Наркодрянь

1

Сергей Надеждин лихо взлетел пролетами нового здания МВД на шестой этаж и здесь притормозил. Лифт в свои неполные тридцать два Сергей считал непростительным излишеством. В гулком длинном коридоре отдела по борьбе с наркотиками он снова набрал спринтерскую скорость и держал ее до двери с табличкой «Дежурный инспектор». Здесь Надеждин перевел дух и, тихонько потянув дверь на себя, сунул голову в образовавшуюся щель.

В кабинете незримо витал «тихий ангел». Прямо посреди комнаты, в глубоком покойном кресле, сладко посапывал круглоголовый толстяк, пышные щеки которого навевали аппетитные мысли о праздничном пироге. Прямо перед его носом на письменном столе мирно отсвечивал зелеными цифрами монитор новенькой «айбиэмки». Наглухо зашторенные окна надежно отгородили комнату от посторонних шумов и утреннего света. Телефоны благосклонно молчали, тишину нарушали лишь нежный храп толстяка-инспектора да тиканье невидимых часов.

Сергей на цыпочках прокрался в комнату и примостился на краешке стола. Минуту он с завистью созерцал умиротворенную физиономию спящего, наконец это занятие ему наскучило. Надеждин тихонько прокашлялся.

Толстяк с наслаждением потянулся во сне, с трудом размежил веки и недоуменно уставился на Сергея. Затем испуганно ахнул и сунул под нос руку с часами.

— Ничего себе, — недоверчиво констатировал, обнаружив часовую стрелку на цифре «семь». — Как это я проспал, а?

— Ты меня спрашиваешь? — хмыкнул тот. — Может, это я должен тебя спросить?

В ответ толстяк только широко осклабился.

— Он еще и лыбится, — возмутился Надеждин, но сам не удержался и улыбнулся в ответ. Потом, вспомнив свое еще непривычное положение начальства, стер улыбку и деловито осведомился: — Что-нибудь интересное есть?

— Да так… ерунда, — пренебрежительно отмахнулся толстяк, — на улице Горького пришили мелкого торгаша, в четвертом райотделе изъяли у б…и сорок ампул морфина. Одно самоубийство — ширнул лишнего и сам себе вены перегрыз, прямо зубами. Драка между мореманами в порту — тоже половина уколотые. Сводка и протоколы у тебя на столе. Хотя… есть одно стоящее наблюдение.

— Ну? — насторожился Надеждин.

— Валера Меченый снова на пароме в Сочи мотался, с тачкой.

— Ого! — удивленно взметнул брови Сергей. — Это уже третий раз за месяц. И что, опять пустой?

— Абсолютно.

— Уверен?

— Шеф… — обиженно протянул толстяк. — Я связался с ребятами в Сочи. Мы ж сколько раз друг друга выручали. Гена Забелин лично занимался. На таможне облизали тачку Меченого от бампера до бампера. И потом, не та Меченый фигура, чтобы лично пачкаться.

— Может, он сопровождал кого?

Инспектор отрицательно махнул головой:

— Не… Я думаю так: кажется, Валерчик хочет нас приучить к этим своим круизам в Сочи. Там гудит вовсю: девочки, кабаки, казино… Ха! У нас в Южанске, конечно, таких развлечений не найдешь. Он ни с кем из крутых не встречается. Вот я, мол, какой паинька. Но на кой фиг это ему надо — я пока не знаю.

— Ладно, — хлопнул себя по коленке Надеждин. — Мотай к своей Светке на заслуженный отдых. До завтра свободен.

— О'кей! — встрепенулся толстяк и выпрыгнул из кресла с неожиданной для его комплекции прытью. Небрежно сунул кобуру с табельным «макаровым» прямо в карман мятого пиджака и вразвалочку направился к двери, но, уже взявшись за ручку, обернулся и лукаво прищурился:

— А шо, Сержик, у тебя, кажется, сегодня серьезное рандеву с шефом?

— И откуда вы, сукины дети, все узнаете? — всплеснул руками Сергей.

— Ша — работа такая, — хмыкнул инспектор.

— Да, понимаешь… — замялся Надеждин, — Фомич вдруг затребовал отчет за полугодие. Неофициальный, так сказать.

— Рановато… Ну и?..

— Придется кое-что показать.

— Тогда желаю удачи, — толстяк на прощание махнул пухлой ручкой и исчез.

В кабинете начальника городского Управления внутренних дел Александра Фомича Горского Надеждин нарисовался ровно в девять ноль-ноль: пунктуальность в подчиненных генерал-майор Горский ценил превыше всего. Под мышкой Сергей держал скромную красную папочку. В ней всего шесть листов с машинописным текстом — весь полугодовой итог работы. Впрочем, с точки зрения профессионала, работы дельной. Только скупые факты, десятка два фамилий, адреса, даты — ничего лишнего и никакой беллетристики.

Правда, имелись в отчете и свои уязвимые места, и Надеждин не сомневался: Горский, съевший все свои тридцать два зуба на подобных документах, тотчас их вычислит.

— Садись, — буркнул генерал в ответ на бодрое приветствие Надеждина и тотчас углубился в текст отчета.

Феноменальная способность шефа мгновенно выкачивать из документа самое главное давно была известна в Управлении. Впрочем, милицейскими генералами люди без особых протекций, родственных связей или уж чрезвычайного везения становились редко. Требовалась большая одаренность, сыщицкий, организационный, а в некоторые поры нашей малопредсказуемой истории — и политический талант. Далеко не все у нас определялось Уголовным кодексом, и хотя процентов девяносто, если не больше, правонарушений «проводились» от начала до конца, от звонка по «02» до лагерных нар, вполне в рамках писаных законов, на карьеру по-настоящему влияли именно остальные проценты.

Большое требовалось чутье и мастерство, но времена меняются, а базовые профессиональные способности, как правило, не девальвируются.

Сергей никогда не мог удержаться от легкой зависти, когда сталкивался с аналитическим даром шефа. Вот и теперь: на ознакомление с отчетом начальника отдела по борьбе с наркотиками у Горского ушло три минуты, не больше. Закончив, небрежно сунул папку в ящик стола и повернулся к Надеждину:

— Ну что, неплохая работа, Сергей, очень неплохая, а только знаешь, какие мысли у меня возникли?

— Какие же, Александр Фомич? — Сергей натянул на физиономию подобающую почтительно-выжидательную гримасу.

— Ты служаку-то из себя не корчи, — скривил тонкие губы Горский. — Эта роль тебе не идет. А отчет твой… Он что разобранная цепь: глядишь — тут одно звено валяется, там — другое, а некоторые вообще неизвестно где. На такую цепь кобел не посадишь. А мне нужны все звенья. Есть они у тебя?

— Кое-что есть, но не все, — честно сознался Надеждин. В конце концов перед Горским не стоило валять дурака — понимали они друг друга великолепно.

— Послушай, Сережа, — в голосе генерала прозвучали доверительные нотки, и чуткое ухо Надеждина их тотчас уловило, — ты уже год, как возглавляешь отдел. Я доволен твоей работой, и отец твой тоже, думаю, был бы доволен, но… — Генерал выдержал многозначительную паузу. — Но…

Все звенья этой цепи мне очень скоро понадобятся. Понимаешь? Это имеет значение и для твоего дальнейшего продвижения.

Надеждин понял. Через три месяца выборы в Верховный Совет, и борьба в этот раз будет нешуточная. А шеф метил в депутаты — значит, понадобятся ему к тому времени кое-какие козыри: избирателей расшевелить, а на кое-кого из соперников и узду накинуть. В этой игре и он, Надеждин, не последняя фигура, а значит… В его распоряжении месяца два — не больше.

— Думаю, что сумею собрать все звенья… — Сергей сделал вид, что прикидывает в уме. — Месяца эдак через два.

— Это реальный срок? — тихо осведомился Горский.

— Да, — не колеблясь уже, заверил Надеждин.

— Ну иди — работай, — Горский откинулся на спинку кресла. — На мое содействие можешь рассчитывать в любом случае. Только постарайся не наломать дров. Все — свободен.

Сергей аккуратно притворил за собой дверь кабинета, послал секретарше Горского, Машеньке, воздушный поцелуй и, насвистывая, отправился восвояси.

Первым делом полез в холодильник — на улице жара, а после разговора с шефом чертовски захотелось освежиться. Бутылка пива, еще с понедельника сиротливо мерзнущая в недрах пустого холодильника, — как раз то, что нужно.

Затем потянулся к трубке телефона, который назойливо зудел уже изрядное время.

— Надеждин? Сергей Юрьевич? — осведомился гнусавый голос из трубки.

— Я слушаю, — сердито буркнул Надеждин.

— Позвоните, пожалуйста, вашей тетушке, она немного приболела, невидимый абонент на том конце провода наверняка говорил сквозь носовой платок, но Сергей узнал этот голос — звонил Алексей Мелешко.

Все телефонные звонки в Управлении прослушивались и записывались на магнитофон в управленческой АТС — веяние времени и причуды Горского. Потому Лешке, секретному агенту Надеждина, было разрешено пользоваться служебным телефоном отдела только как промежуточным — чтобы вызвать шефа на связь в случае крайней нужды.

Сергей зашвырнул пустую бутылку в мусорную корзину, запер кабинет и, сдерживая шаг, направился на первый этаж. Выйдя из здания, сразу свернул за угол, к телефону-автомату. Раскопал в глубине заднего кармана брюк жетон и набрал номер:

— Можно Георгия Васильевича?

— Да, я слушаю, — отозвался Лешка уже обычным своим голосом.

— Что там у тебя?

— Десятого октября из Сочи в Южанск уйдет крупная партия героина.

— Ух ты! — непроизвольно вырвалось у Надеждина. Героин — серьезный товар, и в Южанске с ним дело имели не часто. — Это точно? — усомнился Сергей.

— Это точно, — жестко подтвердил Мелешко. — Героин предназначается кому-то в Европе.

Известно еще, что тара будет обработана составом от собак.

— Каких собак? — не уразумел сразу Надеждин.

— В Сочи на таможне работают собаки, натасканные на наркотики, что ты, ей-Богу…

— А… ну да. Кто-нибудь, кроме тебя, знает об этом товаре?

— Только задействованные лица, ну, и ты теперь. Каким образом они собираются протащить героин в Южанск — я не знаю, но мелькало одно имечко.

— Ну?

— Валера, а больше ничего не знаю. У мен все.

— Молодец! Спасибо! — успел сказать Сергей, прежде чем на том конце повесили трубку.

Надеждин вышел из кабинки и опустился на садовую скамейку. Прикрыл глаза — так легче думать. В голове завертелись обрывки мыслей, чьи-то имена, фамилии. Сергей сосредоточился — обрывки выстроились в линию, словно на бланке телеграммы. Надеждин прочитал «телеграмму».

Получалось вот что: «Сочи — Южанск — героин — Валера — десятое октября». А еще: «Машина — состав от собак — паром». И все стало на свое место.

2

Своего единственного (пока) секретного агента, Алексея Мелешко, Сергей подобрал в буквальном смысле на улице. Подобрал в не столь далекие времена, когда первый начальник впервые созданного отдела по борьбе с наркобизнесом приступил к формированию штатов.

Первым начальником ОБН города Южанска и стал тогда капитан милиции Сергей Надеждин.

Почему именно он, самый молодой капитан в областном Управлении? Да именно потому, что самый молодой, хотя за спиной и Высшая школа милиции, и юрфак МГУ, и опыт кой-какой. Но больше потому, что претендентов на должность ни в области, ни даже в министерстве не оказалось Дело ведь новое, непривычное, зато хлопотное, и лавров особых не заслужишь. Это было понятно любому мало-мальски опытному оперативнику.

Наркомания, беда ничуть не новая, существовала столетиями, но во все совимперские времена удерживалась (в европейской части Союза) на полулюбительском уровне. Понятно, конечно, что сведения о ширевых, нюхачах и колесниках старательно замалчивались, но, хотя в благословенной Отчизне можно было десятилетиями замалчивать даже чудовищный геноцид ГУЛага, в случае с наркоманией великих Эверестов компартийной лжи и не требовалось. Процент наркопреступности растворялся в общей «бытовухе», как капля в реке.

Наркотики — это большие деньги, очень большие деньги, и если не ограничиваться отечественной коноплей и маком, а привлекать отраву более глубокой переработки и кокаин, то деньги еще должны быть свободно конвертируемыми. Таких денег на обычном уровне в Союзе не было, на элиту, сынков и дочерей номенклатуры и теневиков пушеры (еще тоже одиночки, «работающие» на свой страх и риск) не могли ориентироваться — слишком специфический, да и узкий слой. Поэтому организованная преступность, наркомафия, как таковая, появилась только в конце восьмидесятых, и сводки наркопреступности, равно как наркомании, резко поползли вверх.

А еще юридической «привязки», нормальной законодательной базы для борьбы с организованной преступностью пока не существовало практически никакой, и неизвестно, когда еще она появится. Работай как хочешь, как Бог на душу положит.

Правда, в этом были свои преимущества…

А еще, пытаясь хоть немного компенсировать несовершенство законодательства, министерство сделало небывало смелый, по сравнению с блаженными застойными временами, шаг: инструктивно дало всем созданным отделам невиданные доселе полномочия, даже разрешение на тайную агентуру. А вот что эта «тайная агентура» из себ представляет и как с ней работать, никто пока толком не знал.

Конечно, было на что опереться: мало того, что у каждого приличного участкового существовали платные и добровольные осведомители, милиционеры знали (в том числе и на своей шкуре) о семидесятилетней практике деятельности гэбистских «стукачей». Но все же здесь требовались не просто вербовка и наблюдение, как минимум, требовались внедрение, тайная оперативная работа, «черные» деньги, аппаратура, оружие и прочая, прочая, прочая — целая область, практически полностью лежащая вне рамок наших все еще действующих законоуложений.

Правда, пока что в юридической неразберихе можно было рискнуть и поставить дело так, как представлялось целесообразным, и следовало помнить, что страна у нас хоть и большая, но не единственная на свете, а наркобеда свалилась на нас много позже, чем на «цивилизованный мир».

Горский, не в последнюю очередь потому, что в Южанске в связи с близостью к Кавказу и Средней Азии дела всегда обстояли с наркотой напряженно, с точки зрения милиции, естественно, проявил разворотливость и даже рискнул — и поэтому Сергея и четырех его коллег из других областей даже направили на три месяца в Штаты, на стажировку. И надо сказать, кое-чему они в Штатах научились. Осталось действовать — в частности, создать тайную агентуру на местах.

Официальный штат Надеждин набрал без труда. Кто перешел из утро, кто из ОМОНа, и в райотделах нашел он несколько толковых парней. Но с секретной агентурой дела не наладились. Проблема возникала и у американских коллег и заключалась в следующем: во-первых, тайный агент должен обязательно состоять на службе в законоохранительных органах и получать высокий оклад.

Это определяло его полномочия с одной стороны, а с другой, давало определенную гарантию, что агент не станет вести двойную игру. Конечно, это не распространялось на обычных платных осведомителей. Но! Ранее, до вступления в эту должность, тайный агент ни секунды не должен был работать в полиции или аппарате шерифа. Глобально проблему в Штатах решали так: претендентов в агенты набирали среди молодежи или военнослужащих, готовили в спецшколах и зачисляли в штат ФБР. И если такой агент выполнял задание гденибудь в Нью-Йорке или Техасе, то его задачу и полномочия знали только высокопоставленные полицейские чины штата или города, либо не знал никто.

Управления полиции крупных городов также имели своих тайных агентов, находили они их в тех же спецшколах ФБР, либо направляли в эти школы подходящих молодых парней и девушек, либо… вообще вербовали агентов на улице и ничему не учили. Главное, чтобы голова у человека работала.

Никаких таких спецшкол в России, естественно, не было, да и наше ФСБ это вам не их ФБР.

Поэтому Надеждин и решил пойти нетрадиционным путем: найти агента на улице, провести в штат отдела — ну и подучить, конечно, по мере скромных возможностей… Легко сказать: найти на улице! Но нашел… Алексея Мелешко нашел.

Как-то вечерком выдался у Надеждина свободный час. Еще не стемнело, воздух благоухал неповторимо, как только может благоухать майский воздух большого города. Аромат сирени чудесным образом смешивался с запахом свежеостриженного газона. А легкий ветерок доносил влажное дыхание Дона.

Странно, но набережная в этот час выглядела безлюдной. Сергей припарковал машину и решил немного прогуляться. Он заложил руки за спину и неспешно зашагал вдоль парапета. Так отмахал порядочно — километра три — и уже собиралс повернуть обратно. Тут его внимание и привлек молодой бродяга лет тридцати. Парень полулежал, примостившись на прогретой солнцем широкой плите парапета, и сосредоточенно изучал содержимое какой-то брошюры.

Тертые старые джинсы, линялая тенниска, драные носки, из которых торчали грязные пальцы… Короче — обычный бомж, только еще не полностью опустившийся. На тротуаре, рядом с растоптанными кроссовками — торба с выглядывающими из нее горлышками пустых бутылок.

Надеждин собирался было пройти мимо, но тут взгляд его упал на заглавие брошюры, которую парень так старательно штудировал. «Судебно-медицинская экспертиза лиц старческого возраста» — так она называлась «Ого, уважительно подумал Сергей, — занимательное хобби у человека. Только не собирается ли парень ухайдакать какую-нибудь старуху фарцовщицу, по Достоевскому? Вид у него подходящий, вот только на топор сданной стеклотары может не хватить…»

Между тем парень повернулся к замешкавшемуся Надеждину.

— Что, может, здесь нельзя сидеть? — нагло вопросил он с характерным казацким выговором, глядя Сергею прямо в глаза. — Чё, нельзя опять на Дону-Ивановиче читать? Чи у пана мэнта в мусарне новый Указ прорабатывали — про борьбу с организованным бродяжничеством, га?

— Ас чего ты взял, что я милиционер? — оторопел Надеждин.

— Тю… — парень оскалил ровные белые зубы и брезгливо сплюнул в сторону. — У тебя ж на роже написано. Мент, да к тому же еще интеллектуал из новоявленных Терпеть не могу таких типов.

— Ну а чем же плох интеллектуальный… гм… милиционер? — полюбопытствовал Надеждин.

— А тем, что такого гибрида в природе не существует. Интеллектуальный милиционер! — Бродяга вдруг зашелся хохотом и едва не свалился с парапета. — Это то же самое, — выдавил наконец сквозь смех, — что проститутка-девственница.

Теоретически возможно, но противно. Ну нет: или мент, или интеллектуал, среднего не дано.

— Правда? — рассмеялся вместе с ним и Сергей. — А я, если честно, был о себе более высокого мнения…

И туг Сергею и пришла в голову сумасбродна мысль. Он сразу от нее попробовал отказаться, но какой-то чертик в голове шепнул: «Попробуй, а вдруг?» — и Сергей решился:

— Слушай, а не хочешь со мной перекусить на пару? — неожиданно предложил он. — Ну и по стопочке за знакомство, как?

Бродягу такое предложение ошарашило. Он удивленно вскинул брови кверху, но тотчас вернул их обратно:

— Что же, сэр, я готов принять ваше любезное предложение. Только… некоторые финансовые затруднения… э-э… отсутствие фрака…

— Ну… — протянул Сергей. — О чем ты, старый, я угощаю.

— Вот как, — хмыкнул бродяга. — Никогда еще не угощался за счет нашей доблестной милиции — разве что угощение имело вид дубинки на первое, второе и на десерт. Что ж, я готов, — и он проворно спрыгнул с парапета.

— Э! А бутылки?

— А ну их, таскаться… — парень пренебрежительно пнул свою торбу ногой. — Пошли.

Завернули за угол и сразу наткнулись на кооперативное кафе «Теремок». Надеждин здесь никогда не бывал, но выглядело кафе достаточно импозантно.

— Во! Можно здесь, — ткнул пальцем в вывеску бродяга. — Кухня неплохая, только, извини, если у тебя с «капустой» негусто, то лучше пройти дальше — в «Ромашку». Кстати, меня зовут Алексеем.

— С деньгами у меня нормально, — махнул рукой Надеждин. — Давай здесь. А меня зовут Сергеем.

— Ну, пошли тогда — отметим знакомство.

Пахло в «Теремке» весьма соблазнительно и зал выглядел уютным. Публики негусто — человек десять, все больше парочки. Они заняли столик, и Сергей сделал заказ — по своему усмотрению.

Пока на кухне жарили цыплят табака, пропустили по стопочке. Потом под цыплят еще по две — «Столичной», старой и доброй.

Алексей споро справился со своей порцией, и Надеждин заказал ему еще одну. Алексей без церемоний умял и эту, запил пивом и, удовлетворенно икнув, откинулся в кресле. Затянулся глубоко сигаретой, услужливо предложенной Сергеем, с наслаждением вытянул под столом ноги и, щурясь от сигаретного дыма, процедил сквозь зубы:

— Ну-с, насколько я понимаю, ты раскрутился на этот ужин не только из благотворительных побуждений. Выкладывай, зачем тебе понадобилась душа никчемного бомжа?

— Ну… — замялся Надеждин. — Почти угадал.

Может, я хочу сделать тебе предложение.

— Это в смысле брака между двумя одинокими мужчинами? Я отвечаю холодным презрительным отказом.

— Нет, — рассмеялся Сергей. — Чисто деловое предложение. Ты ведь в армии служил?

— Какой же казак не служит… Служил в морской пехоте, между прочим, и в чине старшего сержанта.

— Вот, — обрадовался Надеждин, — я и подумал…

— Что, — перебил его Алексей, — в дежурные мусора или мелкое доносительство за сдельную плату?

