— «Агент⁈», — раздаётся в ухе.
Катя, будто чувствуя, поворачивается с обеспокоенным лицом. Она видит, как я застыл с вытянутой рукой, как мой рот приоткрыт в попытке ей что-то сказать, но она не понимает, что человек, стоящий рядом со мной — держит меня за шею. Этого не видно. Он делает это под моими грёбанными вечно длинными волосами!
И отец, стоящий так близко, отвлечён на грёбанного Теодора.
— Давай, пацан. Решай. Я знаю, что смерти ты не сильно боишься, раз поганишь все мои планы. Но здесь твой папаша… здесь эта девчонка… наверняка здесь и твои друзья. Ты сможешь жить с мыслью, что это ТЫ виновен в их мучениях? А ведь можно просто послушаться…
Я даже не дрожал. Адреналин подскочил до таких пределов, что мой организм, вкупе с Гневом, убил во мне большинство эмоций, как и ответную реакцию на них. Ужас стал НАСТОЛЬКО огромным, что казалось, будто я превратился в бездушную машину и обратно уже не вернусь.
Я смотрю на Катю. Я вижу, что она чего-то ждёт. Остановилась и смотрит на меня своими зелёными, блестящими глазами, ожидая моих слов!
И я бы хотел сказать. Да я уже собирался! Но… но…
— Всё… хорошо. Не переживайте, — я поджимаю губы и опускаю руку.
— «Принято»
Катя опустила взгляд, отвела его в сторону. И, вздохнув, она развернулась.
— Какой умный ребёнок! Чую, это мы в отца, — шептал незнакомец, — Я не планирую тебе вредить. Нет. Но я точно хочу поговорить. Так что сейчас ты идёшь на олимпиаду, делаешь что должен. И делаешь без глупостей. А я, пожалуй… да, пожалуй, сяду в вип-ложе.
Он убирает ледяную руку с моей шеи, хлопает меня по плечу и отходит, теряясь в толпе спешащих школьников и их родителей.
Я сжимаю кулак и закрываю глаза. Открываю. Взгляд падает на настенные часы.
Тик.
Тик.
Всё это дерьмо — согласно судьбе. Снова. И сейчас всё идёт по плану.
Спустя пару минут. Вип-ложа.
Катя и Теодор протиснулись между сидений и наконец сели в месте для всех спонсоров, учителей и тех, кому ММУ очень пытается угодить. Даже статуса аристократа недостаточно, чтобы сюда попасть.
— И всё же, у вас прослеживается определённый вкус на женщин, Теодор, — говорила Синицина-старшая, — Меня своими чарами околдовать вы даже не пытались.
— Не скрою, госпожа Синицина, не скрою. Впрочем, и своих попыток я пока не оставил. Анна меня… увлекла. Просто жду момента, — улыбнулся он, — Моя любовь к вашему типажу передалась сыну!
Женщина задрала бровь и сначала глянула на мужчину, а затем на двух деток, садящихся спереди.
Катя и Теодор-младший молчали. По пути они особо не разговаривали, а сейчас, когда, казалось бы, идеальный момент скоротать время, разговор не клеился. Теодор пытался! И про Европу, и про меч, и про балы и театры!
— Я был в самом большом театре мира! Представь! — всё пытался он, — Он как всё это здание! И там… там сцены такииие были, в них даже можно было участвовать! Там как в жизни всё разыгрывалось, и ещё опера…
— Да плевать мне на театры… — пробубнила девочка.
Теодор замолчал. Они лишь глянул на девочку, сцепил зубы и сжал рукоять кинжала — проклятого орудия «Миазма».
На Кате не было лица. Она смотрела на перила балкона, и никакие диалоги ей интересны не были. Взгляд пустой. Мысли где-то там, явно не здесь.
— Да всё… должно быть не так… — её губки затряслись, она поджала под себя колени и уткнула в них лицо, — Почему всё не так, как я хочу⁈ Я не этого хотела! Я… я не хочу… чтобы всё так…
Она всё сильнее и сильнее обнимала свои ноги, а ручки её дрожали.
