Наперекор судьбе

4

— Вы предлагаете мне работу?

Шери не верила тому, что услышала.

— Это лишь на несколько дней. Ну, может, чуть подольше. Ведь у вас сегодня последняя смена в больнице и потом вы свободны?

— Да, но…

— Я хочу забрать дочь домой. Доктор Херстфилд заверил меня, что, если мне удастся найти кого-нибудь, кто согласится присмотреть за Мэри Клер и за мной до моего выздоровления, он выпишет меня из больницы уже сегодня. Верно, Филип?

— Да, верно, — подтвердил тот.

— Ну, так как, Шери? Я был бы весьма признателен вам, если бы вы помогли мне. — Голос Джонатана звучал умоляюще и с надеждой. — Я хорошо заплачу, — добавил он и назвал сумму, от которой глаза Шери полезли на лоб.

— Это очень щедро, однако…

— Ну пожалуйста. Я просто в отчаянии, — быстро сказал он, не давая ей договорить. — Я прошу не за себя, а за дочь. Конечно, существуют специальные службы, которые на время пристроят Мэри Клер в какую-нибудь семью, но девочка и без того настрадалась, чтобы отправлять ее к незнакомым людям.

Шери видела, что каждое слово Джонатана — это крик о помощи, это стремление любящего отца оградить дочь от новых волнений. И все-таки она колебалась. Десять лет назад он жестоко обошелся с ней, разбив ей сердце. Конечно, с тех пор она повзрослела и изменилась, но обида на него не прошла, и Шери не хотелось снова пускать его в свою жизнь. Следовало бы решительно отказать Джонатану Тревису, сказать, что ни за какие деньги она не станет работать на него, но… Но слова застряли в горле.

— Я понимаю ваше положение… — начала Шери, однако прежде чем смогла продолжить, открылась дверь и в палату вбежала Мэри Клер в шортах и в тенниске и в сопровождении одной из медсестер.

— Привет, Шери! — поздоровалась с медсестрой Мэри Клер, застенчиво улыбаясь.

— Здравствуй, Мэри Клер! — ответила Шери, тронутая теплым приветствием девочки.

— Ну, так мы едем домой, папа? — спросила Мэри Клер, подходя к кровати отца.

— Все зависит от ответа Шери.

Мэри Клер внимательно посмотрела на медсестру.

— Она поедет с нами?

В ее взгляде было столько ожидания и надежды, что Шери не нашла в себе сил ответить «нет».

— Да, я еду с вами, — сказала она после небольшой паузы и увидела, как облегченно вздохнул Джонатан и как разгладились черты его озабоченного лица.

— Здорово! — воскликнула Мэри Клер и широко улыбнулась.

— Спасибо, Шери. Вы не пожалеете о своем решении, — сказал Джонатан.

Она с нежностью посмотрела на девочку, убеждая себя, что согласилась на эту работу исключительно ради нее. Оставалось только надеяться, что это не станет величайшей ошибкой ее жизни.

Шери все не верилось, что она согласилась работать на него. Если бы кто-то сказал два дня назад, что она поедет с Джонатаном Тревисом и его дочерью в «Земляную орхидею», она бы просто рассмеялась тому в лицо. Значит, что-то изменилось за эти два дня.

Доктор Херстфилд сдержал слово. Он выписал Джонатана в тот же день, взяв с него обещание обязательно приехать для осмотра в больницу, когда наступят какие-либо изменения в состоянии его здоровья.

Джонатан сразу же потребовал свою одежду и отдал некоторые распоряжения. А затем предложил Шери отправиться домой и захватить вещи, необходимые на несколько дней.

Закончив смену, она так и поступила — отправилась в маленькую комнату в мотеле, которую сняла на время, когда приехала в этот город. Позже она хотела подыскать себе небольшую меблированную квартиру недалеко от больницы.

Когда Шери увидела белую ограду и миновала ажурные металлические ворота, она внезапно почувствовала себя так, будто вернулась домой. Что за странное ощущение! Однако, взглянув на знакомый длинный дом с широкой открытой террасой, на каменном полу которой стояли горшки с розовой и красной геранью, она с удивлением поняла, что это место ей по-прежнему дорого.

