Наследие (СИ)

Глава 6 Опасная дружба

Еще издали было слышно оживленный разговор Бенрада и Гарольда Фленьелла, слышался еще третий голос, до этого момента незнакомый Джайре. Поравнявшись с Беном, она осадила Ворона, похвалив его голосом и дав ему сорвать пару листиков с придорожных кустов. Разговор тут же смолк, все воззрились на нее.

— Что-то не так? — недоумевающе посмотрела она на управленца и Бена. — Я сделал что-то плохое?

— Лис, да? — произнес Фленьелл. — Сколько же у вас имен, господин наемник? Что вы скрываете под своими кличками?

В сердцах усмехнувшись, Джайра ответила:

— Поверьте мне, вас это не обрадует, так что лучше обойтись этими ничего не объясняющими кличками.

— И все же мы обязаны вам, господин Лис, — она обернулась на новый голос. Из шатра выглядывал купец. Он был уже в возрасте почтенного старца, но лицо молодо сияло благодарной улыбкой. — Вы столь бескорыстно помогли нам, что это становится уже чересчур подозрительно. Назовите хотя бы причину своего совместного с нами путешествия.

— Причину? — изумилась наемница. — Какая может быть причина у одинокого странника? Удачно доехать до столицы и заработать денег. Это подходит для причины?

«Неспроста он стал подозрителен».

— И все же? — не унимался купец. — Вы что-то не договариваете. У вас довольно интересный круг знакомых. Ведь вы знаете этого атамана, не так ли?

— Если бы он не пытался украсть моего коня, я бы его никогда не увидел.

— Вы с ним на короткой ноге, — сердито проговорил Фленьелл, — уж сам вы не из этой же шайки?

— Не говори глупостей, Гарольд, — снова произнес купец. — Лис проявил к нам снисходительность, рискнув своей жизнью ради спасения ненавистного всеми разбойниками купца.

Наемница внимательно посмотрела на купца. «Странные выводы для торгаша».

— Ну, не такой уж и риск это был, — засмеялась Джайра. — Бывали переделки и покрупнее.

Она взглянула на Бенрада. Он чему-то хмурился. Видимо, она его разочаровала.

— Лис — он и есть лис, — проворчал Фленьелл. — Ведь не зря вам поставили эту татуировку, — он кивнул на едва видневшийся лист плюща у ее глаза. С опоздалой поспешностью она поправила повязку.

— Вы знаете метки ассасинов? — удивилась она. — Редкое явление среди рыцарей.

— Я уже вам говорил, что я уже долгое время работаю в Гильдии наемников и не раз встречался с этими хитроумными убийцами.

Дело принимало опасный поворот. Если напряжение и подозрение будут крепчать, то ей как можно скорее нужно удирать отсюда.

Бен удивленно воскликнул:

— Ты был у ассасинов? И что же у тебя за татуировка и что она означает?

— Это не имеет никакого значения…

— Нет, почему же? Имеет, — ухмыльнулся Фленьелл.

— Тогда, может, посвятишь нас в суть дела? — спросил купец.

— Это плющ, ядовитое ползучее растение, — ответил с самодовольством на лице рыцарь. — Он означает, что обладатель этой метки настолько же ядовит и цепок на язык, как и это растение.

Джайра проглотила подступивший к горлу ком. Еще минута — и она стеганет Ворона по крупу и унесется прочь от каравана. Еще никто из знатных особ не мог выдать ни одного ее секрета, и если этот Гарольд и дальше будет раскрывать ее тайны просто в шутку и ради бахвальства, то ее путешествие окажется под ударом. Все эти рыцари — верные подданные короля, и уж они-то не упустят случая преподнести его величеству подарок в виде арестованной воспитанницы ведьмы.

— Теперь я понимаю, почему разбойники отступили при виде тебя, — произнес Бен. — Кличка вора и метка ассасина — сильное сочетание. Наверное, ты слывешь в Гильдии воров кем-то вроде паладина или стагата?

«Что за нелепое предположение?»

— Отнюдь нет, — усмехнулась Джайра. — Я там сам по себе, как и среди наемников. Я уже говорил: я только хочу добраться до города целым и невредимым, да еще и подзаработать денег.

— Думаю, вы уже сполна отработали свою часть оплаты, — кивнул купец.

«Да что ему от меня нужно?..»

Больше Бенрад в ней не сомневался, купец тоже не проявлял подозрительности, только Гарольд чему-то ухмылялся. Похоже, она тут одна была злодеем.

— И что же вы сделаете со мной? — угрожающе спросила она. — Накажете на месте или арестуете и предадите праведному суду короля?

— Вы о нас совсем не того мнения, какого хотелось бы, — улыбнулся купец. — В наших глазах вы просто хороший друг, а не преступник.

«Точнее, полезный друг, не так ли?»

— Я рад знакомству с тобой, — хлопнул ее по плечу Бенрад.

«Слишком доверчивый…»

Весь день она почти ничего не произносила, зато не затыкался Бенрад. Гарольд изредка поддакивал ему, купец же снова уединился в шатре. До Октавы было еще около недели пути, если не сбавлять темпов — около пяти. До ближайшей деревни, где могли расквартироваться рыцари, — почти день, поэтому пришлось устраиваться на ночлег в чистом поле. Только когда рыцари стали разбивать лагерь, Джайра смогла, наконец, уединиться сама. Первым делом она расседлала Ворона, отпустив его погулять по лугу. Он отошел от нее на пару шагов и остановился, любопытно ее рассматривая, словно спрашивая: «Что же ты теперь будешь делать?» Положив седло с уздечкой на землю, она подошла к коню.

— Ну, что ты так на меня смотришь? Привыкай, мы с тобой одни остались, без Эврикиды, так что мы с тобой вольны как ветер. Но ты же меня не покинешь, правда?

