Наследство из склепа

Глава 1 Актриса Лариса и ее разные туфли

Маша Пузырева в тот день практически полностью перевоплотилась в свою соседку – актрису Ларису Ветрову. Как и положено актрисе драмтеатра, она проснулась поздно, выпила чашку кофе, накинула на себя мамин роскошный французский халат и снова улеглась в постель. Щелкнула пультом – и экран телевизора поприветствовал Машу привычными рекламными сюжетами: шампуни, зубная паста, натуральные соки и жевательная резинка… Скучно. Было самое время побеседовать томным голосом с поклонниками, и как по волшебству зазвонил телефон.

– Сережа, это ты? – пропела Маша медовым голосом, радуясь, что позвонил ее дружок Сергей Горностаев. – Как здорово!

– Предки звонили?

– Во-первых, не предки, а родители, а во-вторых, нет, не звонили. Думаю, что они сейчас заняты друг другом. К тому же, еще такая рань!

– Да уже время обеда! Ты что, еще спишь?

– Сплю, а что, запрещено? – Маша даже говорить старалась таким же ленивым и капризным тоном, как Лариса. – И вообще, Горностаев, у нас каникулы, или ты забыл?

– В том-то и дело, что не забыл. Я все помню, потому и встал рано, привел в порядок тормоза…

– Ты что, был уже в гараже?

– Конечно, был, мы же договаривались. Или ты думаешь, что я настолько безответственный, что могу вот так наплевательски отнестись к своим обязанностям?

– Ладно-ладно, не духарись. Просто я действительно только что проснулась и нежусь в постели. Господи, как хорошо, что я дома совершенно одна!

И в эту минуту Маша почувствовала позади себя какое-то шевеление. Повернулась, и глаза ее встретились с полным презрения взглядом ее младшего брата Никиты, заползшего к ней под одеяло и теперь строящего ей рожицы.

– Вернее, почти одна, – уточнила Маша и показала брату язык. – Но Пузырек не считается… Главное, что нет родителей и теперь мы полностью предоставлены сами себе.

– Ты над маршрутом думала? – не унимался на другом конце провода Горностаев.

– Ну думала, – соврала Маша. Ее почему-то утомил уже этот разговор. Куда приятнее было бы услышать от Горностаева какой-нибудь взрослый комплимент или обещание подарка.

– Это далеко от Москвы?

– Нет, не очень… Знаешь что, Сережа, ты лучше приходи к нам, вместе и подумаем. Но только часа через два-три, идет?

– Ладно, идет, я еще перезвоню…

Маша положила трубку и нехотя поднялась с постели. Все, ее волшебное утро, полное грез, закончилось, и она снова превратилась в восьмиклассницу Машу Пузыреву. И теперь вместо того, чтобы учить роль и заниматься своей внешностью, ей придется тащиться на кухню и готовить завтрак для маленького десятилетнего братца Никиты.

– Вставай и ты, чудовище! – Она схватила Пузырева-младшего за розовые голые пятки и потянула. – Ты выбрал маршрут?

– Выбрал. – Никита состроил сестре очередную смешную рожицу, задрав указательным пальцем правой руки пипку своего маленького курносого носа, а пальцами левой руки оттянув нижние веки глаз книзу. – Только вы все равно никуда не поедете. Врете вы все.

– А вот и посмотрим…

И Маша, тяжело вздохнув и не в силах скрыть своего разочарования от вмешательства в ее утренние планы Никиты и Горностаева, заставила себя умыться и поставить чайник.

Их родители пару дней тому назад улетели в Крым, поручив на десять дней двух своих детей соседке Ларисе Ветровой. Лариса, женщина неопределенного возраста, но всегда выглядевшая на двадцать пять, встретила просьбу Пузыревых с радостью. Она была одинока. «Театр – вся моя жизнь!» – любила повторять Ветрова, как бы говоря: я одна, и у меня в жизни ничего, кроме театра и моих ролей, нет.

