Народная война

ВВЕДЕНИЕ

Моя книга — правдивый рассказ о днях партизанской жизни. В ней личный опыт в народной войне, размышления о пережитом и свершенном. Я кадровый офицер Советской Армии. Пройдя военную школу от красноармейца и курсанта до старшего офицера, я вел и политическую работу в армии. Война застала меня в звании полкового комиссара, на педагогической работе в военных учебных заведениях. Строевой и политический опыт сослужил мне большую службу в партизанской войне, участником которой довелось быть в течение трех лет.

Я начал свою деятельность в партизанском движении рядовым бойцом, потом был командиром соединения и, наконец, исполнял обязанности начальника штаба партизанского движения Украины и 4-го Украинского фронта. Действовал в Брянских лесах, в Белоруссии, на Украине, в Молдавии, в Чехословакии.

Книга охватывает первый год моего участия в войне — с середины августа 1941 по август 1942 года.

Почему я обратился именно к этому начальному периоду? Потому, что, будучи самым трудным, он с особой силой и наглядностью раскрыл передо мной все величие душевных качеств советского человека. Потому, что этот год, после обращения товарища Сталина к народу 3 июля 1941 года, был годом становления партизанского движения. Советские люди, находившиеся в тылу врага, непрерывно и неутомимо искали действенные формы и средства борьбы с захватчиками. Движение прошло ряд этапов, разрозненные партизанские группы вырастали в отряды, объединенные отряды превращались в крупнейшие формирования. Вокруг партизан объединились самые широкие круги населения. Партизанское движение становилось делом всенародным. Но оно не могло бы иметь такого размаха и действенности, невиданных в истории, если бы не было возглавляемо партией большевиков. Благодаря этому руководству партизанское движение получило дисциплинированную, централизованную организацию и управление и вошло в историю как движение народа, глубоко понимающего цели Великой Отечественной войны.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как отгремели последние выстрелы. Великий труд нашего народа залечил раны, нанесенные гитлеровцами, успешно завершил послевоенную Сталинскую пятилетку. Далеко назад отодвинулись события прошедшей войны, заросли партизанские тропы. Но мы, участники и свидетели исторических событий, обязаны использовать огромный опыт, приобретенный в результате долгой и трудной борьбы с сильным врагом, проанализировать путь, который мы проделали.

Передо мной кипа документов и дневниковых заметок, сделанных в тетрадях, записок на отдельных клочках бумаги, рваных и разноцветных, исписанных карандашом и чернилами или напечатанных на машинке; бумага выцвела, карандаш на многих записках поистерся, чернила расплылись. Так же, как и партизаны, документы, мокли под дождем, попадали в реки, валялись в грязи и под снегом.

Приходится сожалеть о том, что дневники и записки я вел нерегулярно, от случая к случаю, в зависимости от обстоятельств и прежде всего от боевой обстановки. Многое потеряно бесследно, но и то, что сохранилось, дает возможность с достаточной полнотой воспроизвести картину и ход событий.

Записывал я не только свои дела и мысли, но дела и мысли товарищей, знакомых, друзей по оружию. Ведь, как это ни кажется удивительным, люди, независимо от уровня теоретической подготовки и тяжести условий, и тогда не прекращали учиться; на собственном опыте они совершенствовали методы борьбы. Во время бесед или при решении задач, диктуемых обстановкой, они по свежему следу давали весьма интересные и точные определения, обобщающие наш опыт.

Вот первая, попавшаяся под руку заметка из дневника от 30 июля 1942 года. Я записал беседу двух товарищей: подполковника Алексея Бондаренко — комиссара объединенных партизанских отрядов Брянских лесов — и подполковника Иллариона Гудзенко — командира второго отряда имени Ворошилова. Гудзенко, помню, был удивлен собственным успехом и негодовал по поводу того, что в партизанской войне опрокидываются всякие представления о «правильном» ведении боя.

— Когда я оказался прижатым к Неруссе, — говорил он Алексею Дмитриевичу Бондаренко, — я считал, что все кончено, не миновать мне купаться в реке. Через вашего заместителя получаю приказание штаба — бросить обоз, тяжелое вооружение и мелкими группами немедленно возвращаться в исходное положение; задача — нанести врагу удар с тыла. Я просто оробел. Вернуться в исходное положение через боевые порядки врага поодиночке! Рассеяться, как туман, и опять где-то собраться в одно облако! Да это страшнее, чем броситься в Неруссу или Десну!.. А смотрите, что получилось: всю вражескую группировку разгромили!.. Чорт его знает, век воюй, век учись!

