Смертельная схватка

СЛУШАНИЕ В ОЛД-БЕЙЛИ

Дракула сидел в каюте капитана и листал судовой журнал. С довольной ухмылкой он страница за страницей читал сделанные капитаном Джексоном записи об инцидентах, происшедших во время плавания. В первые дни путешествия не происходило ничего примечательного. Затем некоторые члены команды начали страдать от странных приступов слабости. Вдобавок ко всему поднялся сильный ветер, который перерос в шторм. Тон записей менялся с каждой страницей. События на борту все больше и больше пугани капитана, особенно после того как появились первые смертельные случаи.

Всего десять дней назад груженый корабль покинул один из портов Черного моря, и с тех пор уже около трети экипажа ушло из жизни при загадочных обстоятельствах! Один из матросов скончался от загадочной слабости, как будто просто увял. С каждой ночью он становился все слабее и на четвертое утро умер. И при этом никаких симптомов болезни: ни горячки, ни сыпи, лишь две крохотные незаживающие ранки на шее, словно след от змеиного укуса.

Возможно, в трюм заползла ядовитая змея? Команда обыскала каждый уголок шхуны, но не обнаружила ничего, кроме пары дохлых крыс.

Затем пропал юнга. Бесследно. В последний раз парня видели вскоре после наступления темноты, когда помощник капитана отправил его на бак. Следующей ночью труп помощника нашли в проходе, ведущем к дальней части трюма, где стояли двадцать пять тяжелых, удивительно похожих на гробы ящиков, которые капитану нужно было доставить в Лондон.

Несчастный разбил себе затылок. Может быть, он оступился и упал с крутой лестницы? Да, чем дальше они продвигались на запад, тем неспокойнее становилось море, но чтобы с опытным моряком могло произойти подобное?.. Он уже более двадцати пяти лет выходил в море! А может, это кто-то из команды ударил его по голове и оставил валяться под лестницей? Помощник капитана отличался тяжелым характером, и матросы часто на него жаловались. Капитан с тревогой наблюдал за перешептыванием моряков. Похоже, они считали убийцей Ахмеда, крепкого чернокожего африканца, но сказать об этом открыто никто не решался. Однако черный матрос пропал следующим. Он исчез во время ночного дежурства, как только они оставили позади Гибралтарский пролив. На корабле воцарилась атмосфера страха и недоверия, которая переросла в панику, после того как исчез еще один член экипажа.

Дракула читал пронизанные ужасом записи в судовом журнале и с наслаждением впитывал этот ужас. Сегодня ночью он решил не выходить на охоту. Шторм становился все сильнее, и вампир опасался, что матросы потеряют контроль над судном, если он сократит их состав еще на пару человек. Возможно, капитан причалит в Лиссабоне, чтобы нанять новых моряков. Тогда Дракула сможет напиться вволю. В противном случае ему придется поголодать, пока они не пересекут Ла-Манш и не войдут в устье Темзы.

Повелитель еще раз перечитал последние записи и тихо засмеялся. Да, это было ему по душе: путешествие по разбушевавшемуся морю, запах крови и пота, страх людей и радостное предвкушение, которое росло с каждой милей, приближавшей его к Лондону. Вампир уже хотел отступить от своего решения и накинуться на кока, проходившего мимо двери капитанской каюты, но сдержался. Это был неоправданный риск. От страха матросы могли забастовать. Но, прежде всего, им не должно было прийти на ум искать причину своих несчастий здесь, на борту. Страшно подумать, что случится, если они решат обыскать ящики, сложенные в дальней части трюма. Ему нужно быть начеку. В последней записи капитана говорилось, что над его кораблем и командой, судя по всему, нависло страшное проклятие. Если капитан продолжит развивать эту мысль, Дракуле придется сделать его следующей жертвой и следом за трупами моряков отправить на морское дно судовой журнал.

Но пока что повелитель милостиво позволял старому морскому волку управлять кораблем, а сам наслаждался шумом бушующих волн и радовался каждой миле, которую корабль оставлял позади, приближая вампира к заветной цели.

* * *

Иви снова сидела в церкви Темпла. Она выбрала себе место посреди круглого нефа между каменными надгробиями, изображавшими рыцарей-крестоносцев. Со стен на вампиршу смотрели остывшие каменные лица.