– Вы, Тамарочка, – говорила она Машиной маме, – не переживайте. Я ваших ребят и покормлю и прослежу, чтобы у них все было чисто и пристойно. Поезжайте, отдохните пока без них, а пятнадцатого я сама посажу их на самолет и отправлю в Симферополь. Можете на меня полностью положиться…

И Пузыревы улетели. Как большие уставшие птицы – на юг, к солнышку и морю. А Лариса Ветрова, не откладывая дела в долгий ящик, в первый же день приготовила детям обед, испекла пирог и даже купила Никите новую видеокассету с мультфильмами. Словом, теперь в ее жизни появилась новая роль – роль мамы, за которую актриса и взялась со свойственным ей рвением.

Ветрова приходила к Маше с Никитой уже два дня – утром и вечером, и всегда с ее приходом в доме появлялось что-нибудь вкусное или полезное. То печенье с первой черешней, то красивая хрустальная сахарница (у Пузыревых их сахарница разбилась в день отъезда родителей).

Но вот сегодня Лариса почему-то утром не пришла. «Проспала», – решила про себя Маша, разбивая куриные яйца в миску и пытаясь их взбить веселкой.

– Никита, я делаю омлет и никаких возражений не принимаю! – крикнула Маша брату из кухни. – А ты поди умойся, заправь постель, оденься… Уф… – Она снова вздохнула.

И в это самое время в дверь позвонили. «Наконец-то пришла». И Маша, в полной уверенности, что это явилась с опозданием их соседка, побежала в коридор. Но, распахнув дверь, не увидела никого. Это означало, что тот, кто пришел, стоял за их общей с Ларисой дверью, на лестничной площадке.

– Это я, Сергей…

И Маша, застигнутая врасплох в домашнем мамином халате, сначала кинулась в квартиру, переоделась в шорты и майку, а уж после открыла дверь и впустила Горностаева.

– Мы же договаривались: через два-три часа… Но раз уж пришел – заходи…

Сережа Горностаев – высокий худенький блондин с большими карими глазами, смотрящими на мир по-взрослому серьезно и немного грустно – всегда казался Маше старше, чем она. И несмотря на то, что они были ровесниками и учились в одном классе, в любом их споре последнее слово почему-то всегда оставалось за Горностаевым, хотя «по статистике», как любила повторять Маша, «девочки развиваются намного быстрее мальчиков». Очевидно, Сережа составлял в этом мальчишнике приятное исключение.

– Да я, собственно, и не собирался приходить к вам так рано, если бы не одно обстоятельство…

Говоря это, Сережа почему-то смотрел не на Машу, а поверх ее головы, на дверь Ветровой.

– Послушай, Маша, или я что-то не понял и актерам положено так себя вести на улице, либо с вашей соседкой Ларисой что-то случилось… – И он многозначительно покрутил пальцем возле виска.

– А что с ней могло случиться? Ты что, видел ее?

– Вот как тебя! Но она была очень странно одета, во-первых. Во-вторых, на ней были разные туфли. На одной ноге – розовая туфля, а на другой – зеленая! А вместо нормальной одежды на ней был длинный плащ! И это летом, когда все ходят раздетые. Как ты можешь это объяснить?

– Честно говоря, пока не знаю. Знаешь что? Давай-ка позавтракаешь с нами, посидим – поговорим.

И Маша, не придавая значения Сережиным словам и как бы тем самым защищая свою любимую соседку, пригласила Горностаева прямо на кухню.

– Видишь ли в чем дело, дорогой Сережа, – говорила Маша, думая о чем-то своем и при этом продолжая готовить омлет, – люди искусства, люди творческие сильно отличаются от нас, простых смертных. Им по штату положено гулять в чем заблагорассудится, это их право. Вот я когда буду постарше, тоже буду носить в жару плащ или вообще норковое манто. А ты как думал? Красота требует жертв. А то, что Лариса надела разные туфли… Что ж в этом удивительного? Человек таким образом выражает себя. Быть может, у нее действительно сейчас такая роль, в которую она и вживается. Так что выбрось все это из головы… Никита, ты почистил зубы?

