Наследник Шимилора

1. Испорченное колесо

Каждый день человек делает не одну тысячу шагов. Как узнать, какой из них бесповоротно изменит его судьбу?

Условно можно считать, что такой шаг был сделан у выхода из метро «Пушкинская», хотя от «Владимирской» было гораздо ближе. Выбор был вполне сознательным: чтобы немного успокоиться, я решила удлинить путь.

Нет горше времени на земле, чем месяц август… Лето умирает красиво, зажигая золотые огни в кронах деревьев. Так умирали на пирах римские цезари, так любовался собственной агонией французский декаданс, сплетая багряные цветы зла в погребальные венки… Я шла мимо газонов с пыльной городской травой, пряча глаза под темными очками, прислушиваясь к гулким ударам сердца.

В центре города я не была давно и, выйдя на Загородный, отметила очередные изменения среди вывесок магазинов и кафе. Вот только интересовавший меня дом оставался прежним. Огромный «Летучий голландец» эпохи броненосных кораблей выплывал на Пять углов, разрезая пространство могучим форштевнем. Башня под полусферой купола напоминала капитанскую рубку, и мне даже померещилось приникшее к стеклу бледное лицо капитана…

Я поднялась на третий этаж. Вот и металлическая табличка с гравировкой: «Агентство „Лаверэль“». Стараясь не думать о последствиях, я протянула руку к звонку. В этот момент раздался мелодичный звон, дверь отворилась сама и выпустила на лестничную площадку двух взволнованных девиц, сопровождаемых молодым человеком в очках, одетым в белоснежную рубашку.

— Что значит — не тот типаж? — возмущалась одна девица, вздрагивая бюстом, обтянутым розовой майкой. — Я что, уродина?

— У вас великолепный типаж, — тактично заметил молодой человек. — Вы — ярко выраженная роковая женщина. Но, увы, на сей момент у нас нет таких предложений. Тем не менее, ваши данные занесены в компьютер. Если появится что-нибудь подходящее, мы вам обязательно позвоним. Вы к кому, девушка?

Я не сразу сообразила, что последний вопрос относился уже ко мне. Беззвучно похлопав губами, как рыба, вытащенная из воды, я наконец выдавила:

— Агентство «Лаверэль». Мне назначено… Я посылала вам свое резюме.

Молодой человек покладисто кивнул.

— Проходите. Вас сейчас примут.

Возмущенная девица, типаж которой не оценили по достоинству, еле слышно фыркнула, выразительно оглядев меня с головы до ног, взяла подругу под локоть и удалилась. Молодой человек пропустил меня внутрь. Снова пропел колокольчик, висящий над дверью.

Я оказалась в маленькой приемной, довольно чистой, без всяких излишеств. У стены стоял диван, вдоль другой — несколько кресел и столик с журналами. Три двери без табличек. Окно выходило на проспект, густо усеянный дорогими магазинами. Внизу плотно друг к другу жались сверкающие иномарки…

— Проходите, пожалуйста!

Я резко обернулась на низкий, хрипловатый голос. На пороге одного из кабинетов стояла женщина средних лет — рыжеволосая, в узких брюках и жемчужно-голубой трикотажной тунике с глубоким треугольным вырезом.

В помещении оказалось пусто, если не считать стола и стула. На столе лежало огромное количество карточек, и стояли две коробки. К одной была приклеена бумажка с надписью «да», к другой — «нет».

— Меня зовут Алена, — представилась женщина. — Вам предстоит пройти тест на пригодность к работе в нашем агентстве. На этих карточках — вопросы. Будьте любезны, разложите их по коробкам в зависимости от своего ответа.

— Но мне хотелось бы узнать… — робко начала я.

Алена прервала меня.

— Без результатов тестирования вы не получите никакой информации. Что вас смущает? — она подняла умело подведенную бровь. — Люди любят тестироваться.

Первая попавшаяся карточка взывала к моему гражданскому долгу: «Я всегда плачу за проезд, даже если уверен, что меня не поймают». Я оглянулась на Алену — та выходила, прикрыв за собой дверь. Карточку я положила в коробку с надписью «Да». Это правда: вдруг окружающие подумают, что у меня нет денег на проезд?

Карточек оказалось более трехсот. Когда спустя почти полтора часа я положила в коробку последнюю и облегченно откинулась на спинку стула, вошла Алена. В руках у нее был большой поднос, который она поставила между коробками. Я с удивлением увидела на подносе маленький кинжал, зеркало в старинной оправе и два флакончика.

— Здесь кровь, здесь земля, — небрежно указала на них служащая агентства. — Уберите с подноса то, что вы считаете лишним.

Я поспешно поставила на стол флакончик с темной жидкостью.

— Прекрасно! — ободряющая улыбка пришлась кстати. — Придется подождать полчаса. Вас пригласят.

В приемной я попыталась занять себя журналами. Но отогнать тревогу не могла: мой опыт трудоустройства не был значительным, но чтобы претендентка на должность обычной секретарши проходила такие испытания? Куда же я попала?

Полчаса еще не прошли, как появился давешний очкарик в белой рубашке и пригласил меня в другую комнату.

Прежде всего, в глаза бросался огромный офисный стол, за которым сидел мужчина лет пятидесяти в светло-сером пиджаке и синей рубашке без галстука. Седеющие волосы он зачесывал набок, не особенно удачно скрывая лысину (кажется, такая прическа называется «в долг»). На лацкане пиджака я рассмотрела бэйдж, гласящий, что передо мной не кто иной, как Чернецов Глеб Иванович, администратор. Не отрывая глаз от монитора, он жестом указал мне на стул. Я присела на краешек, пристраивая сумку на коленях.

— Золотова Жанна Петровна, — проговорил Чернецов, сдвигая на нос очки в широкой оправе, — тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения… Образование незаконченное высшее… Курсы секретарей-референтов… ООО «Макбет»… Все правильно? — уточнил он безразличным тоном.

— Да, — упавшим голосом подтвердила я.

Чернецов снял очки, аккуратно сложил их в черный футляр, достал из кармана платок и вытер вспотевшую шею. Потом вдруг поднял на меня глаза, черные, как два жука.

— Что же это вы, Жанна Петровна, колеса людям режете? — спросил Чернецов.

Я судорожно вцепилась в ремень сумки. Мне хотелось вскочить и убежать, но от страха не могла даже пошевелиться. «Вот тебе твоя глупость, — вертелось у меня в голове. — Вот тебе голос судьбы…» Похоже, я влипла в нехорошую историю.

История, в которую я влипла, началась несколько дней тому назад. Я стояла у окна и думала о том, что последние десять лет моей жизни промелькнули, как один день — бесцветный и безвкусный. Пустое, безнадежное время…

По Белградской с шорохом проносились машины. Я любила эту улицу, так не похожую на городскую магистраль: живописные старые ивы, темные воды Волковки, шум железной дороги…

А вот и парочка спортсменов-любителей: он в черном спортивном костюме и солнцезащитных очках, она — в мультяшных красных штанишках. В какое бы время суток я ни подходила к окну, обязательно видела этих бегунов. Иногда это было пять утра в воскресенье, иногда — два часа дня в середине недели. Счастливчики! Им не нужно придерживаться графика. Хотя последние три месяца моя жизнь тоже не подчинялась никаким условиям: в конце мая меня уволили. Конечно, работа секретаршей в ООО «Макбет» была отнюдь не синекурой: за скудные двести долларов и щедрые обещания «повысить зарплату в следующем квартале» приходилось часами просиживать за компьютером, отвечать на звонки по трем линиям и варить кофе всему начальству. Ради этого стоило, отказывая себе в мелких женских радостях, сначала копить деньги на курсы, потом бесконечно зубрить основы делопроизводства и английский язык. В «Макбете» я отработала почти четыре года — последний год зарплату постоянно задерживали — а потом попала под сокращение…

Сидеть дома с матерью и ее очередным «другом» — нет, это было выше моих сил! Остатки накоплений были потрачены на отдых в Казани. Вернувшись без копейки денег, я принялась искать работу.

На столе валялась исчирканная маркером очередная газета с объявлениями по найму. Чашки от кофе оставили на ней коричневые круги. Улов практически равнялся нулю. Для очистки совести я еще раз взяла газету в руки.

«От 18 до 25 с хорошими внешними данными…» На днях мне исполнялось двадцать шесть, и внешними данными похвастаться я не могла. «Ждем молодых и креативных…» Увы! Креативности в себе я тоже не ощущала. Таким образом, даже на прежние двести рассчитывать не приходилось. В лучшем случае меня принимали стажером без зарплаты, без всяких гарантий… Стоп! А это что за ерунда?

В задумчивости я пролистнула газету до рубрики «Разное» — уж там для меня точно не было ничего подходящего! Но одно объявление бросилось мне в глаза, оно словно пульсировало тревожным красным цветом — или наоборот, призывным зеленым. «Для тебя есть работа. Ошибка! Закладка не определена…» — гласило странное объявление. Оно не кричало безликой рекламой, а интимно шептало. Еще бы, если электронный адрес — это кличка моей собаки… Я покосилась на дремавшего под столом Чаню и положила газету на место. Бывают же совпадения!

На кухню вышла мать. Она потрогала холодный чайник на плите, налила себе заварки. Заглянув в холодильник, капризно спросила:

— А лимон ты не купила?

— Нет, — покачала я головой, привычно почувствовав себя виноватой. Уже давно я была в доме главным и единственным добытчиком.

— Чем бездельничать, искала бы работу. У других вон дети пашут, как лошади. Вот и сигареты кончились… — проворчала мать, садясь к столу и вызывающе кладя ногу на ногу. На фоне иссиня-бледной кожи малиновый лак облезшего педикюра смотрелся чудовищно.

— Что, похмелиться нечем? — зло спросила я, чувствуя, как внутри все закипает.

— Дура ты, Жанка, — равнодушно сказала мать. — И в кого ты такая уродилась?

Я сосчитала мысленно до двадцати и не стала открывать матери глаза на очевидное. Увидев, что я ухожу, она крикнула вслед:

— И кобелину своего забери!

Посвистев Чане и забрав газету, я закрылась в своей комнате. Здесь было темно: портьеры я не раздвигала. В последнее время мне уютнее было в потемках — наверное, в этом выражалась моя депрессия.

Из зеркального полумрака трюмо на меня исподлобья взглянула коротко стриженная особь женского пола с раскосыми глазами, окруженными глубокой синевой. «Дура ты, Жанка», — прошептала я. Нет, я не злилась на мать. Скорее, я ее жалела и считала непутевой — а она, наверное, то же самое думала обо мне…

Моя мать, Анна Хабибуллина, была родом из Казани. В Ленинград приехала в семьдесят шестом — поступать в институт. Но в восемнадцать лет она выскочила замуж за моего отца. Через год родилась я.

Отца я помню плохо, скорее, я представляю его по фотографии — той, где он в десантной форме. На ней он как будто снимался для передачи «Служу Советскому Союзу» — статный, светловолосый, с чудесной белозубой улыбкой. А я уродилась в мать: плоская грудь и темные татарские глаза. Только волосы у меня светлее, а в детстве были совсем как у папы на этой фотографии.

