Намеренное зло

Глава 6. О точке невозвращения

Занялся рассвет, и Лера вздохнула с облегчением. А затем, свернувшись клубочком и укрывшись с головой одеялом, она уснула. Спала недолго, но очень крепко. И когда Александр по дурной традиции разбудил ее весьма бесцеремонно, возмущаться не стала: молча встала и прошла в ванную, не затруднив себя пожеланиями доброго утра. Завершив необходимые утренние процедуры, Лера вернулась в комнату, но его не обнаружила. Тогда она, быстро одевшись и причесавшись, заново перевязала разболтавшийся бинт вручную, решив с заклинаниями пока повременить. «Злые волшебники хуже керосину…»

— Готова? — раздалось из-за двери.

Он, что, подсматривает? — нахмурилась Лера, а вслух сказала:

— Да. Выхожу.

Они шли по коридору в направлении столовой, когда Алекс обронил:

— Сегодня проверка.

— Это как? — спросила Лера, заранее предполагая, что ничего хорошего ее не ждет. И не ошиблась.

— Проверим, насколько ты готова. Насколько огонь ярок. Как в прошлый раз.

— Опять мышь будете резать? — ужаснулась волшебница.

— А что не так? — Александр открыл дверь и вошел. Лера, с какого-то перепуга решившая, что он придержит перед ней дверь, ломанулась следом и чуть не получила створкой по лбу.

— Да все просто замечательно, — процедила она сквозь зубы, в последний момент подавив порыв захлопнуть дверь пинком. — Разве не видно?

Он развернулся и пристально на неё уставился. Медленно покачал головой.

— Нет, не видно. Я бы сказал, что на лицо признаки тревожности и неадекватного поведения в будущем. Ты слишком напряжена.

— Вы только заметили? — усмехнулась Лера, заставив себя сесть за стол. Схватив вилку, она свирепо вонзила её в ставшую в одночасье ненавистной творожную запеканку, представляя что это кислая физиономия её мужа.

— Элеонора, в чем дело?

Лера вилку отбросила, тарелку отодвинула и ответила как смогла вежливо:

— Все хорошо, благодарю, что поинтересовались. Когда приступать будем?

Мысленно она пообещала себе, что если дело с записками — стоящее, она за эту возможность уцепится изо всех сил. Вернет себе свободу и… и на этом полет мысли был прерван очередным, набившим оскомину пониманием того, что долго она на свободе не протянет. А искать другого покровителя — глупость несусветная, опять попадет впросак. Значит, выход все-таки один — избавиться от огня. Вызнать, можно ли, если да, то каким образом, и вновь стать среднестатистической, ничем не примечательной единицей в списках полукровок. Вернуть себе спокойную жизнь и удрать куда-нибудь подальше в отпуск.

— После завтрака, — вклинился в ее мысли Александр. — В лаборатории.

И тут Лера вдруг вспомнила записку. Ее словно демон подтолкнул, и она выпалила:

— А… что это будет?

— Конкретнее.

— Вы ведь, если кровь подойдет, будете ее для ритуала своего использовать. Нельзя ли поподробнее?

— Тебе зачем? — спросил Александр так спокойно, словно речь шла о рецепте приготовления соуса для пасты или о прогнозе погоды, а не о тайном действе и нелепых попытках жены вызнать, что к чему.

— Я ведь там нужна буду, правильно? Хочу знать, чего бояться. Заранее.

— Хочешь бояться еще больше к тому времени, как я начну ритуал?

— Я хочу знать, чего ожидать, — сказала Лера твердо. — Это ведь касается меня напрямую, я не права? Может, вы меня в лес дремучий вывезете и на алтаре прирежете без предупреждения.

— А если и так, то что? — Александр уставился на неё, отчего она заерзала на стуле, пододвинула к себе тарелку, вооружилась вилкой и принялась активно есть. — Тебе станет легче, если я скажу, что так и будет? Или белье выберешь покрасивее?

Лера уписывала запеканку и на вопрос отвечать не стала. Потому что озвучивать то, что в голове крутилось, было бы крайне невежливо, а без мата не выходило так красочно и доступно для понимания.

— Ладно, жду в лаборатории. — Александр встал из-за стола и ушел.

Лера плюнула ему вслед — мысленно, опять же. Мог бы подождать и портал открыть, но нет, теперь ей придется весь путь пешком проходить. Впрочем, на фоне всего остального это не самое страшное. И вот как ей вызнать, где ритуал проходить будет, когда Александр даже разговаривать с ней толком не желает?

Лера заставила себя успокоиться, не торопиться и следующие пять минут добросовестно пила чай с баранкой. И когда допила, получила очередной сюрприз. Только это была не записка, как в прошлые разы. А… палка. Обыкновенная, чуть корявая, скорее даже прутик, с глупой звездой на конце. Детская игрушка. Жуть. Этот прутик вынырнул из ниоткуда и плюхнулся на стол. И покатился, неловко переворачиваясь на лучах звезды, к Лере, которая по мере его приближения отъезжала на стуле все дальше. Ножки душераздирающе скребли по полу, но она этого даже не слышала. Во все глаза она смотрела на прутик и ждала, сама не зная чего — то ли взрыва, то ли фейерверка, то ли тварь какую, вслед за прутиком выпрыгнувшую, то ли Александра.