– Привет, Пузырек, – поздоровался с Никитой Сережа, по-мужски пожав ему руку. – Как дела? Не достает тебя Машка?

– Пока нет, но ведь всего два дня прошло. Не знаю, как она будет себя вести дальше. Но вообще-то думаю, она тебе врет, когда говорит, что поедет с тобой…

– Никита! Что ты такое говоришь?! Предатель!

Речь шла о том, что почти весь учебный год Сергей с Машей мечтали о том времени, когда их родители куда-нибудь уедут – одновременно, и они смогут воспользоваться их отсутствием и совершить на свой страх и риск путешествие на автомобиле. И пока на улице был мороз и шел снег, их мечта казалась далекой и несбыточной. Но вот теперь, когда настало лето и случилось невероятное – Пузыревы улетели на юг, а Горностаевы решили навестить своих родителей и отправились на две недели в деревню Романовку, – мечта приобрела довольно реальные очертания. Но если Сергей был готов пуститься в это рискованное путешествие чуть ли не в первый день отсутствия родителей, то Маша со свойственной ей медлительностью и нерешительностью боялась признаться Горностаеву в том, что внутренне не готова к такому отчаянному поступку. Дело в том, что путешествие обещало быть, во-первых, достаточно долгим, во-вторых, опасным уже по той причине, что за рулем стареньких отцовских «Жигулей» должен был находиться несовершеннолетний Сережа. То есть все зависело от счастливого случая, который позволил бы ребятам благополучно выбраться за пределы Московской кольцевой автодороги, то есть не быть остановленными работниками ГАИ. И если Маша втайне мечтала как раз о том, чтобы их остановили и вернули домой, потому что и представить не могла, что будет с ее родителями, когда те узнают о том, что она решилась на такой безумный поступок, то Серега молил бога, чтобы «пронесло».

Целью путешествия было тихое и живописное место рядом с рекой Гили, где бы ребята разбили палатку и пожили самостоятельно «дикарями», отдыхая от своих «детских» обязанностей перед родителями и всем миром и, конечно, от учебы и холода. Это место, которое они про себя называли «Раем», должно было бы стать ИХ местом, куда бы они могли приезжать и будучи взрослыми. Сергей мечтал оборудовать там тайник, куда можно было бы прятать и палатку, и консервы, и даже мангал. В их планы, помимо младшего брата Маши, Никитки (которого они про себя называли Пузырьком из-за его чрезмерного пристрастия к кока-коле и фанте), входил и лучший друг Горностаева Сашка Дронов. Но так случилось, что родители увезли его в Испанию уже в первый же день летних каникул. Да так неожиданно, что Дронов успел предупредить Горностаева об этом лишь за полчаса до отъезда.

«Извини, друг, – вздохнул Сашка на другом конце трубки, – но мои предки всегда ставят меня перед фактом… Поезжайте втроем, а я буду мысленно с вами». Вот так и случилось, что теперь все зависело лишь от Горностаева да от решительности Маши. Что касалось Пузырька, то он за Сергеем готов был пойти куда угодно и своим отчаянным характером сильно отличался от своей осторожной и правильной сестрицы. И теперь, когда он понял, что Машка засомневалась и что теперь придется приложить немало усилий, чтобы убедить ее в том, что нельзя упускать такую возможность отдохнуть и почувствовать себя взрослыми, ему ничего другого не оставалось, как рассказать обо всем Горностаеву.

– Я не предатель, просто Сергей должен знать, что мы едем с ним вдвоем, что ты не поедешь. И ни над каким маршрутом ты не думала, не сочиняй… Ты сдрейфила, испугалась, признавайся, чего уж там…

Он говорил так нарочно, чтобы Маша разозлилась и сказала, что все это неправда, что она не такая трусиха, какой ее только что выставил ее братец. Но Маша повела себя довольно странно, чем удивила не только Никитку, но и Серегу.

