Наследники предтеч 1

109 сутки. Джунгли

Утром с Сергеевских плотов просигналили о остановке.

— Так, люди-человеки, берем корзины и в лес за папортошкой, пока другие самое лучшее не разобрали, — собрав свою группу, бодро предложил Илья.

— Я плот посторожу, как обычно, — явно не испытывая особого желанием копаться в земле, попытался отговориться математик.

— Успеешь ещё посторожить. Я, может, своим способом добычи поделиться хочу, — с горящими глазами потёр руки химик. — У нас с Юлей только две большие тайны: про троллей и лёгкий способ добычи папортошки.

— Ну, только если действительно лёгкий, — не очень радостно кивнул Игорь, сортируя корзины.

Едва плот закрепили на мелководье и на берег перекинули небольшой бамбуковый мостик, Илья почти вытащил нас на землю и повел куда-то вглубь джунглей.

— Эй, ты куда, вон же кусты папортошки, — попытался остановить его математик, показывая на небольшие заросли, которые уже оживлённо осваивали соседи.

— Не, такие нам не подходят, — пренебрежительно махнул рукой химик.

В течение получаса мы углублялись в лес, Илья с Юлей петляли по сторонам, тщательно пресекая любые наши попытки свернуть к папортофельным кустам. Они демонстративно игнорировали даже удобные и занимающие немалую площадь заросли, заводя нас всё дальше и дальше.

— И это называется лёгкий способ, — не выдержав, вздохнул математик. — Уже давно могли капитально окопаться. Тоже мне Сусанины.

— Есть! Я нашёл! — радостный крик химика отвлек нас от очередной попытки повернуть к приглянувшемуся кусту. — Идите сюда.

— Если это папортошка, то я тролль, — увидев результат поиска, потянула я.

Илья, гордо выпятив грудь, стоял на протоптанной во влажной толще красного мха узкой тропинке. Опустившись на корточки, я потрогала след на обнажённом клочке земли.

— Это не человеческая тропа, — соотнеся трёхпалую форму отпечатка и его размеры, осмелилась предположить я. — Кабаны?

— Именно! Кабанчики родимые!

— Эээ, мы же вроде не на охоту, а за папортошкой отправились? — забеспокоилась Надя.

— Я как-то тоже пас, на таких крупных животных нападать, — признала я. — По мне, нам змей с ящерицами и прочей мелочи за глаза хватит.

— Да не волнуйтесь, — рассмеялась Юля. — Мы с Ильей не дураки с кабанами ссориться. Скорее наоборот. Идём, — оставив нас в недоумении, сладкая парочка дружно направилась по тропинке. Я снова наклонилась над следом.

— Одно хорошо: кабаны шли в другую сторону.

— Мне даже любопытно становится, что за способ такой, — заинтересованно заявил математик, и мы ускорили шаг, догоняя обогнавших нас друзей.

Вскоре мы вышли к небольшой возвышенности, ещё недавно обильно поросшей папортофельными кустами. Сейчас холмик выглядел так, будто по нему бульдозер прошёлся. Подобную картину, хотя и в меньшем масштабе, я видела в свою первую встречу с кабанами.

— Ладно, животные тут хорошо покопались, что с того? — спросила я. — Или ты хотел сказать, что здесь земля мягче и рыть легче? Так и там не так уж сложно.

— Нет, не угадала, — покачала головой Юля. — Идите сюда.

— Кабаны очень любят папортошку и регулярно раскапывают кусты, — широким жестом обводя вывороченные растения, сказал химик. — Но кабанам нравятся только молодые клубни, с тонким пробковым слоем, а зрелые, которые гораздо лучше хранятся, их совсем не интересуют. Поэтому, если прийти немного позже их, пока не начался ливень и клубни не унесло потоком, можно практически без труда набрать отборной папортошки.

Приглядевшись, я поняла, что Илья прав. Хотя с первого взгляда казалось, что кабаны почти ничего не оставили, немного поворошив верхний слой почвы, перемешанный с мхом, мы наткнулись на целые залежи клубней, причём крупных, почти один к одному, с толстой кожурой. Несмотря на то, что папортошки мы нашли много, наполнить все корзины остатками с кабаньего стола не получилось, пришлось подкопать десяток кустов на обратном пути. Но всё равно, даже учитывая большое расстояние, пройдённое нами до места пиршества кабанов, мы потратили почти в два раза меньше времени, чем если бы выкапывали все клубни сами. И качество папортошки вряд ли бы смогло сравниться с нынешним.

