Глава 18

Зажмурившись от удовольствия, потягиваюсь на месте. Открываю с трудом глаза, смотрю на время и понимаю, что задремала буквально на час. Но чувствую себя так, словно проспала два дня. Вот что значит чувствовать себя в безопасности.

Свесив ноги на тёплый ковер, обуваюсь и иду обратно в салон самолёта. Спящая мать – горе в семье.

Приоткрываю дверь. Но не спешу идти дальше, улавливая возмущённый и недовольный голос Самира.

– Ты почему меня постоянно бьёшь? – злится. В ответ ему летит детский лепет. И звонкий шлепок.

Чуть выглядываю из-за двери, наблюдаю за тем, как Камилла, размахивая ручками, негодует и бьёт ладошками по щекам Самира. Машет ножками в воздухе, явно недовольная тем, что он сделал. А что именно?

Я выхожу из своего укрытия и тут же чувствую на себе взгляд мужчины.

Улыбка невольно касается моих губ. Когда снова вижу Камиллу на руках у её отца. Это греет мне сердце и заставляет внутри что-то петь от счастья. Да, я радуюсь, когда они взаимодействуют.

Малышка так долго росла без отца. Никто не трогал меня за живот, прикладывая к нему ладонь. Только я сама. У неё не было никого, кроме меня. А теперь он держит её на руках.

– Что вы тут делаете? – спрашиваю, не переставая чувствовать на себе пронизывающий до костей взгляд Хаджиева. Он перехватывает мою девочку, прислоняет её к себе спиной. Теперь малышка смотрит на меня и, округлив рот, просится ко мне на ручки. Отбираю её у Самира. А следующие слова непроизвольно слетают с губ:

– Правильно, у мамы на руках лучше, чем у папы.

Любовно обнимаю её и целую в висок, не задумываясь о том, что говорю.

А сейчас доходит. Током словно бьёт.

Отступать ведь уже некуда?...

– Ты чего такая буйная? Папа обидел?

Я говорю это только потому, чтобы узнать. Поверил ли он мне, смирился ли? Это тяжёлый человек, который никогда не признается в своих чувствах или неправоте. Поэтому приходится узнавать самой, как он к ней относится. И теперь поднимаю на него глаза. Хочу увидеть его реакцию, понять, что он чувствует.

Замечаю только холодный взгляд.

Он у него такой всегда. И я не могу понять его снова. Он всегда прячется за ним, как и за непроницаемым видом.

– Её никто не обижал, – зло чеканит. Разворачивается, причём так стремительно, зло. И снова порождает в моей голове уйму вопросов.

Уходит.

И вместо того, чтобы расстраиваться, я поднимаю малышку на руки, выставляю её перед собой.

– Я уже привыкла, что он такой, – говорю честно, улыбаясь. – Будем исправлять.

Есть у меня одна мыслишка. Нам ещё лететь и лететь. Поэтому… План кое-какой имеется. В стиле Хаджиева. Уж он-то точно должен сработать.

– Но, для начала, мне кое-кому нужно поменять подгузник, – смеюсь, хватаю детскую сумку и иду с малышкой в душ, который есть на борту самолёта.

***

Я играюсь и занимаюсь малышкой ещё несколько часов. Она начинает капризничать, когда устаёт. Первый перелёт для неё немного нервный. Как, собственно, и для меня. Хотя я стараюсь этого не показывать. Полностью уматываю свою малышку. Всё это время Хаджиева я не вижу. Он зашёл к нам только один раз и тут же вышел.

Я укачиваю Каму, кормлю, укладываю спать.

Ставлю дистанционную няньку. Если заплачет – я сразу же прибегу. А пока иду в душ, в котором слышится шум воды. Видела, как Самир зашёл буквально пять минут назад.

Не успеваю зайти. Дверь открывается раньше, и Хаджиев выходит из ванной комнаты. В домашней одежде. И пока он удивлённо смотрит в мою сторону, ставлю няню рядом, на какой-то выступ.

Что же. До ванной я не дошла, но ничего. Коридор тоже подойдёт для моего плана.

Самир стоит, не шелохнувшись. Я встаю на носочки, обнимаю его за шею и улыбаюсь.

– Смело.

Одно слово и один жалящий взгляд сверху вниз.

Останавливается на моей майке.

– Слишком детское, – резюмирует, видя мою белоснежную майку. У меня одежды почти нет!

– Сойдёт, – говорю твёрдо, не отрываясь от мужчины.

Заворожённо смотрю на мокрые волосы, прилипающие к его лицу. Как капли скатываются по скулам, щекам. Те следуют по подбородку.

– Ты что-то задумала, – одобрительно кивает. – Что?

Строю из себя дурочку.

– Да так, шла искупаться, – хлопаю ресницами, заигрывая с ним. – А тут ты.

– Со мной? – летит от него с хрипотцой. – Вернёмся?

– И не подумаю, – толкаю его чуть назад. Не удаётся его сдвинуть. – Я пойду купаться одна.

Хочу дотронуться до мокрой пряди волос и убрать её с лица, но не успеваю вытянуть руку. Мужчина, схватив меня за талию, тут же прижимает к стене. Дотрагивается ладонью до моей щеки. Но не сильно, без мысли сделать мне больно.

– Играть вздумала? – наклоняется и тихо шипит. Злой огонёк в тёмных радужках только распаляет.

– А кто играет? Я? – и снова нотки вопроса в моём голосе. – Я же говорю. Пришла купаться, а тут ты. Я не ожидала. Так ты чего, пройдёшь?

– Ты сама на мне повисла. Я могу расценить это как призыв.

– А я не дамся.

