Наставление в христианской вере, тт. 1,2

3. При этом следует беречься дьявольских мечтаний Сервета³, который, желая подчеркнуть величие милости Христа или делая вид, что того желает, вообще отрицает значение обетовании, как будто бы они закончились вместе с прообразами (figures)³. Он уверяет, что в Евангелии нам дано исполнение всех обетовании — как будто бы между Иисусом Христом и нами нет никакой разницы. Выше я показал, что Иисус Христос не оставил не исполненным ничего, что требуется для нашего окончательного спасения. Однако слишком глупо заявлять, что мы уже пользуемся благами, которые Он для нас приобрёл, словно ложны слова св. Павла о том, что наше спасение сокрыто в надежде*. Я признаю, что, веруя в Иисуса Христа, мы переходим от смерти в жизнь. Но нам следует ещё помнить высказывание св. Иоанна: «Мы теперь дети Божий; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин 3:2). Так что, хотя Иисус Христос дал нам в Евангелии истинную полноту духовных благ, пользование ими ещё скрыто как бы под стражей и под покровом надежды, пока мы, освобождённые от нашей испорченной плоти, не преобразимся в славе Того, Кто нам предшествует и нас превосходит.

До сих пор Св. Дух велит нам полагаться на обетования, а его авторитет куда как превосходит авторитет всех этих грязных псов из аббатств! Св. Павел говорит: «Благочестие на всё полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1 Тим 4:8). Поэтому он и гордится тем, что является апостолом Христа по обетованию жизни в Нём (2 Тим 1:1). А в другом месте он показывает, что мы имеем те же обетования, которые были даны отцам в древности (2 Кор 7:1). Короче, смысл нашего спасения он полагает в следующем: мы запечатлены обетованным Св. Духом, так как в действительности становимся причастны Иисусу Христу в той мере, в какой принимаем Его, принимая обетования Евангелия. В силу этого Он обитает в наших сердцах, и всё-таки мы ещё удалены от Него, как пилигримы, ибо мы ходим верою, а не видением. Эти два утверждения вполне согласуются

(1553). Последняя книга состоит из следующих трактатов: De Trinitate divina libri VII (Семь книг о Божественной Троице), De fide et iustitia regni Christi libri III (Три книги о вере и о справедливости Христова Царства), De regeneratione ас mandu-catione superna, et de regno Antichristi libri IV (Четыре книги о возрождении, о высшем благе и о царстве Антихриста), Epistolae triginta ad Calvinum (Тридцать писем Кальвину), Signa sexaginta regni Antichristi (Шестьдесят признаков царства Антихриста), De mysterio Trinitate apologia (Апология тайны Троицы). Письма Кальвину помещены в ОС, VIII.— Прим. франц. изд.

^а Servetus М. De fide et iustitia regni Christi, II, гл. I, p. 294; Epistolae... (ОС, VIII, p. 667-668).

* Синодальный перевод: «Мы спасены в надежде» (Рим 8:24).

друг с другом: в Иисусе Христе мы обладаем всем необходимым для совершенства небесной жизни, и всё-таки вера есть видение вещей невидимых. Надо лишь помнить, что различие Закона и Евангелия заключается в природе или в свойстве обетовании: Евангелие пальцем указывает нам на то, что в древности виделось в туманных прообразах.

4. Подобным же образом легко обнаруживается заблуждение тех, кто, противопоставляя Закон и Евангелие, видит лишь различие между наградой за добрые дела и не заслуженной добротой Бога, благодаря которой мы и получаем оправдание. Я признаю, что это различие не следует отбрасывать, так как св. Павел под Законом нередко понимает данные нам Богом правила доброй жизни. Исходя из них Бог требует от нас исполнения наших обязанностей перед Ним и не даёт никакой надежды на спасение, если мы не будем подчиняться этим правилам всегда и во всём; наоборот, Он угрожает нам проклятием, если мы допустим хотя бы малейшее их нарушение. Св. Павел делает это для того, чтобы показать, что мы становимся угодны Богу только благодаря его доброте, поскольку Он признаёт нас праведными, прощая наши грехи. Ибо иначе исполнение Закона, за которое обещана награда, было бы невозможно ни для одного человека. Так что св. Павел использует весьма подходящий способ выражения, противопоставляя праведность по Закону и по Евангелию.

Но Евангелие не заменяет собою Закон целиком в том смысле, что открывает перед нами иной путь к спасению. Оно, скорее, подтверждает обещанное в Законе и соединяет тело с его тенью¹⁰⁸. Иисус Христос, говоря, что Закон и пророки — до Иоанна (Мф 11:13; Лк 16:16), тем самым не утверждает, что отцы преданы проклятию, на которое обречены все, кто под Законом. Он имеет в виду, что они знали лишь начатки и не возвысились до столь высокого знания, какое содержится в Евангелии. Поэтому св. Павел, именуя Евангелие силой Божьей ко спасению всякому верующему (Рим 1:16), добавляет, что о нём свидетельствуют Закон и пророки (Рим 3:21). В конце этого Послания апостол, хотя и называет Евангелие откровением тайны, но, дабы лучше раскрыть его смысл, поясняет, что эта тайна была явлена и через писания пророков*. Отсюда можно сделать вывод, что когда он говорит о Законе в целом, то подразумевает,

что Евангелие отличается от него лишь по степени откровения. Впрочем, поскольку Иисус Христос открыл нам невыразимо огромный поток Божьей милости, то с полным основанием говорится, что с его пришествием на земле созидается Царство Небесное.

