R-1820 казался почти беззвучным. Затем над лесом появился сам самолёт, немедленно опознанный как "Кертис-Хок III". Это означало, что он прилетел с Лаум Мвуака, только там ещё остались эти старые бипланы. След чёрного дыма и неустойчивый полёт красноречиво говорили о серьёзных неполадках. На полосу выскочили пожарная машина и скорая, чтобы успеть к приземлению.

Пилоту почти удалось посадить самолёт целиком. Почти, но не совсем. Он слишком сильно притёр его к полосе, и стойки сложились. "Кертис" пополз по полосе на брюхе, спасатели держались рядом. Как только он остановился и вспыхнул, его сразу залили пеной. Всего через несколько секунд лётчика вытащили из кабины, и ещё быстрее медик вынес решение:

— Немедленно в госпиталь!

— Нет, стойте, — голос Маена был тихим, но требовательным, — на Лаум Мвуак напала японская пехота. Гарнизон держится, но им нужна помощь.

Эта весть разлетелась стремительно, и экипажи штурмовиков, ждавшие у самолётов, одновременно посмотрели на башню КДП. Времени потребовалось ровно столько, сколько нужно человеку, чтобы добежать до центра управления и доложить. В небо крутой дугой взлетела красная сигнальная ракета. "Готовность к немедленному взлёту". Подобно выстрелам, захлопали лючки и технические заглушки "Страусов".

— Первая эскадрилья, следовать к Лаум Мвуаку. Найдите позиции наших войск и поддержите их. С действиями определитесь по обстановке. Вторая эскадрилья. Японцы пересекли границу значительными силами. Для блокирования их наступления выдвинулся полк 9-й дивизии. Свяжитесь с передовыми наводчиками дивизии на пятом канале, работайте по их заявкам. К вам присоединится ещё одна эскадрилья "Страусов". Прикрытие…".

В эфире прозвучал дружный смех. Русские штурмовики австралийской постройки были почти на сто двадцать километров в час быстрее, чем "Хок-75Н".

— Ну ладно. Сами справитесь. Истребителям свободная охота. Поехали!

Механики уже проворачивали винты вручную, разгоняя по двигателям масло. За ночь оно стекало вниз картера. Прежде чем начался взлёт, появился ещё один биплан. Он аккуратно зашёл на полосу, сел и порулил к стоянке. "Корсар". Из него выбрался экипаж и побежал искать кого-нибудь, кому можно сообщить о случившемся. Их перехватил майор ВВС, командир эскадрильи.

— Так. Составьте полный доклад обо всём что вы видели. Прямо сейчас. Мы должны что-то передать в Бангкок и Генштаб сухопутных войск. "Страуса" водить умеете?

Старший лейтенант Суан с опаской посмотрел неповоротливых бронированных зверюг, выруливающих на взлётную полосу, и покачал головой. Они пришли из новой эпохи, и он доселе не понимал, насколько его "Корсар" устарел.

— Значит, пора учиться… — сказал комэск. Остальные его слова заглушил рёв многочисленных R-2800 на взлётном режиме.

Несмотря на ранний час и новую систему кондиционирования, генерал Сонгкитти потел. То, что происходило на фронте, выглядело не просто угрожающе, это было похоже на военную катастрофу. Судя по докладам, Меконг форсировали не менее двух японских дивизий и трёх отдельных полков. Тем не менее, не было замечено ни одного танка или самолёта. Пытаются сохранить вид пограничного инцидента, предположил он. Очевидно, они хотят дойти до линии водораздела, которую хотели видеть границей, а потом разовьют наступление в стороны. Десять лет назад говорили бы о прорыве фронта и свободном рейде по тылам, разрушающим всё на своём пути. Действительность была ещё хуже. Зазвонил телефон, генерал поднял трубку и несколько минут слушал. Он узнал говорившего.

— Хорошие новости? — в голосе его адъютанта звучал опыт и опасение того, что от упоминания хороших новостей они могут развеяться.

— Верховное командование. Они отправляют для подкрепления Вторую конную армию. Она развернёт одну из дивизий на 180 градусов и займёт лаосскую границу, чтобы мы могли отразить удар японской 11-й пехотной. Это даст нам две пехотных дивизии и одну моторизованную. Передовые части Второй конной будут здесь завтра вечером. Так что спустя половину суток, самое большее сутки, мы рассечём дивизию японцев и расправимся с ней по частям. Правда, разведка донесла, что за Меконгом могут находиться ещё шесть пехотных дивизий и четыре отдельные танковые бригады. Видимо, это те самые, которые исчезли из Маньчжурии несколько месяцев назад и теперь нарисовались здесь.

В дверь осторожно постучали, просунулась голова секретаря.

— К вам лейтенант Сирисун.

Сонгкитти строго посмотрел на женщину-офицера.

— Чего вам надо?

— Я разобралась с текущими делами и навела порядок в бумагах. Так как обстановка чрезвычайная, будут ли ещё какие-нибудь распоряжения?

— Возвращайтесь в кабинет, спрячьтесь под стол и не путайтесь под ногами.

Сонгкитти вернулся к изучению оперативной карты. Из обрывков информации пока выходило, что японское наступление похоже на почку с двумя лепестками, раскрытыми примерно на тридцать градусов. По дивизии на каждый из них. Они разделялись в месте под названием Лаум Мвуак. Там был аэродром, город со второстепенной дорогой, и железнодорожная станция. Известий с аэродрома не было, но если верить карте, он ещё держится. Значит…

Генерал внезапно заметил, что Сирисун до сих пор ждёт у его стола.

— Я же сказал вам уходить. Хотите, чтобы я выволок вас за волосы?

Глаза лейтенанта оскорблённо расширились. Сонгкитти был учтивым и вежливым человеком. То, как грубо он сорвался, говорило о тяжести обстановки.

— Господин генерал, армия приняла на службу женщин-офицеров, чтобы мы могли взять на себя тыловые должности и высвободить мужчин для фронта. Так позвольте мне делать свою работу.

Сонгкитти уже был готов вновь взорваться и сказать что-нибудь непростительное, но его прервал адъютант.

— У нас есть группа пехотного подкрепления, которую мы использовали для охраны колонн грузовиков. Они бы очень пригодились на фронте, но мы не можем отпустить их без ответственного офицера сопровождения. Отличная задача, как мне кажется.

— Верно. Сирисун, обстановка такова: мы перебазируем 2-й полк 9-й пехотной дивизии вот сюда, для блокирования этого лепестка японского наступления. Они собираются прямо сейчас. Полк против целой дивизии. Естественно, будут потери, и им потребуется каждый доступный стрелок. Сержанты организуют замены. Один взвод уже готов к отправке. Принимайте командование над ним и доставьте на сборный пункт вот здесь. Сдаёте, возвращаетесь, берёте другой взвод.

Сонгкитти набросал в блокноте приказ и вручил Сирисун. Лейтенант схватила его и убежала, пока начальник не передумал.

В кабинете она набрала автопарк.

— Сержант, мне нужны четыре грузовика и джип на площадке сборного пункта через десять минут… Что значит ни одного доступного? Сержант, мой следующий приказ – как раз сверить ваши заявки на поставку МТР.[54] Если я получу грузовики, то отложу проверку на пару месяцев. А если нет, то начну немедленно, и настроение у меня будет самое плохое. Уверена, нам обоим совершенно не нужно найти нежданные излишки или утраченное военно-морским способом… Вот и я думаю, что нет… Правильно, один джип, четыре грузовика, десять минут. Спасибо, сержант.

Сирисун усмехнулась про себя. Преподаватели были бы потрясены таким применением логистики.

Едва увидев оперативную карту района, она стала держать боевое снаряжение и винтовку прямо у себя в кабинете. Бегло подумав, что любого вошедшего ждало бы интересное зрелище, она переоделась из повседневной формы в полевую. Посмотрела на отражение в окне. Портупея сидит как положено, полностью вооружена и снаряжена. Очень воинственная кувшинка.

Сержант Яуд, как попал в эту заваруху, научился творить чудеса. У него было сорок три человека, полный взводный комплект оснащения, включая даже пулемёты, новые гранатометы и рацию. Причём один из бойцов умел с этой рацией обращаться. А ещё один получил базовое медицинское образование. Он создал полностью боеготовый пехотный взвод пехоты из ничего, и требовался только командир.

Брякнула открывшаяся дверь.

— Равняйсь! Смирно! Офицер на… госпожа?

— Сержант Яуд, по приказу генерала Сонгкитти я принимаю командование данным подразделением и буду сопровождать вас для присоединения к 29-му пехотному полку.

Она быстро осмотрелась.

— Люди организованы и правильно вооружены. Хорошая работа, сержант, — потом нахмурилась на мгновение и показала на одного из солдат, — рядовой Пхом. Несколько дней назад вы ловко вытащили грузовик из канавы. Отлично получилось. Рада вас снова видеть. Рядовой Вои? Ваша жена поправилась?

Они оба слегка порозовели. Один от гордости за похвалу перед строем, другой от удивления, что эта странная офицерша побеспокоилась о жене рядового, доставленной в гарнизонный госпиталь с приступом аппендицита.

Сирисун вынула из кармана карту. За последние десять минут она перелистала список личного состава и пометила два момента, которые могла "запомнить". Теперь ей оставалось только продолжать в том же духе, и никто не заметит, что это единственное, известное ей о взводе.

— Сержант, здесь находится сборный пункт полка. Я доложу о прибытии, а дальше он будет располагать вами по собственному разумению.

— Это долгий марш, госпожа. Займёт большую часть дня, как мне видится.

— Никакого марша, Яуд, я организовала транспорт. Одно отделение на грузовик. Я, вы, наш радист и медик в джипе. Что по вооружению?

— Два MГ-34 на станках и три расчёта с РПГ-2. Стрелковые отделения получили по пулемёту и к двум винтовкам в каждом есть наствольные гранаты. У остальных обычные винтовки. У унтеров и расчётов есть автоматы, — он показал свой МП-40. Я получил ещё один для офицера, которого к нам должны были назначить, но вы пришли со своей винтовкой.

— Отдайте санинструктору. Японцы плевали на Красный Крест. И командуйте погрузку, пора выдвигаться.

На дорогах было тесно от колонн грузовиков и пехоты, идущих в одну сторону, и беженцев – в другую. Естественно для страны, которую война застала практически босиком. Ушло довольно много времени на то, чтобы вытолкать её небольшой конвой с базы. Слишком много машин, слишком мало места. Но на дороге они хорошо нагнали темп. Сельские жители помогали с охраной дорог и ориентированием, полиция занималась регулировкой, а также терпеливо выслушивала просьбы приехать и арестовать японских шпионов. В целом всё было довольно паршиво, но не настолько плохо, как могло быть.

К тому времени, когда джип Сирисун въехал в расположение полевого штаба 29-го полка, его покрывал плотный слой латеритовой[55] пыли. Она нашла отделение оправления и подождала, пока командир полка найдёт время принять её.

— Лейтенант Сирисун. Приказ доставить подкрепление выполнен, ожидаю дальнейших распоряжений.

Полковник взял записку, прочитал и облегчённо выдохнул. Линия фронта на его участке слишком длинная, а частей для её прикрытия мало. Подкрепление, которым он может распорядиться по собственному усмотрению. Полностью организованный и оснащённый пехотный взвод. Это очень хорошо, и намного лучше чем ничего.

— Я направлю ваш взвод в 1-ю роту 2-го батальона. Пункт пополнения батальона здесь, — его пальцы двинулись по карте, — а здесь стоит рота. Передадите командиру роты ваш приказ. Когда доберётесь, отправьте грузовики сюда, они мне понадобятся.

Внезапно он присмотрелся к стоявшему перед ним лейтенанту

— Вы женщина!?

— Так точно, с самого рождения.

Полковник вздрогнул и явно хотел что-то сказать, но сдержался. У него был некомплектный полк, преградивший путь усиленной дивизии, и "что-нибудь" всяко лучше чем "ничего".

Сирисун глубоко вздохнула и забралась обратно в джип.

— Нас назначили в одну из пехотных рот. Недалеко, назад на дороге километра два, потом примерно три направо. Потом отправляем грузовики в штаб полка.

Небольшой конвой, развернувшись, вернулся на дорогу и покатил к обозначенному месту. Ближе к повороту Яуд с некоторым смущением посмотрел на своего нового командира.

— Госпожа, мы ведь будем новичками в сложившейся роте. Вы, верно, знаете, что это означает?

— Конечно знаю. На нас повесят всю грязную работу и подставят под огонь первыми. Единственное, что мы можем с этим сделать, поскорее стать ветеранами, чтобы самим отправлять других неудачников в первые ряды.

Сержант рассмеялся и немного расслабился.

— Мне нравится ход ваших мыслей, госпожа.

Ещё один штаб, ещё одна группа офицеров, склонившихся над картами. Сирисун подошла и представилась. Снова удивлённые взгляды, в которых ясно читалось: "ну хоть что-то куда лучше, чем ничего". Где-то в глубине мыслей она подумала, что когда-нибудь, однажды, люди будут воспринимать её появление с радостью, а не как неизбежное зло. И если она придёт к этому по горам японских трупов, тем лучше.

— Сирисун, — голос вырвал её из размышлений, — соберите своих людей. Нам надо знать, где японцы и сколько их. Станете наконечником нашего копья. Дальше по дороге, примерно в пяти километрах, посёлок Тонг Клао. Скорее всего, японцы его уже заняли. Необходимо перехватить их на полпути. У вас есть радист? Отлично. Общая частота – пятый канал, наш – седьмой. Вызывайте, когда обнаружите.

Она козырнула и пошла к своему взводу. Бойцы уже высаживались из грузовиков. За её спиной ротный старшина шёпотом сказал командиру:

— Немного грязной работы?

— И её кто-то должен делать. Мы можем отправить кучку новобранцев под предводительством женщины или один из наших закалённых взводов. Кого бы ты согласился потерять?

Старшина вздохнул. В таком разрезе он ничем возразить не мог. Жалко, конечно, молодая лейтенант выглядела весьма способной, как для женщины.

Возле машин Сирисун собрала своих унтеров.

— Нас отправляют навстречу противнику. Обычно это означает сближение, пока нас не обстреляют. Мне этого не хочется, дырки от пуль в этом году немодны. Первое отделение, вы идёте по левому флангу, второе за ним с отставанием. Третье движется с другой стороны, на правом фланге. Отделение управления и отделение тяжёлого оружия тоже по правому флангу, но между третьим и дорогой. На неё саму не высовываемся, враг наверняка уже пристрелял направление. Проходим как можно быстрее около километра, потом идём потихоньку и смотрим во все глаза. Японцы любят обходные манёвры. Поэтому первому отделению – повышенное внимание. Будет очень хорошо, если мы столкнёмся с передовым фланговым дозором, когда они будут от нас слева, а мы для них справа.

— Почему именно так, госпожа?

— Большинство людей правши, правая рука у нас "сильная", и рефлекторно мы делаем всё справа. Надеюсь, мы не встретимся с японцем-левшой, но даже если так, это не совершенно не важно. Они все конформисты, и левшей с детства переучивают принудительно. Поэтому, могу спорить, если мы выскочим на дозор, и они окажутся слева, у нас будет преимущество. Самое важное, учтите все. Если мы встретимся с небольшими группами, не используйте пулемёты. Только винтовки. У нас есть вооружённое ими ополчение. Так пусть япошки принимают нас за них, пока не станет слишком поздно. Займём плацдарм и уничтожим врага прежде, чем он поймёт кто мы. Всем понятно?

Прокатился согласный говорок.

— Ну всё, выступаем. Поступим с ними так, как они хотели сделать с нами.

— Просто у нас самолёты неподходящие, вот и всё, — в голосе говорившего смешались разочарование и гнев. Помимо страха. Испытания шли уже две недели, и сейчас, с точки зрения лётчика-истребителя, окончились полным провалом. Не нашлось ничего, способного подобраться к B-36 достаточно близко. Для усугубления положения неизвестный садист, организующий тренировки, называл каждую новую задачу по какому-нибудь американскому городу. Сегодняшняя значилась как "Спрингфилд". Как и в случае со всеми другими, вопрос стоял не в том, способны ли истребители защитить цель, а в том, когда они потерпят неудачу. И с какой ошибкой звено B-36 выйдет на рубеж сброса. Ответом было: "катастрофически рано" и "не более чем двести метров". В реальности Спрингфилд уже стал бы историей. Густую атмосферу безысходности и отчаяния можно было резать ножом.

— Что вы имеете в виду, Фрэнсис?

F-74 Габрецкого обладали самым высоким потолком среди американских истребителей. Они могли подниматься более чем на шестнадцать тысяч метров, очень близко к B-36, пролетавших почти над головами, но недостаточно. Картина усугублялась тем, что на это требовалось почти двадцать минут. Бомбардировщики видели их приближение и меняли курс так, чтобы исключить любую возможность встречи.

— Двух тонн тяги недостаточно. Нужно намного больше мощности, — когда F-74 всё-таки добирались до своего потолка, их двигатели выдавали менее трёхсот килограммов, — и стреловидные крылья.

— Возможно, ответ уже есть. Через день или два "Норт Америкэн" передаст прототип XF-86A для испытаний. У него двигатель J-47, как на B-36, и стреловидные крылья. Заявляют потолок шестнадцать триста и пятнадцать минут на его набор. Артём, есть возможность получить несколько МиГ-15?

Русский инженер покачал головой. Он говорил медленно, и переводчик немного подождал, прежде чем начать передавать его слова.

— Ведущий конструктор говорит, что это, к огромному сожалению, невозможно. С самолётом возникла серьёзная и пока нерешаемая проблема. На скорости около 1000 километров в час самолет лишается крыльев и падает. Входит в плоский штопор и всё, крушение. Мы потеряли уже три машины. Доставить сюда МиГ-15 можно, но без толку. У нас запланирована встреча с конструкторами "Норт Америкэн", возможно, у них получится помочь.

После небольшой паузы и слов Микояна переводчик продолжил:

— Ведущий конструктор ещё говорит, что скорее всего решение пока не найдётся. Причина не в стреловидных крыльях, они дают дополнительную скорость, но у них меньше подъёмная сила. За скорость мы расплачиваемся потолком. К таким крыльям требуются очень мощные двигатели. Чем выше мы хотим подняться, тем более мощные. В конце концов, именно поэтому B-36 может летать так высоко. Большие крылья и много тяги.

— Морская авиация? — сказал из угла кабинета Джозеф МакКоннелл. Его F-80G были на пятьдесят километров в час быстрее F-74. Правда, на малых высотах. Чем выше, тем быстрее они теряли тягу, а скороподъёмность не превышала тысячи метров в минуту. — У палубных машин удельная нагрузка на крыло меньше, чем у наших, из расчёта посадки на авианосец. Может, у моряков найдётся чем нам помочь?

Все тяжко вздохнули.

— Попробовать стоит. Последняя модель "Баньши" за десять минут поднимается на шестнадцать сто. "Пантеры" чуть хуже. Но если с них снять лишнее…

— А почему мы вообще ломаем над этим голову? Ни у кого не получится скопировать B-36, — задиристо сказал Джордж Дэвис. Его "Буревестники" неважно проявили себя и их вывели из строя для переоборудования. Идея-то была хороша, самолёт предполагалось использовать как летающую зенитку с 75-мм орудием. Но их потолок упирался в двенадцать с небольшим тысяч метров, и этого совершенно не хватало, несмотря на экономию каждого грамма веса.

— Хотелось бы, чтоб это было правдой. Но увы. Японский военно-морской флот работает над дальним тяжелым бомбардировщиком "Фрэнк". Мы не знаем деталей проекта, но размер у него как у B-36. Мы обязаны предположить, что и высотность такая же. Японцы строят для флота машины по двум немецким образцам, He-274 и He-277. Немцы разочаровались в них ещё 44-м, когда отказались от наработок по тяжёлым бомбардировщикам в пользу истребителей и штурмовиков, но у японского оба в эксплуатации, 277-х довольно много. Кодовое наименование 274-х – "Дик", их потолок пятнадцать семьсот; 277-х – "Эрик", у них шестнадцать триста. Для нас они неопасны, так как являются бомбардировщиками средней дальности, с радиусом около тысячи и полутора тысяч километров. Но мы должны признать возможность использования немецких технологий для собственно японского сверхдальнего бомбардировщика. С ним угроза будет реальной. Когда? Мы не знаем. Но сколько времени немцы думали, что они в безопасности, пока мы не перескочили их ПВО сверху и не отправили их в учебники истории?

— Народ, у меня идея!

Полковник Пико замолчал и посмотрел на МакКоннелла.

— Наши истребители не могут подняться на перехват B-36, но есть самолёт, который может.

— Выкладывай уже, Джо.

— До того, как поступить в лётную школу, я был бомбардировщиком. Единственный самолет, способный залезть так же высоко, как B-36, это другой B-36. Так почему бы нам не перехватывать высотные машины с их помощью? Воздушный подрыв атомной бомбы…

Повисла тишина. Наконец Пико осмотрел кабинет.

— Кто-нибудь сможет объяснить, почему это полная дичь? Ну хоть кто-то?

Шёл проливной дождь, да с таким ветром, что потоки воды стегали "Зену" почти горизонтально, заставляли людей на рубке щуриться и стекая потоками с надстройки. Все давно промокли. На шее Фокса было намотано полотенце, но влага проникла и под клеёнчатый плащ, и под китель. У лица он держал перевёрнутый рупор, прикрывая глаза широкой стороной и глядя через узкий – иначе дождь просто ослеплял.

— Подходим к расчищенному фарватеру. Водяной, а вот это всё, что на нас льётся, насколько оно фонит? — месяца полтора назад этот вопрос капитана вообще не волновал.

Свампэн, который пытался укрыться от ливня за перископом, помотал головой.

— В прошлом году, пожалуй, фон в атмосфере был несколько превышен, но зимой всё вымылось. Так что дождь чистый, — он говорил уверенно, скорее всего, опираясь на точные теоретические знания. На самом деле он и сам вначале обеспокоился, и несколько раз замерил показания счётчиком Гейгера. К его облегчению, дождь был мокрым, но не радиоактивным.

— По правому борту приближается буй. Подготовиться к крутому повороту направо. Не будем его сносить.

Буй отмечал место упокоения "Безграничной", затонувшей полгода назад. Она почему-то выскочила с прохода и подорвалась на мине – через девять месяцев после окончания войны. Примерно половина экипажа спаслась, тела остальных достали водолазы. Эти воды до сих пор оставались опасными. Три года американцы и немцы буквально соревновались, кто в каком порту наиболее осложнит жизнь. Мины магнитные, акустические, магнитно-акустические, гидродинамические, да ещё со счётчиками кораблей. Время от времени попадались антенные[56] и даже старые добрые контактные. Только в Фаслейне их были тысячи, в Британии сотни тысяч, и миллионы по всей Европе.

Самые новые даже не поддавались обезвреживанию. Избавиться от них выходило только одним способом – найти, нырнуть, прикрепить подрывной заряд и удалиться на безопасное расстояние. На всё про всё требовался примерно час. Казалось бы, не очень долго, но некий шутник высчитал, что если водолазы будут работать круглые сутки и целый год, то на обезвреживание всех мин в Европе потребуется шесть тысяч лет. К тому же большинство из них несли достаточно хитрые ловушки, чтобы ныряльщикам положили солидные надбавки за вредность. Зато отказали в страховке.

— Мины?

— Да, чёрт их побери. Я даже не уверен в безопасности фарватера. Они дрейфуют, и у некоторых счётчик на тридцать, а то и сорок проходов. Рулевой! Внимание, здесь всегда течение слабеет, даже во время прилива.

— Могло быть и хуже, Роберт. У американцев теперь достаточно атомных бомб, и они думают, как их ещё можно использовать. Например, ядерные фугасы. Заложить один в фарватере порта, и первое же судно вызовет подрыв. Приливная волна и загрязнение будут чудовищными.

— Проклятье. Будто они мало натворили… Ну, слава богу, сейчас спрячемся от дождя.

"Зена" проскользнула под навес бункера. Швартовочная группа выбралась на палубу. Фокс скомандовал полный назад, аккуратно загоняя подводную лодку на её место. Через воду метнулись канаты.

— Стоп машина, рули в ноль.

Береговая команда уже подтягивала "Зену" к стенке. Оставалась только последняя процедура, примета времени – проверка корпуса счётчиком Гейгера.

— Заждалась, Джулия?

После передачи "Зены" береговым службам у Фокса оставалось некоторое время для семьи. Джулия осторожно повела носом и решила, что первый час будет отведён на ванну. Как и все подводники после затянувшегося похода, Роберт… попахивал. Загрязнённый воздух, лежалая еда, солярка и нехватка воды создавали тот ещё коктейль.