— Зачем так… — деланно обиделся Надеждин. — Я действительно «мусор» как ты нас именуешь, но не совсем обычный. И дело тут даже не в интеллекте. Честно говоря, мне и самому не нравится служба в милиции, а уж подбор тамошних кадров — тем более. Но… Помнишь, когда-то говорили: «В каком полку служить — неважно, лишь бы за дело государево». Я занимаюсь очень серьезным делом, и заметь, из принципиальных, можно сказать, идейных соображений. Я — начальник отдела по борьбе с наркотиками и наделен очень большими полномочиями — ты сам понимаешь, насколько большими…

— Ага! — воскликнул Алексей. — Значит, ты — Надеждин Сергей Юрьевич, по кличке Альпинист, 1960 года рождения, капитан милиции, образование высшее юридическое, женат. Так?

Сергей осторожно поднял стопку и потянул сквозь зубы прозрачную жидкость. Интересный виток складывается.

То, что бомж, представившийся Алексеем, не прост, Надеждин почувствовал сразу, еще на набережной. Крепкое жилистое тело, провокационно выпирающее из линялой тенниски, цепкий взгляд, волевой подбородок, тонкогубый рот с легкой ироничной ухмылкой, казацкий говорок, книжица эта совсем нетрадиционная, общее ощущение ума и силы… Подставка?

Но кто, Бога ради, может знать, что менту в этот час вздумается просто так прошвырнуться по набережной и заговорить с незнакомцем? Сергей и сам час назад не знал, что у него выпадет «окно» и подходящее настроение. И набережная — вовсе не место его прогулок…

— Слушай, — поинтересовался Надеждин, — а ты, часом, сам не колешься?

— Не курю, не нюхаю и колес не глотаю, — Алексей для убедительности вывернул руки и сунул их под нос Надеждину. — И приводов не имею.

— Тогда откуда такие исчерпывающие сведения о моей скромной персоне?

— Видишь ли, — снисходительно пояснил Алексей, — у меня обширные знакомства в деловых кругах. К примеру, я хорошо знаком с премьер-министром городской канализации, дружу с президентом юго-западной свалки, накоротке со старшим копщиком центрального кладбища. В числе моих знакомых и такие влиятельные люди, как Кеша-сутенер с Марьиной и Юра-Камбала из «Метрополя». И, представь, все мои друзья живо интересуются делами вашей конторы. Ну и я… немного в курсе.

— Здорово, — искренне признал Сергей, — и что еще тебе известно?

— Все говорят, что ты невредный парень, с понятием, но и сука хитрая, себе на уме. Однако мы отвлекаемся от темы. Так ты собираешься предложить мне должность своего зама?

— Вроде этого.

— Рассказывай! — недоверчиво оскалился Алексей.

— А я и не шучу, — как мог серьезно ответил Сергей.

Это противоречило всем правилам — вот так взять и высветиться перед практически незнакомым человеком. Но разве они существуют на самом деле, эти правила? За столетия выживани в стране с тайной полицией, стране поощряемого наушничества, сексотства и стукачества многие правила — и не правила вовсе, а так, модус вивенди, генетический страх перед откровенностью.

Конечно, есть риск, что в кругах генералов, премьеров и гендиректоров преступного мира станет известно, что пасомый ими начотдела дошел до такой жизни, что вербует бомжей за бутылкой «Столичной» в кооперативном кафе. Риск. Ну и что? Сорвется сейчас, Леха раззвонит — спишем все на сознательную провокацию.

А зацепится — проверим.

Сто раз проверим в деле.

— Круто, — констатировал Алексей и откинулся на спинку кресла. — У вас что, с кадрами совсем зарез?

— Ты никогда не задумывался о службе в уголовном розыске? — вроде проигнорировав вопрос, продолжал Сергей. — Или бомжишь по призванию?

— Задумывался… Отчего же… Нет. Роль остолопа в форме меня никогда не прельщала — армии хватило. Что до сыщика… Теперь другие времена.

А все вы, как и прежде, связаны по рукам и ногам, все если не продается и покупается, то делается по инструкциям тридцать затертого года и правилам имени Лазаря Кагановича. Нет главного, как бы это сказать свободы творчества нет.

— Вот! — обрадованно ткнул пальцем в потолок Надеждин. — Именно! Я хочу предложить тебе творческую работу, которой, увы, не могу заниматься сам.

— Ну, расскажи, расскажи, — иронично прищурился Алексей.

— Знаешь, раньше в Китае, еще в средние века, была в аппарате такая должность: «глаза и уши».

— В НКВД — ГПУ — КГБ это называлось сексот, — уточнил Алексей.

— Да, — не стал спорить Надеждин. — Только сексоты занимались политическим стукачеством, а с другой стороны — в случае необходимости ничего сами сделать не могли, не могли даже принимать самостоятельных решений — у них не было необходимых полномочий. Я же предлагаю нечто принципиально новое, мне нужен тайный агент.

Но! Со всеми полномочиями, с одной стороны, а с другой — свободный художник. Никаких конкретных указаний, никаких инструкций. Сам определяет направления действия. Только цели: прежде всего — каналы доставки наркотиков, порт, все, что вокруг него. Подчинение — только мне. Закрытая связь. Больше в Управлении тебя ни знать, ни видеть никто не будет. И то, что мы вот так случайно встретились, что ни одна собака не вынюхает наш контакт — это ведь как раз такая возможность, которая и нужна. Сечешь? Я сам еще не вполне представляю — как в точности такой агент будет работать. Это, если хочешь, эксперимент.

Но мне не нужны письменные отчеты, рапорты и прочая муть. Только живая информация и нестандартные действия — если необходимо. Ну и… оплата хорошая, на проведение операций, работу с осведомителями будешь тоже получать приличные суммы.

— Да… — почти восхищенно протянул Алексей. — А ты рисковый парень. Это ж надо — подцепить на улице первого встречного и предложить подобное… Хорошо — а если я приму твое предложение, а сам буду работать на два фронта?

Надеждин пожал плечами — парень смотрел в корень.

— Я тебе предлагаю отнюдь не синекуру. Ты должен будешь давать информацию и действовать.

В нашем деле достоверность информации проверяется очень просто, это не шпионские игры двух разведок. Попробуешь вести двойную игру — сразу сгоришь.

— Слушай, закажи еще по сто, — тряхнул головой Алексей. — В горле пересохло от твоих предложений.

Залпом осушил поданные смазливой официанткой дополнительные «сто» и доверительно склонился к Надеждину:

— А что, у меня, между прочим, зрительна память феноменальная.

— Ну! Это заявление свидетельствует, что ты уже малость перебрал, снисходительно отмахнулся Сергей.

— Не веришь? Давай спорнем.

— Давай. А как?

— Я все время сидел вполоборота к залу. Так?

Головой не вертел. А в зале, кроме нас, еще шестнадцать человек. Так?

Надеждин пересчитал посетителей и удивленно подытожил:

— Ровно шестнадцать.

— После нашего прихода никто не заходил.

Заметил?

— Не знаю, — честно признался Надеждин.

— Слабовато, — самодовольно хмыкнул Алексей. — Хочешь, я опишу любого посетителя с ног до головы?

— Хорошо, — кивнул Надеждин. — За нашей спиной сидит парочка. Валяй!

— Значится так, — наморщил лоб Алексей. — Он: лет сорока пяти, был брюнетом… Лоб низкий, покатый. Глаза маленькие, карие… мясистый нос…

Губы сластолюбца, толстые… Двойной подбородок… Одет в серую пару, галстук той же ткани…

Пальцы короткие, жирные… На мизинце левой руки золотой перстень-печатка… Любит баб и выпивку… Детей штук трое плюс сахарный диабет.

Она: лет двадцати пяти. Вкус неплохой, но косметика дешевая… Глаза большие, серые… Нос прямой… Рот великоват, но не портит… На подбородке ямочка… Сумочка темно-синяя, в тон платью.

Брошь слева, — Алексей начал стремительно ускоряться. — Браслет на правой руке, туфли новые, сигареты «Президент», в парикмахерской была вчера… Да! Легкий прищур — близорука, но очков не носит. Либо продавщица, либо секретарша.

Все!

Совершенно обалдевший Сергей долго молчал, наконец обрел дар речи:

— Да… От кого унаследовал?

— От папаши, — криво ухмыльнулся Алексей. — Или от прадеда. Он у меня разведкой в Четвертой дивизии, у Иловайского-пятого заведовал.

Ну что — подходящие способности?

— Пожалуй, чересчур… — протянул Сергей, еще раз прокручивая в голове мысль о подставке.

И тут же понял: именно такая мальчишеская самодемонстрация самым категоричным образом перечеркивает подозрения. Профессионал обязательно будет скрывать ключевые способности, если и высветит их, то лишь в деле, только после раскрутки, даст Надеждину лакомый кусочек, чтобы тот сам старался, тянул и радовался своему достижению.

— А все же я без образования, дилетант, можно сказать. Не смущает?

— А я тебя натаскаю, — твердо пообещал Сергей.

— Сдам в ученье одному мастаку. Такой же уникум, как ты, только старый спец, еще тех времен.

— И как долго будет продолжаться «процесс учебы»?

— Месяца три. Все это время будешь получать ученический оклад.

— Да-да-да, что ты там шептал об окладе? Работенка-то грязноватая и не без риска.

— Деньги хорошие, я обещаю. А еще квартира, машина — все за казенный счет. Да что там, — Надеждин махнул рукой досадливо. — Сам бы пошел должность не позволяет. И засвечен я в городе.

— А все же я должен основательно обмозговать.

— Мозгуй, — Надеждин поднялся и достал бумажник. — Вот мой телефон, позвонишь завтра часикам к двадцати. Скажешь «да» — договоримся о встрече, а если «нет» — считай, что никакого разговора не было. Это сто тысяч — чтоб мозговалось легче, но напиваться не советую.

Вечером следующего дня Мелешко позвонил и сказал: «да», а еще через день Надеждин повез его на смотрины к самому Федоту Федотовичу Груберу.

3

Федота Федотовича Грубера, старейшего инспектора в Южанском МУРе, многолетний — со времен расказачивания и аж до времен «борьбы с космополитизмом» — начгормил Ефим Аронович Гольдман характеризовал так: «ходячий антиквариат, отец российских филеров и вообще — редкое мурло».

«Мурло» в лексиконе Гольдмана означало величайшую похвалу, а уж кто-кто, а Ефим Аронович на всякие словопочитания был еще более скуп, чем на деньги.

Свою блистательную карьеру Грубер начал еще в золотые времена «величайшего гения и вождя», но, к чести своей, политикой никогда не занимался и работал исключительно с уголовщиной. Правда, как знать, предложили бы перейти на работу в НКВД — и куда бы делся? Но не предложили, милицейский бог помиловал, пекся все-таки о ценных кадрах.

Дело свое Федот Федотович знал. Был строг, иногда крут, но справедлив. Короче, доработал до положенной пенсии в почете и уважении. И «блатные» уважали и побаивались. Мог бы и еще работать — с места никто не гнал, — да только никак Грубер не мог принять новых веяний. Вот раньше как бывало: мог накрутить срок на полную катушку, а мог и скостить. Только по совести: я к тебе по-людски, и ты не гоношись. А вот как можно скостить или, более того, вообще замять дело за взятку, этого Федот Федотович так и не понял. Не мог брать деньги — и все тут. А такая манера в последние, перестроечные годы в Южане ком утро, мягко говоря, вышла из моды.

А окончательно подкосило старика вот что: раньше раскрутил дело, передал в прокуратуру — и подследственный сел, и причем на тот срок, который ты ему накрутил. А тут что стало получаться: бился ты, старался, работал, а глянь — суд дело прикрыл, понятно, по какой причине, и твой подопечный как ни в чем не бывало болтается на свободе, да еще тебе и перо в бок сулит. Этого Федот Федотович стерпеть не мог. Плюнул на все и ушел на заслуженный отдых.

Никто и не прогонял, и не удерживал. А в мире компьютеров за помощью к голове Грубера обращались все реже и реже. А тут еще и техника видеокамеры, миниатюрные телепередатчики да подслушивающая аппаратура с дистанционным управлением… Все это не для старика с профессиональным геморроем и больными ногами.

Надеждин знал Грубера еще со студенческих лет. Бывал Федот Федотович в их доме тогда частенько — с отцом Сергея дружили они еще с сороковых послевоенных. И Сергей наведывался к старому детективу: поучиться уму-разуму, да и просто поболтать. А слушать Федота Федотовича было сущее удовольствие.

Обитал Грубер вместе с племянником в дачном поселке, в пригороде. Туда-то и привез Надеждин новоиспеченного детектива Алексея Мелешко.

Старик встретил гостей радушно. Засуетился, за руки потащил в дом, хотя гости не особо и упирались. Тарахтел без умолку:

— Проходите, проходите, вот сюда. Смелей, молодой человек, — это к Алексею. — Вы ж не в синагоге. (Федот Федотович, потомок обрусевших немцев, любил поиграть в домовитого местечкового еврея.) Вот здесь присаживайтесь. А я тут совершенно закис в одиночестве. Вот стоит бочонок винца, собственного производства, еще прошлого урожая, так выпить не с кем.

Грубер исчез где-то в глубине своих апартаментов, но вскоре появился с графином в одной руке и с вазочкой, наполненной чудными персиками, в другой. Выставил из старинного дубового буфета на стол пузатые хрустальные бокалы. Темно-красная струя из графина матово сверкнула и аппетитно застыла в бокалах.

Надеждин взял бокал, погрел в руках и с видом знатока пригубил. Закатил глаза:

— У… Букет бесподобен… Просто класс…

Алексей с самой серьезной миной скопировал Сергея, только в глубине его глаз резвились смешливые бесенята.

Старик, настороженно и ревниво следивший за манипуляциями Надеждина, расплылся в довольной улыбке, но тотчас сердито фыркнул:

— Тоже мне: «класс»… Не то, Сереженька, не то… Вино — оно как сказка: у каждого рассказчика по-разному выходит. Вот дед мой, тот действительно делал класс, а я… Но неплохое, просто неплохое. Только… — Федот Федотович вдруг пригорюнился, — вину нужна задушевная беседа, обстановка эдакая, — покрутил неопределенно пальцами над головой. Обстановка, положим, есть, а вот собеседники… увы… Спасибо, хоть вы, Сережа, наведываетесь иногда.

— Федот Федотович, — оживился Надеждин, — а я ведь специально по этому поводу и заехал.

Грубер удивленно шевельнул бровями.

— Да, — невозмутимо продолжал Надеждин. — Хочу предоставить в полное ваше распоряжение собеседника месяца эдак на три, если вы не против.

— Против? Против собеседника? Сережа, не валяйте дурака.

— Видите ли, Федот Федотович, хочу приставить к вам ученика. На полный пансион. Плата за обучение вперед.

— Этого? — Грубер бесцеремонно ткнул пальцем в Алексея. — А чему я его должен обучить?

— Ну… Всему тому, что нужно профессиональному сыскарю.

— За три месяца? Сережа! За три месяца научить этого юношу тому, что пытаются постичь годами, но так и умирают болванами? Если б вы, Сережа, предложили мне за этот срок построить космический корабль, я взялся бы с большим энтузиазмом.

— Я же не прошу вас сделать из него второго Грубера, но некое подобие слепить вы можете, и только вы.

— И именно подобие. Добавлю — жалкое, — Грубер расхохотался, вложив в смех весь сарказм, на который был способен.

— К тому же я привел не какого-нибудь оболтуса, а человека замечательных способностей, — гнул свое Надеждин.

Грубер вскочил, встал напротив Алексея и вопросительно уставился на него. Мелешко выкатил глаза и придал своей физиономии наивозможно глупый вид.

— Гм… По его внешности об этих способностях судить трудно.

— То-то и оно, — радостно вспыхнул Надеждин. — Внешность самая заурядная, а голова золотая.

— Да? А хотел бы я знать, во сколько же вы оцениваете мои труды?

— Ну… тысяч триста в месяц, плюс суточные на содержание. Много, конечно, не обещаю. Деликатесами можете не баловать. Зато какой благодарный слушатель и собеседник!

— А телесные наказания применять можно? — вкрадчиво поинтересовался Грубер.

— Сколько угодно — лишь бы это не отразилось на его рассудочной деятельности.

— Э! — впервые за все время подал голос Мелешко. — На это я не согласен.

— Ого! Оно умеет разговаривать, — иронично хмыкнул Грубер.

— Я могу еще и по шее надавать, не посмотрю и на седины, — взбеленился Алексей.

— Ну-ка, ну-ка, попробуй, — Грубер неожиданно подскочил к нему вплотную и воинственно выпятил грудь. Вид сухонького, маленького старичка, задирающего коренастого верзилу, мог вызвать только смех и энергичное покручивание пальцем у виска. Но Надеждин прекрасно знал способности Грубера — и потому притих в ожидании развязки.

— Да идите вы, — отмахнулся Алексей, остывая. — Я просто так сказал, без задней мысли.

— Мужчина ничего не должен говорить просто так, — назидательно произнес Грубер. — Вот и прошу — дайте мне по шее. Ну!

За Мелешко, как оказалось, числилось еще одно достоинство: его никогда не приходилось упрашивать дважды. Он упруго вскочил на ноги и попытался сцапать Федота Федотовича за шиворот.

Не тут-то было: жилистая ручка Грубера описала дугу и перехватила кисть противника на полпути.

Цепкие пальцы вцепились Алексею в запястье, рывок и… Мелешко словно переломился напополам. Комнату огласил истошный вопль, за которым последовал блестящий набор матерных ругательств. Алексей рухнул на потертый коврик, притиснув пострадавшую конечность к животу, а Федот Федотович сменил воинственную позу на нравоучительную.

— Урок первый. Джиу-джитсу, — провозгласил он, устремив указующий перст к потолку. — Профессиональная борьба старых филеров еще с дореволюционных времен. Все эти карате, дзюдо по сравнению с ней — детские забавы. Джиу-джитсу — наука убивать и парализовывать без значительных усилий. Только ловкость, реакция и знание. Что ж, — Грубер подмигнул Надеждину, беру молодца в науку, так и быть.

— О! Федот Федотович! — Надеждин прижал руку к сердцу. — Кроме вас, мне и надеяться не на кого. Да, только одна маленькая просьба…

— ?

— Об этом ученике никто не должен знать.

Никто — понимаете?

— Сережа! Вы что, держите меня за идиота? — вспылил Грубер. — Сначала вы приводите ко мне молодого человека, которого я… я, знающий и рожи, и способности всех деятелей вашего аппарата от сержанта до начальника, и во сне раньше не видел. Приводите, просите обучить за три месяца и платите за это. А потом излагаете просьбу, которую я нахожу бестактной.

— Но почему? — изумился Надеждин.

— Почему? — лукаво прищурился Федот Федотович. — Ты думаешь, что я старый кретин? Что я не понимаю, к чему эта возня? Тебе нужен тайный агент! А ты, Сережа, просто неблагодарный щенок. Проваливай и приходи через три месяца — посмотришь, на что способен старик Грубер. Да!

Не забудь прислать ему штаны поприличнее и дюжину исподнего. Ты еще здесь?

До конца назначенного срока Сергей, конечно, не выдержал. К старику он, из чистого любопытства, наведался через месяц. Во дворе его никто не встретил. Надеждин на цыпочках подкрался к приоткрытой двери гостиной, откуда доносился хрипловатый басок Грубера. Судя по всему, старик читал лекцию.

О! Что то была за лекция! Убери из нее некоторые словесные излишества она бы украсила и университетскую аудиторию.

— Некоторые слюнтяи, — раздраженно вычитывал Федот Федотович, полагают, что клиента можно вести из автомобиля. Должен заметить: ничто так не привлекает внимания, как вид двух или трех баранов в салоне машины с видом жидов на богомолье. Запомни! Ты всегда должен быть где-то рядом с клиентом, чтобы видеть каждое движение его рук, ног, глаз. Особенно глаза! Рожа Профессионала ничего не выражает, а вот глаза…

О! Глаза всегда выдадут объект его внимания. Но!

Запомни: никогда ни на кого не смотри прямо.

Клиента ты должен видеть боковым, периферическим зрением, а это великое искусство. Твои глаза не должны бегать, как у сопляка, обожравшегося зеленых абрикосов. Бегающий взгляд характерен для бездарных сексотов, воришек и барыг[1].

Твое внимание должно быть якобы нацелено на какой-нибудь предмет. Некоторые идиоты избирают таким объектом муху на потолке. Дурацкий трюк и газета. Лучше всего — красивая баба, на нее можно глядеть до бесконечности, можно и пофлиртовать. А все это время твой мозг и твои глаза должны быть нацелены только на клиента.

Федот Федотович выдержал достойную паузу.

— Итак! О своем клиенте ты должен знать все, выяснить заранее его повадки и привычки, его психологию понять, вкусы. Как? Ха… Вспомни дедуктивный метод. Одежда, прическа, ботинки, духи, часы. Все это указатели, и просчитывать их твоя голова должна не хуже компьютера. Но о приметах и их трактовке поговорим позже. Зачем тебе сейчас такое знание? А затем, что ты должен опережать своего клиента, предугадывать его действия. Ты должен догадываться, когда он повернет голову, когда перейдет улицу, перед какой витриной или киоском остановится. Это чертовски трудно, особенно когда работаешь один.

Еще одна важная деталь — город, в котором работаешь, ты должен знать, как прыщик на носу.

И не просто — где какая улица, это таксисту надо.

