Народное Творчество 12-91

ПРАЗДНИК "СВЯТОГО МЕДВЕДЯ"

Медведь особо почитаем у многих народов Севера. Это символ верховного божества, покровительствующего людям. У манси, издавна селившихся в таежных глубинках Урала и Сибири, образ медведя стал символом своеобразных новогодних торжеств.

Под медвежьим праздником понимают обряды, связанные с охотой на «хозяина тайги», освежеванием его, ритуальным поеданием мяса, похоронами черепа и костей... Все действия сопровождаются ритуальными танцами, песнями, особыми драматическими представлениями. Объясняется это мифологической традицией, утверждающей общность происхождения медведя и человека.

Представления эти возникли не на пустом месте. Кто хоть однажды видел медведя не в зоопарке, а в естественной среде его обитания — в тайге, лесу, знает о его прыткости, поворотливости, умении ходить на задних лапах, а передними ломать сучья деревьев, по пути собирать ягоды и коренья, ловить в реках рыбу... Да и сметливость медведя порой просто

удивительна! Тут уж и впрямь можно сравнить его с человеком. Однако с течением времени уже в первой половине XX века представления о медведе, имевшие первоначально тотемическую окраску, изменились. Мифологическое значение праздника стало забываться, а необходимость его театрализованного проведения объясняется опасностью охоты на медведя, встреч с ним. Сегодня медвежий праздник для хантов и манси — важнейший элемент национальной культуры, присущий именно этим народам.

В их фольклоре медведь неизменно выступает сыном (или братом) Торума — верховного божества. В «Медвежьих песнях» рассказывается: жил медведь на небе, но в наказание за непослушание был спущен на землю, получив от Торума указание, как себя вести. Впоследствии он был убит богатырем, но Торум придал тени медведя прежний вид и приказал навсегда остаться на земле...

С другой стороны, медведь — сын «женщины-прародительницы», брат ее детей, потому ханты и манси воспринимали его как брата. В таком вот мифологическом родстве и прослеживаются древние тотемические черты «медвежьего культа». К началу XX века сложился культ медведя — «хозяина тайги», обладающего одновременно и божественной, и человеческой, и звериной природой. Богатство и разнообразие содержания праздников, связанных с образом медведя, охватывало все стороны жизни хантов и манси — достаток (чтобы было много рыбы и мяса), а также условия и продолжительность самой жизни. Для местных охотников и рыболовов хозяйственный и праздничный календарный цикл, в отличие от земледельческих народов, обычно не ограничивался привычным нам годом, а был трех-, семи- или даже двенадцатилетним. Границами периодических медвежьих праздников было зимнее солнцестояние и весеннее равноденствие. Обряды первоначально повторялись через семь лет и носили общее название «Яны Йикв» — «Большие танцы». Проходили они обычно в селе Вежакры, что на Оби. А начинались ритуалы в полнолуние «месяца короткого дня», то есть в конце декабря. Тогда праздновали четыре ночи, потом наступал перерыв в пять-семь ночей. Праздники продолжались в течение января и февраля. В начале марта снова праздновали семь ночей. Цикличность таких ритуалов заканчивалась в пору весеннего равноденствия.

Первоначальная часть обрядов обращена к «когтистому старику», имевшему облик медведя. Ему и посвящались песни, сказания о медведе и происхождении людей — «пор»[4], танцы предков родов, интермедии в масках и коллективные танцы. Для заключительной части праздника характерно исполнение не только медвежьих, но и «птичьих» песен, танцы, отражавшие различные занятия людей. Например, танцы с саблями или мечами, для чего служили доскообразные деревянные палицы... Особую важность участники праздника видели в том, чтобы затушевывать вину людей за убийство и поедание мяса медведя. Отсюда и обряды уподобления птицам, и «птичьи» песни... Эмоциональный накал праздника нарастал к его концу — приходу семи лесных духов-менквов. Вбегавший перед ними человек говорил, что вооруженные палицами менквы идут покарать людей. Менквы выступали предками «пор» и имели черты, сближавшие их с медведем. Приход менквов сопровождался изображением комаров и других насекомых, которые нападали на людей, кричали, создавали полный беспорядок. В такой обстановке находили виновников — две деревянные фигуры — мужскую и женскую, игравших роль «козла отпущения». Их отдавали менквам как искупительную жертву. На куклах оставляли следы крови, считавшиеся «священными». Затем исполнители ролей менквов уносили куклы в тайное святилище, разбивали их на части и бросали в огонь. Все были очень рады такому финалу, так как в этих куклах видели причину бед человеческих. Позднее этот обряд изменился и принял форму кукольного представления на медвежьем празднике.

