Наследница Магдалины

ГЛАВА 35

Церемония бракосочетания Рауля и Брижит проходила в пыльном заброшенном храме, находившемся при дворе графа Раймона. Поскольку правитель Тулузы был давно отлучен от церкви, подвизавшегося здесь настоятеля отозвали, и никто уже не мог точно вспомнить, когда в этих впитавших в себя запах ладана стенах последний раз справлялась служба. Пришлось приглашать священника со стороны. Странствующего монаха-францисканца Марка особенно долго не уговаривали. Узнав суть дела, он с готовностью откликнулся на просьбу Рая совершить богоугодный поступок. Ведь дети — это невинные агнцы, рассуждал итальянец. Если благодаря освященному свыше таинству сын рыцаря де Монвалана обретал новую мать, а дочь госпожи Брижит — отца, подобное деяние не могло не порадовать Господа.

После того как вступающие в брак дали клятву любить друг друга и в горе, и в радости, а на палец будущей госпожи де Монвалан было надето золотое кольцо, францисканец призвал супругов целовать крест. Брижит так и не смогла заставить себя коснуться губами этого жуткого символа. Конечно же, она прекрасно понимала, что сам по себе этот предмет поклонения тех, кто всячески старался скрыть истинную правду об Иисусе, не обладает ни хорошими, ни плохими качествами. Но слишком болезненные воспоминания были связаны с этим куском холодного металла. При виде креста по телу Брижит пробежал легкий озноб. Мысленному взору провидицы в мельчайших деталях предстали картины того, что произошло на горе Голгофа двенадцать веков назад. Чистый открытый лоб молодой женщины покрыли крохотные капельки пота. Алая пена застлала глаза. Учащенно забившееся сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Вот почему она никогда бы не смогла причаститься. Пригубить, пусть даже символически, крови своего далекого предка для Брижит было равносильно тому, что пить свою собственную. К тому же именно крест стал орудием жестокого убийства ее несчастной матери.

В итоге продолжательница древнего рода лишь поцеловала воздух в непосредственной близости от миниатюрного распятия. Но преподобный Марк не обратил на это абсолютно никакого внимания. Рауль поступил точно так же, как и его новая супруга. Для него крест по-прежнему оставался грозным знаком войны и нежданно обрушившихся на его голову несчастий. Безусловно, этому сильному и энергичному мужчине был глубоко чужд аскетизм катаров. Но нетерпимость погрязшего в пороках католичества по отношению к тем, кто мыслит иначе, чем Рим, не могла не вызвать в его душе иных чувств, кроме ненависти.

«Бог есть любовь», — внушал себе Монвалан, стоя у алтаря рука об руку со сбывшейся мечтой его снов. Но даже сейчас он понимал, что давно потерял веру в царя небесного, которым лицемерные попы привыкли пугать простодушных прихожан.

Сославшись на то, что ему сегодня еще нужно причастить больного старика, отец Марк не стал принимать участия в свадебном пиршестве и спешно покинул дворец.

Свадьбу де Монвалана праздновали в узком кругу семьи графа Тулузского. Со стороны Брижит присутствовали приехавшие из Монсегюра Кретьен, Матье и Магда. Поздравить Рауля пришли верные ему рыцари. Многие из них появились в пиршественном зале в сопровождении своих молодых жен. От обилия ярких шелков и блеска драгоценностей рябило в глазах. У скромной целительницы, нежданно окунувшейся в этот водоворот праздной роскоши, невольно закружилась голова.