— Теперь я понял, как ты так быстро целый мешок отборных клубней набрать смог, — уважительно поклонился химику Игорь. — А я-то недоумевал, почему ты не просто на папортошку пари заключил, а на самую лучшую.

— Именно, — кивнул Илья. — Когда я увидел, что они из своей цитадели вообще выходить боятся, то понял, что пара часов пути — и я найду нетронутую папортошку. А где папортошка — там и кабаны.

— Интересно, пользуется ли ещё кто-нибудь таким способом добычи? — задумчиво потянула я.

— Кто-нибудь да пользуется, — уверенно заявил химик. — Но таких меньшинство. Ведь чтобы найти этот способ, надо не просто смотреть, но и видеть, а это не все умеют. Если честно, то насчёт папортошки не я первый понял, а Юля.

— Зато Илья нашёл, как не ссориться с троллями, — сделала встречный комплимент астроном.

— Тсс, — шикнула на них я. — Мы уже к плотам подходим, услышат ещё те, кому об этом знать не обязательно.

Освободившись от груза и немного отдохнув, я сделала две быстрые ходки за фруктами на ближайшие деревья, после чего, посчитав, что выполнила свою долю обязанностей, отправилась побродить вдоль плотов. И вскоре сделала вывод, что отличить цитадельских от остальных очень легко, и отнюдь не только по внешности, хотя и она сильно разнилась. Когда я только присоединилась к людям, ещё до отплытия, многие из живущих в лагере выглядели не столько худыми, сколько стройными и поджарыми, а сейчас и вовсе округлились и стали весьма упитанными. А эти, несмотря на то, что Сергей всех присоединившихся обеспечил достаточным питанием, до сих пор истощены, с резко выпирающими рёбрами и очень часто нездорово раздутым животом. Но главное, что отличало всех нас от цитадельских, так это отношение к окружающему миру. Для «стареньких» река и джунгли по берегам воспринимались ничем иным, как домом, кормильцем и другом, для беженцев — врагом, выжидающим удобного момента, чтобы вцепиться в глотку. Даже выгляди все одинаково, настороженные испуганные взгляды, нервные движения, постоянная скованность и какая-то скрытая агрессия в смеси с обречённостью легко позволили бы отличить цитадельских от остальных. Неужели всё это только из-за того, что наши перед объединением пару месяцев пожили одиночками или небольшими группами, а цитадельские сразу основали город? К моему огорчению, беженцы подтвердили мои опасения, стараясь скрыться или хватаясь за оружие, стоило только им меня заметить.

— Пантера, привет, а Оборотень тоже тут? — поздоровалась вышедшая из кустов Тёмная.

— Нет, его нет, — хмуро ответила я, рассматривая негритянку. Она, кстати, сильно отличалась от остальных цитадельских, как по внешности, так и по поведению. Не знай я её раньше, приняла бы за кого-то из «стареньких».

— Ну и хорошо, — к моему удивлению, женщина облегчённо вздохнула. — Он тебя когда отпустил?

— Он вообще меня не отпускал, — холодно отрезала я.

— Отойдем, поговорим?

Я задумалась. Общаться с предавшим меня человеком не хотелось. С другой стороны, выслушав объяснения, можно если не простить, то хотя бы понять. Согласно кивнув, я отошла немного вбок от плотов и устроилась у берега.

— Прости, что так вышло, но я не могла пойти против Оборотня. Честно говоря, скажи ты раньше, что живешь с людьми, я бы тебя ни в жизнь с ним знакомить не стала. А вот с Марком могла бы. В любом случае, прошу прощения за то, что случилось, и рада, что с тобой всё в порядке.

— Ладно, — согласилась я, попытавшись представить, как бы я повела себя на её месте и придя к выводу, что, скорее всего, точно так же. — А Марк — это тот, на котором ты верхом ехала?

Тёмная смутилась.

— Просто он и бегает быстрее, и пираньи его не кусают, а меня бы заживо сожрали.

Я понимающе хмыкнула.

— Да, в этом плане у нас преимущество. Но ты уверена, что Марк достаточно разумный для нормального общения? Может, он такой же, как Оборотень.

— Нет, не такой. Я могу за него поручиться, — горячо встала на защиту мужчины Тёмная. — Оборотень зациклился на войне и мести, с ним ни о чём другом практически и поговорить-то не удавалось. А Марк — нормальный.