А филер должен знать: в каком тупике мусорный ящик без крышки, в каком киоске торгует армянин с откушенным ухом, в каком переулке тебе на голову выльют ведро помоев и где ты свалишься в канаву. Уж и не говорю о проходных дворах и подъездах, подвалах и чердаках — тут твое рабочее место. В самом захудалом бордельчике ты должен быть своим парнем, но упаси Господи переиграть или нахально лезть с вопросами. Запомни: будут считать за своего и уважать — сами все расскажут.

Язык был и остается главным врагом человечества, нужно только уметь этот язык развязать.

— Ух… — Грубер утер пот и сокрушенно вздохнул. — Раньше-то было проще… А теперь — понастроили домов, жителей миллион… Однако на сегодня теории хватит. Эй! Сережа! Хватит торчать под дверью! Заходи!

Надеждин вздрогнул от неожиданности и шагнул в гостиную.

— Да, Федот Федотович! Вижу, всерьез взялись за моего протеже, Надеждин сердечно пожал сухую ладошку «последнего из детективов».

Задержал на секунду тяжелую лапу Алексея, оглядел внимательно. Алексей широко осклабился и больно стиснул руку Сергея. — Полегче, деточка, сморщился Сергей. — Ну что, Федот Федотович, будет из парня толк?

— А!.. — пренебрежительно отмахнулся Грубер. — Поработай я с ним годочков десять, может, и получилось бы что. А так… сертификат с полуфабрикатом, но память у мерзавца феноменальная — этого не отнимешь. И рожа неброская. Э! Лешка! Да ты чего расселся? Ну-ка, сгоняй в поселок за пивком, да бычков вяленых у Фимки прихвати. Давай — мухой.

Алексей, видимо, привык уже к подобному обращению и без лишних споров удалился. Сергей хотел было завязать светскую беседу, да Грубер неожиданно исчез вслед за своим учеником.

Надеждин только пожал плечами, затем скинул пиджачок, пододвинул к креслу стул и принял позу «отдыхающего янки». В его распоряжении был еще часик свободного времени, и такое его препровождение Сергея вполне устраивало.

Запыхавшийся Грубер материализовался в гостиной через полчаса. С ходу плюхнулся на аляповатый диванчик, сложил руки на коленях и застыл с видом авиапассажира перед вылетом.

Еще через пару минут в комнату, насвистывая, протопал Алексей и принялся деловито выгружать на стол из пакета пивные бутылки, буханку хлеба и сушеных бычков в связке.

— И где это тебя так долго черти носили? — сурово вопросил старый детектив. — Опять со Светкой-кассиршей лясы точил? И она тебя на стольник обсчитала, как всегда? А… виноват… на Чапаева ты чуть не набил морду мудаку на иномарке, который, припарковываясь, обляпал тебя грязью?

— Да, Федот Федотович, — кротко признал Алексей, — грязью из той самой лужи, в которую вы нечаянно угодили, когда перебегали дорогу.

Надеждин разразился таким громовым хохотом, что племянник Грубера на улице вздрогнул, проснулся и даже неимоверным усилием воли попытался сесть в своем гамаке. Однако это ему не удалось.

— Значит, вы следили друг за другом, — сквозь смех выдавил Надеждин. Вот так цирк.

— Цирк, Сереженька, в ночном кабаре Михаила Давидовича, — сердито насупился Грубер, — а здесь процесс обучения, и лично я не нахожу повода для вашего ржания.

— Да, конечно, Федот Федотович, — все еще всхлипывая, повинился Сергей. — Но согласитесь: этот, с вашего позволения, сопляк обставил вас по всем статьям.

— Ладно, ладно, — проворчал Грубер примирительно. — Я действительно промочил ноги в этой проклятой луже — и плох тот ученик, который не превзошел своего учителя. А знаешь, Сережа, мне ведь жалко будет расставаться с Алексеем.

Может… — Грубер замялся, — продлить курс учебы, ну… на год хотя бы… А?

— С удовольствием, но… — Надеждин развел руками. — Впрочем, я ведь вас не разлучаю.

Федот Федотович в ответ лишь сокрушенно вздохнул и пошел менять носки.

…В конце октября, после еженедельного совещания в кабинете начальника Управления, Надеждин умышленно замешкался. На вопросительный взгляд шефа пояснил коротко:

— Прошу пятнадцать минут, Александр Фомич.

— О, ради Бога, — развел руками Горский. — Я уделю тебе целых двадцать. Ну что мнешься?

Садись, выкладывай, можно курить.

— А дело вот какое. У меня в отделе две вакантные офицерские должности. Есть на одну подходящая кандидатура.

— Так в чем загвоздка? Оформляй — на это и не нужно моего разрешения. Я ведь даже разрешил тебе брать людей из других отделов по усмотрению.

— Понимаете… У него нет звания и образование — десять классов плюс армия.

— Ну… тоже не беда… Если человек толковый, закончит параллельно школу милиции заочно.

Одной звездочки ему хватит. При нынешнем дефиците кадров все можно.

— Спасибо. Но главная просьба даже не в этом.

— Очередной прожект? — прищурился Горский.

— В самую «десятку» попали, Александр Фомич, — развел руками Надеждин. — Только не прожект, а, я бы сказал, эксперимент.

— Ох, не нравятся мне твои эксперименты, — покачал головой Горский. Верней, не вижу пока конкретных результатов.

— Пока…

— Надеюсь… Ну, выкладывай.

— Мне нужен особый сотрудник, — подался вперед Надеждин, — секретный. Не будет у него в подчинении людей, работа совершенно автономная. Он не должен появляться в Управлении, и, главное, никто, кроме меня, не должен знать его лично. Ну… через отдел кадров, конечно, проведем, но без фото, без личного дела. Задания будет получать только от меня, и никаких отчетов, рапортов. Эдакий «блуждающий форвард». Понимаете, что я имею в виду?

Горский встал, подошел к окну. Минуту стоял в раздумье, спиной к Надеждину. Наконец покачался на носках и протянул:

— Идею не назовешь свежей и оригинальной.

У наших коллег из службы безопасности ба-альшой опыт. Но в системе МВД как-то не практиковалось. — Повернулся к Надеждину лицом и присел на подоконник. — Пожалуй, попробовать можно, но… не знаю. Я рисковать буду головой — если соглашусь. Представляешь? Офицер, сотрудник Управления, которого в глаза никто не видел, неизвестно чем занимающийся… Полная бесконтрольность и при этом законный оклад. Да еще суммы энные понадобятся. Ведь понадобятся?

— Угу. — подтвердил Сергей.

— Вот… Очень скользкий вариант.

— Но в случае нужды у нас найдутся и оправдания, не так ли? И вот, Надеждин выложил на стол папочку, главный свой козырь.

— Что это? — вопросительно поднял бровь Горский.

— А вы посмотрите, посмотрите… Любопытнейшие документы.

Горский неторопливо вернулся к столу, раскрыл папку, быстро перелистал все двадцать страниц с ротапринтным текстом, просмотрел фотографии. Еще раз пересчитал листки и испуганно ахнул:

— Черт возьми! Что, все двадцать?

— Абсолютно все мои сотрудники, — угрюмо подтвердил Надеждин.

В папке хранились досье. Полнейшие досье с фотографиями и комментариями, с биографией, семейным положением и характеристикой. Только взяты эти досье были не из картотеки Управления, а изъяты у Леонида Крюкова, воровского авторитета по кличке Бык, при обыске. А до типографии, где печатались подобные шедевры, и до их авторов Надеждин пока еще не добрался.

— Где взял? — Генерал нахмурился и по выражению его лица Надеждин понял: безмятежное настроение шефа улетучилось и сейчас начнется, как шутили подчиненные Горского, «охота на ведьм».

— У Леньки Быка нашли, — коротко пояснил Надеждин. — Есть основания полагать, что подобные копии имеются у многих деляг, имеющих дело с наркобизнесом.

— Почему сразу не показал?

— Ждал удобного момента, — честно признался Надеждин. — И потом… Не хотелось расстраивать вас.

— Гляди ты, заботливый какой выискался, — вспылил Горский. Затем помолчал и добавил: — А между прочим, тут и кто-то из нашего отдела кадров руку приложил. А?

Сергей молча пожал плечами.

— Ну, сукины дети, — продолжал генерал, все больше и больше заводясь. Я доберусь. Я им!

Ты вот что: бери этого парня в секретные сотрудники. Найдешь еще кого бери. И деньги найдем. Хотя бы из совместной программы с ФБР Я деньги у Москвы из горла выцарапаю. И пусть только кто вякнет! Я этим… — Горский потряс в воздухе папкой так, что листы посыпались из нее во все стороны. Я этим им по е…лу! Все, — промокнул платочком пот со лба, отрезал жестко. — Отдел у тебя особый, и город у нас особый. Значит, имеем право! И квартиры явочные оборудуем, и транспорт выделим. Добьюсь. Иди — работай…

4

Подался! Ох как хорошо подался тугой узел в руках Надеждина после донесения Алексея. А то ведь и зубами уцепить не мог. И так, и эдак подходил, а толку никакого. А тут и собственный узелок — на удавке для оч-чень скользкого авторитета, — вязаться начал. Смотался Сергей для начала в Сочи, переговорил тет-а-тет со старинным дружком-приятелем Генкой Забелиным. Кое-что выяснил, и содействие обещали.

А план в голове сложился сразу, но такой…

Вечером третьего дня, после звонка Мелешко, собрал Надеждин у себя на квартире старших инспекторов Трое их было в отделе, все «выдвиженцы» Надеждина.

Русоволосый, голубоглазый гигант Володя Бачей — бывший участковый, из «афганцев». Железный, жесткий мужик, чуть медлительный в мыслях, но не в действии.

Его противоположность, Жора Литовченко, маленький, чернявый, словно жук, ни секунды не сидящий на одном месте. Настоящая казацкая косточка, из тех самых Литовченков, которые в кубанском казачестве всегда были рубаки не последние Этого Надеждин перетянул к себе из ОМОНа.

И, наконец, сонливый увалень, всезнайка Андрей Залужный. Этот ушел из уголовного розыска под аплодисменты сотрудников, которые терпеть не могли Андрея за острый язык и чудовищную, непостижимую осведомленность о личной жизни всех и каждого.

Потчевал гостей Сергей холостяцкой яичницей, салатом из помидоров да огурцов с луком да еще нарубил крупными ломтями палку сухой «Московской» колбасы.

Скромную закуску под бутылочку охлажденной водки «Распутин» размели в мгновение ока.

Пришлось пожертвовать резервными консервами.

После ужина перешли в комнату, еще не утратившую обаяния женского присутствия — Татьяна, бывшая жена Сергея, съехала всего месяц назад.

Сергей плотно притворил дверь комнаты и задернул шторы. Загадочные приготовления насторожили его «гвардию».

— Предстоит серьезный разговор, шеф? — осведомился прямодушный Володя Бачей.

— Более чем, — многозначительно кивнул Надеждин. — Иначе собрал бы вас на работе. Рассаживайтесь поудобнее в кресла.

Заинтригованные детективы поспешили занять свободные кресла и моментально так задымили комнату, что Сергею пришлось поднять шторы и распахнуть окно, а затем говорить вполголоса.

Начал он с сообщения о действиях всем хорошо известного в отделе Валеры Меченого в последние два месяца, затем обнародовал донесение Алексея Мелешко и, наконец, поделился кое-какими собственными соображениями. Под конец предложил собравшимся высказывать свою точку зрения.

Первым, на правах самого старшего и многоопытного, высказался Андрей Залужный.

— Гм… — начал он многозначительно. — Дельце подходящее… весьма вероятно. По имеющимся у меня, — важно подчеркнул, — сведениям, некто в Южанске, а точней, всеми нами не уважаемый Семен Семеныч Безредко кличка Император, — должен в октябре получить солидную партию героина. Думаю, это она самая и есть.

— Почему из Сочи и от кого? — тотчас вмешался дотошный Жора Литовченко. Залужный пожал плечами в ответ.

— Думаю, что могу кое-что прояснить, — помог ему Сергей. — Почему именно из Сочи — я и сам не знаю, возможно, у кого-то из сочинцев личный канал, а от кого… Тут, ребята, дело очень серьезное. Ни с чем подобным мы пока, и к счастью, еще не сталкивались. А ключ к разгадке вот какой: главой какого совместного предприятия состоит Семен Семеныч Безредко?

— Ну… предприятие «Либерти»… — припомнил Литовченко.

— Правильно, — хлопнул себя по лбу Залужный. — Первое совместное российско-колумбийское предприятие. Ха! Какой, спрашивается, интерес может быть у Колумбии к российской глубинке, и наоборот? Помните, мы еще год назад, когда Сеня начал разворачиваться, догадывались, а теперь… Ну, Сеня, ну, Император! Какой молодец, а?

— Постой, постой, — охладил его Володя Бачей, — положим, все вписывается, известно, что Меченый — правая рука Сени Императора. Но! многозначительно поднял указательный палец Володя. — И Сеня, и Меченый фигуры крупные в уголовном мире. Самолично давно уже рук не марают потому и неуязвимы. А тут вдруг Валера собственноручно повезет товар, рискуя засыпаться, да еще и Сеню завалить! Как-то натянуто…

— Нет! — торжествующе изрек Залужный. — Сам Валера и повезет. А почему? — Он выдержал эффектную паузу. — С кем Сеня Император имеет совместный бизнес и делит сферы влияния?

— С Гиви Кахетинцем, — быстро выпалил Жора.

— Браво, малыш! Так и есть, — похлопал ему в ладоши Залужный. — Но! Гиви, конечно, боевой парень, но недалекий. Сене, если честно, он и на хрен не нужен. Я был бы очень удивлен, если бы Сеня рано или поздно не послал Гиви с его ребятами к порочной матери. А тут дело, да какое, наклевывается. И, заметьте, исключительно трудами Семен Семеныча. Кому, ну кому, спрашивается, Император может доверить доставку такого товара, да еще, вероятно, и первой партии? Гиви так и пасет сейчас каждый его шаг. Он же понимает, что неспроста эти липовые совместные предприятия с Колумбией. Думаю, потому и не самый известный канал, через Сочи, потому Меченый и мозги пудрит своими непонятными поездками, что рассчитано это в первую очередь на Гиви. А нас. нас, полагаю, даже в расчет не берут.

— Правильно, — подал голос молчавший во время дискуссии Надеждин. Только Меченому Император и может доверить товар. Только… если возьмет Валера героин десятого октября в Сочи — это я буду знать точно, но не это меня волнует.

— А что? — недоуменно вытаращился Залужный.

— Ну… вот взял Валера героин, — прищурился Надеждин. — Повез… Что мы будем делать?

— Как что? — неуверенно начал Залужный. — Прихлопнем с поличным, конфискуем товар… Не отвертятся…

— Ну-ка, постой, Андрюша, — Жора Литовченко подался вперед всем телом. — Шеф! Как понял, у тебя имеются особые соображения?

— Ты правильно понял, — тихо сказал Сергей. — Я думаю так…

Рассказывал долго, обстоятельно, стараясь не упускать ни малейшей детали из того, что уже проварилось, переболело в голове. Закончил так:

— И усвойте: дело это миллионное, а потому в ход будет пущено все. Детские игры закончились.

Или мы — или нас. А Валера Меченый лично нам не нужен — нам нужны его знания. Хотя в движении вперед мы не можем оставлять никого за спиной. Или мы — или нас! И еще: сами понимаете — я предлагаю совершенно противозаконный ход.

Если вы все скажете «да», то своим решением и последующими действиями мы будем связаны на всю жизнь.

Надеждин закончил. В полной тишине прошла целая минута. Первым опомнился Володя Бачей.

— А если кто скажет «нет»? — прохрипел он.

— Тогда будем считать, что разговора не было.

— Хорошо. Я говорю «да». Мне это дело нравится.

— Жора?

Литовченко пожал плечами и пренебрежительно процедил сквозь зубы:

— Бывали и не в таких переделках.

— Андрей?

Толстяк неторопливо извлек из нагрудного кармана расческу и старательно прогулялся по лысеющей голове. Сдунув с зубцов очередную жертву гормональных потрясений, сунул расческу уже в задний карман и вздохнул:

— Я, разумеется, за. Но только дело и вправду нешуточное. Тут мы рискуем головой, как минимум.

— Но и мы люди серьезные, а, шеф? — Бачей Подмигнул Надеждину и подвинулся со стулом поближе к нему. — Давай обсудим детали. И первая механизм подмены. Что-то я не очень уяснил…

— Есть у меня один парень, — ухмыльнулся Сергей. — Он не то что вылитый Меченый, но похож. Гримера хорошего найдем, главное — чтоб со спины походил. Это раз. Технику отработаем, на пароме я был, присмотрелся, но придется еще поработать. Сегодня двадцатое сентября. У нас еще больше двух недель. Да и, черт возьми, даже если на каком этапе осечка выйдет… Тогда поведем дело как обычно, официально. В конце концов, не такой уж и риск большой.

— А этот твой парень, это тот, секретный, да? — скорчил хитрую мину Залужный.

— Именно он, — не стал отрицать Надеждин. — Только тебе, Андрюша, лучше не прыгать выше головы. Усек?

— Усек, — вздохнул Залужный и тоскливо поглядел на свет сквозь донышко пустой рюмки.

…Паром «Абхазия» вышел из Сочи согласно графику, в двадцать ноль-ноль, нормально прошел пролив и тащился по Азовскому, намереваясь прибыть к восьми. Но уже в семь тридцать служебная «Волга» Надеждина приткнулась у Третьего пирса в Южанске, куда должен был причалить паром. Сергей отпустил шофера и сам сидел за рулем.

Погода испортилась еще неделю назад. С мор дул холодный порывистый норд, сметая с набережной мокрые листья. Ветер нес с собой соленую водяную пыль, одинокие прохожие, поднимая воротники, сердито воротили лица от расходившегося моря. Сергей включил печку. В тепле его быстро разморило, и он едва не задремал. Зуммер радиотелефона заставил Сергея вздрогнуть и быстро снять трубку.

— Здорово, старина, — голос Гены Забелина сквозь радиопомехи звучал глухо и хрипло. — Как там у вас погодка?

— Да не балует, — посетовал Надеждин. — Ну что там наш дружок?

— Да ничего предосудительного. Провел в городе ровно двадцать часов. Вначале побывал в конторе частной лавочки «Технополис», знаешь такую?

— Да, посреднические операции со смазочными материалами и запчастями для иномарок.

— Точно. Провел там три часа. Затем отобедал в ресторане «Океан» в гордом одиночестве Три часа отдыхал в номере гостиницы «Мацеста».

А вечером, вот хохма, посетил концертный зал — тут у нас «Машина времени» на гастролях После концерта закатил в казино, там и засиделся до шести ноль-ноль.

— Так… А детали?

— Ни с кем не встречался — только в «Технополисе», в руках ничего Все время находился на виду. Да! К его машине никто не подходил, так что… полный ажур.

— Это все? — разочарованно уточнил Сергей.

— Хе-хе-хе, — рассыпался бесовским смешком Забелин. — Знаю, знаю, чего ждешь… Короче: по дороге в порт пробил передние скаты, а тут, на счастье, маленькая такая мастерская у дороги.

Перебортировали за пять минут — там двое ребят работают, недавно, видать, классные мастера. Ребят этих мы даже успели проверить — никакого компромата. Понял?

— Угу…

— В порту, на погрузке, таможенники осмотрели автомобиль — ничего. И еще: следом за клиентом от станции техобслуживания пошел черный «Форд» ТТЛР 54–45 с тремя крутыми ребятами в салоне. Похоже, охрана. У меня все.

— Генчик, спасибо тебе огромное, с меня причитается, — Сергей щелкнул в воздухе пальцами и повесил трубку. Приоткрыл дверь. Волна свежего воздуха ворвалась в салон и взбодрила.

Сергей неторопливо достал из сумки термос с кофе, с наслаждением сделал два больших обжигающих глотка. Затем извлек портативную армейскую рацию. Она обеспечивала прием в радиусе ста километров. «Абхазия», по расчетам, уже вошла в зону приема. Выдвинув антенну, Сергей настроился на волну и нажал кнопку общего вызова. Поднес рацию к губам:

— Здесь Первый, Первый… Как слышите?

Эфир вначале ответил лишь легким потрескиванием, а потом, словно из внеземных миров, донеслись голоса:

— Второй слышит хорошо… Третий на связи…

Четвертый — доброе утро… Пятый… все о'кей.

Надеждин удовлетворенно выслушал перекличку, затем набрал в грудь побольше воздуха и решительно оповестил:

— Всем, всем, всем… Пациент серьезно болен. Приступаем к операции. Удачи всем!

Паром «Абхазия» утробно взревел, неторопливо обогнул мол и вошел в гавань. Несмотря на изрядную болтанку, стальная громада казалась совершенно неподвижной и несокрушимой. Она уверенно дробила тупым носом волну и неумолимо приближалась к третьему пирсу — месту швартовки.

На палубах судна засуетились пассажиры. Из бара в коридор вышел высокий элегантный мужчина лет сорока. Темно-серый костюм, галстук модной яркой расцветки. Коротко стриженные черные волосы поблескивали на висках ранней сединой. Портрет дополняли аккуратные холеные усики. Глаза прятались под большими дымчатыми стеклами в тонкой оправе.

Глянь кто из старых друзей на Валеру Меченого в этот момент — не узнал бы. Уж такие времена настали — старого рецидивиста не отличишь по внешнему виду от директора завода или заслуженного депутата.