В ответ конь встряхнул гривой и вдруг отскочил от нее. Поняв, что ее любимчик хочет поиграть, она погналась за ним, изредка всплескивая руками, отчего конь постоянно петлял, ускользая от нее, и взбрыкивал при каждом поднятии рук. Поиграв так с десять минут, она подняла амуницию и направилась к костру. Жаль, что с ней рядом нет Эврикиды, уж она бы вытащила ее из этой беды…

Вокруг палаток развели костры. Где гоготали наемники, а где в напряженной тишине слушали путевые байки рыцари, но Джайра не хотела идти ни к тем, ни к другим. Ее до того достала глупая болтовня рыцарей о своих ратных подвигах, что ей хотелось хоть немного молчания. В задумчивости она бродила между палатками, поглаживая изредка попадающихся стреноженных лошадей. Что, если бы она не была амазонкой, наемницей и воспитанницей ведьмы стихий? Может, судьба бы по-другому повернулась к ней, будь Джайра какой-нибудь знатной дамой? Порой она задавала себе этот каверзный вопрос, когда она злилась на свое положение, но сейчас, когда она оказалась так близко к высшим кругам общества, он всплыл в голове сам собой. Жить вдали от разбойничьих и темных краев, не зная нужды, страха, жестокости, не представляя даже мыслей о том, что такое убийство своими руками. Но другая сторона монеты знатности все же перевешивала чашу весов: жить при дворе в четырех стенах, все делать только ради поддержания власти и чести своего рода, стараться угодить королю, жеманничать с рыцарями и читать о путешествиях и авантюрах только в летописях! Нет, о такой жизни она даже думать не хочет. Что может быть лучше свистящего в ушах ветра от быстрой езды верхом? Когда ты будто играешь с ним в догонялки, приходя в сладостную эйфорию от нахлестывающих на твое лицо воздушных волн, когда ты чувствуешь под собой стремительное движение могучих лошадиных мышц и двигаешься всеми внутренностями вмести с ними и знаешь, что сейчас никто не властен над тобой и твоим быстрым конем, — это ли не ощущение свободы? А еще: холодные рассветы, жаркие закаты, сладко-незрелый аромат весеннего леса, соленый запах моря, душистое дурманящее дуновение лугового летнего ветерка, жгучие холодные поцелуи морозного дыхания гор, — разве можно было все это отдать ради всей этой напускной знатности? Да никогда! И это приносило самоутверждающее удовлетворение…

— Если бы тебя никто не знал, то приняли бы за конокрада, — из одной из палаток ей навстречу вышел купец. — Зайди ко мне, я хочу с тобой поговорить…

Удивившись странной просьбе купца, вроде бы больше не проявлявшего к ней интереса, Джайра все же последовала за ним. У самого входа она заметила едва различимую во тьме фигуру телохранителя, который до сей поры держался особняком ото всех и плелся позади шатра вне поля зрения наемницы. Специально, чтобы она разглядела его как следует, он сделал шаг вперед, вступив в освещенное пространство. На короткое мгновение Джайра удивленно раскрыла глаза и приостановилась. Гияс, ассасин-«берибех», так же коротко улыбнулся во всю ширь рта, поприветствовав тайным жестом «я с миром» — будто бы стряхнул соринку с плеча дважды. Джайра проделала тоже самое, догнав купца. Что ж, мир так мир — просто приставлен следить за торгашом, оно и понятно. «Надо будет подробнее узнать об этом у Хакима…»

Шелковые стены шатра песочного цвета освещали только четыре лампы в разных его местах. Вокруг стояла тишина, не было слышно ни редкое ржание лошадей, ни людские разговоры, только легкий шум ночного ветра и стрекотание насекомых.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — сразу спросила она его, даже не сделав и шага с прохода. — Если это будет опять выяснение моей личности, то я сразу хочу дать отказ…

— Меня это не столь сильно беспокоит. Располагайся, — он подождал, пока она сядет напротив него. — Ты не возражаешь, что я перешел на более дружеское к тебе обращение?

— Вы еще об этом меня спрашиваете? — засмеялась она. — Можно подумать, вы меня за равного себе считаете. Нет, я не возражаю.

Купец на мгновение задумался. Джайра поняла, что он обдумывал ее слова о равенстве — задался вопросом, не превосходит ли его наемник? Какие-то странные предосторожности для благодетеля города.

— Может, ты и равен мне. Небо учит нас быть равными друг другу. Ты тому хороший пример: ты не брезгуешь привилегиями классов выше твоего и сам уже можешь претендовать на знатное происхождение, обладая такими благородными качествами. К тому же еще и имеешь совесть…

— Совесть? — воскликнула наемница. — Я считаю себя последним эгоистом в этом мире. Ни разу не замечал в себе хотя бы просвет совести.

«Снова задумался. Он присматривается ко мне?»

— Зря ты так говоришь. Ты сильно критичен к себе, что тоже является благородным качеством настоящего рыцаря, хоть ты им и не являешься.

Видимо, этого мыслителя не отговорить от идеи воплощения истинного рыцаря в лживой наемнице. «Зачем ему нужен такой идеал?»

— Слишком лестный отзыв о простом наемнике, чтобы принять его обычной похвалой.

Купец не менял хитрой улыбки с прищуром, которая чуть раньше Джайре казалась вполне благосклонной. Насколько ей было известно, Сальмоней Нар Атив был из круга самых приближенных людей султана, которые составляли его тайнум. Задачи купца в Ардонии были яснее ясного: он настолько сильно закрепился среди ардонской знати, что большая часть экономики Октавы зависит от него. Что уж говорить о королевском дворе. «Талант прокладывать бескровные пути к вершине пьедестала».

— А ты не привык к лести, — слабо посмеялся купец. — Иногда она нужна, чтобы тебя заметили. Люди любят сладкие слова.

— Я больше люблю истину, какой бы она ни была.

Возможно, прозвучало резковато, поскольку купец немедленно выпрямился, до этого заискивающе наклоняясь вперед при ответах. «Наплевать, нравится ему это или нет, но я не люблю, когда роются у меня в закромах. Должен уже это понять».

Начав поглаживать бороду, купец немного погасил улыбку.

— Истина может быть жестокой с теми, кто к ней не готов. Раны, наносимые истиной, никогда не залечиваются. Она бывает смертоноснее клинка убийцы, согласен?

«Перейдя на высокопарные речи, ты только сам себе яму выкопаешь».

— Нет, не согласен, — купец застыл на мгновение. — Истина считается оружием только тогда, когда владелец знает ей правильное применение. В обратном случае она перестает быть полезной и мгновенно растворяется, тогда как клинок — любой, не только убийцы — не нуждается в знании, как его применять. Для истины важнее, в чьих она руках, а не о чем она. Если владелец знает ей цену, то уже от него зависит, чему она послужит: убийству или рождению.

