Напросились: Она идет убивать

Глава III. Операция и первая жертва

Открыв глаза, Мария поняла, что с пулей в бедре она мало ли что сможет сделать. Нужно было срочно извлекать этот свинцово-стальной предмет, очень мешавший и причинявший ей невероятную боль. Она была девушкой мужественной, и за свою бытность в детском доме ей не раз приходилось проводить всевозможные спасательные эксперименты, извлекая у себя и своих товарищей занозы и даже дробинки, застревавшие в телах после баловства с пневматическим пистолетом. Поэтому сейчас она отчетливо себе представляла, чем именно займется в самую первую очередь.

Вихрева достала из сумочки туалетную воду, зажигалку – к слову сказать, она всегда предпочитала бензинную, потому что так научил ее знакомый спецназовец – и, конечно же, раскладной нож, который всегда находился при ней (по совету всего того же бойца специальных подразделений). Первым делом она обработала этот клинок: предварительно провела по его лезвию с двух сторон зажженным огнем, затем продолжила обеззараживание, попрыскав на него спиртосодержащей, но в том числе и излучающей благовоние, жидкостью.

Далее, сняв колготки, она перевязала ими бедро чуть выше раны, образовав таким образом своеобразный предохранительный жгут, потом, всё из того же флакона, забрызгала рану и чуть не потеряла сознание от резко пронзившего ее болевого спазма; однако отчаянная девушка не проронила при этом ни единого звука. Две или три минуты настраиваясь, она наконец начала себя оперировать.

Превозмогая страшную боль, Маша с помощью ножа расширила ранку в месте проникновения, образовав достаточное расстояние, необходимое для наиболее эффективного извлечения из своего тела застрявшего там предмета. Все тем же режущим инструментом она с боковой стороны ноги нащупала пулю, застрявшую в мышечных тканях и на большую удачу не задевшую костных образований; великомученица попыталась ее извлечь, подвергая себя невероятным страданиям, а чтобы не кричать, зажала между зубов деревянную палку.

Осуществив несколько неудачных попыток, при каждой из которых нож соскакивал со скользкого, увлажненного кровью, металла, Мария поняла, что извлечь свинец таким способом у нее вряд ли получится, и все, что ей удалось все-таки сделать, так это приблизить его к поверхности, выйти же металлу наружу мешали сгустившиеся подкожные отложения.

Прекратив тиранить себя ножиком, Вихрева дала себе немного передохнуть, решаясь на еще более болезненный шаг; по прошествии пяти минут, она наконец-таки посчитала, что способна уже к его прямому осуществлению. Для этой цели, девушка, чуть отодвинув резаком одну сторону раны, резким движением запустила внутрь ее указательный и большой пальцы, остановив их только тогда, когда достигла инородного, причиняющего ей нестерпимую боль предмета; да, муки были неимоверны, но это был единственный способ извлечь из ноги застрявшую пулю. Надежно обхватив эту отвратительную «железку», она вырвала ее наружу и в тот же миг потеряла сознание.

Без чувств беглянка находилась минут эдак около двадцати. Постепенно приходя в себя, она с ужасом вспоминала все те умопомрачительные события, что за последнее время с ней приключилось, а когда полностью овладела собой, то припомнила и жуткую операцию, а также и то, что закончила ее довольно успешно, где конечным итогом достала из себя свинцово-стальной маленький «шарик», который, как это не покажется странным, но все еще продолжал находиться у нее между пальцев. С брезгливостью отбросив его немного в сторону, она с помощью зажигалки принялась осматривать рану; та же в свою очередь, даже несмотря на необычный жгут, все еще слегка кровоточила. Был только единственный скорый способ полностью остановить потерю жизненно-важной жидкости!

Собравшись с духом, необходимым для еще одной попытки нестерпимых страданий, и воспользовавшись помощью все той же бензиновой зажигалки, Мария постепенно стала нагревать лезвие раскладного ножа; она дождалась, когда кончик сделался красным, – теперь можно уже было быть уверенной, что сталь достигла необходимой температуры. Подняв с земли палку (она выпала при недавнем обмороке) Вихрева вновь захватила ее зубами и крепко зажала; в тот же самый момент она приложила раскаленный металл к прооперированному только что месту; ее тело словно прострелило приступом жуткой боли, глаза округлились до неестественно-огромных размеров, а из груди готов был вырваться крик невыносимых мучений, но, как и раньше, девушка не издала ни единого звука, а только сильнее вцепилась зубами в деревянную, прутковую перемычку. Через три секунды этого невероятного самоистязания пострадавшая вновь потеряла сознание.