Подогнув под себя ноги, Лицана ждала, когда истекут последние минуты ночи. Над крышами Лондона начало подниматься солнце, и вампирша почувствовала знакомое подергивание во всем теле, но продолжала недвижно сидеть на месте. С каждой минутой в церкви становилось все светлее. Оконные витражи загорелись разными цветами. А спустя мгновение через восточное окно в церковь упал первый солнечный луч и по каменному полу пробежала длинная полоса яркого света. Солнце слепило Иви глаза, но она не двигалась с места. Вампирша внимательно наблюдала за тем, как пятно света движется по церкви. Спустя мгновение к этому пятну добавилось второе, и они оба начали медленно приближаться к ирландке. Когда палящий луч почти коснулся ее одежд, Иви поднялась и отошла к двери.

Подождав еще несколько минут, вампирша вышла из церкви. Западный вход по-прежнему находился в тени, как и маленький дворик с северной стороны. Он заканчивался продолговатым углублением, расположенным на два шага ниже дорожки, ведущей в сад. Иви внимательно огляделась и постаралась в подробностях запомнить все, что видела вокруг себя. Затем, прячась в тени зданий, Лицана перебежала несколько дворов и укрылась в уютной темноте своего гроба.

* **

Через несколько ночей после того, как наследники посетили Скотленд-Ярд, начался судебный процесс против подозреваемого в убийстве Марион Гилкрист Оскара Слейтера, еврея немецкого происхождения, которого доблестные комиссары лондонской полиции арестовали при попытке сбежать в Америку и доставили обратно в Лондон, чтобы он смог предстать перед судом.

Наследники смутно представляли, что им предстоит увидеть в суде, но были до предела взволнованы уже тем, что это их первый выход в город при свете дня. За прошедшие ночи Лучиано удалось преодолеть усыпляющую силу солнца, и теперь он тоже мог отправиться в суд. Кларисса же за несколько минут до рассвета вернулась в свой гроб и теперь крепко спала, что вполне устраивало наследника Носферас.

— Знаешь, так она будет в безопасности и с ней точно ничего не случится, — сказал он Алисе. — Все-таки передвигаться при свете дня для нас, вампиров, не совсем безопасно.

— А кроме того, пока Кларисса спит, она не может воспользоваться твоим отсутствием, чтобы пофлиртовать с лордом Байроном, — добавила Фамалия.

Лучиано заявил, что он думал вовсе не об этом, но вампиршу было не так-то просто обмануть.

Конечно же, Хиндрик тоже не мог пойти с наследниками, однако лорд Милтон приставил к ним нескольких Вирад. Они должны были следить за юными вампирами и помогать им в случае необходимости.

Солнце всходило где-то за плотными тучами, затянувшими небо Лондона сплошной пеленой. Это были самые сложные минуты, когда наследникам требовалось собрать все свои силы, чтобы преодолеть естественное желание погрузиться в глубокий сон. Алиса с завистью смотрела на Малколма, который с расслабленным видом сидел напротив, в то время как ей приходилось изо всех сил сжимать челюсти, чтобы не застонать.

«Он лишь делает вид, что ему легко, — раздался в голове вампирши голос Лео. — Вирад тоже приходится напрягаться, по крайней мере пока солнце не оторвется от горизонта».

Он так давно не разговаривал с ней. Почему же решил заговорить сейчас? Что это значит? Хотя еще больше вампиршу удивляло то, что у венца в такие минуты хватило сил, чтобы проникнуть в ее разум. Вся энергия Алисы уходила на то, чтобы держать глаза открытыми и бороться с силой солнца. Ей казалось, что еще немного, и она, свалившись к ногам Лео, уснет на полу. Возможно, именно мысль о том, как стыдно ей будет проиграть борьбу на глазах у Франца Леопольда, придала вампирше сил, и она смогла выдержать критические минуты без помощи Винсента.

— Неплохо, — похвалил слуга свою ученицу, когда она расправила плечи и с улыбкой повернулась к нему. — Вижу, ты больше не нуждаешься в моей поддержке.

— Да, ты можешь возвратиться к чтению романа, — ответила Алиса, но Винсент покачал головой.

— Нет, я пойду с вами. Меня заинтересовал этот случай.

— А что, детей тоже пускают в зал суда? — полюбопытствовал Таммо.

— Кто бы говорил! — сказал Винсент, смерив тринадцатилетнего наследника надменным взглядом.