— Не особенно. Я видела её приход, и достаточно долго замужем за моряком, — Джулия подсознательно выделила "её" интонацией. Как будто подозревала мужа в походах налево, но не была однозначно уверена, что именно это – его любовница, — как оно там?

Фокс вздохнул.

— Жуть. Я даже не знаю, как описать то, во что превратился юг Северного моря и балтийские проливы. Грязь такая, что туда никто по доброй воле не сунется. В Северном море всё затянется на много лет. На Балтике ещё хуже, мы туда даже не стали заходить. Для нас одно хорошо – вся дрянь, что вытекает из Балтики, остаётся далеко на востоке. Здесь вода более чистая. Ну это всё потом. Как ты тут обосновалась, дом в порядке?

Джулия скривилась. Называть это "домом" она бы постеснялась. Фаслейн сильно бомбили, и в отличие от американских штурмовиков их же бомбардировщики особой точностью не отличались. Однако здесь было лучше чем в Портсмуте. Судя по разговорам, там получились настоящие Помпеи. Немногие оставшиеся горожане обитали в землянках и им ещё повезло, что они могли именовать их домом. Тут здания уцелели, и уже начались восстановительные работы. Для временного жилья сколотили быстросборные щитовые лачуги, рассчитанные всего на пять лет. Лишь бы дать людям крышу над головой, пока не построят что-нибудь получше.

— Это не дом, Роберт. Даже не знаю, как сказать. Здесь просто можно жить. Знаешь, местные нас ненавидят. Жёны начсостава стараются не выходить за пределы базы, это опасно. И я могу понять, почему, — он провела руками перед собой, — платье не новое, но я купила его в Америке, и оно намного лучше, чем любое из доступных местным. Мы уехали и жили "в роскоши", пока оставшиеся страдали. Нам вслед никто не плюет, но чувствуется, что очень хотят.

Лицо Фокса напряглось, хотя он ничего не сказал. Он оберегающе обнял Джулию.

— Тебе надо знать ещё кое-что, — так как она теперь была "госпожой капитаном", то собирала все полезные сведения о семьях экипажа. — В округе много женщин, торгующих собой. Я знаю, что возле военно-морских баз это обычное дело, но тут всё по другому. Ты никогда бы не подумал на них – перед войной все они были уважаемыми замужними дамами. И некоторые из них путаются с довольно неприятными личностями. Уже были случаи, когда моряков после встречи с одной из них подрезáли.

— Джулия, а ты хотела бы уехать отсюда? Я имею в виду не поездку, а уехать насовсем?'

— А мы можем?

— Почему бы и нет. Помнишь Джимми Форестера? Он закончил войну в Австралии, командуя старой речной канонеркой "Клайд". Австралийцам понравилось, и они решили создать подразделение подводных лодок. Джимми воспользовался правом "имперского дара", и его поставили командующим флотилией. Им не хватает капитанов. Большая часть этой братии была из Канады и убыла обратно. Джимми написал, если мы уедем по "имперскому дару", то он проследит, чтобы я наверняка получил лодку. Для начала, скорее всего, одну из модернизированных T-класса.

— А это право относится и к нам?

— Думаю, это не предполагалось, но формулировка соглашения такова, что любой офицер Королевского флота может выбрать любую страну, принявшую дар. В Австралии тоже несладко. Под конец войны они свалились в рецессию, но даже там светит лучшее будущее, чем здесь. Главное, что там оно вообще есть. Как и еда.

Джулия кивнула. Втайне она боялась жить в серой безнадежности Фаслейна. По крайней мере, в Австралии у них появятся перспективы. И Роберт сможет дальше играться со своими лодками.

— Сэр Мартин, вы уже слышали новости?

Шарп поднял голову. Несколько минут назад к нему поступили сведения из Таиланда, и он взвешивал возможные последствия. Как ему виделось, ни одного хорошего сред них не было.

— Надо связаться с сэром Грегори Лококом. И, конечно, принцессой, хотя я подозреваю, что прямо сейчас она может быть слишком занятой для разговора. На самом деле, Эрик, обстановка ничуть не поменялась с 41-го года. Таиланд до сих пор наша передовая линия обороны. Сингапур и Малайю можно защищать, только стоя на Меконге. Если мы его потеряем, то потеряем почти всё.

— Я не об этом, хотя, бог свидетель, обстановка довольно паршивая. Я имел в виду новости из Южной Африки. Они вышли.

— Вышли?

— Из Содружества. Несколько минут назад их правительство сделало заявление, и посольство немедленно связалось с нами. Там много всякого дипломатического поноса, но по существу, они прекращают своё членство в Содружестве и выходят из всех соглашений, которые оно подразумевает. Через полгода отделение станет окончательным.

— Мы знали, что так будет. Они расширились на север, поглотили Родезию, Ньясаленд, старые немецкие и португальские колонии. Ещё мы фактически отдали им Мадагаскар. Теперь они стали довольно весомой силой, по крайней мере в своих краях. А память у буров хорошая. Они до сих пор помнят войны против британцев. Думаю, они решили отделиться раньше, чем бывшая метрополия первой порвёт с ними. Всё-таки буры создали там такую систему, с которой британцы не стали бы долго мириться.

— Что-то я как-то даже не знаю… Выходить сейчас… бессердечно, что ли?

— Эрик, так ведь и мы уйдём. Два года, самое большее три. Не знаю насчёт Австралии, они могли бы остаться, но мы будем вынуждены. Сами знаете, насколько здесь сильны националистические чувства. Индийцы не хотят оставаться под пятой британцев, а националисты видят Содружество именно таковым. И не мне их винить. Сейчас мы можем рассчитывать только на размен членства в Содружестве на медленную, поэтапную передачу местному правительству. Обучить преемников, установить должную систему управления страной. Но делать это придётся через разрыв связей с Британией, и как следствие – точно такой же выход. Тем более Содружество уже не столь важно. Может быть, если бы Галифакс не признал себя побежденным и покинул оккупируемую Англию… как знать? Но немцы, заняв Британию, выбили ось Содружества, и его теперь ничто не скрепляет. Мы должны обратиться к собственным силам, и наше будущее здесь, на востоке. Новости из Таиланда всего лишь подтверждают это. Если нападение сойдёт японцам с рук, они превратят Таиланд в очередной протекторат, колонию. Точно так же, как уже пробовали в 41-м.

Сэр Эрик кивнул.

— Проблема вот в чём. Пока японцы захватывали Китай и Гонконг, и все смотрели на них, госпожа посол утащила главные драгоценности короны. "Джардин-Мэтисон", "Свайрс", "Хатчинсон-Вампоа", Гонконгско-Шанхайский акционерный банк, всё это теперь в Бангкоке. Экономическая мощь Дальнего Востока всегда находилась в руках китайских торговых компаний. Умные европейцы знали это, и оседлали дракона. Теперь у него новое логово, которое он обустраивает под себя. Как говорится, всем спасибо, все свободны. Вся сеть деловых контактов, семьи, личные и профессиональные связи, всё переместилось в Бангкок. Им больше некуда идти. И если японцы дотянутся до них, то лет за двадцать станут господствующей экономикой в Азии. Вот почему они всё это затеяли.

— Совершенно верно. Великие Дома переехали в Бангкок, ибо там им предложили стабильность и ресурсы довольно большой страны. Если стабильность исчезнет, они вновь попытаются бежать. Одни небеса знают куда. Но Таиланд пойдёт на дно. Это значит, что надо крепить нашу оборону, и как только наше посольство в Бангкоке сможет наладить связь с принцессой, я должен с ней поговорить. Нравится нам или нет, наша судьба связана с Таиландом, и паровозиком с Австралией. Вопрос в том, что нам с этим делать?

Глава вторая Варианты

Они наконец-то перерезали дорогу, соединявшую караулку с городком. Теперь обороняющиеся были разделены. Два укреплённых здания с левой стороны и блиндаж с правой. Он уже собирался атаковать цепочку стрелковых ячеек вдоль дороги, и добить оставшихся штыками, так как сопротивлялись они яростно Но когда его солдаты захватили их, они оказались пусты – если не считать немногочисленных убитых. Тайцы успели отступить и теперь вновь прижимали их пулемётным огнём. Всё придётся делать заново. Но фланговый подход к караулке оголился, и этим следовало воспользоваться.

У майора Уцуномии было всё необходимое. Батальон усиленный, с шестью 75-мм орудиями вместо обычных двух, и все пехотинцы вооружены новыми самозарядными карабинами "Тип 8". На самом деле, 143-й дивизии просто повезло при распределении этих новеньких винтовок. Только плотный ответный огонь позволял удерживать потери в допустимых пределах. Но при этом наступление вынужденно выбивалось из графика. Предполагалось, что эта авиабаза падёт быстро, с одного удара, до развёртывания основных сил, но не срослось. И теперь вся дивизия встала на дороге позади. Конечно, войска будут просачиваться по бездорожью, чтобы обойти аэродром, но расчистить проход требовалось как можно скорее. Пушки должны справиться.

Здание содрогнулось от попадания снаряда в стену, обращённую к жилому городку. Сержант Никорн Пхуангфайрох догадывался, что до этого дойдёт. Изучение тактики японцев при захвате Китая было обязательным. В атаках на опорные пункты и открытые позиции они полагались в основном на артиллерию.

Сержант не был уверен, считается ли караулка опорным пунктом, но японцы в этом точно не сомневались. Её и правда не строили в расчёте на долгую оборону, но он укрепил стены мешками с песком и установил пулемёты в окнах. Теперь воздух внутри загустел от пыли, дыма с аммиачным оттенком взрывчатки и медного запаха крови. В начале у него было восемь человек, и ещё двенадцать в стрелковых ячейках вдоль дороги. Они отошли на запасные позиции, но до сих пор прикрывали его фланги.

— Кого ранило? — люди пытались рассмотреть что-нибудь сквозь пыль и прогорклый дым. Ответа Никорн не услышал, в стену врезался ещё один снаряд. Бойцы уткнулись носами в воротники, чтобы не дышать распылённым камнем. Сержант крутанул ручку полевого телефона.

— Это караулка. Нас обстреливает артиллерия. Срочно нужна поддержка.

— На подходе. Пригнитесь, — слова с другого конца линии прозвучали совершенно бесстрастно.

— Они хотят, чтобы мы ударили по северному концу поля. Сразу за караулкой и казармами. Оба участка пока держатся, но дорога между ними потеряна, — Старший сержант Кусол Чале отвернулся от 20-мм пушки и принимал по радио уточнение задания. На "Страусе" было место для третьего члена экипажа, на случай необходимости. По крайней мере, в проекте. Тайцы решили, будто в Австралии породили особую разновидность летчиков для этого креслица – 45 сантиметров ростом, с головой между ног и руками двух метров в размахе. Поэтому летали они всегда вдвоём.

Капитан Пхол Тонгприча кивнул и посмотрел на землю. "Страус" обладал важным для штурмовика свойством – хорошим обзором вниз. Он видел квадрат караулки и даже дымные хлысты артиллерийских выстрелов. Японцы считали, что несколько орудий, бьющих по открытым позициям, достаточная поддержка для пехоты. Сейчас узнают, что это вовсе не так. Он накренился на левый борт, направляя машину в пологое пикирование. "Джиап-2" последовал за ним, а потом и остальная эскадрилья. Один штурмовик за другим, длинной вереницей, мерцая на солнце серебристой обшивкой.

"Страус" был большим самолётом, но Пхол управлял им мягко, внося крошечные поправки и наводясь на пятачок перед караулкой. На ручке управления было две гашетки, одна для шести 12.7-мм крыльевых пулемётов, другая для четырёх 23-мм пушек под носом. В этом заходе он решил использовать только пулемёты, пушки прежде всего были противотанковым оружием. По пехоте лучше скорострельные "Браунинги", а ещё шесть 250-кг бомб, подвешенных под брюхом.

Он видел, как фигурки внизу перебегают вперёд и замирают, рассматривая пикирующий на них самолёт. Прямо впереди выделялись полевые орудия, обвалованные мешками с песком. Как раз в этот миг хлестнула ещё одна струя белого дыма и почти одновременно на караулке вспыхнул чёрный разрыв. Но стена устояла. Лёгкое движение рулями, и нос "Страуса" нацелился ближайшее орудие. Их почему-то было шесть, хотя обычный японский пехотный батальон оснащался двумя. Выстроились так, что на выходе из пике огня достанется всем.

— Второй за мной по пушкам, третий и четвёртый по пехоте.

Некоторые японцы вставали на колено и стреляли навстречу из винтовок. Уж если и есть аллегория напрасной надежды, так это попытка поразить "Страуса" из самозарядки. Пхол скорее угадал, чем расслышал звонкий "бамм!" пули, отскочившей от двухслойной брони, рассчитанной на прямое попадание 20-мм снаряда. Нажатие гашетки, и взревели крыльевые пулемёты. По земле стегнул огненный хлыст – обычно трассеры закладывались один через пять, но "Страусы" снаряжались ими полностью. Алое пламя поглотило орудия. Большой палец переполз на кнопку сброса бомб. Один, два, три, четыре, пять, шесть толчков – бомбы сходили с держателей, падая прямо на позиции. По крайней мере, он так рассчитывал. Теперь ручку плавно на себя, помогая самолёту выйти из крутого пикирования. Сказать было проще, чем сделать. Центровка у "Страуса" была передняя, и не один лётчик, увлёкшись атакой, встретился с землёй раньше положенного.

Штурмовик выровнялся в паре десятков метров от травы. В зеркале было видно, как кипят чёрно-красные облака разрывов бомб, его и ведомого. "Джиап-2" как раз выскочил из клубящегося дыма. Его серебристая обшивка закоптилась, но не более того. Дальше была дорога, а каждый хороший пилот-штурмовик знал: дорога это цели. Эта вела к посёлку. Раз аэродром удержал первую волну нападения, есть хороший шанс, что там накапливается подкрепление японцев.

Он оказался прав. Колонну грузовиков возглавлял нелепый броневик с цилиндрической башенкой. Пхол слегка подобрал газ, шевельнул ручкой, чтобы прицельная марка накрыла бронемашину, и нажал спуск 23-мм пушек. Их разрабатывали для поражения немецких танков сквозь тонкую верхнюю броню, прикрывающую баки и двигатели. Пробитие – двадцать пять миллиметров стальной закалённой плиты с четырёхсот метров.

Ничего подобного у броневика не было. Его сколхозили, чтобы пугать китайскую пехоту и удержать он мог в лучшем случае винтовочную пулю. Несколько первых попаданий легли с недолётом, но остальные снаряды вонзились в устаревшую колымагу и разорвали его. Едва снаряды ВЯ-23 пробили броню, машину отбросило назад, башенка с короткоствольной пушкой взлетела в воздух, колёса раскатились в стороны. Одно загорелось, другое закувыркалось на месте, два покатились по дороге. Потом корпус развалился. Пхол приподнял нос и обрушил огонь на грузовики. "Страусы" пронеслись сквозь оставшиеся от них клубы дыма и пламени, пролетели мимо деревни и начали разворот с набором высоты, чтобы сделать второй заход.

К такому его жизнь не готовила. В голове мутилось от контузии, мысли разбегались во все стороны, и не желали собираться в кучку. Вокруг было сумеречно от пыли и чёрного густого дыма. Для майора Уцуномии поддержка с воздуха означала маленькие лёгкие бомбардировщики Ки-51 или Ки-71, которые взлетали с соседней лужайки, сбрасывали несколько бомб размером с ручную гранату, и оставаалось только любоваться, как перепуганные китайцы покидали траншеи.

Серебристые чудовища, проревевшие над полем боя, извергая смерть и разрушение, были из другой вселенной. На их килях скалили пасти золотые тигры. Уцуномия слышал, что немцы рассказывали о русских и американских штурмовиках на Восточном фронте. А теперь встретился с австралийскими "Страусами". Истории о пушечном огне с небес, бомбах, ракетах и жутком напалме были ему известны, но он не осознал их тогда – только сейчас. Он видел, как солнце расплавленным серебром отразилось от крыльев вдалеке. Несомненно, самолёты готовились к повторному заходу. Из-за деревьев, там, куда они улетели, поднимались столбы чёрного дыма. Горели грузовики. Майор решил, что солдаты ждали, когда всё закончится, чтобы потом самим позабавиться с деревенскими девчонками. Пожалуй, налёт "Страусов" стал худшей формой coitus interruptus[57], какую только можно вообразить. Следующая мысль сразу же вернула разум Уцуномии обратно в военное русло. Если его люди останутся под открытым небом, их всех уничтожат. Им нужно укрытие, и единственный способ найти его – завладеть караулкой. Почти ничего не видя, он закрутил мечом над головой и указал им на здание.

— В атаку! За мной!

После налёта штурмовиков пулемет в караулке казался жалким. Майор даже не верил, что он так долго сдерживал его батальон. Орудия разбили большую часть одной из стены, навалив груду битого кирпича. Уцуномия вскочил на неё, несколько мгновений балансировал на обломках, упал, но всё-таки нашёл равновесие. Прямо перед ним сержант пытался навести на него автомат. Слишком поздно. Взмах катаны и левая рука отлетела в сторону. Следующим ударом он срубил голову. Из облака пыли выскочил ещё один солдат, и сразу упал, пробитый несколькими пулями из "Арисак". Караулка слишком крепкая, "Страусам" её не взять.

— Мы следующие. Надо вам убираться отсюда, матушка, пока можно, — Ронна Пхакасад заметил, как над караулкой поднялось "Восходящее солнце". Удар авиации был жесток, но недостаточен. Трусами японцы точно не были. Пока самолёты разворачивались, они рванули вперёд и заняли здание. Это требовало смелости и выучки.

— И оставить мою прекрасную кухню этим животным? Вот уж нет, молодой человек. Я здесь…

Продолжение он не расслышал. Здание содрогнулось, в воздухе повисла пыль. Похоже, кто-то из японских артиллеристов выжил, наладил одно орудие и выстрелил по кухне. Затрещали самозарядки – пехотинцы вошли внутрь. Ронна схватил свой "Браунинг" и в упор снёс несколько фигур, нарисовавшихся в дыму. Раздалась серия громких хлопков – 50-мм мины из переносных миномётов. Лётчик вновь открыл огонь, смещаясь направо. Тут прямо в окно раздачи влетел 75-мм снаряд.

Заведующая открыла глаза и увидела на полу вежливого молодого пилота, который всегда благодарил её за миску супа. Очевидно мёртвый. Пусть его душа получит хорошее перерождение, подумала она. Помощница лежала дальше, из её груди торчал обломок почти в метр длиной. К тому же шея была свёрнута под неестественным углом. Не раздумывая, заведующая взяла со стойки канистру керосина и начала разливать его на полу. Когда жестянка опустела, она дотянулась до газовой плиты, открыла на полную вентиль на баллоне и все горелки. Газ шипел, наполняя помещение и вызывая кашель, но ей уже было всё равно. Один из лётчиков, заметив, как она обожглась, разжигая конфорки лучиной, подарил ей зажигалку на батарейках. Даже кашляя, она услышала, как японцы с треском выбили дверь. И решила, что успела разобрать щелчок искры на конце зажигалки.

— Гляньте! Японцы там уже не пообедают!

Взрыв, разметавший столовую, впечатлял даже по сравнению с воздушными ударами парой минут раньше. И хотя от неё ничего не осталось, защитникам определённо удалось поубавить количество японцев.

— Передайте. Штурмовикам атаковать караулку. Уничтожьте то, что от неё осталось. Жилого городка больше нет, бессмысленно удерживать пустую территорию. Свяжитесь с командиром и прикажите отходить. Когда отступят, сожгите всё.

— А как же клуб? — в гарнизонном клубе кроме всего прочего был музей эскадрилье, заполненный трофеями от войны с Францией. Части сбитых самолётов, фотографии побед, стены с подписями лётчиков.

— Уничтожайте всё, кроме поля для гольфа. Там будем отходить мы. У них же есть ракеты?

— Так точно, крупнокалиберные РС-132[58].

— То что надо. Хвала богам, австралийцы любят ставить на всё боеголовки побольше. "Страусы" дадут нам время для перегруппировки у залива. Семьи?

— Уже уходят огородами. Кажется, их засекли, была небольшая перестрелка, но ничего серьёзного. Они забрали столько раненых, сколько сумели.

Земля задрожала – наверху проревел штурмовик – затем раздался душераздирающий вой залпа РСов по японцам, пытавшихся окружить городок.

— Сколько нам надо продержаться?

— Как минимум до сумерек. Мы должны продержаться до сумерек.

— Армия пришла! Хвала богам, армия здесь, — голос полицейского прозвучал как будто издалека. Его взгляд был настолько отстранённым, словно он пытался рассмотреть что-то не меньше чем в километре. Светло-зелёная форма изорвалась и запачкалась, окрасившись потом и латеритовой пылью. Из оружия у него был только личный пистолет, но с ним находились несколько сельских жителей, вооружённых старыми винтовками "Тип 45". А один носил мушкет чудовищного калибра, с кремнёвым замком.

— Насколько вы оторвались? Время есть? Там ещё остались ваши люди?

— Немного было, но японцы их захватили. Несколько минут, наверное. Они двигаются очень быстро. Никогда не видел, чтобы люди так бежали через заросли. Каждый раз, когда мы вставали в оборону, они обходили нас, вынуждая отступить.

— Очень хорошо. Отводите своих, капрал, вы сделали куда больше, чем вообще можно было надеялся. Не могу не спросить – вы на самом деле стреляли из этого карамультука?

Глаза полицейского метнулись на сельчанина.

— Ага. Дыма было так много, что японцы подумали, будто это полевое орудие. Мы обманули их три или четыре раза, прежде чем они догадались.

Сирисун кивнула. Сейчас всё так и происходило – используй что подвернулось под руку, и молись, чтобы это не сломалось слишком быстро.

— В общем, отступайте, накормите и напоите своих людей. Сержант, здесь подходящий участок, закрепляемся. Третье отделение направо, второе и мы – здесь, первое отходит немного назад и левее. Пулемётчиков и гранатомётчиков придайте отделениям.

— На левый фланг два пулемёта, госпожа?

— Да. Как вы слышали, японцы идут фланговым построением. Ну пусть попробуют пройти через огонь трёх MG-34. Повторяю, стреляем только из винтовок, пока я не прикажу. Потом второе отделение выдвигается посередине между первым и третьим. Так мы поймаем их главные силы в Г-образную засаду. Разбегаемся.

Волосы под шлемом немецкого образца от пота быстро слиплись в спутанную сырую массу. Вот тебе и первый урок, подумала она. Надо стричься по-американски, ёжиком. Мама, конечно, взбесилась бы. Но для такой стрижки были причины, и в старину тайские женщины тоже часто отрезали волосы. Теперь Сирисун на своём опыте поняла, почему. А потом заметила движение в траве прямо по курсу. Там осторожно пробирался передовой дозор японцев, с оглядкой, но не теряя построения. Стрелять они не торопились. Опасно, но такова цена скорости. Наступай достаточно быстро, введи врага в замешательство, и это может сойти с рук. Но сейчас они не успели. Что-то блеснуло. Бинокль? Очки? Ну что-то вроде.

Она продолжила наблюдать и заметила, как часть фигурок прошла вперёд, а часть опустилась на колено. У одного из них действительно был бинокль. Вот ты и попался, подумала Сирисун и прицелилась примерно на десять сантиметров ниже его шеи. Мушка симметрично расположилась в вырезе целика. Предохранитель откинуть. Мягкое-мягкое нажатие на спуск – и тем удивительнее, как увесистый "Маузер" лягнул её в плечо. Из кителя японца выбило облачко пыли, и он отлетел назад. Следом за ней все открыли огонь по передовому отряду захватчиков.

Японцев было десять, но шанс ответить стрельбой получили немногие. "Маузеры" быстро, одного за другим, вывели их из строя. Те, кто пережил первые выстрелы, пытались отбиваться, но никто не попал даже близко. Сирисун с удовольствием передёрнула затвор винтовки – он ходил легко и гладко, в отличие от тугого механизма отцовского "Манлихера" – и выбрала следующую цель. Выстрел. Японец упал, хотя она не была уверена, попала ли, или же он просто спрятался. Она не смотрела, так как перекатилась на другое место. Выстрелишь один раз, и противник узнает, что ты там. Выстрелишь второй раз, и он будет знать где ты именно. Траву с вжиканьем простригли несколько пуль. Она замерла.

— Отходим. Все отходят ползком на запасную позицию. Быстро. Шевелитесь, шевелитесь.

Второе отделение и её небольшой штаб поползли сквозь траву на заранее обозначенное место. Неглубокая канава примерно в семидесяти метрах от первой позиции. Теперь все три отделения расположились по диагонали.