Когда она остановила машину, Джонатан повернул голову, как бы к чему-то прислушиваясь.

— Мы уже дома?

Сердце Шери от волнения чуть не подпрыгнуло, когда она услышала этот вопрос.

— Да, — ответила она, стараясь говорить как можно спокойнее.

Шери открыла дверцу и вышла из машины, намереваясь помочь Джонатану. Но, увидев, как он уверенно нащупывает ручку, пошла и открыла дверцу для Мэри Клер, которая, выпрыгнув наружу, с любопытством рассматривала здание, которое должно было стать для нее новым домом.

Джонатан споткнулся о гравий на дорожке, и Шери быстро пришла ему на помощь, стараясь не обращать внимания на волной пробежавшую по телу дрожь, когда она прикоснулась к его руке. Чувствовалось, что беспомощность и зависимость от женщины угнетают его.

— Будет проще, если я поведу вас, — сказала она, взяв его под левую руку. — Лестница примерно в двадцати ярдах впереди нас.

Джонатан кивнул, и они пошли — она впереди, он в полушаге сзади.

— А как мы попадем в дом, если там никого нет? — спросила Мэри Клер, когда они, преодолев лестницу, оказались на террасе.

— Я позвонил управляющему и предупредил, что мы приезжаем сегодня, — сказал Джонатан. — Он обещал оставить дверь открытой и сообщил, что вещи, которые были в машине, утром привезли сюда полицейские.

— А мои коробки с игрушками и книгами тоже здесь?

— Надеюсь.

— Мэри Клер, ты не откроешь дверь твоему папе?

Легонько подтолкнув Джонатана к дверному проему, Шери почувствовала, как сильнее забилось ее сердце от сознания того, что сейчас она снова переступит порог дома Тревисов. Никогда она не думала, что опять окажется здесь.

На какое-то мгновение Шери позволила фантазиям захлестнуть себя и представила, что это ее дом, ее муж и их ребенок. Как часто она мечтала об этом тем летом, десять лет назад. До того, конечно, как Джонатан отвернулся от нее, обвинив в том, что его сестра чуть не утонула из-за нее.

О да, в юности она мечтала о многом, что не сбылось и никогда не сбудется. Если бы ее мать не умерла, все, вероятно, сложилось бы по-другому. Отец не превратился бы в никчемного человечишку, и они не переезжали бы с места на место, как кочевники, а постоянно жили в своем доме дружной семьей.

Шери не видела отца три года, но знала, что сейчас он наверняка сидит в каком-нибудь баре и с видом знатока рассуждает обо всем и ни о чем. С младенческих лет ей пришлось нести позорное клеймо дочери дебошира и бездельника. Она росла под осуждающие, редко сочувствующие взгляды окружающих и просто обязана была стать толстокожей, чтобы вынести насмешки жестоких и бесчувственных сверстников, делая вид, что ей все это безразлично. Любовь для нее являлась всего лишь словом из шести букв, и единственный человек, на которого можно было положиться, была она сама.

Замужество только подтвердило это. Когда Шери познакомилась с Хармоном Корделлом, она работала медсестрой в Брисбене. Хармон сильно пострадал в результате несчастного случая при монтаже оборудования нового производственного комплекса и пролежал в больнице больше пяти месяцев. Ему сделали несколько операций, и каждый раз, когда он приходил в себя после наркоза, Шери оказывалась рядом. Ее восхищало то, как мужественно он переносит боль и страдания.

Они подружились, и дружба постепенно переросла в любовь — по крайней мере, они так считали в то время. В день, когда Хармон выписался из больницы, он сделал Шери предложение. И, поддавшись эмоциям, не обдумав как следует все возможные последствия своего шага, она сказала «да».

Очень скоро, однако, выяснилось, что оба совершили ошибку. Хармон принял признательность, а она душевную симпатию — за любовь.

Они оставались вместе около года до тех пор, пока Хармон не прошел курс реабилитации. После этого он решил уйти от Шери, но, как ни странно, они остались друзьями даже после того, как она подала на развод…

— Где моя комната? — спросила Мэри Клер, отвлекая Шери от мыслей о прошлом.