Брижит никак не могла привыкнуть к тому, что отныне она стала частью этой когда-то казавшейся ей сказочной жизни. Потупив взор, она положила ладонь на руку сидящего рядом Рауля. В поле ее зрения попал хрустальный кубок. В наполнявшем его искристом напитке дробилось пламя ярко пылавших свечей. Завороженная игрою света, Брижит вспомнила события тринадцатилетней давности и то, как совершенно случайно она оказалась на первой свадьбе Монвалана. Тогда ей так хотелось оказаться на месте его невесты, и вот теперь эта мечта сбылась. Но какой ценой. В последнее время Брижит все реже испытывала угрызения совести по поводу того, что похитила счастье Клер. Вера в жизненную силу окончательно убедила ее в том, что за собственное счастье надо бороться. С годами к ней пришло сознание того, что люди, поступающие наперекор судьбе, обречены. А в книге судьбы Клер изначально была начертана разлука с Раулем. Брижит знала об этом еще тогда, когда встретила Клер вместе с грудным Гильомом на катарском молитвенном собрании. Но, словно лекарь, скрывающий от больного страшную правду о недуге, она предпочла тогда об этом умолчать. Люди не должны знать своей неизбежной участи. Иначе вся их жизнь превратится в одно сплошное мучительное ожидание. Точно так же Брижит не собиралась открывать Раулю то, что уготовано им в будущем. Хотя ей уже было известно, где и как именно закончит каждый из них свой жизненный путь.

Тряхнув копною золотистых волос, Рауль с любовью посмотрел на новую супругу. Странно, но сегодня он даже не вспомнил о Клер. Более того, сколько ни старался, он не смог вспомнить ее лица. Только зеленые глаза сидящего напротив Гильома напоминали ему о том, что когда-то он жил с совершенно другой женщиной. Время — лучший лекарь. Оно заставляет забыть и прежнюю боль, и прежнюю радость. Все то, что когда-то являлось смыслом жизни, становится мелким и незначительным.

Сегодня все внимание рыцаря де Монвалана занимала только Брижит. На ней было темно-синее бархатное платье. Серебряный обруч удерживал покрывавший ее голову голубой шелковый плат. Тугая иссиня-черная коса свисала почти до бедра. Рауль представил себе ее распущенные, пропахшие ароматными травами волосы, и то, как они переливчатой волной омывают ее увенчанные темными сосками спелые наливные яблоки белых грудей. Порой ему казалось, что прижми он ее к себе крепче, тела их вспыхнут настоящим огнем.

Она рассмеялась. Ее тело отреагировало на взгляд Рауля, словно струна виолы, которой коснулся смычок менестреля. Сегодня от ее тридцатитрехлетнего мужа исходила какая-то особая физическая привлекательность. Помнится, много лет назад ее тело так жаждало оказаться на месте невесты этого человека в первую брачную ночь. Теперь же он будет всецело принадлежать только ей. От сознания того, что их кратким встречам и долгим расставаниям пришел конец и теперь каждую ночь и каждое утро они будут проводить в объятиях друг друга, у Брижит невольно перехватило дыхание. Любуясь гордой красотой возмужавшего со времени их первой встречи Рауля, чувствуя исходящий от него магнетизм, женщина видела, как пульсирует в нем все та же неистребимая сила жизни. Да ведь он совсем не изменился. Прочитав мысли любимого, она уже знала, что сегодня ночью их ожидает настоящий праздник любви и до самого утра им уже не суждено сомкнуть глаз.

За все время свадебного пира де Монвалан, принимавший поздравления и подарки, так и не притронулся к вину. Когда Рай настоятельно порекомендовал ему пропустить хотя бы чарку, отрицательно покачал головой. Понимающе хмыкнув, наследник графства Тулузского с удовольствием опустошил свой кубок. И вновь Рауль обратил свой взор на свою суженую, которую помнил и знал столько лет. В последний раз он видел ее в бедном крестьянском рубище у порога убогой хижины. Сегодня она сверкала белозубой улыбкой, а подол ее дорогого платья покрывало серебряное шитье, тускло поблескивавшее на фоне темно-синего бархата. Господи, как же ему захотелось пробежаться пальцами по черному шелку ее потрясающих волос. Брижит бросила ответный взгляд, и ее светло-серые, цвета хрусталя, глаза, так показалось в тот миг Монвалану, заглянули в самые потаенные глубины его души. Она опустила ресницы, продемонстрировав окружающим изящность полумесяцев век и совершенство чистого лба. Рауль был готов поклясться, что видит явственное сияние, исходящее от ее божественного лица. Потрясенный великолепием своей любимой, он только и смог, что еле слышно прошептать одно-единственное слово — Мадонна. От сознания того, что скоро он останется наедине с этой женщиной и они будут совершенно голые лежать в одной постели, в горле у Монвалана пересохло.