— Почему мы отошли? Мы ведь побеждали, — услышала Сирисун шёпот одного из солдат. Как будто в ответ, позади раздали хлопки японских 50-мм мин. Точно по тому месту, которое они только что оставили. Чуть мощнее гранатомёта, но от этого не менее смертельно. Она посчитала разрывы. Они звучали сериями по три, значит всего три миномёта. Логично. Скорее всего, рота из шести отделений по десять человек. Три с лёгкими пулемётами "Тип 99", три с миномётами, и передовой дозор, который они только что выбили. И отделение управления. Её стремительные размышления были прерваны металлическим шлепком. Сержант Яуд дал подзатыльник, надвинув каску на глаза владельца.

— Теперь понимаешь, птицеед, почему мы так быстро отступили? Вбей себе в голову, наш командир знает, что делает.

Надеюсь, так оно и есть, подумала Сирисун, помоги мне Будда. Надеюсь, так оно и есть.

Канава была отличная, зигзагами, с глубокими ячейками, идеально подходящими для пулемётов и гранатометов. Не окоп ли это, подготовленный для обороны ещё в 41-м? Даже если нет, сейчас он как раз пригодился. Мины били по пустому месту, но окоп прикрыл её людей от случайных осколков.

Казалось, обстрел будет длиться часами. На самом деле она знала – ровно столько, сколько требуется удерживать её людей носом в землю, пока японцы подтягивают силы и заходят с флангов. После этого в любое мгновение миномётчикам дадут отбой, и начнётся атака. Типичная тактика. Прижать, подойти вплотную, окружить. Как раз когда она подумала об этом, разрывы прекратились, донеслись крики приказов, ясно слышимые в наступившей тишине.

А потом они появились на виду. Две группы пехоты по пять стрелков в каждой, тройка пулемётного расчёта с "Тип 99", и еще три звена миномётчиков. Меньше, чем она предполагала. Если считать это за треть, то их атакуют взводом. И ещё два точно таких же готовы поддержать.

— Не стрелять. Когда я скажу, первыми выносим пулемётчиков, потом миномётные команды. Дальше по обстановке.

Стрелок, державший MГ-34, кивнул и слегка шевельнулся, наводясь в нужную сторону.

Сирисун смотрела, как японцы приблизились к их первой позиции. "Тип 99" был роднёй британскому "Брену" и не шёл ни в какое сравнение с МГ, но всё же это огневая мощь. Слева кто-то завопил на командных тонах, фланговая группа японцев порысила вперёд. Лейтенант почувствовала себя необычно, будто покинула тело и воспарила над полем боя. Одновременно она видела и себя, и свой взвод в траве, и японцев, наступающих по центру и левее. Самое главное – на левом фланге, там будет основной удар. Едва инстинкт подсказал ей, что они подошли к нужному месту, она мгновенно вернулась в себя.

Японцы попытались взять безмолвные позиции в штыки, и обнаружили, что там никого нет. На пару секунд они замешкались. Сирисун хлопнула пулемётчика по спине.

— Давай!

Раздался бешеный ревущий треск, характерный для скорострельного немецкого пулемёта. "Брен" мгновенно заткнулся. Через краткое, едва уловимое мгновение очередь стегнула по миномётчикам. Следом захлопали винтовочные выстрелы её солдат. Баханье "Маузеров" органично дополняло визг МГ-34, похожий на работу пилы. Сирисун тоже прицелилась, выстрелила и сразу нашла другую цель. Она даже не задумывалась, попала или нет – вновь ощутила, как перед ней открывается всё поле боя. Она видела, как три пулемёта на левом фланге выкашивают японцев, сначала группы усиления, потом пехоту. Они катастрофически ошиблись, не рассчитывая напороться на такой ответ, и теперь погибали один за другим. Винтовочный обстрел не давал двинуться ни вперёд, ни назад, а МГ просто убивали. По центру остались разрозненные группки, которым не давали поднять головы. Справа терпеливо ждало в засаде ещё одно отделение. Глядя как будто сверху, Сирисун видела всё так, словно бой уже прошёл и она на следующий день пишет рапорт.

Японцы атаковали простых стрелков, а встретили пулемёты. Если кто-то уцелеет в секторах обстрела, то уже никогда не повторит такой ошибки. Но за ними есть ещё два взвода, и она совершенно точно знала, что они сейчас будут делать. Как знала и то, что следует сделать ей. Сирисун вернулась в себя, написала на планшетке приказ первому отделению и отправила посыльного.

Он понял свой промах, едва услышал подавляющий грохот пулемётных очередей. Думал, что это всего лишь очередная кучка ополченцев, разномастная команда из гражданских и полицейских, весь день раздражавших мелкими укусами. Недостаточно обученные, чтобы всерьёз навредить, они всё же одним только присутствием тормозили продвижение. Ну подумаешь, их собралось побольше. Он не обратил внимания на иной звук винтовочных выстрелов, и на то, что вместо беспорядочной стрельбы наугад огонь ведётся прицельно и дисциплинированно. Даже потеря передового дозора не насторожила капитана Нагашино. Это всего лишь крупный отряд ополченцев. Иначе пришлось бы признать, что какой-то бродячий цирк задержал наступление до подхода регулярных частей!

Звук пулемётов сделал все оправдания ненужными. Сомнений не осталось – он столкнулся с линейной армейской пехотой. Или даже чем-то похуже. Судя по плотности огня, вражеский командир предвидел его ход и сумел опередить. Он ожидал удара с фланга и сосредоточил силы там, где надо. Подразделение, которое должно было охватить противника сбоку, влетело прямо в подготовленную оборону и полегло.

Но это означало, что с противоположной стороны у них никого нет. Предсказуемо. Как и большей части японских рот, отделение управления Нагашино было малочисленным. У него не хватало возможностей продумать что-нибудь хитрое, но тут хитрить и не требовалось. Командир противника усилил фланг? Отлично, выходит, с фронта прикрытие опасно ослабло. На переброску потребуется время. Один по-настоящему сильный удар, и его рота прорвёт хилый заслон, чтобы зайти в тыл и исполнить фланговый охват сзади. Он передал приказы. Второй взвод атакует, третий его поддерживает и помогает разбить врага. После целого дня попыток поймать ополченцев, растворяющихся в лесу при первой же угрозе, было настоящим облегчением встретить тех, кто никуда не убегает.

— Гранатомётчикам товсь! Они уже близко.

Сирисун видела, что японцы намерены нанести сильный удар по её фронту, стремясь пробить его грубой силой и окружить оставшихся. Они вопили, пересекая зону поражения, на бегу стреляя от бедра, и как будто готовились ударить в штыки. На этот раз её позиции атаковали все шесть отделений – три пулемётных расчёта с "99-ми", три группы миномётчиков, и свыше тридцати стрелков против её пулемёта, девяти винтовок и двух автоматов. Вот только третье отделение, которое она расположила справа, залегло вне линии удара, под углом сорок пять градусов к ней. А значит, японцы сами бегут под смертельный перекрёстный огонь. Легче лёгкого.

— Пли! — гранатометы кашлянули, и через долю секунды в толпе набегающих японцев хлопнули разрывы. Одновременно это было сигналом. Она даже не говорила ничего пулемётчику, он и так знал, куда стрелять. Его первая очередь срезала пулемётный расчёт, потом полёг весь левый фланг атакующего взвода, открывая порядки третьей линии. Ещё две гранаты вывели из строя вторую группу пулемётчиков, следующая очередь – миномётчиков. Два других расчёта затаились. Сирисун знала, что за этим последует. Свист падающих мин и разрывы в опасной близости от её позиций.

Блеснул солнечный блик. Она прицелилась и выстрелила. Винтовка вхолостую щёлкнула ударником. Быстро нащупать новую обойму в одном из шести подсумков, задвинуть патроны в приёмник – считанные мгновения. Но даже за это краткое время японцы стали намного ближе. Снова прицелилась. Выстрел. Враг упал на кочку.

Рядом с нею один из стрелков завозился. Обойма застряла и никак не хотела вылазить. Сирисун бросила ему свою. Добавился тяжёлый стук 9-мм автоматов, которыми были вооружены сержант Яуд и пара бойцов из пулемётных расчётов. Потом всё заглушили близкие разрывы 50-мм мин и чуть более тихие хлопки гранат в ответ. Следом послышались новые крики и вопли японцев. Они упорно лезли вперёд. Появились двое солдат – один размахивал мечом, второй нёс флаг. За ними устремились другие, стреляя на ходу, и теперь уже её люди не могли поднять головы. Их разделяло всего двадцать-тридцать метров. Если японцы усилят натиск, то несмотря на искусную засаду и сплошной прострел поля, остановить их не удастся.

Вновь её посетило то странное чувство выхода из тела. Она видела своих людей, некоторые теперь лежали неподвижно, но тем не менее остальные вели огонь. Чуть дальше наседали японцы, угрожая просто завалить их трупами. Одновременно она видела, как на помощь идёт её первый взвод, с дополнительными пулемётами, как будто дверь покачивалась на петлях и готова была захлопнуться. Всего через несколько секунд они обойдут противника слева и запрут оба фланга. Её представился сухой голос преподавателя в Чулачомклао.

— Ну хорошо, курсант Сирисун. Вас численно превосходят в четыре раза, вы хуже вооружены и уже понесли потери. Вы хотите атаковать? Необычное решение. Даже какое-то… бешеное, вам не кажется?

Она почувствовала толчок в плечо. Пока её разум рассматривал поле боя, тело действовало само по себе, наводя винтовку и стреляя. Японцы приближались, и уже замолчал пулемёт на правом фланге. Скорее всего, его накрыли из миномёта.

— Штыки примкнуть! — прокричала она. Команда полетела по цепочке. Бойцы доставали тридцатисантиметровые серебристые зазубренные штык-ножи, защёлкивая их под стволом. Казалось, японцы ожидали чего угодно, но не этого. Из травы на флангах поднялись на станках два МГ-34, рассекая противника продольным огнём.

Удивились все. Просто ещё несколько очередей, но это стало последней соломинкой. Японцы уже попадали по перекрёстный обстрел, и сейчас из-за плотности огня замерли. Сирисун видела их замешательство. Натиск прекратился – вражеский офицер пытался разобраться в изменившейся обстановке. Такого не должно было случиться, но случилось. В голове лейтенанта снова зазвучал голос, но не инструктора, а какой-то с английским акцентом. Она слышала записи с образцами речи английской аристократии. Язык был ей знаком не очень хорошо, но достаточно, чтобы понимать звучавшие в мозгу слова: "Сейчас! Прямо сейчас! Пора!"

Она вскочила, следом за ней по всей линии поднялся остальной взвод. Японцы не побежали – они никогда не бежали, но явно были ошеломлены таким поворотом. Они много лет воевали с китайцами, которые, как правило, не отличались боевой устойчивостью и очень редко контратаковали. Тем более в штыки. На осознание требовалось время, а потом стало слишком поздно. Сирисун видела своего противника, бежавшего навстречу с выставленной "Арисакой". Она заученно отбила винтовку, сделала выпад, вонзая зазубренный штык-нож в живот. Повернуть, потянуть, высвободить. Позади неё Яуд срезал другого японца из МП-40, не подпуская к командиру.

Всё закончилось очень быстро. Японцы были разбиты, её люди удержали позиции. Те, кто остались.

— Идём дальше, не останавливаемся. Подсчитайте потери. Дайте связь. Надо доложить о бое, — отстранённо говорила она, высматривая любые признаки возможного сопротивления. Раздалась короткая автоматная очередь. Она дёрнула головой. Раненый японец шевельнулся, и один из её людей добил его. Яуд перехватил её взгляд.

— Иначе нельзя, госпожа. Это японцы. Они не сдаются. Попытайтесь взять пленного, и он подорвёт вас гранатой вместе с собой, или застрелит последним патроном.

Сирисун понимающе кивнула. Взвод уже занимал оставленные недавно окопы и заново укреплялся. У её ног лежал офицер, с грудью, развороченной пулемётной очередью.

— Госпожа, заберите его меч. Он ваш по праву.

Она покачала головой.

— Некогда. Надо идти дальше.

— Госпожа, это правда надо сделать. Люди должны видеть.

Она поняла, что имеет в виду сержант. Это была подлинная катана, не из числа дешёвых офицерских штамповок. Рядом лежали ножны. Она подобрала и их, потом вскинула меч над головой. На клинке вспыхнуло послеполуденное солнце. Те из её бойцов, кто видел это, радостно закричали. Кто не видел, услышали голоса, посмотрели и присоединились.

— Есть связь, госпожа. Вот список потерь. Девять погибших, шесть раненых. У остальных царапины, можно даже не считать.

— Благодарю, сержант. Кен, давайте седьмой канал.

Она подождала настройку.

— 1219, это Сирисун. Вступили в бой с врагом. Пехота численностью около роты. Мы их разбили и движемся направлением на Тонг Клао. Требуется пополнение боеприпасов и по возможности подкрепление. У нас девять убитых и шесть раненых, требующих эвакуации. Потери противника свыше сотни.

Повисла долгая пауза, потом прозвучал знакомый голос из штаба.

— Принято, понято. Идите в Тонг Клао и там занимайте оборону. Имейте в виду, разведка доносит о появлении вражеской бронетехники. Подкрепление получите в посёлке.

В штабе командир роты прервал связь.

— Ну, сержант-майор, как вы это находите?

— Похоже, японцы выбрали неправильное время для вторжения.

Над полем для гольфа реяло "Восходящее солнце". Солнце заходящее окрашивало его в алые тона. Майор Уцуномия смотрел на аэродром, который наконец-то пал перед его людьми. Сгущающиеся сумерки подчёркивали догорающие остовы зданий. Видел он не очень хорошо – половину лица скрывала повязка. Осколок ракеты разодрал щёку. Он понимал то, о чём медик ему не сказал: на этом глазу зрение уже не вернётся.

Но поле тоже теперь в их руках. Вражеский арьергард держался до последнего, выигрывая время для отхода остальных. Сейчас на их стороне была темнота. Японцы гордились своей способностью воевать ночью, но погоня за противником, который находится на своей территории, в это умение не входила. Тем более воевать уже некому. Перед боем в его батальоне было более семисот человек. Теперь триста девяносто один из них убит, и пара сотен тяжело ранены. Такие потери вызвал авианалёт. Пехота сражалась смело, но они не были профессионалами. Всё проклятые неуязвимые "Страусы" со своими бомбами, ракетами и пушками.

— Господин майор! Добыча! Они оставили флаг.

Пехотинец из всех сил тащил тайский флаг на длинном шесте, зачем-то всаженный в лунку № 18. Уцуномия нахмурился. Обычно никто не втыкает государственный флаг в таком неподходящем месте. Потом до него дошло, и он отчаянно крикнул "Нет!", но опоздал. Сработал вышибной заряд, подбрасывая мину на метр в воздух, а потом взорвалась и она, размётывая осколки. Майор почувствовал удары металлических кубиков по ногам. Четвёртое ранение за день, мрачно подумал он и почувствовал себя оскорблённым. Разве можно закладывать мины-ловушки на поле для гольфа?

— Господин генерал, на связи генерал Чаовалит из девятого передового бригады.

Сонгкитти принял трубку у секретаря.

— Держишься, Ван?

Прежде чем донёсся ответ "Да", телефон выдал несколько потрескиваний.

— Ну и хвала богам. Сможешь удержать фронт без подкреплений ещё один день? Наши осведомители говорят, что границу перешли две японские дивизии.

— Да знаю я, знаю. Но у нас всего четыре полка. 19-й и 29-й остаются на линии соприкосновения и даже немного оттеснили японцев. 39-й и 49-й подошли позже, но к закату вышли на позиции. Раз уж Лаум Мвуак держался до тех пор, пока в этом был смысл…

Сонгкитти прикусил язык. Сведения оттуда не радовали. Аэродром захвачен, рота охраны полегла до последнего человека. И не менее половины лётного персонала. Выжившие уводят свои семьи через джунгли. Чаовалит продолжал:

— …и авиация, само собой. Без неё мы, скорее всего, ничего бы не сделали. Но сейчас на фронте целая дивизия, и она работает на нас. Так что да, завтрашний день выстоим

Сонгкитти посмотрел на карту. Тонкая линия синих булавок обрисовывала трёхлистную почку японского вторжения. Шестнадцать километров в самом глубоком месте и пять в районе Лаум Мвуака. Завтра критический день. Всю ночь в Пномпень прибывали части Второй Конной, они нацелены на восточный участок плацдарма. 11-я пехотная дивизия тоже движется, в сторону западного участка. Если Чаовалит устоит до их подхода, то сможет контратаковать и на север и юг, отрезая японцев от Меконга и окружая их. Сегодня решилось многое. Ополчение продержалось достаточно долго, Лаум Мвуак продержался достаточно долго, "Страусы" нанесли достаточно урона, и совокупно обеспечили 9-й бригаде время для развёртывания. Теперь им бы день простоять да ночь продержаться, и можно начать гнать японцев прочь.

— Даже не знаю, будет ли у нас завтра поддержка с воздуха. Сегодня небо весь день наше, но про завтра ничего не могу сказать. Могу я ещё чем-нибудь помочь?

— Подкреплениями. И если у тебя есть ещё офицеры, как эта дамочка, которую ты направил в 29-й, отправляй сюда. Прад думал, что ты рехнулся, прислав женщину, но она тут дала жару и отжигала весь день.

— Я выбью ещё свободных людей. И немного 150-мм орудий. Спасибо, Ван.

Генерал положил трубку и посмотрел на секретаря.

— Ты это слышал? А ведь я грозился выволочь её отсюда за волосы. Как думаешь, затаит?

— Да все они злопамятны…

Глава три Решения

— Алекс, ты слышал, что вчера сводная 509-я намяла холку "Лайтнингам" Фернандеса?

— Вчера Микоян рассказывал нам о своей поездке на "Норт Америкэн", так что я пропустил вечерний разбор полётов. Но знаю, что майор Фернандес был не в духе. Его машина неважно себя показала.

— Думаю, так случилось бы с любым другим. Но 305-я выполняла запланированный прорыв, а 509-я зашла с козырей. Они подняли один из своих носителей GB-36, "Ангела-хранителя" вместо разведчика. Когда F-58 Мэнни подошли, экипаж дождался, пока те не забрались на потолок, а потом выпустил на них "Гоблинов". Пташки Гонсалеса держались на 14200 на последних килограммах тяги, и "Гоблины" просто посбивали их, пока они старались не свалиться в штопор. Съёмки с фотопулемёта тому доказательство. Всех шестерых. Потом "Ангел-хранитель" снизился, подобрал истребители и ушёл на высоту. Мэнни был недоволен. Говорит, в настоящем бою было бы больше истребителей, и они помешали бы стыковке. Я считаю точно так же.

— "Ангел-хранитель"? Это не тот ли, который спас ваши задницы на Францией, — майор Клэнси сидел в пилотском кресле рядом с командиром корабля полковником Дедмоном и вторым пилотом, гвардии полковником Александром Покрышкиным.

— Именно. Машина Тринна Аллена. Когда "Ангел", "Каролина" и "Золотце" садятся в Козловском, их каждый раз бесплатно поят пивом. Правда, дело было иначе. Они не вытаскивали нас из-под огня, просто один свихнувшийся истребитель здорово погрыз нам левое крыло. Промахнулся ракетами, зато попал из пушек. Мы теряли высоту, и нас уже ждали длиннокрылые "Мессеры". А потом появились они и разогнали этот… комитет по встрече.

— Блом&Фосс, не "Мессеры". Изначально это были "Мессершмиты", но потом проект передали другой фирме, — рассеянно уточнил Покрышкин. Он привыкал к ощущениям от B-36. — В Раменском есть пара машин, наши конструкторы сейчас их потрошат.

— Босс, есть засечка. Одиночный истребитель, чешет на тысяче двухсот километров в час с лишком. Скороподъёмность тоже хорошая. Две тысячи шестьсот метров в минуту. Быстрее всего, что мы уже знаем.

— Это, скорее всего, XF-86A "Норт Америкэн". Они говорил, что сегодня присоединятся к испытаниям. На 50 километров быстрее нашего МиГ-15, но МиГ поднимается ещё шустрее. Не думаю, что стоит беспокоиться. Обе машины исчерпают запас высоты заметно ниже нас.

— Спасибо, Алекс. А с МиГом что не так? Наблюдатель, смотри за гостем, скажешь, когда он пересечёт отметку 13500.

— Микоян сказал, что инженеры "Норт Америкэн" очень помогли. Они показали, что стреловидное крыло надо строить по-другому. У нас их собирали по-старому, сначала нанизывали нервюры на лонжероны и потом крепили обшивку. Оказалось, что точности такого метода уже недостаточно. На "Норт Америкэн" придумали оснастку, которая сначала формует обшивку целиком, а потом натягивает её на каркас. Артём Иванович как раз сегодня отправил описание в Россию, чтобы заводы испытали новый способ. А мы передали документацию по авиационным пушкам. 12.7-мм пулемёты это уже как-то слабенько. Забавно. Ваш XF-86 летает, но не стреляет, наш МиГ-15 стреляет, но не летает.

— Внимание, прошёл 13500. Всё верно, скороподъёмность снизилась. Большая потеря скорости. Перешёл в горизонталь, пытается разогнаться снова. Тысяча сто с мелочью. Набирает высоту, но уже намного медленнее.

— Тяга всё. Сейчас у него от силы полтонны, — Клэнси чуть-чуть повернул, увеличивая разрыв между истребителем и "Техасской леди", спокойно плывущей в небе Невады. Кормовая спаренная 20-мм установка шевельнулась. Жан-Поль Мартин проворачивал приводы, чтобы не замёрзли в лютой стратосферной стуже.

— До сих пор карабкается, совсем еле-еле. Рассчитываю, что упрётся в шестнадцать с небольшим. Вы были правы, не осилил.

— И это лучшее, что у нас есть…

"Техасская леди" величественно парила над полигоном. Примерно в тысяче метров под ней пилот XF-86 явно рассчитывал дотянуться до серебристого гиганта. Трудная задача – удерживаться в зазоре между максимальной скоростью и сваливанием. Сейчас он был всего десяток километров в час. Лётчик с явной беспомощностью наблюдал, как B-36 плавно отворачивает и удаляется.

— Фил, дай-ка я порулю немного, — Дедмон пересел за штурвал. — Экипаж, приготовиться к снижению. Наблюдатель, высота и положение?

— На восемь часов и восемьсот метров ниже. Он пытается повернуть на нас, но уже не может. Сорвётся, если рискнёт набрать ещё хоть немного.

— Спасибо. Если что-то изменится, сразу сообщай.

Конструкция самолёта еле слышно поскрипывала и попискивала в снижении. Теперь XF-86 висел прямо по левому борту. Его мощности, по существу, хватало только на то, чтобы держаться в воздухе. Пилот пытался изменить курс, но у него не осталось запаса тяги ни для подъёма, ни для поворота. Только осторожное скольжение блинчиком. Потом Дедмон потерял его из виду – "Техасская леди" продолжала правый поворот. Всё это время он мысленно рисовал себе взаиморасположение обоих самолётов и, посмотрев через правое плечо в нужный момент, увидел, как XF-86 вплывает в поле зрения из кабины. Он выровнялся и пытался оторваться от бомбардировщика, который медленно, но верно заходил ему в хвост.

— Ну что, ребята, поехали, — XF-86 висел прямо перед ними, всё ещё разгоняясь в попытке удрать от устрашающего гиганта, — поршневые и реактивные на полную. Смотри, Саша, на такой высоте реактивные теряют тягу, а наши поршневые радиалки с турбокомпрессорами – нет. По крайней мере, не так заметно.

Роберт внимательно смотрел вперёд, чтобы показать себя, но не вызывать аварию.

— Поршневые на пять делений тише, реактивные держим на максимуме.

Расстояние между ними сократилось до пары сотен метров, истребитель выглядел как рыба-лоцман перед китом. Лётчик пытался увернуться, насколько позволяла аэродинамика, но всё было бесполезно. "Техасская леди" без труда следовала за ним.

— Это "Сабля-1". Всё, сдаюсь. Догнали, — расстроенно и обиженно прозвучало в эфире. Дедмон ухмыльнулся и подвёл бомбардировщик ещё ближе.

— "Техасская леди", сдайте назад, — пилот явно паниковал. Полковник не осуждал его. Здоровенный самолёт загораживал ему всё небо позади. Тем более, истребители не привыкли к тому, что их гоняют бомбардировщики.

По внутренней сети эхом прокатился женский голос:

— Загони его, ковбой!

Покрышкин с любопытством приподнял брови.

— У нас в экипаже кто-то мастерски имитирует женское воплощение. Даже не знаю, кто это, — Дедмон пристально смотрел на истребитель прямо по курсу.

