Наследник огня и пепла. Том V. Кровь и дороги

Глава 9 Рукописи в руки не берут

Как не удивительно, но письмо перехватил Фанго, хотя Сперат рванулся из-за моей спины у Рудо как спринтер, едва не перевернув стол. Фанго коварно скрывался за розово-красной ширмой, успешно маскирующей его от меня. Великое умение для слуги, не мозолить глаза хозяину. Хотя сама ширма, расписанная розово-красными цветами персикового дерева, мозолила мне глаза, ярким пятном выделяясь на фоне осеннего сада. Фанго не вышел, а выпорхнул из-за ширмы, забрал письмо у Рудо, ожег взглядом бегущего на него Сперата, да так, что этот здоровенный бык разве что на задние ноги не присел. Положил письмо на подносик и понес мне. Делал Фанго это все в перчатках. Если бы не мешковатый сюртоко-халат с карманами — отчаянная попытка подражать мне в одежде — Фанго сошел бы за дворецкого.

— Открой, — попросил я.

Контактные яды тут были распространены. Точнее, очень распространены были слухи о них. Каас тоже уверял, что такие есть. Но он конкретно изготавливать их не умел. Я подозревал, что слухи о ядах у местных сильно преувеличены. Даже если что-то есть, то пропитанная им одежда или страницы не могут прямо сразу убить. Насколько я помнил из прочитанной статьи в интернете, в Китае был эпизод с отравлением высокопоставленного чиновника книгой. Книга была со страницами, пропитанными ядом. Чиновник разорил и отправил на смерть некоего человека, который был известен примерно ничем. Однако сын пострадавшего оказался злопамятным. Узнав, что чиновник любит читать пошлые рассказы, он написал толстенный эротический роман. Пропитал его страницы ядом и подкинул чиновнику. Чиновник, как и большинство людей, смачивал языком палец, когда переворачивал страницу. Может и не только палец, кто его знает. Суть в том, что слег чиновник только тогда, когда дочитал роман до самого конца. Говорят, эротические сцены и в самом деле были хороши,роман даже вошел в золотой фон китайской классики. Но какой бы не была задорной порнуха, она не может увлечь настолько чтобы не замечать как у тебя потихоньку превращаются в кашу внутренности. Значит, яд действовал медленно, с накопительным эффектом. Скорее всего, мстительный сын использовал мышьяк. Увы, реальные яды не так уж хороши, как в рассказах о них. По крайней мере те, что можно выделить на местном уровне развития. И все же, рисковать я не хотел. В этом мире, в конце концов, была ещё и магия.

Да мне и не особо оставляли выбора. Адресованную мне лично корреспонденцию вскрывал кто-то из помощников Вокулы и выкладывал передо мной на стол в открытом виде. Сами они это всегда делали в перчатках. Я хотел было предупредить их насчет подозрительных порошков в конвертах, вспомнив про рассылку писем с сибирской язвой. Но сдержался. Тут на ядах и в самом деле слегка повернутые. А может, и не только тут — все эти чинные английские дворецкие с газетами на подносе, вполне вероятно, отголосок времени когда в старушке Европе тоже можно было захворать, лизнув палец после поздравительной открытки.

Фанго ловко сорвал печати с кожаного цилиндрика. Вытряхнул из него свиток на стол рядом со мной. Развернул, прижав верх подносом и придерживая низ руками в перчатках.

Я махнул рукой, чтобы Сперат подошел поближе. С другой стороны наклонилась Адель. Все же она ревновала меня к Гвене. Хотя и не так сильно, как к Эглантайн. Строчки были неровными, очень далекие от привычной мне каллиграфии писцов Вокулы. Похоже, Гвена писала сама.

'Раз ты это читаешь, значит я подохла. Ставлю ченти против дуката, из-за тебя, Магник. Сператик бы меня в обиду не дал. Что вы сделали с телом? Если отдали меня в Храм Императора я вам яйца поотрываю!

Ладно, к делу. В Таэне есть у меня друг, по имени Абеляр. Ну как друг. Редкая сволочь. И жадный до золота, как вендикат до жизни. У него есть книга в красной обложке и подвал со всем необходимым. Последний раз я о нем слышала, что он стал главным в Храме Чистоты. Верить ему нельзя, но золоту он предан. Мне он однажды уже помог. Покажите ему тот камешек, с которым я не расставалась. И не тяните, бычью елду вам в глаз! Мне тут скучно!'

— Я не понимаю, — шепнула мне Адель.

Может, я бы тоже не сразу понял. Специально для тупых текст разбавляли картинки. Вверху, группа схематично нарисованных человечков стояла вокруг круга с вписанными в него геометрическими фигурами. Посередине круга была нарисована фигурка с рожками. Такая же схематическая — ручки-палочки, голова-кружочек с улыбчивой мордочкой. И, неожиданно с любовью, прорисованной женской грудью. Ниже по тексту, на полях и между абзацев чертик с сиськами и радостной рожицей занимался сексом, пил из винных кувшинов и убивал человечков. А в конце, под текстом, валялся дохлый.