— И все же я выгляжу на три года старше тебя, — с обезоруживающей улыбкой ответил Таммо. — Когда мы окажемся в суде, я бы советовал тебе не выставлять свои знания и опыт напоказ, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Не беспокойся, мне известно об этом и без тебя, — с достоинством ответил Винсент. — Людям вовсе не обязательно знать, кто здесь за кем присматривает, — добавил он и ухватился за руку Алисы.

На улице стоял холодный пасмурный декабрь, но Алисе все вокруг казалось невероятно ярким. К счастью, сегодня вампирам не нужно было бояться, что сквозь тучи внезапно пробьется солнце, по крайней мере так им сказал лорд Милтон, который лучше других разбирался в лондонской погоде.

На главе клана Вирад была черная мантия и длинный белый парик, хоть он и не являлся защитником обвиняемого. Однако в отличие от наследников лорд Милтон собирался сидеть не среди обычных зрителей, а впереди, вместе с другими барристерами.

Несмотря на то что за последние месяцы наследникам частенько приходилось ходить по Флит-стрит, сегодня они удивленно оглядывались по сторонам. На улице царило еще большее оживление, чем ночью, и от этого у юных вампиров кружилась голова.

Или же все дело в ярком дневном свете, который лишал кожу вампиров привычной гладкости и делал ее тусклой? Может быть, что-то похожее происходило и с их мыслями?

Алиса спросила об этом у Винсента, когда они пересекали перекресток Ладгейт-серкус. Маленький вампир покачал головой.

— Сказать, что твое предположение неверно, я не могу. Наши движения становятся медленными, а чувства притупляются, хотя нас со всех сторон окружает буйство красок. Возможно, это слишком тяжело для наших глаз и отвлекает нас от других ощущений. При свете дня наши силы уменьшаются, и я думаю, что и разум вампира днем работает не так хорошо, как ночью. В это время суток нам стоит опасаться не только солнца, но и людей, поскольку наше превосходство над ними уменьшается.

Вампиры прошли по Ладгейт-хилл и свернули на улицу, где по соседству с Ньюгейтской тюрьмой возвышалось здание центрального уголовного суда, который все называли попросту Олд-Бейли.

— Несмотря на устрашающий внешний вид, Ньюгейтская тюрьма сегодня является почти приятным местом, — сказал Винсент, указывая на внушительное здание с мрачным каменным фасадом. — Раньше все камеры этой тюрьмы были битком набиты заключенными, и чем глубже ты спускался, тем больше она походила на ад, откуда нет возврата. Воздух был пропитан зловонием и отравлен чумой...

— Да, мы уже видели подобную картину в Исправительном доме, — перебил слугу Лучиано.

— Здесь было так же, а может, и еще хуже, — продолжил Винсент. — Первая тюрьма, расположенная за городскими воротами, была построена еще в Средневековье. В восемнадцатом веке ее снесли и заменили более обширным зданием, которое вы видите перед собой. Вскоре после открытия тюрьмы начался бунт лорда Гордона, во время которого ее подожгли. Говорят, при пожаре из тюрьмы смогли сбежать около трехсот заключенных. Однако большинство из тех, кто сидел в подземных камерах, задохнулись и сгорели живьем. Естественно, Ньюгейт снова отстроили, а вскоре сюда перенесли и тайбернскую виселицу. Публичное повешение преступников всегда было для горожан чем-то вроде праздника, и они приходили к виселице с самого раннего утра, чтобы занять лучшие места. В расположенной напротив таверне «Magpie and Stump» посетителям подавали специальные «висельные завтраки», за которыми они могли скоротать время до восьми часов, когда начиналась казнь. Приговоренного вели к эшафоту по узенькой улочке, проходившей между зданиями тюрьмы и суда, за что ее начали называть Dead Man's Walk— Тропой Смертников. Тела повешенных закапывали где-то поблизости. Посмотреть на все по приходило столько народу, что однажды, в начале нашего века, в давке погибло около тридцати зрителей. Впоследствии между тюрьмой и церковью Гроба Господня, которая находится вон там на Гилтспер-стрит, был прорыт туннель, по которому приговоренных вели на исповедь. А еще спустя некоторое время публичные казни и вовсе отменили и преступников начали вешать посреди тюремного двора. Лондонцы были не очень рады этому решению. Ведь их лишили такого развлечения!