— "Техасская леди", это диспетчерская. Отстаньте от него.

— Земля, связь неразборчивая, повторите.

— Боб, он падает.

Элероны XF-86 внезапно затрепетали. Скорее всего, лётчик слишком резко взял ручку на себя и тяги не хватило. Истребитель кувыркнулся и заштопорил.

— Боевая мощность на все двигатели. Нам ещё высоту вернуть надо.

Через двадцать минут они поднялись на эшелон, с которого ушли, преследуя экспериментальную машину. Потом закончили полётное задание и взяли курс на местную временную базу. Когда они начали снижение, на связь вновь вышел диспетчер.

— "Техасская леди", это земля. Для сведения: XF-86 выровнялся на высоте семь тысяч метров и сел без происшествий, — тон сменился на зловещий, — а ещё генерал ЛеМэй хочет видеть весь командный состав у себя в кабинете, сразу после посадки.

— Вы ставите ударение не на тот слог. Правильно "Ёб твою мать".

ЛеМэй удивлённо вытаращился. Никто прежде не прерывал ни одну из его тирад, не говоря уже об исправлении произношения. Прежде чем он смог возобновить выволочку экипажа "Техасской леди", Покрышкин снова перехватил инициативу.

— И, простите если что не так… вы бы не хотели проделать такое с моей матушкой. Это милая пожилая дама, но однажды, когда она пошла в лес за дровами, к ней пристал любвеобильный бурый медведь. Весна, всё такое. Он собирался уже было поиметь её, но когда рассмотрел, то решил, что лучше сначала оденет ей котомку на голову.

Дедмону безумно хотелось заржать. Ведь этого тоже никто раньше не делал в кабинете генерала. Покрышкин стоял по стойке смирно у стола, с совершенно серьёзным выражением лица, почтительно донося ЛеМэю важные сведения.

А у того задёргались глаза. Это знали все в САК, но никогда не упоминали. Генерала постепенно поражал паралич лицевых нервов. Он был пока на ранней стадии, с короткими и редкими приступами. Однажды его лицо застынет навсегда.

— Так к чему была эта игра? — задушив ярость, спросил ЛеМэй. — Вы подвергли риску самолёт и семнадцать жизней.

Покрышкин и тут ловко влез первым, на этот раз опередив Дедмона.

— Товарищ генерал, вы не истребитель. Я да. И смотрю на всё в упор. Для нас бомбардировщики это добыча. Их будут искать и сбивать. Даже утром, во время полёта на "Техасской леди", я видел, что ничего не изменилось. B-36 остаётся добычей, ведь истребители нас искали и нашли. Сейчас у B-36 есть преимущество в высоте и в высотной манёвренности. Так можно избегать охотников – уходя туда, где тебя не достанут. Как кошка, за которой гонятся собаки, влезает на подходящее дерево. Теперь B-36 сидят на верхушке дерева и смотрят на собак, кружащих внизу. Но это только вопрос времени, когда придёт собака побольше и посильнее, и сможет допрыгнуть до вершины.

Гнев генерала исчез, уступив место профессиональному вниманию.

— Товарищ гвардии полковник, у нас на подходе B-60, полностью реактивный прототип B-36. Не такой дальний, но быстрее и высотнее. Кроме того, уже есть B-52. У него скорость ещё больше, как и потолок.

— Так точно, но это всего лишь кошка, которая забирается всё выше и выше. Тем не менее, собаки однажды её поймают и порвут. Когда мы охотимся на бомбардировщики, то решаем по одной задаче за шаг. Первым делом – найти. Потом догнать. И сбить. Проблему обнаружения решили радары. Я, конечно, знаю, что пока даже лучшие радары могут всего лишь примерно показать, откуда налёт. Вопрос погони тоже решим, мы же прямо сейчас им занимаемся. Пусть у XF-86 и МиГ-15 это не получится, следующее поколение справится. Уже в разработке улучшенный МиГ-15. Два-три года, и в "Красное солнце" войдёт МиГ-17. Уничтожение? Когда мы догнали цель, это проще всего. У нас есть тяжелые пушки, есть ракеты, обе наших страны работают над снарядами класса "воздух-воздух". И при всём при этом бомбардировщик остаётся пассивной целью, которую будут искать. За последние полтора месяца истребители раз за разом терпели неудачу, но тем не менее они остаются охотниками, а B-36 дичью, ждущей гибели. Сегодня впервые всё поменялось – бомбардировщик напал на истребителя. Посмотрите записи. Пилот XF-86 не знал, что делать. Он запаниковал, ибо такого никогда с ним не бывало. Это неправильно! Но сегодня случилось. Как будто тигра укусил заяц. Как раз на сегодняшнем совещании я увидел простое решение. Всё, что ему надо было сделать, уйти в снижение, разогнаться и вернуться к нам чуть позже. Возможно, даже раньше, чем мы успели бы поднялись на безопасную высоту. Он об этом не подумал, у него мозги не так работают. Ведь истребитель всегда побеждает. А если у бомбардировщика будет возможность атаковать, это сильно усложнит задачу. Летчику-истребителю надо будет думать не только о нападении, но и о самозащите. Есть шаги в нужную сторону в виде GB-36 и F-85, но можно сделать больше и лучше.

— Товарищ гвардии полковник, мы построили версию B-29, в качестве бомбардировщика сопровождения. YB-41 с удвоенным вооружением, несколькими дополнительными счетверёнными 12.7-мм установками. На некоторых даже были спаренные или счетверённые 20-мм пушки. Немцы уничтожили их все.

— Я знаю, товарищ генерал. При всём их вооружении они всё равно были просто добычей. Чуть более трудной, чуть более зубастой, но добычей. Они оставались на обороняющейся стороне. Я же считаю, что залог успеха в активных действиях. Бомбардировщик, который может принять бой с истребителями. Стратегические разведчики RB-36 изучают вражескую воздушную оборону, почему бы им не атаковать в случае чего?

— Но бомбардировщик может сражаться с истребителями? — с ироничной усмешкой спросил ЛеМэй. — Перегруженный топливом и бомбами… сегодня вам повезло, вам попался беспомощный. А потом?

— В таком разрезе никак, товарищ генерал. Надо отталкиваться не от самолёта, а от оружия.

На лице ЛеМэя не отразилось никаких чувств. Всё равно он не мог, иначе у него отвисла бы челюсть. Это было изящное решение, которое простирается далеко в будущее. Опереться на оружие. Вооружить бомбардировщики новыми ракетами "воздух-воздух". Использовать стратегические разведывательные корабли для взлома ПВО, чтобы очистить путь бомбардировщикам. Не просто изящно, а блестяще!

"Красное солнце" создали как систему истребительного противодействия бомбардировщикам, подобным B-36. И похоже, первый урок уже получен. Не надо противодействовать – надо создавать опережающую встречную угрозу. Его разум уже помчался вперёд. Новый стратегический разведчик должен быть скоростным, относительно манёвренным и гибким в применении, чтобы он мог достойно встретить любые вызовы – даже пока неизвестные. Обмануть врага, подпустить поближе и уничтожить внезапным ударом исподтишка. ЛеМэй отложил эту идею на потом, когда будет время обдумать её.

Покрышкин всё еще стоял перед ним, сохраняя лик вежливой любезности.

— Очень ценное мнение, товарищ гвардии полковник. И "Техасская леди" тоже проявила себя. Скажите мне, Александр Иванович, что вообще может напугать вас, русских?

Он ответил таким же мрачным пристальным взглядом, глаза в глаза.

— Товарищ генерал, вы точно никогда не встречались с моей матушкой?

ЛеМэй покачал головой.

— Свободны. Валите все, пока я не передумал и не разжаловал вас в рядовых.

Снаружи Дедмон вздохнул и опёрся на стену.

— Спасибо, Саша. Я думал, нам кранты.

Покрышкин, стараясь сохранить торжественность и значительность момента, сказал:

— Обязанность истребителя – прикрывать бомбардировщик, и умереть, если надо, — потом он рассмеялся, — кроме того, мы исторически научены держать удар.

Роберт облегчённо усмехнулся.

— Пойдём, проставлюсь пивом. Слушай, а правда что ли про твою мать? Ну, что она повстречалась с любвеобильным медведем?

— В каком-то смысле. Однажды на неё напал медведь, но без последствий. Она выбила из него дух, — Покрышкин покосился на американцев, чтобы понять, повелись они или нет.

— Ничего себе… — в голосе Дедмона слышалось сомнение. — Расскажешь за пивом?

— О нет! Ну её-то за что?

Капитан второго ранга Фокс прошёл через главные ворота базы Портсмут и направился по широкой дороге, ведущей к административным постройкам. В некотором смысле, город его приятно удивил. Рассказывали, будто его сровняли с землёй и осталось всего несколько жителей, обитавших в крытых брёвнами землянках. Всё было не столь плохо. Здания повреждены обстрелами, ракетными и бомбовыми попаданиями, но многие их них уцелели и город можно восстановить. Хотя по сравнению с собой же довоенным он стал призраком и будущим кошмаром завхоза, по пути от поезда к базе Фокс чувствовал себя почти дома. А затем повернул за угол и увидел это.

"Виктория"[59] находилась в своём бетонном ложе, но лишилась мачт, а посередине корпуса зиял закопчённый пролом. Даже издалека было видно, где огонь выхлестнул через орудийные порты и облизал борта. Фокс бросился бежать, сам того не желая. С другой стороны линкор выглядел именно так, как он и боялся. Скорее всего, это была одна из тяжёлых ракет, которые американцы назвали "Крошка Тим". Она разворотила почти треть борта, разбросав обломки досок почти на половину верфи. Чудовищная рана, окружённая подпалинами.

— Почему её? У неё же нет никакой военной ценности? — почти выкрикнул капитан. Этот вопль заставило людей остановиться и посмотреть на него, а Фокс постепенно пришёл в себя. Как раз к этому моменту подошёл один из рабочих.

— Не расстраивайтесь так, сэр. Корабль не настолько повреждён, как выглядит, честное слово. Мы приведём всё в порядок.

— А что случилось… извини, не знаю, как тебя зовут.

— Томас, сэр. Американцы, уродцы с ломаными крыльями. "Корсары". Но это не специально, правда. Они налетели на склады чуть дальше. Там ещё стояли несколько старых эсминцев, так что и на них тоже. Гунны, конечно, утыкали всё зенитками, и на одно из строений затащили спаренную 30-мм пушку. До сих пор можно увидеть дыру, которая от неё осталась. Янки дал залп по ней с той стороны реки, через крыши. Наверняка сам удивился, одна из его ракет пошла ниже и попала в нашу старушку. Она вспыхнула, но мы с друзьями притащили рукава, песок и погасили всё раньше, чем пожар разгорелся. Если хотите, можете посмотреть, но там повсюду обломки.

Роберт покачал головой. Всё выглядело предельно бессмысленным, пусть и с учётом случайности. Даже намеренное уничтожение казалось бы менее жестоким. Но то, как была разрушена старушка "Виктория" – промахом ракеты при обстреле зенитки – просто какая-то выходка рока.

Не оглядываясь, он поблагодарил Томаса и побрёл в сторону, к реке, которая протекала за складами. Там он увидел, что в отличие от Портсмута, город-спутник Госпорт исчез. На том месте, где он располагался, осталась ровная пустошь, среди которой выделялась квадратная верхушка большого бункера для подводных лодок. Вдвое больше чем в Фаслейне, рассчитанный на укрытие двадцати четырёх субмарин и всего сопутствующего хозяйства.

Рабочий подошёл следом.

— Да, зрелище мрачное. Это тоже янки, в последний день войны. Почти в то же время, когда бомбили Германию. Говорят, не меньше двух дюжин огромных самолётов, летевших так высоко, что их почти не было видно. Тысяча тонн за минуту, и вот уже ничего нет. Портсмут дрожал как при землетрясении. Наши, гунны, экипажи подводных лодок, их люди, наши люди, всех без разбора. Только вон там бетонная могила прямо посередине. От всего города уцелел только бункер.

Томас смотрел так, будто хотел проклясть кого-то, но сам не знал кого. Американцев, нанёсших удар? Немцев, навлёкших бомбардировщики на Госпорт? Галифакса, который позвал немцев, или политиков, которые ввели Галифакса во власть? Людей, проголосовавших за тех политиков? Тогда получается, что жители Госпорта сами дозвались B-36 себе на головы? Конечно же, это неправильно и несправедливо. Так кто виноват? Или никто, и весь этот кошмар просто итог слепого случая и злой судьбы?

Фокс уселся на бетонный кнехт, глядя через серую реку на лунный пейзаж, оставшийся от Госпорта. В укрытии его дожидалась подводная лодка королевского флота "Туле", которая вскоре перейдёт в королевский австралийский флот. Модернизированная и доработанная лодка серии Т, командование над которой он принял, когда подписал переход в австралийский ВМФ. Он поведёт её, а Джулия отправится на одном из лайнеров, и там они встретятся. Где-то там, где всё можно начать с начала, построить собственное будущее. Собственно, он и прибыл в Портсмут только поэтому – подписать бумаги и познакомиться с "Туле".

Бриз принёс запах горелой древесины. Он почувствовал, что тянет с "Виктории", но может быть и нет. Вокруг хватало сгоревших зданий. Были и нотки свежего дерева. Роберт обернулся и увидел, как с тележки разгружают доски, добрый английский дуб. Часть из них сразу внесли внутрь, послышался звук пил и молотков. Обгоревшие доски вытаскивали, заменяя на новые.

Ему пришло в голову, что "Виктория" напоминает саму Англию. Разбитая, переломанная, обгоревшая, пострадавшая и от друзей и от врагов. И всё же, несмотря на разногласия, на все трудности, люди работали, возрождая разрушенное. Восстанавливали то, что можно восстановить, меняли то, что можно заменить, но умели обходиться без того, что уже не поправишь. Создавали лучшее из оставшегося.

Я не могу уехать, подумал Фокс, это будет дезертирством. Но у него оставалась его собственная жизнь; он пережил восемь лет войны, в которой погибло большинство его одноклассников. Разве этого недостаточно? И Джулия достойна другой жизни, в которой у неё будет всё, чего она лишена здесь. Включая будущее и семью. Фокс сидел, глядя поочередно на руины Госпорта и деловитую суету рабочих на "Виктории", сравнивая те или иные аргументы. Как только он принимал решение, проигравшие доводы отступали на перегруппировку и вновь наседали на него с другой стороны. Он сидел на швартовной тумбе, не обращая внимания на время. К нему подбирались мягкие серые сумерки. Одинокая фигурка, придавленная трудностью выбора и грузом ответственности. Британия или Австралия? Когда наступила ночь, он всё ещё сидел на кнехте, опустив лицо в ладони, но так ничего и не решил.

— Водки?

— Да, господи, из любви к милосердию. Водки! — Роммель добавил к этому ещё и лёгкий скептицизм. Маршал стукнул по столу, вошли две девушки, с бутылкой настоящей водки, а не самогона, который, казалось, возникал всегда, как только русское подразделение останавливалось хотя бы на несколько минут. Одна двигалась немного быстрее второй и сначала поставила стакан перед Рокоссовским.

— Спасибо, Аня, — он посмотрел на другую, потом на Роммеля. Девушка покачала головой, и его рука как бы невзначай прошла у кобуры пистолета. Она покачала головой и села рядом с немцем, тут же наполнив стакан прозрачной жидкостью. Он понял этот безмолвный разговор так, будто всё прозвучало на его родном языке: "Сядь с ним и выпей". "Только через мой труп". "Это возможно". "Ну тогда ладно".

— Эрвин, давайте выпьем за безумие. В мире его полным-полно.

— За безумие, Константин. Ваше, наше, и особенно их.

Они рассмеялись, сбрасывая напряжение. Ни у одного не было ни малейшего сомнения, кто такие "они". Звякнуло стекло, стаканы опустели, и девушки вновь наполнили их.

— Четыре правительства, четыре разных схемы границ, и все утверждают, что они единственный истинный представитель поляков. Одно хочет рубежи до 1939-го, а другое хочет границ, которых никто не видел века с XVII. Надо думать, если бы такое произошло, в обоих наших армиях были бы польские войска.

— Верно, друг мой. И если мы дадим им волю, до заката все будут мертвы. Перебьют друг друга. Так же, если мы отдадим им ваших людей, они убьют их.[60] Интересно, кого они ненавидят больше, вас, нас или своих же?

Рокоссовский на мгновение задумался.

— Все они ненавидят вас больше, чем друг друга. Две из четырёх группировок ненавидят нас больше, чем другие две, прочие ненавидят остальных больше, чем нас. И не только нас. Разве вы слышали, чтобы чехи и словаки устраивали взаимную резню? Их угрозы до поры до времени остаются словами, но если вовремя не остановить, слова станут действительностью. Значит, что нам нужно сделать?

Роммель пожал плечами. Он и так добился большего, чем ожидал. Обеспечил жизни одних роковым решением для других, использовав смерти плохих людей как выкуп за тех, кто… не настолько плох. После пяти лет на Восточном фронте он заслужил репутацию человека, способного придумать неожиданное решение на ровном месте. Но эта загадка лежала вне его понимания. Русский маршал широко улыбнулся. Роммель понимал, что что-то упустил.

— Эрвин, вопрос стоит так: если мы передадим солдат любому из четырёх правительств, все они погибнут. Как надо поступить?

— Найти ещё кого-нибудь, конечно. Но кого? Мы уже выслали столько, что осталось совсем мало мест, где согласятся принять остальных. Вписались южноафриканцы, но этого всё равно не хватит.

— Если мы не хотим, чтобы эту гонку выиграла одна из четырёх лошадей, решение очевидно. Приведите пятую.

— Неужели пятое польское правительство?

— Почему бы и нет? Польские части, как ваши, так и наши, знают, что их уничтожат, если они попадут в руки любой из существующих хунт. Мы вводим в дело ещё одно правительство, тщательно подготовленное. Оно будет знать, что его шанс на выживание зависит от обращения с людьми. Это шанс. Треножник. Правительству нужны войска, в любом случае. А две группировки войск не договорятся между собой. Вместе же всё три части будут иметь достаточно сил для подавления других партий. Если одна опора подведёт, упадёт вся конструкция. Так или иначе, путь равновесия в такой ситуации – наилучший.

Роммель покачал головой. Это была блестящая схема. Опасная, но блестящая. Если она сработает, то получится стабильная Польша. У четырёх претендентов нет ни тени шанса против вооруженных сил, прошедших выучку немецкой и русской армий. Сражаться вместе, восстанавливая порядок в стране вместо бесконечной гражданской войны на четыре фронта!

— Константин, это превосходно. Конечно же, пятое правительство проведёт границы в Восточной Европе так, как вы хотите.

— Разумеется.

— Я догадывался. Кто это придумал? Жуков?

— Нет, его предшественник.

— СТАЛИН?! Но он же мёртв, — Роммеля поразила пугающая мысль, — он ведь мёртв?

Рокоссовский как будто хотел что-то сказать, но быстро передумал.

— Мне кажется, вам лучше знать. Вы командовали войсками, которые вели последнее наступление на Москву. Вы нашли его тело? Ходят разные слухи, но основное мнение таково, что он погиб в бою рядовым, вызвав огонь на себя.

— Мы искали. Но не нашли никого похожего. Но вы же знаете, каковы уличные бои. Большинство было трудно опознать. Мы слышали то же самое и тогда, и в последующие годы: погиб как пехотинец. Скорее всего, так оно и было.

— Так думаем и мы – те, кто не знает наверняка и те, которые никогда ничего не скажет. Но Сталин предвидел такой вариант. У нас готовили альтернативные правительства для стратегически важных стран. Изначально они были коммунистическим, но с такими произошли несчастные случаи или они ушли в отставку. Нынешние, скажем так, более национальны, но смотрят на вещи по-нашему.

— Константин… а все ли войска правительства, которое вы собираетесь напустить на Польшу, будут польскими?'

Ухмылка Рокоссовского определённо стала хищной.

— А вот это будет разглашением тайны, Эрвин.

— Чем могу помочь, мистер МакМаллен?

Джон подошёл к стойке. Для него банкиры были далёкими личностями, которые общаются в основном друг с другом. И вежливое обращение вызывало чувство странного беспокойства.

— Ну, дело такое… Мы с женой только что сошли с корыта из Англии. У нас есть правительственное платёжное поручение. Сказали, что я должен посетить банк и превратить его в настоящие деньги.

Это часть договора заставляла Джона нервничать. Он сдал посольству в Лондоне все деньги, и его заверили, что по платёжному поручению он снова получит их в Южной Африке. МакМаллен очень беспокоился по этому поводу. Воспоминания о больших премиях, выплаченных безо всяких разговоров, заставили его принять решение, и он подписал бумаги. Разумеется, когда они с женой поднялись на корабль, их уже ждала платёжка.

— Ах да. Само собой. Мы часто общаемся с нашими новыми жителями. Как вы устроились?

— Спасибо, вполне прилично. Пока что у нас комнатка в приюте для новоприбывших, но мы уже ищем своё жильё. А в понедельник я уже устроился на работу. На верфи.

— Хорошо, хорошо. Думаете о покупке участка? Мудро. Всё верно, мистер МакМаллен, вот ваше поручение. Оно, само собой, номинировано в соверенах. Финотдел лондонского посольства конвертировал сданные вами деньги в соверены. Мы, конечно, всё проверим и пересчитаем их в ранды, и вы получите наличные. Кстати, вы удачно угадали с путешествием. Пока вы были в море, благодаря кое-каким колебаниям курсов, скорее всего, вы ещё и заработали.

— Соверены? А какие они? Что с ними делать? — с подозрительностью спросил МакМаллен. Комментарий о покупке участка застал его врасплох. Когда он сказал, что они ищут собственное жильё, то имел в виду аренду. Он всегда так делал. И сама мысль полновластного владения домом казалась странной.

Управляющий беззвучно и невидимо вздохнул. С приезжими, особенно из Англии, случались проблемы. Они не были знакомы с банковским делом и денежными переводами.

— Мистер МакМаллен, когда Англия заключила перемирие с Германией, она вышла из Содружества. Формально она всё ещё входила в него, но остальные страны перестали с неё общаться. До войны общей валютой Содружества был фунт. В общем, у всех стран работала общая касса и курс фунта тоже был общим. Это давало большую силу на мировом рынке. А немцы выбили из этой системы центр. Никто не брал фунты, никто не знал курса рупии или ранда. Домашние валюты упали в штопор, обесценившись почти до нуля. В итоге страны Содружества собрались и создали новую общую валюту. Соверен, основанный на южноафриканском золоте и алмазах. Теперь это стандартные обменные деньги во всех странах вышей империи. Для перевода местную валюту пересчитывают в соверены, а потом, исходя из соответствующего курса преобразуют на месте назначения. Обменный курс к доллару США договорной, единый для всего блока, и на его основе договариваются об обменных курсах собственных денег к соверену. Это не самая лучшая система, но она работает. Запустить её во время войны было нелегко.

Рассказывая всё это, управляющий одновременно поглядывал в таблицу с числами и крутил счётную машинку.

— Ага. Ну, в общем, пока вы сюда добирались, курсы поменялись из-за нашего выхода из Содружества и боёв в Таиланде. За свои фунты вы получили больше соверенов, а в итоге ещё и больше рандов за соверены. Пока вы были в море, набежало примерно пятнадцать процентов.

— Что? Но я ничего не сделал. Это как-то неправильно.

— Сделали, просто не знали об этом. Вы вложили деньги и получили с этого прибыль. Это было безопасное соглашение, так как деньги гарантированы правительством. Если бы колебания курсов пошли в другую сторону, то потерю вам вернули бы.

— Ну, разве правительство не должно получить прибыль? Выглядит несправедливым.

— Мистер МакМаллен, дам вам совет по части финансов. Даже не думайте давать правительству денег больше необходимого минимума. Итак, какие у вас планы?

— Я говорил, что мы хотим собственный участок. Потом я думаю открыть мастерскую. Я, видите ли, клепальщик. На верфи познакомился со сварщиком, а у него есть приятель-литейщик. Вместе мы сможем выполнять почти все работы по металлу, пока не заняты на верфи.

— Сначала собственный дом, потом мастерская. Хороший замысел. У вас уже хватит на изрядную предоплату, а с постоянной работой не будет никаких проблем оформить заём на остальную часть. После того, как вы станете собственником, банк без труда выдаст вам кредит для запуска мастерской. Мудрый подход, мистер МакМаллен. Многие люди пошли бы другим путем – сначала бизнес, потом жильё. С точки зрения планирования это отнюдь не хорошо. Вы уже что-нибудь присмотрели?

— Нет, сэр. Пока нет.