– Я не испугалась, просто перед тем, как выбрать маршрут, надо сесть и подсчитать, сколько на все это потребуется денег, и составить список необходимых вещей. Деньги нам понадобятся на бензин и на тот случай, если мы где-нибудь застрянем и надо будет заплатить тому, кто согласится нас вытащить или привезти домой. Кроме того, наверняка будут и непредвиденные расходы… Вот был бы Сашка, он бы все подсчитал. Мы же как планировали? Сережа отвечает за машину и все, что связано именно с нашим передвижением: а это техническое обеспечение, ремонт и топливо. Я – за кухню и все, что связано с едой. А Саша – за все остальное.

– А я? – удивился Пузырек. – За что должен был отвечать я?

– За напитки, за воду – ее количество, качество и сохранность, – серьезно ответила Маша. – А я не собираюсь взваливать на себя ответственность за все, кроме машины. Вот поэтому я и не стала пока разрабатывать никаких маршрутов и даже мечтать. Мне все это показалось слишком тяжелым…

Говоря так, Маша перевернула лопаточкой румяный омлет прямо на большое блюдо и разделила на три равные части, которые разложила на тарелки.

– К тому же вы забыли, наверно, что за нами попросили присматривать Ларису. Вы подумали о том, под какой удар мы подставим ее, когда она обнаружит наше исчезновение? Ведь о том, чтобы посвятить ее в наши планы, не может быть и речи!

Сергей, молчавший все это время, придвинул к себе тарелку и, покачав головой, сказал:

– Тогда я поеду один. Машина у меня готова, деньги на бензин я копил весь год, тушенку куплю, палатка есть… Вот только одному как-то… – И он, с трудом подавляя в себе желание раскиснуть прямо на глазах у кормившей его Маши, вдруг неожиданно отодвинул от себя тарелку. – Ну ладно, я пошел. Если до вечера не соберетесь, я поеду один. А что касается вашей соседки, то ты же сама, Маша, говорила: люди искусства сильно отличаются от простых смертных. Я бы на вашем месте нашел слова, чтобы убедить ее в том, чтобы она позволила вам поехать со мной. Тем более что со мной она более-менее знакома.

И как бы в подтверждение его слов в общем коридоре послышался звон ключей, довольно громкие шаги и хлопанье соседской двери.

Маша кинулась в прихожую, открыла дверь и замерла, прислушиваясь к доносящимся из ветровской квартиры звукам. Приложив палец к губам, Маша вся обратилась в слух. У Ларисы был гость, мужчина, который довольно громко и бесцеремонно разговаривал с актрисой. Да что там: кричал на нее! Сначала слов было не разобрать: мужчина говорил тише, но словно доставляя каждым своим словом боль женщине.

– Учит роль, – прошептала Маша, в душе восхищаясь тому, насколько творчески и самоотверженно Лариса отдается искусству. Она не забыла слова Сергея о том, в каком виде он встретил соседку на улице.

Но чуть позже Лариса уже рыдала совсем натурально, приговаривая одни и те же слова:

– Это не я, вы меня с кем-то спутали. Я не хочу туда лететь, я там никого не знаю. У меня на носу премьера… На мне двое детей, кто за ними присмотрит?..

Дверь, ведущая в коридор, была открыта, и то, что происходило в квартире Ветровой, могли слышать, кроме Маши, и мальчишки.

– Что-то мне не верится, что она учит роль, – сказал Сергей тихо, продолжая слушать и боясь пропустить хоть слово. – Разве можно так натурально рыдать?

– Вообще-то Лариса – талантливая актриса, она и раньше рыдала… Не знаю, что и сказать… А может, постучать к ней? Она откроет дверь, и если на лице будет улыбка, то сразу станет ясно, что Лариса играет и что ее слезы – искусственные…

И не успели они опомниться, как Маша спокойно подошла к двери соседки и позвонила.

– Лариса! – позвала она актрису по имени, как было принято. – Это я, Маша. Вы не позавтракаете с нами?

Спросила и замерла, ожидая, что будет дальше. И действительно, за дверью все стихло, и несколько минут не было слышно ни звука. После чего все же где-то в глубине квартиры произошло какое-то движение, послышались торопливые шаркающие звуки, и дверь открылась. Красное заплаканное лицо актрисы Ветровой сияло улыбкой:

– А… Это вы, ребята… Вам что-нибудь нужно?