Наследники и их провожатые зашли в здание суда и следом за гордо вышагивавшими барристерами направились в более старый из двух судебных залов, где сегодня должно было проходить слушание. К счастью для вампиров, залы суда были крытыми. Однако они стали такими относительно недавно. Раньше правосудие предпочитали вершить под открытым небом, чтобы людям не приходилось дышать спертым воздухом. К тому же это снижало вероятность распространения различных инфекционных заболеваний.

Вирад подвели наследников к местам для зрителей, а затем посоветовали им сесть и вести себя спокойно.

Юные вампиры с любопытством оглядывали зал. Для всех, кроме Вирад, это было первое посещение суда.

В обшитом темным деревом помещении царила величественная и в то же время мрачная атмосфера. В центре зала возвышалась огражденная деревянными перилами площадка со стулом, на котором должен был сидеть обвиняемый. Отсюда его могли видеть все присутствующие. Напротив скамеек для зрителей за специальным барьером и также на небольшом возвышении находилось место судьи. Слева от него располагалась трибуна, куда вызывали свидетелей. С одной стороны напротив судьи сидели представители обвинения, а с другой — защитники. У правой стены находились места двенадцати присяжных заседателей. Рядом с ними сидел секретарь, который записывал все, что говорилось в здании суда.

Лорд Милтон и его барристеры расположились в первом ряду за местами защиты. Возможно, таким образом Вирад хотели продемонстрировать свою позицию? Наконец-то в зале воцарилась тишина. Присутствовавших, среди которых были и журналисты, попросили подняться и поприветствовать высокий суд. В зал вошел судья в красной мантии и роскошном белом парике. За ним следовали двое помощников. Когда все трое заняли стулья с высокими резными спинками, остальным присутствующим тоже разрешили сесть.

Затем двое полицейских ввели в зал закованного в наручники Оскара Слейтера и отвели его на место подсудимого, немного напоминавшее клетку зверинца, в которой напоказ толпе выставляют редкое животное.

Алиса озадаченно смотрела на обвиняемого. Она читала в газете, что Слейтер был немецким евреем, но о его внешнем виде там ничего не было сказано. Теперь же вампирше бросилось в глаза, что внешность подсудимого не соответствует показаниям свидетелей. Слейтер был сорокалетним мужчиной среднего роста, широкоплечим и коренастым, с длинным орлиным носом и широкими черными усами. И хотя он уже более двадцати лет жил в Англии, нетипичные для жителей Туманного Альбиона черные волосы и глаза сразу же выдавали в нем иностранца.

В судебных актах было сказано, что подозреваемого видели служанка Хелен Ламби и сосед убитой мистер Адаме. Они вместе поднимались по лестнице и наткнулись на предполагаемого убийцу прямо в квартире жертвы. Проскочив мимо них, он помчался вниз по лестнице и скрылся в неизвестном направлении.

Сначала Хелен Ламби заявила, что не сможет опознать этого мужчину. От мистера Адамса тоже было мало толку, поскольку он не взял с собой очки. И все же сосед описывал подозреваемого как мужчину приятной наружности, которого он вначале принял за родственника мисс Гилкрист. Несмотря на такие неопределенные показания, полиция объявила о розыске преступника — мужчины возрастом от двадцати пяти до тридцати лет, ростом около метра семидесяти, гладковыбритого, худого, предположительно одетого в серое пальто и мягкую шапку.

В тот вечер, спустя несколько минут после убийства юная рассыльная Мэри Барроумен видела, как из дома жертвы выскочил мужчина, которому было около тридцати лет, высокий, худой, гладковыбритый, с искривленным носом, одетый в светло-коричневое пальто и круглую твидовую шляпу. Было очевидно, что мужчина, которого застали в квартире, и мужчина, который выбежал из дверей дома, были совершенно разными людьми.

И хотя вначале в документах было отмечено, что не стоит путать этих двух мужчин, далее речь шла об одном подозреваемом, которого видели все три свидетеля.

Полноватый сорокалетний усатый Оскар Слейтер не подходил ни под одно из этих описаний.

Судья попросил обвинение ознакомить присутствующих с фактами. Тучный прокурор поднялся со своего места, расправил складки черной шелковой мантии, из-под которой выпирал его огромный живот, и громко откашлялся. Затем он начал описывать ход событий. Придав голосу драматическое звучание, прокурор рассказал, как обвиняемый проник в квартиру бедной мисс Гилкрист и, движимый алчностью, убил беззащитную женщину молотком — который полицейские во время ареста обнаружили у него в чемодане, — а затем украл бриллиантовую брошь жертвы и заложил ее в ломбард, прежде чем в сопровождении своей любовницы сбежать в Ливерпуль, откуда он собирался отправиться в Америку.