Успех операции был действительно неожиданный. Отряд Гудзенко разгромил два мадьярских батальона 38-го полка, уничтожил более двухсот солдат и офицеров, сорок взял в плен, захватил трофеи — двенадцать пулеметов, две пушки, несколько автомашин, триста тысяч патронов.

Гудзенко был кадровым офицером, а Бондаренко в прошлом партийный работник и военным никогда не был. Мы сидели на лесной поляне около командного пункта, в глубине Брянского леса, а вокруг на много километров были разбросаны немецкие войска. И партийный работник Алексей Дмитриевич Бондаренко поучал кадровика:

— Ну, а теперь понял? Отходя к Неруссе, ты, наверное, думал разыграть большое сражение. Не выйдет так. Давно уже ты стал военным особого рода: ты партизан, и твои действия очень часто зависят от обстановки, которую ты не имеешь ни сил, ни возможности изменить. Мы, партизаны, имели общие планы, имеем цель, стремимся к этой цели, но конкретное решение боев или сражений, таких, например, какие ты провел в эти дни, рождается нередко на ходу.

Все мы приняли участие в этом разговоре, спорили, дополняли друг друга, и Бондаренко, используя «дискуссию», уточнял формулировки.

— Что такое партизаны? Неожиданность, неожиданность и еще раз неожиданность! — говорил он. — Кстати, это далеко не новое определение. Главная наша основа в буквальном и переносном смысле слова — крепкие и быстрые ноги. Мы должны одерживать победу на ходу. Ты отступал, отходил от одного рубежа к другому — это правильно, но не всегда полезно. Иногда в партизанской тактике гораздо лучше не отступать, а исчезать, и в этом наше преимущество. Хлопцы недаром говорят: «Наше дело правое: набил морду врагу — ив кусты, а за кустом отряхнись и снова навались». Вот и выходит, что вся наша партизанская стратегия сводится к одному общему правилу: к умению группироваться, перегруппировываться, рассеиваться, как туман, и опять собираться в грозовую тучу и градом обрушиться на врага.

Гудзенко вначале смеялся:

— Рискованно градом вылиться. Свалишься и растаешь…

Но Бондаренко настаивал на своем:

— Этого вовсе не надо бояться. Напротив, усвой, пожалуйста: это наше преимущество. Да, да, растаять, улетучиться, чтобы враг тебя не мог преследовать… Если ты вдумаешься в то, что происходит в действительности, ты увидишь: так оно и есть. Скоро год, как мы здесь, в тылу врага, в Брянских лесах, и противник бросил против нас добрый десяток дивизий. А что толку? Рвут и мечут эти дивизии, как ветер в непогоду. А нас все больше, и мы все сильнее.

Не буду заранее оценивать эти мысли Алексея Дмитриевича. Так рассуждал не он один: почти от всех партизан, с которыми мне приходилось встречаться, слышал я подобные рассуждения.

Интересные соображения высказывал и Александр Васильевич Суслин, секретарь Навлинского райкома партии и комиссар отряда этого района. Вероятно, они не ему первому пришли на ум, но он хорошо их продумал и говорил убежденно:

— Главнейшее наше преимущество — нас поддерживает весь народ наш — советский народ, умный, отважный, терпеливый, преданный идеям советской власти. Затем — местность нам родная, знакомая. Когда народ берется за оружие, тогда и природа, в особенности лес, начинает играть роль техники, смертоносной для неприятеля. Словом, вся земля воюет…

Эта запись от июля сорок второго года напомнила мне о том, как я впервые познакомился с картой нашего партизанского края. В то время я был начальником штаба соединения партизанских отрядов Выгоничского района и подготавливал докладную записку о развертывании диверсионной и боевой деятельности на железных дорогах. По этому вопросу меня вызвали в штаб объединенных партизанских отрядов.

Командир объединения Емлютин и комиссар Бондаренко приняли меня на опушке леса. День стоял жаркий, и житья не было от комаров; тучами висели они над нашими головами, назойливо лезли в лицо, в нос и в уши. Бондаренко разложил на траве карту-километровку и, легко читая ее, показал мне наши партизанские владения.

Прежде всего он обратил мое внимание на большое зеленое пятно, окаймленное красной ломаной линией. По зеленому пятну было разбросано множество красных точек различной формы и величины. Местами точки роились, наползая одна на другую, другие были расположены на значительном расстоянии друг от друга.