Иногда я встречала отца во сне, который снился мне из года в год. По длинной, почти бесконечной лестнице я поднимаюсь на мост. Внизу простирается зеленая равнина, за нею — лес, потом — горы, потом — океан. Подъем продолжается — к беседке, вырезанной из полупрозрачного зеленого камня, похожего на нефрит, к человеку, который неподвижно сидит на ее крыше, притянув колени к подбородку. Он обнажен до пояса, а длинные светлые волосы кажутся белоснежными на фоне загорелой спины. При виде незнакомца мое сердце начинало отчаянно биться: вне всякого сомнения, это мой отец! Сильный ветер, сквозь его свист и рев я не могу до него докричаться. Но отец увидел меня — еще немного, и мы снова будем вместе! Мощный порыв ветра подхватывает меня и кружит, как осенний лист. Стремительно приближается земля… и я просыпалась.

Никому не рассказывала свой сон, не пыталась толковать его по глупым сонникам, потому что знала: только я одна смогу понять его смысл. Когда-нибудь. Когда действительно окажусь на этом мосту…

Отец исполнял интернациональный долг в Афганистане — так это называлось. В 84 году пришло известие, что во время одной из боевых операций он пропал без вести. Наверное, матери было очень трудно — я была ребенком и этого не помню.

Но через четыре года все изменилось — в стране и в нашей семье. В двадцать восемь лет моя мать была очень хороша собой: тоненькая, миниатюрная татарочка. Появившийся в ее жизни Константин Михайлович Гурский, лысоватый, с брюшком, ученый-математик, быстро сообразил, что одной наукой в изменившемся формате страны сыт не будешь и организовал свое дело. Моя мать безошибочно разглядела перспективы Гурского и вышла за него замуж.

За шесть лет Гурский создал сеть ларьков «Эльдорадо». По меркам нынешних магнатов это был бизнес очень средней руки, однако нам с матерью казалось, что мы обладаем сказочным богатством. Гурский баловал нас обеих — дорогой одеждой, косметикой, возил на синей «вольво». В восьмом классе у меня была шикарная лисья шуба. Парни бегали за мной табунами, и я чувствовала себя принцессой. Гурский прочил мне юрфак, блестящую карьеру и богатое приданое.

В 94 году Гурского убили. Я до сих пор не знаю подробностей, да и зачем: ничего нельзя вернуть. После смерти отчима оказалось, что он кругом в долгах. На их уплату ушла и машина, и шикарная квартира на Маяковской. Нам с матерью осталась «двушка» в Купчино и — воспоминания.

Сначала мать стала любовницей одного компаньона Гурского, потом другого. Она начала пить, подурнела, богатые мужчины перестали ею интересоваться… Сейчас в «друзьях» числился продавец арбузов по имени Мамед.

А я после школы смогла поступить только в педагогический — на географический факультет. На втором кур-се перевелась на вечерний и пошла работать в торговый центр на Будапештской. А в девяносто восьмом вернулся из армии Димка Сотейко, в которого я была влюблена в десятом классе. Тогда мать и Гурский запрещали мне с ним встречаться, убеждая, что он мне не пара. Теперь никто не помешал мне выйти за него замуж. Правда, фамилию я менять не стала — хотела сохранить ее как талисман, как последнюю память об отце. Время показало, что я поступила правильно.

С Димкой мы прожили год. Я работала в магазине, вечерами ходила на курсы секретарей-референтов. Сотейко не работал, моей зарплаты на пиво ему хватало… В один прекрасный день я просто собрала его вещи и выставила на лестницу. К счастью, Сотейко тоже не был сильно ко мне привязан…

Звонок в дверь и оглушительный Чанин лай заставили меня вздрогнуть. «Наверное, Мамед заявился», — равнодушно подумала я. Но стук ноготков в мою дверь сообщил, что это Алла — моя бывшая одноклассница.

Когда подруга заходит в мою комнату, я сразу замечаю и старомодную мебель, и отошедшие от стены обои. От нее всегда веет чем-то пряным или свежим — в зависимости от сезона, она любит накладные ногти невозможной длины и подкрашивает черным свои и без того темные волосы.

Обычно Алла приезжает ко мне поплакаться. Послушаешь — жизнь у нее и в самом деле не сахар. Зарплата — восемьсот долларов плюс какие-то проценты, плюс конверты от шефа, об отношениях с которым она умалчивает. Конечно, на это не разгуляешься. Алла — менеджер в престижной фирме, и у нее совершенно нет времени на личную жизнь.

Она никогда не задает вопросы типа «Ну, как у тебя с работой?» Или: «Снова замуж не собираешься?» Это я обычно слышу от третьей нашей подруги — Насти, вышедшей замуж за банкира и на данный момент ожидающей третьего ребенка. Своим присутствием Алла погружала меня в сериальный мир бутиков и салонов красоты, позволяя на время забыть о собственном безрадостном существовании…

— Да отстань ты! — Алла с трудом пресекала домогательства моего пса. — Боже, ну и монстр вырос! Знаешь, люди по пьяни детей заводят, так вас с Сотейко угораздило завести собаку!

Алла была в курсе Чаниной истории. Он появился у нас в разгар медового месяца. Мы долго гуляли по городу, пили пиво и были сентиментальны. Симпатичный рыжий щенок стал членом нашей семьи. Имя ему выбрала я, решив, что в рассказе Бунина «Сны Чанга» говорилось точно о такой же собаке.

Вряд ли персонаж знаменитого писателя был таким упрямым и буйным. Вот и сейчас Чанг громко лаял, заглушая рассказ Аллы об очередной драме:

— …запчасти на «форд» я покупаю только в салоне. Сумасшедшие деньги! А этот идиот мне говорит… Да заткнись ты!

Телефонный звонок оторвал меня от общения. Я взяла трубку с нехорошим предчувствием. Так и есть! Звонил сосед с четвертого этажа.

— Успокойте собаку, пока я ее не успокоил!

Восемнадцать… девятнадцать…

— Послушайте, я же не нарочно его дразню… У меня гости, он сейчас угомонится…

— Девушка, какие у вас там гости, мне не интересно. Пес мешает всему дому. Я говорил с вашей матерью, она тоже считает, что его надо усыпить…

Я опустила трубку, очень медленно считая до сорока.

— Алла, я нашла объявление о работе… Ты не могла бы оказать мне услугу? Послать из своего офиса резюме? Я тебе все напишу…

Алла, прерванная на середине своей саги, обиженно поджала розовые губки.

— А что за работа?

Я ткнула пальцем в газету.

— «Для тебя есть работа…» Чушь какая! Хочешь, по сети посмотрю, кто они такие?

— Нет, — решительно помотала я головой. — Просто отправь резюме.

Когда стемнело, я вышла проводить Аллу до машины. Лил дождь. Красный «форд» укатил, мигнув на прощание фонарями, а я смотрела ему вслед, ощущая себя никому не нужной, жалкой теткой — из тех, кому уготована пожизненная серая беспросветность… Я поймала себя на том, что досчитала уже до ста. Легче не становилось.

Взгляд упал на мокнувший под дождем «опель» соседа с четвертого этажа. Я посмотрела на дом — свет горел только в наших окнах. Усыпить мою собаку? Плохая идея, сосед… Стараясь не попадать в светлое пятно вокруг фонаря, я присела у колеса и вытащила из кармана куртки перочинный ножик.

Лезвие оказалось слишком тупым для прочной резины. Нож вошел в колесо не мягко, а сильным толчком. Сигнализация громко взвыла. Залаял Чаня. Я шарахнулась в темноту, выбросила нож в кустах и долго бродила вокруг дома, насвистывая «Марсельезу». А через два дня мне позвонили по поводу моего резюме, пригласив на собеседование в агентство «Лаверэль».

— Что же это вы, Жанна Петровна, людям колеса режете? — спросил Чернецов.

Не зря я боялась сюда идти. Бог знает, какой криминал может общаться между собой при помощи таких объявлений… потому что ни один нормальный человек на них не отзовется. А я отозвалась, я их вычислила… Боже, что со мной будет?

Поглощенная своими страхами, я даже не сразу поняла, что в комнату вошел еще один человек — высокий, плотный мужчина в черном свитере с коротко стриженными седыми волосами.

— Да вы, Глеб Иванович, совсем девушку запугали! — прогудел он.

Чернецов церемонно склонил голову перед вошедшим.

— Позвольте представить, Жанна Петровна, — сказал администратор. — Это наш шеф, Афанасий Германович.

— Здравствуйте, Жанна, — шеф нагнулся к компьютеру. — Так, посмотрим-посмотрим. Вот, результаты тестов. М-м-м… Ого! Так… — он защелкал по клавиатуре. — Родители… Отец… Золотов Петр Сергеевич. Правильно?

Я молча кивнула.

— Ну что ж, Жанна, — Афанасий Германович выпрямился, скрестив руки на груди. — Мы с радостью будем с нами сотрудничать… если, конечно, вы сами этого захотите. Такие вот дела. Я приглашаю вас в мой кабинет обсудить условия. Мне кажется, они вам понравятся.

И шеф заговорщицки мне подмигнул.

2. Белый свитер

— Молодой человек, повторяю вам, мы этим не занимаемся! — я раздраженно закончила телефонный разговор, удерживая трубку плечом. Руки у меня были заняты кипой бумаг — отчетом, приготовленным для шефа. Телефон тут же зазвонил вновь.

— Агентство «Лаверэль». Да, мы помним про вас. Есть уже двое кандидаток на роль монахинь, и я только что получила результаты тестов за эту неделю. Возможно, найдется еще кто-нибудь. Мы обязательно вам перезвоним.

Следующий звонок.

— Нет, девушка, учить стихи не нужно — просто пройти тестирование. Что? Нет, и танцевать тоже не надо. Да, девушка, я уверена.

— Ирина, у тебя опять перекур? — набросилась я на вернувшуюся секретаршу. — Телефон разрывается, я не могу работать! Звонят всякие идиоты…

Моя подчиненная сделала виноватое лицо и бросилась отнимать у меня трубку Я поворчала еще немного, но больше для виду: Ира мне нравилась. Вот только… где таких штампуют, на какой фабрике «барби»? Шаблонная фигура, традиционные белые волосы и розовая помада, речь нараспев: «Алло, слушаю вас!» Однако новая секретарша хоть и была недалекого ума даже для своих двадцати двух лет, зато безропотно позволяла собой командовать. Мне как новоиспеченной начальнице такое было по вкусу.

С момента моего первого появления в агентстве «Лаверэль» прошло почти пять месяцев. Моей работой были довольны, а я испытывала самую настоящую эйфорию — и от зарплаты, и от коллектива. Бесподобный Афанасий Германович даже не догадывался, сколько раз на дню я возносила ему хвалу. Ведь меня мучило не только безденежье. После безработного лета мне стало казаться, что мой круг навсегда ограничен постоянно пьяной матерью, ее «арбузником» и моим бывшим супругом, являвшимся каждую среду клянчить деньги.

Когда я получила новую работу, в глазах моих домашних зажегся алчный блеск. Они решили, что по-прежнему будут безотказно пользоваться моей добротой — только теперь можно увеличить свои запросы. Но я твердо решила, что все буду тратить на себя. И на Чаню. А остальным — никаких бонусов! Поскольку я обедала в кафе, чеки из которого всем сотрудникам оплачивал наш бесподобный шеф, то скудные домашние завтраки и ужины не ущемляли моих интересов. Я также покупала домой хлеб, кефир, дешевые пельмени, супы в пакетиках и давала матери полтинник на пиво и сигареты. А насчет икры — не обессудьте! Еще полтинник я по-прежнему совала Сотейко, хотя он обзывал меня жмоткой, сквалыгой и — демонстрируя, что он помнит школьную программу, — Плюшкиным в юбке.