На этот раз мученица находилась в беспамятстве чуть менее часа. Очнувшись, она вдруг неожиданно осознала, что совершенно не чувствует холода; такое не совсем естественное положение дел ее немного и удивило, и в то же время обрадовало, ведь, если вспомнить, легкое одеяние девушки для лесных прогулок было явно неприспособленно. Поглядев на обработанную недавно рану, она с удовлетворением отметила, что та больше не кровоточит, да и боль практически полностью стихла; однако для большей гарантии Мария дополнительно обработала ногу туалетной водой, обильно забрызгала ею бедро, затем сняла с себя черную матерчатую футболку, разорвала ее на широкие ленты и сделала плотную перевязку; и только после этого пострадавшая посчитала, что про свое ранение можно на какое-то время забыть.

Близился скорый рассвет, поспать теперь все равно бы не получилось, хотя если быть объективным, то для отважной героини это не было чем-то таким уж необходимым: она находилась в состоянии сильнейшего нервного напряжения, вследствие чего чувствовала себя на удивление достаточно бодрой. Чтобы ее тело не остывало, она принялась, беспрестанно подпрыгивая, перебегать с места на место, заодно разминая травмированную ранением ногу; так продолжалось вплоть до рассвета; но лишь ночной сумрак стал рассеиваться утренней дымкой, как Вихрева вдруг, но притом и вполне ожидаемо, различила, что со стороны бандитской деревни доносятся шумы, похожие на заводящиеся в большом количестве двигатели внутреннего сгорания, скорее всего имевшие принадлежность к мотоциклам либо же какой-то другой «мототехнике». Безошибочно рассудив, что это собирается ее безжалостная погоня, предполагаемая жертва, чуть углубилась в сторону от того места, где до этого ночевала, и пустилась бежать прямиком в сторону враждебного поселения.

На лесном же хуторе, и, разумеется, в то же самое мгновение, «охотники» собирались за своей, как они все считали, невероятно легкой добычей. Для удобства передвижения по лесному массиву, они заводили «снегоболотоходы», или попросту «квадроциклы», и выстраивались в две линии друг за другом. Этому жестокому занятию решили предаться тридцать два бандита из тридцати трех, в том числе и госпожа с немецкой фамилией Шульц; решительно отказался участвовать в этой варварской экспедиции лишь один, единственный, человек – родной брат атамана Егор.

– Я себя плохо чувствую, – объяснил он свой отказ так, чтобы все его слышали; Виктору же по секрету от всех остальных сообщил: – Ты же знаешь, как я не люблю мотаться по дремучим лесам, и будет лучше, если я останусь здесь, в деревне, присмотреть за домами: все равно ведь это кто-то должен был делать. И потом, одно дело бой, – тут я весь ваш! – но подобные игры мне как-то не по душе, и что-то совершенно неинтересны.

– Как знаешь, – только и ответил ему безжалостный атаман.

Виктор Павлович очень любил своего младшего брата, ведь для него это была единственная живая душа на всем белом свете. Поэтому, если с другими он был груб, а подчас даже жесток, то с этим юношей, едва достигшим двадцатилетнего возраста, он старался держаться как можно мягче, и иногда – что удивительно! – в его разговоре с братом проскальзывали совсем не похожие на этого бессердечного человека приветливые, а иногда даже и нежные нотки.

Младший Борисов внешне очень походил на старшего, единственное, выглядел много моложе, да и натура его еще не была до абсолютной степени очернена злостью, ненавистью и, как у старшего брата, жестокостью; лицо его сохраняло все еще детское выражение; волосы же в отличии от Виктора Павловича, были каштановыми и вились в локоны, спускаясь на плечи словно у девушки. В остальном, внешних различий между двумя этими родными людьми в общем и целом не наблюдалось.

Было решено, что Егор останется присматривать за селением, а заодно и обеспечит его охрану; так сказал главарь, и никто возражать ему не отважился. Когда строй был полностью собран, «главбандит», заняв в нем переднее положение, поднял кверху руку и, несколько секунд подержав ее в таком положении, произвел мах вперед, затем резко опустил вниз, призывая следовать за собой.