— Вот наш пирог, — сказал Бондаренко, проводя тупым концом карандаша по красной линии.

Сравнение было удачным. Зеленое пятно действительно своим очертанием напоминало форму пирога, заостренный конец которого упирался в город Брянск.

— Пирог жирный, заманчивый; который, уж раз немцы кидаются на него, да начинка не по зубам, — говорил Бондаренко.

В тылу врага, в Брянских лесах, я находился уже больше полугода. Но то, что мы, партизаны, отвоевали у врага, впервые наглядно, на карте, довелось увидеть лишь в этот жаркий день. Схемы, составляемые мной со слов товарищей, не давали полного представления о территории, которой мы владели. Только теперь я мог как следует оценить наши успехи. «Огромная территория», — подумал я.

Бондаренко словно угадал мою мысль.

— Сто пятьдесят километров в длину и до восьмидесяти километров в ширину, всего двенадцать тысяч квадратных километров — вот какой это пирог! — сказал он, постукивая по карте карандашом. — Двенадцать тысяч квадратных километров! Целое государство! Фронт немцев где-то там, на востоке, а мы тут растянулись поперек дорог и знать ничего не хотим. Вначале гитлеровцы говорили, что партизаны — это чепуха, отчаявшиеся одиночки, большевистские агенты-фанатики и дни их сочтены. А теперь возмущаются, кричат: дескать, разбой, русские нарушают законы, ведут войну варварскими методами. И Гитлер беснуется, устанавливает все новые сроки для ликвидации партизан. А уничтожить их в новые сроки не удается.

На краю карты лежал блокнот Бондаренко. Я машинально открыл его и прочитал запись. Видимо, это были наброски к докладу партизанам:

«На этой сравнительно мало заселенной местности мы освободили и удерживаем в своих руках четыреста десять сел и деревень с населением около миллиона человек. Мы не только спасли людей от рабства, но и не дали немцам строить руками этих людей укрепления и дороги, отбили у немцев наш хлеб, скот, лес…»

Бондаренко заметил, что я читаю запись в блокноте.

— На запись не смотри, не в ней дело. Обрати внимание вот на эту паутину, — и, пробегая карандашом по линиям железных дорог, он начал детально описывать обстановку: — Как тебе известно, Брянск важный железнодорожный узел. Здесь, во-первых, проходит железная дорога Киев — Брянск — Москва. Более ста километров ее тянется через наш партизанский край. Около шестидесяти километров этого пути_? от Середина — Буды до Святое, мы вырвали из рук немцев, взорвали, разрушили, и дорога не работает. Во-вторых, железная дорога Харьков Сумы — Хутор Михайловский — Унеча, начиная от Знобь-Новгородской до реки Судости, тоже в наших руках. Красная Армия при отходе взорвала мост через Десну, немцы попытались его восстановить. Когда восстановительные работы подходили к концу, Кошелев напал на мост и опять его взорвал, а дорогу так расковырял, что вот уже более трех месяцев на ней нет движения. В-третьих, дорога Харьков — Льгов — Брянск; в движении поездов по этой дороге происходят ежедневные перебои. Не проходит суток, чтобы ее не атаковали отряды Суслина и Понуровского, Дуки и Ромашина, Балясова, Ткаченко и Паничева, Покровского и Гудзенко. Около семи тысяч партизан сидят на этой дороге на протяжении почти ста километров от Комарич до Брянска. Враг лишен всякой возможности шаг шагнуть без риска нарваться или на партизанскую мину, или на засаду.

Я внимательно рассматривал карту, изучал дислокацию отрядов и поражался тому, как удачно, искусно чья-то опытная рука расположила партизанские группировки. Ни один участок дорог в Брянских лесах не оставляли партизаны в покое.

— Наконец, и это главное, железная дорога Брянск — Гомель, — продолжал Бондаренко. — Она тянется на запад, минуя наш партизанский край, и уходит в глубинные пункты Германии. Весьма важная артерия. Она питает почти всю немецкую армию на Брянском фронте. Но теперь мы и до нее добрались, и уж это тебе известно лучше, чем мне… — Бондаренко имел в виду операцию, которую провел наш отряд 21 мая. — Теперь немцам и на этом участке хватит работы самое малое недели на две. Короче говоря, артерия сильно кровоточит. А фронт не терпит, не ждет, в особенности теперь, когда под Харьковом у них ад кромешный. Из последних сил рвутся гитлеровцы к Волге, а тут какие-то партизаны нарушают перевозку, срывают планы. Есть отчего покой потерять.