— У нас большой имущественный отдел. Пригласите жену, и вместе посмотрите записи. Если купите недвижимость с нашим посредничеством, сэкономите много денег. А пока я могу предложить вам разместить деньги на депозитном счёте, чтобы они работали на вас? Счёт "Счастливый случай" даст вам три с половиной процента, с возможностью снять в любое время. Есть счёт "Алмазная копилка". Вы вкладываете сумму на полгода, без снятия, под пять с половиной процентов годовых. И никакой я не сэр. Зовите меня Майк. Вы ведь Джон?

— Ага, Джон. Спасибо, Майк. "Счастливый случай" кажется подходящим. А я могу увидеть свои деньги?

— Идёмте со мной, — ведя МакМаллена в подвал, в хранилище, управляющий усмехнулся про себя. Они уговорили руководство банка запасти побольше золотых соверенов, которые можно показать людям. Это было намного проще, чем объяснять залежи ценных бумаг и бухгалтерских проводок.

— Вот они, Джон. И как только вы подпишете документы, они начнут работать на вас.

— Всего один вопрос, Майк. Скольким людям вы сказали, что эта груда монет принадлежит им? Я не в претензии, просто интересно.

Наблюдение за взлётно-посадочной полосой определённо было захватывающим занятием. Чтобы пролететь четыре с половиной тысячи километров от Нью-Дели до Сингапура, "Локхид Констеллейшен" сэра Мартина Шарпа затратил всего семь с половиной часов. Несколько лет назад им пришлось бы пережидать ночь в промежуточной точке, чтобы не садиться в темноте. Хотя нет, несколько лет назад этот перелёт вообще был бы невозможен. Война породила потрясающие изменения в авиации, по крайней мере в американской. Появились "Констеллейшен" для скорости и "Клаудлайнер" для дальности. Шарп добрым словом помянул решение "Индийских авиалиний" первым делом закупить скоростные машины. Преимущество в сто пятьдесят километров в час дало в итоге сокращение пути почти на три часа.

В ночи замерцали навигационные огни. Это, должно быть, самолёт сэра Грегори Локока. Встречу назначили наспех, когда пришли новости о боях. Несмотря на войну и спешную прокладку запасного кабеля, связь была не настолько хорошей, как хотелось бы. Паршивой она была, на самом деле. С этим надо что-то делать. Перед организацией встречи, по-хорошему, следовало обсудить предварительные вопросы, но существующая кабельная сеть не справлялась. Однако, кое-что сработало на пользу делу. Локок посещал Дарвин,[61] как раз когда было принято решение об экстренной встрече. И добираться ему пришлось всего шесть с половиной часов.

Наконец-то, после утомительных полётов и шквала сообщений, состоится встреча. В полуночном небе самолёт сэра Грегори заходил на последний разворот, слушая команды диспетчера. Вспыхнула подсветка и лайнер приземлился. Ещё один "Констеллейшен", только в цветах Королевских австралийских ВВС. Изящная машина покинула взлетно-посадочную полосу и направилась к стоянке, где уже заправлялась "Конни" Мартина Шарпа.

— Рад видеть вас вновь, сэр Грегори. Как долетели? — Лококу понадобилось всего несколько минут, чтобы дойти до здания аэропорта. — Вижу, у вас тоже "Конни"?

— Так и есть. Очень хороший самолёт, Мартин, правда. Намного лучше чем "Геркулесы", на которых мы летали до войны. Помните, сто восемьдесят километров в час? Мы называли их "сквозняк входит в стоимость билета". Передавали, над Индонезией сильная турбулентность, так мы её просто перепрыгнули поверху.

— Сейчас в Индонезии повсюду… завихрения. Между переходным правительством, пытающимися удержать власть в Джакарте, и НПСИБ.

— Ага, народная партия справедливости и благоденствия, — сэр Грегори с удовольствие выговорил многосложные слова. — Думал ли кто-нибудь, что они однажды станут ведущей местной группировкой?

— Думаю, после бунта в Джакарте в 1946-м, это было практически неизбежно. Как только голландцы в 40-м стали покидать острова, их законы быстро развеялись. На смену уехавшим никто не прибывал, поэтому на работу приходилось принимать местных. Американские закупки нефти для снабжения войск в России более-менее поддерживали их, по крайней мере, нефтеносные районы, но вся остальная страна впала в рецессию. Война всех против всех. Когда в Джакарте начались беспорядки, они быстро распространились повсюду. Обычная история. Семья Бинг таила имущественную вражду с семьёй Чинг, устроила на скорую руку беспорядки и под шумок спалила их дом. Голландцы не стали их утихомиривать, скорее всего, не очень-то и хотели.

— Проклятье. У нас до сих пор есть войска на Бали и в Ломбоке, и сколько-то у вас на Тиморе. Мы могли использовать их в других местах. Просто группы НПСИБ передвигались быстрее. И у них откуда-то были деньги.

— Догадываюсь откуда, — сухо сказал Грег.

— Напрямую – от китайских Великих торговых Домов, конечно. Косвенно? — сэр Мартин театрально закатил глаза и посмотрел на север, в сторону Таиланда. — НПСИБ собирается взять власть. Это знаем мы, знают они, и голландцы знают. Последние просто пытаются дотянуть до наилучшего предложения из возможных. Трюк, который кто-то устроил со вбросом подделанной программы конституционной конференции, не помог. Всё остальное, по сравнению с вызванными этим проблемами, совершенно незначительно.

— Но не для нас. Восточный конец островной цепи христианский, и они не хотят быть частью мусульманской страны. Очень сильно не хотят. Они стремятся к отделению, и я не могу их судить. Но яванцы не хотят их принимать, у них есть собственные идеи о восстановлении одной из старых региональных империй. Если там нет внешнего вмешательства, то кто же, чёрт возьми, за всё платит? Нам уже поступали ненавязчивые запросы от, скажем так, сторон, заинтересованных в установлении протектората над независимым Молуккским государством.

— Голландцы?

— Не могу сказать. Скорее всего, опосредованно. Голландцы пытались добиться для своих людей своего рода привилегированного статуса, но НПСИБ и слышать об этом не хотят. В итоге они теперь пытаются договориться с островами поменьше, чтобы найти приют. Тимор и Молуккские острова – христианские, и я могу предположить, что они попробуют начать с них. И ваши индуисты тоже вполне приемлемы. Так что это будет, вероятно, вторым вариантом. Но вы же знаете, что там и между островами постоянная вражда.

— При этом под боком гуки,[62] которым подыгрывают Филиппины. Чёрт побери, когда немцы вывели Британию из игры, здесь повылетали пробки из всех бутылок с джиннами. Ещё этот так называемый "пограничный инцидент", разразившийся прямо у нас на глазах. На нас давят в том числе и из Индонезии. Бали и несколько островов поменьше являются индуистскими, и радикальные националисты хотят, чтобы мы их приняли. Или установить протекторат, как вы изящно выразились.

— Я знаю. Трудности есть, и их надо обсудить. Но вы правы насчёт заварившейся здесь каши в целом, Мартин. Вы не сможете её разрешить, и знаете это. Все знают, что Индия рано или поздно покинет Содружество. Мы остаёмся. Это единственное, что скрепляет сейчас регион. Я не думаю, что австралийцы согласятся выйти. Слишком много будет потеряно, и ничего важного при этом не приобретено. Кроме того, это выглядит как предательство старой страны. Но как бы там ни было, прежнее Содружество обессилело. Вскоре после ухода Индии от него останется пустая раковина. Здесь так точно.

— Нам придётся уйти, Грег. Видите ли, индуистские националисты хотели власти ещё вчера и, честно говоря, они на многое способны. Амритсар,[63] например. Не хватает только администраторов верхнего уровня. Государственные служащие для должностей пониже у нас настолько хороши, насколько можно найти, но у них не хватает опыта для руководства. Его можно обрести постепенной передачей власти. Мы продолжаем управлять на местах, одновременно обучая будущую смену. Благодарение богу, что Индийский национальный конгресс согласился с таким подходом.

Сэр Мартин на мгновение замолчал. Пожалуй, это был его главный успех. Он сумел втолковать ИНК, что прямая передача власти в июне 1940 была невозможна. Депутаты хотели немедленно взять администрацию в свои руки. Он разъяснил им все грядущие проблемы, вдумчиво провёл через лабиринт экономических, стратегических и политических опасностей, терзавших Индию в то время; и показал, как мало пространство возможных решений и что под угрозой само выживание Индии как независимой страны.

Лидер ИНК Неру был кем угодно, но только не дураком, и так же как и сэр Мартин, близко к сердцу принимал интересы Индии. Возможно, он не разделял политические перспективы, обрисованные Шарпом, но у него хватало духа, чтобы принять – для выхода из положения потребуется объединение всех их сил и умений. Поэтому их совещания продолжились, и они оба поняли, что при всей разнице взглядов они любят Индию и желают вновь видеть её великой. Осознав это, Неру согласился, что должна быть промежуточная стадия, постепенный переход власти. Но он хотел её всемерно ускорить.

— Выход станет этаким политическим заявлением. Публичный разрыв связей с Британией и Содружеством даст возможность утихомирить сторонников ИНК на то время, пока мы спокойно сдаём дела национальному правительству. Время, Грег. Вот что нам необходимо. И мы размениваем на него выход из Содружества. Иначе, если мы затеем смену власти, если просто соберёмся и передадим всё, начнётся гражданская война. Мусульмане отделятся, попытаются создать собственное государство, и захотят вытеснить индуистов огнём и мечом. Ответ будет, поверьте мне. Когда всё закончится, счёт убитых пойдёт на сотни тысяч. И Индия расколется. Мы должны этого избежать, и выход станет очень небольшой ценой.

— Для вас может и небольшой, а нам настоящие бедствие. У нас должна быть та или иная региональная организация. Если не Содружество, то что? О, чёрт побери…

Свет в здании аэропорта погас. Снаружи тоже было темно. Шарп понял, что погасла и восхитившая его подсветка взлётно-посадочной полосы. Почти одновременно над головами заревело, очень низко прошли два самолёта, а может и больше.

— Что это? Налёт? Не могут же японцы решиться… — Локока прервали ещё два низколетящих самолёт. Сэр Мартин рискнул выглянуть наружу. На затемнённой полосе разворачивалась тёмная туша B-27, с погашенными огнями и серым матовым окрасом он почти сливался с местностью. Дальше угадывались ещё два силуэта, заходящих на посадку.

— Нет, Грег. Это не налёт. Думаю, наша старая подруга решила устроить показательное прибытие. На неё не похоже, кстати.

Он был прав. Как только самолёты сели, вспыхнуло освещение и навигационные огни B-27, а истребители улетели и образовали круг. Через несколько минут в зал вошла знакомая фигура.

— Сэр Мартин, сэр Грегори. Рада вас видеть. Прошу простить, если заставила вас поволноваться, но у японцев есть ночные истребители, Мицубиси Ки-83 "Инга", и нам пришлось лететь из Бангкока без огней.

— Рад встрече, госпожа посол. Надеюсь, ничего опасного не случилось?

— Не опаснее обычного. Одна "Инга" подошла слишком близко, но моё прикрытие сбило её. Японские радары пока недостаточно хороши, да и сами истребители так себе. Над нами патрулируют четыре F7F, так что нас никто не побеспокоит. Рекомендую вам при вылете домой сначала уйти подальше прямо на юг, а потом повернуть на нужный курс. Я подозреваю, что завтра японская авиация завтра будет на ушах. Сегодня у нас полное превосходство в воздухе на всей линии фронта, и они попытаются переломить его.

— Как идут бои, ваше высочество? Мои сведения, полученные ещё в Дарвине, явно устарели.

— Японцы перешли границу на рассвете. Две полных пехотных дивизии. Всё, что было у нас – ополчение. Гражданские, вооружённые ружьями и кремнёвыми мушкетами против обученных пехотинцев, — вздохнула она. На самом деле всё закончилось не настолько плохо, как могло, но крах был опасно близок.

— Они удерживали фронт достаточно долго, чтобы мы сумели перебросить пехотную дивизию вверх, но понесли большие потери. Если бы не "Страусы", обеспечившие непосредственную поддержку, нам пришлось бы плохо. Но они устояли, остановив наступление на восточном фланге, а на западном мы даже немного оттеснили японцев. Где-то в зоне прорыва есть бронетехника, но её ещё не ввели в действие. Мы думаем, что они организованы в четыре корпуса, каждый из двух пехотных дивизий, и отдельной бронетанковой бригадой. Пока в наступлении участвует только один корпус. В зависимости от его дальнейших успехов, границу могут перейти другие, или попытаться перемолоть нас вдоль реки. Поэтому надо закончить всё побыстрее. Затяжная война против всей японской армии для нас неприемлема.

Сэр Грегори сочувственно кивнул.

— Я понимаю, насколько это для вас важно. Мы тоже встряли с нежелательным и, по-видимому, постоянным расположением наших миротворческих отрядов на Тиморе и Молуккских островах. Нам даже поступали запросы от, скажем так, заинтересованных сторон, чтобы мы приняли регион под своё крыло и создали австралийский протекторат. Мы, очевидно, хотим, чтобы НПСИБ согласилась на это и позволила христианскому востоку идти собственным путём.

Хотя на лице принцессы не отразилось ни следа чувств, она ощутила огромное облегчение. Когда пришло известие о нападении, она знала, что единственный шанс для её страны пережить атаку Японии – получить помощь союзников. Суриётай два года старалась её обеспечить, и весь день у нее билась страшная мысль, что всё это зря. Австралия и Индия оставят её наедине с японцами. Теперь Локок выложил козырь. Они помогут, вопрос лишь в цене.

— Сэр Грегори, вы не станете возражать, если я переговорю с лидерами НПСИБ за вас? У меня есть на них определённое влияние. Я уверена, что если обрисовать им перспективы серьёзного противодействия, это сделает их сговорчивее в вопросе отделения христианских областей. В конце концов, они намерены основать исламское государство, и многочисленное христианское население станет для них помехой.

А если и нет, она сделает так, что эта помеха быстро появится, подумал Локок.

— Госпожа посол, мы были бы крайне признательны за любые усилия, которые только можно приложить к решению этого вопроса. Наши страны недавно были союзниками, и я чувствую, что у нас много общего. Мы должны стать ближе. Нас связывает дружба и взаимоуважение, а также взаимовыгодная торговля.

— Кстати, о торговле, — подхватил разговор Шарп. — Могу ли я упомянуть ещё один небольшой вопрос? Вы, несомненно, слышали, что вскоре Индия покинет Содружество, что серьёзно повлияет на международный вес соверена. И меня беспокоит воздействие колебаний курса на нашу международную торговлю, ведь у нас уже есть близкие экономические связи. Отсюда и вопрос – интересно ли Таиланду присоединение к общему фонду соверена? Я знаю, что сейчас бат опирается на доллар США, но большая часть вашего товарооборота это Индия и Австралия. Такой шаг значительно сократил бы формальности. И, конечно, присоединение к системе соверена страны, не входящей в Содружество, создаст атмосферу международного доверия к новой валюте.

— Удивительно, сэр Мартин, что вы об этом спросили. Моё правительство выражало те же самые мысли по поводу курса бата и нашей международной торговли. Для всех нас будет лучше, если бат станет связан с совереном.

Разумеется, никакого отношения к доверию всё это не имеет, подумала она. Главная слабость общего фонда по сравнению с фунтом стерлингов в том, что последний использовал систему связи Ллойда. Это позволяло быстро реагировать и передавать изменения курса по всему миру стремительно и эффективно. Ни одна из существующих стран общего фонда не была на такое способна.

Но теперь в Таиланде разместились крупные китайские торговые корпорации. Они обладали собственной системой связи, столь же эффективной и гибкой как раньше у Ллойда. Это был совершенно иной вид сети. Она работала как продолжение семейных отношений, опираясь на безусловное доверие, которое могло возникнуть только в культуре, по-настоящему серьёзно воспринимающей семью. Разница огромная, но и та и та сеть работали. По крайней мере, на уровне региона.

Когда Таиланд присоединится к общему фонду, эта система станет работать на него. То есть её страна будет управлять коммуникациями всего фонда. Суриётай вновь поразилась недальновидности жителей Запада.

— Весьма приятная новость, госпожа посол. Уверен, такой шаг принесёт всем огромную выгоду.

— Это наше самое искреннее желание, сэр Мартин. На самом деле мы уже хотели выпустить официальное заявление, но помешал этот досадный пограничный инцидент. Как только всё закончится, финансовым рынкам сообщат о новом решении.

— Ваше высочество, позвольте озвучить мысль, к которой мы пришли прямо перед тем, как появились вы? — задумчиво спросил сэр Грегори. — Перед вашим ярким прибытием мы с сэром Мартином обсуждали состояние дел в этой части мира. Мы сошлись на том, что фактический крах Содружества оставил регион в состоянии опасной… я бы даже сказал, недопустимой неустойчивости. Настоятельно, нет отчаянно требуется новая форма региональной организации, способной взять на себя стабилизацию обстановки. Так как у всех нас много общих интересов, и мы благожелательно настроены к интересам друг друга, мы могли бы создать основу такой новой организации.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего сложного. Такие вещи работают лучше всего, когда выражены как можно проще. Я говорю о пакте взаимной обороны между нашими тремя странами. Нападение на любого участника будет считаться нападением на всех трёх. И если такое случается, два других приходят ему на помощь.

— Грег, проблема в том, что даже если у нас будет такой союз, нам всё равно не хватит сил противостоять Японии.

— Не хватит, конечно. Но если мы стоим втроём плечом к плечу, любая атака на одного из нас означает крупномасштабную войну. Американцы ясно донесли до всех, что не потерпят такого. Мы ни на кого не собираемся нападать. Но если нападут на нас троих, шума будет много. Достаточно, чтобы обрушить гнев американцев на горячие головы.

Все трое медленно закивали, взвешивая возможности нового договора. Через несколько минут Локок продолжил:

— Есть одно затруднение, госпожа посол. Мы не сможем объявить о пакте, пока не решится текущая ситуация. Необходимо восстановить границу собственными усилиями. После этого мы можем предотвратить любое новое нападение. Вы справитесь?

Суриётай думала не дольше секунды.

— Да. Мы уже выводим требуемые силы на позиции.

— Значит, решили. Дело осталось за названием. Чангинский пакт?

Шарп фыркнул.

— Грег, это звучит как название средства от неприличной болезни.

— Или её симптом. К тому же термин "пакт" сейчас имеет дурную славу. Как насчёт "Организация договора Юго-Восточной Азии"[64]?

Сэр Мартин покачал головой.

— Слишком неуклюже. Но вы правы насчёт "договора". Нас трое. Почему бы не назвать новое соглашение просто Тройственным союзом?

После обсуждения и проработки оставшихся деталей принцесса улетела. Обыкновенное благоразумие требовало, чтобы она вернулась в Таиланд до рассвета. После того, как она убыла, сэр Мартин вытянул ноги.

— Знаете, Грег… У меня такое чувство, что мы заставили бедную беззащитную женщину согласиться на всё, чего она только хотела.

Глава четыре Последствия

Винтовочный затвор никак не вставал на место. Рядовой старался, но он просто не лез. Лейтенант Сирисун взяла деталь из его рук и осмотрела. К счастью, всё что нужно, было рядом. Твёрдая ровная поверхность. Она взвела ударник, глубоко вдохнула, упёрла винтовку в пень, надавила на затыльник и с проворотом вставила затвор. Пружина ударника сжалась, он встал в положенную позицию. Сирисун подняла предохранитель и отпустила винтовку. Дальше было легко – затвор плавно дошёл до упора.

— Боец, перед снятием затвора надо убедиться, что винтовка снята с предохранителя и флажок стоит вертикально. Иначе потом ты его не вставишь просто так, — она пристально посмотрела на солдата. Тот самый, который днём не мог вытащить обойму из подсумка.

— А ну-ка покажи.

Картонная пачка цеплялась за кожу. Она вытащила её. Так и есть. Кожа сухая и твёрдая, поверхность грубая, как крупная наждачная бумага.

— Сержант, на пару слов.

Они отошли в сторонку.

— Яуд, мне надо что-нибудь говорить?

— Нет, лейтенант. Я прозевал. Никаких оправданий.

— Посмотрите по сараям, может найдётся масло для натирания сбруи.

Животным оно точно уже не понадобится. В деревне было три индийских буйвола. Все мертвы – застрелены японцами и добиты штыками.

— Если найдёте, обработайте внутренности подсумков. Если нет, высыпьте патроны из пачек. Они будут брякать, но хотя бы не застрянут. Я отойду на несколько минут.

— Всё понятно, госпожа. Пак, ко мне. Проводи командира.

— Сержант, это…

— Лейтенант, правило одно для всех. Сейчас ночь, а в ночи хозяйничают японцы. У нас хороший периметр, и тут всё в порядке, но где-то там шастает японская пехота. Они могут прийти за языком. Оно вам надо? Никто никуда не ходит поодиночке. Ни я, ни вы.

Сирисун кивнула и высмотрела место подальше от расположения. Закончив свои дела, она вернулась к взводу ровно в тот момент, когда дозорные, наблюдавшие за дорогой на задах деревни, подняли тревогу. Спустя несколько секунд стало понятно, почему. К ним мчались несколько грузовиков. Она быстро направила два расчёта с РПГ-2 прикрывать дорогу, а третий – непосредственно подъезд. Они взяли машины на прицел. Вскоре безошибочно опознались американские "6х6" тайской армии. Подкрепление. Потом стегнула мысль – возможно, там и её сменщик?

Грузовики заехали за периметр, но гранатомётчики и пулемётные расчёт всё ещё держали их под прицелом. Стали выпрыгивать фигурки. Десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять. Её сердце возрадовалось – ни одного офицера. Всего несколько унтеров, да и те, кого она рассмотрела, капралы. И ещё одна хорошая вещь: она узнала переносные 60-мм миномёты и насчитала не менее трёх MГ-34.

— Лейтенант, нам надо поговорить, — это был командир роты, встреченный рано утром.

— Я вся внимание, — они не обменивались приветствиями. Зачем облегчать работу возможному снайперу?

— У меня для вас неважные новости. Мы получаем подкрепление и усиление, но офицеров и унтеров не хватает. Часть из прибывших направится в подразделения, потерявшие командный состав. Я вынужден попросить вас остаться здесь подольше. Я знаю, что вы администратор, но сегодня днём вы прекрасно справились. Есть и хорошее. Я привёз вам пополнение и могу забрать раненых. Кроме того, я расширяю ваше отделение. Нам выделили три пулемётных расчёта, и я решил назначить их к вам. Ещё я даю миномётное отделение, два 60-мм, выделенное из ротной батареи. Не знаю, как вы их организуете, вам виднее. Ещё одна причина для усиления – завтра вновь нужен успех.

— Вновь?

— Да. Буду честен. Сегодня мы выставили вас на передовую, потому что вы были расходным материалом. Пополнение из новичков. Но вы и ваши люди показали себя. Генералам Чаовалиту и Сонгкитти доложили о ваших действиях. Уже можно сказать, что вас упомянули в докладах верховному командованию. Завтра очень важный день, и я хочу, чтобы на этом участке действовала лучшая часть.

— Благодарю вас, командир!

— Не благодарите. Возможно, завтра вы меня проклянёте. Ночью вы скрываетесь здесь?

— Так точно.

— Хорошее решение. Японцы слишком хороши в ночном бою. Вся дивизия ночью тихарится, и выступает на рассвете. Я хочу, чтобы вы выдвинулись по этой дороге, — ротный вынул карту, заполненную обозначениями, — вот ваша карта на завтра. Видите эти рубежи? Очень, повторяю, очень важно не пересекать их с ходу. Добираетесь до каждого, радируете и сидите, пока не получите разрешение идти к следующему. Не переходите рубеж без согласования. Вы понимаете?

— Так точно. Пошаговое продвижение, остановка на каждом рубеже до получения явного разрешения.

— Верно. Насколько я знаю, вы столкнётесь с частями того же батальона, который надкусили сегодня. Есть предположение, что завтра у них будет танковое усиление. А у вас нет. Да и ни у кого другого. У нас отсутствуют танки поддержки. Я слышал, вы захватили меч и боевой флаг?

Сирисун усмехнулась, вытащила меч из ножен, заброшенных за спину, и протянула его командиру рукояткой вперёд. Он осмотрел его и присвистнул.

— Какая красота. Если хотите, я позабочусь о нём ради вас. Отправлю на сохранение генералу Сонгкитти. Сержант-майор, мой планшет.

Ординарец вручил ему требуемое. Командир роты быстро составил описание меча и ножен, и подписал его.

— Держите, это расписка о передаче. Начало завтра в пять утра. Вы молодец, лейтенант.

Грузовики уехали. Прибывшие с ними новички слонялись без дела.