Тем временем Рай с любопытством наблюдал за дочерью госпожи Брижит, которую видел впервые. Теперь, когда она сидела напротив своего сводного брата, стало очевидно, что она тоже ребенок Рауля. И у девятилетней девчонки, и двенадцатилетнего пажа, готовящегося стать личным оруженосцем наследника графа, были абсолютно одинаковые, точь-в-точь такие же, как и у Монвалана, волосы. Многозначительно переглянувшись со старым Раймоном, его сын, как бы вскользь, заметил:

— Мне кажется, что рыцарь Рауль совершил правильный и благородный поступок.

— Разумеется, — ответил граф, отрываясь от кубка. — Все мы люди грешные. Да только рыцарь в любом деле должен поступать по-рыцарски и отвечать за свои деяния.

— Может, это и так, — сказал Рай, обводя залу задумчивым взглядом. — Но мне кажется, что де Монвалан просто очень хороший человек, и нам просто повезло, что он служит именно нам.

— Сын мой, — устало промолвил граф. — Я очень рад, что вы сдружились с господином Раулем. Точно так же я дружил с его покойным отцом Беренже. Только никогда не забывай, что ты его сюзерен, а он твой вассал. Надеюсь, он будет верен Тулузе и после моей смерти.

— Право, папа, сегодня же свадьба, — с укоризной заметил Рай. Основательно захмелевший граф, отодвинув кресло, встал из-за стола и направился к сидевшим в другом конце зала Кретьену и Матье.

— Ну что вы приуныли, господа катары. А, понимаю… Ваши обычаи земных радостей не приемлют. Ну что делать, жизнь, тем не менее, продолжается. Седобородые старцы, учтиво поклонившись Раймону, с невозмутимым безразличием взирали на окружавшую их роскошь. Правда, это нисколько не мешало им подкрепиться и даже выпить по кубку легкого вина. Матье, в отличие от Кретьена, даже позволил себе отведать жаркого.

— У меня к вам большая просьба, многоуважаемый перфекти, — продолжил граф, наклоняясь к дяде Брижит. — Вы, верно, знаете, что папа запретил меня хоронить по-человечески, — зашептал он ему на ухо. — Быть может, меня обрядят по-катарски, ведь не зря же я из-за вас столько воевал.

— Господин, — изрек Кретьен своим певучим баритоном. — Вы можете принять консоламентум хоть сейчас.

— Сейчас не надо, — рассмеялся старик. Магда с интересом воззрилась на засверкавшие на его камзоле драгоценные каменья. — Я особенно не тороплюсь. А за согласие — спасибо. Спасибо вам, господа катары, — задумчиво произнес Раймон, направляясь на свое прежнее место.

— Эй! Что-то мы тут совсем закисли! — воскликнул Рай, обращаясь к музыкантам, неторопливо игравшим, пока меняли блюда. — Сыграйте-ка нам что-нибудь веселое, и пусть новобрачные покажут, как нужно танцевать.

— Позвольте, Рай, — встал со своего места де Монвалан, — сказать слово виновнику сегодняшнего торжества.

Рауль ощутил на себе испытующие взгляды собравшихся на свадьбу гостей.

— Натанцеваться мы еще все успеем, а сейчас, — застежка его алого плаща поблескивала по мере того, как прерывисто вздымалась и опускалась его грудь, — я хотел бы исполнить песню для своей очаровательной жены. Говорят, в юности я неплохо играл на лютне. Но судьбе было так угодно, что в последние годы я ничего, кроме разящего меча, в своих руках не держал. Посмотрим, смогут ли мои огрубевшие от ломбардской стали пальцы взять чистый аккорд. Настоящий рыцарь, господа, должен уметь все.