Его «квадроцикл» начал движение сразу же вслед за жестом, ну, а за ним, соответственно, устремилась и вся эта «до зубов» вооруженная, как все они считали, невероятно лихая процессия (хотя, если быть объективным – какая уж там лихая? – ведь для того чтобы догнать всего одну девушку, имевшую чрезвычайно заниженный социальный статус и не представлявшую никакой серьезной опасности, – вот именно с этой позорной целью было собрано практически целое «войско»). Двигались они, не торопясь, насколько позволяла лесная непроходимая глушь, – в среднем, скорость этого кортежа не превышала двадцати километров в час.

Вихрева, которая при свете, да еще и бегом, довольно быстро преодолела расстояние до бандитского стойбища, теперь, сидя в кустах на самой опушке, расположенной перед этим небольшим поселением, молча наблюдала за тем, как лесные разбойники, уверенные в своей победе и довольные собой, отправляются на ее, по их мнению, незамысловатые поиски. Вместе с тем, едва лишь дождавшись, когда замыкающий, или последний, «охотник» скроется в густорастущей лесопосадке, она вышла из своего укрытия и направилась прямиком к дому, где, как она успела обратить внимание, остался всего только один из бандитов. «Ну, сейчас посмотрим, что вы собой представляете?» – вихрем промелькнула решительная мысль в ее умной головке.

Она шла бодрым, уверенным шагом, где единственным недостатком можно было отметить, что девушка еле заметно прихрамывает, хотя, по совести говоря, она не обращала на это никакого внимания, так как, в силу нервного напряжения, рана ее почти что не беспокоила. Такому состоянию способствовал еще и выброс в кровь огромного количества гормона адреналина, который происходит всегда в подобных, и похожих им, случаях, помогая человеку преодолеть страх и свою неуверенность. Нетрудно догадаться, что девушка заранее достала из сумочки известный уже складной нож и привела его в боевую готовность; ей оставалось до дома не более каких-то там двадцати шагов, как изнутри стал выходить молодой и, к слову сказать, очень красивый парень; он был без оружия и весело насвистывал какую-то незнакомую песню.

Мария приближалась с правой, подветренной, стороны, и парень заметил ее не сразу, успев спуститься со ступенек на землю; однако, едва лишь уловив краем глаза какое-то движение сбоку, он резко повернул голову и, к удивлению, обнаружил идущую прямо в его направлении, по сложившемуся общему мнению, «третьесортную» проститутку, привезенную накануне и выпущенную теперь в лесной массив в качестве «убойного зверя»; ее решительный вид, уверенная походка и блестящее в руке острое лезвие не вызывали сомнений о ее дальнейших намерениях. Развернувшись, он устремился назад, пытаясь укрыться внутри своего дома, а по сути, и невероятно большого строения. «За оружием», – словно молния пронеслось в голове отчаянной девушки. Здесь все решали доли секунды! Натренированным движением сделав замах, она метнула во врага свой острозаточенный нож, удачно, а скорее целенаправленно, попав ему в боковую часть шеи, где у всех нормальных людей проходит сосуд сонной артерии.

По неопытности, а может, неведению, но юноша немедленно извлек из себя это, вдруг ставшее таким опасным, оружие, и тут же наружу стала фонтаном вырываться животворящая жидкость, имевшая характерный, исключительно бурый, оттенок; парень пытался зажать рану рукой, но кровь все равно стремительно струилась сквозь пальцы. Понимая, что от этого человека опасности ждать больше не стоит, Вихрева, проходя мимо, подняла с земли выпавший из его руки складной ножик и, обтерев его об одежду «нейтрализованного» ею только что юноши, направилась прямиком внутрь «главного» дома.

Оказавшись в его внутренних помещениях, она заострила внимание и была приятно удивлена царившими здесь чистотой и порядком; несомненно, это был дом атамана и его младшего брата; также здесь обитала и небезызвестная Шульц, оказавшаяся подругой жизни самого Виктора Павловича. Прямо перед входом первый этаж представлял собой большую гостиную, где обычно и собирались все члены банды; тут же, сбоку от входа, находилась небольшая каморка, оборудованная под кладовую, в которой было все: и оружие различных модификаций, и спецодежда, и специальное снаряжение – словом, именно все те предметы, что сейчас были так необходимы не совсем уж и непрошенной посетительнице. Однако, памятуя, что лагерь не остался совсем «одиноким», она все же решила закончить осмотр и всего остального дома в целом.