По всей видимости купец не ожидал такого сопротивления. Скорее, он рассчитывал на взаимную услугу, но не на едва прикрытое предостережение. Узнал ли он эти слова? Когда-то они были сказаны между Акбаром и его младшим братом Ирфаном, ныне султаном и Вездесущим. По сути дела, Джайре Сальмоней был не нужен как союзник, эту роль отлично выполняли ассасины, а они куда прозорливей и дальновидней соглядатая самого султана.

Пребывая в растерянности, купец долго не мог совладать с некоторым страхом — это было видно по его глазам, особенно по тому, как он их начал прятать, отводя в сторону. Однозначно слова были узнаны. «Ну? И кто кого теперь проверяет?»

Маска заискивающего покровителя на глазах исчезла. Хецин растерянно оглаживал ладонями свои шелковые восточные одеяния и не находился, что ответить. «Ну, не такая уж я и страшная. Просто могу укусить, если будешь мне досаждать».

Сдержав усмешку, чтобы та не дошла до глаз, Джайра пришла на помощь попавшемуся соглядатаю:

— Вы только обо мне поболтать пригласили, или у вас действительно что-то серьезное?

Взглянув в глаза наемнику, такому уверенному в себе, такому властному и сильному, что невольно в нем чувствовалась опасность, Сальмоней уже более спокойным голосом произнес:

— Я хотел тебя отблагодарить. Что бы ты хотел в награду за наше сегодняшнее спасение от шайки китранских разбойников?

Джайра подняла брови. За героя Кровопийцу, освободившего город Исру от наваждения ходячих мертвецов, предлагают и поныне награду, как это выяснилось в Китране. За все дела Безымянного никто не даст и дырявой монеты — все его действия продиктованы только моралью ассасина, про Лиса и говорить нечего — воры всегда действуют ради своей выгоды. Буревестник даже самой Джайре иногда казался призраком. Ей не давали никакой награды, кроме очередных баек, удовлетворяющих ее самолюбие, а тут вдруг… «Решил откупиться? И что же мне попросить?» Она была растеряна и в ответ только искренне посмеивалась, пожимая плечами.

— Мне не нужна ваша награда. Я даже не ожидал, что все так получится. Может, другие обстоятельства, другие люди — вы даже не обратили бы на меня внимания…

Уж в этом хецин был с ней согласен — не случись таких обстоятельств с тем подслушанным разговором, не окажись атаманом бывший конокрад, скрытный странник остался бы незамеченным.

— Вот видишь, как ты ошибаешься насчет своего эгоизма, — улыбнулся купец. — Я уверен, что, будь даже атаман не твоим старым знакомым, а каким-нибудь отчаянным головорезом, ты все равно бы проявил ту же доблесть и смелость, что сегодня. Но отблагодарить я тебя хочу отнюдь не от своего лица, я лишь представитель целой группы людей.

— Что вы имеете в виду? — с подозрительностью она оглядела его снова: «Неужто хочет проложить свои паучьи нити в общине ассасинов? Или наемников? Или воров?..»

— Эти деньги, что покоятся в мешках на моих мулах, пойдут на прокормление нищих в Октаве. Многие служители Сакротума подавали просьбы в Королевский Совет по этому поводу, сетовала и Торговая гильдия, что сокращается спрос среди простых жителей из-за нищеты. Но на нашу общую мольбу откликнулась только ее высочество. Весь тот товар, что был продан на ярмарке в Китране, нечто иное как подношения султана Аль-Пассала принцессе Ардонии.

— Акбар сделал ей предложение? — решила сменить тему Джайра

— Принцесса сама отдала все дары на благотворительность. Ты теперь понимаешь, что спас всех этих бедных бродяг и сирот, нищенствующих по всей стране? Я не могу не рассказать об этом его и ее высочеству. Они обязательно поинтересуются тобой и позволят тебе аудиенцию, чтобы наградить тебя по-королевски. Но, так как ты весьма скрытный человек, то я хочу наградить тебя сейчас, чтобы ты не рисковал своим инкогнито перед королевскими особами.

Как она и думала, все в ней видят кого-то другого, только не вора и не наемника. «Вот только зачем он хочет привести меня к королевскому двору? Это не мое поприще. Все эти отговорки о моей скрытности — пустая болтовня».

— Благодарю, вы оказались предусмотрительней меня, это редко с кем случается, — усмехнулась Джайра. — Спасибо, но мне действительно ничего не нужно. У меня есть свобода, есть мое оружие, есть мой верный конь, и в придачу ко всему этому — мой язык. Этого мне хватает, чтобы жить полноценной жизнью, а не существовать одними потребностями.

«Мне нет никакой пользы ни от твоих денег, ни от тряпок…»

— Ко всем своим благодетельным чертам характера ты к тому же еще и упрям, как ишак, — засмеялся купец, надеявшийся хотя бы на согласие на аудиенцию у принцессы, — но я доволен твоим ответом. Что ж, тогда я сделаю так: награда останется при мне, пока ты не увидишь необходимость использовать ее. Поверь мне, такой случай еще подвернется и ты этим воспользуешься. Ступай…

Поклонившись, Джайра вышла из шатра.

Солнце уже полностью скрылось за шумливым морем ковыля на западе. Ветер утихомирился, и теперь были слышны только ночные редкие глухие звуки. Костры большей частью потушили, остались только маленькие огоньки на окраинах лагеря для часовых. Наемники уже не гоготали, из их низких палаток доносилось ровное посапывание и храп. В палатках рыцарей еще были слышны тихие разговоры в полголоса, и то многие уже сладко зевали. Бесшумно прокравшись мимо одной из таких палаток, где ей предназначили место, опять же рядом с Бенрадом, она тихо улеглась рядом с дремлющим Вороном на развернутом покрывале, благословляя Небо, что рыцарь уже спит.