— Разверни дальше, — попросил я Фанго.

Тот потянул свиток дальше. Край свитка обнажил еще один рисунок. Практически идентичный первому, только теперь среди человечков рядом с кругом был один заметно больше остальных и один с хитрой рожей и мечом на поясе. Мы со Сператом, надо полагать.

— Напомни, чтобы я рассказал тебе позже, — сказал я Адель. И поднял взгляд на Сперата. Он стоял радостный, как будто его в рыцари посвятили. — Забери письмо, Сперат. И спрячь.

— Может… — начал он.

— Не может, — одернул я оруженосца. — Поговорим после.

Некоторое время я сидел в задумчивости. Таэн. Столица Древней Империи. Город все еще сохранил остатки древних чудес. Неудивительно, что именно он стал центром Культа Императора. Всегда хотел там побывать. Не в культе, в Таэне. А вот Культ Императора вызывал у меня инстинктивный страх.

Впрочем, не у меня, а скорее у Магна. Культ был организацией. С четкой иерархией, продвижение по которой предполагало определенные качества и заслуги. У аристократов тоже не все определялось происхождением, но Культ провозглашал страшное. Например, что в глазах Императора все равны. А еще, Культ медленно, но верно, приводил к единообразию все местечковые верования, поглощая и интегрируя в себя других богов и местные традиции. По сути, Культ был знакомой мне по моему миру церковью. Только еще не победившей окончательно, а только начинающей свое победное шествие. Разрозненный местечковые суеверия, вечно конкурирующие между собой городские храмы и жрецы отдельных общин со временем проиграют могучей организации.

Слишком большой, чтобы действовать эффективно, Культ часто отступал. Но всегда возвращался. В свое время Итвис почуяли угрозу в Культе Императора и выставили вон назначенного из Таэна от него жреца в местный храм Императора. В ответ Культ сжег тётю моего прадедушки, если мне не изменяет память. Обвинив её в том, что она гуль. Местный колорит. Назвать ведьмой обычную тетку тут не получится, слишком знакомое явление, трудно спутать.

Весь этот бэкграунд приводит меня к тому, что действовать в Таэне мне лично не получится. Но и послать Сперата туда нельзя. Этот восторженный дурачок всё обосрет. Пожалуй, единственный, кому я могу доверить столь ответственную миссию, Фредерик. Вот только не уверен, что участие в ритуале призыва демона вполне отвечает его внутренним убеждениям.

— Ну тогда пойдемте в малую гостинную, — вывела меня из раздумий Адель. — Стало прохладно.

Малая гостиная хоть и называлась малой, вот только поместиться в ней могла пара больших квартир. И высота потолков под четыре метра. У сравнительно небольшого камина, на одного ягненка, стоял длинный стол. Стол уже был сервирован к прибытию гостей, а в камине томился ягненок, распространяя по поместью дурманящий аромат. Рядом с ягненком и столом суетились слуги.

Бруно сидел в отдалении, у узкой бойницы. В уютном уголке, с парой кушеток и низким столиком. Бруно не обращал внимания на суету слуг, на дурманящий аромат жареного мяса и даже не обратил внимание на нас — лихорадочно копируя своей магией свиток на пачку пергаментных листов.

— Бруно, рада вас видеть, — окликнула его Адель, обогнав меня. Чтобы мне не пришлось окликать его и здороваться первым. Не по статусу же. Бруно поднял голову, сощурился, увидел меня. Вскочил. И все равно растерялся, с перепугу поздоровавшись сначала с Адель, и только потом со мной. А потом еще и со Сператом. И с Лансом. Магно бы на говно изошел, но я из-за таких мелочей не парился. Хотя в Университете над Бруно посмеивались, я лично считал его человеком выдающимся. Да, в отличии от привычных тут волшебников-самоучек, которые больше напоминали кулибиных и были способны собрать на коленке что-то странное и плохо работающее, Бруно был скорее чистый интеллектуал. У него были практически энциклопедические знания, которыми он мог, при необходимости, пользоваться с прицелом на результат. Вот только руками он делать ничего не мог. Однако я к этому был готов — в моем мире от математиков и астрономов ничего такого не требовали. Да и вообще, такие люди слишком погружены в свои дебри, и они даже в политике то не особо разбираются.

В этом магосредневековье ожидания от волшебников были сродни ожиданиям от учёных в средневековье моего мира. Идеалом тут был бы Леонардо Да Винчи — художник, скульптор, архитектор, механик и так далее, и тому подобное. Сам Леонардо, как говорят, считал себя музыкантом. А работал, в числе прочего, ещё и судьёй.