Защитник, молодой человек невзрачного вида, несколько раз подскакивал со своего места и кричал: «Я протестую, ваша честь!», на что судья с мрачным видом отвечал: «Протест отклоняется».

Таммо повернулся к сестре.

— Мне казалось, Скотленд-Ярд выяснил, что брошь, которую заложил Слейтер, не подходит под описание украденной.

— Так и есть, — кивнула Алиса. — Кроме того, она была сдана в ломбард за месяц до убийства и поэтому не может являться прямой уликой.

— Так же как и молоток, — добавил Мэрвин. — Врач не смог подтвердить, что он послужил орудием убийства. Кроме того, молоток Слейтера был совершенно чистым. Не думаю, что кровь можно так хорошо отмыть. Жаль, что мы не видели улик. С нашим нюхом мы бы сразу определили, была ли на этом молотке хоть капля человеческой крови.

В эту минуту наследники замолчали, поскольку судья вызвал на свидетельскую трибуну доктора Глейстера, а затем его коллегу доктора Галта — врачей, проводивших судебно-медицинскую экспертизу тела убитой. Как ни странно, но врача, который прибыл на место преступления и обследовал жертву первым, в списке свидетелей не оказалось.

Прокурор представил в качестве вещественного доказательства найденный среди инструментов Слейтера молоток и продемонстрировал его присяжным. Затем он повернулся к свидетелю:

— Доктор Глейстер, вы обследовали труп жертвы. Мог ли этот молоток быть орудием ее убийства?

Врач повертел молоток в руке.

— Ну, знаете, череп мисс Гилкрист был полностью раздроблен. Если бы кто-то нанес ей от сорока до шестидесяти ударов этим молотком, то он мог бы причинить такое повреждение.

— Шестьдесят ударов! Вы только представьте, — прошептала Джоанн. — Неужели за десять минут убийца смог нанести старухе шестьдесят ударов молотком, отыскать спрятанные драгоценности и выбежать из квартиры мимо служанки и соседа?

Затем со своего места поднялся защитник.

— Учитывая тяжесть повреждений, вы предполагали, что орудием убийства может оказаться молоток? — спросил он врача.

— Нет, я предполагал, что это было что-то более тяжелое, — покачал головой тот.

Медицинские эксперты, вызванные со стороны защиты, также выразили сомнение по поводу молотка. Такую рану можно было нанести скорее кочергой или ломом.

— Лорд Милтон осматривал вещественные доказательства, — сказал Винсент. — Молоток действительно чист и не является орудием убийства.

Кроме того, ни на одном предмете одежды, найденном в чемодане Оскара Слейтера, не было следов крови.

Затем в качестве свидетельницы вызвали Хелен Ламби. Она рассказала, что около трех лет жила вместе с мисс Гилкрист и была со служанкой.

Со своего места снова поднялся прокурор. Он подошел к свидетельской трибуне, строго посмотрел на девушку и показал рукой на Оскара Слейтера.

— Мисс Ламби, в вечер убийства вы увидели, как из квартиры вашей хозяйки выскочил этот мужчина, верно?

— Да, это он, — встав по стойке смирно, выпалила служанка. — Я в этом уверена.

— Протестую! — крикнул адвокат. — Господин прокурор оказывает давление на свидетельницу.

— Протест принят.

Обвинитель закатил глаза и сцепил красные мясистые пальцы.

— Хорошо, коллега, сформулируем вопрос по-другому. Не сидит ли в этом зале мужчина, которого вы увидели выходящим из спальни мисс Гилкрист?

— Вот он, — сказала Хелен Ламби, показывая на обвиняемого. — Это может подтвердить и мистер Адамс. Он поднялся со мной по лестнице, потому что услышал странный шум, словно что-то несколько раз упало или кто-то колол дрова. Дверь была заперта, я открыла ее своим ключом, и мы вошли в квартиру. Этот мужчина вышел из спальни, протиснулся мимо нас и побежал вниз по лестнице. Сначала я заглянула в кухню, а потом в столовую, где и нашла мисс Гилкрист. Она была мертва и лежала в огромной луже крови. Когда я закричала, мистер Адамс — он до этого оставался в прихожей — подбежал ко мне.