Что она могла попросить в награду? Мешок денег? Это было бы очень глупо. Ну, а что еще? Да ничего! Хотя… другой бы от такого предложения никогда не отказался, но вот в чем главный вопрос: что именно попросить? Какой-то странный интерес проявлял к Лису этот купец. Зачем ему дружба с вором, да еще и с ассасином? Впрочем, как беззащитному купцу из далекой восточной страны, которую сам король прочит себе во враги, не помешал бы личный телохранитель. Может, именно для этого Сальмоней и привлекает к себе внимание и пытается вызвать благосклонность ассасина? Хорошо, что Фленьелл не так подробно знает метки ассасинов-«аль-мусиальдов», иначе ей пришлось бы хуже — опасный убийца никому в знакомых, и уж тем более — в ближнем окружении не нужен, больше риска, чем пользы. Успокаивает одно: они все еще видят в их новом друге только мужчину. И ни в коем случае нельзя было им предоставлять возможность заметить в ней неладное. Что ж, будет новый день — будут новые заботы. Закутавшись чуть ли не с головой в свой плащ, Джайра заснула чутким сном.

Во сне ей вспомнилась одна из встреч с Эврикидой, предпоследняя, если верить памяти. На окраине города Пармы — «ардонской мастерской», как поговаривали в народе, — маркитанты раскинули свои палатки, распродавая все то, что слишком долго залежалось у парменских мастеров. Поиски подходящей замены для подпруги Ворона привели Джайру к дырявому навесу коллекционера украшений. Но внимание всех, и ее в том числе, приковывали отнюдь не потертые, но диковинные вещицы на лотках, а спор ее наставницы и торгаша.

— Госпожа, посмотрите на эту подвеску! Если ее опустить в пшеничное масло, она засияет, точно золото! И ведь стоит-то всего три серебряника!

— Что ты мне подсовываешь всякую дрянь? Ты ослеп? Ты только глянь — оправа вся в трещинах, не поймешь даже, что за металл! А кто изображен на камне? Демон что ли?

— Это селезень.

— Сам ты селезень! Если тебе нечего предложить мне, ты точно им станешь!..

— Ну а как же этот перстень? Ведь он пришелся вам по вкусу.

— Мне пришелся по вкусу его малахит, но не эта ржавчина на ободе!

— Вы слишком привередливы! Могу вам отдать его за полцены — только один золотник и три медяка…

— Да провались ты в преисподнюю со своим барахлом! Как будто ты их с мертвецов тысячелетней давности снимаешь, а может, с самих королей Ардонии, упокоившихся в курганах, а?! Тут даже ничего не выбрать для талисманов — эту дешевку никто не возьмет.

Торгаш беспокойно оглядывался на покупателей вокруг. Такое заявление могло уложить в могилу и само его дело, тем более что Эврикида была яркой внешности и привлекала внимание некоторым аристократизмом. Золотая блондинка с яркими лавандовыми глазами, что редкость даже среди ведьм, она была выше среднего роста и любила развивающиеся ткани — на шее и по рукам свисали и танцевали с ветром множество разноцветных шарфов. Даже рубашка была под цвет ее глазам. В волосы, падающие пенными волнами до самой талии, тоже были вплетены ленточки и цепочки, а в носу сверкал маленький рубин, соединенный с мочкой правого уха платиновой цепочкой с кучей мелких янтарных капель. Как и у всякого, владеющего волшебством, у нее был посох, но и тот был оригинален — само древко было сделано из синего древа из эльфийских лесов, а набалдашник был выполнен из того же янтаря и представлял собой миниатюрного дракона, раскрывшего крылья и изрыгающего пламя. Насколько знала Эврикиду Джайра, у нее никогда не было фамилиара, но многие то и дело присматривались к фигурке на посохе — вдруг живой?

— О, Джайра! А тебя сюда каким ветром занесло? Ты, вроде бы, выполняла заказ в Курсе? — ведьма задиристо подмигнула. Джайра ничего не ответила, разве что пронзила ее взглядом. Левая сторона лица еще ныла, и порой казалось, что по коже все еще тыкают иголкой, прижигают розовым маслом с особыми пряностями и снова наносят несмываемую краску. Так и хотелось почесать щеку под повязкой, но этого делать не стоило — и лучше не станет, и повязка сползет. А терпеть это было таким же мучением, как укус насекомого. Соответственно, и раздражению тоже не было конца.

— Еще что-то скажешь, или мне заткнуться и слушать свою наставницу?

— Ой, да ладно тебе строить из себя недотрогу! Лучше скажи, какую метку тебе поставили?

— Тебе-то что? Откуда ты вообще знаешь о Курсе? — ей приглянулась хорошая плетенка ручной работы, с одной стороны которой был подстриженный беличий мех — если пришить к этому ремешку пару застежек, получится неплохая подпруга.

— Ну, ты же знаешь — между нами, Детьми Стихий, новости быстро разносятся. Так какое же имя тебе дали?

Торгаш учтиво раскланялся с ней, упаковав купленный товар, и Джайра направилась к водопою у реки, где ее ждал Ворон. Ведьма не отставала, все так же пытливо заглядывая в глаза.

— Если ты знаешь и о Курсе, то и о новоиспеченном ассасине тоже знаешь.

— О котором?

Она сама хотела услышать эту кличку из ее уст. Эврикида знала, что Джайра ненавидела свою нынешнюю жизнь и себя заодно, и, как казалось девушке, при каждой встрече старалась еще больше унизить ее, выпытывая все подробности событий ее жизни. Зачем ей сейчас опять потребовалось услышать ее новое выдуманное имя?

Сквозь зубы и очень тихо Джайра выдавила:

— О Безымянном.

— О ком, о ком? Я не расслышала. Что ты постоянно бубнишь себе под нос каждый раз, когда я тебя спрашиваю о чем-нибудь интересном?

— Потому что меня это раздражает! — Ворон, подняв голову от воды, фыркнул на ее гневный голос. — Ты каждый раз унижаешь меня! Наступаешь на больное место…

— На больное место? О чем ты? Глупая! Это же твои достижения, твоя слава! Твой жизненный опыт, наконец! Я хочу, чтоб ты это поняла, а ты наоборот — набычишься не хуже каменной горгоны и прешь в противоположную сторону. Что за ребячество!..

— Вот еще одна причина: ты постоянно твердишь про ребячество, будто сама принимаешь только взрослые решения. Сколько раз ты уже попадала в опасные ситуации, если бы не вела себя как неумелый соглядатай! И я еще должна тебе доверять?