Меченый неторопливо прошагал по коридору мимо многочисленных дверей кают к лесенке, ведущей в отсек — автостоянку. Уже собрался свернуть за угол — и тут лицом к лицу столкнулся со здоровенным голубоглазым блондином. Меченый даже ойкнуть не успел, как дверь последней в ряду каюты отворилась — как раз справа от него, голубоглазый гигант легким, как могло показаться со стороны, толчком зашвырнул Меченого в каюту.

Дверь за Меченым тотчас затворилась.

Володя Бачей огляделся по сторонам. В противоположном конце коридора о чем-то оживленно спорила юная парочка, инцидента они явно не заметили. Больше в коридоре никого не было. Бачей поправил рукой прическу, глянул на часы и скрылся в каюте, за дверью которой только что исчез Меченый.

Ровно через десять минут, когда в коридоре уже стало довольно людно, из каюты вышел Алексей Мелешко, и… отличить его от Меченого в трех шагах было просто невозможно. Те же манеры, та же походка, прическа, усы. Ну а костюм, галстук и очки Алексей позаимствовал у самого Меченого.

Спустившись на автостоянку, Алексей косо зыркнул на троицу в «Форде» они припарковались в том же ряду, через две автомашины — и неторопливо забрался в «девятку» Меченого. Похоже, подмена прошла.

Компанию, собравшуюся в салоне «Форда», трудно было назвать веселенькой, но уж подозрительной — точно. За рулем расплылся во всю ширь массивной туши угрюмый субъект с обезьяньей челюстью. Рядом с ним примостился бритоголовый ублюдок с переломанным в двух местах носом и разнокалиберными ушами. Физиономия его, казалось, вобрала в себя все цвета радуги, и это придавало ей неповторимый оттенок особой порочности.

На заднем сиденье развалилось некое бесцветное существо без особых примет. Тем не менее его тусклый взгляд, синева под глазами и отрешенное выражение почему-то наводили на мысль о похоронном ритуале.

Машину ребята тоже подобрали себе под стать: старый, слоноподобный «Форд» со стальной балкой вместо переднего бампера, черный и облезлый.

Красная «девятка» Меченого уже съехала на пирс, когда «Форд» тронулся с места. Тут все три его обитателя, словно по команде, повернули головы налево Их внимание привлекла служебная «Волга» начальника отдела по борьбе с наркотиками, маячившая невдалеке. Рядом с машиной на промозглом ветру торчал и хозяин. Он оживленно беседовал с двумя омоновцами и при этом активно жестикулировал, указывая в сторону парома Водитель «Форда» тихо, но внятно выматерился, потом озабоченно буркнул:

— Как бы не заметил…

— Не межуйся, не заметут, — его сосед зло сплюнул сквозь приоткрытое окошко. — Для Меченого у них грабли коротки.

Красная «девятка» между тем уже въезжала под арку таможни. Перед зданием таможни машины перестраивались в два ряда. «Форд» вильнул в правый так, чтобы из него все время просматривалась «девятка» Меченого.

Таможенный досмотр прошел благополучно.

Таможенники без особого рвения оглядели машину Меченого, заглянули в салон, в багажник — нигде ничего предосудительного. Шлагбаум поднялся, и одновременно облегченно вздохнули трое в «Форде».

Досмотр их машины между тем тоже подходил к концу, и через минуту «Форд» уже мчался по набережной, стараясь не отстать от лихо рвущейся вперед «девятки».

Минут десять обе машины уверенно глотали километры, а затем «девятка» свернула вправо и нырнула в боковую малолюдную улочку. Бритоголовый недоуменно втянул голову в плечи:

— Куда это он?

— На… на Калантыровку, — изумился и мрачный водитель.

— Он что, двинулся? — уточнил бритоголовый.

В ответ водитель только пожал плечами и повторил маневр «девятки». По сторонам замелькали облезлые приземистые строения, мусорные баки, доверху набитые отбросами. Улочки становились все уже и кривей. «Девятка», почти не снижая скорости, неслась по ним, распугивая прохожих, а потом вдруг вильнула в проулок. «Форд», взвизгнув тормозами, лихо вырулил за ней и…

Грохот всколыхнул тихую улочку — и тотчас из окон домов, подъездов и подворотен выставились десятки голов с заинтригованными лицами. Их любопытство сразу нашло удовлетворение.

В переулке, в тесном соприкосновении со старыми коваными воротами, застыл автомобиль редкой конструкции и величины. Осколки лобового стекла щедро усыпали мостовую, а покореженная стальная балка, заменявшая бампер, наводила на грустные размышления о бренности всего земного.

В момент удара голова мрачного водителя вошла в молниеносный контакт с рулевым колесом. Низкий, шишковатый лоб его привык и не к таким потрясениям, потому смял хрупкую преграду-и теперь в руках водителя красовалось некое подобие авиационного штурвала. Бедняга так и застыл, изумленно тараща на этот полуфабрикат мутные глаза, а в них медленно угасали искорки вспыхнувшего на мгновение интеллекта.

Между тем бритоголовый вылетел из машины и загремел пудовыми кулачищами в решетку запертых ворот. Однако наибольшую прыть, как ни странно, проявил третий, самый неприметный.

Он ловко вскарабкался по ржавым завитушкам наверх, благополучно перелез через острые пики, скользнул вниз и отодвинул массивный засов.

Ворота распахнулись, изуродованный «Форд» под улюлюканье зрителей въехал во двор и уперся подбитым носом в еще одни, копия первых, ворота.

Только теперь чья-то неведомая рука заперла их снаружи, и закрывали они выезд на соседнюю улицу так плотно, что не всякая кошка проберется.

Обитатели квартала получили редкую возможность усладить свой слух набором виртуознейших ругательств, редких даже в Южанске, да еще в исполнении целого трио…

Наконец троица закончила и убралась в свое изуродованное авто. «Форд» с трудом развернулся в тесном дворике и с позором скрылся, оставив на память груду битых стекол. Между тем еще одна машина — неприметный «москвичек» с частными номерами — уже въехала на улицу загородного дачного поселка, расположенного довольно далеко от Южанска, на самом морском берегу. По сторонам замелькали разномастные и разнокалиберные домики, но «Москвич» проскочил улицу и устремился к одиноко стоящей у самого побережья даче, обнесенной добротным забором.

5

В салоне «Москвича», втиснутый между дюжим Володей Бачеем и толстым Залужным, осоловело таращил глаза Меченый. Очухался он недавно и теперь старательно пялился по сторонам, стараясь определить — куда несла нелегкая.

«Москвич» вполз в створ приоткрывшихся навстречу ворот и по наклонной асфальтовой дорожке скатился вниз — в подвальный гараж.

— Выходи, — скомандовал Меченому Бачей.

Меченый, охая, с трудом выбрался из машины.

— Не оглядываться, руки за голову!

Меченый послушно выполнил эту команду — дергаться ему пока не было резона. К тому же агрессивный толстяк неучтиво подтолкнул его в спину стволом «Макарова». Меченый проследовал указанным маршрутом и уткнулся в приземистую, обитую железом дверь. Не дожидаясь указаний, распахнул дверь, неуверенно шагнул и оказался в узком темном коридорчике.

— Вперед, — властно подсказал голос за спиной. Меченый, пошатываясь, продолжил путь в неведомое.

В конце коридор привел его в крохотную квадратную комнату без окон.

Что-то эта комната неуловимо напоминала многоопытному рецидивисту. Меченый поднапрягся и вспомнил: точь-в-точь одиночная камера в следственном изоляторе старой Южанской «предвариловки»! Посередине — грубо сработанный, допотопный стол в чернильных пятнах. По бокам стола — пара стульев, прихваченных крепежкой к полу. Ржавая раковина с умывальником в углу — вот и вся обстановка.

Правда, два предмета в странной комнате не вписывались в общее настроение — мощная лампа без абажура под потолком и электрокамин.

И все же Меченый прекрасно понял предназначение и этих вещей…

— Садись!

Меченый примостился осторожно на самом краешке стула и замер, ожидая развития событий.

Ждать пришлось недолго. Скрипнула дверь, сзади послышались уверенные шаги, и перед ним предстал высокий смуглолицый мужчина лет тридцати. У Меченого от изумления приоткрылс рот, и он неуверенно осведомился:

— Э-э… майор Надеждин?

— Точно так, — подтвердил Сергей.

Тут в облике Валеры Меченого произошла разительная перемена: он выпрямился, посуровел, закинул ногу за ногу и презрительно процедил:

— Я вижу, милиция стала прибегать к бандитским методам. Что ж, при таком руководстве от нее трудно ожидать другого, Как я понимаю, даже санкции на арест у вас нет. Так что потрудитесь объясниться, гражданин начальник.

— Володя, объясни ему, — ласково попросил Надеждин.

Бачей, стоявший за спиной Меченого, вздохнул, поднял увесистый кулак и тяжело уронил его на голову подопечного. Валера кувыркнулся со своего убогого стула и растянулся на цементном полу.

— Ого! — испугался Сергей. — Полегче, Володя, ты выбьешь из его головы сведения быстрей, чем мы успеем их записать.

Бачей пожал плечами и направился к раковине. Не обнаружив поблизости подходящей посуды, снял с гвоздя умывальник, вернулся к безжизненному телу и выплеснул на голову Меченого немного воды. Меченый шевельнулся и слабо застонал. Владимир повторил водную процедуру и удовлетворенно хмыкнул пациент скорчился, затем с невероятными усилиями уселся на полу и тупо уставился на ботинки Бачея.

Тот дал ему время вволю полюбоваться своими штиблетами, но, когда глаза Меченого приобрели осмысленное выражение, грубо схватил беднягу за шиворот и водрузил на прежнее место.

Надеждин услужливо протянул Меченому пачку «Кэмела», от вида которой того едва не стошнило. Но Валера мужественно проглотил горький комок и хрипло выдавил:

— Что нужно, начальник?

— О! Такой тон мне уже нравится, — Сергей присел на стул напротив Меченого. — Нужно мне всего ничего: где и от кого получили героин, где складируете, куда отправляете. Да ты сам прекрасно знаешь, что меня интересует…

— Что-то я не пойму, о чем речь, — Меченый недоуменно развел руками.

— Ну… так уж и не поймешь… — хмыкнул Надеждин. — Хорошо — объясню. В машине у тебя героин, полученный из Колумбии через Сочи. Вот о нем и расскажешь. И не думай, что спрятал свое гнилое нутро под фирменными шмотками. Я-то знаю: каким ты говном был, таким и остался. Так что не понтуйся.

— Но и ты меня на понт не бери, начальник, — Меченый сгорбился, с ненавистью глядя Надеждину прямо в глаза. — Тачка не моя, я ее по доверенности взял — это по всем ксивам[2] видно. Что вы там у меня нашли — я и во сне не ведаю. Может, сами подсунули, а теперь дело шьете. Где протокол изъятия, где понятые?

— Прав ты, Валерочка, прав, — вздохнул Надеждин. — Только одного ты не знаешь, но я, так и быть, поясню. Никакого протокола, никаких понятых не будет, и дела тоже никакого нет.

— Как так? — Меченый изумился искренне.

— А вот так: не знаю, кому вы перешли дорожку, да только сверху, с такой высоты, что и не видно, пришел приказ, негласный, на вашу ликвидацию. Тебя я имею в виду и Сеню Императора.

А сдал вас дружок, Гиви Кахетинец.

— Фуфло![3] — рванулся с места Меченый, но тяжелая рука Бачея прижала его к стулу.

— Нет, не фуфло, — покачал головой Надеждин. — Я тебе больше скажу. Операцию по твоей ликвидации я веду на свой страх и риск — по приказу того, сверху. Где ты и что с тобой, не знает ни единая живая душа — ни в нашей конторе, ни в твоей. Тебя уже нет, понял? И если ты не станешь колоться… Что ж… Места тут безлюдные, а на берегу дожидается катерок, а в катерке — кусок рельса. Крабы в окрестностях обалдеют от такого подарка.

— Мусор поганый! Падаль! Пинч вонючий! — Меченый исступленно рванул ворот рубахи, любезно одолженной еще в каюте Лешей Мелешко. — Знал бы раньше — сам бы тобой уже давно крабов кормил!

Володя с трудом удерживал его за плечи, но Меченый быстро сник и уронил голову на грудь.

— Возможно, возможно… Но сейчас мой фарт[4], - Надеждин оставался спокойным, однако Бачей заметил, как в ответ на угрозу дернулась на щеке его мышца и заиграли желваки. — Но оставим на время личную неприязнь, дружище. Есть один пунктик. Сене Императору крышка — это однозначно, а вот в отношении тебя есть у мен разрешение действовать по собственному усмотрению. Так что выбирай: либо ты в трогательно-повествовательной форме расскажешь все — тогда я поведу дело официальным путем, мне тоже нужны показатели. Завтра отвезем в уютную камеру, следователя мягкого подберем. Можешь на допросах нести что хочешь — опыта тебе не занимать. Но если нет, — Надеждин зловеще прищурился, тогда к крабам на ужин.

— А гарантии? — вдруг тихо осведомился Меченый.

— Гарантии? — Сергей искренне рассмеялся. — Гарантии? — повторил сквозь смех. — Не, Валера, ты просто редкий кретин. Думаешь, я не смогу выколотить из тебя все до точки? Поверь, сутки усиленной работы — и ты скажешь больше, чем знал когда-либо. Но тогда… — Надеждин склонился к Меченому, и тот увидел, как сузились и злобно сверкнули зрачки его собеседника. — Тогда тебя обязательно придется скормить бычкам, непарадный у тебя будет видок, да и вообще нам на земле двоим тесновато будет. А я пока против тебя ничего особого не имею и не хочу пачкать лишний раз руки даже о такую тварь, как ты. Понял? — Последнюю фразу Сергей почти выкрикнул. — Что, будешь говорить?

Меченый задумался на секунду и… отрицательно махнул головой.

— Он мне не верит, — Надеждин устало махнул рукой. — Володя, займись…

Невозмутимый Бачей пошарил где-то за дверью рукой, щелкнул выключатель, и комнату залил нестерпимо яркий свет. Владимир достал из кармана темные, солнцезащитные очки, водрузил их себе на нос. Затем обошел стул, на котором сидел Меченый, воткнул штепсель камина в розетку.

Камин быстро раскалился докрасна, и по комнате поползла жаркая удушливая волна. Меченый глядел на эти приготовления настороженно, старательно пытаясь скрыть свой испуг. Бачей не обращал на него ни малейшего внимания. Неторопливо снял пиджак и остался в одной рубахе с короткими рукавами, расстегнул верхнюю пуговицу и уселся напротив.

Надеждин вышел из комнаты, оставив собеседников наедине.

— Воды не получишь ни капли, — для начала проинформировал Бачей. — Бить я тебя больше не буду — слишком много чести для такого подонка.

А теперь перейдем к делу…

…Меченый держался семь часов. Бачей с Залужным меняли друг друга каждые полчаса. На третьем часу Меченый упал в обморок, и Владимиру пришлось нарушить обещание и снова прибегнуть к помощи умывальника. Заговорил Меченый, когда наручные часы на руке Залужного проиграли полночь.

— Ладно, падлы, — запекшимися губами прошептал он. — Буду колоться. Зовите своего начальника и… выруби ты эту проклятую печку.

Залужный тотчас выключил камин и иллюминацию, а заботливый Бачей споил Меченому две бутылки пепси-колы и даже предложил пузырь со льдом на голову.

Сергей не заставил себя долго ждать. Явился он с небольшим магнитофоном в руках. Демонстративно выложил его на стол, вставил кассету и нажал кнопку записи.

Меченый недовольно покосился на магнитофон, но перечить не стал видимо, вспомнил, что юридического веса аудиозаписи по существующим в стране законам не имеют.

Говорил Валера долго и сбивчиво. Сергей не мешал ему, лишь изредка перебивал короткими вопросами. Наконец Меченый исчерпал весь, как и ожидалось, обширный запас знаний, откинулся на спинку стула и устало прикрыл глаза.

— Закончил? — больше для порядка уточнил Сергей.

Меченый, не размыкая век, кивнул.

— Хорошо. Володя! Отведи его — пусть поспит.

Бачей проводил Меченого в темную комнатушку под лестницей. Единственным предметом меблировки в ней был грубо сколоченный топчан.

Меченый, совершенно изможденный, тотчас же на него завалился. Владимир захлопнул тяжелую дверь, обитую железом, задвинул широкий засов и вернулся в комнату без окон.

На том стуле, где восседал Меченый, теперь обосновался Залужный, и Бачею пришлось пристроиться в углу, на перевернутом вверх дном ведре.

Все трое молчали, и у каждого были на то свои причины. У Сергея с Залужным в отсутствие Владимира, видимо, произошел неприятный разговор. Теперь оба они ждали, что предложит Бачей.

Тот догадывался, чего от него ждут, но… не торопился.

— Ладно, господа мафиози, — пошутил Сергей, но шутка прозвучала весьма недвусмысленно, — что будем делать дальше?

— Как что? — деланно удивился Владимир. — Пусть проспится часика три, потом подымем и заставим повторить показания. Сверим записи — если наврал где, сразу и вылезет, а потом… Нужно пройтись по нашим следам и хорошенько проверить — не засветились ли где. Сене Императору не мешает всунуть кое-какую липовую информацию и…

Монолог Андрея был прерван противным писком, исходящим прямо из живота Владимира.

— Что это? — испуганно уставился на Баче Залужный.

Владимир рассмеялся, достал из-за пояса портативный передатчик и нажал красную кнопку приема.

— Эй вы, там! — прокричал передатчик голосом Жоры Литовченко. Откройте, наконец, эти чертовы ворота и отгоните собак — они сожрут мои пасхальные штаны.

Владимир исчез за дверью, и через минуту Жора, возбужденный и веселый, ввалился в комнату.

— Ну так, — заорал с порога. — Машину выпотрошили. Точно — героин в скатах, и по прикиду — на такие бабки, что вы и в мечтах не держите.

— Погоди, — жестом остановил его Надеждин. — Мы сейчас говорили о другом.

— Ну? — Жора сделал шаг вперед, пошарил глазами по сторонам, но, так как пристроиться было не на чем, остался стоять посреди комнаты.

— Меченый раскололся на все сто, — проинформировал его Залужный.

— Вот здорово сработали, — восхитился Жора. — Так за чем остановка?

На этот вопрос ответа не последовало. Жора обвел недоуменным взглядом товарищей по оружию и… понял. Сразу как-то сник, прислонился спиной к стене и полез в карман за сигаретами.

Щелкнул зажигалкой, затянулся глубоко и, сощурив правый глаз, как бы между прочим заметил:

— Мокренькое намечается дельце, а? — но рука его с сигаретой при этом дрогнула.

Теперь прорвало невозмутимого Володю Бачея. Причем, как он сам признался после, вывело его из равновесия именно это подрагивание Жориной руки. Владимир, словно ужаленный, взвился со своего ведра и, тяжело дыша, двинулся на Жору.

— Да! — зарычал он, бешено вращая глазами. — А то ты не понимал?! Да! Мокрое и грязное!

А ты как хотел? В белых перчатках? Они, пока гнил в Афгане, блядовали и жирели, и теперь с…т нам на головы, а мы с ними цацкаться будем? Пока мы с ними будем возиться в белых перчатках, они на нас белые тапочки натянут! Тысяча баксов — столько на их рынке твоя шкура стоит!

Жора, совершенно обалдевший от бешеной атаки флегмы Бачея, испуганно открыл рот. Сигарета упала, покатилась по полу и угодила прямо под каблук Владимира. Тот яростно растер ее, сплюнул, махнул рукой и пошел на место.

— Да я ведь ничего, — виновато захлопал ресницами Жора. — Я ничего против не имею. Если вы так решили… Только… Кто?

Владимир так и застыл, словно вопрос пригвоздил его к земле. Жора уставился пристально ему в спину, точно рассчитывал прочесть на ней ответ. Бачей медленно повернулся, и глаза его сверкнули:

— А никто!

— Как так? — оживился Литовченко.

— В чулане, — пояснил Владимир, — где сейчас Меченый, прямо над топчаном торчит обрезок водопроводной трубы. Другой конец трубы, тоже обрезанный, выходит в коридор. Хватит одного баллончика метана.

— Да… Ты, я вижу, хорошо подготовился, — криво ухмыльнулся Жора.

Владимир пожал плечами и поправил:

— Мы подготовились.

Теперь все трое вопросительно уставились на Сергея. Сергей сглотнул слюну и процедил сквозь зубы.

— Чему быть — того не миновать… Или мы их — или они нас.

6

Голубой «Москвич», пробуксовывая и подвывая, с трудом добрался до кромки прибоя и здесь остановился. Море ворчало глухо, наливаясь до краев злой и неукротимой силой. Шторм назревал солидный. Кое-где в разрывы между тучами испуганно проглядывали звезды и тотчас ныряли в растрепанные клочья небесной ваты.

Жора Литовченко и Володя Бачей, переругиваясь вполголоса, долго возились возле автомобиля. Наконец вывалили из багажника на песок большой мешок из грубой парусины и потащили его к подножию маленькой, невесть откуда вылезшей на голом месте скалы. Скала двумя мысиками выдавалась в море. Между мысами, образующими крохотную бухточку, плясал на волнах легкий катер.

Партнеры стащили мешок по узкой отлогой тропинке, то и дело рискуя свернуть себе шею.

Наконец перевалили груз через борт катера.

Мотор взревел, катер качнулся, отвалил от своей естественной пристани и понес пассажиров с их грузом прямо в глубь гостеприимно распахнутой пасти штормового моря. К счастью, волна пока не набрала должной высоты.

— Жора, жми на полную! — проорал на ухо Литовченко Бачей. — Через час тут будет такая заваруха!