Получив первый аванс, показавшийся мне настолько большим, что руки предательски затряслись, я отправилась в зоомагазин, где выбрала для Чани самый дорогой ошейник и поводок. Потом зашла в книжный и купила томик Марселя Пруста. Следующий пункт программы: замирая от блаженного трепета, я открыла дверь обувного бутика…

А месяц назад мне предложили должность менеджера!

— Знаешь, кто звонил? — я быстро просматривала бумаги перед тем, как отнести их шефу. — Тот придурок, помнишь: «Мечтаю сняться в порнофильме. Вы удивитесь, когда увидите, что я умею!» Интересно, как он собирался это демонстрировать?

Ирина фыркнула. Она сидела тихонько, как мышка, но, убедившись, что я на нее больше не сержусь, оживилась и защебетала:

— А утром, я только пришла, сразу звонок. Девица. «Соедините меня с Бортко». Я говорю: «У нас таких нет». А она мне: «Девушка, Владимир Владимирович будет в ярости, когда узнает, что вы препятствовали нашей встрече!» Я только потом вспомнила: Бортко — это режиссер. Она, наверное, сниматься у него хотела.

— А Камеруна никто не искал? — усмехнулась я.

— Нет. А кто это? Тоже режиссер? Зато опять звонили из «Персиянки». Помнишь, они рекламу хотят: восточные красавицы исполняют танец живота вокруг сногсшибательного блондина. У тебя не появилось ничего?

Я покачала головой. «Персиянка» — ресторан с восточной кухней. Десяток гурий мы нашли для них без труда, а вот с блондинами было сложнее. То есть блондины имелись, но назвать их сногсшибательными я бы не рискнула.

— Привет, девчонки! — в комнату вошел Арсений, наш курьер, — тот самый молодой человек в очках, который встретил меня на пороге агентства в первый раз. Он тоже находился у меня в подчинении, но, в отличие от Ирины, авторитетом моим подавлен не был, так как работал в «Лаверэле» уже год. Над Ириной Арсений беззлобно подшучивал, а мы с ним замечательно дружили. Он оказался умным мальчиком, с чувством юмора; болтая с ним, я не замечала разницы в возрасте — студенту Инжэкона недавно исполнилось двадцать.

— Ну что, Жанна, не пора ли нам навестить «Осьминога»? Что там у тебя еще? — Арсений заглянул через плечо в мои бумаги.

— Проголодался? Сейчас пойдем. Вот только занесу шефу отчет.

Оставив Арсения отвлекать Иру от работы, я постучала в директорскую дверь.

— Войдите! — отозвался томный голос Алены. Когда я вошла, старший менеджер бесцеремонно сидела на столе, болтая безупречными ногами. Афанасий Германович в роскошном оранжевом пуловере широко мне улыбнулся, не выпуская Алениной руки. Я положила перед ним отчет.

— Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? — шеф углубился в бумаги.

— Пятнадцать человек для участия в съемке исторического сериала, — комментировала я. — Из них пятеро — идеальный крестьянский типаж. А вот для рекламы: великолепная мать пятерых детей. Еще для рекламы: немецкие миннезингеры для пивного ролика.

— Угу… угу… — кивал шеф. Алена склонялась над ним; серебряные украшения мелодично позванивали на ее смуглой груди.

— А моряков нет? — вдруг спросил шеф. — Таких, знаете, настоящих морских волков, влюбленных в океан…

Я пожала плечами.

— Нет. Да ведь их никто и не заказывал.

— Ну, пригодились бы… У нас, милая Жанна, никто не бывает лишним. Такие вот дела. Так что вы на моряков обратите внимание. А! Чудесный вариант.

Шеф ловко выдернул из бумажной кипы одну анкету.

— Жанночка, вы, значит, там распорядитесь, чтоб Ирина обзвонила всех кандидатов, дала им координаты работодателей. И рекламщикам пусть позвонит. А вот по этой анкетке я попрошу лично вас… Пусть человек объявится как можно скорее. Лучше, если прямо сегодня.

Я мельком пробежала глазами данные: Денис Зайцев, двадцать восемь лет, рекомендованная роль — врач, возможно — военный врач. Или — народный целитель. Куда это могло понадобиться?

— Хорошо, Афанасий Германович. Я пойду? Там Арсений уже зубами от голода клацает.

— Ступайте, ступайте, — шеф царственно взмахнул рукой. Алена передвинулась к нему поближе, невозмутимо уставившись на меня зелеными глазами. Почувствовав привычное смущение, я поспешила оставить их одних.

Кафе «Веселый осьминог» мне нравилось. Днем здесь почти не было посетителей, царил сине-зеленый полумрак, имитирующий глубины подводного мира, поблескивали фольгой муляжи рыб, прикрепленные к потолку невидимыми нитями. На одной из стен был нарисован осьминог, держащий одним щупальцем рюмку, другим вилку с соленым огурцом, а остальными отплясывающий веселый танец. А у стойки находился большой аквариум с одной-единственной печальной большеглазой рыбой.

— Ну-с, на что мы сегодня разорим Афоню? — Арсений с задумчивым видом изучал меню. — Давай лосося, Жан, ну что ты скромничаешь?

— Я не скромничаю, просто не люблю красную рыбу. Грибной жюльен, пожалуйста, — сказала я официантке. Арсений налил нам минералки, и мы откинулись на спинки стульев в ожидании заказа.

— Я сегодня в таком забавном месте побывал, — мой подчиненный улыбнулся. — Короче, утром Афоня дает мне адрес и конверт: мол, живо дуй туда, вези почту. Я дую. Местечко это за Обводным, старая промышленная зона — выбитые стекла, огромные ангары. Лунный пейзаж! Я уже подумал, что шеф что-то напутал. Смотрю — нет, мне сюда. Какой-то цех работает. Охраны никакой, я сразу в администрацию. Ну и краем глаза глянул, что у них там за производство: какие-то кулончики, браслетики, гребешки. Может, золотые, может, позолоченные. Но не новые, а как бы специально сделанные под старину. Вот, думаю, у Афони и знакомства! Не иначе, подпольный цех фальшивок.

— Может, бижутерия, — возразила я. — Для кино.

— Не знаю, — с сомнением протянул Арсений.

Похоже, ему больше нравилась мысль, что он побывал в каком-то «криминальном» месте. Что касается меня, то я бы предпочла, чтобы агентство «Лаверэль» было незапятнанным в глазах закона. После убийства отчима я не видела ничего романтического в детективных историях.

Домой я возвращалась как обычно, около восьми. Летел мокрый снег. Перебежав дорогу от маршрутки, я повыше подняла воротник вытертой, с надставленными рукавами шубы — предмета моей гордости в восьмом классе. Теперь днем в ней было просто стыдно выйти. В офисе я ее снимала у самых дверей. Наверное, годы нищеты действительно сделали меня жадной: я не спешила менять гардероб, хотя зарплата позволяла одеться вполне прилично. Меня обуяла жажда накопительства. Я уже сосчитала, сколько мне надо откладывать в месяц, чтобы через пять лет купить квартиру. Пусть не такую шикарную, в какой мы жили с Гурским, но в хорошем новом доме. Оказалось, было это вполне реально, хотя, конечно, подразумевало определенные ограничения. Но я старалась каждый раз отложить побольше, чтобы приблизить счастливый миг.

Однако сегодня вопрос верхней одежды встал ребром. Выйдя из метро, я почувствовала, как кто-то взял меня за локоть. Бородатый алкаш, по-свойски подмигнув, спросил: «Давно бомжуешь?» Это происшествие заставило меня всерьез задуматься: не зашла ли я слишком далеко в своем скопидомстве. Садясь в маршрутку, я приняла твердое решение на выходных отправиться за обновкой.

Уже открывая дверь в квартиру, я подумала, что понятия не имею, где сейчас лучше покупать зимние вещи. Надо срочно звонить Алле, пока я не расплескала свою решимость.

Чаня встретил меня восторженным лаем и лобзаниями. С трудом пресекая его бурную нежность, я нашла на мобильнике номер подруги.

Мои расспросы про магазины застали Аллу врасплох. Да, ей было известно, что у меня новая работа, но… неужели я так хорошо устроилась? Доложи немедленно все подробности!

— Я через полчасика к тебе заскочу.

«Полчасика» растянулись на полтора часа. Зато, когда Алла наконец явилась, мать уже освободила кухню от своего присутствия, и я спокойно накрыла сервировочный столик, не выслушивая знакомое до оскомины: «Жанка, не смей брать эти чашки! Это память об отце, а ты их все перебила. Хозяйничаешь тут…»

Я прикатила столик в свою комнату. Алла осторожно почесала Чаню за ухом. На этот раз ее ногти отливали густо-фиолетовым с блестками-стразами.

— Ну, подруга, выкладывай, — она затянулась тонкой сигаретой. — Неужто за тем дурацким объявлением скрывалось Эльдорадо?

От слова «эльдорадо» я поморщилась: так называлась сеть ларьков Гурского, и это навевало неприятные воспоминания.

— Агентство называется «Лаверэль». Красивое слово.

Алла положила в чай сахар.

— Почему ты не покупаешь заменитель? Сахар — белая смерть. Во всяком случае, для фигуры. Хотя тебе нечего бояться: как ты умудряешься в нашем преклонном возрасте оставаться такой доской? Ну-ну, продолжай. И чем они занимаются?

— Кастингом. Подбором актеров для рекламы, клипов, на эпизоды в сериалы, в массовку. У агентства связи с маленькими киностудиями у нас и за рубежом. А у нас — банк данных потенциальных актеров-любителей. Допустим, кто-то снимает рекламный ролик из старинной жизни — например, бал во дворце. Значит, нужны придворные кавалеры и дамы, слуги, которые разносят сласти и напитки, музыканты… Наше агентство подберет людей, идеально подходящих на эти роли.

— А чего тут подбирать? — фыркнула Алла. — Вон, даже если на тебя кринолин напялить и парик пудреный — тоже сойдешь. Там же говорить не надо.

— Не скажи. У нас претенденты проходят многочисленные тесты. Какие — я сама не все знаю, потому что работаю только с результатами, а тестирование проводит Алена, наш старший менеджер. У нее, кажется, роман с шефом, ну да это к делу не относится. Претендентов тестируют и психологически, и, я слышала, как-то генетически. Если у человека, допустим, в роду были военные, то и он в роли военного будет смотреться убедительней других.

— Чушь какая-то. И что, такая деятельность пользуется спросом?

— Претендентов очень много. Даже не представляла себе, сколько людей жаждет увидеть себя на экране. И запросов много. Как мне кажется, всем этим рекламщикам и клипмейкерам не важно, как именно мы находим для них подходящий типаж. Им важен результат, а он их обычно устраивает. Иногда к нам даже из большого кино обращаются.

— Понятно. Это нечто кадрового агентства. И сколько же они тебе платят, если не секрет?

Я назвала сумму. Алла закашлялась и поставила чашку, махая руками.

— Шутишь?! Слушай, здесь что-то нечисто. Они только этим занимаются?