Одобрительные возгласы собравшихся в зале прервали поток его красноречия, а один из музыкантов поспешил протянуть де Монвалану свой инструмент. Рауль взял лютню в свои руки, и под каменными сводами зазвучали чарующие звуки. Сначала Брижит показалось, что это старый валлийский напев семи башен. В детстве эту грустную мелодию любил наигрывать ее отец. Сидя у очага долгими зимними вечерами, он вглядывался в языки пламени, перебирая струны. Но когда Рауль жалобно вскрикнул на гортанном прованском диалекте, его супруга поняла, что это совсем другая песня. Слова ее она знала наизусть. То была исполненная красоты и великого отчаянья баллада, написанная трубадуром Госельмом Верным на смерть горячо любимого всеми короля Ричарда Львиное Сердце. Ее отец, воевавший с этим героем против сарацинов, исполнял ее крайне редко. Пока Рауль выводил такты баллады, перед глазами Брижит прошла вся ее предыдущая жизнь. Когда замолк последний аккорд, все присутствующие в зале рыцари встали из-за стола и громко ударили в кубки, выражая восхищение мастерством своего командира.

— Спасибо, родной мой, — прошептала Брижит, когда он вновь положил ладонь на ее руку. — Ты тронул меня до слез.

— А теперь мы будем танцевать! — воскликнул Монвалан, выводя жену в центр зала.

Словно ощутив перемену в его настроении, музыканты заиграли искрометный веселый народный танец. Новобрачные плясали, не размыкая рук. Изумрудное кольцо на пальце Брижит сверкало обещанием прежде неведомых ей радостей. Забыв обо всем на свете, Рауль еле поспевал за быстрыми движениями легких ступней своей любимой. Скоро уже весь зал лихо отплясывал, подражая сложным па лучшей пары Тулузы. Даже маленькая Магда и старый граф присоединились к танцующим. Только седобородые катары с отрешенным видом продолжали сидеть за столом. Матье и Кретьен прекрасно понимали, что у Брижит, опекаемой ими в течение многих лет совместных скитаний, теперь началась своя собственная жизнь. Большим утешением оставалась Магда, воспитывавшаяся в духе поклонения Единому Свету. Но ни один из перфекти не поручился бы за то, останется она в стенах Монсегюра или же, постигнув азы мудрости, изберет пути грешного мира.

Вдоволь наплясавшись, гости плотным кольцом окружили новобрачных. Рауль громко смеялся, безуспешно пытаясь избежать поцелуев и крепких объятий. Ему на помощь пришел его сюзерен.

— Господа, по-моему давно уже пора оставить в покое нашу славную чету! — воскликнул Раймон, отечески облобызав Монвалана.

Гости, поочередно желая супругам счастья, стали покидать зал. К Раулю и Брижит подошли их дети. Церемонно поклонившись, паж Гильом поклялся, что будет с уважением относиться к своей новой матери и свято оберегать сводную сестру. Рауль не стал посвящать сына в подробности появления на свет Магды, решив, что с годами тот и сам все прекрасно поймет.

— Надеюсь, мы с тобой подружимся, — ласково улыбнулась Брижит златокудрому отроку. — Как жаль, что дети не живут вместе с нами, — заметила она Раулю после того, как Гильом ушел вслед за Хуаной и Раем, а сонная Магда была предоставлена заботам Кретьена и Матье. Назавтра они собирались вернуться с нею в Монсегюр.

— Гильом служит при дворе, Магда учится в святой обители. Мы сами не заметили, как наши дети выросли и перестали от нас зависеть, — задумчиво промолвил Монвалан, взяв под руку свою единственную.

Проходя мимо музыкантов, Рауль не забыл одарить их пригоршней золотых монет. Удивительная тишина стояла в полутемных коридорах дворца, когда они направились в роскошные покои, пожалованные им правителем Тулузы.