Литовченко кивнул в знак согласия и перевел рукоятку газа на «полный ход». Мотор рявкнул, катер вздыбился и понесся, впарываясь носом в волну и рассыпая веером невидимые в темноте брызги.

Наконец Литовченко решил, что они забрались достаточно далеко. Он сбросил газ и зафиксировал штурвал, чтобы катер не развернуло боком к волне. Вдвоем они дружно ухватили мешок, крякнули и перебросили за борт. Мешок ушел под воду почти без всплеска И тут Жора пробормотал себе под нос что-то и набожно перекрестился. Бачей покосился на него, презрительно и сердито сплюнул вслед мешку. Бойкое суденышко развернулось и резво помчалось к далеким огням поселка.

Уже через час Владимир Бачей без стука вошел в кабинет Надеждина и в ответ на молчаливый вопрос утвердительно кивнул.

…Владимир Бачей пришел в отдел не случайно. Впрочем, у Надеждина не было случайных людей, но Бачея он выбрал за особое качество. Оно, это качество, без особого труда угадывалось. То было особо ценное для власть имущих и страшное качество: Владимир умел молча повиноваться, не задавая лишних вопросов и не мучаясь угрызениями совести. Он родился хладнокровным и безжалостным исполнителем, из таких выходят отменные солдаты, наемные убийцы и гангстеры.

В Афганистане, откуда Бачей вернулся с боевым орденом, он нашел свое место, но по демобилизации попал не в ту струю. Верней, струя-то была подходящая, но вынесла она Владимира на должность участкового инспектора милиции. Тут бы он и зачах со своими качествами, если бы судьба не столкнула его нечаянно с Надеждиным. А вышло это так…

Дело наклевывалось серьезное: двое пятнадцатилетних юнцов изнасиловали, а затем утопили в ванне свою столь же взрослую подружку. Затем накачались основательно смесью морфия и эфедрина, перерезали друг дружке вены и отправились вслед за подружкой. В результате — три трупа и невероятный кавардак в квартире на улице Горького.

Надеждину здесь делать было нечего. Убийство — удел прокуратуры, а наркотики… Дохлые улики в виде семи ампул и шприца — толку в них.

Он тем не менее аккуратно собрал ампулы и шприц в полиэтиленовый пакет, оформил акт изъятия и прочие процедуры. Еще раз осмотрел комнату, заглянул зачем-то в ванную, где все еще плавал труп огненно-рыжей девушки, и направился к выходу.

На лестничной площадке, подпирая мусоропровод, торчал участковый в погонах старлея.

Завидный образец — метра два роста, с широченными плечами, накачанный и упругий. Нос — прямой, подбородок — волевой, словно с плаката эпохи зрелого репрессанса. А глаза… Необычайно голубые, доверчивые, а в то же время холодные и жесткие. Таких мужиков обожают холеные генеральские жены и проститутки. Сергей усмехнулся пришедшей в голову мысли и собирался проследовать мимо участкового, но неведомая сила удержала на месте. Захотелось вдруг еще раз заглянуть инспектору в глаза.

— Старший лейтенант Бачей, — участковый запоздало вздернул руку к козырьку.

— Давно служишь? — поинтересовался Сергей, чтобы завязать разговор.

— Пятый год.

— Нравится?

На лице старлея отразилось легкое недоумение — не привык к подобным вопросам.

— Э-э… в каком смысле?

— Ну… работой доволен?

Участковый пожал в ответ плечами, а затем хмыкнул и неожиданно иронично осведомился:

— А чем может быть довольно огородное пугало, которому вороны с…т на голову?

Надеждин промолчал, ожидая пояснений.

Старлей замялся, смутившись от собственной дерзости, но потом отмахнулся от кого-то невидимого рукой и сердито продолжил:

— Я этих молокососов, ну тех, что ухлопали девчонку, сто раз предупреждал, чтоб ноги их не было в моем районе. Так плевали они на меня и на мои предупреждения. А папа одного из них, между прочим, заместитель председателя горисполкома.

Как, не слабо? Сынок за эту квартиру платил сорок баксов ежемесячно из тех денег, что папочка давал «на мороженое». Я, конечно, мог выставить их компашку к ядрене фене, и… потом меня с работы туда же. — И старлей в сердцах сплюнул в сторону.

— А где они брали «марафет»? — как бы между прочим осведомился Сергей.

— Где… — буркнул участковый.

— Тут, рядышком, ночной бар «Фрегат», у Страуса.

— Кто такой?

— Владелец бара, кличка Страус. У него ноги чуть не из ушей растут. Он здесь, в квартале, главный поставщик.

— М-да… — покачал головой Надеждин. — И как же ты с ним уживаешься?

— Нормально, — проворчал участковый куда то в угол.

— ?

И тут старлея, что называется, прорвало — Ага! Вам хорошо, — горячо запротестовал он в ответ на немой укор Надеждина. — Я мог бы этого Страуса, конечно, засадить. Мог! А что толку? Что толку-то? Через неделю на его место другой сядет. Я знаю. Зато и вместо меня на участке будет торчать другое пугало, а я… я, в лучшем случае, буду беседовать в это время с соседями по больничной палате. — Участковый помолчал и тихо добавил: — Страус в законе, он — авторитет, а у меня двое детей.

— Ясненько, — сочувственно вздохнул Сергей. — Семья большая, зачем рисковать? А так, гляди, и кусок какой отломится.

— А вот туг вы не правы, — вспыхнул участковый. — Денег мне их поганых не надо. Ни копейки ни у кого не взял, хотя и предлагали, если честно.

У меня со Страусом джентльменское соглашение, можно сказать. Я всю его клиентуру знаю, и они по струночке ходят, за то время, что я туг работаю, у меня на участке ни разборок, ни поножовщины не было. А если иногда залетные почудят — так этим я быстро мозги вправляю и Страус мне помогает.

— Да, — подытожил Сергей, — по всему выходит, что ты парень не промах, только чуточку трусоват.

— Я? Ха… — искренне хохотнул старлей. — Да, именно за трусость мне и дали в Афгане «Боевое Красное» да две медали. Исключительно за трусость. А только я так скажу, — участковый посерьезнел. — Пока мы с этой публикой, я имею в виду Страуса и ему подобных, будем цацкаться — ни хрена, никакого порядка в стране не будет.

— А что же с ними надо делать? — склонил голову набок Надеждин.

— Стрелять, стрелять, как в семнадцатом, без разборок, — с неожиданной злостью сквозь зубы процедил старлей.

— Да? Ну а ты лично, ты бы смог вот так взять и пристрелить человека, как собаку?

— Вы человека с собакой не равняйте, — укорил Сергея участковый. Собака, она куда лучше. Собаку не смог бы, и человека не смог, а подонков, вроде Страуса… и рука бы не дрогнула.

Нелюди они, а нелюди. Согласны?

Надеждин отвел взгляд в сторону:

— Согласен… Ну, ладно, лейтенант Бачей, — Сергей глянул на часы. Мне пора, а ты загляни как-нибудь ко мне, знаешь куда?

Участковый кивнул.

— Поговорим, может, я тебе более интересное дело предложу, так что обязательно загляни, договорились?

Сергей протянул на прощание руку. Старлей крепко сжал ее и улыбнулся:

— Договорились.

7

— У тебя выходные бывают? — поинтересовался Горский, когда Сергей уже дошел до дверей.

— Да вроде, — неопределенно и по-штатскому протянул Сергей, но тут же, опомнившись, отрапортовал казенно: — Я в вашем распоряжении, товарищ генерал-майор милиции.

Горский глянул исподлобья, хмыкнул и распорядился:

— В воскресенье, в шесть ноль-ноль, на моем лодочном причале. Знаешь?

— Так точно.

— На затоку поедем, рыбку половим. Оденься соответственно. С собой возьми этого жука малого, Литовченко. — Горский выдержал эффектную паузу и неожиданно добавил: — Он вроде с моторками хорошо управляется.

— Классный специалист… — подтвердил Сергей. — Разрешите идти?

— Ступай, — кивнул генерал и уткнулся в бумаги.

Надеждин пробежался по лестницам и коридорам до своего кабинета, выловил из стола пачку сигарет, предназначенных не столько для себя (Сергей курил очень мало), сколько для гостей, и задымил.

Последний раз они были с Горским на рыбалке одиннадцать лет назад. И участие Сергея, месяц как откинувшегося по ранению из Афгана и строевой службы десантника-лейтенанта, было так, достаточно символическим. Рыбачили, а точнее, просиживали над удочками и прогуливались по леску, два полковника, два заместителя начальников управлений, ВД и ГБ, Алексей Горский и Юрий Надеждин. Сергею полагалось заниматься лодкой, костром, столом и чисткой негусто наловленной рыбки.

Когда говорили при нем, слушать не возбранялось, но почти ничего понять было невозможно, поскольку у профи за годы общения выработался особый жаргон, не дешифруемый посторонними.

Впрочем, Сергей особо и не стремился знать слишком много, тем более что после полутора лет в сухом, жарком и зловонном круге ада, называемом войною, все южанские проблемы казались мелкими и несерьезными.

Все тогда было в «плюсах»: и родители живы-здоровы, и Родина в порядке, и девчонки млеют и ахают вокруг юного героя, и военный опыт укрепил внутреннюю убежденность в своей исключительной везучести. Три осколка, извлеченные в Ташкентском госпитале, как ни парадоксально, только подкрепляли убежденность, поскольку для шестерых прекрасных парней пятидюймовая мина, влетевшая прямо на вертолетную площадку, оказалась последней, а Сергей к моменту взрыва оказался в дюжине шагов — бежал по срочному вызову к комбату.

Так что можно было просто наслаждаться отдыхом, уставясь в небо или в камыши затоки, пока полковники, старые друзья, компенсируют в конфиденциальном разговоре проблемы, которые накопились между традиционно враждебными ведомствами.

Все тогда было иначе. На самом Сергее если что и бы но, так афганская кровь, но пролитая по приказу и, право же. в пределах военной достаточности, солдатом, но не палачом. А полковники служебным своим могуществом тоже наверняка особо не злоупотребляли, возможно, потому, что прошли фронт и пришли на новую службу из армии, в пору большого хрущевского сокращения, естественно, намного позже времен беспредела О том же, что работа с преступностью (хоть уголовной, хоть политической) означает постоянное обращение с худшими сторонами человеческой натуры и сама по себе грязна, сколь бы чистыми лозунгами ни прикрывалась, Сергей попросту не задумывался Разве что в том плане, что если настоящие интересы дела противоречат законам и инструкциям, то выбирать надо дело. Если оно по всем нормам человеческой справедливости — дело правое.

В том, что касается наркопреступности, никаких сомнений у Сергея не было. Наркомания — это болезнь, заразиться ею можно случайно или по неосторожности, недомыслию, и на лечение требуются большие и всевозрастающие суммы денег. Пушеры и деляги заражают ею искусственно, «сажают на иглу», или «ставят на колеса», или на «снежок», всем известно как, но не всем известно, что прежде всего — тех, кто сможет им платить, пока жив. Конечно, кое-кто станет наркоманом (или стал бы) независимо ни от каких пушеров, есть к этой дряни врожденная предрасположенность, но большинство несчастных — люди, которые при другом стечении обстоятельств прожили бы нормальную человеческую жизнь А это значит, что наркодельцы самые тяжкие и непрощаемые преступники. И нет, не должно быть никаких ограничений в борьбе с ними. Вытравить, выжечь всех до последнего — только так.

Но законы пока еще не отменены. Пока еще только сложилась ситуация, когда любой закон может быть применен — а может, и нет.

Горский никогда ничего не делает просто так.

Связал в одной фразе: моторка — Литовченко.

Знает.

Но пригласил в выходной на загородную рыбалку — честь, которой удостаиваются немногие.

Предполагается разговор без протокола. Доверительный разговор.

В чем интерес Горского?

Выборы.

Что касается тактики предвыборной борьбы, здесь все ясно. Мы до сих пор еще не выкарабкались из состояния тоталитарного полицейского государства, и практически каждый гражданин перед правоохранительными органами засвечен или может быть засвечен. И если пану начальнику милиции надо, скажем, первому и с самым лучшим качеством выпустить предвыборные плакаты и листовки, если нужны ему лояльные телепередачи и хорошие — на радио, благоприятные статьи если не во всех, то во многих газетах, — то, конечно же, ни гортипография, ни телерадиостудии, ни редакции возражать не будут Стратегия в общих чертах ясна тоже. К моменту выборов хоть ненадолго, но заметно снизить «уличную» преступность. Четко провести два-три больших, громких, хорошо разрекламированных дела.

«Одно — по нашей линии», — подумал Сергей.

Создать такую обстановку, чтобы у обывателя — избирателя! — появилось чуть больше уверенности и надежды.

Уже сейчас можно сказать, что если не случится чего-то вовсе непредвиденного, то Горский как минимум пройдет во второй тур. А возможно, сразу станет Первым.

И дальше?

Александр Фомич — умный мужик. Не может не знать, что настоящие житейские трудности большого города связаны не только с общим экономическим кризисом и тем более не с уровнем уголовной преступности.

Организованная преступность. И теневики.

То, что переживет выборы, чем бы они ни закончились, и встанет между новой властью и горожанами. Сменятся с приходом новой команды два-три, много — семь человек, а вся система связей, взаимозависимостей, перекачивания денег останется. И Фомичу придется строить отношения с этой системой, он же не дурак, а практик — следовательно, понимает, что искоренить, вытравить в одночасье то, что складывалось годами, не получится.

А значит, «систему» надо знать.

Максимально точно. Часть такого знания — на кассетах с записями допросов Меченого. Страшные записи, затрагивающие добрых полет ни заметных имен.

Сергей открыл сейф и переложил кассету (дубликат) в кейс. Возможно, это и будет цена операции «Валера Меченый».

Но, может быть, Горский захочет и другое.

Кассеты допроса — это еще и приговор самому Надеждину и ею четверке. Они попадают в полную зависимость от воли и судьбы Горского.

И третий вариант когда генерал станет Первым, ему понадобится группа боевиков, способных на все — кроме удара по своему хозяину.

— Лиговченко, — сказал в переговорник Надеждин, — зайди ко мне.

Воскресный улов оказался совсем невелик.

А вот разговор получился серьезным, в какой-то момент стала совсем незаметной субординация.

Прослушав запись, Горский дал однозначные приказы, ударить, не жалея сил… По указанным направлениям. Им самим точно и однозначно указанным.

В конце разговора выпили по чуть-чуть. Вот только до рыбки руки так и не дошли.

Надеждин с Литовченко возвращались налегке, и только в сумке у Горского оказалась вместе с дюжиной бычков упакованная в пленку кассета…

8

Помещения Южанского отдела по борьбе с наркотиками непривычно обезлюдели. Всех сотрудников Надеждин бросил в бой, и в кабинетах остались лишь три ошалевшие от неожиданного аврала секретарши. Сотрудники отдела носились по всему Азовскому побережью, захватывая даже часть Донецкой области Украины. Слежка шла сразу в десятках направлений. Фотолаборатория, заваленная негативами, работала, словно по законам военного времени. Весь собственный транспорт и тот, что Сергею удалось выцарапать из резервов Управления, наматывал на спидометры сотни километров. Начальник гаража, матерый казак хохляцких кровей, и в глаза, и за глаза материл и Сергея, и его отдел за то, что «за тиждень выиздылы, падлюки, увесь мисячный лымыт палыва».

Операция назревала грандиозная, но к концу этой первой, сумасшедшей недели Надеждин понял: силами одного отдела работы не одолеть. Связи, сданные Меченым, уходили не только по всему югу России, и на Украину, и в Польшу, и дальше невесть куда. Кроме того, Сеня Император учуял запах жареного.

Как-то вечером Сергей засиделся у себя в кабинете. В дверь тихонько постучали.

— Войдите, — недовольно буркнул Надеждин, не отрываясь от бумаг.

В кабинет почти бесшумно проскользнул Арнольд Копылов — первый зам. начальника уголовного розыска.

Сергей сразу забыл о бумагах и мысленно напрягся.

Копылов никогда раньше не появлялся в его кабинете, и отношения их никогда не были дружескими, а тут — на тебе: такая честь, да еще в столь поздний час.

— Привет, — Надеждин натянуто улыбнулся. — Какими судьбами?

— Да вот, думаю, зайду, погляжу, как ты устроился, ведь ни разу не был. — Копылов без приглашения развалился в кресле и обвел кабинет оценивающим взглядом. — Обстановочка неважнецкая, — подвел итог осмотра. — Что, средства не позволяют?

Надеждин пожал плечами:

— Я здесь работаю, и все, что нужно для работы, у меня под рукой.

Копылов достал из нагрудного кармана пилочку для ногтей в чехольчике, критически осмотрел свой маникюр и нацелился на мизинец левой руки.

Эта привычка Арнольда в любой ситуации, даже на оперативках у Горского, заниматься чисткой своих «копыт», страшно раздражала Сергея.

Да чего уж там: не переносил он Копылова на дух.

Щеголеватый и холеный Арнольд вызывал у Надеждина смешанное чувство неприязни и отвращения. Движения его, мягкие, вкрадчивые, походили на повадки раскормленного кота. Глаза постоянно блуждали. Но особую неприязнь вызывала улыбка Арнольда. Вечно натянутая на его лощеную физиономию, она напоминала гримасу игрушечного паяца. Вместе с тем за ней Сергею всегда чудились острые волчьи клыки.

Сергей с трудом сдержал нахлынувшую волну раздражения и по возможности любезней осведомился:

— Твой визит, конечно, приятная для меня неожиданность, но все же неожиданность. Случилось что?

— Да так… Я, дружище, к тебе по пустяковому дельцу, но, кажется, кроме тебя, мне в этом дельце никто помочь не сможет.

— Ну… никогда не отказывал товарищу в помощи. Если это в моих силах конечно, посодействую. Так что за проблемы?

— Видишь ли, — Копылов убрал пилочку и подарил Сергею нежнейшую улыбку, от которой того едва не стошнило. — Пропал один человек.

Исчез, можно сказать.

— Не понял, — сыграл недоумение Надеждин. — Поясни.

— Ну, собрался человек в гости, в Сочи, к старому другу и исчез на обратном пути. Друзья, естественно, беспокоятся, обратились к нам за помощью…

— Прямо в уголовный розыск?

— Да, чисто по-дружески, ты понимаешь, а мы… — Копылов беспомощно развел руками.

— Но я-то чем могу помочь? — округлил глаза Надеждин.

— Этот пропавший человек — Валерий Михайлович Симонец.

— Валера Меченый, — протянул Сергей, — вон ты о ком хлопочешь… А кто же эти его друзья?

— Этого я тебе не могу сказать, — замялся Копылов, — но они очень влиятельные люди, очень.

А ты, я слышал, в последнее время занимался делом, э-э… некоторым образом связанным с Симонцом.

— Занимался, — не стал отрицать Надеждин.

Копылов, опершись о стол локтями, оживленно подался вперед:

— Так, может, ты знаешь, куда подевался Меченый?

На Сергея пахнуло дорогим, терпким одеколоном и, кажется, коньяком. Он инстинктивно отклонился назад и нарочито огорченно вздохнул:

— Ни слухом ни духом не ведаю. Мы действительно пасли Меченого, но не нашли для себя ничего интересного. Наблюдение сняли, так что, извини, ничем тебе не могу помочь.

Копылова это заявление явно разочаровало, настолько, что он даже не попытался скрыть своего разочарования. Долго сидел молча, наконец озадаченно поскреб затылок.

— Ну ладно, не буду больше тебе мешать, — Арнольд поднялся и протянул Сергею через стол руку…

Надеждин, сдерживая отвращение, слегка пожал его теплую липкую лапу.

Сразу на следующий день, через Залужного. у которого в угро осталась куча дружков и приятелей, навел справки. Никто о Валере Меченом и слухом не слыхивал. Никаких официальных заявок и указании на розыск не поступало. Вывод напрашивался однозначный: Копылов занимался поиском Меченого в приватном порядке и неизвестно по чьей инициативе.

«Хорошо, — не без внутреннего удовлетворения отметил Сергей, уяснив ситуацию. — Засветился Арноша Копылов, как прожектор. Видать, допекли „влиятельные друзья“… Скотина».

В тот же вечер Сергей решил наконец наведаться домой — принять ванну и отоспаться как следует. А еще… была такая мечта, пробежаться раненько утром в одних плавках по аллеям безлюдною парка, потом горячий душ, мохнатое полотенце, крепкий кофе…

Отъехал от Управления и больше по привычке глянул в зеркало заднего вида. Как раз в этот момент из бокового переулка вынырнула красна «девятка» и пристроилась в «хвост». Машина эта почему-то ему сразу не понравилась. В наступивших сумерках он не мог разглядеть лиц водителя и пассажиров, но, кажется, их там было двое.

Сергей изменил первоначальный маршрут и вильнул вправо, а затем резко влево. «Девятка» слегка поотстала, но по-прежнему цепко держала за «хвост».

«Ага! — почти радостно отметил Сергей. — Зашевелились, ребятки. Что ж, поиграем и в эти игры».

На всякий случай достал из «бардачка» пузатый немецкий «майер», провернул барабан и сунул за пояс, под пиджак. Револьвер этот отец вывез из Афгана еще десять лет назад и подарил Сергею вдень окончания Высшей школы милиции.

Снял трубку радиотелефона, но, поразмыслив, повесил ее на место. Гарантии, что машина не прослушивается, по нынешним временам не было. Вырулил к кафе, вывеска которого первой попалась на глаза.