— А разве он не воевал с цитадельскими? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Воевал, конечно, но ведь там ситуация такая сложилась, что даже я воевала, — вздохнула негритянка. — Люди из цитадели не желали мира ни с кем, хоть сколько-нибудь отличающимся от них. Представляешь, они даже всех зеленокожих или красноглазых людей перебили, а тут вообще тролли и оборотни. Вот если кто-то поставит своей целью тебя уничтожить, разве ты не станешь защищаться?

— Конечно, стану, — призналась я. — Но ведь можно было уйти подальше.

— Наверное, да, — на мгновение задумалась Тёмная. — Но, честно говоря, мне такое простое решение в голову не пришло. Да и потом, что будет, если они победят в этой войне? Не двинутся ли они дальше, уничтожая на своём пути всё, что хоть немного отличается от них самих?

Я поёжилась от услужливо нарисованной воображением неприятной картины.

— Илья считает, что цитадельские проиграют, и я тоже на это надеюсь.

— Ничего, если там Оборотень остался, то уж он-то постарается, чтобы проиграли, — нахмурилась негритянка.

— Почему? — я с интересом взглянула на неё.

— Цитадельские убили его жену и детей, да и потом…

— Жену? Из троллей? — азартно перебила её я, вскочив. Хоть бы не из троллей!

— Нет, такую, как ты.

— И как она выглядела?

— Похожая на тебя, только ростом чуть повыше, чем ты, с темнозелёными волосами и жёлтыми глазами.

— Насколько выше?

— Да совсем чуть-чуть, может, сантиметров на пять, — Тёмная с удивлением наблюдала за моей бурной реакцией.

— Значит, у нас действительно настолько сильные половые различия… А дети? Ты их видела?

— Нет, детей не видела, — покачала головой негритянка. — А что?

— Да ничего, просто я вообще в первый раз слышу о другой женщине моего вида, вот и хочется узнать поподробнее.

Тёмная понимающе улыбнулась.

— Ладно, теперь я пойду, а то скоро отплываем, а я ещё кое-что собрать хотела. Мир? — неуверенно уточнила она, вставая.

— Мир, — аккуратно пожав протянутую руку, согласилась я.

110 сутки. Река

На следующий день я перечитала записи в своём дневнике и пришла к выводу, что есть один всё ещё актуальный вопрос, ответ на который найти так и не удалось. Но сейчас, когда мы пусть ещё не друзья, но уже хорошие знакомые, вполне можно просто спросить. Не ответят, так не ответят, но хуже от этого точно не станет. Тем более, что об этой загадке я невольно вспоминала каждый раз, когда видела одного из временно переехавших к нам на плот мужчин — владельца нескольких велосипедов. Ну вот зачем спасать их вместо топоров, вёдер или ещё чего-нибудь, хоть насколько-то более полезного в джунглях?

— Давно хочу поинтересоваться, а почему у вас такой странный набор вещей? — начала я разговор за ужином. — Не верится, что никто из вас не назвал хоть что-то из самого простого и необходимого.

— Встречный вопрос, — улыбнулся Маркус. — Почему у тебя с собой только нож и украшения? Если, разумеется, не считать кольцо-определитель?

Слова физика заставили задуматься. С одной стороны, не раскрывая тайны выбранных предметов, я не смогу объяснить, почему их так мало, с другой — врать в открытую не хочется. Хотя можно попробовать отговориться общими словами…

— Я, когда только проснулась, сразу же очень напугалась и убежала с того места, даже не подумав о выбранных у керелей вещах. А потом так и не вернулась на то место… — я вздохнула. Вот, вроде бы и сказала истинную правду, а чувствую себя не очень-то хорошо. Лгуньей. Ладно, прощу себя и на второй раз (впервые такое ощущение возникло в один из первых дней, при общении с Дмитрием), но больше так делать не стоит — либо совсем изведусь от мук совести, либо привыкну и начну врать направо и налево. А ещё неизвестно, что из этого хуже.

Как бы то ни было, окружающие не заметили моих душевных метаний (или если заметили, то списали их на что-то другое).

— Неприятно, — кивнул Маркус. — Прости, что разбудил воспоминания. Нет, большинство из нас взяли и гораздо более полезные для выживания предметы, но сохранить их оказалось намного сложнее.

— Грабители? — недоуменно уточнила я. Действительно, скорее всего, в первую очередь, преступников заинтересует то, что дает преимущество. Но, с другой стороны, что помешает им забрать всё имущество?

— Не только грабители… — начал говорить Игорь, но его резко перебил зеленокожий.

— Но и они тоже. На мой взгляд, примерно пятьдесят на пятьдесят.