— Поживем здесь, пока я не отвоюю свой замок, — сказал Рауль, чтобы хоть как-то снять читавшееся в глазах жены замешательство.

— Не место красит человека, а совсем наоборот, — рассмеялась она, словно маленькая девочка. Гулкие своды серебряным шепотом отразили звонкий колокольчик ее кристально чистого голоса.

Оказавшись у резных дубовых дверей, Рауль разжал тонкие пальцы Брижит и одарил их долгим страстным поцелуем. Его язык нежно щекотал ее ладонь. Он мучил ее, покусывая не прикрытое рукавом запястье, прежде чем его горячие губы, исследовав изящный изгиб шеи, не сомкнулись на украшенной рубиновой серьгой мочке уха. Широкая ладонь, скользнув по низу живота, впилась в тяжелый бархат свадебного платья. Брижит показалось, будто бы ее и без того распаленное ожиданием скорой близости лоно вспыхнуло огнем от несказанного блаженства. У нее перехватило дыхание и онемели ноги.

Оторвавшись на краткий миг от предмета своего вожделения, Монвалан широко распахнул дверь и, подхватив Брижит на руки, вошел в комнату. В камине горел огонь. На покрытых золототкаными гобеленами стенах плясали причудливые тени. Покои поразили женщину своим великолепием. Резная мебель, серебряная утварь, покрытый росписью потолок, а главное — огромная кровать под золоченым балдахином. Ее розовые завесы украшала вышивка на сюжет о Тристане и белокурой Изольде.

Рауль опустил свою принцессу на ноги и тотчас припал к ее губам. Его пальцы пытались справиться с платьем.

— Подожди, — прошептала Брижит.

Приблизившись к камину, она извлекла припрятанный за поясом мешочек с благовониями. В следующее мгновение пригоршня сушеных лепестков полетела в огонь. Комнату наполнил чарующий, дурманящий аромат. Повернувшись к Раулю лицом, Брижит стала не спеша раздеваться и вскоре предстала перед ним совершенно обнаженной. Ее аккуратные белые ступни бесшумно ступали по набивному лионскому ковру. Рауль лишился дара речи, но его сдавленный стон значил больше всяких слов. Стройные ноги, упругий плоский живот, спелая, увенчанная затвердевшими сосками грудь. Он упал на колени и, заключив в свои объятия ее стройный стан, прижался лицом к горячим бедрам. Медное зеркало на стене смутно отражало наливное яблоко ее ягодиц.

— Родная моя, — только и смог прошептать Монвалан.

Тернистый путь вел их к этой долгожданной ночи. Он благоговейно касался губами ее живота, мягких грудей и, ненадолго задержавшись на шее, припал к уголку красивого рта. Брижит распустила свою косу, и пряди иссиня-черных волос пали на широкие бедра. Тяжело дыша, Рауль изо всех сил прижал ее к себе. Пальцы, теребившие чуть загнутые кверху соски, еще больше разожгли Брижит. Ее тело горело от каждого прикосновения его губ и рук. Ей казалось, что сейчас с ней не ее желанный, а самая настоящая гроза, так он был наэлектризован своей страстью.

Брижит вскрикнула, когда Рауль на мгновение отстранился, чтобы снять с себя одежду. Через несколько секунд он опять был с нею. Взяв любимую на руки, он положил ее на постель, лег рядом и начал жадно рассматривать ее нисколько не изменившееся с момента первой близости тело. Брижит обняла его и приблизила к себе. Он чувствовал взгляд ее глубоко проникавших в душу призрачно-серых иконных глаз и то, как легко она задевает его грудь кончиками распущенных волос. Воздушные прикосновения ее рук уносили его в безвременье. Душа ласкала душу голубиным крылом точно так же, как ее пальцы пробегали по интимным частям его тела. Рауль припал губами к ее груди, она почувствовала движение его пылавшего трепетного языка. Все, что они пережили прежде, все исчезло в порыве страсти, заставлявшей радостно биться сердце. Сейчас для наследницы легендарного рода существовали только эти покои, эта кровать и его обнаженная плоть. Рауль щедро ласкал ее неукротимое страстное тело, пока из него струился зримый его очам свет. Исцеляющие руки Брижит блуждали по его мускулистой спине, отыскивая самые чувствительные точки. Монвалан застонал, когда она коснулась самого интимного места.