Вопрос Аллы не то чтобы застал меня врасплох, да и сегодняшний рассказ Арсения тоже не был первым зерном сомнения. Чутье подсказывало, что в агентстве «Лаверэль» все не так просто. Засекреченные тесты — особенно тот, который проходила я сама… Вчера — или позавчера? — я задержалась на работе и когда уже выходила из здания на улицу, едва не столкнулась с шефом. Он был не один, а с каким-то человеком, которого я не разглядела в темноте. Зато я отчетливо услышала слова: «Откуда я знаю, что думает по этому поводу его величество? Его величество приобрел для своей оранжереи новый цветок из Небулосы. Знаете, сколько это стоило? Пятьдесят доранов». «Ничего себе!» — присвистнул шеф. А потом огляделся и вполголоса добавил: «А вы все-таки узнайте. Это наша с вами работа». Я незаметно проскользнула мимо них и пошла к метро. Наверное, я случайно подслушала часть какой-то шутки, непонятной непосвященным. Но неведомое «его величество» и загадочный «цветок из Небулосы» никак не хотели уходить из памяти… Словно сквозь сон я услышала голос Аллы:

— Слушай, а может, мне к вам обратиться? Я с удовольствием сыграла бы какую-нибудь графиню де Монсоро — пусть даже в рекламе. Представляешь, я — вся в золоте, в атласе, кружева, декольте и мушка на левой щеке…

— У меня тоже была такая мысль. Это же шанс — вдруг ты окажешься так хорош в рекламе сосисок, что потом тебя пригласят уже на серьезные роли? Но есть один момент — тесты. Ведь проверяют не твою возможность перевоплотиться, а выявляют твою сущность — кто ты на самом деле: воин, королева или прачка? Знаешь, когда я в детстве смотрела фильмы про старинную жизнь, то иногда думала: вот бы мне родиться в те времена! Там такая любовь, такая романтика… Но кроме графинь и королев, были свинарки, прачки и крестьянки… Кроме золота и шелков — грязь, вонь и лохмотья… И кастовые границы. Это сейчас фермер может стать президентом — хотя бы теоретически…

Алла зевнула.

— Впрочем, я за тебя рада. Ты немножко стала на человека похожа. Стрижку приличную наконец сделала. И вообще похорошела — может, какой интерес появился? Шеф, говоришь, еще не старый? Ах да, у шефа уже кто-то есть…

Я почувствовала, что краснею. Нет, не из-за шефа, разумеется: Афанасий Германович действительно был мужчина хоть куда, однако, я не сторонница служебных романов. Но «интерес» действительно появился — не далее как сегодня вечером.

Около пяти я сидела у себя в кабинете за компьютером, внося изменения в базу данных. Вдруг раздался деликатный стук, а затем в комнату вошел молодой человек — высокий и темноволосый. Он был в белом, крупной вязки, свитере, а куртку держал под мышкой.

— Как бы мне встретиться с Афанасием Германовичем? Он меня ждет.

Я объяснила, а потом услышала из-за приоткрытой двери, как Ирина спрашивает:

— Как вас представить?

— Зайцев Денис, — ответил посетитель.

Я продолжала щелкать по клавишам, но никак не могла сосредоточиться. Иногда мое влечение к мужчине начиналось с пустяка, с малозначительной детали — форма рук, манера закуривать. Но этот пустяк сводил меня с ума, если я, конечно, позволяла себе безумство… У моего бывшего мужа была привычка при разговоре класть на стол растопыренные ладони, и этот жест меня завораживал. Белый свитер незнакомца тоже запустил во мне некую программу. Я вдруг отчетливо представила, какая тишина наступит кругом, если прижаться щекой к пушистой шерсти. От этой мысли закружилась голова, и неимоверным усилием мне удалось заставить себя вернуться к работе. Через пару часов наваждение, безусловно, развеялось бы — но обладатель окаянного белого свитера после разговора с шефом снова зашел ко мне.

«Что ему нужно? — думала я, делая вид, что не замечаю его. — Выход с другой стороны. Это тот самый Зайцев, которому я звонила. Может, шеф послал его ко мне?»

— Девушка, можно вас на минутку отвлечь? — голос незнакомца был не высоким и не низким — а таким, что впечатление от белого свитера усилилось.

Я с трудом подняла на него глаза.

— Меня зовут Денис, — сказал он.

— Жанна, — пролепетала я.

— Жанна, у вас уже есть планы на завтрашний день?

— Нет… По-моему, нет… — услышала я свой голос как бы со стороны.

— Я ищу компаньона для прогулки по городу, — Денис смущенно улыбнулся. — Завтра суббота, самый хороший день недели. Холодно, конечно, но синоптики днем обещают солнце. А я верю добрым предсказаниям. Ну что, пойдете?

Неожиданно для самой себя я просто ответила:

— Да.

— Тогда созвонимся часов в одиннадцать. Запишите мой номер.

— Ваш мне известен. Я лучше дам вам свой, — сказала я, непослушной рукой записывая на листок номер своего мобильника.

— В одиннадцать я позвоню, — Денис кивнул, убирая бумажку в задний карман джинсов. — До завтра!

Он ушел, а я осталась, растерянная и злая на себя. Как можно быть такой беспросветной дурой?! Этот нахал ни на секунду не сомневался, что я соглашусь! С чего бы это? Почему он вообще обратил на меня внимание? Конечно, за время работы в агентстве «Лаверэль» в моей внешности произошли изменения. Чего там говорить, красавицей не была, таких обычно называют — «интересная». Но вот доступной не выглядела никогда!

Сначала я решила, что завтра, если он позвонит, откажусь от встречи и попрошу меня больше не беспокоить. Потом мне вдруг пришло в голову: объявление, по которому я сюда устроилась, было не менее нелепым, чем это неожиданное приглашение. И, тем не менее, я оказалась в выигрыше. Может, и здесь мне повезет?

Дело в том, что я вообще давно решила, что эта сторона жизни для меня не существует. Те мужчины, с которыми я могла познакомиться вследствие своего убогого существования, были мне неинтересны. А другие пролетали мимо на белоснежных «мерседесах», одной рукой обнимая тупоголовую блондинку, а другой, разговаривая по мобильнику с элегантной женой. Они обдавали меня грязью, не замечая в толпе плохо одетую дурнушку. Я не комплексовала из-за своего одиночества, после недолгой совместной жизни с Сотейко, убедившись в мудрости слов: лучше одной, чем с кем попало. И я уже очень давно рисовала себе в жизни совсем другие цели… Хотя этот Денис скорее всего просто не позвонит, а я тут трачу время на размышления на пустом месте…

Но так просто избавиться от пагубного воздействия белого свитера мне не удалось, и после Аллиных намеков я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Я быстро перевела разговор на плодотворную тему магазинов и дубленок и получила от Аллы подробнейшую консультацию.

Провожать подругу до машины я отправилась с собакой. Возвращаясь, у лифта мы столкнулись с соседом с четвертого этажа.

— Какой он у вас поджарый, — одобрительно сказал тот. — Наверняка у него в роду были охотничьи собаки.

— Его отец — чистокровная русская гончая, — соврала я. — Внеплановая вязка.

— А-а, — глубокомысленно протянул сосед. — Оно и видно, что благородных кровей.

И никаких претензий! Хотя мой «элитный» пес в последнее время лаял не меньше, а больше: он стал чаще оставаться один. Видно, до соседа дошли слухи о переменах в моей жизни.

Матери по-прежнему не было. У себя в комнате я прижалась к Чане, уткнувшись лицом в его жесткую шерсть. Пес задумчиво положил мне лапу на плечо, как бы говоря: «Ничего, хозяйка, прорвемся. Утро вечера мудренее».

3. Исчезновение

Синоптики как всегда обманули. Солнце безвозвратно скрылось сразу после полудня, и с небес полетел мокрый снег. Мы встретились на канале Грибоедова и пошли по Невскому в сторону Дворцовой.

Ночь я провела очень плохо — мне опять приснился мой навязчивый сон, только по бесконечной лестнице рядом со мной поднимался мой новый знакомый — Денис, одетый в какую-то ярко-красную хламиду. А потом повторилась прежняя история: я тщетно кричала, отец останавливал на мне непонимающий взгляд, и ветер сбрасывал меня с моста. Но в последний момент Денис успевал перехватить мою руку. Я видела перед собой его лицо, искаженное от напряжения и понимала, что ему меня не удержать…

На этом сон оборвался. Я подняла голову с подушки: на часах — полседьмого. Больше я заснуть не смогла, думая о предстоящем свидании.

Бежать за дубленкой и явиться на свидание в обновке? Но магазины открываются не раньше одиннадцати, тем более, что синтепоновая куртка и ботинки больше подходят для пешей прогулки. Назначенный срок приближался, и я металась по комнате, постоянно нащупывая мобильник в кармане халата. Я то вытряхивала из шкафа всю одежду, то снова в раздражении заталкивала ее обратно. Когда стрелки на циферблате образовали острый угол, меня охватила дрожь. На мои мысленные заклинания и просьбы бестолковая трубка молчала, сонно мигая подсветкой.

Денис позвонил полдвенадцатого и предложил встретиться через два часа на мосту у метро «Канал Грибоедова». Я приехала первой, ничего кардинально не изменив в макияже. Когда на мосту появился Денис — в длинном пальто, с непокрытой головой — он меня не узнал, и пришлось помахать ему рукой.

Мы шли по проспекту, а в лицо нам дул холодный ветер с Невы. Зачем было соглашаться на эту дурацкую прогулку, тем более, что Денис почти все время молчал? Сначала я пыталась вести светскую беседу, а потом обиженно умолкла и трусила вслед за ним, тоскливо поглядывая по сторонам, куда бы незаметно свернуть. В витринах горели новогодние елки, украшенные гирляндами, мелькали красные колпаки Санта-Клаусов. Я представила, как исчезаю в декабрьской метели, и видела высокую, одинокую фигуру Дениса, застывшую посреди Невского. И глупая жалость заставляла меня идти дальше.

— Ты не замерзла? — спросил вдруг Денис. — Может, зайдем куда-нибудь?

— Хорошо бы, — пробормотала я.

Мы свернули на Большую Морскую и заплутали среди заснеженных улиц и мостов, перекинутых через заледенелые каналы. Наконец Денис остановился перед ступеньками, ведущими в какой-то подвальчик.

— Это мое любимое место.

Странное название: «Трубка мира». Мы зашли, заказали по чашке кофе.

— Очень мило, — сказала я, оглядываясь.

Денис посмотрел на меня недоверчиво, и я поспешила добавить:

— Нет, мне, правда, нравится, хотя несколько… непривычно.

Дизайнер решил воссоздать в кафе колорит индейского вигвама: трубки, покрытые орнаментом, украшения из перьев, маленькая жаровня в центре зала, на которой готовили какое-то мясное блюдо. Из колонок доносилась странная тягучая музыка. Хорошо еще, что официантки не изображали индейских скво…

Денис снял пальто, под которым оказался клетчатый пиджак поверх черного бадлона. Какое счастье, что не белый свитер — есть шанс выпутаться из этой ситуации без потерь! Но он потер озябшие покрасневшие руки, и надежды мои разлетелись вдребезги. Господи, как мне захотелось согреть в своих руках эти красивые, длинные, как у пианиста, пальцы! «Один, два, три, четыре», — начала я считать. Где-то на седьмом десятке мне удалось вызвать в себе раздражение.

— Может, объяснишь, зачем я тебе понадобилась?

Денис виновато улыбнулся.

— Никудышный я собеседник, да?

— Зато я, наверное, идеальная спутница, — проворчала я, тая от этой улыбки. — Тащусь за тобой, как собака. И не посягаю на твою сосредоточенность.

— Да нет никакой сосредоточенности. Просто скоро мне придется уехать, и я хотел попрощаться с городом. А мне некого было позвать с собой.

— А если бы я не согласилась? — язвительно поинтересовалась я. — Позвал бы Ирину? Нашу секретаршу?