— Сержант Яуд?

— Да, госпожа?

— Распределите замены. Сначала доведите до списочного состава первое отделение, остальные после. У нас есть кое-какое подкрепление, включая три дополнительных пулемёта. Распределите по одному в каждое стрелковое отделение, и переформируйте их в группы огневой поддержки. Пулемёт и четыре стрелка в каждой, и гранатомётный расчёт. Новые миномёты передайте в отделение тяжёлого вооружения. И пусть люди отдохнут. Завтра будет долгий день. Пусть все будут на оборонительных позициях в три тридцать. Начинаем в пять. На месте японского командира я бы устроила упреждающий удар перед рассветом. Если он дойдёт до такой мысли, его будет ждать приятный сюрприз. Я дежурю первой.

Яуд прокашлялся.

— Что такое?

— Сегодня дежурство будет на сержантах. Спите. Мы вас разбудим, если что-то начнётся.

Японские инженеры за ночь хорошо постарались. Над широким, медленным и грязным Меконгом протянулись уже два моста и наверняка строились ещё. Может быть, для кого-то такой темп имел значение, но для шести "Страусов" капитана Пхола Тонгпричи они были всего лишь целью. Первая тройка атакует правый, вторая левый. Если повезёт, они уничтожат ещё и часть бронетехники, которую японцы, как докладывала разведка, перебрасывали через реку.

— Сносим их!

"Джиап-1" перевернулся через крыло и упал в крутое пикирование. Он решил зайти вдоль моста, используя просеку недавно проложенной дороги как прицел, и надеясь поточнее уложить бомбы и ракеты. Не расчёт, но удача. При бомбардировке ошибки чаще случались по дальности, чем по отклонению, и удар вдоль цели давал шанс на несколько попаданий и серьёзные повреждения. Заход сбоку даже в лучшем случае давал меньше попаданий. Кроме того, есть возможность накрыть инженеров…

"Страус" покачнулся. Рядом появились чёрные клубки. Скорее всего, 75-мм "Тип 88" или "Тип 4". Дивизии, перешедшие ночью Меконг, были опознаны как 143-я и 324-я пехотные, обе из Маньчжурской группы армий. Это означало, что они мало воевали в Китае, и не получали пополнений. Японцы доводили подразделения почти до полного истощения, и потом просто переформировывали его. Значит, эти дивизии по численности меньше списочной. Ещё японцы не перевооружали их. Сформированная или восстановленная часть получала положенное с завода, хорошее или плохое, и ходила дальше как есть. В итоге, даже не потрёпанные в боях маньчжурские дивизии были многолюдны и неплохо вооружены, но люди устали, а техника изношена. Так что, наверняка "Тип 4".

Мост, протянувшийся ленточкой над грязно-коричневым Меконгом, быстро приближался. Метка бомбового прицела, нанесённая на носу "Страуса"[65], наползла на соединение с шоссе. Пхол удерживал её, наблюдая, как дорога становится всё шире. Он смотрел на мост, не обращая внимания ни на звуки, ни разрывы вокруг. Как только полотно скрылось под носом, капитан нажал сброс. Первыми пошли две 500-кг бомбы, подвешенные под брюхом, потом четыре 250-кг с подкрыльевых держателей. Ручку на себя. На стороне Индокитая располагались грузовики, бульдозеры и строители, поднявшие мост за ночь. Настоящий технический подвиг, подумал Пхол, ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным. Он нажал гашетки и почувствовал, как "Страус" почти остановился в воздухе от отдачи всех десяти стволов. Дорога скрылась в дымящемся облаке красной пыли от попаданий 23-мм снарядов и 12.7-мм пуль. Вот и всё о них.

— Мост падает! Оба моста упали! — радостно крикнул сзади Кусол Чейл. Выровняв машину, Пхол убедился, что так и есть. Там, где были мосты, клубилась масса чёрного дыма, из которого торчала масса деревянных конструкций. Они на глазах рассыпались. Было видно, как с южной стороны разбегаются люди и пытается расползтись техника. Включая уродливые японские лёгкие танки. Важная цель – и он развернулся на них.

Ещё один заход, на этот раз отмеченный душераздирающим воем восьми ракет РС-132. Позиция исчезла в клубах разрывов, но Пхол понимал, что это ещё ничего не значит. Даже легкобронированным японским танкам требовалось прямое попадание, а русские ракеты австралийского производства не были настолько точны. Надо идти домой и пополнять боекомплект.

— "Лайлы"! — крикнул стрелок-радист, разворачиваясь в своём гнезде к рукояткам 20-мм пушки. Позади эскадрильи штурмовиков заходили в атаку стремительные силуэты. Стреловидные крылья сразу выдали их. Кусол был прав, это "Лайлы" японских армейских ВВС. Без малого на четыреста километров в час быстрее "Страусов". Истребители. Иными словами – на любом языке – беда.

— "Лайлы"! Рассеять строй, снизиться до бреющего!

У земли, среди деревьев и в низинах, "Лайлы" не могли воспользоваться своей скоростью. И там у штурмовиков был шанс. "Джиап-5" не успел. Японцы настигли его, и сосредоточили огонь трёх машин на крайнем левом самолёте. Стрелки отбивались, но их пушки наводились вручную и не поспевали за реактивными истребителями. "Страус" ушёл вниз по пологой дуге, оба двигателя бросали густой чёрный дым. Пхол видел, как пикирование стало круче и закончилось чёрно-оранжевой вспышкой.

Потом он услышал за спиной очереди 20-мм установки и отдал ручку от себя ещё больше, чтобы скрыться среди верхушек деревьев. Но до них ещё было далеко, а "Лайлы" слишком быстры. "Джиап-1" вздрогнул и покачнулся от попаданий. И тут толстая броня брюха сработала против него. Осколки снарядов, вместо того чтобы пробить тонкий металл и безвредно улететь, отрикошетили внутрь корпуса. На приборной панели вспыхнули красных и желтые индикаторы, а через мгновение штурмовик перевернулся и вертикально врезался в землю.

Он походил на старый P-47, но отнюдь не был им. Двигатель R-4360 развивал 3450 лошадиных сил, на 1150 больше, чем R-2800-63 на "Тандерболте". Для полной отдачи этой мощности поставили спаренный пропеллер, но самое главное, в крыльях у него стояли четыре 37-мм пушки. Не М-4 с низкой скорострельностью, стоявшие на части P-39, а спроектированные со всем опытом жестокой войны в России М-9, объединившие умения русских и американских оружейников. Они одинаково хорошо работали как по воздушным целям, так и по бронетехнике, но дульная энергия M-9 была на пятьдесят процентов больше, что и давало дальность с поражающей силой. Намного больше поражающей силы. Мало какой одномоторный истребитель мог пережить попадание её снаряда.

Вчера майор ВВС Нуал Хиншинант работал по наземным целям, как штурмовик. Японцы пересекли Меконг, и авиацию подключили для сдерживания их натиска, пока армия подтягивает силы. Сегодня поставили другую задачу. Рано утром японские самолёты появились "в силах тяжких", и устроили резню среди "Страусов" непосредственной поддержки. Сбили полтора десятка, и ещё больше тяжело повредили. И теперь F-72 занимались высотным прикрытием. Хотя что они могут сделать против реактивных "Лайл" со стреловидными крыльями, Нуал представлял плохо. Третий полк на F-80 перебазировался в Накхон Пханом.[66] Наверное, они покажут себя лучше, но по сравнению с "Лайлами" даже они были устаревшим.

Впереди мелькнул блик.

— Противник на час, выше.

Четвёрка "Гроз" рванулась в набор высоты, никто не стал ждать опознания. Его не требовалось – Нуал видел ведущего тёмным контуром на светлом небе, и это означало, что самолёт окрашен в серо-зелёный, а не естественный серебристый металл тайских истребителей. Они почти успели. Хотя F-72 не достигли преимущества по высоте, но и японцам не дали залезть выше. Сближение стало классическим вызовом на поединок. Лоб в лоб, газ до упора, и у кого нервы сдадут раньше.

Они едва не столкнулись в упрямом намерении не свернуть первыми. За секунды схождения Нуал опознал противника. K-84 "Хаяте", или "Гейл". Радиальный двигатель, как на "Грозе". Медленнее, но более манёвренный. Два 13-мм пулемёта, некоторые несли крыльевые 20-мм пушки в крыльях, на других пушки меняли на пару пулемётов. По слухам, на каких-то машинах ставили 20-мм мотор-пушку. Японцы не особенно увлекались стандартизацией. Скорострельное вооружение, заливающее небо пулями, но дальность и мощность не шла ни в какое сравнение с 37-мм орудиями.

В последнее мгновение Нуал и его истребители отвернули вправо, проскальзывая далеко от японского звена. Японцы тоже сманеврировали, но ушли круто вверх, буквально выжав из двигателей всё что можно. "Гейлы" как будто повисли на невидимых резиночках, протянувшихся с тёмно-синего неба. Затем группа рассыпалась. Ведущий перевернулся через спину, остальные рванули в разные стороны – японские пилоты искали боя один на один. Неожиданный маневр дал им сильную позицию для удара, и их ведущий в полной мере ею воспользовался. Он упал на Нуала по красивой крутой дуге, точно вычислив точку пересечения, что говорило о большом опыте и великолепном обучении. Сам выбрал время и место атаки на неповоротливую "Грозу". Японец приблизился на расстояние прямого выстрела и обрушил на уворачивающийся тайский истребитель ливень пуль. Он не стремился к точности, наоборот, покачивал ручкой управления, просто насыщая огнём пространство, через которое должен пролететь F-72.

Почти инстинктивно Нуал обернула на "Гейла", считая вспышки. Две на носу, четыре на крыльях. Шесть 13-мм пулемётов. Японец сделал его красиво, и переманеврировал, и передумал. Был только один выход. Майор резко взял ручку на себя и дал ногу до упора в сумасшедшем рывке, выводящем его из конуса огня. Вся скорость и энергия ушли в один безумный вираж. Разогнавшийся японец не мог повторить такой выкрутас, и промчался мимо, явно озадаченный, как получилось промахнуться.

Но он не промазал. Нуал ощутил тяжёлый удар по бедру. Не пуля – нога работала нормально. Скорее всего, выбитый кусок конструкции. Он качнул ручкой вправо, выжал руль направления в ту же сторону, а потом дал крен влево. "Гроза" будто сошла с ума от противоположных команд и крутанулась вокруг своей оси. От падения её удержала только тяга мощного двигателя. Майор приложило о стенку кабины. Самолёт строился для американских пилотов, и тайцу в нём было слишком просторно.

Японец снова приближался. Он подошёл по выверенной вытянутой траектории, продиктованной скоростью, силой тяжести и центробежной силой. В бою на малом расстоянии преимущество за его скорострельными пулемётами. Нуал крутился как мог, таким манёврам его никто не обучал и даже он сам не думал, что такое возможно. Каждый раз, уворачиваясь от яростных атак, он нарабатывал опыт противодействия более умелому противнику. "Грозе" не хватало манёвренности, чтобы зайти в атаку, но было преимущество в скорости, которое давало шанс оторваться. Тогда расстановка фигур изменится, и в дело вступят его 37-мм пушки. Теперь, когда японец заходил в очередную атаку, Нуал мог мысленно продлить его траекторию и выстроить контратаку. Но этого не хватало. Противник был прирождённым пилотом, из тех, для кого самолёт – продолжение его собственных рук и мыслей. Он увернётся и продолжит наскоки, пусть издалека. И Нуалу снова придётся уходить от обстрела. У него была ещё одна проблема. Топливомер медленно, но верно сползал в красный сектор. На боевом режиме двигатель поглощает бензин вёдрами, рано или поздно он закончится, и "Гроза" превратится в большой тяжелый планер. Лёгкая добыча. Значит, надо рисковать.

"Гейл" вновь сел на хвост. 13-мм пули облаком пронеслись мимо, а следом и сам японец. Майор выжал руль влево, дал левый крен, включил форсаж и полный газ. "Гроза" посыпалась вниз. Он перебросил руль, дал крен вправо и буквально вывалился из боя. Большой тяжёлый самолёт стремительно набирал скорость. Японец последовал за ним – пилот явно решил добить пилота, который струсил и бежал от сражения. Какой же он тогда воин?

F-72 прекратил удирать. Затем цель стала расти в коллиматоре японского пилота – она вышла из пикирования и уходила по прямой. В зеркале Нуал видел, как "Гейл" гонится за ним, выбрасывая струю дыма из раскочегаренного мотора. Увидев яркие вспышки на крыльях и носу, он резко взял ручку на себя, бросая самолёт в вертикальный боевой разворот. Японец попытался пойти за ним, но скорость была слишком большой. И его понесло по прежнему курсу. Прямо перед носом "Грозы".

Нуал видел, как закончился бой. Пушки выстрелили, тяжёлые снаряды попали в цель. Один вырвал двигатель с креплений, второй разворотил топливопроводы, третий разнёс кабину вместе со всем содержимым. Были и другие попадания, но "Гейл" уже взорвался. Майор отвернул от огненного шара, который только что был японским истребителем. Оглядев небо, он узрел только пустоту. Выжил только он один, размен прошёл четыре на три. Как-то это не было похоже на победу.

— Как твои ноги?

На лице рядового Кана одновременно отражались и облегчение и беспокойство. У двух бойцов обнаружились проблемы с ногами, характерные для гарнизонных солдат, проводивших слишком много времени в казармах и слишком мало в боевой обстановке. Это, конечно, не самый тяжкий грех для пехотинца, но где-то рядом.

— В порядке, госпожа лейтенант. Мазь хорошо сработала, но подтекла и прожгла носки, — солдаты расхохотались. Вчера вечером Сирисун заметила, что несколько человек прихрамывают, и заинтересовалась, почему. Узнав, она извлекла бутылку страшного армейского вещества – мази, разработанной для лечения потёртостей на ногах солдат. Как и большинство армейских решений, она работала быстро, мощно и несколько неразборчиво, но весьма эффективно.

— Тебе повезло, что только носки. У нас был лейтенант, который решил почистить им столовые приборы. Они позеленели, а потом растворились. И до конца марша ему пришлось есть руками.

Раздался ещё один взрыв хохота. Сержант Яуд довольно улыбнулся. Взвод, собранный с рощи по пальме, превращался в настоящую команду. Даже новички, прибывшие накануне, нашли своё место. Конечно, помогло наличие офицера, которая знала, что делала. Яуд замер, осознав важность своей случайной мысли.

— Сержант, отойдём поговорим, — они приняли в сторону от основной части отряда, — из штаба передают, что нам надо остановиться здесь. Держаться, если нападут, но на следующий рубеж не выходить. Остальная часть роты останавливается на десятой линии, в двух километрах позади.

— Что это даст, госпожа? И что задумало начальство? — сержант посмотрел на Сирисун и увидел, как её зрачки сужаются в точки. Она ушла, её ум находился где-то в другом месте. Когда она вернётся, то скажет точно, что происходит, почему, и что будет дальше. Некоторые бойцы заметили это и тихо зашептались, мол, их странная дамочка-командир вообще не человек, а прет, дух-призрак, принявший человеческий облик. Он знает будущее и готов встретить его.

Наступило тревожное утро. Японские ВВС явились на поле боя с лёгкими бомбардировщиками. В основном это были "Харвы" и "Кены", но случались доклады об "Оскарах". Вчера господствовала тайская авиация, но сегодня её не было, и наступила очередь японцев ходить по головам. У этих самолётов не было огневой мощи "Страусов", но они прилетели, а "Страусы" – нет. Несколько раз "Харвы" атаковали взвод Сирисун, но она откуда-то знала вероятное время их появления, и всегда находила укрытие.

— Скорее всего, это встречное наступление. Мы медленно продвигаемся вперёд, и это даёт нам две выгоды. Первая – мы сближаемся с противником без лишней спешки. Вторая – другой эшелон наступления не зацепит нас, но точно не промахнётся мимо врага. Обычная методика для уничтожения речного десанта. Атаковать его по берегу реки с двух сторон, зажать, окружить и разбить. Ничего другого не подходит. Сержант, вон там, на рубеже. Вы это видите?

Рубежом был назначен небольшой хребет прямо впереди. Взвод засел в лесу, растянув фланги на случай перехвата японской атаки. Дальше шёл длинный участок ровной местности, потом сам гребень, невысокий, но достаточный, чтобы перекрыть обзор по ту сторону. Яуд присмотрелся и заметил слабый след чёрного дыма, хорошо видимого на утреннем небе. Возможно, всего лишь костры, и кто-то готовит еду, но сейчас не то время. Это был дизельный дым.

— Танки.

— Танки, — согласно кивнула Сирисун. — Интересно, почему они нас ещё не атаковали? Чего-то ждут…

— Нашего выступления? Чтобы перехватить на открытом месте.

— Возможно… Пришли и ждут. Секундочку.

Радио треснуло шумом статики. Сирисун надела наушники, не отрывая глаз от слабых дымных следов.

— Принято. Воздух! Не стрелять и не шевелиться.

Где-то в тылу, значит, стоял радар. Сверху загудело и появилось несколько японских лёгких бомбардировщиков Ki-51. По опушке пробежала серия разрывов 15-кг бомб. Лёжа в зарослях слоновой травы,[67] Сирисун добрым словом поминала преподавателей. Никогда не сидите на самой опушке. Если вы намерены устроить ближний бой, накапливайте силы в лесу. Если хотите иметь чистый сектор обстрела, располагайтесь перед ним. Но никогда не устраивайтесь на стыке. Там вас будут ждать обязательно.

Ещё несколько разрывов, немного ближе. Бомбардировщики пытались заставить их выдать позицию. А потом Сирисун подумала: они вообще не уверены, что мы здесь. Основная часть роты находится дальше, японцы могут предполагать, что это и есть главные силы. Снова разрывы и треск пулемётов. На мгновение её сердце замерло – неужели кто-то не сдержался и открыл огонь? Потом она облегчённо выдохнула. Это был звук японских 13.2-мм, а не частая дробь MГ-34. Осторожно выглянув, Сирисун увидела, как дымы за гребнем становятся гуще.

— Ага, вот и они. Миномёты – по команде ставите дым. Пулемётчики рассеивают пехоту, отгоняя её подальше от танков. А танки, когда они выйдут из дымзавесы, надо лишить головы. Расчёты РПГ, вдвоём бьёте по головной машине в центре. Это командир взвода, обязательно выведите его из строя.

С той стороны долетели крики и сигнал горна. Затем через гребень хлынули японцы, с боевым флагом в первых рядах. Их возглавляли три лёгких танка. Самолёты кружили над головой, ожидая, когда же подразделение выдаст себя.

Ох и кровищи будет, подумала Сирисун.

— Внимание группе. Всем выдвинуться на прикрытие Пони-Сирисун.

Капитан ВВС Пондит нахмурился. Это было одновременно и правильно, и нет. "Пони" обозначало усиленный пехотный взвод, готовящий плацдарм для батальона. Сирисун – имя командира. Тайские имена хорошо сбивали с толку посторонних, и составляли прекрасную систему кодов без дополнительных средств. Хотя это женское имя, вроде бы? Но команда пришла, и надо её выполнять.

Взвод попал под удар объединённых сил авиации, пехоты и танков. "Страусы" должны вскрыть воздушное прикрытие и атаковать наземные цели. Конечно, если проживут достаточно долго. Сегодня утром японцы подтянули самолёты и от целой эскадрильи осталось шесть работоспособных машин.

— Всем полный газ.

Обычно тайские штурмовики держались средних высот и бомбили с пикирования, но сейчас это было бы самоубийством. Поэтому они заходили на бреющем полёте над самым лесом – этот способ им описывали, как манеру атаки русских и американских штурмовиков. Сегодня у "Страусов" было прикрытие на случай, если появятся "Лайлы". Но смогут ли прямокрылые F-80E справиться с вылизанными истребителями, несущими стреловидные крылья?

— "Лайлы", "Лайлы"! — крикнул стрелок Пондита, заметив выше характерные очертания. Капитан прижался ещё ближе к макушкам деревьев и взялся за амулет Будды, висящий на шее. Если ему когда и требовалась защита, то сейчас самое время.

Капитан ВВС Чан Нуат-Кхео толкнул рукоятку двигателя вперёд, не жалея топлива.

— Валим всех!

Перед его звеном, прямо по курсу, летело двенадцать японских машин. Они уже нацелились на "Страусов", скользящих над зеленью далеко внизу. Сторонний наблюдатель не дал бы им ни единого шанса. Их втрое меньше, самолёты уставшие и устаревшие по сравнению со стреловидными "Лайлами". Объективно, так оно и есть. F-80E списали с лётной службы в США и отправили в резерв, а теперь они летали в Таиланде. Три года – долгий срок для истребителя. Однако внешность это ещё не всё, особенно после разговоров с американскими инструкторами. Ветеранами Русского фронта. Летать на F-80E было легко. Он уже вошёл в легенды как приёмистый, послушный, лёгкий и манёвренный самолёт. А самое главное, отзывчивый на управление. Если американцы правы, Чан мог выполнить любой манёвр – машина не подведёт. "Лайлы" же были неверными союзниками, их пилотам приходилось постоянно следить за самолётом даже в обычном полёте. И это с самого начала давало тайским лётчикам небольшое, но важное преимущество.

Японские пилоты наблюдали их сверху, с классической позиции верхнего прикрытия. Истребители разошлись в стороны, выстраивая курс для перехвата приближающихся F-80, а затем резко приняли вверх, благо низкое сопротивление стреловидных крыльев позволяло буквально вспорхнуть. Ведущая "Лайла" с переворота поднырнула под четвёрку тайских машин и… пропала. Чан просто ещё добавил газу. Его двигатель был мощнее почти втрое и выдавал две с половинной тонны тяги. Сделав полубочку, Чан прибрал дроссель почти в ноль и резко развернулся в крутом вираже, заходя японцу в хвост.

"Лайла" пыталась выкрутиться, но у неё ничего не получалось. Прямые крылья F-80 выжимали из потоков воздуха всю возможную подъёмную силу, истребитель вёл себя словно сиамская кошка, взлетающая на штору. Стреловидные плоскости японца теряли часть её из-за скольжения струй по передней кромке, и "Лайлу" уже потряхивало на грани срыва. Такого этот самолёт не прощал. Она перестала слушаться рулей и свалилась в штопор. Чан мгновенно засёк этот момент, крупнокалиберные "Браунинги" ударили с минимальной дистанции, вспарывая серо-зелёную обшивку искрами попаданий. Брызнули осколки плексигласа, затем из двигателей вырвался чёрный, подсвеченным оранжевым пламенем дым.

Что происходило дальше, он не стал смотреть. Резко взял ручку на себя, уходя в набор со всей возможной скоростью, и перекладывая самолёт в иммельман – манёвр, изобретённый немцем и сохранивший его имя,[68] F-80 был в своей стихии. Небом владеет тяга двигателя. Его попыталась догнать другая "Лайла", но бесполезно. Девятьсот килограммов не соперник двум с половиной тоннам. Чан развернулся носом на преследователя, пулемёты выплюнули короткие очереди. По всему фюзеляжу пробежали вспышки, полетели ошмётки, японец прекратил подъём и упал камнем.

Из-за лучших обводов "Лайла" легче набирала скорость, да и вообще была быстрее F-80E на восемьдесят километров в час. Чан, отчаянно стараясь догнать подранка, тоже разгонялся. Его машина на пределе выдавала девятьсот восемьдесят. Дальше ударная волна, расходящаяся от носа, начинала цеплять законцовки крыльев и сопротивление стремительно нарастало. Форма крыльев "Лайлы" позволяла зайти ей за тысячу. В этот миг Чан увидел, что у неё есть проблема похуже околозвукового сопротивления. Прямо у него на глазах левое крыло японского истребителя сломалось, жестоко закручивая самолёт. За мгновение он разлетелся на мелкие обломки. Просто рассыпался от перегрузок, на которые никогда не был рассчитан. Во все стороны брызнули куски металла.

Именно сейчас Чан понял, что сам себе доказал – он более опытный пилот. И задумался, можно ли считать этого японцы законным сбитым. Одновременно он потянул ручку на себя, мимо промелькнули отломившиеся крылья "Лайлы" и клубы догорающего в воздухе топлива. F-80 развернулся. И очередной японский лётчик не перенес унижения от исчезновения серебристого истребителя прямо из-под носа.

Самолёты закружились в причудливом танце. "Лайла" пыталась перехватить противника, который постоянно успевал уворачиваться. А потом её саму поразили длинные смертоносные очереди. Ведомый Чана, уловив момент, когда противник вот-вот должен вползти в прицел, нажал гашетку. Японцы были воинами, сражавшиеся в бою один на один, ради чести и достоинства. Тайцев учили американцы и русские, которые сражались ради уничтожения врагов и знали, что лучший способ для этого – командная работа.

