Напросились: Она идет убивать

Глава II. Лесная заимка

Обрусевшая немка не обманула, и, действительно, скоро колеса автомобиля выехали на ровную, словно бы специально укатанную, лесную дорожку; на ней практически не было ямок, и можно было ехать на четвертой, повышенной, передаче. Подобное положение приятно поразило водителя, и он не преминул поинтересоваться об этом, весьма необычном для здешних мест, обстоятельстве:

– Почему, интересно знать, здесь так гладко, как у кота на его безволосых яйцах?

Сутенер не церемонился ни в чьем присутствии, вот и сейчас он беззаботно рассмеялся своей, как ему казалось, удачной и остроумной шутке.

– Здесь раньше проходила узкоколейка, – постаралась просветить его в подробности Шульц, – рельсы сдали на металлолом, а гравий остался.

– Тогда понятно, – выдавил сквозь смех неблаговоспитанный и дерзкий Хрустов Андрей.

Они проехали еще километров пятьдесят, прежде чем провожатая, указав посреди леса на небольшую поляну, сказала:

– Все, мы приехали, и вот здесь можно остановиться. Машину паркуйте на месте, прямо где встанете, поверьте, она с него никуда не «тронется»; мы же дальше поедем уже на нашем, более проходимом, спецтранспорте.

Сутенер послушно свернул с дороги на лесную полянку, где заглушил двигатель своего «опеля», и вся троица незамедлительно поспешила наружу.

– Теперь куда? – спросил сутенер.

– Нам необходимо пешком пройти метров семьсот, – отвечала Грета на удивление милым голосом, – а там нас уже будут ждать.

Она повела их через чрезвычайно густорастущую лесопосадку. Несмотря на заверения проводницы, пройти им пришлось весь километр, прежде чем они наконец увидели небольшой гусеничный тягач, дожидавшийся их здесь, как оказалось, уже довольно долгое время. Далее, они продолжили двигаться по полному бездорожью, резко объезжая попадавшиеся в пути деревья, словно бы управлявший техникой механик практиковался в экстремальном вождении, но, очевидно, водитель этого, такого необычного, транспорта отлично знал свое дело, да и весь путь в том числе тоже: ехали они без вынужденных и непредвиденных остановок.

Таким, не совсем обычным, образом они проехали еще километров пятнадцать, пока в конце концов не приблизились к небольшому лесному селению. Когда путники покидали салон, на улице было уже совершено темно, но вместе с тем, даже невзирая на это существенное обстоятельство, Мария, неплохо видевшая в темноте, смогла различить стоявшие в беспорядке семь или восемь домов, обставленных хозяйственными постройками, что ничуть не напоминало установленную для охотничьих целей заимку. И опять под «ложечкой» у падшей «девочки» неприятно защекотало, что «говорило» об ожидавшей ее впереди опасности, непременной и неприятной, ей доселе неведомой и, скорее всего, до самой последней крайности жуткой. Тем не менее и как бы там ни было, но сопровождаемая Шульц и своим сутенером, она, словно «ведомый на убой» беззащитный теленок, продолжала послушно идти к самому большому в том странном месте строению.

Только переступив порог, они тут же оказались в накуренном, причем просто до неприличия, помещении, где был поставлен длинный дубовый стол, за которым расположились тридцать два человека, в основном «здоровенных» и накаченных мужиков, находившихся в возрастном промежутке, лет эдак от девятнадцати до сорока, а в редких случаях, возможно, и с лишним. У Вихревой сжалось сердце, по венам потекла «леденящая душу» кровь; девушка предположила, что ей, по всей видимости, придется обслуживать всю эту неимоверную братию, и она мгновенно метнулась обратно на выход, но тут же остановилась, так как путь ей преградила ставшая как-то сразу зловредной Грета, державшая в руках совсем даже не игрушечный, а вполне боевой пистолет системы «Тульского Токарева».

Потупив взор, она обернулась и, продолжая быть плечом к плечу с Хрустовым, вместе с ним приблизилась к общественному столу, во главе которого, прямо напротив входа, восседал предводитель всего этого большого собрания.