— Нет-нет, — сразу ответил Денис с трогательным испугом. Потом его взгляд снова стал виноватым. — Я мог бы сказать, что увидел тебя и что-то такое почувствовал… Ты ждешь именно этого… Любая женщина…

— Да откуда ты знаешь, чего я жду?! — гневно перебила я. — Терпеть не могу, когда мужчины начинают строить из себя знатоков женской психологии.

— Ничего подобного! — буркнул он и надулся.

— Ладно, — примирительно кивнула я, — расскажи лучше, куда ты собрался уезжать.

Денис помолчал немного, погрел руки о чашку.

— Видишь ли, твой шеф предложил мне работу. Оказывается, я подхожу на роль врача в каком-то румынском сериале. И через неделю я улетаю в Румынию.

— Ах да, — вспомнила я анкету. — Хотя странно, обычно всеми заявками от киностудий занимаюсь я, а ничего подобного в памяти не всплывает. Так что имей в виду, это, похоже, неофициальная сделка. А что, ты так хочешь сниматься в кино?

— Потому что я на самом деле врач, — медленно начал Денис. — Терапевт. Я мечтал стать хирургом, но у меня не вышло. А в сериале я буду играть именно хирурга. Понятно?

— Нет, — честно призналась я.

Он родился в семье потомственных медиков. Дед — светило военной хирургии, академик. Родители Дениса тоже были врачами: отец — хирург, а мать — педиатр. Еще в советские времена оба они уехали в Судан — работать во французской миссии. После развала Союза французы предложили им работу. За последние семь лет Денис ни разу не виделся с родителями.

Дед-академик и бабушка-домохозяйка обожали единственного внука. У него было все, о чем в детстве и юности может мечтать мальчишка: самый лучший футбольный мяч, велосипед, магнитофон. На совершеннолетие Денис, студент Первого медицинского, получил в подарок мотоцикл. Бабушка с дедушкой не сомневались, что их внук тоже станет врачом, талантливым хирургом, продолжателем династии.

Но юношу угнетала роль внука академика. Люди поступают в медицинский институт годами, а для него экзамены оказались пустой формальностью! За него все уже заранее решили — быть может, еще до его появления на свет. И никто не спросил, хочет ли он стать врачом, причем хирургом?

Эти метания привели к тому, что Денис совершил свой первый самостоятельный поступок: бросил институт и во время весеннего призыва отправился в военкомат. Случилось это первого апреля.

— Понимаешь, они мне не поверили, — рассказывал Денис. — Они решили, что я шучу. У них не укладывалось в голове, что студент не хочет воспользоваться своей отсрочкой. Но затем все пошло, как по маслу — учебка, служба… А потом нас отправили в горячую точку. Ты слышала про новогодний штурм в девяносто четвертом году?

Я покачала головой. Тогда мне было не до политики: в девяносто четвертом погиб Гурский.

— Не важно, — Денис махнул рукой. — В общем, из нашего полка осталось в живых около половины. Я был ранен — легко, в руку, — и вернулся домой. В общем, счастливо отделался. Но я был… Мне трудно объяснить свое тогдашнее состояние…

Денис беспомощно посмотрел на меня. Я тоже оглядела его, пытаясь представить на войне домашнего, избалованного мальчика, любящего пушистые свитера.

— Я понимаю, — сказала я, глядя ему в глаза. Денис отвел взгляд в сторону и продолжил:

— Дома получили известие, что я пропал без вести. У бабушки случился инфаркт, она умерла. Я чувствовал себя кругом виноватым. После того, что я там видел… Даже не мог оправдать себя тем, что исполнял долг перед родиной! С моей стороны уйти в армию было ужасной глупостью, которой воспользовалось государство. В общем, я бросился деду в ноги, умоляя восстановить меня в институте. Теперь я мечтал, что стану хорошим хирургом, — хотя бы ради памяти бабушки, которая этого так хотела. Но оказалось, моя глупость имела еще одно непоправимое последствие. После ранения и неправильного лечения два пальца потеряли чувствительность. А для хирурга это все! Понимаешь, все!

Денис с силой хлопнул ладонью по столу.

— Это не заметно, — неуверенно пробормотала я.

Он посмотрел на меня, видимо, мысленно проговаривая ругательство.

— Да. Чашку я держать могу. И ложку. Я не инвалид. Вот только скальпель — не могу.

Он сжал руку в кулак и с ненавистью посмотрел на нее. Потом монотонно продолжил рассказывать, сколько денег он отдал массажистам, мануальным терапевтам и знахарям. Недосягаемая профессия стала навязчивой идеей. Денис прочитал массу литературы по хирургии, присутствовал на многих операциях.

— … Я предугадывал каждое движение скальпеля, мысленно мог провести любую сложнейшую операцию… И все это при том, что сам я оперировать не смогу никогда. Терапевт из меня не получился: не люблю больных и свою работу тоже. Я хочу быть хирургом. Когда я увидел рекламу «Лаверэля», то решил, что хотя бы в кино исполню свою мечту. И вот в четверг я улетаю. Ты сможешь прийти меня проводить?

От неожиданности я поперхнулась кофе.

— Знаешь, я никогда не был за границей, — признался Денис, — и мне немного страшно. Гораздо спокойнее улетать, когда кто-то машет тебе рукой. Когда кто-то остается… Тогда сразу начинаешь верить, что ты еще вернешься. Так ты придешь?

Тысячи мыслей, отчаянных и злых, пронеслись в моей голове. Конечно, меня используют, я же его совсем не знаю! Этот парень, чувствуя, что нравится мне, просто латает мной прорехи своего необъятного одиночества! Но он и вправду одинок. Он старается говорить непринужденно, а глаза умоляют о помощи. Нет, эти темные глаза просто смеются надо мной. Все мужчины эгоисты, а врачи еще и циники. Но с другой стороны… Разве мне трудно приехать в аэропорт?

— Я тебя провожу, — кивнула я, залпом допивая кофе.

Мы дошли до метро, молчаливо отдаваясь каждый своим мыслям. Спустившись по эскалатору, разошлись по разным платформам; я ехала в Купчино, Денис — на «Пионерскую». На прощание мы договорились созвониться в среду, накануне его отлета.

— Слушай, — вдруг спросила я, — а что за тестирование ты проходил в «Лаверэле»? Я ведь работаю только с отчетами, мне жутко интересно…

— Я не могу тебе рассказать, — твердо ответил Денис. — С меня взяли подписку о неразглашении тайны. Не обижайся. Я действительно дал честное слово, что никому ничего не расскажу, и мне не хочется начинать сотрудничество с обмана.

— Ир, ты случайно не в курсе, тот парень, на роль врача… Ну, который разговаривал с шефом на той неделе. На какую киностудию его отправляют? — как бы невзначай спросила я у Ирины в понедельник.

— Такой красивый, темноволосый? — тут же сообразила она. — Понятия не имею. Но могу посмотреть.

Пока Ирина рылась в компьютерных данных, я отправилась на свое рабочее место. Надо было скачать электронную почту. Как всегда в начале недели, почтовый ящик ломился от заявок. Требовались борцы сумо, заклинатели змей, наездницы, художники, спецназовцы, гетеры, поварихи, отшельники… Роли, роли, роли… Я загрузила базу данных. Удивительно, почти на все заявки у агентства «Лаверэль» были ответы. Разнообразие человеческих типажей, определенных с помощью новейших достижений науки, ошеломляло… Как бы пройти тестирование и узнать, что там происходит… На самом деле Денис подлил отборнейшего масла в огонь моего любопытства.

— Жанна, слышишь меня? Зайцев Денис Александрович, правильно я смотрю? — прервала мои размышления Ирина. — Слушай, нет такого у нас в компьютере.

— Интересно, — насторожилась я. Левая сделка — это одно, но анкетирование-то он проходил вместе со всеми… — Посмотри наоборот, последние заявки: кому требовался актер на роль врача-хирурга.

Ира снова защелкала мышкой. Я проверила, есть ли вода в чайнике, включила его, высыпала в чашку пакетик растворимого кофе.

Вдруг дверь в мой кабинет бесшумно отворилась, и я едва успела прижать рукой бумаги, разлетевшиеся от неожиданного сквозняка. А потом — просто открыла рот, да так и осталась сидеть, с изумлением глядя на странное существо, появившееся на пороге.

Это был зверь, очень похожий на панду, точнее на плюшевое изображение панды в половину натуральной величины. Пушистая черно-белая шерсть, толстые лапы, круглые уши… Но в отличие от неуклюжего бамбукового медведя, мой гость обладал кошачьей грацией. И мордочка у него была необычайно смышленая, а черные «очки» вокруг глаз придавали ему и вовсе профессорский вид. Зверь вошел, с достоинством огляделся, принюхался, уставился на меня проницательными светло-голубыми, словно фарфоровыми, глазами. А потом бросился ко мне, как будто мы были давними добрыми друзьями, и ловко вскарабкался на колени. На колготках тут же образовалась стрелка. Панда привалилась тяжелой головой к моему плечу и блаженно засопела.

В комнату вбежала Алена — такой взволнованной я ее никогда не видела.

— О! — оторопело произнесла наш старший менеджер, увидев трогательную сцену. Я непонимающе развела руками.

За Алениной спиной возник босс. Лицо его было невозмутимым — даже чересчур, как мне показалось.

— Моя зверушка не напугала вас, Жанночка? — спросил он, подходя ко мне. Панда тут же перекочевала к нему на руки, ткнулась носом в ухо и захрюкала, словно рассказывая о чем-то. Во взгляде шефа, по-прежнему устремленном на меня, мелькнуло удивление — как будто он только что услышал обо мне сплетню.

— Это панда? — спросила я, чтобы разрядить атмосферу. — Симпатичная.

— Панда, — с готовностью подтвердил Афанасий Германович. — Друг привез из Тибета. Совершенно не переносит одиночества! Сегодня не с кем было его оставить и пришлось взять с собой. Простите, Жанна, с меня самые дорогие колготки.

Дверь за начальником закрылась, а я сидела, едва сдерживаясь, чтобы не ущипнуть себя побольнее. Потому что мне явно снился абсурдный сон. Не надо быть большим знатоком животного мира, чтобы твердо знать: ни у одного зверя на земле не может быть трех хвостов! Когда Афанасий Германович взял своего питомца на руки, я отчетливо разглядела три недлинных пушистых хвостика, загнутых колечками в разные стороны.

— Жанна! — окликнула меня Ирина из-за двери. — Я нашла. Иди сюда.

Я отмахнулась от дурацкой галлюцинации и направилась к своей помощнице.

— Вот, смотри. Киностудия «Букурешти» снимает сериал «Жизнь против смерти». Требуются непрофессиональные актеры для участия в эпизодах… Так, медсестры, больные… А, вот: «дублер исполнителя главной роли, красивые руки — обязательно».

— А где наш ответ?

— Вот, — Ирина открыла другую страницу. — Только Зайцева здесь нет.

Я просмотрела данные актеров, предложенных «Лаверэлем» киностудии. На роль хирурга-дублера предлагался совершенно другой человек! Какой-то Параскевич В. А. Что за чертовщина?

Сказать, что меня заинтриговало это открытие, значит не сказать ничего. Вопреки обыкновению, я с трудом дождалась конца рабочего дня, чтобы помчаться домой — к телефону, звонить Денису из офиса я не рискнула.

