Народное Творчество 12-91

"Недаром вдохновенье вселяется в бродяг!"

...И, поддав соседу локтем в бок, зритель размещает свои розовые торчащие уши как раз напротив самой середины сцены — так, что сидящему сзади только уши и видны. Прозрачные, светящиеся отраженным светом тонких свечей у рампы. И действия-то пока никакого нет: есть открытые двери с золотым крылатым зверем на каждой створке, есть блестящий розовый занавес, который раздвинется, как только артисты, привлеченные светом свечей, потянутся на сцену. Каждый «артист» легко помещается в ладони. Ладонь скрывает «артиста», а деревянный ящик с двустворчатой дверью скрывает в себе театр.

Это называется так: бродячий кукольный театр «Вертеп». Бродячий — понятно сразу: ящик с куклами в одной руке, в другой — посох, на голове вареник, гордо именуемый шляпой, и пыльные дороги, проходящие и проводящие сквозь города и деревни и сквозь время. Конечно, иначе как попал бы вертеп из семнадцатого века в конец двадцатого? А кукольный потому, что и тогда, и сейчас все началось с куклы, непонятным образом оживающей в руках.

Александр Эммануилович Греф, преподаватель МХТИ, придумал игрушечный крохотный театрик, как бы макет настоящего — театр, в котором играть в куклы могли бы дети. Придумал одно — получилось другое. Игра вдруг посерьезнела, возникла магия театра, игрушечные подмостки стали узки: играть в театр показалось мало, его нужно было создавать. Решено было использовать классическую форму фольклорного кукольного театра — вертепа, но такого, в котором импровизация сливалась бы с каноническим текстом, а продолжительность спектакля зависела бы от реакции публики.

— Начались поиски в ленинградских, киевских, львовских, московских музеях, библиотеках и частных коллекциях,— рассказывает А. Греф.— Знакомство с живущим на самой границе с Польшей, единственным, может быть, мастером, сохранившим традицию кукольного вертепа, дало возможность дело освоить, сделать первые шаги — построить свой вертеп. Как ни сильно было желание восстановить фольклорный вариант вертепного действа, мы, те, кто взял на себя «роли» артистов, были к этому не готовы. Пришлось искать пьесы, близкие к фольклорным...

И вот нарисованы декорации, собрались вертепщики. Правда, спектакли и едва ли не половина состава обновляются. Сам Греф, Лариса Соколова, студентка финансово-экономического института, и Наталья Селиваненко, первокурсница из эстрадно-циркового училища,— вот, пожалуй, и все профессионалы «вертепа». Профессионалы, если понимать под этим словом упрямую приверженность делу, ежедневную работу на благо театра. Другие «вертепщики» через театр проходят, задерживаясь всего на несколько представлений. Так и задумано — в ворота с надписью «вход» входит человек одним, а в ворота с табличкой «выход» выпускают его уже немножко другим: может быть, лучше, может быть, добрее...

Каргопольский район Архангельской области, Великий Устюг. Приезжают в райцентр шесть человек, говорят — артисты, мол, они, с ними в ящике — театр, спрашивают у солидных людей в отделе народного образования: куда театру поехать, где его ждут? И заметьте — ничего не просят и уверяют солидных людей, что спектакли вертепа бесплатные и такие гастроли ровно ни во что не обойдутся.

Им не верят: «Дело, мол, ваше, конечно, благородное, но мотивы его неясные...» То, что ничего не просит театр,— подозрительно, бескорыстие непонятно. Непонятность эта скрывает — как ладонь куклу, как ящик театр — ясный-ясный смысл: счастливые воспоминания зрителей. Вот зачем начал бродяжничать вертеп. Два десятилетних мальчишки — все детское население деревни — зрители, пять школьников, почти вся школа в полном составе,— тоже зрители. Зрители, впервые увидевшие театр, утонувшие в сумерках сказочного, другого мира, узнавшие тот самый благословенный момент, который наступает еще до того, как поднимут занавес: почти предчувствие Нового года и обещание самому себе стать кем-то очень замечательным и жить непременно прекрасно и никак иначе. Только счастливые воспоминания, явившись когда-то потом, в самый нужный момент, помогают нам выжить. Потому и слова Арсения Тарковского: «Детей надо очень баловать... ведь главное в мире — это память добра» — почти девиз вертепа.

После спектакля по кругу, из рук в руки передается большая синяя банка: копейки, гремящие в ней,— не плата за представление, а «добровольные пожертвования». Банка перевернута, содержимое вытряхнуто, пересчитано и... перечислено на счет Детского фонда, отдано на программу «Семейный детский дом». Вклады в синюю банку — ритуал, часть спектакля, часть, пусть это слово звучит громко, но все-таки мировоззрения вертепщиков, всех без исключения. Потому как-то само собой и получилось, что путешествует театр по детским домам, домам ребенка, детским больницам, доходит туда, куда не ступала нога артиста. (До сих пор Греф ругает себя за то, что не добрался «вертеп» до какой-то очень уж дальней деревни — дорога была разбита — до единственного ждавшего театр зрителя.)

Счастливый случай свел театр с научно-производственной фирмой «ТЭКО», «вертеп» включен в социальную программу фирмы, осуществляются мечты: построен настоящий двухэтажный вертепный ящик, целый дом, в котором будут звучать голоса героев фольклорных представлений (уже поставлен «Царь Ирод»), найдено помещение для репетиций.

Что же это такое: полет от начала представления, когда действие на сцене принимается вращаться осенним листом и шеи плененных зрителей неимоверно вытягиваются, к его концу, когда гаснут свечи у рампы?.. Что это — волшебство, обман, первая высота, на которую душа взбирается с помощью бродячего кукольного театра? Греф твердит, что времени все меньше, что сужается круг света, в котором существуют добро и надежда, любовь, вера; сказка, повторяет и повторяет, что давно пора спасать детей, что только с ними, в них, спасемся и мы, выплывем из темноты в круг света. Верит, что его театр — маяк на этом долгом и непростом пути. Пожалуй, так оно и есть.

Елена ДУБРОВСКАЯ, Фото Ранета МАТКАЗИНА