— Наверху, — ответил Джонатан. — Я уверен, что бабушка успела приготовить ее для тебя.

— Правда? — спросила Мэри Клер, и ее голубые глаза загорелись от возбуждения.

— Шери, — обратился Джонатан к медсестре. — Если вы отведете меня в гостиную, что по правую сторону от холла, и посадите в кресло, то потом с Мэри Клер можете подняться наверх и посмотреть комнаты. Спальня моих родителей здесь, на первом этаже. Найдите наверху мою комнату и комнату Мэри Клер, а себе выберете любую из оставшихся.

— Не хотите пойти вместе с нами? — спросила Шери, полагая, что именно отцу следовало бы отвести Мэри Клер в детскую.

— Нет, спасибо. С меня довольно, — произнес он тихо, но внятно. — Ходить, когда тебя водят за руку, удовольствие не из приятных.

— Простите, — пробормотала Шери, догадываясь, как, должно быть, тяжело ему находиться в родном доме и ничего не видеть.

Однако нельзя было не восхищаться тем, как он, впервые в жизни оказавшись в мире кромешной тьмы, справляется с обрушившимся на него несчастьем.

Шери сделала так, как он хотел, и отвела его в гостиную. Обойдя журнальный столик, на котором стояла ваза с цветами, и торшер, они остановилась перед креслом. Взяв его руку и положив ее на подлокотник, она усадила Джонатана и осмотрелась.

Казалось, здесь все осталось, как раньше. Комната была большая и светлая — через окна, выходящие на террасу, струился яркий солнечный свет. В ней царил покой и по-прежнему поражала какая-то томная элегантность обстановки, знакомая ей с прошлых времен.

— Мы быстро, — пообещала ему Шери, усилием воли отгоняя воспоминания, которые могли принести ей лишь огорчения.

— Не торопитесь. Я чувствую себя отлично, — сказал Джонатан, откинувшись на спинку кресла.

Однако ее трудно было обмануть: она читала напряженность в жесткой линии его подбородка, в глубоких складках, пролегших в углах рта. Искушение утешить Джонатана было велико, но Шери поборола себя, справедливо полагая, что любое проявление сочувствия будет воспринято им как жалость. Он был гордым мужчиной и привык ни от кого не зависеть. Было вполне очевидно, что слепота и связанная с ним беспомощность раздражают его, и Шери оставалось только надеяться, что это не продлится долго.

Джонатан с тревогой прислушивался к удаляющимся шагам и голосам медсестры и дочери. Ему неожиданно стало одиноко и даже подумалось, что было бы, наверное, лучше вновь оказаться в больничной палате, где все казалось определенней и проще и где он не чувствовал себя таким слабым и ни на что не способным.

Он сжал кулаки и, почувствовав, как резкая боль пронзила правое запястье, выругался сквозь зубы. С трудом подавив желание по чему-нибудь с силой ударить или закричать во весь голос, Джонатан попробовал успокоиться и сделал глубокий вдох в надежде, что боль постепенно утихнет.

Мягкая обивка кресла приятно согревала ладони рук. Он знал, что это любимое кресло его матери — кремового цвета, с высокой спинкой. Оно стояло возле окна, и именно здесь мать любила сиживать по вечерам и вязать свои бесчисленные накидки и покрывала.

Хотя Джонатан не появлялся здесь три года, он был уверен, что гостиная почти не изменилась. Напротив него, прямо у камина, наверняка по-прежнему стоит небольшой диван, а за ним и направо, возле стены, — горка красного дерева и два высоких антикварных шкафа со старинными книгами в кожаных переплетах, которые собирал его отец.

Внезапно он почувствовал, как же ему не хватало всего этого раньше — дома, где прошло детство, семьи!

Шесть лет назад, когда он женился на Айрис Флори, ему казалось, что это на всю жизнь и что они повторят судьбу его родителей, проживших вместе более сорока лет. Он считал, что красивая и образованная жена хочет того же — дома, семьи, любви, равноправных, уважительных отношений.