– А ты думаешь, я спрашивать буду? – в глазах появляется странный блеск. – И? Дальше будешь сопротивляться? Уверена, что сможешь? – насмешливо кидает.

Думает, всё так просто?

– Смогу, – киваю. Подаюсь вперёд, обнимаю его сильнее. Хватка на моём лице настолько слабая, что никак не удерживает меня. Становлюсь на носочки, делаю так, чтобы наши губы были близко. И выдыхаю прямо в них: – А вот ты – нет.

Касаюсь легко губами его губ. Заигрываю, хотя такого никогда и не было.

– Знаешь, – выдыхаю, отстраняясь. – Чего не понимаю… Твоего отношения ко мне. К нашей дочери…

Взгляд меняется, когда речь заходит о Камилле. Больная тема?

– Не веришь мне, да? Что она наша? Что мне ещё нужно сделать, чтобы ты это понял? Я не сделала тогда аборт, Самир. Ты, вроде, тепло относишься к Камилле, но в то же время бесишься, когда речь заходит о ней.

Хаджиев делает шаг назад.

Злится. Вижу по беснующим глазам.

И улыбаюсь. Кажется, я потеряла частички самосохранения. Но я устала бояться его, молчать. Да, я хочу найти с ним общий язык, но какой толк, если буду стараться только одна?

– За больное, да? Тест не пробовал делать? Вдруг. Уверена, что нет. Ты просто болван, который не хочет верить в правду.

– Следи за словами, – зло шипит. – Иначе я скину тебя в иллюминатор самолёта.

– Не получится, – хмыкаю спокойно.

– С чего ты взяла? – щурится. – Думаешь, ты мне так важна?

– Да, – киваю уверенно. – Важна. Не была бы – меня бы здесь не было. Как и моего ребёнка.

– Ты хороша только для одного, Милана, – бьёт словами наотмашь, словно ладонью. Но я проглатываю. В нём только обида говорит и злость. Потом он успокоится.

– Да? А ребёнок мой тут зачем? Чтобы моё эмоциональное состояние было в порядке? – выгибаю бровь. – Разве так относятся к любовнице?

– Нет! – реагирует слишком остро. Голос повышает неожиданно, резко. Дёргаюсь.

– Тогда почему? – всё же допытываю, выплёвывая эти слова. – Просто мы тебе не безразличны.

– Ты – нет! – приближается, выдыхая мне жёстко прямо в губы: – Я прибить тебя хочу. Потому что ты, маленькая зараза, творишь со мной такое, что я сам себя не понимаю. Из-за тебя всю эту дичь творю. Мне на свою жизнь всё равно. Только ты важна. Даже готов чужого ребёнка принять. Его спасти, только бы ты потом не убивалась!

От каждого его слова сердце в груди быстрее биться начинает.

Не верю, что слышу.

Я ему важна?

– Я сделал тест.

Холодным потом прошибает.

Серьёзно?..

– И он показал, что ребёнок не мой.

– Как?... – с губ срывается один только стон. – Не может быть!

В панике пытаюсь понять, в чём дело. Это невозможно!

– А теперь подумай, почему я так себя веду, – отходит. Хочет уйти, развернуться. Но я на каком-то порыве снова вешаюсь ему на шею. Не даю уйти. Сама не представляю, что делаю, хотя в голове уже есть слова.

– Постой, – останавливаю его. – Я понимаю тебя. Правда. Выслушай меня, Самир. Давай спокойно поговорим, хорошо? Вот прямо сейчас. В коридоре. Просто сломаем стены и откроемся друг другу, ладно?

Вешаюсь на него, лишь бы договорить. Не дать ему уйти.

И удосуживаюсь его взгляда. Такого тёмного, злого. И в какой-то момент… Даже разбитый.

Грудь тисками сдавливает от одного этого взгляда.

– Я уверена, здесь что-то не так, – выдыхаю ему в губы. – Уверена… Давай успокоимся, слышишь?

Одной рукой вожу по его щекам. Пытаюсь успокоить и его, и себя.

Не верю.

Даже после того, как он узнал об отцовстве, всё равно относился ко мне так… Лояльно. Да он не убил меня! Хотя, зная такую правду, ему проще пристрелить меня.

Даже после этого он позволил нам с Камиллой остаться в его доме. Он увёз нас от опасности. Относился к дочери с добротой в то время, когда в голове была эта информация. Что она ему не родная.

Но, несмотря на это, пытался остаться человеком.

– И во всём разберёмся. Только не отталкивай меня, ладно?

Я не дожидаюсь, пока он что-либо ответит.

Просто подаюсь вперёд, вставая на носочки и снова целую его. В этот раз без азарта, а с нежностью, любовью, стараясь его поддержать. Успокоить эту бурю внутри. Предотвратить тот тайфун, в который Хаджиев запросто превратится, если его не остановить.

Я пришла сюда поиграть. Немного узнать его чувства. А потом бы я ушла, оставив его ни с чем.

Тихий крик моей малышки проникает в уши.

Отрываюсь от мужчины и прислушиваюсь, пока губы Хаджиева снова хотят поцеловать меня.

– Постой, – прошу.

Слышу плач моей малышки.

И тут же отрываюсь от Хаджиева.

– Прости, мне надо идти.

Хватка слабеет.

Срываюсь с места, лечу в комнату. Испугалась, когда баночка с её едой упала на пол. Выдыхаю, пытаюсь перевести дыхание. И оставшееся время перелёта я сижу со своей девочкой. А Самир… Больше не подходит к нам. Но оно и к лучшему, ведь все мои мысли захватывает одно. Как так вышло, что тест отрицательный?

Загрузка...