Эврикида растерянно потупилась. Джайра в который раз замечала, как наставница старается скрыть что-то от нее, едва удерживая эту тайну в себе. Что скрывать ведьме от простой наемницы? Эврикида входила в пятерку самых могущественных чародеев всего мира, почему она боялась что-то сказать Джайре? Что это за тайна такая?

— Эврикида, тебе самой не надоело каждый раз глотать язык или врать почем зря, когда доходит до вопроса о твоих необъяснимых и показушных странностях? Я хочу знать, что ты скрываешь! Да и ты сама знаешь: тяжкие тайны гнетут душу. Так почему ты не расскажешь мне? В конце концов я бы могла в нужный момент предостеречь тебя и других от секретов.

— Не могу, — вздохнула ведьма. — Ты поймешь меня — я дала клятву.

Джайру это изумило еще больше. Клятву о сохранении своего секрета, или он был с кем-то общим?

— И что же это за клятва такая? И каким это образом она связана с моей меткой?

Наемница невольно потерла щеку и обозлилась за это сама на себя.

— Клятва такая, — рассердилась не на шутку ведьма, — какая и тебе не дает раскрыть себя, свое предназначение. Ведь именно его опредляет твоя метка, не так ли? Моя клятва не хуже твоей — она была дана другу у смертного одра. Так если ты не хочешь раскрывать свои тайны, не обвиняй меня в том же!..

Неожиданно она замолчала на полувздохе, видимо, сказав лишнее. Джайра онемела. Ценность тайн ассасинов была слишком велика, чтобы их кто-то мог знать из посторонних — сами эти тайны могли загубить без счету невинных и достойных жизней. Что самое занимательное, так это то, что ведьме слишком часто приходилось всеми силами удерживать язык за зубами, чтобы не проболтаться. И наемнице все чаще казалось, что ведьме известно намного больше, чем обычным смертным…

Утро выдалось на редкость холодное — признак приближения осени. Она проснулась, как всегда до рассвета, Ворон тоже уже ждал ее, наедаясь свежей травы, как будто ел в последний раз. Все еще спали. Костры часовых давно потушили, прислуга начинала заседлывать лошадей. Вскоре, как обычно, по сигналу проснулись рыцари, за ними встали и наемники. Лагерь довольно быстро снялся с места, и караван продолжил путь. Из шатра купца снова доносился кашель, хуже, чем вчера. Рыцари не обращали на это внимания. Гарольд сразу после завтрака проверял позиции наемников, Бенрад же постоянно зевал, сманивая Джайру. Болтая о несущественных пустяках полдня, после полуденного привала он приутих, о чем-то раздумывая и явно собираясь сказать что-то серьезное. Хотя навряд ли. Пока что до этого момента он ни разу не сказал что-либо путное, разве что некоторые вопросы подозрения насчет воров, но это большей частью были подколы.

— Ты не так прост, как я погляжу, — неожиданно для Джайры он наконец-то озвучил свои мысли. Она косо глянула на него — лукавая улыбка ему явно не к лицу. — Я приметил тебя еще в трактире. Обычно люди, входя, осматривают столики в поисках знакомых и друзей, ты же оглядел весь зал, ища запасной выход за спиной у трактирщика. Затем ты выбрал самый темный угол, да поближе к дверям. Так ведут себя только преступники, — понизив тон, он продолжил. — Я понимаю тебя: жизнь заставляет приспосабливаться ко всем возможным опасностям, особенно одиноких странников. Но одинокие странники стараются избегать славы и показываться на люди, ты же не побоялся назваться прозвищем вора, нашумевшего в Китране — не думай, что нам это не известно. Мы знаем, что Лис что-то натворил, но что — это остается тайной.

Джайра взглотнула. «К чему он ведет? Рыцари держат слово, даже данное против воли, — они меня не арестуют, но зачем все эти игры в загадки? Хочет блеснуть своими познаниями людских характеров? Нет, это было бы слишком очевидно».

— Но, зная людские пороки…

Джайра резко выдохнула, обратив на себя внимание Бена. Все как она и предполагала.

— … я предполагаю, что ты хочешь войти к нам в доверие и что-то выкрасть. Нет, не у нас и не у господина Сальмонея, но, возможно, у короля? А может, просто что-то разузнать. Не говори мне ничего, — остановил он ее на полуслове, — я сам хочу угадать, что же ты задумал, — усмехнулся рыцарь. — Я верю тебе в том, что ты не замышляешь против нас ничего плохого, не беспокойся об этом. Но я раскрою твою тайну, будь уверен.

«Тоже мне…», — вздохнула Джайра, вслух же произнесла:

— Что ж, воля твоя. Только смотри, как бы это не рассорило нас — дорога еще предстоит долгая.

Видимо, безразличие, прозвучавшее в ее голосе, как-то встревожило Бена, отчего он выпалил:

— Я заметил, что ты любишь одиночество. Но я не собираюсь ссориться с тобой. Если я сказал что-то не так, то это неумышленно, поверь. Просто я пытаюсь тебя понять, чтобы лучше узнать. Ты хороший человек, с тобой приятно разговаривать — не хотелось бы терять такого приятного собеседника, а еще хуже того — друга.

Последние слова вызвали у Джайры откровенное удивление.

— Так вот, — улыбаясь во всю ширь рта, продолжил Бен. — Одно из моих предположений состоит в том, что ты стагат. И не отнекивайся, как вчера — это только еще больше подтвердит мои слова.

Джайра снова вздохнула, уже не обращая особого внимания на очередную болтовню Бенрада. Пусть тешится своими играми в загадки. Такими пустыми доводами он никогда не узнает ни ее имени, ни того, что она на самом деле женщина. Ее больше беспокоил этот донельзя дружелюбный купец. Хочет завербовать ее в личную гильдию соглядатаев, уже не в Аль-Пассале, а здесь, в Ардонии? С каких это пор у знати появилось новое увлечение устраивать свои собственные соглядатайские сети? «Уж не он ли собирается обдесятить козырного туза?» Тогда становится ясным, с какой целью ассасин-«разитель» по прозвищу Пересмешник ходит тенью за купцом. Кто бы не захотел узнать, что же хочет украсть темнейший и как игрок сможет проникнуть в королевскую казну. К Гиясу лучше не подходить — и ему добавится риск быть раскрытым, и на Джайру падет больше подозрений, но как же не терпится узнать истину! Осталось полпути — на горизонте виднелся Васильковый Луг.