Не дождавшись в итоге ничего из вышеперечисленного, Лера начала размышлять, и попутно, встав со стула, прохаживаться мимо палочки, лежавшей почти на краю стола, пока не остановилась около нее.

И как это понимать? «Помощь близко?» Имелось в виду это… недоразумение? Нет, Лера не рассчитывала на армию волшебников, но детская игрушка? Даже не игрушка, куда хуже. Не сойти ей с этого места, если это не ПДИЖ. Надо только клеймо завода отыскать, чтоб установить наверняка.

Если это заявленная ранее помощь, то ей, Лере, такого счастья не надо. Она уж лучше сама как-нибудь. Целее будет. Мелькнула у нее мысль оставить палку на столе, но тогда у Александра возникнут вопросы, и он примется выяснять, что к чему. И, вероятно, выяснит. А за последствия Лера не ручалась. Да, она ничего плохого не сделала — пока, но лучше не рисковать.

Взяв со стола салфетки, Лера осторожно обмотала ими палку и быстренько сбегала к себе в спальню, где пристроила подарочек по обычному адресу. Эдак скоро спать неудобно станет, принцесса на горошине, — подумала она со смешком, и затолкала палку поближе к изножью кровати. Она еще расправляла покрывало, когда поняла, что в комнате не одна…

Интересно, подумала она с замиранием сердца и холодком где-то в набитом запеканкой желудке, и давно он тут стоит? Лера изобразила самую милую улыбку, на которую оказалась способна в данный момент, и медленно повернулась.

— Что-то забыли?

— Вроде того, — ответил Александр спокойно, но в этом спокойствии взвинченной Лере почудилась угроза.

— И что же? — спросила она, отходя от кровати и буквально силой заставляя себя не смотреть туда, где лежало свидетельство ее… нет, не предательства, но… где-то… как-то… кто-то назвал бы ее действия и намерения этим плохим словом.

— Тебя, — ответил Александр после паузы, во время которой Лере захотелось упасть на колени и во всем признаться. — Ты долго копаешься. Я решил проверить.

Лера от облегчения чуть прикрыла глаза, собралась с силами и ответила, не затрудняя себя придумыванием небылиц:

— Я забыла кое-что. Пришлось вернуться.

— Не важно. Ты готова? Мы можем идти? — Не дожидаясь ответа, волшебник открыл портал, в который и шагнул. Кинув взгляд на кровать, Лера направилась следом.

Проходить все это во второй раз было не страшно. Леру жгло тоскливое ожидание и осознание неизбежности происходящего. Ей никак не удавалось перестать нервно ерзать на стуле. Мелькнуло перед ее взором перо, колба. Пискнула где-то на периферии сознания мышь, брызнула кровь… Очень скоро очутившийся перед ней Александр полоснул по не до конца зажившему запястью пером. Больно. Лера абстрагировалась от происходящего настолько, насколько могла — даже переборщила. С полнейшим нездоровым равнодушием она взирала, как Александр чертит загадочные знаки вокруг неподвижной беленькой тушки и замирает в ожидании. И не отреагировала, когда вдруг на столе вспыхнуло слепящее пламя, поглотившее тельце мышонка. Пламя вспыхнуло и моментально погасло. Секунда — и мышонок, живой, истошно верещащий, со всех лапок удирал со стола. Только его и видели.

Александр ловить свою жертву не стал, отпустил с миром. Затем, повернувшись к сидевшей на диванчике в прострации Лере, он возвестил:

— Ты готова.

В ответ Лера протянула ему порезанную руку:

— А лечить кто будет? Может, хотя бы повязку сделаете, как в прошлый раз?

Александр указал на столик слева:

— Там найдешь все необходимое. Мне нужно идти готовиться. Ритуал проведем сегодня ночью — зачем откладывать?

В голосе Александра слышалась несвойственное ему веселье и торопливость. Лера поплелась к столику, старательно держа руку запястьем вверх, и здоровой рукой стала копаться в содержимом небольшого чемоданчика. Быстро нашла бинты и обезболивающую мазь. Повязка вышла на удивление крепкой, но не тугой, и впервые аккуратной. Леру это почему-то огорчило.

— Я могу идти? — произнесла она ненормально спокойным голосом.

— Да. Я буду позже.

И тут Лера осмелилась попросить:

— А… можно портал?

— Что? — спросил Александр, с трудом отрываясь от каких-то записей. — Что?

— Мне нехорошо. Можно вас попросить портал открыть? Чтобы пешком не идти?

— Портал. Да, разумеется.

Александр вновь уткнулся в толстенные тетради. Вроде и не произносил ничего, и даже в пляс не пустился, и формулы на стене длиннющие не расписывал, а перед Лерой возникла чернота. Будто сама собой, из ниоткуда. «Тоже мне, выпендрежник», — раздраженно подумала Лера, хотя была бы последней, кто Александра в подобных вещах заподозрил. Баюкая руку, она поколебалась, и когда поняла, что он сейчас к ней обернется и торопить начнет, сделала шаг вперед. Через какое-то время она очутилась в своей спальне. И в тот самый момент услышала, как замок на двери, словно бы издеваясь, громко щелкнул.