Теодор понимает… что всё это бессмысленно. Вот он смотрит на эту красивую, зеленоглазую девочку, и понимает, что она не с ним. Она не здесь. И нет у Теодора того, чтобы проломить эту стену.
— Тупая кореянка… тупые дела… тупое всё! Дебильное… дебильное, дебильное! – с её кожи посыпалась мерцающая пыльца, — Я хочу, чтобы всё было по-моему!
Она подняла голову и глянула вниз блестящими от влаги глазами. Девочка внимательно осматривала каждую мелкую голову, в попытке разглядеть одно конкретное лицо.
И разглядела.
Михаэль уже сидел. Вот он! Его трудно не заметить! И он… тяжело дышал. Зрение Кати внезапно сильно улучшилось, и она могла разглядеть его лицо. Его длинные реснички, густые бровки, забавный нос как у его мамы.
И бледное, вспотевшее лицо.
Он задрал голову, прикрыл глаза и тяжело дышал, будто пытался прийти в себя. Затем он схватился за голову, словно в отчаянии, сгорбился и нервно затопал ногой.
«Ч-что с ним? Ему нехорошо…», — Катя встала, вытянула голову и нахмурилась, — «Что с Мишей?..»
И тут он дёргается, и резко на неё поворачивается!
Катя дёргается от этого не меньше и быстро садится! И в этот же момент, пока она пыталась переварить мысли, перед ней прошёл парень в кожаной крутке и с алой книжкой в руках.
— Ой. Ой. Простите. Простите, — он протиснулся сквозь сидения, встал рядом и указал на пустое место, — Свободно? Я присяду?
Не знаю что делать. Абсолютно не понимаю. Адреналин начал спадать, ведь прямая опасность исчезла, а потому возвращался здоровый, естественный страх.
Это он. Тот парень. Прошёл через все проверки Храмовников! И я помню, что делает лишь грань его силы. Если книга сделала его сильнее…
Он не блефовал. Он, чёрт возьми, не блефовал! Он может всех здесь превратить в чудовищ!
«Плохо…», — топаю ногой, — «Плохо, плохо. Не знаю, что делать… не знаю, не знаю… чёрт, чёрт, чёрт!».
Весь мир вокруг будто пропал. Будто его не существует, а я живу вакууме, в пузыре своих проблем. Никого рядом нет. И никто меня не поймёт!
— Да уж, магия пространства творит чудеса. Такой зал поместить, — сел отец рядом.
— Угу…
— А с девочкой это Катей… вы поссорились, да?
— Да не знаю… вроде нет…
Он на меня внимательно посмотрел. Мне же было плевать, ведь рассказать я ему ничего не могу. Я будто всё больше и больше отключался от мира.
— Всё хорошо, Миш?
— Угу…
— Ну и ладно, — вздохнул он.
Не ладно, пап. Всё плохо. Всё кошмарно. Одно неверное действие, и мы всё помрём. О, я верю, что он на это способен!
Я боюсь. Мне страшно. И я не знаю, что делать! И я не могу тебе ничего сказать! Я не могу никого позвать на помощь. А я хочу! Я просто ребёнок, у меня не хватит ни сил, ни опыта со всем этим разбираться одному! Я не должен!
Дебильная судьба. Дебильный порядок. Дебильные проблемы!
— Добро пожаловать, господа и дамы! Прошу тишины! — на сцену вышел директор, и началось приветствие.
Всё. Жизнь продолжается, начинается олимпиада. Будто мы все не на грани смерти, будто среди нас нет террориста, желающего нам смерти!
«А это что?..», — хмурюсь я, замечая что-то на спинке перед собой.
По ней что-то… ползло? Сначала я подумал, что это слизняк какой-то, но когда активировал ночное демоническое зрение, то увидел, что это тянущиеся, очень маленькие… струйки крови.
И они медленно формировали слова.
«Топай. Если. Да», — слова появлялись по очереди.
Я распахнул глаза. Боковым зрением вижу, как отец молча смотрит на сцену, а из-под его ноги бежит струя крови.
Папа… ПАПА!
«Что-то. Не. Так?»
Топаю.
«Тебя. Слушают?»
Я не уверен, но топаю. Да.