Поэтому Бруно с его огромным багажом знаний но отсутсвием значимых и зримых проектов и не пользовался уважением коллег. Хотя, может его творческое переосмысление иллюзий во время Битвы у Ворот, могло добавить ему респекта в Университете. А самое интересное, что я обратился с вопросом о подсветке поля боя ночью к Каасу. Надеялся, что он сварганит пиропатроны на парашюте, которые можно будет «подвесить» над нашими войсками. Каас слился. А Бруно во время разговора просто рядом стоял. И вот, благодаря ему, мы победили. И это не преувеличение, искренне сомневаюсь что горожане не поддались бы панике, если бы все происходило в кромешной тьме.

— Я очень, очень, очень рад что вы меня приняли, сеньор Магн, — Бруно засуетился, начал перекладывать свитки, картинки, стопки кожаных листков почерневших от времени. Все это он ронял, поднимал, клал не туда, терял.

Я уселся, знаком показал Адели чтобы та тоже присела. И спокойно пережидал пока Бруно, бесконечно извиняясь, не успокоится и не подготовится. Посмотрел на Ланса. В доспехах легче ходить чем стоять. Наверняка у него уже болят ступни. Поэтому я показал ему на стул и сказал:

— Сядь, Ланс.

— Простите мой сеньор, но нет, — ответил этот наглец. — Я занят. Мне нужно защищать вас.

— Ты лучше защитишь меня, если у тебя ноги не будут дрожать от усталости. Возьми стул и сядь так, чтобы видеть меня и всё вокруг, — спокойно сказал я.

Ланс явно устал, поэтому, хоть и недовольно скривился, но спорить не стал. Сходил за стулом, поставил его за моей кушеткой и уселся на него. Сперат здоровый лоб, и выносливый. Поэтому я оставил его стоять.

Бруно возился дольше, чем я рассчитывал. Мимо нас неслышным ветром пронеслись слуги, оставив после себя в наших руках кубки, а в руках Сперата кувшин. Я с наслаждением отхлебнул молодого вина, еще сохранившего сладость персиков. И отвлеченно подумал, что так и спиться не долго. Впрочем, крепость у местных вин была меньше чем у пива в моем мире. А пить просто воду в любом случае тут гораздо вреднее. За всем этим я пропустил момент, когда Бруно начал говорить. Как всегда свою лекцию.

— Простите, сеньор Бруно, — сказал я. И честно признался: — Я пропустил, что вы говорили. Можете повторить?

— Кхм… Если вы помните, около трех месяцев назад вы разговаривали с покойным сеньором Эфестом о природе магии. И я вызвался тогда составить короткий труд о природе магии. И я готов вам его представить.

И он пододвинул мне несколько свитков, каждый толщиной в рулон туалетной бумаги. И широкие. Солидные такие бобины. Бумага была дешевой, выдавала себя взлохмаченными краями. Я не испугался солидности «краткого» труда. Если обычный местный свиток перевести в машинный текст и распечатать, то на одной страничке книжного формата уместится не меньше метра рукописи. А то и больше — тут любили разбавлять буквы картинками и делать большие отступы.

Взяв тонкие перчатки из кожи молодого ягненка из рук появившегося из ниоткуда Фанго, я надел их. Объяснил удивленному Бруно:

— Часто работаю со старым пергаментом, привычка беречь руки, — и углубился в чтение.

Как я и предполагал, несмотря на видимую монументальность, всё эссе Бруно могло бы уместиться на двенадцати страничках. Бруно пытался что-то мне сказать, Адель вежливо предложила отложить чтение на потом, и только Сперат весело хмыкнул. Он уже знал, что читаю я заметно быстрее, чем тут привыкли.

Видя, как я стремительно «листаю» свиток, Бруно застыл с отпавшей челюстью. Затихла и Адель. А вот со стороны её фрейлин послышались удивленные, если не сказать испуганные, вздохи.

Я глянул по сторонам, когда брал второй свиток. Все смотрели на меня так, как я бы смотрел на человека в моем мире который бы полыхнул огнем или вылечил открытый перелом наложением рук. Потрясенно и с недоверием. Отчасти их недоверие было оправданно — не меньше половины текста я пробежал, что называется, «взглядом наискосок». Не потому, что там было то, что я уже знал. Просто сказывалась привычка вычленять важное в потоке информации.

Доклад Бруно был весьма не плох. Очень похож на умные научные статьи в моем мире. Сначала он выдавал примеры, со ссылкой на источники. А потом делал выводы. Вот только, на основе верных наблюдений, он сделал неверные выводы. Что тоже очень похоже на научные статьи моего мира.