Одно из самых живописных мест Сердечной области Ардонии представляло собой большой луг, покрытый яркими фиолетовыми васильками с ранней весны до поздней осени. Все еще оставалась чудом такая выносливость этих растений к заморозкам и зною. В центре луга расположилось довольно крупное поселение, обнесенное стеной каменной кладки, такой же круглой, как и луг. Башнями в этой стене служили четыре старых высоких дуба, расположенных соответственно сторонам света. Когда-то существовала легенда, что эти дубы здесь вырастил один из Протекторов, оставив в этом круге под охраной деревьев несколько теплых чувств человека. Какое-то время Васильковый Луг действительно был обязательным для посещения влюбленных и вообще всех людей, но после того, как прапрадед Амниса устроил здесь публичную казнь, деревня утратила свою популярность. Тем не менее, все легенды все равно остались живы, потому что без них не может жить народ, просто они рассказывались с осторожностью, чтобы не подслушал ни один слухач и соглядатай.

С приближением каравана широкие резные ворота открылись, и с южного дуба завыл рог, торжественно и даже радостно. Бенрад, советуясь с Гарольдом, суетливо бегал от трактира к постоялому двору и обратно, распределяя всех наемников по комнатам и отдавая распоряжения прислуге. Рыцари помогли Сальмонею вылезти из шатра и проводили его в верхнюю комнату в трактире. Похоже, они не на шутку забеспокоились — Гарольд попросил старосту прислать в трактир всех лекарей деревни. Устроившись в комнатах, все собрались ближе к темноте в трактире, устало ведя дружеские беседы. Вроде бы все было спокойно, только конюхи не могли унять лошадей каравана — напуганные чем-то животные метались по стойлам и не давали никому подходить. Устав в дороге и проголодавшись не меньше всех, Джайра снова выбрала уголок потемнее и заказала овощей и кружку травяного отвара, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не заметил, как она снимает маску. Среди всех, кто расположился у пивной стойки, был еще один человек в капюшоне. Фиолетовый, как васильки, плащ скрывал его всего, только лицо и можно было увидеть. Почувствовав на себе взгляд Джайры, человек повернулся к ней и, слегка улыбнувшись, кивнул. Она ответила тем же, узнав в нем друга Эврикиды колдуна Акуна, известного среди чародеев зельевара и провидца. Он тоже дичился людей, как и она, — видно, не хотел быть узнанным октавцами. Улучив момент, он придвинулся к Джайре поближе, допив свой эль.

— Здравствуй, Буревестница.

— Все еще называешь вещи своими именами? — оба говорили в полголоса, будто их могли подслушать даже стулья. — Что ты делаешь в Васильковом Луге, так близко от Октавы?

— Я давно здесь обосновался. Местные пока что не прогнали меня и не сдали королевским воинам.

— А почему они должны тебя сдать?

Акун скептически глянул на нее.

— Я помогаю им избавиться от незапланированных детей, отравляю ради чьей-то мести людей, заговариваю неизлечимые болезни, и еще ты удивляешься, почему я все еще не сгорел на костре Искателей? Хорошая шутка. Ради этой шутки мне пришлось даже сломать свой посох, чтобы на меня пальцем хотя бы не тыкали.

Джайра коротко засмеялась.

— Ну а где же твой фамилиар?

— Хамелеон? Изображает коня в конюшне.

— А, ну теперь ясно, в чем там весь переполох.

Теперь засмеялся Акун. После небольшой паузы, во время которой он внимательно разглядывал Джайру, он осторожно спросил:

— Давно ее не стало?

Оторвавшись от вареных овощей, Джайра взглянула в глаза колдуну. Ей всегда не нравились серые глаза, а у чародеев — тем более. Всегда кажется, будто они видят насквозь, как хрустальные шары для предсказаний или слепые глаза скульптур. Акун был еще достаточно молод, чтобы научиться такой прозорливости, но седые волосы, которые он прятал под капюшоном, говорили о чем-то очень страшном, что ему пришлось пережить.

— Нет, около недели назад.

Акун нахмурился.

— Жаль ее. Но это еще не конец. Ее смерть идет за тобой, как тень. Ты в чем-то поклялась, связанным с Эврикидой, и не хочешь отпускать от себя мысли о ее смерти. Странно, что так совпало — смерть следует от ведьмы за тобой по пятам. Сначала амазонки, потом Южные Провинции, теперь вот твое окружение. Сильное заклятие было, да? — Джайра подозрительно смотрела ему в глаза, затуманенные видениями.

— О чем это ты?

— Я чувствую скорую смерть наверху этого кабака. Ты избавила этого человека от смерти на дороге, спасши его от разбойников, но она его не отпускает. Этот купец умрет на рассвете, задохнется от отека легких.

— Что?

Словно могла видеть сквозь стены, Джайра уставилась в потолок на предполагаемую комнату купца. Не может быть такого, чтобы какой-то простой кашель мог довести человека до могилы.

— Ладно, мне пора в свое укрытие…

— А где ты укрылся?

— Знал, что ты спросишь. В обгорелой хижине в северной части. Там очень красиво поют птицы на заре, и пахнет нарциссами.

Колдун ушел так же незаметно, как и пришел, будто его тут и вовсе не было. Джайра исподволь осмотрела весь зал, все столики — никто даже не смотрел в ее сторону. Но не успела она сделать и глоток отвара, как рядом устало свалился на стул Бенрад, вынудив Джайру как можно быстрее нацепить повязку.

— О, не беспокойся, — заметив ее торопливые движения, произнес Бен, даже не поворачивая головы к ней, — я не буду на тебя смотреть.

И все же Джайра постаралась поглубже надвинуть капюшон и сесть к рыцарю в пол-оборота, чтобы даже контура лица было не видно. Подождав, пока Бен съест свою порцию отбивных, она допила отвар и все же надела повязку. Кому нравится, когда не видишь глаз собеседника?

— Как там господин Сальмоней? — этот вопрос тут же нагнал на лицо рыцаря тучи. Ей показалось, что даже в чистых голубых глазах Бена тоже собрались дождевые облака. Сжав губы, он уныло покачал головой.