Закрывшись у себя в комнате, я медленно набрала номер. Вдруг он неправильно поймет мою навязчивость? Или наоборот, слишком правильно… Но опасения мои были напрасны — к телефону никто не подошел. Я лихорадочно «перелистала» журнал своего мобильника — Денис был последний, кто мне звонил. Как и следовало ожидать от интеллигентного человека — со своей трубки. Я позвонила по сохраненному номеру. Мобильник Дениса был выключен.

Дальше, не взирая на приличия, я звонила до поздней ночи — то на городской, то на мобильный. Потом мать устроила скандал, что треньканье параллельного телефона мешает ей спать. Мы поругались. Она припомнила мне все, особенно, какой обузой была я всю жизнь для нее, «еще не старой женщины». Чаня лаял, как бешеный. Наши крики и этот лай, наверное, разбудили весь дом. Потом позвонил сосед с четвертого этажа и очень вежливо спросил, не нужна ли нам какая-нибудь помощь. От помощи я отказалась, мать силой вытолкала из своей комнаты, собаку веником загнала под тахту, а сама приняла лошадиную дозу корвалола, чтобы успокоиться.

Вторник и среда прошли в напряженном ожидании. Выбрав подходящий момент, я рискнула позвонить загадочному Параскевичу. Мне ответил очень моложавый голос (хотя по моим данным Виктору Параскевичу было сорок три года). Да, он вылетает в четверг в Бухарест. Да, он ничего не перепутал. Нет, здесь не может быть никакой ошибки. А телефон Дениса по-прежнему молчал…

К четвергу мое любопытство возросло до запредельных высот. Я отпросилась с работы, сказавшись больной, а сама помчалась в Пулково. Рейсов на Бухарест было всего два, причем с промежутком в пять часов. Все это время я толклась в аэропорту, пристально разглядывая группы улетающих. В конце концов, мной заинтересовалась служба безопасности аэропорта, и мне пришлось предъявлять паспорт и содержимое сумочки.

Это происшествие немного отрезвило меня. Ожидая автобус, чтобы добраться до метро, я стояла на ветру, набросив на голову капюшон новой дубленки, и пыталась сложить картинку из имеющихся фрагментов.

Итак, Денис пропал, и отыскать его нет никакой возможности. Его исчезновение связано с агентством «Лаверэль», в котором я работаю. А в самом агентстве тоже творятся странные вещи. И вместо того, чтобы метаться по аэропорту, надо выяснить, что же происходит в непосредственной близости от меня.

Воспользовавшись услугами частника, я отправилась на Загородный. Ключ от офиса был у меня с собой: я довольно часто приходила на работу первой или уходила последней. Ехали мы медленно, то и дело застревая в пробках. Чем ближе к Новому году, тем больше машин становилось на улицах. Как будто горожане спохватывались, что год на исходе, и стремительно пытались успеть завершить какие-то дела… Оказавшись наконец у Пяти углов, я шмыгнула в темный подъезд. Кстати — уже почти девять, но в наших окнах, к моему удивлению, горел свет.

Действительно, дверь в агентство еще не стояла на сигнализации. Я заглянула в кабинет Глеба Ивановича, потом в секретарскую. Робко постучалась к шефу. Пусто. Кто же это, последним убегая с работы, бросил офис открытым, да еще с включенным повсюду светом? Скорее всего, это Ирина отличилась. Завтра придется сделать ей втык, она девчонка небезнадежная, примет к сведению. А сегодня мне на руку было оказаться здесь в одиночестве.

Я бросила дубленку на стол, включила компьютер и порылась в ящике стола, где лежали диски. На одном был приклеен ярлык: «База данных. 2000–2004». Здесь была собрана информация о людях, проходивших у нас тестирование за последние четыре года. Загрузив диск, я внимательно стала просматривать таблицы с именами и рекомендуемыми ролями. Здесь же указывалось, на какой киностудии эти люди нашли работу. Ничего себе! Только сейчас я в полной мере оценила размах, с которым работало агентство. Больше пяти тысяч человек! И чтобы выяснить хоть что-нибудь, я должна проследить судьбу каждого из этих людей! Или выхватывать наугад, рассчитывая на случай.

Я была раздосадована — нет, просто в отчаянии! Хотя… имеется еще одна идея.

С дубленкой под мышкой я вышла в секретарскую и повернула ручку двери в директорский кабинет. Дверь поддалась. Отлично! Вот только что я рассчитывала здесь найти?

Мельком я просмотрела папки, стоящие на стеллажах. В основном это были отчеты, составленные мной или Аленой. Здесь же была какая-то бухгалтерия, но вникать в нее казалось мне делом бесперспективным. Потом я включила компьютер, сделав это больше для очистки совести — потому что в соответствии с моими ожиданиями, компьютер затребовал пароль. Хакер из меня никакой, взломать или угадать пароль у меня не было никаких шансов. Мое доморощенное расследование скоропостижно зашло в тупик. Однако я автоматически сделала то, с чего начинался мой рабочий день — набрала свой пароль: «1984» — год, когда без вести пропал мой отец. К моему удивлению и даже испугу, пароль подошел, и компьютер стал загружаться.

Народная мудрость гласит: «Любопытство погубило кошку». Во всяком случае, любопытство, как любая страсть, лишает разума. Вместо того чтобы задуматься о странном совпадении — или везении? — я поудобнее устроилась в директорском кресле и начала открывать все файлы подряд.

Документов было немного: одна незаконченная игра-стрелялка, несколько бланков, материалы по тестированию в виде таблиц цифр и формул, в которых самый умный черт сломал бы ногу. Наконец в папке с тестированием я обнаружила еще один файл, обозначенный как «2000–2004». Опять база данных? Я щелкнула мышкой.

Это был не просто текстовый файл, а программа, предложившая мне меню: «Список», «Досье», «Поиск». Я не знала, что искать, и потому нажала на «Список». Мне открылась таблица, состоящая из трех столбцов — «Имя», «Роль» и «Место». Всего восемь человек, пять мужчин и три женщины. Что касается ролей… «Хозяин постоялого двора». «Королевская модистка». «Егерь». «Жрица Ламе — рис». А в графе «Место» были совсем уже непонятные слова: «Вэллайд», «Рабусвэл», «Валдискот». А в списке имен оказался «Зайцев Денис Александрович, 1975 г. р.» и далее: роль — «Знахарь», место — «К северу от реки Бло». И что это за киностудия?..

Я снова вышла в меню и посмотрела, что представляют собой досье. Это была полная информация о перечисленных здесь людях, включая детские болезни и предков до пятого колена. Денис мне не солгал — ни о родителях, ни о Чечне. Ни даже о больной руке. Еще я к своему удовольствию убедилась, что он никогда не был женат и «не имел длительных отношений». Хм, для парня под тридцать как-то чересчур невинно… Ладно, это сейчас не главное.

Убедившись, что больше ничего интересного в досье нет, я вернулась к списку и навела курсор на фамилию Дениса — вдруг программа подразумевает что-нибудь еще. На этот раз прямо поверх текста выскочило слово, набранное красным шрифтом, — «Согласие».

Я прошлась по всем именам. Вариантов было два — «Согласие» или «Отказ». Наверное, подразумевалось, согласились ли претенденты на роль отправиться в указанное место. Согласий было всего три, включая Дениса. Я посмотрела на часы — время близилось к десяти, но соблюдение приличий придется отложить до другого раза.

Я набрала номер Гладышевой Ольги, которой предназначалась роль загадочной «жрицы Ламерис». В ответ — долгие гудки. Я позвонила другому «согласившемуся» — аналогичный результат.

Хорошо, пойдем другим путем. Я быстро переписала телефоны «отказавшихся» и стала звонить.

Полина Игнатюк, не захотевшая в качестве королевской модистки отправиться в Вэллайд, взяла трубку почти сразу.

— Агентство «Лаверэль»? Впервые слышу об этой фирме. Тестирование? Нет, я нигде не была и ничего не проходила.

Примерно то же с разной степенью вежливости я выслушала от других «отказавшихся». Какие бы хитрые вопросы я не задавала, как бы самозабвенно не врала, все вели себя стойко: никто не признался, что проходил тестирование в агентстве «Лаверэль».

В тишине слышно было, как гудит компьютер. Я сидела одна в пустом офисе, наедине с тайной и по-прежнему была далека от разгадки. А за окном в свете фонарей кружился крупный снег. Снежинки садились на стекло, как большие белые мотыльки. Мне вдруг сделалось жутко — как в тот день, когда мы с матерью узнали, что Гурский застрелен в подъезде нашего дома. Так ли я уверена, что никто не узнает, чем я сейчас занималась?

Я закрыла все файлы и выключила компьютер. С трудом попадая в рукава, надела дубленку. И тут услышала, как пропел колокольчик над входной дверью.

Сердце стремительно обрушилось в пятки. Идиотка… Нет, какая же я идиотка! Надо было сразу догадаться, что легкость, с которой я осуществила свои шпионские планы, не могла быть случайной… Конечно, это ловушка. Я прочитала на своем веку достаточно детективов, чтобы догадаться: я сунула свой нос не просто в коммерческие тайны агентства. Куда под прикрытием кастинга «Лаверэль» отправляет людей? В заграничные бордели? На гладиаторские бои? Что они сделали с Денисом? И что будет со мной? Потому что тот, кто сейчас вошел в агентство, непременно заметит сумку, забытую мной на стуле…

Мне было очень страшно, но забиться в щель, как крыса, зная, что тебя все равно найдут, я не могла. Еще немного — и я вышла бы навстречу своей участи. Но в этот момент случилось непредвиденное. Бегая по кабинету, я задела один из стеллажей полой дубленки. Стеллаж вдруг пришел в движение вместе со стеной, и передо мной открылся длинный коридор, освещенный рядами голубоватых мигающих лампочек. Потайная дверь! Терять мне было уже нечего. Я подняла повыше голову, откинула со лба челку, занесла ногу над порогом… И в этот момент тяжелая рука опустилась мне на плечо.

4. Контракт

— Жанна, ну что вы, в самом деле, как маленькая? Успокойтесь, уверяю вас, вам ничего не грозит. Вот, выпейте.

Я взяла из рук шефа широкий бокал и сделала глоток, коньяк немного привел меня в чувство. Я сидела на стуле в директорском кабинете, а передо мной стоял Афанасий Германович. Он смотрел на меня со странной смесью иронии и сочувствия. И пока не угрожал немедленной расправой.

— Ну, и какие выводы вы сделали? — спросил шеф.

— Никаких, — быстро ответила я и поняла, что краснею.

Он покачал головой.

— Вы решили, что агентство «Лаверэль» занимается чем-то ужасным. Любопытно, что именно пришло вам в голову — у людей такая богатая фантазия!

Афанасий Германович пристально посмотрел на меня, и я снова испугалась. В глубине его серо-зеленых глаз вспыхнул изумрудный огонек и тут же потух — или мне это показалось? Я молча ждала продолжения. А что еще оставалось делать?

— Допустим, вы нравы, — шеф кивнул, — и наша деятельность носит несколько другой характер, чем мы заявляем. Допустим, действительно, с нашей помощью люди отправляются — добровольно, подчеркиваю! — в… скажем так, в не совсем обычные, длительные командировки, которые приносят им неплохие заработки. И допустим, я гарантирую, что с точки зрения закона лично вам ничего не грозит. Каковы будут ваши действия, когда вы покинете мой кабинет? А вы покинете его целой и невредимой, вопреки всем своим фантазиям. Отправитесь писать заявление в соответствующие органы? Уволитесь и постараетесь забыть про наше существование? А может, захотите остаться? Тогда я вам все расскажу. Такие вот дела…

Какой шантаж! Уверена, шеф прекрасно понимал, что бьет без промаха. Разумеется, первый из предложенных вариантов мною всерьез не рассматривался. На роль разоблачительницы я не годилась, поскольку была слишком напугана. Именно страх — а может, здравый смысл? — диктовал мне единственно правильный поступок: схватить в охапку свои вещи и бежать. Прочь от этого дома, никогда не приближаться к нему! Сейчас меня бы не остановила даже угроза остаться без денег, к которым я только-только начала заново привыкать. Но вот всю жизнь ломать голову, что же скрывалось в запретной комнате Синей Бороды… Я залпом допила коньяк.