Своеобразная форма календарного периодического медвежьего праздника сохранилась до наших дней у манси, живущих в Свердловской области. Охотились они на медведя осенью, мясо сохраняли на холоде, а праздник устраивали на Новый год, когда дети приезжали на каникулы. К сожалению, в течение учебного года дети из мансийских семей воспитываются в интернате и почти лишены родительского влияния. Вот и стремятся взрослые манси восполнить этот пробел в развитии национальной культуры.

У этой группы манси существовали и специальные термины для обозначения медведя и его мяса. Например, медведь «консынг ойка», то есть «когтистый старик», а «уй» — значит «зверь». Но так называли медведя лишь те, кто в состоянии его убить. Женщины же говорили — «апщикве» — братишка. А собираясь на медвежий праздник, обычно говорили: «Медведя танцевать едем»...

Танцы лозьвинской девушки, пелымского человека, хантыйки, русской женщины отражают различные стороны жизни людей, контакты отдельных групп манси между собой. Популярен здесь танец «Чёхсовтын тан», посвященный выделке шкурки соболя. Ближе к окончанию праздника устраивают священные танцы, в которых участвуют пять-семь мужчин, одетых в мансийские рубашки. На голове у них повязаны платки, ими же завернуты руки.

Игры имеют форму гаданий о будущем промысле. Одна из них — «Ипых» (филин) заключается в том, что приходит человек, изображающий филина. У него в руках топор, которым он стремится попасть в зарубки на специальной палке. К примеру, если попадет в среднюю, то в скором предстоит охота на медведя, а значит, и новый медвежий праздник. К его заключительной части относится и интермедия «хулак ехтыс» — «ворон прилетает». Во время поедания медвежьего мяса манси подражают крикам ворона, пытаясь таким образом ввести медведя в заблуждение, снять с себя вину за его убийство. Особую роль играл ворон в заключительных сценах медвежьего праздника, когда зверь должен был покинуть людей. При этом всех обсыпали снегом, много шумели, боролись, словно бы отвлекая внимание медведя. Характерно, что «хозяин» медведя — охотник, убивший зверя, изображался ни в чем неповинным.

Тут же появлялись и двое мужчин в масках ворона. Они нападали на медведя, переворачивали его колыбель, захватывали зверя и покрывавшую его жертвенную одежду. Существовал и другой вариант такого театрализованного представления. Например, мужчина, изображавший ворона, танцевал, потом подходил к медведю и делал вид, что отрезает что-то от его морды. Люди криками прогоняли «ворона» из дома, но он возвращался и отрезал голову медведя, заворачивал ее в платок со словами: «Я нашел чистое живое серебро, я нашел чистое живое золото»,— убегал. В дверях у него медвежью голову отнимал «хозяин» медведя. Эти сценки показывают, что в медвежьем празднике существовало противопоставление медведя и ворона. Если рассматривать «медвежий культ» в общей мифологической картине мира манси, то здесь прослеживается последовательный дуализм. Причем медведь связывается с земным миром, а ворон (как, естественно, все птицы) с верхним небесным миром. И тот и другой персонаж восходят, вероятно, к мифологическому олицетворению традиций «двух половин народа» (земных и небесных людей).

На медвежьем празднике наряду с мясом медведя съедали и мясо двух-трех оленей. Перед головой медведя ставили угощения, в которые входили фигурки оленей из теста. В обрядах манси, увы, нет четкого выделения функций таких фигурок. С одной стороны, они словно жертвоприношения медведю, с другой — люди как бы показывают зверю, что они хотят с его помощью получить. Кроме оленей делали и изображения различных птиц. Фигурки эти затем разрезали, раздавая всем участникам праздника, относили их и старым людям, которые не могли уже участвовать в традиционных обрядах.

Трудно описать все богатство медвежьего праздника. Были в нем десятки и даже сотни песен, танцев, драматических представлений. Праздник этот — кульминация жизни. Ханты и манси верят: пока есть медвежий праздник, будет жить их культура, а значит, они сами.

Наталия НОВИКОВА, кандидат исторических наук, сотрудник Института этнографии Академии наук СССР Свердловск—Москва