«Вот ведь…» И что прикажете делать?

Матвей сидел на работе и пытался сосредоточиться. Но даже такое элементарное дело, как проверка книг на актуальность была ему не под силу. Отвлекали собственные мысли. Хотя иногда казалось, что это даже не его мысли, а той самой загадочной темноты, что вольготно обосновалась в его голове и время от времени подавала голос. Командовала, требовала, советовала, грозила, ругала и хвалила.

И хотя в данный момент темнота молчала — то ли ушла по своим делам, то ли просто притихла, собираясь с силами — все одно, сосредоточиться было невозможно.

«Что со мной?» — спрашивал Матвей, но не находил ответа.

«Куда я лезу? Куда меня толкает этот голос? Кого я собрался побеждать? Что за бред сивой кобылы? На кой мне вообще сдался этот Александр? Я его в глаза ни разу не видел…»

«Посоветоваться бы с мамой, она подскажет… Да, надо рассказать и послушать, что она обо всем этом думает. Мама выход найдет, она всегда находит…»

«Нет, нет, нельзя! Ни в коем случае! Я вполне здоров и сам могу справиться! Я докажу, что способен на поступки, на настоящие дела!»

«Боги, какие глупости… Почему я не умер до рождения? Почему вообще появился на свет? Зачем? Это невыносимо…»

«Сколько можно мусолить одно и то же? Тебе тридцать лет, а ты как сопливый подросток, не знаешь, куда деваться…»

«Или все-таки прав? У меня бред? Или это у окружающих бред? Почему они так смотрят? Что-то видят? Что-то знают? Они следят за мной?…»

Когда мысли принимали нежелательный оборот, у Матвея словно моторчик включался, и он с утроенным пылом брался за разбор книг. Он ничего не видел, ничего не осознавал, кроме своей задачи, машинально пролистывая страницы. Так ему становилось легче — вроде как отвлекался. Потом он вооружался влажной тряпочкой и шел протирать пыль — тоже помогало. Он бы и полы помыл — даже швабру приобрел для этих целей, и ведро, но пару недель назад уборщица застукала его за этим крайне постыдным для волшебника занятием, и с тех пор при встрече как-то странно на него косилась. Матвей подозревал, что она теперь считает его не только хлюпиком и маменькиным сынком, но и больным на всю голову, и всячески от встреч с ней уворачивался. Едва завидев уборщицу, он моментально брал в сторону, либо делал вид, что оч-чень занят и её не заметил, то есть просто опускал голову и на всех парах летел мимо. Лишь бы не видеть в ее глазах насмешливое недоумение.

Пыль протерта, книги, отобранные сегодня, просмотрены. А времени только двенадцать часов дня. Перспектива провести в безделье оставшуюся часть рабочего дня приводила Матвея в совершеннейший ужас. Он решил сделать перерыв на обед и как следует обдумать, чем бы заняться.

Он полез в пакет, собранный матерью. В промасленной бумаге обнаружился бутерброд с сыром и колбасой, в литровой стеклянной банке — вчерашний суп. Не в том смысле, что он со вчерашнего дня в банке обретался, а в том, что вчера был сварен самим Матвеем. Получилось не боги весть что, но мать вроде одобрила, и в унитаз, как вышло с прошлым кулинарным экспериментом сына, не отправила. Там же, в пакете, нашлась ложка.

Осилив треть заявленной порции, Матвей без аппетита гонял в жирном бульоне рваный кусок мяса, когда ему в голову пришла очередная мысль: «Ты веришь в богов, Матвей? Веришь в то, что они за тобой следят постоянно, неусыпно, неустанно?»

Волшебник даже ложку уронил, потом потряс головой, поморгал и с ненужным усердием принялся выуживать ложку из банки. Это оказалось занятием не только увлекательным, но и трудным, поскольку ложка была в разы меньше банки и утонула там целиком. Матвей ее поддевал пальцем — ладонь в горлышко не лезла — и наклонял банку, но ничего не выходило. На фоне произошедшей трагедии у него наступило блаженное мысленное затишье. И только спустя пару минут, когда ни одна попытка не увенчалась успехом, кто-то в его голове вздохнул — досадливо, с намеком — и губы волшебника словно сами собой выговорили заклинание. Ложка выскользнула из банки и дружелюбно ткнулась Матвею в руку — мол, бери, орудуй!

Матвей хотел было удивиться своеволию тела — что хочет, то и творит — но тут недавняя мысль в голове всплыла: «Ты веришь в богов, Матвей?»

Волшебник спешить не стал — аккуратно положил ложку на стол, выпрямился и ответил непонятно кому — ведь нельзя же в самом деле предположить, что он с голосом в голове ведет диалог:

— Что значит «верю»?

«Веришь ли ты в их власть, силу, мудрость? Веришь ли, что они вездесущи?»

Для Матвея — равно как и для любого другого жителя королевства Таан — никогда такого вопроса не стояло. Боги существовали — и все тут. Ни убавить, ни прибавить. Это как солнце всходит каждый день, это как за летом приходит осень, которая в свою очередь сменяется зимой, весной и опять летом и так по кругу. То есть, это есть, было и будет… это непреложная истина, то, что не подлежит сомнению или оспариванию. И боги — да, всесильны. Они — творцы, создатели и каратели. Они — то, на чем держится жизнь; собственно, то, что эту жизнь в живые существа вдохнуло. Как это «веришь»? А что, можно «не верить»?