«Девятка» припарковалась на изрядном расстоянии, но никто из ее салона не вышел. Сергей ухмыльнулся, вспомнив ко времени наставления старика Грубера, и толкнул вертящуюся дверь.

В полутемном зале этой забегаловки обосновалась разношерстная компания молодых людей, самому старшему не больше двадцати. Все, словно по команде, разом повернулись и недоуменно уставились на Сергея, верней, на его респектабельный костюм.

Надеждин понял, что ошибся, выбрав именно это кафе. Впрочем… мало ли где ему приходится бывать по делам службы? Сергей занял свободный столик в углу, заказал кофе и шепотом осведомился у крохотного юркого официанта, откуда можно позвонить. Официант услужливо провел его за стойку бара и указал на телефон — в нише коридорчика, ведущего в подсобку.

Сергей набрал номер и облегченно вздохнул, услышав голос Алексея:

— Алло, вас слушают.

— Леша, это я. Слушай внимательно! Я звоню из кафе «Светлана».

— Это возле кинотеатра «Парус»? На Клары Цеткин?

— Да… кажется… это не важно. Слушай: ко мне прицепилась «девятка» красного цвета, номер 44–56 ЮЖР. Я поведу их в порт, к закрытым пирсам. Знаешь эту дорогу?

— Ага.

— Туда их не пустят. Они постоят и вернутся, а от поворота ты их поведешь. Понял?

— Есть, шеф, выезжаю.

Сергей вернулся в зал и с опаской пригубил кофе. Следовало отдать должное: сварен он был отменно. «Надо же, — отметил Сергей, смаку крепкий напиток мелкими глотками. — Эдака дыра, а кофе отличный. Итак: в порту я буду минут через тридцать. Леша успеет. А любопытно, кому это понадобилось меня выпасать?»

Он еще полюбовался черной гущей, осевшей на дне чашки, выложил на стол десять тысяч — с учетом телефонного разговора — и вышел на улицу.

Служебная «Волга» сиротливо торчала на обочине тротуара, а в темноте соседнего переулка с трудом угадывались контуры «девятки» с погашенными фарами.

Сергей неторопливо тронулся с места. «Девятка» послушной тенью вынырнула из переулка и покорно поплелась сзади.

«Вот идиоты, — раздраженно подумал Надеждин. — Светятся, словно радиоактивные. За мальчишку меня держат, что ли? Или попугать решили?»

Расстояние до порта Сергей, как и планировал, покрыл за полчаса. Затем свернул на пустынную прямую шоссейку, ведущую к так называемым «закрытым» пирсам.

Здесь разгружались суда с грузами для оборонной промышленности и военные транспорты. Попасть на территорию зоны можно было только при наличии специального пропуска. Такой пропуск имел Надеждин, но никак не могли иметь его преследователи.

Притормозив у закрытых ворот, Сергей уверенно посигналил. Створки ворот послушно разъехались в стороны — машину Сергея здесь хорошо знали. Знакомый лейтенант приветственно махнул рукой, «Волга» проехала, и ворота закрылись.

Сергей представил себе, как вытянулись физиономии его преследователей, и тихо рассмеялся.

Дальнейшее он себе хорошо представлял: ребятки поторчат часок где-нибудь в кустиках и подадутся восвояси. А на повороте их поджидает Лешка…

Так оно приблизительно и получилось: терпения у водителя «девятки» хватило на полтора часа.

Затем он выругался, развернул машину и направился в город Перед самым выездом на набережную, на дорогу, прямо перед самым носом «девятки» откуда-то сбоку вывалился видавший виды белый «Ауди».

«Девятка» едва успела вильнуть в сторону и уйти от столкновения. За рулем «Ауди» восседал голый по пояс и, по-видимому, пьяный в дымину мускулистый парняга с сигаретой в зубах. Одной рукой доморощенный супербой излишне энергично ворочал руль, а другой тискал размалеванную, визжащую от восторга красотку. Визг красотки заглушал даже врубленный на полную катушку магнитофон с надрывающимся Кальяновым.

— Вот сукин сын, — без особой злости пробурчал водитель «девятки» и прибавил газу. «Ауди» какое-то время еще маячил позади, а затем отстал.

Надеждин в это время выезжал с территории порта с противоположной стороны. Поскольку отсюда рукой было подать до его скромной дачки, то туда он и направился. На даче был телефон, и Сергей решил, что если кому понадобится — то найдут.

Едва добравшись до своего одноэтажного домика, Сергей, не раздеваясь, повалился на кушетку, сунул под голову подушку и твердо решил: «Ну их всех к черту… вздремну спокойно часик-другой и…»

Казалось, телефон зазвонил сразу после этой мысли. Сергей с трудом продрал глаза, глянул на часы: три часа восемь минут. Значит, спал четыре часа. Он сполз с кушетки и, ругаясь вслух, поплелся к телефону, то и дело натыкаясь в темноте на мебель.

— Кого это, разрази его гром, осенило в три часа?! — рявкнул недовольно в трубку.

— Шеф! — захлебываясь от восторга, пропел в ответ Жора Литовченко. Это ты?

— Да, это я, — грустно сознался Сергей.

— Шеф! Тут такое дело! — орал Жора. — Срочно кати в Управу!

— Сейчас, — равнодушно буркнул Надеждин и повесил трубку.

Кое-как с закрытыми глазами нашарил и натянул легкий плащ и спустился к машине. Ежась от прохлады, долго тыкал ключом в дверной замок «Волги» и наконец мешком рухнул на сиденье. Тупо глядя в пространство, завел двигатель, включил печку и замер, безвольно уронив голову на грудь.

Слава Богу, по улице прошла патрульная милицейская машина, свет фар привел в чувство Сергея.

— Черт знает, что такое, — разозлился Сергей. — Надо взять себя в руки, не то вмажусь по дороге в столб.

Он тряхнул головой и решительно включил передачу.

…В кабинете дежурного инспектора, несмотря на столь поздний, верней, столь ранний час. было непривычно людно. Сам Жора воссела! прямо на столе и, оживленно жестикулируя, горячо обсуждал что-то с тремя сотрудниками особой оперативной группы при отделе борьбы с организованной преступностью. Ребят из группы Надеждин знал мельком и только со старшим из них — капитаном Мишиным — был знаком лично.

Завидев Сергея, Жора спрыгнул со стола и поспешил навстречу:

— Сергей Юрьевич! Вашу квартиру пытались обчистить сегодня ночью, радостно выпалил он и незаметно подмигнул.

Сергей правильно понял этот жест: Жора «выдал» версию для Мишина и его ребят, ну а что произошло на самом деле, Сергей сразу уяснил.

Причина сегодняшней слежки стала понятна — подстраховка, чтобы хозяин ненароком не нагрянул.

— Да что ты! — деланно изумился Сергей. — Это в ведомственном-то доме?!

— Ага! Если бы не капитан Мишин и его орлы, то вы бы стали банальной жертвой квартирной кражи, — развел руками Жора, и рот его разъехался до ушей в счастливой улыбке.

— Ага! Значит, Вячеслав Петрович — главный герой торжества?

— Выходит, так, — согласно крякнул Мишин и, прокашлявшись, добавил: Пришлось попотеть сегодня ночью…

Сергей с живейшим интересом повернулся к капитану и только сейчас заметил, что правый глаз того украшен изумительным свеже-багровым синяком.

— Бог ты мой! Вячеслав Петрович! — воскликнул Надеждин. — Да вы, я вижу, несколько… э-э… пострадали?

Мишин смущенно потрогал знак боевой доблести и досадливо сморщился:

— Да, на редкость крепкие ребята попались…

— А вы уверены, что это была обычная квартирная кража? — осведомился Сергей, заняв за столом подобающее, главенствующее место.

— Думаем, что нет, — вмешался в разговор один из сотрудников Мишина.

Надеждин бросил на него быстрый испытующий взгляд.

— Угу, — угрюмо поддержал подчиненного Мишин, — хотя за последнее время зарегистрировано несколько аналогичных краж со схожим почерком. Это вот он, — Мишин кивнул в сторону Жоры, — уже выяснил в угро.

— Да, — согласился Надеждин, — ограбление квартиры сотрудника областного УВД — дело не обычное. Расскажите-ка поподробнее…

— С удовольствием, — кивнул Мишин, хот заметно было, что особого удовольствия этот рассказ ему не доставит. Да и выглядели ребята из опергруппы как-то неуверенно, видать, напортачили.

Как оказалось из последующего рассказа Мишина, истинным виновником торжества был отнюдь не он, а сосед Сергея — Игорь Феденко из отдела по борьбе с экономической преступностью — бывшего ОБХСС. Игореша, как это частенько с ним водилось, возвращался домой позже обычного. Естественно, изрядно набрался, но сам довел своего «жигуленка», загнал его во двор и напоследок решил выкурить в машине сигарету — нашла такая блажь перед объяснением с супругой.

Тут-то он и заметил, что с черного хода в подъезд влезло двое парней. Никого из жильцов Игореша в них не признал, и вели себя парни подозрительно.

Игоря в машине они не заметили, а тот, поразмыслив, достал «Макаров», с которым в последнее время никогда не расставался, и подался вслед за парнями, Те поднялись на третий этаж и принялись за дверь квартиры Надеждина. Чуть-чуть пошумели, но с замком справились быстро, Игореша все это время стоял на площадке первого этажа.

Как только грабители вошли в квартиру, он не стал лезть на рожон, спустился к машине и оттуда, по радиотелефону, связался прямо с оперативной спецгруппой.

Та, во главе с капитаном Мишиным, прибыла через десять минут, и туг-то, по словам капитана, началась потеха.

— Так вот, — возбужденно продолжал Мишин. — Подъезжаем мы к дому: я и трое моих парней. Машину оставили за квартал — вдруг у них кто на шухере. Подходим, значит… Гляжу — так и есть: на отлете черный «Форд»… здоровенный такой…

Надеждин и Литовченко быстро понимающе переглянулись. Мишин этого молчаливого диалога не заметил.

— Ага… А за рулем «Форда» неслабый такой паренек с квадратной челюстью. И хоть машина в тени, в глаза не бросается, я сразу понял, что к чему. Оставляю ребят за углом, а сам, шатаясь, вываливаю на дорогу — вроде бухой в дымину. Тот, квадратный, сидит спокойно. Боковое стекло опущено жарко ему, видишь. Тут я подобрался вплотную, достаю сигареты, бац по карманам — а огонька нет!

Мишин, собираясь с силами, прервал рассказ и впрямь достал из кармана сигареты. Жора услужливо щелкнул зажигалкой.

— Ага! Я смотрю по сторонам… О! Человек! Я к нему — дай, мол, огонька. Он спокойно так прикуривать мне подает — а я ему «пушку» под нос. Он, конечно, окосел малость, но не пищит.

Тут и ребята подоспели. Спеленали его по-быстрому. А вокруг темень, хоть глаза выколи, только в вашем окошке, крайнем, чуть свет пробивается, вроде как фонариком кто подсвечивает. Ну, думаю, покопайтесь, голуби, а на выходе мы вас и накроем. Ждем… И сосед этот ваш с нами, только он сразу уснул — притомился. А мы стали по бокам выходной двери. Тихо так… И тут выходит первый…

Мишин в волнении даже привстал со своего места, а по блеску глаз его сотрудников было заметно, что те полностью разделяют экстаз шефа.

— И… только он голову высунул — я его рукояткой по лбу! Раз! Хватаю за шиворот, выдергиваю на себя. Саша и Федя в подъезд — за вторым. А гот такой прыткий оказался! Не дай Боже!

Мишин огорченно крякнул и сел на месит — Короче, сплоховали орлы… Сашу он ногой в живот уложил. Федю прямым в челюсть — и на выход. А тут я! Ну. он мне портрет и попортил…

Капитан в который раз с сожалением потрогал свое украшение и сокрушенно качнул головой.

— Правда, один раз я ему в рожу засветил, но он мне в ответ так залепил, что я сунулся полквартала, А он ходу! Ну… тут уж Жарких и саданул вслед из «никалаши»… Короче, двух мы привезли сюда, а того боксера — в морг. Вот и все… Сплоховали, есть грех… Жарких теперь влетит по-крупному… Не знаю, как и отмазать.

Грустная нотка прозвучала в голосе капитана.

В кабинете наступила напряженная тишина.

— Гм… — шмыгнул носом Надеждин. — Действительно, пренеприятная историйка получилась… Но! — Он щелкнул в воздухе пальцами, словно поймал удачную мысль. — Кажется, есть вариант отмазать вашего Жарких!

Глаза Мишина и его соратников загорелись надеждой.

— Но тут нужна особая согласованность в действиях наших отделов. Кто должен заниматьс квартирными кражами?

— Если с применением технических средств, как в данном случае, то прокуратура, — быстро выпалил Мишин.

— Правильно, но нас такой вариант не устраивает.

— Да! Есть существенный нюанс, — снова вмешался сотрудник Мишина, который, судя по всему, и носил фамилию Жарких, — при обыске мы не обнаружили у грабителей похищенных ценностей, зато изъяли огнестрельное оружие, портативный передатчик и электронное оборудование.

Поэтому и пришли к выводу, что это не обычна попытка квартирной кражи.

— Вот! Это главное и есть! — Сергей назидательно ткнул указующим перстом в потолок. — Добавлю, имитируя квартирную кражу, преступники проникли не куда-нибудь, а в квартиру начальника отдела по борьбе с наркотиками. Зачем?

— Может, установили подслушивающую аппаратуру? — осенило Мишина.

— Возможно, — сухо согласился Надеждин. — Это мы проверим, но главное кто в таком свете должен заниматься преступниками? Ну-ка: три человека, оружие, рация, квартира начальника отдела УВД.

— Отдел по борьбе с организованной преступностью должен заниматься, изумленно, словно поражаясь, как эта мысль раньше не пришла ему в голову, развел руками Мишин.

— Правильно! Ваш отдел, — радостно подтвердил Сергей и добавил: — Но и мой отдел тоже.

А поэтому и предлагаю: берите ребят в работу и оперативненько раскручивайте их связь с наркомафией. И тут мы вам поможем — есть у нас материал на этих ребят и еще найдем. Как только установите связь передаете их нам, а мы докручиваем дело до конца. А в таком свете ваш Жарких пристрелил не просто квартирного воришку, что, конечно, не красит сотрудника спецгруппы, а пресек попытку бегства особо опасного преступника, боевика мафии. Так?

— Так, — согласно закивали Мишин и его гвардейцы.

— Но только помните! Ни в коем случае не выпускайте этих ребят из рук. Я еще переговорю с вашим шефом и с Фомичом. А то тут, в Управлении, найдутся люди, это я точно знаю, которые не прочь осветить дело так: Мишин, мол, опростоволосился — выехал на задержание обычных воришек, да не справился — стрельбу устроил, завалил одного. Теперь шьют воришкам «организованную преступность», чтобы самим отмазаться.

— Ну, это мы посмотрим, — заиграл желваками Мишин. — Если кто и вякнет — быстро рот заткнем.

— Правильно, так и нужно, — поддержал его Надеждин. — Ну все, мужики, считаю — договорились?

— Договорились.

Надеждин дружески пожал всем троим на прощание руки и подмигнул Мишину. Как только дверь за ночными визитерами захлопнулась, радушная улыбка съехала с лица Сергея и он строго уставился на Жору. Тот смущенно затоптался на месте и развел руками:

— Шеф! Мы ничего не успели предпринять…

Эти олухи испортили нам всю игру, но, ей-Богу…

— Ну-ну, — зевнул Надеждин, прикрывая рот рукой.

— Все шло нормально, — еще быстрее залепетал Литовченко. — Мы вели их «Форд» с утра, все видели, снимали. Видели, как они проникли в квартиру, но кто же мог предположить, что черти принесут этого вашего соседа и что эти идиоты вмешаются?

— Короче! — рявкнул Сергей, заимствуя излюбленное словечко капитана Мишина — Ты понимаешь, что нам сорвали операцию? Ты понимаешь, что теперь вместо намеченных сроков мы обязаны провести ее завтра, если хотим, чтобы что-нибудь еще получилось?

— Да, понимаю, — Литовченко испуганно попятился назад.

На пульте радиоселектора замигала красная лампочка вызова и раздался тонкий противный писк Сергей сморщился, словно от зубной боли, и сердито сорвал трубку Докладывал стационарный пост наблюдения на пятом объекте то есть в дачном поселке Отрадное.

Там, на шикарной двухэтажной вилле, принадлежащей некоему выходцу из Чечни, Абасу, находился, по данным Меченого, самый крупный в Южанске, а то и на всем юге России, склад и перевалочный пункт наркотиков Собственно, по значимости это был объект номер один, а не пять, потому-то и вели за ним наблюдение самые опытные в отделе сотрудники во паве с Андреем Залужным. Именно Залужный и вышел теперь экстренно на связь.

Во-первых, Андрей сообщил, что у них появились конкуренты Из пояснений следовало, что на объект поздно вечером въехала «девятка» номер 44–56 ЮЖР, ранее не регистрируемая наблюдением. Однако по тому, как ее впустили, ясно, что эта машина базируется на объекте. Вслед за «девяткой» подошел «Ауди» 18–18 ЮЖР, и из него явно ведут наблюдение за дачей Абаса.

В этом сообщении Сергей не нашел ничего тревожного и необычного. Он только приказал не фиксировать «Ауди» в отсчете-хронометраже, не фотографировать и вообще забыть, что такую машину видели.

Приказание это не очень удивило Залужного. старый хитрюга и сам догадался, что к чему. А вот второе сообщение Алексея было нерадостным: на даче Абаса последний час наблюдалось непривычное оживление. В окнах горел свет, во дворе суетились люди, и в подвале шла непонятная возня.

По образному выражению Жоры Литовченко, который слышал разговор, «вселенский кипиш может означать только одно — щупают ноги».

Сергей, с трудом сохраняя спокойствие, дослушал Залужного до конца, но едва тот отключился, что есть силы хрястнул кулаком по столу.

Еще минуту сидел в нерешительности, покусывая губы…

Решение могло быть только одно. Времени больше не оставалось. Сейчас, немедленно — или все равно уже когда…

Сергей снял трубку телефона, набрал домашний номер Горского…

К пяти часам утра в распоряжении Надеждина были: Южанский ОМОН в полном составе, отдельная группа по борьбе с организованной преступностью, все спецгруппы захвата Управления, техническая служба, транспорт и даже особая рота из состава армейского корпуса. Кроме того, Сергей получил все полномочия: на время операции все силы переходили под его непосредственное руководство.

Такое великодушие со стороны Горского можно было истолковать двояко: с одной стороны, как полное доверие своему подчиненному, а с другой — в случае неудачи большая часть вины упала бы именно на голову Надеждина.

Что ж… Сергей этого не боялся. Даже наоборот — несколько успокоился. Теперь, когда он выставлен на виду, так сказать «урби эт орби», даже если результат операции окажется скромнее, чем запланировано, Надеждину грозит лишь административная ответственность, а даже не служебное расследование. И это означает, как предполагал Сергей, что Горский уже определился, что делать с кассетами допроса Меченого.

Возможность самого жесткого варианта — полного устранения «группы Надеждина» — отменялась. Или, по крайней мере, отодвигалась…

Операция началась в пять часов тридцать минут.

9

Захват виллы Абаса поручили Жоре Литовченко — и бравый казак справился с задачей почти блестяще. Возможно, если бы этот этап операции возглавлял кто-то другой — например, Володя Бачей, то оценка была бы просто «блестяще», без «почти». Но так уж у Жоры выпало на роду — за что ни брался, все выходило у него «почти блестяще».

Дачу Абаса атаковали одновременно с нескольких сторон. К тому времени ее обитатели угомонились, и спецгруппе ОМОНа удалось приблизиться незаметно почти вплотную. А затем омоновцы в пятнистых робах, бронежилетах, вооруженные до зубов, ворвались в здание. Оруду ломиками, ногами и прикладами, в мгновение ока высадили двери и железные ставни. Жоре оставалось только отметить высокий класс работы.

Когда же он наконец и сам попал в здание, там все гудело, вибрировало и громыхало. Шум стоял, словно в ковбойском салуне во время всеобщей потасовки.

Жора зорко огляделся по сторонам — со всех сторон зловещий полумрак, из которого доносились вопли, изощренный русский мат и выкрики на незнакомом гортанном языке. И тут Литовченко с ужасом понял, что за не столь уж продолжительный период оперативной работы он сам, казак лихой и бывший офицер ОМОНа, совершенно Потерял боевую форму, ощущение ритма боя утратил и теперь не знает, куда ему бежать и что делать. Человек не на своем месте, да и только.

А между тем где-то коротко хлопнул пистолетный выстрел, затем еще два, вслед дробно раскатилась автоматная очередь. Дело разворачивалось не в шутку, и Жора испугался — Надеждин настрого приказал брать всех живыми, а тут того и гляди прикончат кого в кутерьме.

Когда глаза Георгия привыкли к темноте, он рассмотрел прямо перед собой лесгницу, ведущую наверх. А наверху, судя по звукам, шла отчаянна потасовка Литовченко рыкнул, одним прыжком покрыл сразу пять ступеней и… кубарем покатился вниз, сверкнув подошвами.