Джонатан глубоко вздохнул, в который раз удивляясь, каким глупцом оказался. Крепко стиснув зубы, он почувствовал, как гнев из прошлого вновь охватывает его. Три года назад его семейной идиллии в один миг пришел конец — вернувшись домой в неурочное время, он застал жену в постели с любовником. Айрис пыталась убедить его, что это вовсе не то, что он думает, и что он видел не то, что видел.

В ответ Джонатан презрительно рассмеялся ей в лицо. А она, уязвленная реакцией мужа, заявила, что у каждого бывают интрижки на стороне и что ему надо просто смириться с этим и не устраивать глупых сцен.

Он ушел из дому, хлопнув дверью, и сразу же обратился к адвокату, специалисту по бракоразводным процессам. Ночью, не в силах заснуть, он все пытался понять, почему это произошло и не является ли причиной измены Айрис его чрезмерная увлеченность работой. Он даже начал во всем винить себя, сомневаясь, был ли хорошим отцом и мужем.

Слишком поздно пришло осознание того, что не он один пострадает от распада семьи. Была еще и дочь. Но попытка все уладить не удалась: Айрис оказалась жестокой и мстительной. Она не пошла на уступки и даже заявила на суде, что для дочери будет лучше иметь только мать, чем еще и отца, которого никогда не бывает дома…

Неожиданная трагическая смерть бывшей жены заставила Джонатана вспомнить об отцовских обязанностях. И тут он, к своему стыду, понял, что совсем не знает, чего хочет пятилетний ребенок и как с ним следует обращаться.

Он надеялся, что, вернувшись домой, в поместье «Земляная орхидея», где прошло его счастливое детство рядом с родителями, братом и сестрой, он, возможно, сможет достучаться до сердца дочери, разрушит стену отчуждения между ними. Стену, которую, вне всяких сомнений, возвела его легкомысленная и мстительная жена…

Его воспоминания были прерваны приближающимися голосами — это возвращались Шери и Мэри Клер. И ему нестерпимо захотелось, чтобы пелена тьмы спала с глаз и он смог их увидеть. Только тогда он будет чувствовать себя уверенно.

— Папа, мы нашли мою комнату! — восторженно сообщила Мэри Клер, вбегая в гостиную, опередив Шери. — Она такая милая, и очень мне понравилась…

— Хорошо, я рад! — вдруг резко прервал ее Джонатан. — Шери, вы здесь?

— Да, я рядом. Что-нибудь случилось?

— У меня разболелась голова, — сказал он, нахмурившись, и стал неуклюже подниматься с кресла. — Я лучше пойду к себе и прилягу.

— Конечно.

Шери быстро подошла к Джонатану и, взяв его левую руку, положила себе на локоть.

— Мэри Клер, беги скорее вперед и посчитай, сколько ступеней на лестнице, — предложила она девочке, видя ее расстроенное лицо. Затем обратилась к своему подопечному: — Мистер Тревис, я знаю, как вам сейчас тяжело…

— Называйте меня просто Джон, — так же резко, как дочь, прервал он ее. — И увольте от всякой жалости!

— Хорошо, — сдержанно сказала Шери, испытывая желание освободиться от его руки и посмотреть, как он обойдется без ее помощи.

Она, однако, справилась со своим раздражением и медленно пошла, ведя Джонатана за собой из гостиной в холл.

Мэри Клер была уже на самом верху лестницы.

— Здесь двенадцать ступеней и еще четыре! — крикнула она оттуда.

— Спасибо, — поблагодарила девочку Шери.

— Можно я пойду к себе и поиграю? — спросила Мэри Клер.

— Ну конечно, иди.

Шери подошла к лестнице и остановилась.

— Первая, — предупредила она, видя, как Джонатан нащупывает ступеньку ногой, прежде чем ступить на нее.

Преодоление лестницы заняло довольно много времени. Но Шери понимала, что раз от разу им будет удаваться это все легче и легче.

— Комната, которую ваша мама приготовила для Мэри Клер, действительно миленькая, — сказала Шери, когда они благополучно добрались до верхней площадки.

— Моя комната вторая справа, — сообщил Джонатан, не обращая внимания на слова медсестры.

— Я знаю… То есть я хотела сказать, что знаю, какое это странное чувство, действовать… на ощупь, — запинаясь пояснила Шери.