Довольный таким ответом, прокурор сел на место, и к свидетельской трибуне снова подошел адвокат обвиняемого. Он напомнил присутствующим, что в вечер убийства мистер Адаме сообщил полицейским, что он близорук и забыл очки дома.

— Мисс Ламби, когда вы увидели в квартире своей хозяйки незнакомого мужчину, вы сразу же заподозрили, что он преступник?

Девушка задумалась.

— Нет, не сразу. Ведь дверь не была взломана.

— Означает ли это, что, скорее всего, мисс Гилкрист сама впустила его в квартиру?

— Да, вероятно.

— А разве она не была подозрительной?

— Была, — призналась девушка.

— Зачем мисс Гилкрист приказала поставить на дверь дополнительные замки? Из-за страха перед грабителями?

— Да.

— А можно ли было, приоткрыв дверь, сверху увидеть, кто поднимается по лестнице?

Хелен Ламби кивнула.

— Это позволяет нам прийти к выводу, что мисс Гилкрист знала своего убийцу! — подытожил адвокат.

— Протестую! — выкрикнул обвинитель. — Это предположение.

— Думаю, не только старуха знала этого мужчину, — сказала Алиса. — Ведь, обнаружив в квартире незнакомца, служанка сразу заподозрила бы что-то неладное.

— Но почему же она утверждает, что это был Слейтер? — удивился Таммо.

Ответ на этот вопрос дала сама Хелен Ламби, когда адвокат еще раз спросил, уверена ли она, что видела подозреваемого. Ведь сначала служанка заявила, что не сможет опознать проскочившего мимо нее мужчину.

— Да, я совершенно уверена, что это был он. Служащие Скотленд-Ярда не раз показывали нам с Мэри фотографию этого мужчины, чтобы в суде мы сразу же смогли его опознать, — простодушно ответила девушка.

Таммо закрыл лицо руками и застонал:

— И это называется непредвзятым допросом свидетелей!

Алиса ошеломленно покачала головой:

— Неужели никто, кроме нас, не замечает этого фарса? Они прямо сейчас должны извиниться перед мистером Слейтером и выпустить его на свободу. Против него нет ни одного доказательства!

После Хелен Ламби на свидетельское место вызвали четырнадцатилетнюю рассыльную Мэри Барроумен. Девочка тоже показала рукой на подозреваемого, сразу же, как только прокурор спросил, видит ли она в зале суда того мужчину, который выскочил из дома мисс Гилкрист в вечер убийства.

Защитник издал стон отчаяния и обратился к свидетельнице:

— Опишите нам тот вечер. Когда вы проходили по Куинз-террас, было около семи часов, верно?

— На улице было темно, шел дождь. По ступенькам дома номер пятнадцать сбежал этот мужчина и, столкнувшись со мной, скрылся в направлении Камберленд-стрит.

— Правда, что улицы в этом районе плохо освещены?

Мэри кивнула.

— В своих показаниях вы утверждаете, что на подозреваемом было коричневое пальто и круглая твидовая шляпа?

Девочка снова кивнула.

— Что весьма странно, ведь в квартире мисс Гилкрист он был одет в светло-серое пальто и темный головной убор. Видимо, пробегая по лестнице, господин подсудимый успел еще и переодеться, — с сарказмом сказал адвокат и вернулся на свое место. — У защиты вопросов больше нет.

Рассмотрение дела продолжалось. Алисе становилось все труднее прислушиваться к голосам людей, их слова сливались в невнятный гул. Пирас тоже из последних сил боролись с усталостью, а сонный Таммо, наверное, свалился бы со стула, если бы его не растолкал сидевший рядом Вирад. Алиса по-настоящему забеспокоилась, когда на ее плечо опустилась голова Лучиано. Даже Винсенту с трудом удалось привести наследника в чувство.

Наконец судья стукнул молоточком, сообщая, что на сегодня слушание закончено, и юные вампиры с облегчением вздохнули. Позднее Алиса так и не смогла вспомнить, как они дошли обратно.

Но, так или иначе, Вирад все же удалось довести своих подопечных до Темпла, не привлекая внимания прохожих.