Сверху, со скоростью японского экспресса, прямо на него скатился клубок сцепившихся те i Жора грохнулся затылком так. что искры, посыпавшиеся из глаз, осветили поле боя. И тут Жора прямо под носом обнаружил волосатую ногу с задравшейся брючиной. Безотчетно и машинально он вцепился в нее руками, а затем и зубами Хватке Литовченко в тот момент мог позавидовать любой титулованный бультерьер Доказательством тому послужил истошный вопль, исторгшийся из чьей-то глотки. Георгий, в силу положения не рассмотрел из чьей. Он уже праздновал победу, как сверху навалилось тяжелое тело Не растерявшись, Жора выпустил искусанную ногу, вывернулся и резко саданул локтем назад, целя противнику под дых. Увы! Промазал — и сразу очутился в самом невыгодном положении локти попали в железные клещи и руки вывернули во всех суставах сразу. Боль была настолько пронзительной, что Жора заорал, вплетая и свой голос в общий хор И тут невидимая, железная рука поймала его за шиворот, оторвала почти на метр от пола и по тащила к выходу.

Брыкающегося Литовченко выволокли на улицу, кто-то ловко вывернул карманы. Щелкнули наручники — и его отпустили. Георгий недоуменно вытаращился на свои скованные руки, затем на физиономии омоновцев, которые от изумления стали вытягиваться под масками, в изнеможении сполз на траву и залился тихим идиотским хохотом. Глядя на него, вначале робко, а затем во весь голос зашлись и омоновцы. Всеобщее веселье длилось минуты две. Наконец один из парней, метра под два с хвостиком, наклонился к Литовченко и, смущенно бормоча что-то, снял наручники и помог ему подняться.

— Вы уж извините, — бормотал он, — понимаете, я вижу, что Толян с Серегой ломают кадра в подштанниках, а на ноге у Толяна висит какой-то ко… гм… тип. А тут вы еще брыкаться начали…

Ну… малость и перестарался. Рука очень болит, Георгий Васильевич?

— А… катись ты, — неосторожно отмахнулся Литовченко и скривился от боли. Во всяком случае, стало хоть не обидно — двухметровый омоновец, бывший Литовченкин сослуживец, прапорщик Севрюга, славился тем, что укладывал троих своих сотоварищей в течение нескольких секунд.

Так что пострадать от его рук не слишком зазорно.

А вот Толик Гончаренко в общем разговоре не участвовал — сидел молча в сторонке и деловито бинтовал правую ногу. Жора одернул пиджак, потрогал шишку на затылке, ссадину под глазом и строго вопросил:

— Всех живьем взяли?

— Так точно, — подскочил щеголеватый лейтенант Тыртыпшый. — Одного только подранили малость, да он, сука, из автомата шмалять начал.

— Хорошо, — благосклонно кивнул Литовченко. — Пошли посмотрим на орлов, — развернулся на каблуках и направился к автобусу.

Предназначение этого, по спецзаказу изготовленного автобуса становилось понятным при первом же взгляде на салон. Бронированный, без наружных окон, он был разделен бронированными же плитами на маленькие кабинки — вроде миниатюрных тюремных камер. Охрана помещалась в коридорчике, между рядами камер, и наблюдала за подопечными сквозь крохотные смотровые оконца. Наружная и единственная дверь блокировалась как изнутри, так и снаружи. Изготовила это чудо техники фирма «Вольво» и в порядке дружеской помощи подарила Южанску в канун трехсотлетия. Вмещал в себя автобус двадцать «пассажиров» и десять человек конвоя. Сейчас камеры заполнились не до отказа — на даче взяли четырнадцать человек.

Среди них оказался сам Абас — тощий чечен с рожей рассерженного верблюда.

Абас, по данным Меченого, числился у Сени Императора левой рукой, и Литовченко отправил его в Управление отдельно, на служебной «Волге».

Отправив задержанных, Жора вернулся на дачу в сопровождении десятка экспертов и собаки, натасканной на наркотики. Пока эксперты всех специальностей занимались своим делом, вислоухий забавный пес старательно обнюхивал все углы громадного двухэтажного дома. В ванной комнате на первом этаже собака заметно оживилась, зашлась звонким, радостным лаем и вдруг прыгнула прямо в неглубокий квадратный бассейн, выложенный фигурной разноцветной плиткой.

Бассейн этот, судя по всему, выполнял у Абаса роль ванны. Литовченко вспомнил свою крохотную ванночку в многоэтажном панельном доме и зло цыкнул сквозь зубы. Сейчас воды в бассейне не было, и собака принялась скрести лапами плитку. Быстро сообразив, что таким образом успеха не добьешься, умный пес выскочил обратно, ухватил инструктора за штанину и принялся энергично ее теребить.

— Фу! Ширка! Экий ты невоспитанный! — деланно возмутился инструктор. Ну, хватит, хватит… я все понял. Думаю, и вам все понятно? — повернулся он к Жоре.

— Понятно-то понятно, — проворчал Жора в ответ, — только как добраться до этого «марафета»… А имечко-то какое бедной собаке придумали…

— А что? — ухмыльнулся инструктор. — Имя по специальности, производное от «Шарик». А как добраться до наркотиков — это уж ваша забота, а нам здесь больше делать нечего.

— Разрешите, Георгий Васильевич? — выдвинулся вперед прапорщик Севрюга. Его Литовченко оставил на время всей операции при себе — как доказательство своей незлобивости. — Я что-то подобное читал в каком-то детективном романе.

А у этих нацменов фантазия бедная — наверняка передрали откуда-то.

— Ну, попробуй, — без особого энтузиазма разрешил Литовченко.

— Весь фокус в том, чтобы напустить сначала воды, — Севрюга смело повернул изящный маховичок, вделанный в стену. В бассейн откуда-то снизу заструилась чистая, с голубизной вода.

На мозаичных стенах ванной заплясали разноцветные блики. Все притихли, наблюдая за их игрой. Наконец уровень воды поднялся до плиток с барельефом, изображающим дельфинов.

Маховик крана автоматически провернулся на место. Литовченко целую минуту сосредоточенно изучал водную гладь, а затем с иронией осведомился у Севрюги:

— Теперь прикажете доставить динамит?

Прапорщик шмыгнул носом, осмотрелся по сторонам и решительно отодвинул Литовченко в сторону. Взявшись за маховик, он пошептал что-то и резко крутнул его против часовой стрелки.

И чудо свершилось.

Ванна-бассейн вместе с содержимым бесшумно заскользила, отползая от стены, и открыла черный квадрат потайного хода. В тот же миг где-то наверху пронзительно взвыла сирена.

— Ух ты! — развел руками Жора. — Шо тебе в банке — и сигнализация, и сейф. Заткните же глотку этой истеричке.

Кто-то бросился наверх выполнять приказ.

— Все остаются на местах. Баулин! Свяжись с шефом. Он обещал к развязке организовать корреспондентов. Чтоб все было, как на цивилизованном Западе. Так пусть корреспонденты несутся сюда, а ты их встретишь. По дороге нарисуешь ситуацию, только без лишнего трепа. Так! Закутний, ты свяжешься с прокурором — доложишь по форме. Где криминалист-фотограф?

— Я здесь! — из группы экспертов выдвинулся маленький остроносый человечек, с головы до ног увешанный аппаратурой.

— Спустишься вместе со мной, — приказал Жора, — остальные ждут наверху.

Литовченко с экспертом исчезли в темном проеме. В ванной установилась торжественная многозначительная тишина ожидания. Через пятнадцать минут из-под земли вынырнула взъерошенная голова Жоры. Она шевельнула черными усиками и удивленно повела глазами: просторное помещение было набито народом. Все завороженно глазели на него.

Жора победно улыбнулся и интригующим шепотом распорядился.

— Спускайтесь по одному, господа. Только осторожно — здесь крутые ступеньки Народ зашевелился, загалдел и дружно полез в черную дыру. Первым, едва не наступив Жоре на макушку, спустился юркий, словно белка, корреспондент «Вечернего Южанска». Он ловко скользнул по узким ступеням, цепляясь за стену ладонями, выпрямился и застыл, пораженный перспективой. Сзади его неучтиво двинули в спину — он даже не оглянулся Зрелище, открывшееся взорам, потрясло даже видавших виды южанских репортеров.

Конец узкого длинного зала, освещенного неоновыми лампами, терялся в голубой дали. Стены зала опоясывали бесчисленные стеллажи. И чего только на них не было! Ящики с импортным баночным пивом, коньяками, винами и шампанским. Всех времен и народов. Россыпи шоколада и конфетных коробок. Банки с кофе, какао и чаем.

Куклы «барби» и «трансформер». Залежи жевательной резинки. А еще шмотки всех цветов и фасонов, кожа, коттон, шелк, ангора…

— Мечта фарцовщика, — вздохнул кто-то за спиной Литовченко. — Судя по антуражу, здесь где-то еще должен жариться шашлык.

— Но это не самое интересное, — насладившись эффектом, назидательно произнес Жора. — Хотя, не спорю, Привоз в миниатюре. А вот пойдемте дальше.

Литовченко, словно заправский экскурсовод, повел группу в глубь зала. Корреспонденты, на ходу щелкая затворами фотоаппаратов, устремились вслед за ним. Спина Жоры резво замелькала меж стеллажей. Он круто свернул вправо, затем влево и уперся в металлическую дверцу без ручки.

Этот ребус разгадывался просто — рядом, в стене, чернел глазок кнопки. Литовченко вдавил его в стену, и дверь плавно отъехала в сторону. За ней открылась крохотная каморка. Посередине ее стоял небольшой лабораторный стол с электронными аптекарскими весами, и вдоль стен все те же стеллажи. Стояли на них скромные полиэтиленовые мешочки с белым, словно снег, порошком.

— Вот, это главное! — торжественно обвел комнату рукой Литовченко.

— Ма-ра-фет, — тотчас прокомментировал голос за спиной.

— Да, причем обратите внимание: слева кокаин, верней, более чистый субстрат коки, именуемый креком. С этим товаром мы хорошо знакомы, хотя и недавно А вон там, вон те пакеты справа, это героин — наркотик, популярный за рубежом и доселе плохо известный нам, но теперь сами изволите видеть добрался-таки и до Южанска.

— Но его тут не так уж и много, — пренебрежительно отмахнулся дородный краснолицый корреспондент «Рабочего Южанска».

— Да, — иронично прищурился Жора. — Совсем немного. Всего-то лимонов на двести…

— Рублей? — уточнил кто-то.

— Рублями в этом деле не считают. Долларов, конечно.

— Да что вы! — ахнул «Рабочий Южанск».

— А я что? — хмыкнул Жора. — Значит, так, делаю официальное сообщение для прессы, — прокашлялся, поправил галстук. — Все, что вы здесь видите, это результаты проводящейся в области операции «Кордон». Действуя согласно последнему Указу Президента о борьбе с преступностью, такая операция была запланирована Управлением внутренних дел под руководством генерал-майора Горского еще в начале месяца, и теперь вы видите ее результаты. Первый этап операции назван «Барьер». Спланирован и проводится он отделом по борьбе с наркотиками областного УВД в тесном содружестве с ОМОНом, национальной гвардией и другими подразделениями охраны правопорядка. Литовченко выдохнул, набрал воздуха и продолжил: — В настоящее время проводится задержание всех выявленных лиц, подозреваемых в контрабанде, торговле и распространении наркотиков. То, что вы видите перед собой, это лишь некоторые, но наиболее… э-э… важные плоды проделанной работы. И можно смело заявить, по масштабам операции и по ее размаху аналогов ни в других областях, ни даже в ближнем зарубежье не имеется. И…

Литовченко прервал речь, заметив, что к нему, распихивая репортеров локтями, пробивается прапорщик Севрюга.

— Товарищ капитан! — заорал он, различив с высоты своего роста голову Литовченко в тесном кружке газетчиков. — Вас Надеждин срочно требует на связь.

Жора хлопнул себя руками по груди и ахнул!

Портативный передатчик для связи с Надеждиным у него забрали во время позорного обыска.

Вернуть не позаботились, а сам он про него в запале совершенно забыл, и вот…

Жора распихал репортеров, пробежал вдоль зала и бросился наверх, перескакивая сразу через три ступеньки. Чья-то заботливая рука уже протягивала навстречу трубку радиотелефона. Жора вырвал ее и сунул к уху.

— Жора! Ты слышишь? — Суда по голосу, Надеждин был взволнован. — Где тебя черти носят?

Почему не выходишь на связь?

— Передатчик в драке повредили, — не сморгнув, соврал Литовченко.

— Где ты находишься?

— Как где? На даче Абаса, на выявленном складе….

— Пресса тоже там?

— Пэ… целая куча понаехала.

— Так. Сколько времени ты там находишься?

— Минут сорок.

— Точней?

— Ну, сорок три.

— Ух… — облегченно вздохнул Надеждин, — значит, в запасе у тебя осталось еще семнадцать.

— Да о чем ты? — волнение шефа передалось и Литовченко. — Какие семнадцать?

— Слушай внимательно! Там, сбоку от входа, ну… на складе справа, в стене щиток. На щитке набор кнопок и табло с цифрами. Это код. Если после того, как кто-либо открыл дверь, он не наберет при входе нужную комбинацию, то ровно через час все взлетит на воздух. У тебя там в запасе шестнадцать минут. Срочно эвакуируй людей.

— Цифры! Какая комбинация? — заревел в трубку Литовченко.

— Знает только Абас. Его Бачей сейчас везет к тебе — может, успеет. Эвакуируй людей!

— Я понял, шеф! Бегу!

— Стой! — выкрикнул вдруг в трубку Надеждин. — Бачей на связи! Так… так… Жора, Абас раскололся! Пять, девять, один, два! Слышишь? А людей эвакуируй.

Жора отшвырнул трубку и ринулся вниз. Метнулся к стене и рванул на себя металлическую заслонку. Точно: перед ним горели на табло четыре цифры. Секунду Жора изучал их, затем его пальцы проворно забегали по кнопкам под цифрами.

— Пять… девять… один… два… — словно заклятие бормотал себе под нос, пока на табло не вылезла эта чертова комбинация. Жора отскочил назад и рявкнул: — Все наверх! Живо!

Напрасно он сделал это столь импульсивно: насмерть испуганные служители прессы одновременно ринулись к выходу. Там сразу образовалась пробка из тел, а вслед за этим едва не вспыхнула потасовка.

— Вот сукины дети, — сквозь зубы растерянно процедил Жора К счастью, рядом с ним словно из-под земли вынырнул прапорщик Севрюга.

— Прекратить это! — коротко рявкнул в сторону сцепившихся газетчиков Литовченко.

— Есть! — Севрюга ринулся в самую гущу, и корреспонденты, словно кегли, разлетелись в разные стороны. Севрюга выпрямился возле самого сюда наверх, широченные плечи его развернулись, а из-под комбинезона грозно выпятились шары бицепсов. Автомат, зажатый в его лапище, казался игрушечным.

— Подниматься по одному, без паники, — сверкнул глазами Севрюга. — Кто сунется без очереди — зашибу!

Слова из уст столь внушительного прапорщика возымели желаемое действие: пресса разом сникла и послушно, по одному, стала выбираться наверх.

Когда невозмутимый Бачей вытолкнул из машины Абаса, тот походил уже не на рассерженного верблюда, а на побитую собаку.

В радиусе двухсот метров от дачи не наблюдалось ни единой живой души. Только задумчивый Жора сидел на крылечке и покуривал неизменную «Приму». При виде Абаса на лице его заиграла загадочная улыбка.

— Ну что, Абасик, две минуты у нас еще есть. Пойдем вниз? Там покалякаем?

— Пайдем, еслы не вэрыш, — хмуро глянул исподлобья Абас. — Толка я все ему честно сказал.

— Вот и проверим, — согласно кивнул Литовченко. Бачей легонько подтолкнул Абаса в спину. — Как же ты его расколол? — на ухо шепнул Бачею.

— А вот так и расколол, — ухмыльнулся Бачей. — Сказал, что полетит к Аллаху вместе со своими шмотками, а жить, паскуды, они все хотят. Ты еще спроси, почему он такое время выставил — целый час с момента открытия хода.

— А почему? — искренне удивился Жора.

— А потому… правильно все рассчитали, сволочи: пока обшарим подвал, найдем наркотики, осмотр, составление акта, понятые… Как раз через час в подвале и набилось бы больше всего народа. Усек?

— Усек. Ну ничего — он у нас еще попляшет, — пообещал Жора.

10

Проклятая ночь наконец закончилась. Солнце, неожиданно яркое в позднее осеннее утро, втерлось сквозь щель в плотных гардинах, выплеснуло прямо в глаза пригоршню бодрящего света.

Сергей зажмурился невольно, помассировал пальцами набрякшие веки.

Скорей бы, скорей швырнуть в пасть судебной машинки уже накопившиеся за день и ночь тома предварительного следственного дела и… спать, спать, спать… Черт с ними со всеми: с мечеными, императорами, рассерженными верблюдами…

Дверь распахнулась без стука. Сергей поднял голову и едва не выругался вслух. На пороге застыл в театральной позе Арнольд Копылов. Словно искал слова — и никак не находил, только цокал восторженно языком да хлопал беззвучно в ладоши. Оставалось дождаться конца представления.

Наконец пошел текст:

— Браво! Браво, старик! Обскакал всех! Тут и звездочка вторая светит!

— Поздравления, старик, когда эта звездочка засветит с погона, заставил себя улыбнуться Надеждин. — А сейчас самая запарка, так что извини — занят.

— Да я на минутку и по делу.

Копылов шагнул в кабинет и плотно затворил за собой дверь. Мягко ступая, приблизился к столу вплотную и склонился к Сергею.

— Вот что, старик, ровно в двенадцать ноль-ноль в кафе «Дон» тебя ждет один старый знакомый. Постарайся не опаздывать — это очень важно для тебя.

Злорадство! Вот что было в кошачьих глазах Копылова в тот момент. Но Сергей уловил в них еще и добрую примесь плохо скрытой зависти. Забавный получился коктейль. Сергей вместе с креслом подвинулся назад и строго сдвинул брови:

— Ты, Копылов, не темни. Что за знакомый?

Почему это важно для меня?

— Знакомый этот твой — американский подданный, и как только ты его увидишь — сразу узнаешь. Так он сказал. Почему важно для тебя? Ну… Это касается некоторых обстоятельств исчезновения Валерия Симонца-Меченого.

Может, на лице Сергея и не дрогнул ни единый мускул, но что-то в этом лице отразилось такое, что Копылов испуганно отшатнулся назад.

Впрочем, Арнольда трудно было напугать — это Сергей понял, когда тот снова заговорил. Оказалось, в голосе Арноши тоже может звенеть оружейная сталь.

— В кафе «Дон», в двенадцать ноль-ноль. Все. Да ты не дрейфь, — Арнольд почти победно осклабился. — Это будет только разговор, пока, — подчеркнул нарочито, — разговор.

— А мне дрейфить нечего и некого, — зрачки Сергея злобно сузились. Оставлять поле боя за Копыловым он не собирался. — Я буду вовремя. Только имей в виду, Арноша, ты в этом деле — сопля на носу, так что смотри, как бы тебя по стенке не размазали.

— Ну-ну… — Копылов одобрительно кивнул. — Бог в помощь.

Дверью Арнольд не хлопал — не имел такой привычки, просто растворился после этих слов, словно его и не было.

— Хер знает, что такое, — под нос буркнул Сергей. — Этого еще не хватало. Что за друг-американец?

Хоть убей — ну никак не мог припомнить ни единого знакомого-штатника, да еще и старого знакомого.

«А на встречу идти придется. Кажется, интересный поворот готовится», решил Сергей и трижды громыхнул в стену кулаком, вызвав таким примитивным способом Бачея из соседнего кабинета.

…Летнее кафе «Дон» расположилось неподалеку от Управления, всего в двух кварталах. Но, вероятно, знакомый из Америки выбрал его не из этих соображений. Просто «Дон» входил в число на редкость благопристойных заведений. А еще в нем дежурила пара крепких ребят, следящих за порядком и за тем, чтобы посетители не распивали принесенных с собой горячительных напитков.

Расчет правильный, хозяйский: хочешь пить — на здоровье, но покупай на месте и не нажирайся до хамства.

Сергей подъехал без пяти двенадцать. Выезд обставил круто и не без шика: черная служебная «Волга» тридцать первой модели, за спиной — двое гвардейцев на загляденье. Двухметровый Володя Бачей с безупречной синевой в глазах киллера и необъятный в талии Андрей Залужный с менторской ухмылкой на сочных губах. Оба в стильных костюмах, при галстуках. Одна рука в кармане брюк, другая, словно невзначай, за лацканом пиджака. А сам Сергей… ни дать ни взять преуспевающий бизнесмен из новоявленных. За последние годы в Южанске к подобным картинкам попривыкли.

Конечно, такая помпа вроде и ни к чему: Сергей был уверен, что до грубой «разборки» дело не дойдет. Но имелись и другие соображения. Во-первых, неизвестно, что за американец и что ему нужно? Однако в любом случае марку выдержать стоило. Все же Надеждин — начальник отдела, да какого! У «них», в Штатах, — крупная шишка. Во-вторых, Сергей давал понять, что не намерен придавать встрече оттенок особой кулуарности и таинственности. Все на виду.

Впрочем, никого, кроме Залужного, Бачея и Мелешко, к обеспечению не привлекал. Но это уж американца не касалось.

Публика в кафе набивалась обычно к вечеру, и больше половины столиков сейчас пустовали. Сергей занял угловой, уселся спиной к стене. Бачей и Залужный заняли соседний — так, чтобы и «хозяину» не мешать, и сразу очутиться рядом в случае необходимости. Где-то поблизости крутился и Мелешко, но его Сергей пока не засек. Алексей должен был «проводить» американца.