Почувствовав, как вспыхнули ее щеки, она в душе молила Бога, чтобы Джонатан не заметил ее оговорки.

— Да уж, отнюдь не веселенькая вечеринка. Было бы легче, если бы наблюдались хоть какие-нибудь признаки улучшения, — проворчал он.

— Ничего. Надо только набраться терпения, — попыталась приободрить его Шери, замедляя шаги.

Она взялась за дверную ручку, превозмогая волнение и надеясь, что Джонатан не почувствует, как учащенно забилось ее сердце. Заглянув в спальню, Шери увидела коврики и решила, что их необходимо убрать.

— Подождите минуточку, — попросила она, перекладывая его руку на косяк двери. — Надо убрать с пола все вещи, которые могут помешать вам передвигаться свободно.

Войдя в спальню Джонатана, она собрала все коврики и затолкала их под кровать, затем отодвинула кресло и журнальный столик в сторону.

На мгновение Шери остановилась, чтобы разглядеть комнату, в которой бывала много раз тем далеким летом. С тех пор здесь ничего не изменилось. Скромно обставленная, это была типично мужская комната, расцвеченная лишь пестрыми подушками на кровати и несколькими яркими акварельными маринами на стенах.

— Вы закончили? — услышала Шери нетерпеливый голос Джонатана и быстро вернулась к нему.

— Это необходимо было сделать. У вас теперь будет возможность попробовать походить по комнате с тростью.

Шери увидела, как недовольно сжались его губы.

— И не подумаю, — заявил он, входя вслед за ней в спальню.

— Но это же в ваших интересах, — возразила Шери, удивленная и раздосадованная его реакцией. — Вам следовало бы также первое время считать шаги, чтобы знать расстояние до того или иного предмета.

— Мне следует отдохнуть.

Шери еле сдержала вздох разочарования. Откровенное неприятие ее советов поражало медсестру. Хотя слепота, судя по всему, была временная, она могла продлиться довольно долго, и Джонатану было бы легче, если бы он относился к недугу более терпимо. Надо всегда стараться быть хозяином положения и стремиться овладеть ситуацией, а не подчиняться ей безропотно.

— Может быть, принести воды и таблетку аспирина? — спросила она.

— Нет, спасибо. Вы подобрали себе комнату?

— Да. Ту, что дальше по коридору… слева, — сказала Шери, подводя его к кровати.

— Это комната моей сестры.

— Если вы против, я займу другую, — поспешила успокоить его Шери, мысленно добавив, что и без него знала, чья это комната и что именно поэтому остановила на ней свой выбор.

— Да нет. Никаких проблем. Сестра сейчас во Франции. По крайней мере, была там, когда я последний раз получил от нее весточку. Она много путешествует.

— А чем занимается Эйприл? — спросила Шери, стараясь говорить непринужденно, хотя на самом деле сгорала от любопытства узнать, кем же стала ее школьная подруга.

Джонатан почему-то нахмурился.

— Она… она фоторепортер, — ответил он после некоторого колебания.

— Как интересно! — воскликнула Шери, хотя это сообщение, по правде говоря, ее не удивило.

Будучи еще девчонкой, Эйприл любила фотографировать. Она везде носила с собой фотоаппарат и снимала все подряд. Ей нравилось также самой проявлять и печатать черно-белые снимки в темной комнате, которую устроил для нее отец в чулане рядом с кухней. Шери часами пропадала с подругой, помогая ей готовить растворы и затем наблюдая за чудом появления изображений.

Эйприл разрешила ей взять понравившиеся фотографии, и Шери выбрала две: одну с Эйприл, сидящей на террасе в солнечный полдень, и вторую с Джонатаном верхом на лошади по кличке Фер-Дер.

Она потом носила фотографию Джонатана в бумажнике, все не решаясь выбросить ее, хотя со временем она вся помялась, а изображение потускнело. Порой Шери спрашивала себя, что бы подумал Джонатан, если бы узнал, как долго она не расставалась с его снимком.

— Пойду посмотрю, как там Мэри Клер, — сказала она, направляясь к двери.

— Минуточку! — окликнул ее Джонатан. — Скажите мне, откуда вы знаете, что мою сестру зовут Эйприл?