— Ещё тролли. Понимаешь, они не совсем как обычные люди действуют, — продолжил математик, дождавшись, когда Росс замолчит. — Когда нападают обычные преступники, то их жертвы чаще всего лишаются всего имущества. А вот если при встрече с троллями бросить вещи и сбежать, часть из них останется нетронутой. Так что потом можно вернуться и забрать то, что не взяли тролли. А утаскивали они, в основном, как раз то, чем можно непосредственно воспользоваться.

— То есть верёвки, рюкзаки, рабочий инструмент, котелки, гамаки и тому подобное, — пояснила Лиля. — А колбы, микроскопы, украшения или гитары их совсем не интересуют.

— Почему? — удивилась я.

— Скорее всего, потому что из-за болезни у троллей, в первую очередь, пострадало более абстрактное мышление, — высказал предположение Дет. — Впрочем, это, думаю, и так всем очевидно.

— Не всем, — немного обиженно буркнула я. — Но я видела, что они ведут себя странно: то чуть ли не дерутся за вещи, то теряют к ним интерес.

— Это тоже есть, — кивнул Илья.

— Ладно тролли, их поведение можно объяснить болезнью, — нерадостно вздохнул Сева. — Гораздо хуже то, что и среди вроде бы нормальных людей есть существа без чести и достоинства. Вот что огорчает меня сильнее всего.

Я опустила голову. Действительно, неприятно. К тому же, если поверить Талю (а считать его слова ложью или выдумкой нет никаких причин), то мои сородичи тоже отличились не слишком благородными деяниями. И вдвойне грустно за-за отсутствия хоть каких-то гарантий порядка и безопасности в дальнейшем. Да и возможно ли такое вообще?

— А вот, кстати, мне тоже кое-что интересно! — перевёл тему математик. — В самом начале, когда я придумывал вещи, которые возьму с собой, то я был ещё другим и многое оценивал иначе, — посмотрев на недоуменные лица остальных, Игорь поспешил пояснить: — То есть я бы сказал, что тогда я был ещё из прошлой жизни, а потом она осталась позади, как сон или прочитанная книга, и я будто бы родился заново. Вы ничего подобного не чувствовали?

Первым решился ответить Сева.

— Да, ты очень понятно объяснил. Я тоже изменился, как будто что-то забыл, как будто потерял все свои привычки и привязанности и получил шанс начать жизнь заново. Но потом, примерно через неделю, прошлые переживания вернулись. Может, не совсем, но почти.

— А у меня не вернулись, и я ничуть об этом не жалею, — отрезал Росс.

— Ко мне тоже не вернулись, и я тоже не жалею, — поддержал его Игорь.

— Вы просто не понимаете, не помните, что потеряли, — сочувственно посмотрел на них инженер.

— Я — помню, — холодно заметила Лиля и, помолчав, добавила: — Слишком хорошо помню, а хотела бы забыть. В первые дни, когда эмоциональная составляющая памяти ещё не вернулась, было лучше. Если бы мне дали выбор, я бы предпочла вообще не возвращать эту часть своей прошлой жизни. Факты остались, а это — главное.

— Вовсе нет! — раздражённо сверкнул глазами инженер. — Толку-то вам от фактов.

— А толку от лишних переживаний? — пожала плечами Света. — На мой взгляд, каждому — своё.

— Вот я тоже потом вспомнил, — добавил Маркус. — Но не полностью, прошлая жизнь всё равно осталась где-то там, далеко. Так что не думаю, что это хоть на кого-то сильно повлияло.

Сева со Светой переглянулись и нехотя признали, что они тоже не очень-то изменились из-за того, что к ним вернулась чувственная память.

— Народ, а что, если дело немного в другом, — предположил Игорь. — Что, если те, кто остался похож на себя прежних — вспомнили, а те, кто сильно изменился — нет? Например, я здесь веду себя не так, как там. Совсем не так, — математик погрустнел и замолк.

— И в чём же отличия? — хмыкнув, спросила Надя.

— Это не важно, — негромко, но уверенно ответил Игорь, и мы не стали расспрашивать дальше.

Разговор затих, но мысли остались. Судя по тому, что никто не стал опровергать версию математика, что-то в ней есть. А если примерить его теорию на саму себя? Сильно ли я изменилась? Проанализировав своё поведение в первые дни и сделав поправку на новое тело, его странные инстинкты и стрессовую ситуацию — что-то пришло, что-то ушло, но не очень-то много. Да, вначале у меня был шанс переоценить прошлую жизнь, но я уже тогда не посчитала её из рук вон неправильной. Может, именно потому и вернулась чувственная память, что она уже не могла помешать формированию новой личности?