«Это. Тот. Ублюдок. Стоявший. Сзади?»
Топаю.
Он цыкает.
«Знаешь. Чего. Он. Хочет?»
А вот здесь я не топаю. Ведь я, нафиг, не знаю.
Отец ждёт пару секунд и принимает это как «нет». Затем он хмурится, и несколько секунд молчит. А затем… он вздохнул и сжал мою руку. Я глянул на него, на что в ответ получил спокойную, уверенную улыбку и отцовский кивок.
— Не переживай, — тихо сказал он, — Для этого я здесь.
— П-пап…
Честно? Хотелось разныться как свинье без трюфелей.
Папа…
Да я мир переверну ради вас. Ради тебя и мамы. Какие же вы… лучшие.
Я выдыхаю, прикрываю глаза и стараюсь успокоиться. Папа здесь. С сыном. Папа поможет.
Я здесь не одинок.
— Спасибо… — шепчу я.
Он кивает, вздыхает и облокачивается на подлокотник, опирая подбородок о ладонь. По началу я не понял для чего, но затем увидел, как он незаметно… постукивают пальцем по уху. Точно. Там же наушник! А выстукивает он азбуку Морзе!
Батя… батя! Да ёёёп! Ну какой ты Батя!
— «Ух, ни*уя», — раздалось у меня в ухе, — «Карапуз, переключаемся на шифрованную связь только с тобой. Видим тебя. Подтверди слушку и опасность»
Киваю.
— «Ух, ни*уя».
Аналогично, координатор, аналогично.
Но знаете что? С моих плеч и души упал неподъёмный груз, и я наконец мог вздохнуть полной грудью.
Я не один. Я не один! С этой грёбанной проблемой в этом грёбанном мире я не один! Да, я всё ещё под прицелом, и это от меня зависят жизни сотен людей, но я НЕ ОДИН!
— «Итак, новости дерьмовые. Парень либо ушастый, либо взломал нашу волну. Будем менять ключи шифрования при каждом выходе в эфир, что не позволит делать это часто, увы. Так что слушай внимательно»
Слышу шорох с наушника, будто правда сменилась волна.
— «Если он всё ещё не подал сигнал, значит не узнал о нашей осведомлённости. Отлично. Но всё усложняется людьми вокруг — слишком много, нельзя рисковать. Михаэль, сейчас сильно не реагируй. Хреново к этому прибегать, но… тебе придётся подыгрывать. Пока мы не найдём решение и не поймаем момент — делай как говорят. У нас… есть козырь. Но нет права на ошибку. Поэтому, план следующий — пиши олимпиаду, и встречайся с целью»
Отец начал настукивать по наушнику. Затем нахмурился и дождался ответа, который я не услышал. А затем кровь на спинке сиденья снова начала формировать слова.
«Амулет? С собой?»
Топаю.
«Боже. Какое. Бесполезное. Дерьмо»
Впервые за весь день я улыбаюсь. Да, пап… есть такое.
Но то, что вышло дальше, меня удивило. От отца, который любит меня всем сердцем, бережёт и не хочет подвергать любой опасности — я такого не ждал.
«Если. Увидишь. Возможность»
«Поглоти. Амулет. И пусти. Мрази. Кровь»
Я хмурюсь.
Точно. Я ведь забываю, какая специальность у отца! Маг крови. Если получится пустить кровь цели, если дать к ней хоть какой-то доступ моему отцу…
Я выдыхаю.
Много всего. Очень много вещей, которые нужно держать в голове. Люди вокруг. Прослушка. Как не спалиться. Олимпиада. Неизвестная сила врага. Подгадать момент для атаки. Слишком много всего!
Но…
— Вху-у-у… — протяжно выдыхаю я, наконец успокаиваясь.
Но теперь я вижу, что всё решаемо. Ведь я не один.
— «Последний рывок, агент Карапуз. Сегодня шанс добить эту мразь»
— Есть, — киваю я.
От автора:
Если вы это читаете, то знайте — вы замечательные! Без вас бы этой серии не было.
Чибиков разошлю, как всегда, через пару дней.
Спасибо за поддержку! Мы продолжаем!