Глупости все это, глупости. Интересно, это бред? Он медленно сходит с ума? Он серьезно болен? Откуда такие мысли?

«Веришь?» — колоколом забило в голове, отчего Матвей — невольно — зажал уши руками. Очень громко, страшно прозвучал вопрос.

— Верю, — выпалил скороговоркой, лишь бы мучения прекратить. — Верю, только не надо так кричать.

«Боги велят тебе… — пронеслось в мозгу, — боги велят тебе…»

— Что? — от страха Матвей даже привзвизгнул и руками голову стиснул еще сильнее. — Что?

«Победи своего врага… одолей своего врага… Александра! Боги даруют тебе силу…»

— Не хочу! — застонал волшебник. — Нет у меня врагов… не надо. Я не знаю никакого Александра…

«Врешь! — гневно взвился голос. — Твой истинный враг — Александр! Уничтожь его! Иначе боги уничтожат тебя! Ты будешь навеки опозорен перед всеми! Ты будешь обезглавлен!»

Матвей тут же отнял руки от головы и схватился за шею, будто над ней уже топор палача навис. И в панике пробормотал защитное заклинание — единственное, которое знал. И с удивлением обнаружил, что когда заклинание сработало, голос в голове пропал. Все так же держась за шею, он встал со стула, пошатнулся, но рук не отнял, нетвердым шагом доковылял до двери, распахнул ее пинком — впервые в жизни — и вышел в коридор. И тут же попался на глаза уборщице. Она посмотрела привычно неласково, затем оценила его наружность — руки на шее, всклокоченная шевелюра, дикий взгляд — и прошамкала неодобрительно:

— Тут еще? Жена-то дома не потеряла?

И оттого, что за последнее время уже вторая незнакомая в общем-то женщина, женщина, которая и права-то на это не имеет, не к месту упоминает его семейное положение; оттого, что он был взвинчен сверх меры; оттого, что боялся и поделать с этим ничего не мог; от всего этого Матвею вдруг захотелось сделать что-нибудь ужасное. Убить, взорвать, распотрошить эту нелепую курицу, а вместе с ней и половину этого убогого городишки, ту половину, которая всегда воспринимала его как законченного неудачника. А потом заняться второй половиной, которая и вовсе не подозревала о его существовании.

Матвей отпустил шею, сжал кулаки и попытался взять себя в руки. Но выходило плохо. Впервые в жизни он разозлился до такой степени, что почти не мог себя контролировать. Он сделал шаг вперед, глаза его, обычно кроткие, унылые, блеснули. Руки сами собой поднялись и изобразили некий символ. Словно что-то почувствовав, уборщица отступила назад, но прикрикнула при этом:

— Домой иди, шляется тут… топчет… перемывай потом по сто раз!

А дальше Матвей словно умер… и душа его вылетела из тела, совсем как душа Александра в недавнем сне. И смотрела эта душа, как тело, которое она недавно занимала, вдруг стремительно набрасывается на уборщицу и швыряет в стену коридора. Уборщица сломанной куклой сползает на пол, и швабра, которую она сжимала в руках, падает рядом. И все это без единого звука, словно у души заложило уши. Или это просто потому, что у нее нет ушей, и она не могла услышать предсмертного скулежа, разнёсшегося по коридору. По стене разбежались трещинки, в месте удара появилась небольшая вмятина.

Душа парила над Матвеем и наблюдала, как он подходит к мертвой уборщице, садится на корточки, смотрит на дело рук своих с интересом ученого, зачем-то тыкает в труп пальцем, и от этого движения труп испаряется. Растворяется в воздухе. Швабра здесь, ведро с грязной водой — тоже, трещины по-прежнему бегут по стене, а уборщицы как не бывало.

Матвей выпрямился, провел рукой по волосам — уверенным, шикарным, рекламным жестом, и, задрав голову, подмигнул своей душе. Мол, смотри, что я могу! Душа застыла в ужасе, а Матвей тем временем продолжил стирать следы преступления. Пара слов — и стена приобрела первоначальный вид.

— Что здесь происходит?

Душа этого вопроса не слышала, зато ощутила, как ее словно водоворотом утянуло на бывшее место жительства. И вот уже растерянный, испуганный, дрожащий — в своих лучших традициях — Матвей стоит перед директором школы и хлопает глазами. Силится что-то выговорить, но из горла вылетают только непонятные хрипы.

Елена Ивановна — приятная пожилая женщина с вечным пучком на затылке и в одном из своих многочисленных нудных серых платьев, украшенных глупыми оборками в самых неожиданных местах, — выразительно оглядела коридор и спросила вновь:

— Что здесь произошло? Кто кричал?

Матвей посмотрел по сторонам, как будто на стенах был написан ответ, но ничего не увидел и проблеял:

— Н…ничего. Я… — Тут его взгляд зацепился за швабру, и Матвей, ощутив прилив сомнительного вдохновения, лихо соврал: — Я… шел. Задумался, и случайно споткнулся об… это.