На вид этому мужчине было не более лет тридцати девяти, и, в отличии от остальных, он был довольно невысокого роста, примерно около ста шестидесяти двух сантиметров; несмотря на это, фигура его была достаточно крепкой, что говорило о том, что он обладает вполне приличной физической силой. Если же останавливаться на остальных характеристиках внешности этого человека, то они были такими: овальное, скорее даже продолговатое, лицо выглядело невероятно красивым, чем-то похожим на женское; большие голубые глаза прикрывались длинными, словно у ребенка пышными, но притом седыми ресницами и выражали тонкий изворотливый ум, невероятное самомнение, а кроме того, излучали еще и суровую решимость, ну, и в том числе, как следствие, жуткую беспощадность; лоб, как водится в таких случаях, был нахмурен; дугообразные брови сведены к переносице; небольшой нос был совершенно прямым и плавно переходил в средней полноты широкие губы (верхняя с правой стороны была чуть приподнята, придавая общему выражению оттенок презрительности и создавая впечатление, что он с пренебрежением относится ко всему, что только его окружает); волосы этого грозного персонажа были и не блондинистыми, и не рыжими, а какого-то непонятного светлого, вернее, седого цвета, вероятно, подвергались какой-то красящей химии и торчали в разные стороны, не образуя никакой определенной прически; одежда, как и у всех сидящих за этим столом, представляла из себя камуфлированную военную форму, на ногах – обуты грубые, солдатские, крепко зашнурованные ботинки.

В противоположность своим соратникам, находящимся в этом же помещении, предводитель совершено не улыбался, что навело перетрусившую Марию на определенные размышления: «Да, пощады от такого вряд ли дождешься», – в результате чего она готовилась переносить невероятные страдания и непередаваемые словами мучения. «А может все обойдется?» – просилась в ее возбужденную голову навязчивая, но вместе с тем явно неразумная мысль. «Да нет, это вряд ли», – отвечал ей рассудительный разум.

В этот момент предводитель лесного сообщества решил наконец-таки взять на себя труд просветить «гостей» о своем имени и роде занятий:

– Я, Борисов Виктор Павлович, являюсь здесь главным.

«Ну, Грета ему, точно, никакая, в сущности, не сестра, – подумала Вихрева, – хотя, может, ее брат и сидит где-нибудь за этим длинным столом». Оратор, он же организатор, между тем продолжал:

– Мы ведем свободную жизнь, никому при этом не подчиняясь, а живем в основном за счет разбоев и грабежей, причем участвуем только в крупномасштабных, наиболее выгодных, операциях. Помимо этого, мы приторговываем китайцам добываемой здесь – конечно же, самым что ни на есть незаконным образом! – нефтью, тем более что, как вы, наверное, знаете, ее здесь просто немерено. Таким образом, мы нисколько не бедствуем, но… перехожу к главному: как, надеюсь, вы понимаете, находится все время в трудах достаточно сложно…

Атаман не смог договорить фразу, так как его перебил Хрустов, достаточно ясно себе уяснивший, что без особого, тайного, умысла такие вещи на всеобщее «обозрение» не выносятся:

– Зачем Вы нам все это сейчас говорите? Нам совершенно не интересен род вашей деятельности и, собственно, основных занятий. Давайте мы уже сделаем нашу работу да подобру-поздорову отвалим отсюда поскорей восвояси; место же вашего расположения я даже если и захочу…

Договорить сутенер не успел: Борисов выхватил из одетой на поясной ремень кобуры небольшой револьвер, вслед за чем вылетевшая из его ствола пуля навсегда прекратила дерзкие речи Андрея, оставив в его лбу небольшую, круглую дырочку. Хрустов как стоял, так и рухнул на пол, а другие бандиты с недовольным видом стали протестовать и высказывать свое недовольство:

– Зачем? Ведь договаривались же, что их будет двое, а теперь что, за одной полуголой девкой гоняться? Мы же ее враз достанем… никакого спортивного интереса.

Только тут Мария начала понимать, какова же именно искомая цель их прибытия в этот то ли вертеп, а то ли обыкновенный бандитский лагерь. «На нас собирались «охотиться»! – подумала она, но, взглянув на лежащий на полу труп недавнего сутенера, тут же непроизвольно поправилась: – Нет, неправильно, пожалуй, теперь уже только лишь на меня».