* * *

На следующее утро наследники под присмотром лорда Милтона и нескольких его барристеров снова отправились в центральный уголовный суд, а Иви в очередной раз решила остаться в Темпле. Сеймоур посмотрел на юных вампиров и снова повернулся к сестре.

«Мне можно сегодня пойти с тобой?»

Вампирша небрежно пожала плечами.

— Не стоит, я не планирую ничего интересного.

«Тем не менее ты не отправилась на слушание вместе с остальными».

Сеймоуру показалось, что на лице Иви промелькнуло презрительное выражение.

— Какое мне дело до преступлений, совершенных людьми? До того, как они обманывают и убивают друг друга из-за ненависти и денег?

«Раньше ты так не говорила», — отметил Сеймоур.

— Возможно, — сказала Иви.

Затем вампирша снова отправилась в библиотеку Внутреннего Темпла и продолжила изучать собранные там книги и рукописи.

Поскольку Иви не приказывала Сеймоуру оставить ее в покое, оборотень отправился за ней и тихо проскользнул в крохотное затхлое помещение. Примостившись у ног сестры, он наблюдал за тем, как она осторожно перелистывает ветхие страницы древних фолиантов. И хотя на первый взгляд казалось, что вампирша лишь бегло просматривает их содержание, Сеймоур не сомневался: она не пропускает ни одного слова и может повторить все прочитанные тексты наизусть.

— Ты переоцениваешь мои способности, — сказала Иви, не отрывая глаз от книги.

«Вряд ли, если ты к тому же успеваешь читать мои мысли».

— Просто привычка.

В комнате снова воцарилось молчание. Прочитав еще три книги, Иви отодвинула их и замерла. Сеймоур мирно дремал, пока не почувствовал вокруг сестры ауру гнева, которая сменилась волной ненависти. Волк испуганно поднял голову и внимательно посмотрел на Иви. Лицо вампирши исказилось. Казалось, в библиотеке осталось лишь тело, физическая оболочка Иви, а ее мысли умчались куда-то вдаль. Вот только куда?

Не в первый раз Сеймоура охватило дурное предчувствие. Когда начались эти странности? Волк задумался, хотя в глубине души уже знал ответ на этот вопрос и боялся того, что за ним скрывалось. Да, беспричинный гнев стал охватывать Иви после освобождения из лап Дракулы. Видимо, похищение и время, проведенное в карпатской крепости, не прошли для нее бесследно. Неужели разум Иви до сих пор находился под влиянием Дракулы?

Сеймоур увидел, что лицо вампирши снова расслабилось. На губах Иви промелькнула улыбка, она открыла глаза и бросила на брата осмысленный взгляд. Было видно, что вампирша вернулась в библиотеку Внутреннего Темпла.

— Не смотри на меня так, — резко сказала Иви.

«Но я беспокоюсь. Твоя поездка в Трансильванию очень на тебя повлияла».

— Моя поездка? Отлично сказано. Как будто я сама отправилась туда, чтобы полюбоваться горами.

«Я прекрасно знаю, что ты поехала с Дракулой не по собственной воле. Он сковал твой разум, зажал его в железные тиски своей воли и практически парализовал. В этом и кроется причина моего беспокойства. Ты заметила, как сильно изменилось твое поведение после возвращения из Поенари? Ты часто выглядишь так, словно твои мысли витают где-то далеко. Меня тревожат резкие смены настроения и вспышки ярости, которых я раньше за тобой не замечал. Боюсь, Дракула слишком глубоко проник в твой разум».

Сеймоур остановился, чтобы понять, слушает ли его Иви, и лишь потом решился высказать пугающее его предположение.

«Может быть, тебе не удалось до конца разорвать связь между своим и его разумом? Что, если он до сих пор незаметно влияет на твои мысли, чувства и даже поступки?»

Иви закрыла последнюю книгу, поставила ее обратно на полку и лишь после этого повернулась к Сеймоуру. По лицу вампирши нельзя было понять, какое впечатление произвели на нее слома оборотня. Она подошла к потайной двери, пропустила Сеймоура вперед и закрыла ее за собой. Волк думал, что уже не получит ответа на тревожившие его вопросы, но тут Иви снова повернулась к нему и неожиданно ласково сказала:

— Не беспокойся, брат. Все не так, как ты думаешь. Скорее наоборот. Да, наоборот!

С этими загадочными словами вампирша вышла из библиотеки, а волк еще долго размышлял над тем, что же они могли означать.