Елена Ивановна скептически поджала губы:

— И так закричал? Я подумала, что кого-то убивают.

У Матвея все внутри перевернулось и затряслось истерически, но он выдавил:

— Я… еще в-ведро чуть не опрокинул. А д-до этого лы-лы-ложку в банку уронил…

— С вами, Матвей Корнеевич, все в порядке? Вы что-то бледный. Запинаетесь…

— Эт-то я от потрясения… — и Матвей заискивающе, по-щенячьи уставился на директрису, словно в ее лице вот-вот должен был потерять лучшего друга.

— Потрясения? — переспросила Елена Ивановна. — Какого такого потрясения?

— Б-банка… л-ложка…

— Может, вам домой стоит пойти? Кстати, а где Марфа Васильевна?

Марфа Васильевна? Кто такая Марфа Васильевна? — в панике подумал Матвей, но потом вспомнил, что Марфой Васильевной зовут уборщицу школьную. Вернее, звали, потому как пять минут назад Матвей ее собственноручно прикончил. От этой мысли к горлу подкатил комок, и чтобы не опозориться окончательно, Матвей ринулся в туалет, прижав ладонь к губам.

Елена Ивановна смотрела ему вслед.

Дверь была закрыта не просто на замок, она была еще и заклинанием скована для верности. Лера это выяснила опытным путем, попытавшись прорваться с боем. С простым, человеческим замком она расправилась в два счета — поскольку дверь запиралась изнутри — но дальше, увы, дело не пошло. Не открывалась дверь, и все тут. Лера даже стучала по ней палкой — той самой, что желания исполняет, но результат был нулевой.

— Изверг! — крикнула она в потолок, искренне надеясь, что Александр услышит. — Скотина! Тиран! Выпусти меня отсюда!

Ни ответа, ни привета Лера не получила. Она бы бросилась на кровать и зарыдала, как героини мелодрам, но для подобных жестов была слишком прагматична. Вместо этого она сунула ПДИЖ под матрас, а сама уселась на стул.

— Ну и демоны с вами, Александр! — погрозила она кулаком потолку. — Еще посмотрим, кто кого!

От того, что она высказала то, что накипело, ей полегчало, и она решила заняться боевыми ранениями. Бинт почти развязался, и назло всем врагам (точнее, одному единственному, но который стоил сотни) для перевязки Лера решила воспользоваться заклинанием, чтобы в кои-то веки сделать все как следует.

— И пусть только попробует мне сказать, что я не имею права… Вот уж мы поговорим тогда… Вот уж я ему скажу… — бурчала она, свирепыми рывками избавляясь от разболтавшейся повязки. — Пусть только заикнется, гад… Запереть меня… в спальне… без еды…ууууу, садюга!

Вскоре бинт был прилажен обратно, крепко, но не чересчур, и волшебство сотворено, но Александр так и не появился. То ли проигнорировал, то ли понял, что к чему и не счел нужным вмешиваться. А может, занят сверх всякой меры. Ведь ритуал сегодня вечером, готовится, поди. Ножи точит, алтарь тряпочкой от пыли протирает, кровь присохшую скальпелем соскабливает, заклинания зубрит…

И тут Лера в который раз вспомнила о поручении из записки. Вспомнила и все прилагающиеся к этому вопросы и колебания. Вскочив со стула, она уселась на кровать, и, наверное, уже в сотый раз решила разложить все по полочкам.

Первое и самое важное. Оно ей надо? Быть замужем за тем, кто из своей лаборатории выходит в год под исход и смотрит на жену, как на средство достижения цели? С другой стороны, чего она от этого брака ждала? Никто ей розовых облаков не обещал, в любви не клялся и серенады под окном не распевал в разгар ночи. Она получила ровно то, что было заявлено изначально в условиях сделки. Защиту — и едва знакомого мужчину в качестве спутника жизни. Но почему же только сейчас она всерьез задумалась над тем, что ее ждет в будущем? Как будто до этого не осознавала… Да, Александр ее десять лет защищал, и обязался это делать впредь. И они через обряд прошли, и благословение богов получили. Как быть с этим?

Второе. Если уж она решит, что разводу быть — хотя сама мысль об этом была смешной, но чем демон не шутит — то сначала нужно избавиться от огня, а кто подскажет, как это сделать? Правильно, никто. Без соответствующей платы. И Лера обоснованно полагала, что плата будет непомерно высока — вполне вероятно, ей просто выкачают всю кровь. Конечно, при этом она и от огня избавится… вместе с жизнью.

Разобраться во всём самой? Маловероятно — нет у нее ресурсов, волшебства в сколько-нибудь приличном объеме, доступа к нужным знаниям, да и умения эти знания использовать в случае чего. Попросить помощи означает подставить себя под удар.

Значит, оставаться замужем? До смерти? За этим симпатичным, но холодным, как ледышка, сукиным сыном? Зато в безопасности, живая и относительно здоровая. Ведь сказал же Александр — после ритуала он ее не побеспокоит в этом плане. И тут мнительность хихикнула — в этом не побеспокоит, а ну как в другом — побеспокоит? Вдруг он супружеский долг исполнить возжелает? Как тогда ей быть? Закрыть глаза и, как говорится, получать удовольствие? Её передёрнуло.