Имеются в моем дневнике и другие записи. Они отражают взгляды на партизанскую борьбу кадровых военных. Военные люди, особенно средние и старшие офицеры, с трудом привыкали к своеобразным условиям партизанской жизни, к масштабам и формам партизанской деятельности. Некоторые рассматривали свое пребывание в отрядах, как явление временное; они скучали по своим частям, по армии, по «настоящей» войне.

«Что мы такое? — рассуждали они. — Разве мы воюем, разве мы и наши мелкие операции решают борьбу? Армия — вот где настоящее дело, там и оборона и наступление — искусство! Операции какие, а техника, а люди!.. Партизаны имеют значение только как морально-политический фактор…»

А события развивались и поглощали носителей таких настроений с головой. Партизанское движение в Брянских лесах входило во вторую фазу своего развития, втянув в борьбу с врагом десятки тысяч патриотов. Масштабы раздвигались неимоверно. Всякому здравомыслящему человеку стало совершенно очевидным, что партизаны имеют значение не только «как морально-политический фактор» — явление чрезвычайно важное в тылу врага, — но и как фактор военный, игравший огромную вспомогательную роль в общих планах советского командования.

30 августа 1942 года командиры партизанских отрядов и бригад разных районов, областей и республик были вызваны в Москву на прием к товарищу Сталину. Вместе с бывшими гражданскими работниками от орловских партизан на прием вылетели и партизаны — офицеры кадровой службы, среди них подполковник Илларион Гудзенко, майор Георгий Покровский, старший лейтенант Козлов и другие. От партизан Брянских лесов ездили в Москву одиннадцать командиров.

В начале сентября они вернулись в отряды, и разговорам о незначительности партизанской войны был положен конец. Люди, вернувшиеся из Москвы, передали о том, что сказал им товарищ Сталин.

Передо мной запись рассказа Героя Советского Союза Михаила Ромашина, бывшего секретаря Брянского сельского райкома партии, а во время войны командира партизанского соединения.

«Не было таких мыслей, относящихся к нашей лесной жизни, которыми не интересовался бы товарищ Сталин, — рассказывал Михаил Ромашин. — Спрашивал он также, в чем мы нуждаемся. Мы, конечно, говорили, но скромничали, стеснялись. Просить, когда страна в таком тяжелом положении, сами знаете, неудобно. А Сталин заметил это и сказал: «Не стесняйтесь, товарищи, мы можем дать и дадим все необходимое для вашей борьбы. Передайте партизанам, что они — великая и грозная сила. История войн учит, что победа над захватчиками часто достигается не только усилиями одной регулярной армии, но одновременно с ними и народным партизанским движением. Так было в Отечественную войну 1812 года, когда наполеоновская армия, в то время самая сильная армия в мире, легла костьми в России. Так было и в годы гражданской войны. Так будет и теперь. У нас сильные союзники — армии западных держав. Но роль второго фронта пока выполняете вы…»»

Рассказы о встрече со Сталиным вдохновляли партизан, помогали изжить вредные настроения у тех, кто считал свое пребывание в отрядах временным.

Немцы формировали новые части для борьбы с партизанами, снимали целые соединения с фронта и бросали их на подавление наших отрядов, а партизанское движение становилось все мощнее. «Теоретики» генерального штаба Гитлера засели за изучение истории партизанской войны. Вот что писали они в одной из своих инструкций:

«Партизанское движение в России не является совершенно новым явлением. В стране с таким громадным пространством всегда была выгодной малая война, и Россия давно это поняла. Карл XII и Наполеон были побеждены не только армией, огромностью пространства и климатическими условиями, но также и партизанским движением, поднявшим весь народ на защиту страны. Гражданская война 1917–1921 годов придала партизанскому движению совершенно новую форму и еще больше увеличила его значение…»

И сподвижники Гитлера требовали от своих войск: «Принцип, которым следует руководствоваться в борьбе с партизанами, — это их уничтожение…»

Анализ предистории партизанского движения в России, изложенный в этом документе, говорит о том, что авторы его не глубоко поняли старые и новые уроки. Этот документ и многие другие, подобные ему, с которыми мне приходилось встречаться, категорически требовали одного: уничтожения партизан. А как, какими средствами — на это вразумительного ответа гитлеровские «теоретики» дать не могли.