Вооружившись пистолетом «ТТ», который более всех остальных нравился ей в обращении, Мария, ступая бесшумно, словно пантера, продолжила обследовать строение изнутри, предусмотрительно, чтобы ее не застали врасплох, заперев входную дверь на имевшийся на ней мощный засов (очевидно, атаман не сильно уж доверял своим приближенным). За огромной залой располагались котельное помещение, смежная с ним кухня, и небольшая спаленка, в которой имелась лестница, ведущая на верхний этаж. Держа пистолет перед собой на вытянутых руках, Вихрева медленно поднялась по ступенькам наверх и убедилась, что там были пять отдельных спален, огромная ванная и, разумеется, туалет. Ни одной живой души ей больше не повстречалось, правда, одна комната оказалась запертой, и девушке – сама не зная зачем? – пришлось лишний раз спускаться вниз за ключами, находившимися там же, где и оружие, потом долго подбирать нужный, все это время ожидая, что дверь вот-вот откроется и оттуда выскочат оставшиеся для охраны бандиты. Однако все прошло спокойно, и когда запертая створка наконец отворилась, то оказалось, что и эта спальня абсолютно пустая.

На весь осмотр ушло чуть более каких-то там двадцати минут, тем не менее показавшихся девушке бесконечностью; все же, имея определенную подготовку, она сумела прикинуть, что у нее есть еще минут, по меньшей мере, двадцать пять, может быть тридцать, прежде чем бандиты поймут, что она набралась наглости отправиться прямо в их лагерь… между тем все равно следовало спешить.

Спустившись вниз, она проследовала в кладовую, где сразу же стала видоизменять свой внешний облик, выделявшийся яркими косметикой и одеждой и совсем непригодный для блуждания по сибирским лесам; вся процедура «перерождения» выглядела примерно следующим образом: первым делом она скинула с себя все свое неудобное в боевых условиях одеяние; затем, выбрав наиболее легкий, но ни в чем не уступающий по прочности бронежилет, Маша надела его на черную футболку, взятую здесь же и бывшую ей явно не по размеру; далее, подобрав самый маленький экземпляр камуфлированной формы, она, долго не раздумывая, облачилась в том числе и в нее – словом, обмундирование оказалось немного великоватым, но это было даже и на руку, потому что ничто не сковывало движений. С ботинками пришлось намного труднее, ведь самый маленький размер, из имевшихся в той коморке, был сорок первым, хрупкой же девушке требовался лишь тридцать седьмой; быстро соображая, Вихрева решила поступить следующим, вполне стандартным в таких случаях, образом: она вынимала стельки из нескольких пар и вставляла их в одну до тех пор, пока нога не вошла внутрь достаточно плотно; зашнуровав верхние части, она убедилась, что сможет в них ходить, и делать это при этом довольно сносно. Теперь необходимо было определиться с вооружением. «Тульский токарев», естественно, оставался при ней, поместившись в удобную кобуру, крепящуюся к ремню; он же в свою очередь поддерживал собой военные брюки. По ходу сборов ее взгляд неоднократно падал на висевшую на стене СВД, снабженную оптическим, как нетрудно понять, таким знакомым прицелом; в конечном итоге выбор был сделан, и винтовка благополучно покинула место хранения, перекочевав в руки новоявленного владельца, умевшего с ней обращаться не хуже, чем с ножом либо же пистолетом.

Закончив со своим облачением, она перешла к запасу съестного и боеприпасов, в ходе чего, захватив «в плен» солдатский вещмешок зеленого цвета, она наполнила его патронами, не позабыв прихватить и три боевых ножа-финки, затем прошла на обширную кухню, где обнаружила большое скопление всевозможных консервированных продуктов – часть из них перекочевала в рюкзак предприимчивой героини, нисколько не терзавшей себя неуместными муками совести.

Когда сборы были закончены, она, захватив свое старое, ненужное больше, тряпье и свою дамскую сумку, вышла на улицу. Делать это пришлось очень аккуратно, предварительно осмотрев из окон прилегающую к дому главаря территорию; затем, чуть приоткрыв входную, плотно входившую в проем дверную створку, отчаянной «захватчице» пришлось убедиться, что за ней никто не стоит и поблизости не находится; и только после этого сигналом из просветленного мозга ей было «разрешено» выйти наружу. Убитый ею парень лежал возле нижней ступеньки, ни дыханием, ни единым движением не подавая больше признаков жизни.