Ясно одно — перед тем, как предпринимать какие-либо шаги, надо выяснить все до конца, иначе не будет ей покоя. И уж тогда она точно сделает так, что покоя не будет и ему тоже.

Задрав голову к потолку, Лера бравурно заорала:

— Александр! Александр! Сашунька-а-а!

Тишина в ответ.

— Я с тобой разговариваю, глухая тетеря!

Если бы она всерьез полагала, что он явится на этот зов, то подобрала бы слова помягче. А может, и нет. Так или иначе, логично или как, но появление Александра в спальне произвело на неё эффект разорвавшейся бомбы. Лера — прямо так, сидя на кровати — отпрыгнула в сторону, взвизгнула и чуть не шарахнула его молнией, уже заискрившейся в руках. Впервые с ней такое произошло, чтобы заклинание моментально сработало — видимо, раньше стимула не хватало.

— Ты звала? — светским тоном осведомился Александр. — Я очень занят, так что если можно, побыстрее. В чем проблема?

Лера в сердцах дунула на молнию, и она, зашипев, погасла. К сожалению, унять сердцебиение оказалось не так просто. Занимаясь дыхательными упражнениями, попутно Лера размышляла, а за коим демоном она вообще его звала. Сидела себе в спальне, и сидела. Тихо-мирно. Никого не трогала, и её никто не трогал. Но нет, надо было всё испортить.

— Ммм… я, в общем-то, уточнить хотела.

— Что именно? — В голосе Александра звучало какое-то странное нетерпение — словно бы он был ребенком, которому страсть как охота развернуть подарок. — Разве мы не все выяснили?

Лера глубоко вздохнула и бухнула:

— Мне нужны подробности. Что, где и как произойдет. Я имею право знать. В конце концов, вы же хотите, чтобы всё прошло гладко?

Судя по лицу Александра, намёк ему не понравился, но спорить он не стал. Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, как лектор перед аудиторией.

— Буду краток. Тебе придется меня убить.

«Она знает… — безнадежно подумал Матвей, умывая лицо теплой водой. — Она обо всем догадалась, и теперь меня посадят в тюрьму… боги, за что мне все это? Что скажет мама? А соседи? А коллеги по работе? Ну почему я такой непутевый? Ну и позор!»

Его почему-то не слишком волновало, что он совершил убийство — первый ужас схлынул, вышел вместе с болезненной рвотой, и теперь Матвей буквально сходил с ума при мысли о том, что будет выставлен на посмешище.

Покончив с умыванием, он принялся скоблить руки. Как назло, мыла не было, и пришлось воспользоваться щеткой непонятного назначения, лежавшей под раковиной. Матвей тер руки так усердно, что поранил себя до крови, но остановился лишь тогда, когда вода, стекавшая в раковину, приобрела ровный алый цвет.

«Я серьезно болен… Я смертельно болен… мама, помоги мне! Мама, ты мне сейчас так нужна! Как поступить? Как быть?»

В тот момент Матвея не занимали мысли о том, как именно он совершил убийство. Почему душа воспарила над телом. Чем это все обернется в будущем. Было ли это связано с темнотой в голове и странными, будто «чужими» мыслями. С непонятными письмами, содержание которых он не помнил, с ПДИЖ.

Нет, это было не важно. Важно было другое — скрыть преступление. Не дать очередного повода для насмешливых обсуждений его персоны, пересудов и жадно-любопытных взглядов. Матвея начинала бить крупная дрожь, стоило ему представить, что произойдет, если все узнают. Засмеют или покачают головами осуждающе, скажут: «Мы всегда знали. Червоточина в нем чувствовалась сразу. Гнилой волшебник».

Чтобы выяснить точно, как обстоят дела, надо было выйти из туалета, найти в себе смелость посмотреть в глаза Елене Ивановне. При мысли об этом у Матвея подкашивались колени и тряслись руки, как у запойного алкоголика наутро после обильных возлияний.

Он понукал себя, мол, соберись и иди, ты же мужик! Мама всегда так говорит! Бесполезно. Ноги словно примерзли к полу, а в голове шумело от напряжения. Замотав кровоточащие руки в полотенце, Матвей прислонился горячим лбом к стене.

— Не могу, не могу, — простонал он, с чувством стукнувшись о стену головой. — Конченый я волшебник… я ничтожество… боги… мама! Мама! Ну почему я такой?

Полностью утонув в жалости к себе, Матвей опустился на колени, бессильно уронив руки, и…

И тут в дверь туалета осторожно постучали. Елена Ивановна спросила участливо:

— Матвей Корнеевич, вы как? Может, скорую вызвать? Как вы себя чувствуете?

Чертовы сострадательные женщины, — в сердцах подумал Матвей, смаргивая злые слезы. Он не сразу понял, какое значение этот вопрос имеет в его системе координат. — К стенке бы вас всех! Ну… почти всех… — поправился он, вспомнив про коллегу по работе, Елену Александровну.

И спустя, вероятно, полминуты он вскочил на ноги и бросился открывать. Полотенца на руках мешались, и Матвей отбросил их в сторону.