И через некоторое время отдел боевой подготовки генерального штаба немецкой армии издал новую инструкцию: «Партизанское движение является средством борьбы нашего врага почти во всех оккупированных областях… Одной из задач партизанского движения является: расстройство снабжения фронта людьми и всеми видами материалов посредством планомерного нарушения железнодорожного движения… Из этого следует, что организованной деятельности партизан необходимо противопоставлять такую же строго организованную оборону…»

Оборону! — так писали немцы, вынужденные изменять свою тактику по мере развития и размаха партизанской борьбы. Врагу было и невдомек, что партизанская война есть народное движение против захватчиков, против поработителей, и по самой своей природе освободительного движения оно является движением наступательным.

Среди моих материалов есть документы, которые относятся и непосредственно к брянским партизанам. 20 сентября 1942 года генерал Абт, командир 108-й венгерской пехотной дивизии, долгое время дравшейся с нашими отрядами в Брянском лесу, разослал инструкцию по своим частям. В ней он пытался объяснить свои неудачи в борьбе с партизанами:

«Первая особенность «малой войны» состоит в том, что она ведется в лесах, в темноте, с очень маневренным противником, который способен нападать на нас с боков и сзади. Так называемый фронт не спасает нас от проникновения больших сил партизан в наши боевые порядки. Мелкие группы противника рассекают наши части и выходят в наши тылы… Мы не имеем успеха в ведении «малой войны» потому, что противник с большим мастерством использует свое маневренное преимущество. В результате только за последнее время мы потеряли восемьсот героев убитыми».

А через год появился не менее любопытный документ немецкого генерала. 17 мая 1943 года командир 442-й дивизии особого назначения, входившей в состав 2-й танковой армии, генерал-лейтенант Борнеманн писал высшему командованию:

«На протяжении прошедших полутора лет несколько раз наши войска пытались ликвидировать партизанские отряды в так называемых Брянских лесах. Войска доходили до центральной части района, в котором действовали партизаны, но затем в течение двадцати четырех — сорока восьми часов русские отбрасывали их на исходные позиции. Попытки истребить партизан ни разу не имели успеха, а только приносили нам большие потери. Партизаны продолжают занимать огромное пространство за спиной 2-й танковой армии. В связи с этим линии движения и подвоза блокируются противником. Подобное положение больше не терпимо. Оно представляет огромную опасность для армии».

И генерал-лейтенант Борнеманн взял на себя задачу обезопасить тыл 2-й танковой армии.

С весны 1942 года в расположении Брянского леса против наших отрядов никогда не сражалось менее трех-четырех дивизий с танками и авиацией, помимо них постоянно действовал полк «Десна».

Накануне Орловской битвы, усиленно готовясь к реваншу за Сталинград, немецкое командование прежде всего решило обезопасить свой ближайший тыл. Все силы, которые концентрировались вокруг массива Брянского леса, были сведены в одну группировку. Кроме того, с фронта немцы подтянули части 7-й, 137-й и 292-й пехотных дивизий, 419-й гренадерский полк, 442-ю дивизию из состава 2-й танковой армии и другие. Группу особого назначения под командованием инициатора операции генерал-лейтенанта Борнеманна гитлеровское командование бросило на брянских партизан. Эта группа должна была очистить от партизан все дороги — железные, шоссейные и грунтовые, а затем прижать наши отряды к рекам и болотам и уничтожить их.

20 мая 1943 года, за полтора месяца до наступления на Курской дуге, немцы начали крупное наступление на партизан Брянщины. Разыгрались ожесточенные бои, которые длились непрерывно до начала июля.

5 июля немцы, как известно, повели наступление из районов Орла и Белгорода против советских войск, а 5 августа вынуждены были оставить эти города. Теперь пути отхода приобрели для немцев еще большую важность, и группа особого назначения Борнеманна получила задачу полностью освоить большак Алтухово — Трубчевск и очистить от партизан участок лесного массива южнее и юго-западнее реки Неруссы.