— Никто не знает, что с ним. В деревне пять лекарей, все испробовали свои средства, но ему даже легче не становится.

— Давно у него этот кашель?

— Не знаю, он всегда у него был, но не такой сильный.

Напряжение немного отпустило Джайру, и она расслабила плечи. Это не из-за нее, не из-за нее — болезнь уже давно точила купца.

— А что говорит Гарольд?

— Ничего. Никто ничего не говорит.

«Они уже отчаялись! Ну, просто блеск!» До Октавы еще слишком далеко — ни одна лошадь не сможет покрыть такое расстояние за одну ночь, а значит, и лекарь из столицы тоже приехать не успеет. Остается одно…

— Бен.

— Да?

— Я знаю, как ему помочь. Но для этого нужно преступить закон.

Бенрад уже загорелся надеждой:

— Все что угодно! Никто об этом даже не узнает.

— Вот именно. Этот человек не любит славу.

— Какой человек?

«С чего бы начать? Он не пойдет в слепую, нужно что-нибудь ему рассказать».

— Он мой друг. Был другом моего наставника. И хороший человек. Но есть одна очень большая проблема, — Бенрад терпеливо ждал продолжения, пока она выбирала слова. «Да что тут выбирать? Факт остается фактом». — Он колдун.

Дождевые облака превратились в грозовые, сейчас посыпятся искрами молнии.

— Нет. Его нужно казнить немедленно, если он в этой деревне.

Вот, так и есть — вот они искры.

— Ни один лекарь не смог помочь Сальмонею, если у него нет другого выбора, почему бы не попробовать? Хуже ему все равно не станет…

— Откуда ты можешь знать? Все чародеи — лжецы и убийцы, кто может поручиться, что этот не убьет Сальмонея, объясняя это тем, что окажет ему последнюю милость?

— Я могу поручиться, — спокойно ответила Джайра. — Потому что мой наставник тоже был из чародеев.

Эти слова самого рыцаря как громом поразили. Он накрыл лицо руками, оперевшись локтями на стол, и долгое время было слышно только его гневное дыхание, похожее на пыхтение быка.

— Я понимаю — для тебя это удар, но все мы не безгрешны. Я не обладаю магией, но учение моего наставника помогает мне и по сей день выживать в этом мире. Ты представить себе не можешь, где я был, что видел, с кем сражался и кого убивал, — Бенрад опустил руки и снова начал пронзать ее молниями. — Проделки Лиса — не единственные мои деяния, такова наша доля, авантюристов и странствующих наемников. Сейчас Сальмонею не помогут даже молитвы, тем более, здесь нет даже часовни. Сам собой он не вылечится и чуда тоже не будет, все это напрасные надежды. Так давай мы сами дадим ему второй шанс, разве не этого добиваетесь все вы, рыцари?

Он моргнул, взгляд смягчился. Вздох, второй вздох. Джайра не спускала с него глаз и все же решила дать ему намек на компромисс.

— Если что-то пойдет не так, я сам отвечу за это перед королем и понесу любую кару, — от этого ей будет проще избавиться, чем от бесконечных благодарностей.

Снова вздох. Вот что они только означают?..

— Хорошо. Приведи его наверх ночью, когда все улягутся. Я буду ждать там, заодно выпровожу его немого охранника-хецина.

— Заметано, друг, — не зная, приободрит ли это его, Джайра хлопнула Бена по плечу и отправилась на постоялый двор к себе. Все окна выходили на трактир, и не трудно было наблюдать за окном комнаты купца.

Темнота опустилась на Васильковый Луг незаметно. На дубах зажгли фонари, вокруг которых танцевали светлячки. В окна бились ночные бабочки, а в траве играли цикады. Деревня начала успокаиваться. Из трактира вышел последний посетитель, и в окне Сальмонея появился Бенрад. Оглядев двор, он кивнул Джайре, даже не зажигавшей свет. Стремглав выбежав из гостиницы, она бросилась к северному дубу. Обгоревшую хижину найти не сложно, и нарциссами тут действительно сильно пахло. Резко затормозив перед дверью, она громко постучала.

— Акун! Это я! Нужна твоя помощь.

— Иду, иду, я уже собрался, — своим обычным спокойным голосом отозвался колдун, выходя из хижины. — Знал, что ты придешь.

— Если ты всегда все знаешь, почему ты сразу не предложил помощь? — обозлилась она.

Акун пожал плечами:

— Я тоже хочу спать, как и все. Я же человек.

— Обезоруживающий ответ.

— Я знаю, — улыбнулся он, и широким шагом пошел к трактиру.

Иногда Джайра ненавидела чародеев, иногда им симпатизировала, большей частью проявляла безразличие, но сейчас ее страшно раздражало это постоянное «я знаю». Чародеи никогда не делают первого шага, никогда сами не протягивают руку помощи, только тонко намекают, провоцируя обратиться к ним. Думая, как бы получше выразить свое раздражение Акуну, она следовала за ним, стараясь не отстать. Бенрад, увидев их из окна, растворился во тьме комнаты, а колдун остановился у дверей трактира.

— У меня только один вопрос: что мне за это будет?

Джайра не смогла сдержать раздражения в голосе:

— Я при удобном случае расплачусь с тобой.

— Хорошо, — безмятежно улыбнулся провидец, — всегда приятно знать, что тебе кто-то должен, правда? — и, что-то мурлыкая под нос, поплыл — по-другому и не скажешь, глядя на скользящий плащ — по лестнице наверх.

Бенрад ждал за дверью, и молнии из глаз сыпались на вошедших даже сквозь темноту. Не дав слово никому сказать, он выпалил, протискиваясь в дверь:

— Я буду ждать в коридоре.

Джайра вздохнула. «Как люди часто усложняют себе жизнь!» Если бы он смирился с мыслью, что все это во благо, то никогда бы так не злился, причем сам на себя, раз согласился на такое. Часть ответственности падает на него — именно падает — может, остальные об этом и не узнают, но его совесть может замучить его до чистосердечного признания. Этому-то Джайра могла помешать, но другом ему быть перестанет точно. Что ж, тогда нужно выбрать меньшее из зол — лучше лечь под нож одной, рассорившись с рыцарем, чем подставлять под удар всех, давая волю его совести. И все же, зло есть зло, без этого никак не обойтись.