— Все нормально, — прошамкал он в лицо директрисе. — Все отлично. Отравился. Крутит с утра. Можно я домой?

— Ну, разумеется, — отшатнулась Елена Ивановна, несколько ошарашенная его напором. — Разумеется, можно. Если Марфу Васильевну увидите по дороге, скажите, чтобы за расчетом в бухгалтерию поднялась, хорошо?

После этой фразы Матвей почему-то окончательно уверился, что у него теперь точно будет все хорошо, и, юркнув мимо директрисы, устремился на свое рабочее место — собираться.

— Я должна буду сделать что? — переспросила Лера, уверенная, что ослышалась. — Что я должна буду сделать?

— Убить меня, — ответил Александр с нажимом. — Что может быть проще… Думаю, ты не первый день об этом мечтаешь. Я предоставлю тебе уникальную возможность.

Лера вспыхнула, открыла было рот, чтобы с жаром отрицать очевидное, но остановилась. Нечего строить из себя первоклассницу, застуканную за воровством чужих конфет.

— Я не смогу, — сказала она четко. — Я не смогу этого сделать. — И добавила честно: — Как бы мне ни хотелось.

Александр не стал спорить — пожал плечами.

— Придется. Это и есть ритуал. Тебя же интересовали подробности. Пожалуйста. И заметь, я не спрашиваю тебя, что ты сможешь, а что нет. Я говорю, что тебе придется это сделать.

Лера подавилась возражениями. Растерянная, она не могла собраться с мыслями и как-то разубедить его.

— Как? — выдавила она, наконец.

— Что — как?

— Убить — каким образом?

— Кинжал.

Час от часу не легче! То он её огнем травит, то на преступления толкает! Да у нее рука не поднимется — что бы кто, и она в том числе, ни думал и ни говорил.

Лера утихомирила заполошно скачущие мысли, не время сейчас, и спросила:

— Что дальше?

— Дальше я воскресну. Это все.

— Так просто?

— Отнюдь. Но боюсь, ты не осилишь усложненного варианта. Да и зачем тебе.

— Но… подождите! — поражённая новой мыслью, воскликнула Лера. — Как я могу убить вас и при этом выжить? Боги не простят! Церемония и все такое… да от меня горсти пепла не останется, чтобы развеять на ста ветрах!

— Останется, — заверил Александр и не выглядел при этом хоть сколько-нибудь взволнованным. — Я предусмотрел и это.

— То есть? Как можно скрыть от богов свою смерть?

— Намного проще, чем ты думаешь. Не хочу хвастать, но я очень сильный волшебник и мне подвластно многое.

Лера скептически хмыкнула:

— А по виду не скажешь. А моя кровь? Чтобы оживить вас? Я правильно поняла?

— Да.

— А по-другому?

— Я уже говорил тебе — либо так, либо в скором времени мне предстоит обрести новую жизнь… целиком за Гранью.

— Где все будет происходить?

— В моей лаборатории, внизу. А что, это имеет какое-то значение?

На тот момент для Леры это никакого значения не имело, да и вопрос она задала машинально, потому что планировала спросить, а не потому что всерьез собиралась передавать информацию неизвестному корреспонденту. Она тряхнула головой, сцепила перед собой руки и задала последний вопрос:

— После этого… что будет?

Александр замялся, но ответил:

— Ничего. Все будет по-прежнему.

— То есть? Моя кровь…

— Больше не понадобится. Но жить нам придется вместе все отпущенное время.

— Вот демоны! — не сдержалась Лера. — Зачем вообще вся эта затея с браком, церемонией? Неужели нельзя было обойтись без этого? Да еще и ритуал этот злосчастный… Я бы и так кровь отдала, лишь бы в безопасности быть. Зачем столько кружев?

Александр чуть заметно скривился, словно и ему было не по душе видеть ее каждый день в течение неопределенно долгого времени.

— Так было надо.

— Кому надо? Кому надо-то? — в негодовании воскликнула Лера. — Мне? Мне — не надо!

— Мне. Это надо мне. И точка.

Ах, ну да. И как она забыла, кто у них в семье — муж?

— Ладно, это мы обсудим потом. Но… после ритуала, я хочу независимости.

— В каком смысле — независимости? — Александр улыбнулся, словно Лера сказала что-то в высшей степени забавное. — Независимости от чего?

— От вас. Вы же говорили, если припомните, что если я откажусь делиться кровью, вы меня защищать не будете и на благословение богов наплюете. И что вам за это ничего не будет. Вот и я хочу того же. Раз вы говорите, что мне ваше убийство с рук сойдет, так почему бы не раздвинуть границы дозволенного ещё немного? Ко всеобщей радости? Будем писать друг другу открытки на праздники.

— Мда… понятно. Увы, Элеонора, все не так просто. Я не утверждал, что мне ничего не будет, я просто сказал, что с последствиями справлюсь. Не в первый раз. А они, эти последствия, будут. Никому не дано попирать волю богов безнаказанно. Ты готова принять наказание? А что касается ритуала, то здесь все просто — на некоторое время я просто накину на свою лабораторию одно древнее заклинание. Оно скроет нас от богов, так никто не поймет, что произошло.