Маша заметила, что Лариса стоит босиком, а на ней красные брюки и желтая домашняя майка. От Ветровой пахло сердечными каплями (Маша хорошо знала этот запах: корвалол Лариса принимала обычно в дни премьер, и на этот случай в Машиной семье всегда хранился пузырек-другой).

– Вы репетируете? – смутилась Маша. – Извините, что я помешала. Просто вы так натурально плакали, что мы с Никитой испугались. А так нам ничего не нужно, мы сами приготовили завтрак и даже хотели вас пригласить.

И хотя Лариса выглядела не совсем обычно и явно чувствовалось, что она нервничает, Маша приписала это к разыгрываемой только что какой-то душещипательной сцене. Наверняка в таком же возбужденном состоянии был и актер, который находился где-то в глубине квартиры.

– Да… Мы тут репетируем, все в порядке. Завтракайте без меня… Маша, Машенька, – вдруг зашептала она быстро и шепотом, – позвони, пожалуйста…

Но она не успела договорить – словно невидимым воздушным потоком, ее втянуло в квартиру, и дверь захлопнулась.

Маша, обернувшись на выглядывающих из дверного проема Сережу с Никитой, пожала плечами: она ничего не поняла.

– Ладно, завтракаем дальше, – решила Пузырева. – Мы с вами – форменные болваны (она точь-в-точь повторила папино выражение). И как это нам в голову не пришло, что они не репетируют, а выясняют отношения… А что, если мужчина, который находится в квартире, ее друг, возлюбленный? А мы, дураки, распереживались!

Все вернулись за стол, доели омлет, и Маша налила всем чаю. Впереди ее ждал долгий и утомительный день, заполненный бездельем. Если Лариса и дальше будет себя так вести, то есть забросит их из-за какого-нибудь мужчины, то ей, Маше, придется готовить еще и обед, а то и вовсе приняться за стирку. Такая перспектива ее не устраивала. И хотя Маша сидела сейчас за столом и пила чай, мысли ее уплыли далеко-далеко, в дивный сосновый лес с большой солнечной поляной, рядом с которой пологий берег чистого водоема; она осторожно ступает в прохладную прозрачную воду, распугивая маленьких рыбок, затем, сама превратившись в рыбку, ныряет с головой в тугую, перехватывающую дух водную темень и плывет, плывет, отдаляясь от берега все дальше и дальше… Затем выныривает, поднимает голову и чувствует распространяющийся вокруг запах костра и печеной картошки; а кругом такая тишина, что хочется услышать дыхание самой воды…

Маша пришла в себя, когда ее кто-то тронул за плечо. Она повернула голову и увидела испуганные глаза брата.

– Ты уснула, что ли?! – тряс он ее за плечо. – Ветрова уехала, вон она, уже села в машину с каким-то типом и уехала…

Маша подскочила к окну и увидела отъезжающую от подъезда большую черную машину с темными стеклами. Сережа Горностаев, стоявший рядом, тихо заметил:

– Я видел, что он почти насильно усадил ее в машину и что она, перед тем как сесть, посмотрела на твои окна. Маш… Она хотела тебе что-то сказать.

– А в чем она была? Снова в разных туфлях? В плаще? – Сердце Пузыревой сжалось от нехорошего предчувствия.

– Да нет, она была шикарно одета, в черный костюм и обута в черные туфли.

– А еще этот тип держал в руках большой черный чемодан, – подал голос Пузырек. – Это ее чемодан, точно, я сам видел его у Ларисы на шкафу… И вообще, она разрешала мне прятаться в нем. Она уехала, Маша. И даже ничего не сказала.

Маша снова бросилась к двери и выбежала в коридор. Подошла к двери Ларисиной квартиры и толкнула ее. Она оказалась не заперта.

– Сережа, Никита… Идите сюда… – И Маша закричала, увидев на полу рядом с разбросанными как попало плащом, туфлями и сумками лужу крови.