Акун подошел к кровати и низко наклонился к лицу купца, слушая кашель. В простенке между окон тлела свеча, не давая глазам полностью привыкнуть к темноте. Мягкий свет ложился на очертания предметов вокруг, создавая таинственную обстановку.

— Fiat lux! — прошептал Акун знакомое Джайре заклинание. Свеча ожила ровным синим пламенем, тянущимся к потолку изящным лепестком. — Плохо дело, совсем плохо — еще три часа, и он бы умер…

— Кто вы? — прохрипел Сальмоней, стараясь разглядеть колдуна. Джайра встала с другой стороны кровати:

— Не волнуйтесь. Этот человек вам поможет.

А сама покосилась на дверь. Лишь бы Бенрад ничего не выкинул, и остальные тоже. Если сюда кто-нибудь войдет из рыцарей, то они оба — если Бену хватит ума не вмешиваться — сгорят на карающем костре.

— Лис? Кого ты привел ко мне?

— Я Акун Сантаниелл, господин купец, — сам голос Акуна успокаивал. — Лис попросил меня о помощи, и я пришел к вам. Пожалуйста, лежите тихо и не шевелитесь. Вот увидите — завтра вы даже и не вспомните о болезни.

Но лежать спокойно Сальмонею не давал этот кашель, он его душил почти как человек, не давая поднять голову от подушки и заставляя сотрясаться все тело. Когда колдун что-то растер в руках, комнату осветило другое сияние — его ладони фосфоресцировали белым светом.

— Тебе лучше уйти, — обернулся он к Джайре. — И прихвати с собой эту сердобольную душу, — улыбнувшись, кивнул он на дверь. — И лучше подальше, куда-нибудь в конюшни.

Джайра кивнула. Что-то прошептав в ладони, колдун положил их на виски умирающего и начал что-то монотонно и мелодично гудеть. Опомнившись, Джайра вышла в коридор. Бенрад, казалось, готов был разнести в щепки подоконник, в который он вцепился. Повернувшись к ней, он набрал воздуху, как для тирады, но Джайра остановила его:

— Не здесь. Пойдем вниз. Мне надо проверить коня.

Как она послушалась колдуна, так и рыцарь послушался ее, безропотно проследовав в конюшни, где уже все утихомирилось. По дороге мимо пролетела сова, усевшись на фонарный столб и уставившись на них. Судя по светящимся и постоянно меняющим цвет глазам, это был Хамелеон Акуна, и сейчас он требовал ответа от наемницы, где его хозяин.

— Трактир. Второй этаж. Ты его услышишь, — сова тут же бесшумно спланировала к окнам дома. Бенрад пораженно смотрел то на нее, то на сову.

— Это его фамилиар, — пояснила Джайра. — Ты никогда раньше не видел чародеев?

— Только на костре, — буркнул он.

Почувствовав приближение хозяйки, Ворон встал с настила и подошел к перегородке, фыркнув и отряхнувшись от опилок. Джайра погладила его между глаз.

— Я очень сильно сомневаюсь в правильности того, что мы сделали.

— Что я сделал, если уж на то пошло, — поправила его Джайра. — Они тоже люди, Бен, и заслуживают хоть капельку уважения. Ты не представляешь, насколько они мудры. Мудрее их разве что эльфы. Я доверял своему наставнику, и он меня никогда не подводил, хотя я много раз подводил его. Этот колдун уже давно живет здесь в деревне, и если местные еще не прогнали его, значит, он не совершил ничего плохого. Сколько знаю Акуна, всегда он был немного безумцем, юродивым, потому что отчасти он провидец, и видит такое, от чего и состарится за один миг можно.

— Не понимаю, как ты можешь называть его по имени, обращаться к его твари как к другу и даже хвалить! Это же чернокнижник!..

— Нет, Бен, ты чернокнижников не видел.

— А, ну да, ты-то их видел.

«Ну все!» От Бенрада она сарказма не потерпит.

— Послушай меня! Это он сказал мне, что Сальмоней умрет на рассвете. Он даже сказал от чего. Ты и сейчас ему не доверяешь?

— Нет!

— Почему? Не все люди жестоки и злы, так же и чародеи. Не надо всех подставлять под одни рамки!

— Я ненавижу их, — вот бы уж она никогда не подумала, что Бен может быть так зол. В ярости он пнул пустое ведро, со звоном покатившееся по конюшне. — Из-за них погибли король Лестр и королева Беатриче. Будто ты не знаешь эту историю! Ненависть к ним в крови у всех рыцарей, и должна быть у всех ардонцев!

Джайра вздохнула. Еще одна правда сломает его, но по-другому никак не получится.

— Бен, а ты знаешь, как они погибли?

— Вот только не говори, что ты об этом знаешь!

— Знаю.

— Конечно! — воздел руки рыцарь. — Ты ведь был воспитанником такого же колдуна.

— И горжусь этим! Я не знаю точно, что там произошло тогда, в день их смерти, но мне известно, что их убила магия, но не чародеи. Они просто оказались не в то время не в том месте, вот и все.

— Даже слышать не хочу!..

— А придется! — она сделала выпад на него, от неожиданности он сделал шаг назад. — Они воспользовались какой-то заколдованной вещью, которая как-то могла им помочь. Но эта вещь обратилась против них и убила, чародеи не успели предостеречь их, поэтому они и чувствуют свою вину, помогая простым людям, а не затевают войну против нынешнего короля. Понял теперь?

На глазах Бенрад сник. Как же он ей верит, однако! Хорошо, что она не будет этим пользоваться. Уткнувшись в деревянную подпорку, он выдохнул:

— Что я еще должен знать?

— Прости, Бен, правда не всегда доставляет облегчение. Мне жаль, что ты узнаешь ее от меня. Уверен, нашлись бы и другие люди, которые рассказали бы тебе все это, не шокируя и не обижая до глубины души.

— Ты меня не обижаешь, — он повернулся к ней, опершись спиной на подпорку, и без того нагруженную кровлей конюшни. — Но шокируешь всем, что говоришь и делаешь. Как ты только можешь знать такое?

На улыбку Джайры, скользнувшую в глазах, проблеск улыбки появился и на лице рыцаря. И внезапно тишину сотряс громоподобный голос из трактира:

— Именем короля, что здесь происходит?!