Лера струхнула в душе, но скроила каменное лицо и спросила недрогнувшим голосом:

— Так что там с наказанием? Поконкретнее? Чтобы уж быть готовой.

Александр вздохнул:

— Элеонора, боги… они, мягко скажем, непредсказуемы в своих решениях. Есть общие каноны, но куда весы их настроения склонятся в той или иной ситуации, нам знать не дано. Да, боги не вмешиваются в жизнь живых, это строжайше запрещено, причем ими же самими, иначе в мире воцарился бы хаос. Но и закрыть глаза на откровенное неповиновение они не могут.

— При чем здесь это?

— Никто не в силах предугадать, каким будет наказание. Оно будет и будет серьезным, но в детали тебя не посветит даже оракул. Ты либо рискнешь и узнаешь, либо… не станешь рисковать и будешь жить долго и счастливо. Я не слишком уважаю богов, скажем так. Все эти ритуальные пляски с церемониями не для меня. И мне не страшно принять наказание.

Лера потрясенно воззрилась на Александра.

— Но как такое может быть? А праздники? Жертвоприношения? Ежегодные дары? Это же обязательно!

— Не слежу за этой лабудой. Уже и забыл, когда и что у них там празднуется. Не обессудь.

У Леры отвисла челюсть. Как это — забыл? Как это — не уважает? И до сих пор жив? Последнюю мысль она озвучила вслух.

— Очень просто. Повторюсь, я слишком силен. Там, за Гранью, все совершенно по-другому. И я стал другим.

— Давно? — сварливо поинтересовалась Лера.

— Давно. Около сорока лет назад.

— Таак, — нехорошим тоном протянула она. — А сколько вам лет вообще?

— Не так много, как ты думаешь. Просто я в свое время слишком спешил жить и в итоге оказался там, откуда сумели вырваться лишь единицы.

— И все-таки?

Александр что-то подсчитал в уме и ответил:

— Выходит что-то около восьмидесяти.

— Отлично сохранились, — брякнула Лера. — Для старика.

— Время за Гранью течет по-другому, точнее, там такого понятия как время нет вообще. А последние сорок лет я провел, путешествуя между нашим миром и тем.

— И даже седины почти нет, — придирчиво осмотрев его шевелюру, пробормотала Лера. — Мне бы так…

Александр приблизился к Лере.

— Можно устроить. Это несложно, на самом деле. Всего лишь маленькое заклинание, и ты продлишь себе жизнь. Только это и в самом деле тебе надо?

— Я не просила долгой жизни. Мне и внешности сногсшибательной хватит.

— В восемьдесят лет выглядеть на тридцать? Двадцать? Пятнадцать? — спросил Александр, и было заметно, что ему хочется добавить «И эта туда же… почему все так скучно-однообразно?»

— А так можно? — азартно поинтересовалась Лера. — Прям вот чтобы на двадцать?

— Можно, — кивнул Александр. — Еще одно маленькое заклинание. Что предложишь взамен?

— В смысле? В какой такой замен? Это же простое заклинание, вы сами сказали. Или лично вам за труды?

— Я сказал, что оно маленькое, — занудно уточнил Александр. — Я не говорил, что оно безобидное. Я не говорил, что оно не потребует от тебя платы. Хочешь — разумом, хочешь — здоровьем, хочешь — силой, удачей, будущим потомством.

— К-как п-потомством? — обалдела Лера. — Каким таким потомством?

— Детьми, внуками, да хоть правнуками. Кого не жалко. Время не имеет значения, заклинание свое возьмет.

— За возможность выглядеть молодо я должна буду заплатить? Какое же это волшебство?

— Злое, — усмехнулся Александр. — Точное, как часы. Безжалостное. Говоря другими словами, совершенно обычное. Не пойму, что тебя так удивляет.

— Никогда не слышала про это.

— Заклинания немного другого порядка и только. Из разряда запрещенных. Об этом не принято распространяться.

— Но почему сразу запрещенных? На мой взгляд, это вполне безобидное, свойственное многим женщинам, желание. Значит, и заклинание тоже должно быть безобидным. Простым и легким. Разве нет?

Александр мог бы многое сказать о женской логике вообще и о логике своей жены в частности, но не стал, и Лера выставила ему сразу десять баллов за сдержанность.

— Вопрос в цене, Элеонора. Обычно запрещенные заклинания потому и считаются запрещенными, что за них, помимо прочего, приходится платить. Мы уже как-то говорили, что эти заклинания — ни хорошие, ни плохие. Они просто немного другие, и их, по счастью, очень немного.

— А кто плату устанавливает? Кто вообще сказал, что именно за это заклинание нужно расплачиваться?

— Есть вещи, в которых необходимо соблюдать баланс. Это законы волшебства, и не нам с тобой их оспаривать. Понятно?

— Просто принять на веру?

— Но мы же поступаем так в большинстве случаев, не правда ли? Просто не замечаем этого. Это все? Я могу быть свободен? — прозвучало это с откровенной издевкой.

— Последний вопрос.

— Ну?

— Мне так взаперти и сидеть до часа икс?

— Да, — коротко ответил он и был таков.

Лера с размаху плюхнулась на кровать и саданула кулаком по одеялу.