Ее размышления прервал голос Виктора Павловича, решившего успокоить взбудораженную лесную «братву»:

– Тихо, тихо! Чего «разгалделись»? Наши планы чуть-чуть изменились: появилось одно, очень выгодное нам, предложение, от которого я попросту не смог отказаться, поэтому-то и придется время нашего «развлечения» несколько сократить, а общее удовольствие «сгладить». В любом случае, не переживайте: драйв мы все равно испытаем, однако, чтобы ускорить процесс и не потерять интереса, немного изменим обычные правила.

Едва успев договорить этот непродолжительный монолог, он, продолжая держать в руке револьвер, направил его на правую ногу девушки и тут же, даже не глядя в ее сторону, произвел целенаправленный выстрел… пуля попала в среднюю часть бедра. Мария, воспитанная в условиях детского дома, побывала в различных и достаточно непростых переделках, поэтому научилась переносить любую, в том числе и сильную, боль, но в этот раз, поддавшись какой-то своей внутренней интуиции, она, словно враз обезножив, плюхнулась на пол и, схватившись за поврежденное место, изобразила сильнейшие, якобы нестерпимые ей, страдания. Непродолжительно насладившись видимым крайне жутким мучением выбранной жертвы, Борисов, сорвав с «презренной шалавы» парик и резко взяв ее за волосы так, чтобы голова ее обязательно поднялась кверху, а их глаза непременно встретились, «скрипящим», душераздирающим голосом произнес:

– Как ты, надеюсь, поняла, «подлая сучка», ты здесь находишься не ради – на «хер», нам не нужной! – плотской забавы; выбрали же мы тебя в качестве «опасного зверя», – «аха-ха-ха», ржали разбойники, – на которого собираемся «поохотиться». Сейчас половина двенадцатого, к слову сказать, уже глубоко спустившейся ночи; мы же даем тебе фору лишь до утра, и полагаю, что ты вполне доходчиво понимаешь – чем дальше ты сможешь уковылять на своей подстреленной ножке, тем дольше в этом случае тебе посчастливиться выжить.

Его слова продолжали вызывать дружный смех его неотесанных, грубых, преступных соратников; сам же он даже ни разу не улыбнулся, а, только еще более «стервенея», продолжал, так сказать, «инструктировать»:

– Я, если бы вдруг оказался на твоем месте, не стал тратить попусту время, а напротив, «весело» поспешил, потому что, извини, – «га-га-га», смеялись его соратники, – твое время уже запущено. Обещаю, что не далее, как к обеду, я буду разделывать твою мертвую тушу; сейчас же, шалава, отдай-ка мне сюда свой мобильник.

С этими словами главарь обыскал девушку и достал из кармана ее куртки сотовый телефон, оставив Вихреву без какого-либо сообщения с внешним миром.

Все это было так нереально, будто Мария находилась словно в каком-то кошмарном, неведомом сне и никак не могла поверить, что действительно будет являть собой предмет нечеловеческих и явно сумасшедших забав этих одичавших либо, лучше сказать, озверевших – нет, даже не людей! – а скорее, животных, но сильная боль в простреленной части бедра возвращала ее к суровой реальности, и как только атаман отпустил ее волосы, она тут же поднялась и прихрамывая направилась к выходу. На этот раз Грета посторонилась, предоставляя тем самым своей недавней попутчице свободное продвижение. «Эта «падла-приморенная», вероятно, тоже будет участвовать в этой смертельной «гонке»? – подумала про себя проститутка и зачем-то мысленно подытожила: – Все-таки интересно: что она-то здесь делает? Хотя какая мне теперь разница… значит, тридцать три – и это против всего одной».

За всеми этими невеселыми размышлениями она смогла наконец-то выбраться из дома наружу. «Первым делом они отправятся искать меня к нашей машине – то есть? – в ту сторону идти никак нежелательно, тем более что с пулей в ноге я до нее и сама по себе вряд ли доковыляю, да и заблудиться в лесу в ночное время совсем даже нетрудно, – логически рассудила совсем неглупая девушка, – необходимо принять это смертельный вызов, дать бой и попытаться попробовать выжить, – продолжала она свои рассуждения, вспоминая свою детдомовскую, не такую уж и далекую, бытность, где, несмотря ни какие обстоятельства и что бы там ни случилось, но сдаваться было непринято. Полностью уверившись в этой мысли, Вихрева пошла в сторону, противоположную той, с которой они только что прибыли. Оказавшись в зарослях, отчаянная девушка, чтобы удобнее было идти, первым делом сломала себе каблуки – для лесных прогулок приведенная в подобное состояние обувь стала намного удобней.