Приближался сентябрь. Борнеманн, как ему казалось, выполнил часть своей задачи. Через Брянский лес началось движение немецких войск. Борнеманн готовился выполнить вторую часть задачи — операцию на уничтожение. Первого сентября 1943 года из Острой Луки он выехал на рекогносцировку местности по Алтуховскому большаку. Впереди него следовал танк, за танком на незначительном расстоянии шла открытая машина. Рядом с шофером сидел полковник — адъютант генерала, позади сам Борнеманн. Он был обложен лесными цветами, собранными свитой, как покойник в гробу. Но покойником он стал немного позже, а пока что чувствовал себя превосходно. За машиной генерала дефилировала в трех легковых машинах его свита, затем следовали два грузовика с охраной; кортеж этот прикрывал броневик, за которым тянулась колонна механизированных войск.

Интересно было бы знать, о чем в эти минуты думал Борнеманн. Быть может, он мечтал о предстоящей встрече с фюрером, об очередном звании генерал-полковника, тем более, что в портфеле у себя он хранил уже копию представления. Он думал, наверное, что заслуги его были велики; ведь только ему, генералу Борнеманну, удалось очистить брянские большаки от партизан, выполнить приказ фюрера, и теперь в полной безопасности он следует…

Но на этом, вероятно, и оборвались мечты генерала.

С двух сторон узкой гати раздались выстрелы, и генерал-лейтенант Борнеманн был убит наповал. На глухой лесной просеке, где он чувствовал себя победителем, окончилась его бесславная карьера.

Засаду на Борнеманна и его свиту организовала партизанская бригада «За Родину». Возглавлял операцию заместитель командира бригады по разведке Ковалев — бывший прокурор, юрист по образованию.

Танк партизаны пропустили; он прошел и заглушил собственным шумом переполох, поднятый на дороге. Легковые машины немецких офицеров от зажигательных пуль загорелись, партизаны успели выхватить из огня лишь труп генерала, портфели с документами, среди которых партизаны нашли процитированную выше докладную записку, приказ об операции, карты. Живым взяли адъютанта Борнеманна.

Так закончилась попытка немцев уничтожить брянских партизан.

В это время я был далеко на юго-западе и командовал соединением молдавских партизан.

…Летом 1947 года я посетил своих друзей в Брянске. Герой Советского Союза Алексей Дмитриевич Бондаренко, секретарь обкома партии по кадрам, и его заместитель, Николай Коротков, бывший редактор нашей газеты «Партизанская правда», предложили мне пройти по былым партизанским тропам.

Брянский лес. Немцы его жгли, вырубали целью участки, снарядами и бомбами в щепки крошили деревья, а он стоит — могучий и, кажется, даже краше прежнего. Еще выше вытянулись мощные, вечнозеленые ели и сосны, огромные многорукие дубы распростерли свои мохнатые ветви, точно приготовились весь мир укрыть в своей тени, звенели листвой березы. То в одном, то в другом месте можно было найти следы землянок: прелая листва, хвоя и засохшие ветви скрывали бывшие партизанские жилища. Одни из них взорвал враг, другие обвалились от времени, и молодые деревца уже подняли над ними свой юно-зеленый навес листвы. Недалеко от землянок возвышались холмики, заросшие мягкой, как шелк, травой и лесными цветами. Над ними поднимались деревянные, в человеческий рост, четырехгранные остороконечные обелиски, увенчанные пятиконечными звездами. Могилы погибших. Краску на обелисках смыли дожди, выцвело, посерело дерево, поистерлись надписи. «Новые памятники заказали, скоро поставим», — сказал Бондаренко. Мы сняли шапки и медленно пошли от одной могилы к другой. Вот могила подполковника Иллариона Антоновича Гудзенко, командира партизанского отряда имени Ворошилова. «Геройски погиб в боях с немецкими захватчиками 10 июня 1943 года», — говорила надпись.

Одиноко возвышался небольшой холмик у молодой сосны. На стволе ножом была вырезана надпись: «Здесь похоронен любимый командир партизанского отряда «За Родину» Григорий Харитонович Ткаченко, геройски погибший 1.6.43 г. в борьбе с фашизмом». На братской могиле была установлена доска: «Комиссар отряда Паша Лохмоткина, секретарь райкома Сидоренко, партизан Алексеев, командир отряда Борис Ильин, партизан Безгодов, комсомолец Сергей Рыбаков». Крупными буквами выведены сталинские слова: «Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины».

Коротков опустил голову. Бондаренко смотрел на верхушки деревьев. В его больших черных глазах блеснули слезы. Мы вспомнили друзей и товарищей, сложивших свои головы за то, чтобы свободно жили на свободной земле советские люди, за то, чтобы великая идея коммунизма росла и развивалась на нашей земле.