По всему небу протянулись хвосты чёрного дыма. Серо-зелёные силуэты мелькали вперемешку с серебристыми. Прямо перед ним одна из немногих уцелевших "Лайл" пошла в набор высоты. Капитан усмехнулся. Даже со стреловидными крыльями у неё скоро закончится запас тяги. Старая уловка. Японец надеялся, что противник последует за ним, тогда "Лайла" сбавит газ и на пару мгновений замрёт на хвосте, пропуская F-80 прямо под стволы пушек. Чан знал, как этому противодействовать. Внезапно он почувствовал, насколько устал от этой глупой возни. Выпустил тормозные щитки, ощущая, как истребитель недовольно дрожит от потери скорости, а потом приподнял нос и расстрелял "Лайлу".

На этом всё закончилось. В небе не осталось ни одного серо-зелёного истребителя, только серебристые. Три F-80 выглядели неповрежденными, и только за одним тянулся чёрный дымок. Скорее всего, остальные японские самолёты просто ушли обратно к границе из-за нехватки топлива. То же самое касалось и их самих, но до аэродрома Пномпеня было всего несколько десятков километров. При надобности они могли дотянуть до него в планировании. Может быть и нет, но несколько минут лёта несравнимы с тем, что "Лайлам" требовалось добраться до Сайгона или даже Ханоя. Самое главное – "Страусам" теперь ничего не угрожало и они могли спокойно работать.

В эфире царил хаос боя. Лётчики-истребители кричали друг другу, удерживая японцев подальше от "Страусов". Сначала Пондит думал, что они проиграют, а потом конец придёт и им, но звено прикрытия сбило часть "Лайл", а остальных разогнало. Он выдохнул короткую благодарственную молитву и затем возвратился вниз к его работе.

Впереди маячила пара японских лёгких бомбардировщиков. Каких именно, ещё не получалось рассмотреть. Они кружили над местностью, явно выжидая, когда у пехотинцев сдадут нервы и они бросятся бежать. Тогда их можно будет разбомбить и добить пулемётами. Вот только это не китайская недоармия. К тому же, в Китае японцы никогда не встречались со "Страусами"…

Это были "Харвы". Они не шли ни в какое сравнение с бронированным двухмоторным штурмовиком. Один даже не заметил атаки, пока не стало слишком поздно. Маленький бомбардировщик просто развалился под пушечно-пулемётным залпом. Следующая цель попыталась отбиться – но куда там! Крылья "Харва" полыхнули огнём, на лобовом бронестекле бессильно вспыхнуло попадание. В ответ Пондит выстрелил из всех десяти стволов, и самолёт просто исчез, осыпавшись на землю облаком мелких обломков. Впереди ползли три зелёных крабообразных силуэта, окружённых муравьями. Танки при поддержке пехоты. Пондит немного приподнял нос и нажал пуск ракет, провожая взглядом черную гребёнку дымных следов. Потом слегка отжал ручку, чтобы стегнуть по танкам огнём 23-мм пушек. Лёгкие японские машины для них простейшая мишень. Он выбрал тот что справа, и в небо взметнулся дымный столб.

Затем крутая горка и такое же отвесное пикирование для сброса бомб в последний момент. Самолёт покачнулся от разрыва шести 250-кг чушек, по броне, рассчитанной в том числе и на это, ударили осколки. Врагу определённо досталось как следует, не считая того, что и тайские войска наверняка воспользовались возможностью.

— Пони-Сирисун, это ваша крыша. Мы кружим поблизости, пока не прикажут иного. У нас ещё есть 132-мм ракеты, много 23-мм снарядов и крупняка. Так что не стесняйтесь.

— Здесь Сирисун. Учтём. Можете развернуться за гребень и посмотреть, нет ли там ещё кого-то. С оставшимися мы сами разберёмся.

Ох, ничего себе, подумал Пондит. Голос явно был женским. Мир сошёл с ума. А потом вспомнил, что звено, прикрывавшее его, несло позывной в честь известной воительницы. Она погибла, защищая Банг Рачан[69] от бирманских захватчиков. И пожелал владелице голоса лучшей судьбы, чем досталась Таенг-Онн.

Сирисун видела, как "Харвы" ждут выстрелов её отделения. Команда уже дрожала у неё на губах, когда навалился сокрушающий рёв. Казалось, уши сами прижались к голове. Японские самолёты разлетелись в клочья под залпами "Страусов". Потом завыли ракеты, перемешивая вражескую пехоту с землёй. Их разрывы оглушали, но пушечный огонь был куда более впечатляющим. Один из японских танков, казалось, расплавился – по нему пробежали вспышки попаданий, пробивших броню. Мгновенно плеснуло пламя. Второй просто замер, выбросив из моторного отделения чёрное соляровое облако. "Страусы" пронеслись над опушкой и скрылись в дыму, потом развернулись и обрушили на наступающих японцев бомбы.

Грохот взрывов был невообразимым. Он окружал её, давил, вышибая воздух из лёгких и заставляя конечности неметь. Над головой пролетали осколки, и одновременно Сирисун как вживую слышала голос инструктора: "Непосредственная поддержка бесполезна, если она слишком далеко. Она должна быть рядом. Совсем рядом. Поэтому, если вызвали её, вжимайтесь в землю покрепче, иначе умрёте, как и враг".

Когда всё стихло, она приподнялась. Математику им преподавали достаточно хорошо. 250-кг бомба равнялась пяти снарядам 150-мм орудия. Каждый "Страус" нёс шесть, и всего было шесть штурмовиков. Это означало, что на пехотную роту, которая их атакует, вывалили сто восемьдесят гаубичных снарядов. Больше залпа артиллерийского полка. Кроме того, расчёт не передавал всего произошедшего в полной мере: контузий, сотрясений, ударных волн и шатающейся под ногами земли. "Страусы" сбросили бомбы совсем близко к пределу безопасности. Очень хорошая поддержка. Да и воздействия от бомбового удара математика тоже не передавала. Прекрасная сцена под ярким послеполуденным солнцем – зелёная трава, голубое небо, хаки японской пехоты и зелёно-коричневые танки – всё исчезло. Покров тяжёлого чёрного дыма, подсвеченного красным и багровым, вздымался в небеса, превращая солнце в тускло-оранжевый шарик. Земля была невидима. Сирисун присмотрелась и поняла, что землю она видит, но понять, где она переходит в дым, нельзя. Затем из хаоса появился единственный уцелевший танк из трёх. К нему метнулись белые полосы дыма. РПГ-2 не отличался точностью, и два выстрела прошли мимо, но третий ударил точно в лобовую плиту.

При виде японцев, появившихся из дыма и пыли, Сирисун пробрал испуг. Авиаудар был впечатляющим даже с её позиции, вне непосредственной опасности, из окопов. Что же творилось там, на поле? Тем не менее, японская пехота наступала. Затявкали 60-мм миномёты. После землетрясения от 250-кг бомб их разрывы как-то не смотрелись.

Танк снова пополз. Гранатомётчики перезарядились и выстрелили ещё раз. Одно попадание пришлось в бок башни, вторая граната пролетела выше, третья зарылась в землю, но получилось так, что именно она его остановила. Взрыв повредил гусеницу, танк повело в сторону и он замер. Экипаж пыталась выбраться – очевидно, танк горел, даже если пламени не было ещё видно – но очередь из MГ-34 срезала их.

Пехотинцы залегли. В наступлении они полагались на бронетехнику, а её вывели из строя. В Китае японцы ничему не научились, подумала Сирисун. Точнее, все извлечённые уроки были ошибочными. Они узнали, что пехота не выдерживает танковой атаки, несколько орудий разносят любую оборону, а десяток небольших бомб вызывает панику. Но самое главное, они убедились, что боевой дух важнее оружия. В Китае это определённо было правдой. Только здесь не Китай, и опираться на боевой дух значило разменивать плоть и кровь на пулемётный огонь и взрывчатку.

Пора преподать им ещё один урок.

— Штыки примкнуть! — залязгал металл. Клинки вышли из ножен и были закреплены в замках. В Китае японцы считали себя мастерами штыкового боя, и китайцы этого никогда не оспаривали. Теперь для них нашёлся достойный соперник, умеющий и любящий работать сталью. А штыки у нас куда лучше, довольно ухмыльнулась Сирисун.

— За мной, в атаку!

Тайский взвод вскочил навстречу вражескому отряду, отбрасывая его неожиданным ударом. Сирисун выстрелила от бедра, сшибая японского сержанта, потом атаковала рядового, парируя встречный выпад. Это лишило её возможности нанести удар, и взамен она пнула его в пах. Солдат согнулся, она воткнула штык ему в плечо – там, где начинается шея. Поворот, рывок, зубчатая кромка разрывает плоть. Готов. Ещё один набегает справа. Отбить, ударить в живот, провернуть, выдернуть. В этот момент её сильно ударили сбоку. Сирисун полетела в одну сторону, винтовка в другую. Над ней стоял японский солдат, уже занёсший штык для укола. Вот как всё заканчивается, подумала она. Как Таенг-Онн, поверженная на землю и убитая несколькими ударами. Мышцы живота напряглись, каменея, и тут японец задёргался и упал. У него на груди расцвели алые пятна – Яуд срезал его из МП-40. Крепкие руки взяли лейтенанта за плечи и помогли встать.

С японцами было покончено.

— Дайте седьмой канал, — пауза, — Это Сирисун. Мы их остановили. Разрешите выдвигаться к следующему рубежу? Так точно.

Она огляделась. Её отделение возвращалось на исходную, готовое как обороняться, так и наступать.

— Вперёд, мы должны занять гребень. Сержант, узнайте о потерях. Медик, помогите раненым. И смотрите за японцами. Они не всегда так мертвы, как хочется.

— Чёртовы политики. Даже она. Маются дурью, а гибнут мои люди.

Секретарь генерала Сонгкитти тихонько вышел, как будто в кабинете должна появиться огнедышащая принцесса. С другой стороны, разочарование генерала было понятно. Он хотел дождаться подхода 11-й дивизии и 2-й конной армии, чтобы устроить полноценную контратаку и уничтожить японских захватчиков. Но сразу после рассвета пришёл приказ непосредственно от её высочества: "Наступайте сегодня, с тем, что у вас есть. Пополняйте части по мере прихода подкреплений".

В результате оба крыла атаки вдоль реки двигались намного медленнее, чем требовалось. То, что должно было стать мощным сходящимся ударом, который сокрушит и окружит японцев, превратилось в обычный лобовой толчок. 12-й конный полк шёл быстрее, но не очень. В лучшем случае наступление развивалось с темпом пехотинца. Единственным светлым пятном было постоянное отступление японцев, и область их высадки постоянно сокращалась. 9-я дивизия за то же время продвинулось примерно на десять километров, и её передовые отряды должны были скоро появиться в виду реки. 211-й полк уже был здесь, пробравшись по отмелям и угрожая переправам. Самая лучшая новость – что наконец-то ликвидировали угрозу налёта японской авиации. Внезапное появление их истребителей рано утром стало настоящим бедствием. Они сильно потрепали наземные подразделения, и только вмешательство 2-го авиаполка переломило ход событий. За два дня ВВС понесли большие потери. Пятый полк был практически уничтожен, в основном на аэродроме Лаум Мвуак. Четвертый потерял около половины боеспособных машин, причём большая часть из них – "Страусы". Третий, чисто истребительный, оснащённый F-72 и F-80, потерял несколько самолётов, но в остальном остался цел. При этом в утреннем бою они здорово сократили численность превозносимых японцами "Лайл". Но по итогам двух суток ВВС лишились почти четверти машин.

Три дивизии из семи задействованы, три авиационных полка участвуют в боях. К "пограничному инциденту" не присоединился только флот, да и нечего ему было особенно предложить в этом противостоянии.

— Звонок, господин генерал. Выделенная линия из Бангкока. Её высочество.

Он выругался и взял свою трубку. Чего ей надо-то? Прикажет, чтобы я лично возглавил штыковую атаку? Это, конечно, шанс проявить себя…

— Сонгкитти на проводе, ваше превосходительство.

— Чисто из любопытства, генерал. Как вы меня только что назвали?

Контральто в телефоне было дружелюбным и немного удивлённым. Что, тем не менее, вообще ничего не означало.

— Эмм… Ваше превосходительство?

— Не важно. Будьте уверены, я понимаю ваши чувства. Была там лично. Какова обстановка на местах?

— Конец игры, ваше превосходительство. Японцы отступают, форсируя реку в обратном направлении, чтобы не попасть в котёл. Медленно, сражаясь за каждый шаг, но отступают. Мы выйдем на берег к сумеркам. Передовые части 9-й дивизии освободили Лаум Мвуак и спасли выживших, кто успел уйти в джунгли. Меня беспокоят японцы. Они уже подтянули втрое больше сил по сравнению со вчерашним днём, и если решат навалиться, мы их не удержим.

— Не волнуйтесь об этом, генерал. Ничего не произойдет. Собственно, почему я и звоню. Сегодня в восемь вечера по нашему времени правительства Австралии, Индии и Таиланда объявят о новом пакте взаимной обороны. Согласно ему, нападение любого из трёх участников будет считаться нападением на всех. Вот почему необходимо было наступать сегодня. Договор не состоялся бы без ваших усилий.

— Но, ваше превосходительство… у Индии сколько, двадцать семь дивизий? У Австралии две или три. Даже втроём мы не сравнимся с японцами в численности. Но если и сравнимся, на сборы и передислокацию потребуется несколько недель. А до той поры нам придётся воевать с японцами в одиночку, и нас разобьют.

— Японцы ничего не смогут противопоставить американским бомбардировщикам. Никто не может. В рамках политики "Открытого неба" они много раз пролетали над Японией, и их никто не остановил. На самом деле японцы ещё более беззащитны, чем Германия. А ещё американцы ясно дали понять: они не потерпят крупные захватнические войны. Вчерашняя атака была пограничным инцидентом, недостойным их внимания. Масштабная война, с вовлечением нашего союза, уже неприемлема, и они её закончат принудительно. Я просто знаю, это, не спрашивайте откуда. Не будет никакого продолжения, генерал, а если случайно и будет, то японская угроза исчезнет вместе с Японией.

— Благодарение богам, ваше превосходительство.

— Благодарите B-36. Доброго вечера, генерал, — телефон резко отключился.

Секретарь вошёл в кабинет с длинной коробкой в руках и с ошеломлённым выражением лица.

— Генерал?

— Её высочество уверяет нас, что нового японского нападения не будет. Мы выиграли, скрипя зубами, но выиграли. Когда войска остановятся на ночь, на всякий случай передайте приказ о поддержании боеготовности. Какой полк должен подойти следующим?

— 411-й.

— Точно. Завтра они проведут зачистку местности, проверят тыловые районы. И всё. Остаёмся на нашей стороне реки. Как только займём этот рубеж, отводим Вторую Конную с фронта. Если обстановка будет спокойной, 9-ю дивизию тоже. Они понесли потери, и нуждаются в пополнении. А что это?

— Командир роты из 29-го полка передал. Курьером, лично вам в руки. Так что я не знаю. О боги, какая красота…

Сонгкитти открыл коробку. Внутри была японская катана с ножнами, и приложенная записка. Пока секретарь восхищался мечом, генерал читал её, постепенно приходя в изумление.

— По словам капитана, этот меч был захвачен как трофей в поединке нашей восхитительной воинственной кувшинкой, лейтенантом Сирисун. Она передала его на сохранение в безопасное место. Он почтительнейше просит, чтобы мы дождались её возвращения и вернули.

— Он подлинный, господин генерал. XVIII век, а может даже XVII. Не дешёвая имитация. Должно быть, семейная реликвия. Я повешу её на офицерской Стене Почёта.

— Отставить. Как и просит капитан, положим на хранение. А когда вернётся Сирисун, мы отдадим меч ей, и поинтересуемся, можно ли поместить его на памятную доску, с описанием, кто его захватил и как.

— Допустим, она скажет "нет".

— Не скажет. Она весьма честолюбива, и стремится к признанию её как солдата. В итоге она обретает очевидный общественный символ признания, а мы законным путём получаем меч. Все счастливы. А сейчас подготовьте приказы в войска.

Изучение международной ситуации применительно к странам Дальнего Востока показало, что существующая структура отношений более не работоспособна и не может вернуться в состояние, наилучшим образом отвечающее интересам всех народов региона. Это наглядно показали нынешние волнения в Индонезии, на южных Филиппинах, и события нескольких последних дней в Индокитае. Поэтому правительства Австралии, Индии и Таиланда объявляют о создании нового международного альянса, именуемого Тройственным союзом.

В соответствии с этим соглашением, три стороны альянса соглашаются на договор взаимной защиты. Он подразумевает, что любое нападение на любого члена Союза следует рассматривать как нападение на всех троих. Каждый член Тройственного союза в полной мере, всеми средствами и ресурсами окажет поддержку любому другому атакованному участнику. Это не наступательный союз; его цель исключительно разрядка напряженности и поддержание международного мира.

Также члены Тройственного Союза посвящают себя развитию экономической стабильности и благополучия региона в пользу всех его граждан. С этой целью они выбрали принять соверен в качестве общей валюты внутренней торговли, в надежде, что это поспособствует устойчивости и капиталовложениям.

Соединенные Штаты Америки приветствуют инициативу Австралии, Индии и Таиланда по созданию региональной структуры, которая предотвратит международные беспорядки и улучшит перспективы мира, безопасности и процветания в регионе. Соединенные Штаты с нетерпением ждут возможности реализации мирных торговых и дипломатических отношений со всеми странами региона.

Опираясь на дух договора, Соединённые Штаты хотели бы предложить свои услуги нейтрального посредника для решения существующего конфликта в строгом соответствии с условиями международного права. Неурядицы, произошедшие на реке Меконг в течение нескольких последних дней, являются печальным напоминанием о том, как относительно небольшие проблемы могут вырасти самые страшные последствия. Все люди доброй воли желают взаимопонимания и мира во всём мире; и мы надеемся, что данный инцидент может быть разрешён в этом ключе. Мы предлагаем немедленное перемирие и отход на предбоевые позиции для обоих сторон в качестве предварительных мероприятий перед полноценной конференцией, которая решит все вопросы, поднятые конфликтом.

— Господин президент, только что было получено это заявление, — маршал Черняховский показал стопку бумаги. Жуков посмотрел на своего заместителя глазами, мутными от усталости, несмотря на то, что утро только наступило. Он не высыпался. Слишком много работы, слишком много забот. Он не понимал, почему люди рвутся на такие должности, и задавался вопросом, многие ли из мировых лидеров втайне сожалеют о восхождении на самую вершину. Некоторые явно нет, они определённо наслаждались, но он мог поспорить: таковых меньшинство. Жуков знал, что ярмо президента России убивает его. Но бросить его он не мог, не раньше, чем у него появится преемник, способный повести страну должным путём. И у него было сильное чувство, что Черняховский – тот самый человек.

— Вы уже прочитали?

— Да, но не улавливаю, как это относится к нам.

— Относится, друг мой, во многом. Не в последнюю очередь потому, что крепкий союз южнее Японии блокирует любую экспансию в том направлении. Мы и американцы отрезаем путь на север. Япония теперь блокирована. Всё ещё сильная и очень опасная, но запертая в своём углу.

— Я не вижу признаков значительной силы в этом Тройственном союзе. Договор кажется весьма ограниченным. Достаточным для заявленных целей, но не более. У всех трёх стран суммарно войск меньше, чем у 2-го Карельского фронта.

— Это будет сильный союз. У участников нет выбора, кроме как сделать его таковым, хотят они того или нет. Вспомните высказывание Екатерины Великой. "Крепкие союзы похожи на прочную сталь. Они возникают не на перине желания, но на наковальне неизбежности". Им потребуется время, чтобы понять это. Но да, это будет крепкий союз.

— А американцы? Можно ли верить их речам о торговле и предложении посредничества?

— Президент Дьюи сказал мне, что теперь у Америки иная политика. Они не будут вести войну со своими врагами, а будут просто уничтожать их. Это заявление объявляет всему миру новую политику США и предупреждает Японию. Или они заворачивают войска, или будут уничтожены начисто, как и Германия. И ничто их не остановит. Теперь вопрос в том, как нам найти место в этом "посредничестве".

— А это нам и правда настолько необходимо?

Жуков внимательно посмотрел на своего заместителя. Черняховский входил в число молодых военачальников, среди которых он искал своего преемника. Десять лет назад готовность, с которой был задан вопрос, могла стоить головы. Президент встряхнулся. Неужели "большая чистка" прошла всего десять лет тому? Казалось, миновала целая жизнь. Для многих так оно и было.

— Необходимо. Наша самая большая слабость в том, что нам нужны американцы. Нам нужна их ядерная огневая мощь, нужна сила их экономики и инженерная школа, их изобилие вооружения и сами оружейные технологии. Наконец, знание того, как управлять экономикой. Нам надо накормить и одеть людей. Россия тяжело пострадала в этой войне. Но мы им не нужны. Полезны, конечно, но не нужны. А значит, мы должны заставить их думать, что они не могут делать всё в одиночку. Мы должны при каждом их шевелении быть рядом, помогая и поддерживая. Стать настолько полезными, чтобы полезность переросла в необходимость. Имейте в виду, американцы безгранично щедры, но не любят быть обязанными. Поделитесь с ними хлебом – они без раздумий отдарятся мясом. Если мы поможем им в полную меру наших способностей, они отблагодарят десятикратно.

— Получается, наковальня неизбежности сводит нас вместе, как и Тройственный союз.

— Совершенно верно. Но при этом необходимо помнить, что даже американцам, при всей их силе и мощи, нужен друг. И он получит исключительное положение в мире, ибо тень американской силы сделает его куда более сильным, чем на самом деле. Таким другом должна стать Россия – просто чтобы выжить. Вот я и спрашиваю: чем мы поможем американцам?

Повисла долгая тишина. Затем Черняховский негромко, как будто говорил сам с собой, нарушил её.

— Мы можем предложить площадку для встречи. Нейтральная территория, вдалеке от фронтов. Обязательно подчеркнуть: мы такой же независимый и нейтральный посредник. Заодно можно намекнуть, что руины Москвы самое подходящее место для конференции, как наглядный пример разрушительности современной войны.

Жуков лающе расхохотался. Обычно это означало, что сейчас чьей-то армии придёт конец.

— В таком случае надо предложить провести конференцию в Берлине. По крайней мере, уровень радиации гарантирует, что они договорятся как можно быстрее, чтобы не светиться потом в темноте.

Черняховский тоже рассмеялся.

— Тогда я свяжусь с Дьюи от вашего имени? Скажу ему, что мы готовы поддержать его инициативу и предлагаем место для конференции.

По лицу Жукова пробежал лучик гордости. Из молодого маршала будет толк.

— Действуйте.

Ночь казалась вечной и бескрайней. Она напоминала ей другую, давным-давно, когда она стояла в другом окне, наблюдая пожар на горизонте. То догорала старая столица Айюти. Предатель смог сделать то, чего не добились осадой. Город пал, все жители, включая женщин и детей, были уничтожены. Перед этим прошло полтора года, но это делало её поражение менее значительным. Ни даже то, что потребовалось две бирманские армии, по сто тысяч воинов в каждой, чтобы победить армию Айюти и обложить столицу. Город пал, страна потерпела поражение и была оккупирована.

Она собирала новые силы, мобилизуя всё больше войск до той самой ночи, когда пожар на горизонте сказал, что уже поздно. Последовали долгие годы сопротивления и партизанских операций, а потом возобновление войны, в ходе которой бирманцев изгнали. Она боялась, что её страну снова покорят и ей снова придётся воевать в джунглях. Ей уже казалось, что жар пламени возвращается, но это был всего лишь рассвет, окрашивающий небо на востоке. Солнце поднималось над горизонтом и начинало своё странствие по небу. Суриётай стояла, не двигаясь, пока рассвет не озарил город и не вдохнул в него жизнь, неуверенную и опасливую. Люди ждали новостей о боях на Меконге. В дверь постучали. Она шевельнулась и обернулась. Курьер.

Она прочитала доставленное сообщение. Токио принимает предложение США о посредничестве и русское о месте для конференции. Кроме того, Япония согласилась на перемирие. Немногочисленные части, оставшиеся на южном берегу Меконга, уйдут по реке. Кризис завершился. Не надо планировать новую партизанскую войну и работу сил сопротивления. Японцы просто уйдут. Принцесса подошла к двери кабинета и заперла её. Затем бесшумно села за стол и облегчённо расплакалась.