— Я остаюсь.

Надеюсь, мой голос прозвучал достаточно твердо.

В немигающих глазах шефа снова рассыпались изумруды. Он улыбнулся мне ласково и грустно.

— Я так и думал. Пойдемте со мной, Жанна. Да снимите вы пальто, у нас тепло!

Афанасий Германович галантно принял у меня дубленку и аккуратно повесил в шкаф. Потом провел рукой по полке стеллажа, скрывающего потайной ход. Стена снова отъехала в сторону. Шеф вошел в коридор и обернулся ко мне, неуверенно замявшейся на пороге.

— Пойдемте, пойдемте.

Я шагнула в голубоватое пространство коридора — словно прыгнула с вышки в воду. Лампочки приветственно замигали.

Невозможно было определить, как долго мы шли вдоль слабо освещенных стен. Глядя вперед и оглядываясь назад, я видела лишь бесконечный коридор. А потом меня ослепил яркий свет. Перед нами распахнулась новая дверь.

— Смелее, Жанна.

Шеф взял меня за руку, как ребенка, и заставил войти. Мы оказались в огромном зале с потолком-куполом и теперь стояли в самом центре белого круга, от которого начинались полупрозрачные ширмы, делившие зал на множество секторов. За ширмами я видела людей. Одни суетливо ходили из сектора в сектор, другие напряженно вглядывались в дисплеи компьютеров, третьи что-то взволнованно обсуждали. Поверх одежды у всех были надеты белые халаты. Как только мы с шефом зашли за одну из ширм, он достал откуда-то два таких же халата, один протянул мне, другой надел сам.

Афанасий Германович вел меня по лабиринту секторов. На нас никто не обращал особого внимания, разве что при виде шефа мужчины и женщины помоложе почтительно наклоняли голову. Наконец он почти втолкнул меня в маленькое темное помещение.

— Садитесь.

Я нащупала мягкое сидение и опустилась на него. Тут же прямо передо мной вспыхнул экран. Он занимал всю стену, а потом мне показалось, что стены и вовсе нет.

Я парила над зеленой равниной, окруженной невысокими горами, поросшими лесом. Водопад с грохотом срывался с одного из скалистых уступов. А потом в мою грудь ворвался воздух. Он был настолько чист, что легкие захлебнулись от неожиданности. Мне казалось, я ощущаю вкус и запах: вкус холодного арбуза в жаркий день, аромат мимозы ранней весной. Но это был просто воздух — без единой молекулы выхлопного газа. Таинственный мир был залит светом, в котором дробились все оттенки красного: тяжелый багрянец, невесомый алый, жизнерадостный розовый. В струях водопада рассыпалась радужная феерия.

А потом из леса вышел зверь. В солнечном свете розовела его белоснежная шкура. Изящная голова венчала длинную стройную шею, а на лбу высился серебристый рог.

— Единорог! — ахнула я.

Словно услышав мой возглас, единорог ударил по земле серебристым копытом, поднялся на дыбы и трубно заржал. Тут же из леса выбежали его сородичи — белых среди них не было, только вороные, серые в яблоках, гнедые, каурые, буланые… На этом мои познания в мастях заканчивались. Некоторые были совсем детеныши: у них на лбу рог пробивался смешной шишкой. Дружно распустив хвосты, единороги проскакали по равнине.

Потом картинка изменилась. Я очутилась в университетской аудитории — скамьи амфитеатром поднимались по стенам. Студенты в одинаковых мантиях и круглых беретах внимали профессору, вещавшему с кафедры. Я успела отметить, что среди студентов были и молодые девушки.

— В тот год могущественный король Лесант собрал вокруг себя своих верных рыцарей, — скрипучим голосом говорил профессор. — Он освободил наши земли от нечисти, расплодившейся после Великого Раскола. Повсюду люди приветствовали своего короля… А когда Лесант Первый умер и завещал корону своей жене, королеве Гротис, неподалеку от Вэллайда была посажена священная роща — в память о великом монархе. Пламя погребального костра взвилось до самых небес, и храмы Шана дрожали от рыданий безутешного народа…

Картинка снова изменилась — теперь я могла любоваться берегом моря. По кромке песка неслись во весь опор два всадника — мужчина и женщина. Всадница была в узких брюках и камзоле, отделанном золотым шитьем. Белокурые локоны, кокетливо покрытые бархатным беретом с петушиным пером, развевались по ветру. Мужчина скакал с непокрытой головой, из-под расстегнутой короткой куртки видны были белые кружева рубашки. Женщина заливисто хохотала, обгоняя своего спутника. Но меня больше поразили не всадники, а их кони. Увидев такое, легко можно было усомниться в собственном рассудке! Одна лошадь была нежнейшего сиреневого цвета с ярко-оранжевым хвостом и гривой, у другой мелкий белый крап рассыпался по небесно-голубой шерсти.

А на горизонте опускалось в море солнце. Оно было огромным, горячего темно-красного цвета, и волны пурпура разбегались по воде…

— Что это? Где? — взмолилась я, чуть не плача.

Картинка исчезла. Я снова была в маленькой комнате перед потухшим экраном. Свет зажегся, и я увидела, что кроме шефа, здесь находится Алена. Лица у обоих были взволнованные, и мне даже показалось, что в глазах женщины блестят слезы.

— Что это? — повторила я.

— Это Лаверэль, — сказал, словно выдохнул, шеф.

— Что? — не поняла я.

— Лаверэль. Один из континентов планеты, которая называется Демера, — пояснила Алена. — Мир, откуда мы родом.

Я ничего не понимала. Точнее, боялась понять…

— Другой мир? Откуда вы родом? Да кто вы такие?!

Алена и шеф переглянулись.

— Мы — фраматы, — сказал Афанасий Германович. — Подождите, Жанна. Я обещал вам все рассказать, но лучше будет начать сначала. Как вы себя чувствуете?

— Н-нормально.

— Вот и прекрасно. Усаживайтесь поудобнее.

Я забилась в угол диванчика; Алена грациозно опустилась рядом со мной, поправляя упругие рыжие кудри. Под белым халатом у нее было что-то черное и донельзя облегающее. Она улыбалась мне загадочно и ободряюще. На коленях у нее лежала пластиковая папка.

Афанасий Германович устроился перед экраном — за пультом управления. Он коснулся каких-то клавиш, и на экране показалась карта.

— Это Демера, какой она была пятьдесят тысяч лет назад, — прокомментировал шеф. — Единый материк. Потом произошла катастрофа, расколовшая этот материк натрое. Вот так.

Экран мигнул, и появилась новая карта.

— Цивилизация, о которой остались лишь смутные легенды, погибла, — продолжал Афанасий Германович. — Демерийцы все начали заново — причем на каждом из континентов по-своему: их разделял океан. Так было и на вашей планете, не правда ли? Лаверэль, Небулоса и Райшма… — на фоне карты возникла указка, поочередно скользнувшая по очертаниям континентов.

— Теперь мы знаем, что причина дальнейших событий миллионы лет скрывалась в недрах Лаверэля, нашей родины. Залежи радиоактивных пород… После катастрофы долгое время еще продолжались землетрясения: земная твердь колыхалась, как океан после шторма. Излучение проникло наружу. Его воздействию подверглось все живое на континенте. Сначала это было незаметно. Потом стали появляться новые растения, звери и птицы. А потом… появились мы, фраматы.

Мы обладали свойствами, недоступными обычным людям. Эти свойства передавались и развивались от поколения к поколению, и наше могущество росло. Однако сначала мы не умели им пользоваться — так как слишком долго боялись признаться самим себе, что давно перестали быть людьми… в обычном смысле этого слова.

В древности нас преследовали невежественные обитатели лаверэльских лесов. Обвиняя в колдовстве, они сжигали нас на кострах, топили в озерах. Тогда нам пришлось научиться защищать себя. Мы объединились в могущественный Орден и стали селиться отдельно. А потом… мы научились уходить в другие миры.

Какое-то время мы упивались своим могуществом, как игрой. Это была наша молодость, наш звездный час… Мы победили саму смерть, ибо наши тела научились бесконечно обновлять себя. Но со временем многие из нас утратили вкус к жизни. Они затерялись где-то между звезд, превратившись в осколки мироздания. Теперь им остается лишь вечно дрейфовать по темным водам времени… Но пока они способны хоть что-то чувствовать, у каждого из них остается мечта: однажды вернуться в Лаверэль.

— Это любовь, коллега, — усмехнулась Алена. — Все мы безнадежно влюблены в Лаверэль — землю, породившую и отвергнувшую нас.

— А потом выяснился еще один любопытный факт, — продолжал шеф после недолгой паузы. — Пережив положенные любому обществу потрясения, жизнь в Лаверэле словно остановилась. У наших ученых есть мнение на этот счет, да и у ваших, земных историков есть похожие теории. Согласно им, цивилизацию толкают к развитию люди особого рода. Чем их больше, тем быстрее шагает прогресс. Похоже на то, что мы, фраматы, и были этими людьми. Когда мы ушли, развитие замерло. Но до этого наша бывшая родина успела достичь процветания. Сейчас самую обширную, юго-восточную часть Лаверэля занимает королевство Шимилор, результат объединения множества дворянских вотчин под властью короля Лесанта Первого. По земным меркам, там царит дремучее средневековье. А для нас это рай, место, куда мы можем вернуться ненадолго, чтобы отдохнуть. И как мы там отдыхаем… — голос шефа стал мечтательным, а Алена закатила глаза. — Люди там красивы, нелюбопытны и доброжелательны. Они умеют любить и радоваться жизни. Лаверэльцы пишут стихи и сочиняют музыку. Они изобретают новые фасоны платьев, а не оружие. Они неспешно передвигаются на лошадях, не зная паровозов, пароходов и автомобилей… Бр-р-р, какая гадость — эти автомобили! Лаверэль — это рай, рай, законсервированный на века… Вот такие дела.

Но лет семьдесят тому назад ситуация изменилась. В Лаверэле появились чужаки — мускары, как их называют. Они наводят ужас на местное население. Нам удалось выяснить, что мускары тайком приплывают с далекого южного континента — Райшмы.

Афанасий Германович как-то очень по-человечески развел руками.

— Дело в том, что мы, фраматы, никогда не наблюдали за Демерой в целом. Мы вообще не наблюдали, а возвращались туда только отдыхать. И всегда — в Лаверэль, такова традиция… Вести постоянное наблюдение — значит нарушать экологию планеты, а для нас это противоестественно. Существует организация, которая очень строго за этим следит. И вот оказалось, что за то время, пока Лаверэль столетиями оставался прекрасным, но сонным царством, Райшма превратилась в мощную империю. Империю, которой становится тесно на одном маленьком континенте!