Пройдя чуть более полутора километров, беглянка присела у дерева. Чтобы немного отдохнуть, она закрыла глаза и погрузилась в воспоминания…

Когда-то, на протяжении довольно долгого периода времени, длящегося не менее четырех лет, у нее в постоянных клиентах числился один военнослужащий офицер, боец подразделений войск специального назначения; он «покупал» ее всегда на целые сутки. Это время, кроме того, что «занимались любовью», они использовали в том числе и для обучения девушки военному делу, а именно: стрельбе из снайперской винтовки, приемам самообороны, владению другими видами оружия, в том числе и метательного; Мария оказалась на редкость «легкообучаемой» и усердно усваивала все тонкости где-то опасного, а в чем-то и очень нужного ремесла.

Она научилась метко стрелять, причем для прицеливания из снайперской винтовки Драгунова ею затрачивалось не больше пяти секунд, но обычно она обходилась и меньшим временем, не превышающим одного небольшого мгновения; ей требовалось только определить место нахождения цели, направить в ту сторону винтовку и, захватив ее окуляром, произвести поражающий выстрел; как правило, все ее такие попытки оказывались успешными. Кроме СВД, девушка освоила все виды пистолетов, и с тридцати метров все выпущенные ею пули попадали точно в десятку. Путана прекрасно метала ножи, кинжалы и другие заточенные предметы, а превосходно освоив не один десяток приемов рукопашного боя, она нередко применяла их и в практике своей довольно рискованной и крайне ненадежной «работы».

Ее знакомый, Иван Васильевич Ковров, действительно, относился к этой проститутке неравнодушно – если не сказать больше; последнее время он стал признаваться себе, что безмерно любит эту представительницу древнейшей «профессии». Вихрева со своей стороны всецело разделяла его нежные чувства, и они даже подумывали о том, чтобы узаконить свои давние отношения, а одновременно и вырвать девушку из пучины разврата, похоти, грязи, лжи и, как итог, губительного порока. Спецназовец непременно собирался осуществить свои благодушные замыслы, но, единственное, не слишком уж торопился с принятием основного решения: ему самому пока негде было «остановиться», и он копил деньги на благоустроенную квартиру, причем оставалось ему совсем немного – и вот только после устранения этого существенного препятствия он и собирался сразу же сделать своей возлюбленной предложение.

Однако их планам не суждено было сбыться: около двух лет назад, отправившись для проведения очередной антитеррористической операции, Иван почему-то назад не вернулся; в официальных же документах ему был присвоен статус, как пропавшего без вести. Мария, конечно же, очень по этому поводу горевала, но сделать в подобной ситуации ничего не могла и вынуждена была продолжать добывать себе пропитание с помощью единственного таланта, каким наградила ее природа, – умения выгодно продавать свое молодое и невероятно прекрасное тело. Она уже стала подумывать, что Бог навсегда от нее отвернулся, и ей так и суждено прозябать на самом «дне» всей этой мерзопакостной жизни, невероятно гнусной и по отношению к ней явно что не очень-то справедливой. Нередко, в тайне от всех, она горько плакала, предаваясь унынию и кляня злодейку-судьбу за такое предвзятое к ней предубеждение, невероятно безжалостное и явно что пока еще незаслуженное.

В таких невеселых воспоминаниях девушка пребывала не менее получаса, однако на «дворе» была промозглая осенняя ночь, а стоит вспомнить, что одеяние у героини, брошенной в самую гущу лесного кошмара, было не очень-то теплое; итак, под воздействием холода и нервного перенапряжения она стала явственно ощущать, что ее стала «колотить» мелкая, неприятная дрожь, постепенно возвращая к сложившейся возле нее суровой реальности и печальной действительности.