Залужный, томно придерживая официантку за руку, тотчас заказал сто пятьдесят коньяка, кофе, лимон, шоколад и кока-колу. Бачею же он незаметно показал язык. Бедный многодетный Володя, который к тому же вел машину, тяжело вздохнул и удовольствовался чашкой кофе. Впрочем, симпатии девушки-официантки все равно были на его стороне — слушала она Залужного, а улыбалась Володе.

Американец нарисовался ровно в двенадцать и вовсе не так, как представлял Сергей. Никаких «Мерседесов» и «Кадиллаков» он не дождался.

Просто вынырнул невесть откуда смуглолицый, черноволосый парень, приблизительно одного с Сергеем возраста, и попросил разрешения присесть за его столик. Сергей окинул взглядом неброский, хотя и респектабельный костюм, темные очки и кейс в руках и собрался было вежливо отказать. Но парень приподнял очки, мило улыбнулся, и Сергей осекся на полуслове.

Да! Точно знакомый и точно американец!

Правда, русский по происхождению. Отсюда и отсутствие акцента в речи. И знакомство давнее…

МГУ, юрфак, второй курс… Ответный визит Горбачева в США, встреча с Рейганом… Американцы — русские — братья… Товарищеская миниуниверсиада в Москве, Беркли — МГУ. Гребля, баскетбол, легкая атлетика, бокс…

На Сергея Надеждина команда МГУ не без оснований возлагала большие надежды. В полутяжелом весе равных ему в университете тогда не было, и форму он держал отличную. В финал прошел легко, даже бравируя этой легкостью. А вот в финале столкнулся с неожиданным противником.

Звали того парня Эдуардом, фамилия Фитцжеральд. Что ж, типичная, даже чересчур, американская фамилия, да только, как проинформировали Сергея перед боем, соперник его — россиянин, казак чистейших кровей, и фамилия у него на самом деле — Самойлов. Дед Эдика, отважный есаул, осел в Белграде, а после его смерти родители Эдика эмигрировали в Штаты, еще в сорок пятом, родился Эдуард в Лос-Анджелесе, а фамилию Фитцжеральд приобрел, когда родители получили американское подданство.

Последние факты из жизни соперника особой симпатии у Сергея не вызывали. На бой настроился серьезно — следовало хорошенько разъяснить лому эмигрантишке, — «ху из ху».

При церемониале знакомства на ринге Сергей вяло пожал противнику руку, скользнул по фигуре профессионально оценивающим взглядом, не нашел в ней ничего выдающегося и презрительно отвернулся. Эдуард, наоборот, улыбнулся ему широко и доброжелательно и руку стиснул с чувством.

Первый раунд работали на равных. Фитцжеральд, правда, демонстрировал несколько странную технику защиты. Между руками его в блоке всегда почему-то оставались просветы, и под удар он руки не подставлял, а старался встречным движением «увести» удар, как бы отбивая перчатку противника в сторону.

А реакция у парня была отменная, и удар держал отлично!

Во втором раунде Сергей несколько раз пустил в ход свой «коронный» крюк левой в корпус.

Ощутимых результатов это, однако, не принесло — противник дышал ровно и мощно.

А в самом начале третьего раунда Сергей пропустил несильный, но болезненный удар в нос — и рассвирепел, чего с ним раньше никогда не бывало. Он обрушил в ответ на противника шквал коротких и жестких ударов. Его левая снова и снова таранила грудную клетку и солнечное сплетение Фитцжеральда, которые тот то и дело открывал, стремясь ненадежнее прикрыть голову.

Однако усилия Сергея пропадали даром. С таким же эффектом он, казалось, мог лупить железобетонную стену.

В конце концов Сергей увлекся настолько, что перестал замечать правую Фитцжеральда. Эта правая практически все три раунда бездействовала, лишь изредка нанося пристрелочные удары в голову, верней, в «защиту» Надеждина. Сергей в запале про нее забыл и… был наказан.

Он в очередной раз загнал противника в угол под одобрительный рев болельщиков. Какой-то толстяк в первом ряду с натугой горланил: «На отбивную его, а-а-а!» Сергей последовал совету и резво принялся обрабатывать соперника со всех сторон. Голову открыл на долю секунды — не более. Правая рука Фитцжеральда стремительно распрямилась и со звоном приклеилась к челюсти.

Голова Сергея резко дернулась, а ноги остались на месте — лучший показатель качества удара.

Впрочем, Сергею было уже не до оценки показателей: когда секунд через десять к нему вернулась способность любоваться красками жизни, Фитцжеральд принимал поздравления.

Сергей вяло отпихнул секунданта, который двоился в глазах, слабо трепыхнулся в могучей руке рефери, которая, увы, вознеслась кверху с рукой его соперника и, пошатываясь, побрел в раздевалку.

Минутой позже туда вошел Эдуард. Он проковылял неторопливо к Сергею, поникшему в углу, присел рядом на скамеечку и без малейшего акцента дружелюбно предложил:

— Не будем дуться друг на друга, а? Может, еще и сквитаешься техника-то у тебя посильнее моей. Просто увлекся, а мне повезло — поймал на контратаке, но сомневаюсь, чтобы это прошло еще разок. Так что друзья? О'кей?

И он протянул Сергею ту самую правую, поставившую точку в поединке. Сергей замешкался на мгновение, но быстро сообразил, что недавний соперник действительно прав: чего ради дуться на неплохого, судя по всему, парня? И, на этот раз от души, стиснул цепкие пальцы Фитцжеральда. Тот улыбнулся, встал и направился к выходу из раздевалки. Сделав несколько шагов, он, к превеликому удивлению Сергея, охнул, схватился за левый бок и начал медленно валиться на пол. Сергей успел вскочить и поддержать отяжелевшее тело.

Эдуард судорожно хватал воздух широко открытым ртом.

— Врача! — заорал насмерть перепуганный Сергей. — Эй! Кто там есть? Врача скорее!

Машина «Скорой помощи» увезла Фитцжеральда в больницу Склифосовского, а уже через полчаса Сергей надоел сотрудникам приемного покоя, пытаясь выяснить, как чувствует себя его американский друг и есть ли надежда на выздоровление.

К нему наконец спустился тощий желчный тип — дежурный травматолог — и коротко пояснил, что у Фитцжеральда перелом трех ребер слева без смещения и, как следствие, обморок от болевого синдрома. Но беспокоиться нечего легкие не повреждены, а от перелома ребер еще никто не умирал. Потом, подумав, добавил, что завтра Эдуарда отпустят под наблюдение врача американской команды, но сегодня его лучше не тревожить.

«Ничего себе, — думал Сергей по дороге в общежитие, — вот это парень. Ребра эти, судя по всему, я сломал еще во втором раунде. А он до конца боя и виду не подал, а я ведь еще сколько молотил по ним. И все равно: он меня уложил, еще и улыбался потом, дружбу предлагал. Я бы на его месте вопил во всю глотку и крыл всех на чем свет стоит».

Но какая там дружба между американцем, да еще и эмигрантом, и убежденным патриотом Страны Советов по тем временам… Даже адресами не обменялись — и вот теперь, спустя почти десяток лет, такая встреча… Но не забыли друг друга, не забыли…

— Да-да-да, Сергей Юрьевич, каких только встреч не случается на белом свете, — словно прочитав мысли Надеждина, закивал Фитцжеральд.

Затем непринужденно устроился на легком, почти декоративном стульчике и забросил ногу за ноту, демонстрируя безукоризненно белые носки.

— Что ж, по бокалу шампанского за встречу?

Сергей пожал плечами:

— Можно и шампанского.

Каким чутьем, каким наитием прочувствовали официанты респектабельного клиента, трудно сказать, но шампанское на столе материализовалось в мгновение ока. Да не какое-нибудь, а «Абрау-Дюрсо». А к шампанскому ананасы, бананы, киви, виноград. И все без предварительного заказа, как и полагается. Хочешь ешь, не хочешь — пусть так красуется.

Залужного за соседним столиком даже перекосило от зависти, а Сергей… Может, в другой раз он и не отказался бы провести вечерок за таким столом — теперь же ему было не до пирушек.

Но… приличия обязывают. Сергей светски, хотя и вяло, улыбнулся и адресовал сотрапезнику приветственный жест бокалом. Выпил залпом, отщипнул виноградинку, бросил в рот, помолчал, смакуя, вздохнул:

— Хорошо, Эдуард, будем считать церемониальную часть законченной. Не скрою — если бы наша встреча была случайной, а не организованной, да еще подобным способом, — я был бы рад ей, честно. Но, извини, как я предполагаю, ты нашел меня отнюдь не из праздного любопытства, так что давай перейдем к делу и… у меня немного времени.

Фитцжеральд в ответ совершенно непринужденно и искренне рассмеялся, пришлось ему даже извлечь из кармана миниатюрный платочек и промокнуть выступившие от смеха слезы.

Сергей насупился.

— Прости, — прижал Фитцжеральд руку к сердцу, — знаешь, забавно наблюдать, как вы, русские, понимаете американский рационализм. Хватать сразу быка за рога, так?

Надеждин угрюмо кивнул в ответ.

— Что ж, к делу — так к делу, хотя не уверен, что дело это тебя порадует.

Фитцжеральд, не меняя позы, подцепил кейсатташе, стоящий рядом, щелкнул эффектно замками, откинул крышку и выложил на стол перед Сергеем толстую бухгалтерскую папку. Сергей, с трудом подавляя любопытство, небрежно потянул папку, раскрыл и… едва не ахнул.

Ахнуть было от чего: великолепная, высокопрофессиональная работа. Вот Валера Меченый в Сочи — садится в автомобиль, вот он уже на пароме, а на этом снимке столкновение Меченого и Володи Бачея в коридоре, и… Меченый исчезает в каюте. А это уже Леша Мелешко — садится за руль автомобиля Меченого. Сходство разительное, но при значительном увеличении можно и разобрать. А дальше и дача, на которой они «крутили» Валеру. Дальше ночные съемки… Весь, абсолютно весь ход похищения на кодаковской пленке, качество — хоть плачь от зависти.

Сергей расслабил узел галстука, который, казалось, удавкой врезался в шею, и почти прохрипел:

— Хорошо сработано… Осталось объяснить: кому это понадобилось и что он теперь потребует?

— Кому понадобилось? — Фитцжеральд лукаво вздернул бровь. — Мне — А кто ты?

— Я обыкновенный американский мафиози, — спокойно, без малейшей рисовки, сознался Фитцжеральд — Впрочем, не совсем обычный и не совсем американский. Американская мафия подразумевает, по сути, криминальную итальянскую организацию в Штатах. Я же представляю хоть и сугубо криминальную, но русскую организацию, и в организации этой занимаю не последнее место по рангу.

— Ну, и что же у вас за интерес до нас, убогих и грешных? — криво ухмыльнулся Сергей. — И сидели бы у себя в Америке.

— В том-то и дело… — Фитцжеральд задумчиво повертел в руках пустой бокал. — Может быть, этот интерес и не возник бы, да…

Многое стояло за этим «да» Эдуарда Фитцжеральда.

…Все было просто, но только каких-нибудь пять лет назад Сергей воспринял бы рассказ Эдуарда как цитату из крутого западного детектива.

И даже теперь разум отказывался верить. Бывает так: все верно, все сходится, факты, обстоятельства, а словно во сне — вот, кажется, проснешься — и ничего нет. Но есть… есть, черт ее, эту действительность, подери.

Сеня Император, как следовало из рассказа Фитцжеральда, зашел слишком далеко. Так далеко, что и не снилось ни его конкурентам, ни стражам закона. С предприимчивостью, так свойственной Сениной нации, он умудрился за каких-нибудь полгода создать мощный картель, в который входили: один из крестных отцов калифорнийской «Козы Ностры» Джакомо Лич, кокаиновый «барон» из Колумбии Доминико Сомора и сам Сеня Император — крутой пахан из Южанска.

Радужная перспектива освоения необозримых российских, украинских и польских рынков так увлекла Сеню, что он несколько переоценил свои возможности, а главное, не учел существующих реалий мирового рынка наркотиков. Верней, просто не знал этих реалий.

А они были весьма суровы. Тайная война между кланами мафии не прекращалась ни на день, только если раньше за пальму первенства сражались итальянские «семьи», то теперь ситуация изменилась. Во Флориде итальянцев решительно потеснили латиноамериканские группировки, а в Калифорнии и Нью-Йорке в войну не менее решительно вмешались доселе неприметные и скромные русские. Этих русских и представил Эдуард Фитцжеральд. А Сеня Император…

Сене предлагали сотрудничество, но заокеанским соотечественникам он предпочел итальянца Джакомо Лича. Это сулило большие и скорые барыши, а национальную солидарность Сеня похерил, тем более что был чистых кровей евреем.

Одного Сеня не учел: это здесь, в Южанске, он был крутой пахан, а в международных масштабах — едва до уровня «шестерки» дотянул. Ну и ухлопали Сеню, красиво и непринужденно, руками Сергея Надеждина.

Все это кратко и изложил Фитцжеральд.

Сергей внимательно выслушал, а когда Эдуард умолк, недоуменно пожал плечами с какой-то безнадежностью в голосе, почти безразлично вопросил:

— Ну а чего же вы все-таки от нас-то хотите? — и потянулся за очередной сигаретой.

Эдуард услужливо щелкнул зажигалкой, прищурился:

— Чего хотим? Видишь ли… Это не совсем обычное предложение к сотрудничеству…

— Я так и предполагал, — уныло вздохнул Сергей, — не пойдет…

— Почему? — испытующе уставился на него Фитцжеральд.

Сергей выпрямился и, глядя ему прямо в глаза, решительно отрезал:

— При первой же возможности вывернемся и ударим, больно ударим, в способах стесняться не будем — ты это должен понимать.

— Верно, — снисходительно закивал Эдуард. — И это мы тоже просчитали, потому-то и предполагаем вас использовать вовсе не так, как ты представляешь.

— А как?

— Ну… Если честно, поначалу у нас никаких видов на тебя и твоих ребят не было, но когда понаблюдали, проанализировали… Поначалу были несколько шокированы, а потом пришла мысль. Почему бы «нет»? Вай ноу?

— Что «нет»? — упрямо уточнил Сергей.

— Почему бы не использовать вас в Штатах?

— Да… — вытаращился Сергей. — Крыша у вас, по-моему, точно поехала гораздо дальше Штатов.

— Что значит: «крыша поехала»? — нахмурился Фитцжеральд, пытаясь понять смысл не слышанного доселе выражения.

— Это значит, что тебе и твоим… э-э… коллегам следует обратиться к семейному психиатру, и как можно быстрей, — ласково пояснил Сергей.

Но Фитцжеральд не обиделся.

— Вот ты послушай, — он подался к нему всем телом. — Вы же тут особые, вы не такие, как те же русские эмигранты. В большинстве подавляющем — это трусливое дерьмо. Достигли заветной мечты, райских заокеанских кущей и боятся нос высунуть. Подданство — предел желаний, а в результате и мозги их, и руки стоят гораздо дешевле, чем руки и голова распоследнего тупого янки. Это с одной стороны. С другой стороны, есть, конечно, и в избытке, обычная уголовная шушера, вроде Сени Императора. Шуфутинские и Токаревы слюнями восторга захлебываются от блатной романтики. Нашли, можно сказать, идеал. Да только мразь — она и есть мразь, и принципов у нее нет.

А мафия — это не блатное братство, это «семья».

В этом и сила итальянцев.

Теперь о вас. Только вы тут, и никто другой в мире, не разучились держать зубами и когтями свое место под солнцем, драться не разучились и мыслить в драке. Вы единственные, кто еще способен разорвать в клочья любого — американца, итальянца, пуэрториканца, встань он только в драке на вашем пути. Потому что голова ваша не забита цивилизацией и демократическим дерьмом. «Совок» и страшен потому, что мозги, его изощрились в постоянной борьбе не за повышение жизненного уровня, и за элементарное выживание. И это непостижимо западному человеку.

А еще «совок» патологически упрям и принципиален. Разве не так?

— Не патологически, а генетически, — жестко поправил Надеждин, глядя в карие глаза русского американца. — Если точнее, то упорен, а не упрям, — а насчет принципиальности… Да, наверное, принципы должны быть. Идея.

— Вот, вот, — продолжил Эдуард. — Это как раз та черта, которую никак не могли уразуметь цивилизованные европейцы в войнах. Есть, правда, одно «но». Вы потрясающе ленивы, чтобы втянуть вас в драку, вас нужно хорошенько раздрочить. Что мы и сделали.

— Вы? — спокойно поинтересовался Сергей. — Разве? Дело не с вас началось и, надеюсь, не вами закончится. Мы пришли в милицию, в наше подразделение по своей воле… Можно сказать, в соответствии со своими принципами.

— Я это не собираюсь оспаривать. Но дело не в мотивации. Дело в результатах.

Сергей обвел глазами столики.

Залужный заказал еще одну коку и минералку, и на двоих с Володей разводили некую смесь в бокалах, а за другими столиками угощались достаточно скромными десертами простые горожане, взглянул Сергей на залитый полуденным солнцем тротуар, где торопились по делам или праздно фланировали десятки и сотни незнакомых людей, среди которых наверняка окажется кто-то, чье будущее, чье здоровье, чья жизнь спасены благодаря… Благодаря всему, что они сделали за эти месяцы.

— Есть и результаты, — бросил Надеждин.

— Да, есть, — согласился Эдуард, — с моей точки зрения, вы дело сделали и доказали свою пригодность. Для нас. Для работы в Штатах.

— У нас английский — со словарем навпрысядки, — усмехнулся Надеждин, думая о другом.

— Языковой барьер — ерунда. Научим в два месяца. И то, что вы не знаете американских отношений и жизни — так именно это нам и нужно.

Вот такой эксперимент. У нас есть головы и деньги, но бойцов мало.

— Бойцов? — спросил Надеждин, невольно переводя взгляд на друзей.

— Да, — подтвердил Фитцжеральд, — бойцов.

Не просто киллеров, хотя поганой крови тоже придется пролить немало впрочем, не меньше, чем ваш Владимир… или ваш покойный отец пролили в Афганистане.

— Ты Афган не трожь, — коротко припечатал Сергей, совершенно ясно вдруг почувствовав, что способен вот прямо сейчас выхватить служебный «макар» и разрядить обойму в эмигрантскую рожу.

— Не заводись, — вдруг очень по-русски и очень проникновенно сказал Эдуард, — я не политик и не правозащитник сраный и знаю, что такое война. Возможно, я употребил не совсем правильное слово: «бойцы». Нужны воины, настоящие, сильные и умелые воины. Русские.

Нигде у нас не засвеченные, не числящиеся ни в одной картотеке…

— И такие, которым некуда отступать и не к кому переметнуться, — вдруг четко осознал и договорил за Фитцжеральда Сергей.

— Естественно, — согласился после паузы Эдуард, — и могу сказать откровенно, что многие… э-э… нюансы, да? — нами хорошо продуманы.

— Вы что же, с моего первого милицейского дня меня «пасли»?

— Ничуть. Но мы смотрим и думаем, и надеюсь, достаточно быстро. И очень, — Фитцжеральд акцентировал это слово, — надеюсь, не в ущерб вашему и нашему Отечеству. Пока, во всяком случае. Наше предложение — скорее, впрочем, требование — плод точного расчета.

Сергей бы назвал это скорее авантюрой. Впрочем, доводы Фитцжеральда были не столь уж фантастичны и надуманны, как казалось на первый взгляд. В чем-то Фитцжеральд и умники, которые стояли за его спиной, были и правы.

— А если мы все же откажемся? — Сергей устало потер переносицу.

— Мы не общество филантропов-альтруистов, — холодно отрезал Фитцжеральд. — Начатое всегда доводим до конца. Я полностью открыл перед тобой карты, и теперь, по крайней мере, ты еще и слишком много знаешь… Но, повторяю, вы нужны нам. Потому возникает альтернатива: либо мы со всеми фактами, а их у нас немало, сдаем вас вашим же властям, за исключением тебя, поскольку нам нужна полная гарантия молчания. Остальным… Ты понимаешь — тут пахнет солидным сроком, а то и… Либо же — всю вашу команду мы транспортируем в Штаты. Да ты подумай, дурак!

В Штаты! Условия создадим райские даже по американским масштабам! Готовим, опекаем, даем возможность осмотреться. А работа… Полностью аналогична той, что вы и здесь проворачивали.

Ну… может, малость погрязней, зато и поинтересней. Ты только подумай, какая перспектива!

— Ага! — поддакнул Сергей. — Из грязи в князи, а из князи в мафиози.

— Князь ты, положим, хреновый, — усмехнулся Фитцжеральд. — И художеств твоих даже здесь не простят. Все! Даю сутки на размышление. А дело Сени Императора доведете до конца, мы вам и дополнительный материал подкинем. Доведете — и… тихонько сматываемся. Организацию, естественно, беру на себя. А нет… Сушите сухари, как говаривали в добрые сталинские годы.

Фитцжеральд поднялся, одернул пиджак, небрежно выбросил на стол стодолларовую купюру и церемонно откланялся.

Как только он исчез за углом, на его место, сопя, втиснулся Залужный, бесцеремонно запустил лапу в вазу с фруктами и, аппетитно захрустев яблоком, прочавкал:

— Ну что, шеф, о чем гутарили?

— Да вот, работенку предложили за рубежом.

Не пыльную, а главное, по специальности, — с задумчивой иронией поделился Сергей.

— Как это? — недоуменно захлопал ресницами Залужный.

— Очень просто, предложили повоевать там кое с кем по контракту.

— А мы что? — испуганно ахнул Залужный, уловив, что Сергей, кажется, не шутит.

— А что мы? — пожал плечами Надеждин. — Мы, наверно, согласимся.