И теперь нашей родине угрожает опасность. У Райшмы — огромные бронированные корабли. А у Шимилора — ни армии, ни флота. Долгие века все это существовало лишь как дань традиции, как забава… Разумеется, мы, фраматы, могли бы защитить Лаверэль. Но применение силы… Это значит, что Лаверэль никогда уже не будет прежним. И вот тогда у нас возникла идея. — Афанасий Германович гипнотизировал меня мерцающими зелеными глазами. — Сотню лет назад в наших странствиях по вселенной мы обнаружили ваш мир — Землю. Так вот во что прогресс может превратить планету за считанные десятки лет! Однако ваши достижения были нам интересны. А кое-что мы даже переняли у вас — например, компьютерные технологии. Конечно, наш мозг способен работать быстрее компьютера, но это так утомительно… А когда над Лаверэлем нависла угроза захвата, мы решили переправить в наш мир агентов-землян. Агентства, подобные нашему, открыты во многих земных городах. Задача, которую мы возлагаем на агентов, — потихоньку, не нарушая естественное течение событий, сделать Шимилор сильным государством, способным дать отпор иноземным захватчикам. Дело это небыстрое и непростое, ох, какое непростое, — покачал головой шеф. — Наших бывших земляков не так легко раскачать.

— Но почему вы сами не делаете то же самое? — откашлявшись после долгого молчания, спросила я. — Не оказываете медленное давление?

Шеф с Аленой дружно вздохнули.

— Дело в том, что мы не можем долго находиться в Лаверэле — не больше двух суток. Почему-то наши организмы больше не воспринимают ни воздух, ни воду Лаверэля. А чтобы что-то изменить, там надо жить. Но не думайте, Жанна, мы не совершаем никакого насилия. В Лаверэль попадают только те, кто добровольно соглашается на это. С ними мы заключаем договор. Контракт на десять лет.

— А потом? — хрипло спросила я.

Шеф пожал плечами.

— А потом они возвращаются. И на счету в надежном банке их ждут большие деньги. Деньги, на которые они смогут удовлетворять все свои прихоти до конца жизни. Или — иногда нас просят об этом — мы берем на содержание членов их семей. Но признаться, мы предпочитаем иметь дело с одинокими людьми.

— А когда они возвращаются, вы что, стираете у них память?

— Мы на этом не настаиваем, — ответил Афанасий Германович. — Некоторые сами просят об этом.

— Так это значит, что здесь, на Земле, живут те, кто побывал в другом мире?! Почему же это до сих пор не стало известно? И кстати, Афанасий Германович, к чему весь этот разговор?

Шеф широко улыбнулся и пригладил ладонью свой седой ежик.

— Позвольте, Жанна, не отвечать на первый вопрос. Честно говоря, я не знаю. Нас это никогда не интересовало. И потом, разве вы знакомы со всеми обитателями своей планеты? А вот что касается второго вопроса… Да вы и сами догадались, наверное. Мы вас вербуем, Жанна.

Наверное, мое лицо выражало шквал эмоций. Недоверие, страх и жгучее любопытство: а что же будет дальше? Алена засмеялась низким грудным смехом.

— Признаться, дорогая, ты просто не оставила нам выбора. Из тебя мог бы получиться неплохой детектив. А когда ты с такой легкостью проникла в компьютер шефа и извлекла оттуда секретнейшую информацию…

— Но это чистая случайность! — пробормотала я. — Я и не рассчитывала, что мой пароль подойдет.

— На таких случайностях держится жизнь, — вздохнул Афанасий Германович. — Ладно, Жанна, зачем оправдываться? Ничего непоправимого не произошло: если вы откажетесь, мы поработаем с вашей памятью. И не надо напрягаться: это совершенно безвредная, безболезненная процедура. Вы по-прежнему будете работать у нас. Просто события за последнюю неделю перестанут для вас существовать.

И шеф посмотрел на меня с такой сочувственной иронией, что я поняла: мой интерес к Денису не был для него секретом. Именно поэтому я не стала спрашивать его, где Денис. Я и так знала: к северу от реки Бло…

Алена между тем подала Афанасию Германовичу какой-то документ. Он просмотрел его, удовлетворенно кивнул и протянул мне бумагу.

— Что это? — спросила я, машинально беря ее в руки.

— Это, Жанна, Доказательство того, что в одном из надежных банков через десять лет вас ждут десять миллионов долларов. Ну и проценты, конечно. Такие вот дела.

Буквы и цифры на документе прыгали; мои глаза заволокла странная муть. Однако моих познаний в делопроизводстве оказалось достаточно, чтобы удостовериться: передо мной было банковское уведомление о том, что через десять лет я смогу получить фантастическую сумму, названную моим шефом. Лаконичность юридического документа отрезвила меня.

— Так это все правда? — спросила я, беспомощно переводя взгляд с шефа на Алену.

— Жанна, ваше недоверие абсолютно естественно. Полчаса назад вы и не подозревали о существовании других миров, хотя мне кажется, ваша цивилизация готова к этому открытию — если судить по вашей литературе и кинематографу. Однако если вас останавливает только недоверие… Отнеситесь к этому иначе. Допустите, что все это правда. Если это розыгрыш, вы, конечно, ничего не получите. Но ничего и не потеряете…

— Подождите, — перебила я шефа, терзаемая новым сомнением, — эта бумага… Вы что, заранее были уверены, что я соглашусь?

— Не только бумага, Жанна. В Лаверэле вас ждет готовая легенда. И прекрасная роль. Поверьте, такая выпадает не каждому агенту. Но вас это ни к чему не обязывает. Если вы откажетесь, мы все аннулируем, поработаем с вашей памятью… Впрочем, об этом я уже говорил.

Он, конечно, давил на меня. Упоминания о «стирании памяти» каждый раз действовали на меня, как звук бормашины. Мне очень хотелось этого избежать… А шеф словно читал мои мысли.

— Алена, копия контракта у тебя? Вот, Жанна, я не хочу, чтобы вы думали, что я вас принуждаю… Или обманываю. Здесь прописаны все условия, на которых мы заключаем сделку с агентами. Условия, сразу предупреждаю, жесткие. Впрочем, судите сами.

Я взяла в руки новый документ. Это был контракт на десять лет. Его заключало агентство «Лаверэль», в дальнейшем именуемое «База», с неким лицом, в дальнейшем именуемым «Агент». В обязанности Агенту вменялось поселиться в указанном месте под прикрытием указанной роли. Впоследствии База оставляла за собой права давать Агенту указания, обязательные к исполнению. Все действия и перемещения могли регламентироваться. Агент получал передатчик, с помощью которого База сообщала свои приказы. Агент тоже мог обратиться к Базе за помощью, но только в случае реальной угрозы для миссии. В противном случае База оставляла за собой право разорвать контракт в одностороннем порядке. Агент тоже мог разорвать контракт и попроситься назад на Землю. Естественно, деньги при этом аннулировались. Нарушением контрактных условий были так же любые действия, ведущие к разоблачению миссии Агента: местное население ни в коем случае не должно было узнать о существовании своих «ангелов-хранителей».

Надо же, какой интересный пункт: если за эти десять лет у Агента рождался ребенок, он оставался в Лаверэле. И тут же: «По истечении срока Агент имеет право продлить контракт»…

При соблюдении всех условий через десять лет Агент мог вернуться домой и получить кругленькую сумму…

К моему собственному удивлению, я недолго терзалась мыслями о реальности происходящего. Чтобы упростить себе жизнь и не сойти с ума, я последовала совету Афанасия Германовича: допустила, что все это правда. Итак, мне предложили высокооплачиваемую работу за границей. Устраивает ли меня работа? Устраивает ли заработок? Могу ли я все бросить здесь ради десятилетия совсем другой жизни — вот вполне рациональные вопросы, над которыми я размышляла.

О работе я не имела ни малейшего представления, но заработок впечатлял. Настолько, что именно он внушал сомнение. Однако бумага, которая все еще лежала рядом со мной на диванчике, неоспоримо доказывала, что десять миллионов долларов — это не розыгрыш. Это мое будущее… Ослепительное, невероятное будущее… Правда, отложенное на десять лет. И я начала торговаться.

— Но десять лет — это огромный срок! По крайней мере, в человеческом понимании, — поправилась я, увидев саркастическую улыбку фрамата. — Инфляция, банкротство, война, глобальная катастрофа… Да мало ли что еще? Допустим, я верю этому документу. Но каковы гарантии, что через десять лет он будет иметь такую же силу?

— Вы можете навести справки, — спокойно ответил шеф. — Банк, куда положены ваши деньги, — один из самых надежных в Европе. Он выдержит не только экономические невзгоды, но и Третью мировую войну. Ну а что касается глобальной катастрофы, которая уничтожит вместе с банком всю планету… Вам не кажется, что в этом случае вам гораздо спокойнее будет вдали от таких событий? И кроме того… Кто не рискует, тот не пьет шампанское, так, кажется, у вас говорят?

Наверное, мои капризы начали раздражать Афанасия Германовича. Действительно, он сделал мне блистательное предложение, а я, как дура, ломаюсь… Что я боюсь оставить? Какие такие родные пепелища? У меня нет друзей, потому что Алла с Настей и не заметят моего исчезновения. У меня нет семьи, мать не в счет. В конце концов, можно договориться, чтобы ей выплачивали какие-то деньги — шеф упоминал о такой возможности. Зато через десять лет у меня будет все…

Более того — где-то там, в неведомом Лаверэле к северу от реки Бло сейчас находится Денис. И единственный шанс отыскать его — отправиться туда. Конечно, это глупо — бегать за парнем, который не делал тебе никаких авансов. Ведь посиделки в кафе и прогулка по городу не считаются? Тем более — бежать очертя голову за ним в другой мир. Но чем это глупее того, что я делала до сих пор?

— А что будет, если я соглашусь? — осторожно поинтересовалась я.

— Завтрашний день вы начнете в Лаверэле, — ответил шеф.

— Что?! Так прямо?! — я поперхнулась от волнения. — Но я… Я совершенно не готова… И, в конце концов, я должна подумать. Это же не шутка, Афанасий Германович! Это же другой мир!

Он сурово-официально посмотрел на меня.

— Шутка — не шутка, Жанна, а дело обстоит так. Или мы с вами сейчас возвращаемся по тому коридору, откуда пришли, — попутно проведя операцию над вашей памятью. Или мы, не теряя времени, погружаем вас в виртуальную реальность. Вы получаете краткий инструктаж, а потом — другим коридором отправляетесь в Лаверэль. Дело не терпит промедления. В любом случае мне нужна ваша подпись на контракте — согласие или отказ.

Алена подсунула мне контракт, куда уже были вписаны мои данные, а шеф протянул свою ручку — роскошный золотой «паркер». Я расправила документ на коленях… «Согласие» и «Отказ» — это был выбор между будущим и прошлым. Ну не могла я отказаться! Я занесла ручку. И вдруг вся похолодела.

— Слушайте, а как же моя собака? Я не могу его бросить! Мать его попросту усыпит.

Я чуть не плакала. Десять миллионов долларов уплывали от меня. Но они не стоили Чаниной жизни. Это с человеком можно поговорить, что-то ему объяснить: «Понимаешь, брат, так вышло. В нашем мире каждый за себя, ты уж прости». Десять лет — целый собачий век… Нет, я не могла так поступить со своим единственным другом.

— Собака? Нет никаких проблем. Я думал, это само собой разумеется, — услышала я голос Афанасия Германовича. — Алена!

Алена встала, открыла дверь и залихватски, по-разбойничьи свистнула. Я услышала топот лап и восторженный, заливистый лай.

— Такие вот дела, — глубокомысленно заметил шеф.