— Хватит, — прошептал он, — а не то наша первая законная брачная ночь закончится, не успев начаться.

Опершись на локоть, Брижит полностью доверилась его ласкам, а он любил ее с дикой страстностью, разжигаясь все больше и больше. С великой благодарностью она приняла его. Ее руки обвили тело Рауля, и в следующий миг ей показалось, что душа ее вновь ступает на тропу пророческих видений. Рауль сдерживался, желая доставить любимой как можно больше удовольствия. Когда он ощутил, как содрогнулось ее чрево, его язык коснулся ее верхней губы, а тело повторило ритм ее конвульсивных движений. Сладостный всхлип Брижит был воспринят им с неописуемым восторгом. Впившись ладонями в ее плотные ягодицы, он приподнял ее навстречу своему желанию. Тело его вздрогнуло и, спешно оторвавшись от Брижит, он оказался в потоках всепоглощающего света. Река любви уносила живое воплощение его давней мечты. Склонившись над нею, он трепетно взирал на тронутый легкой улыбкой рот. Глаза Брижит были закрыты. Дрожащие тени от горевшего в камине пламени чертили причудливые узоры на молочной белизне ее век.

— Такою, как сейчас, ты будешь всегда, — прошептал Монвалан.

— Почему? — сонно спросила Брижит, и крохотная алмазная слезинка заискрилась на ее реснице.

— Потому что я буду заниматься с тобой любовью непрестанно, — сказал он, улыбаясь.

— Ты снова меня хочешь? Так скоро? — Она удивленно посмотрела на него своими большими глазами. Рауль рассмеялся, уронив голову на ее плоский живот. Пальцы Брижит зарылись в его потрясающих, ничуть не поредевших волосах.

До самого рассвета предавались они земным утехам.

— Я никогда не думал, что могу так долго это делать, — искренне удивлялся Рауль.

— Душа сильнее тела, и любовь — ее спутница, — объяснила ему Брижит. — Они подвигают нас на невозможное.

Утомленные благодатным трудом, они уснули, так и не выпустив друг друга из объятий.

Медлительный Тарн неторопливо катил свои волны, отражая тусклый свет весеннего солнца, пробивавшегося сквозь плотную завесу облаков. Ослабив поводья, Рауль дал напиться своей лошади и стал пристально вглядываться в противоположный берег реки. В утреннем тумане терялись очертания тронутых первой зеленой травкой холмов и долин. Монвалан — утраченная и вновь обретенная родина.

Крестоносцы сдали когда-то принадлежавшую Раулю вотчину без боя. Высланные вперед дозоры доложили, что полностью деморализованный малочисленный гарнизон, расквартированный в городке, покинул его еще за пару дней до подхода основных сил объединенной армии Юга. И вот теперь главный военный советник графа Тулузского во главе отряда верных ему рыцарей готовился к осмотру владений, которых злая судьба лишила его более десятилетия тому назад. В этих местах он родился и вырос, здесь прошла его молодость, здесь он венчался с Клер, подарившей ему сына. Рауль вспомнил отца и мать, и к нему вновь вернулось чувство неизбывной вины. Вместе с Монваланом он потерял кода-то все, что составляло суть и смысл его прежнего бытия. Только участие ни с кем не сравнимой Брижит помогло ему тогда выстоять. Теперь жизнь снова возвращалась на круги своя. Но только путь к новому счастью оказался более долгим и тернистым в отличие от молниеносного крушения теперь уже с трудом припоминавшейся идиллии.