Аэродромы опустели. Полтора месяца испытаний и промежуточных выводов закончились. Полковник Пико оторвался от пишущей машинки и посмотрел в окно, на взлётно-посадочную полосу, ослепительно-белую под полуденным солнцем. Главный вывод первого этапа "Красного солнца" был прост. Противовоздушная оборона более не работает. Соединённые Штаты столь же уязвимы для высотных атомных бомбардировщиков, как Германия годом ранее. Лучшие истребители не дотягивались до B-36, и они не прорывались сквозь ПВО, а просто игнорировали её. Это был его страх, приходящий в кошмарах. Соединённые Штаты не смогут защититься от удара, уничтожившего Германию.

Его глаза вернулись к параграфу, который он только что закончил печатать.

Хотя это не вся правда, подумал Пико. Микоян остался доволен и этим. Его МиГ-15 на пределе возможностей вполне был способен дотянуться до облегчённого B-36H-IV. В разработке у него находился перспективный вариант, и русские обещали привезти прототип МиГ-17 в Неваду, как только он покинет завод. Придумали доработку двигателей, названную дожигателем или форсажной камерой. Перед соплом поставили дополнительную камеру сгорания, в которую впрыскивалось топливо. Как предполагалось, это должно обеспечить прирост тяги на большой высоте, за счёт увеличения расхода. Хватит ли этого? Микоян утверждал, что такая система будет на МиГ-17, а "Норт Америкэн" – на XF-86D. Но достаточно ли этого? На подходе новые модификации B-36, а чуть погодя, через несколько лет, появится полностью реактивный XB-60. "Боинг" проектировал конкурента под индексом XB-52. Неужели истребители обречены на вечные догонялки? Что может им помочь?

У русских, кстати, было даже больше оснований для опаски, чем у американцев. Японцы выкатили два новых бомбардировщика, производные немецких проектов высотных машин. Пико хихикнул. Один из них был версией He-274 под кодовым названием "Курт". Его стремительно изменили на "Дик". О том, почему это произошло, ходили самые разныe байки. Помощь русских стала на невадских испытаниях неоценимой. Они летали на истребителях совершенно иначе, и их методы наземного управления тоже отличались. Полковник ещё раз пробежал отчёт взглядом.

Русские показали кое-что интересно. Их Ту-4 на своём потолке стали лёгкой целью для перехвата. А потом развернулись и выпустили множество мелких предметов. Дальние ракеты класса "воздух-земля". Над ними работали и американцы и русские, но русские успели первыми. Они были слишком быстры для поршневых истребителей, и даже реактивные едва успели бы перехватить их.

В конечном итоге всё решил Джордж Предди и его ночные F-65G. Их бортовые радары дали возможность заранее вычислить примерную точку пересечения для ракет, выпущенных вне зоны поражения ПВО. F-65 не отличались высокой скоростью, зато хорошо подготовились, и сбили каждую пятую ракету. Двадцать процентов! Это куда больше, чем даже теоретическая возможность перехвата B-36. Однако этот эпизод указал на устрашающую возможность пуска ракет без входа в защищённый радиус.

Пико вздохнул и потёр глаза. Он ненавидел собственное заключение к отчёту.

Чёрт побери, подумал он, во что превратился этот мир? Кошмары, начавшиеся с того момента, когда он оглянулся на двенадцать атомных грибов, встающих над Берлином, казалось, окружили его наяву. И воздушный взрыв был лишь выбором между большим и меньшим злом. Мир определённо сходил с ума.

— Мы справились, Эрвин. Мы сделали невозможное.

Карта опустела. Сдались последние подразделения группы армий "Висла". Странно, но довольно многие проблемные части, от которых ожидали осложнений, внезапно стали "польскими". Им дали выбор: присоединиться к новой польской армии, поддерживающей прорусское правительство, или копать урановую руду деревянными лопатами. Они присоединились к польской армии.

И Роммель и Рокоссовский понимали всю призрачность подобного выбора. Эти части получат худшие назначения, будут вновь и вновь направляться в самоубийственные атаки, непрерывно участвовать в боях, пока не сточатся в ноль. Но они умрут в бою, как мужчины, а не больными троглодитами, выкашливая лёгкие в радиоактивной пыли. Это было достойным соглашением, и они приняли его. Все, кроме одного. Генерал Отто Скорцени застрелился в ночь после того, как сдалось его последнее отделение. Роммель подумал о нем с презрением. В финале он не нашёл храбрости принять ответственность за всё содеянное. Так-то он был смелым человеком, но духом оказался слаб. Возможно, подумал фельдмаршал, именно из-за этого Германия попала в безвыходный лабиринт. Чересчур много физической храбрости и стремления к борьбе, и недостаточно морального мужества спросить "зачем".

— Ваш Генеральный штаб был замечательной организацией, Эрвин, бесспорно замечательной. Дважды в этом веке он почти завоевал весь мир и дважды остался с пустыми руками. И никогда никто не спросил: "А зачем нам весь мир?". Никогда.

Роммель беспомощно покачал головой. За несколько месяцев переговоров он узнал слишком многое, чтобы оспаривать такую точку зрения. Тем более, все равно Генштаб превратился в пепел.

— Не могу не согласиться с вами, Константин. Если оглянуться, то… мы потерялись где-то в XIX веке, когда чёртовы философы нагромоздили сочинений о том, что сами толком не понимали. Они отравили умы многих людей. А заплатить пришлось всему миру.

— Это верно, но вина оказалась настолько великой, что легла не только на вас, немцев. Остальная Европа тоже не осталась в стороне. Они видели, как эта зараза въедается в самую её суть, но ничего не сделали для её искоренения. Часть этой вины есть и на нас. Возможно, поэтому нам так досталось. Я не знаю. В России есть те, кто считает произошедшее наказанием свыше, за попустительство. Они могут быть правы, но нам сегодня не стоит ломать голову над такими вещами. Вопрос о вине не каких-то людей или целой страны, а одного человека. Вас, Эрвин.

Роммель расправил плечи и резко кивнул. Он этого ожидал. Едва его глаза открылись на то, что немецкая армия сделала в России, сомнения в собственной судьбе у него исчезли. Этот миг наступил, и он ощутил странное облегчение.

— Меня ждёт трибунал?

— Он уже закончился, Эрвин. Вас судили каждый день с момента нашей встречи. Мы смотрели, как вы стремитесь спасти своих людей, делая то, что считаете правильным. Оправдания вы не заработали, но заслужили милосердие.

Рокоссовский на мгновение стал задумчив.

— На Волге есть излучина, куда не дошла война. Река окружает её с трёх сторон, а четвертую сторожат горы. Место под названием Жигули. Там очень красиво. На этой излучине, безопасной и уединённой, стоят дома и дачи отошедших от дел русских лидеров. Маршалов, политиков, учёных и других знатных людей, вернувшихся к частной жизни. Там есть и моя, и Жукова, и Конева, и Малиновского. Построили также для вас и некоторых ваших товарищей – тех, кто заслужил милосердие.

Рокоссовский встал.

— Фельдмаршал Роммель, за ваши преступления против русских вы приговорены к пожизненному заключению в Жигулях. Отбывать наказание вы будете под домашним арестом.

Он сел снова.

— Вы будете жить там так же как мы, при одной-единственной разнице. Вы не сможете покидать посёлок без сопровождения. Можете мне поверить, это исключительно для вашей безопасности. Ещё долгие годы в России немецкий язык не сможет звучать свободно. Будете сидеть с другими отставными генералами, вашими и нашими, пить чай и водку, играть в шахматы и переигрывать прежние сражения.

Роммель кивнул. Всё равно трудами американских бомбардировщиков ему было некуда идти.

— Товарищ маршал, я подчиняюсь решению русского народа, — облегчённо вздохнул он. — Вы говорите, у вас там тоже есть дача? Когда вы выходите в отставку?

— Скоро, Эрвин, совсем скоро. Осталась всего одна кампания и наведение порядка в Польше. Потом я вслед за всеми удалюсь в Жигули. Все мы устали и отвоевались. Наше время уходит, пора уступать власть и дорогу молодым. И пусть бог ведёт их.

Лондон был устрашающе тих. Машин стало совсем мало, большинство людей ходили пешком, и только редкие везунчики ехали на велосипедах. Вернулись гужевые животные, и их помёт снова стал проблемой города. А капитан второго ранга Роберт Фокс до сих пор не собрался с мыслями. Он договорился с австралийцами и проверил "Туле" от носа до кормы. Её модернизировали на верфи Гротон в Коннектикуте и теперь лодка почти сравнялась по характеристикам с XXI-й серией. Заменили аккумуляторы и поставили первоклассный набор датчиков. Хороший корабль. В глубине сердца Фокс понимал, что она лучше его "Зены". А что, "Зена" до сих пор моя? За время долгой поездки из Портсмута он успел несколько раз передумать.

Решать всё равно придётся, и он это знал. Даже с его легендарной удачей, в мирное время на Королевском флоте места ему не найдётся. Окно возможностей сужалось с каждым часом. Корабли продавали по цене металлолома, так как правительство отчаянно пыталось наскрести денег на оплату долгов. Скоро для капитанов не найдётся экипажей, и большинство офицеров спишут на берег. В Австралии у него будет и команда, и будущее. Но он не мог просто так покинуть страну. Прошлым вечером он пригласил доктора Свампэна на ужин, и они проговорили далеко за полночь. Док уезжал в Америку, в место под названием Вудсхол. Он не сказал, чем будет заниматься, но признался, что это высокооплачиваемый проект.

Роберт растянулся на кровати. Простыни и покрывало были залатанными. В гостинице подавали обед, но только в установленное время и без выбора блюд. Однако дождаться стоило. Ждал он и ещё кое-чего. Зазвонил телефон. Голос оператора сказал, что его вызывают по межгороду.

— Роберт, дорогой! Как твоя поездка?

— Всё в порядке, Джулия. "Туле" красивая, но с Портсмутом беда. Госпорт просто исчез. Помнишь же, где мы жили сразу после свадьбы? Целые улицы смело, как будто гигантский ребенок смахнул игрушки. Даже "Виктории" досталось. В неё попала ракета, — его голос отдалился, едва он вспомнил закопчённое дерево и запах гари. Повисла тишина, которую прервала Джулия.

— Мы остаёмся в Англии, да?

Они давно были вместе, и Фокс легко уловил её интонацию. Жена пыталась сдержать своё разочарование и поддержать решение мужа. И решение было принято. Он не мог так поступить.

— О чём ты говоришь? Через несколько минут я подпишу договор. Посольство Австралии прямо за углом, и они меня ждут. Я просто хотел сказать, чтобы ты начинала собираться. С какой бы стати мне отказываться от модернизированной лодки T-класса?

Фокс сразу услышал нотки облегчения.

— Конечно же нет. Роберт, иди играйся со своими лодочками, а я разберусь, что взять и что оставить. Всё равно большая часть уже упакована. И не связывайся с распутными женщинами, пока живёшь в Лондоне. Наслышана я об этом городе. Давай, а то разоримся на разговоре, — рассмеялась она и повесила трубку.

Роберт вышел и комнаты и спустился к дежурному, чтобы отдать ключ.

— Ужин в шесть, сэр.

— Спасибо, я успею. Просто пойду прогуляюсь.

До австралийского посольства было меньше полутора километров. Прощай, "Зена", здравствуй, "Туле", подумал он. Да, он покидает пост, но у него есть жена и надо думать о будущем. Британия выживет. Она всегда выживает. Подняв голову, он увидел высоко в небе широкий инверсионный след, подсвеченный алыми оттенками вечерней зари. Серебристая точка в его начале – B-36, летящий в Россию.

Опускался туман. Пока только намёками, но скоро он станет перламутрово-серым и превратит улицы в волшебное место, освещённое жёлтыми огнями магазинов. Он всегда будет скучать по Лондону, но город вполне обойдётся без него. Было бы неправильно просить Джулию остаться. Теперь их дом – Австралия. Неожиданно его потянуло в порт. Он слышал, что на модернизированных "Т" можно испытать какие-то новые методики, и хотел проверить их.

— Мои друзья американцы, сегодня вечером я обращаюсь к вам, чтобы рассказать о событиях, случившихся за последние недели. Но перед этим я хотел бы поговорить о событиях 1939 и 1940 годов. В те годы одна агрессивная и перенасыщенная военной силой страна решила, что её мощь даёт право подчинить любого, кого можно покорить, и напала на соседей. Другие страны поблизости извертелись, оправдывая агрессора и пытаясь умиротворить его. Никто не сопротивлялся, пока не стало слишком поздно. К тому времени враг стал сильнее их всех, и они проиграли. Война охватила весь мир. Из-за неё полтора миллиона американских парней никогда не вернутся домой. Это не должно повториться.

Во время нынешней избирательной кампании мы слышали много разговоров о международных соглашениях, интернациональных организациях и необходимости поддержания мира с помощью Америки. В итоге это обернётся лишь одним: ещё больше наших мальчишек покинут дом, чтобы не вернуться. Ещё больше матерей будет горевать о потерянных детях, а у отцов не останется от сыновей ничего, кроме сложенного флага и памяти. И это продлится бесконечно. Постоянная жертва всем лучшим, что у нас есть. Мы должны найти лучший путь. Это возвращает нас к недавним событиям. За это время мы предотвратили две войны, не потеряв жизни ни одного американца. Первая могла начаться из-за ошибки, когда две страны увидели друг в друге самые худшие стремления. Что войска уже якобы сосредоточены на границе, и готовы нанести удар первыми, чтобы получить преимущество. Две страны стояли у точки невозврата, малейшее неверное движение заставило бы их пустить оружие в ход.

Используя политику "Открытого неба", мы провели разведывательные полёты вдоль границы и сделали лучшие снимки, на которые способна наша техника. Мы отправили фотографии обеим сторонам, показав, что нет ни концентрации войск, ни планов нападения. Напряжённость в этом регионе исчезла. Это был наилучший способ закончить войну. Не отправлять наших парней на другой конец света, а удалить причину до её начала. Мы также дали понять, что не потерпим захватнических войн. Страна, которая попытается завоевать соседей, узнает гнев американских бомбардировщиков. Мы не дадим сильным угнетать слабых.

Давайте остановимся на этом. Мы не правим миром. Мы не говорим другим: делайте вот это так, а это эдак. Управляйте собой по собственному разумении. Мы не требуем любить нас и не просим соглашаться с нашим образом жизни. Мы всего лишь говорим: живите мирно и дайте жить другим. Ибо если вы хотите войны, то станете врагом Америки. А Америка более не ведёт войн со своими врагами. Она их уничтожает. Когда небольшая стычка грозила разрастить до настоящего конфликта, так же как началась война в Европе десять долгих лет назад, мы высказали своё однозначное мнение. И напомнили лозунг Стратегической авиации – "Поддержание мира – наша профессия". Мы не управляем планетой, не хотим, и даже пытать не станем. Мы будем просто хранить мир.

Завтра американцы сделают выбор. Они могут проголосовать за бесконечные отправки американских частей в дальние страны, за войны в жарких джунглях или ледяных пустынях, за политику отправки наших сыновей в пекло. Или за то, что написано на гербе САК, и мирно жить под защитой океанов и истребительной авиации. Благодарю вас и спокойной ночи.

Президент Дьюи выпрямил и встал из-за микрофона, после чего бесшумно покинул студию и сел в служебный лимузин. Показатели опроса выглядели неважно, но значение имел только завтрашний день.

Небольшая колонна остановилась на улице. Вокруг машин заклубилась пыль. Несколько любопытных собак зафыркали и осторожно отошли, наблюдая, кто это заявился. Джип и пять грузовиков. Сержант Яуд откинулся на заднем кресле.

— Как вы добыли транспорт, госпожа лейтенант?

— Сказала сержанту-механику, что знаю о его левачестве. И если он даст нам технику, у него будет неделя или две на заметание следов, прежде чем я устрою ревизию.

— А что он натворил?

— Откуда я знаю? Пусть сам себе придумает. Очевидно, он боится, если что-то выплывет. Обычно всегда есть.

— Куда нас дальше, госпожа лейтенант? Обратно в сопровождение конвоев?

Сирисун покачала головой. Они несколько недель стояли на реке, прежде чем их отвели и заменили подразделением 11-го полка. В тот день к ней поступил конверт с приказами от генерала Сонгкитти, включая сообщение, что меч доставлен и помещён на ответственное хранение. Это её удивило. Про себя она высчитала шанс отмщения как "или получится, или нет".

— Нас оставляют как взвод постоянной готовности. Теперь в каждом гарнизоне будет такой. Генерал пишет, надо быть уверенными, что нас впредь не застанут врасплох, — она посмотрела на Яуда краем глаза. — Вы остаётесь со мной. Генерал говорит, что на фронте погибло слишком много младших офицеров, и меня некем заменить. Кстати, я хотела спросить, когда я из просто госпожи стала госпожой лейтенантом?

Яуд выглядел смущенным.

— Ну, это… — он махнул рукой, — госпожа вы как бы по умолчанию. Но заработали право быть нашим лейтенантом.

— Ах вот как, — они рассмеялись. — Сержант, бойцам пришлось нелегко. У нас примерно два часа на увольнение.

Яуд кашлянул. Сирисун продолжила:

— С надлежащим присмотром со стороны капралов, разумеется. Сбор через два часа.

Он довольно улыбнулся. Было приятно наблюдать, как молодой офицер делает первые шаги к становлению хорошим офицером.

— А вы?

— Мне надо в лавку, купить кое-что для себя.

Она направилась в деревенский магазинчик. Найти его было легко – по самому большому фасаду. Яуд пошёл с ней и устроился на стульчике у двери, с удовольствием расслабившись на солнце. Сирисун вошла внутрь. Её надо было прикупить личные вещи.

Лавка была типичной для подобных строений. Неровный деревянный пол, пыльно, несмотря на то что жена хозяина убиралась дважды в день. Товары, сложенные повсюду без видимого – что-то новое, что-то старое, там ценное, тут барахло. Она перерыла почти все полки, прежде чем она нашла что ей нужно. Прилавок, за которым стоял владелец и его помощница – девушка, вероятно дочка – был у двери. Обычное дело для сёл. Сирисун подошла рассчитаться.

Там стояла ещё одна женщина, молодая мать с ребёнком. Сирисун выложила покупки на стол и полезла за деньгами, рассеянно перевесив винтовку на плечо и убирая зазубренный штык в ножны. Ребёнок пробежал мимо нее её к матери, и лейтенант посмотрела на него, с улыбкой собирая товары. Маленький мальчик издал задушенный звук и спрятал лицо в юбках матери. Женщина схватила его и спрятала за спину. Она впилась взглядом в Сирисун, будто пыталась повесить забор из колючей проволоки. Молодая продавщица уставилась на неё, на лице отразилось чувство, близкое к ужасу. Сирисун собрала купленное и вышла. Переступая порог, она услышала шёпотки:

— Боги, храните нас… Вы видели её глаза? Взгляд настоящей убийцы!

— Тихо, она тебя слышит.

На улице сержант Яуд негромко, по-братски сказал:

— Добро пожаловать в клуб, госпожа лейтенант.

Экипаж расположился на привычных местах и начал предстартовый проход по длинному контрольному списку. В кабине было горячо и душно, и никто на хотел задерживаться на земле дольше необходимого – побыстрее бы взлететь и оказаться в холодном воздухе высоты.

— Жарко здесь… — майор Клэнси проверял бортовую электронику.

— Надо привыкать, какое-то время будем базироваться тут.

— Это уже точно?

— Ага. Только что передали. Все переселяются с Козловского на Неллис. Базу будут расширять. Но сразу после этого мы покинем Неваду. Полетим через Тихий океан, на запад.

— Мы остаемся? — это был женский голос, который они давно связали с "Техасской леди". Дедмон про себя полагал, что это чьи-то шутки. Или, возможно, всего лишь его воображение. Он говорил со своим самолетом, так делают все пилоты, и нетрудно представить вероятные ответы. Но тогда почему остальные слышат то же самое?

— Верно. Это наш новый дом.

— О как хорошо. Наконец-то посижу на солнце. В Мэне так холодно, что у меня уже шпангоуты ломит.

Клэнси и Дедмон усмехнулись и покачали головами. Некоторым вещам просто нет рациональных объяснений. Пора кратко ознакомить команду с заданием.

— Внимание всем. У нас учебно-бомбардировочный вылет на Гавайи. Эшелон тринадцать пятьсот, перед целью поднимаемся до четырнадцати, сбрасываем, разворачиваемся и возвращаемся. Сброс по радарному прицелу.

— Боб, когда соберётся вся авиагруппа? — Клэнси закрепил свой планшет в держателе и уселся в кресло.

— Не раньше, чем через полгода. Это если не произойдёт никаких перестановок в правительстве. Ты проголосовал?

— Конечно. Но так долго?

— Генерал ЛеМэй прилетел для инспекции базы и пришёл в бешенство. Говорят, довёл коменданта до слёз. Здешние семейные квартиры он обозвал "бомжатников, недостойным даже сифилитичных тараканов" и распорядился снести начисто. Группа не начнёт перелёт, пока не обеспечат проживание женатых офицеров. Наш Железножоп сказал, что холостяки могут немного подождать, так как могут снимать жильё за периметром.

Они нервно обернулись в наступивший тишине, как будто ожидая явления ЛеМэя в кабине. Но ничего не произошло.

— Это как-то необычно – поставить женатых в начало списка на заселение, — задумчиво сказал Клэнси.

— Генерал, — Дедмон решил, что один раз прозвище сошло с рук, и не стоит испытывать судьбу, — говорит: "Мы не можем ожидать от наземных команд работы с полной отдачей, пока они беспокоятся за свои семьи". Поэтому приоритет отдан им. Я видел новые дома в Оффуте. Кубрики на шесть человек для холостых и небольшие квартиры-студии для семейных. Всё по-спартански, но опрятно и ненамного дороже старых проектов. Я слышал, как некоторые жёны называли генерала "Святым Кёртисом"”.

— Ну-ну. Им же не служить под его командованием. Так, у нас есть разрешение на рулёжку. Гавайи, ждите нас! За бога, Америку и Святого Кёртиса!

— Мэйси? Ты где, любовь моя? Выйди поздоровайся. Это Йорг и Дик. В миру известны как управляющий, кадровик и администратор "Металлообработки МакМаллена". Теперь мы работаем сами на себя.

— Всё решилось? Это замечательно. Йорг, Дик, Джон много о вас рассказывал.

— Надеемся, ничего чересчур ужасного?

Мэйси захихикала и покачала головой.

— Джон говорил нам о вас, Мэйси, рассказывал, как хорошо вы управляетесь по хозяйству. Здесь красиво. Джон, у твоей жены настоящий талант создавать уют. А судя по запахам с кухни, и в готовке тоже.

Она засмущалась. На ужин Мэйси купила цельную говяжью грудинку, а потом смотрела на неё, не зная, что делать. Десять лет Британия жила по военному времени, а потом наступил голодный мир. Еды не хватало, и все позабыли, как её готовить в большом количестве. В купленном отрубе мяса было столько, сколько они не съедали за три месяца. Она просто не знала, как к нему подступиться, и не представляла, что вообще сделать. Мэйси научилась превращать в еду рационы, но вот когда она разучилась обращаться с настоящей едой?

К счастью, жены Йорга и Дика взяли с собой кое-что к столу и, едва узнав, бросились помогать ей. Мэйси оставалось просто сидеть, наблюдать и записывать, пока две южноафриканки управляются на её кухне. Всё равно мужчины об этом никогда не узнают, для них готовила Мэйси. Попутно она поняла, что стоит взять несколько уроков домашней кулинарии, хотя уже заметила, что у многих белых семей чёрные повара и прислуга.

МакМаллен вышел в гостиную. Все расселись и подождали, пока прозвучит благодарственная молитва, на африкаанс и на английском. Потом он разделал приготовленную грудинку – не очень умело, но никто не обратил на это внимания – и рассказал, что у них вышло.

— Мы не только зарегистрировали компанию, но уже получили первый заказ. Патронные ящики для "Денел"[70]. Они сварные и хорошо подходят для изготовления у нас. Пока я работаю на верфи, Дик и Йорг занимаются ящиками. Думаю, у нас всё получится.

— У нас тоже еще хорошие новости, Джон, — немного застенчиво сказала Мэйси, глядя на тарелку.

— У нас? — полюбопытствовал он.

— Не с тобой, — Мэйси положила ладонь на живот. — У нас новости. Просто сегодня подтвердилось.

Чтобы все осознали, о чём речь, потребовалась целая минута, затем все радостно заорали. Женщины заквохтали, хлопая её по плечам, мужчины жали руку Джону. Когда суета улеглась, он закончил разделывать мясо, заполнив в конце концов и собственную тарелку. Много мяса и овощей, больше, чем он доселе видел. Он счастливо вздохнул.

— Простая, проверенная жратва. То, что я люблю.