Стоило только копнуть поглубже и выяснилось, что магия просыпалась в простолюдинах и раньше. Больше того, история просто пестрела примерами талантливых самоучек, родившихся в крестьянской семье но смогших стать общепринятыми магистрами наук. Бруно останавливался на этих примерах и доказывал, что жизнь таких людей с детства была связана с магией. Прачка, освоившая алхимию, обстирывала Университет уже лет десять. Знаменитый маг с востока прислуживал с детства волшебнику и так далее. Из всего этого Бруно делал вывод: «Так же, как у кузнеца сын неизбежно обладает познаниями в кузнечном деле а дети других семей к такому не пригодны, так же как сын рыцаря неизбежно будет сильнее в бою чем сын кузнеца, так и люди долгое время проводящие в окружении людей сведущих и могущественных в искусстве, неизбежно переймут часть умений…».

Это было общепринятое мнение. Обучение в Университете, как я уже знал, сводилось к совместному чтению трудов великих волшебников о магии, трудов о великих волшебниках, и совместной работе над проектами лекторов. Причем своеобразной — лекторы сами творили заклинания. Студенты им обычно просто ассистировали, и редко пытались подражать, или «помогать» своим деканам и лекторам. Даже самой задачи обучить студентов делать так же, как умеют деканы, не стояло. Поскольку априори предполагалось, что люди разные и у всех будут разные результаты.

Что почти полностью уничтожило саму возможность научного подхода. Ведь это ему противоречило, особенно в той части где «Любой эксперимент может быть многократно повторен в аналогичных условиях с аналогичным результатом». Местные университеты были не столько научными учреждениями, сколько какими-то, прости Император, художественными мастерскими.

Тем не менее, это работало. Я сам видел множество людей, которым от природы доставался талант к огню на уровне мощности как у газовой плиты. Но они проводили несколько лет в Университете Караэна и выходили оттуда со способностью сплетать из магии огненные конструкты в виде какой-нибудь бабочки. Мало того, что такой человек теперь мог поджечь врага на большом расстоянии, так ещё и делал это на порядок эффективнее.

Закончив второй свиток я некоторое время размышлял. Похоже, это работало скорее как если бы человека погружали в иную языковую среду. Все вокруг разговаривают на другом языке и волей не волей ты пытаешься им подражать. И очень быстро ты начинаешь понимать другой язык, а потом и разговаривать на нем. Это куда эффективней, чем обучение в школе. Вот только если мне нужно три сотни огненных магов, то Университет Караэна мне в этом не поможет — у них нет как таковой учебной программы с четкими критериями успеваемости. Больше того, подозреваю, что если я попросту заплачу за обучение трехсот человек, их «успеваемость» резко снизится — и через пару лет хорошо если хоть несколько сможет насмотреться на лекторов в достаточной мере, чтобы суметь что-то изобразить самим. Я вдруг вспомнил видеоролик о детях-маугли, выросших среди животных, которые в раннем детстве оказались вне человеческого общества и не социализировались. Многие из них так и не научились говорить. Какой-то механизм в голове не запустился.

— Скажите, Бруно, — сказал я, глядя в сторону. — Если человеческий ребенок вырастет… Эмм… Сразу после рождения окажется среди долгобородов, то на каком языке он будет говорить?

— На языке долгобородов, очевидно, — пожал плечами Бруно. — Он ведь научится ему.

Я облегченно выдохнул.

— А встретив людей он будет говорить на нашем языке, поскольку он же человек, — задумчиво продолжил Бруно. — Это интересный вопрос, сеньор Магн. Почему-то я в этом не совсем уверен…

Любит он порассуждать. Промолчал бы и оставил у меня о себе куда лучшее мнение. Впрочем, это не его вина. Просто тут всё очень запущено. Я взял последнюю бобину и приготовился её прочесть. Внутренне уже готовясь к ягненку — аромат жареного мяса и пряных трав заставил меня проголодаться.

— Насчет этой части моего исследования… — вдруг сказал Бруно. Он даже руку протянул, будто желая выхватить у меня свиток. От волнения даже забыв «сеньоркнуть». — Мои выводы в нем, кажется, были излишне поспешны… И вообще, я пожалуй плохо изучил вопрос, у нас в Университете не так много трудов…

— Хорошо, я вас понял. Отнесусь к этому свитку со снисхождением, — постарался я успокоить Бруно. И начал читать.

«Как внимательный читатель уже заметил, в предыдущей части моих рассуждений не нашлось места магии, коей называют часто „боевой“, поскольку она присуща обычно защитникам рода людского, осененных издревле славой и всеобщим уважением. И это не случайно, ибо я, Бруно сын Джакоба, имею основания утверждать, что природа стихийной магии иная, ежели общераспространенной способности людей к алхимии, иллюзиям, магии разума и прочим. Более того, изыскания мои привели к тому, что рискну я утверждать, магия эта была обретена единоразово и единовременно многими людьми…».

Я сел прямо и стал читать внимательнее. Как всегда, самое интересное начинается в конце.