5. Иоанн Креститель стоит между Законом и Евангелием как посредствующее звено: он близок тому и другому. Из того, что он называет Иисуса Агнцем Божьим и жертвою для очищения от всех грехов и всякой скверны, следует, что он понял главный смысл Евангелия. Поскольку, однако, он не увидел несравненной славы и силы, явленной в Воскресении Христа, он стоит ниже апостолов. Именно это означают слова Иисуса Христа, что из рожденных женщинами нет большего, чем Иоанн Креститель, «но меньший в Царстве Небесном больше его» (Мф 11:11). Иисус здесь никого не оценивает, но, поставив Иоанна впереди всех пророков, Он тем самым возводит Евангелие на высшую ступень и по своему обыкновению именует его Царством Небесным. Когда же Иоанн, отвечая посланным от книжников, что он только глас (Ин 1:23), ставит себя как бы ниже пророков, то это не притворное самоуничижение. Он имеет в виду, что Бог не возложил на него иной миссии, кроме миссии глашатая, чтобы приготовить место великому Царю и подготовить народ к принятию Его, как и предрёк Малахия: «Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного» (Мал 4:5). И в самом деле, на протяжении всего своего проповедничества Иоанн лишь готовит учеников для Христа и подтверждает словами пророка Исайи, что это задание дано ему свыше. Именно в этом смысле Иисус Христос называет его светильником, горящим и светящим (Ин 5:35) — ясный день тогда ещё не наступил. Это, однако, не мешает считать Иоанна Крестителя одним из проповедников Евангелия: он, например, крестил, что впоследствии было возложено на апостолов. Но начатое им не было завершено, пока Сын Божий во всём величии своего Царства не открыл гораздо более широкий и великий путь перед своими апостолами.

Глава X

О ПОДОБИИ ВЕТХОГО И НОВОГО ЗАВЕТА

i. Из нашего предыдущего рассмотрения совершенно ясно, что все те, кого Бог от начала мира пожелал принять в сообщество своего народа, соединились с Ним, будучи связаны узами того же учения, которое дано и нам¹⁰⁹. Но поскольку это важное положение необходимо утвердить особо, я в качестве вспомогательного дополнения ещё скажу о том, каким образом древние отцы были причастниками одного с нами наследия и питали надежду на общее с нами спасение благодаря милости того же Посредника. Однако их положение в этом отношении было иным. Свидетельства, которые мы имеем в Законе и в Книгах пророков, достаточны, чтобы убедиться, что у Божьего народа никогда не было иных правил благочестия и другой религии, нежели те, которых держимся мы. Однако поскольку древние учители много и весьма решительно говорят о различиях между Ветхим и Новым Заветом, что может смутить не слишком искушённые умы, я посчитал за благо написать специальный раздел с тем, чтобы подробнее обсудить этот вопрос.

Далее, то, что в иной ситуации было бы просто полезным, становится совершенно необходимым ввиду злобной настойчивости, с которой это чудовище Сереет* и некоторые анабаптисты утверждают, что народ Израиля был словно стадо свиней. Они полагают, что наш Господь желал лишь утучнить им землю, использовать его как творило, не дав никакой надежды на небесное бессмертие¹¹⁰. Поэтому, чтобы уберечь верующих от этого смертоносного заблуждения и избавить простых людей от затруднений, с которыми сталкивается их сознание, когда речь заходит о различиях между Ветхим и Новым Заветом, мы кратко рассмотрим, что есть общего в союзе, заключённом Господом с народом Израиля до пришествия Христа, и союзом, который Он заключил с нами, явив Христа во плоти.

^а Servetus М. De iustitia regni Christi; Christianismi restitutio: De Trinitate divina, p. 233, 238 p.; De fide et iustitia regni Christi, I, гл. Ill, p. 305; II, гл. I, p. 314 p.; гл. II, p. 321 p.

2. Тот и другой союз может быть охарактеризован следующим образом. Союз, заключённый с отцами в древности, по своему существу и истинности подобен союзу с нами, который как бы образует с ним одно целое. Эти союзы различаются лишь порядком осуществления. Но, поскольку с помощью такой краткой формулы никто не может достичь вполне правильного понимания этого предмета, то, чтобы получить какую-то пользу, нужно рассмотреть его подробнее. Объясняя сходство или, даже больше, единство обоих союзов, излишне возвращаться ко всем тем вопросам, которые мы уже рассмотрели, а также примешивать к ним то, что должно быть разъяснено в другом месте. Здесь нам следует остановиться на трёх вопросах.

Во-первых, на том, что Господь не обещал евреям земного счастья и могущества в качестве цели, к которой они должны стремиться. Он усыновил их, дав надежду на бессмертную жизнь, объявил и засвидетельствовал усыновление — как в явлениях, так и в Законе и писаниях пророков. Во-вторых, на том, что союз, которым они были связаны с Богом, основывался не на их заслугах, а исключительно на Божьей милости. В-третьих, что они имели и познали Христа как Посредника, через которого они были соединены с Богом и стали восприемниками его обетовании. Второй пункт, пока ещё не разъясненный в достаточной степени, будет подробно рассмотрен в другом месте^а. Там с помощью многочисленных надежных свидетельств мы докажем, что все блага, когда-либо обещанные Господом своему народу, проистекают исключительно из его доброты и великодушия. Третий пункт мы вполне и достаточно легко обосновали в разных местах. Касались мы и первого пункта.

3. Однако поскольку первый пункт наиболее тесно связан с рассматриваемым предметом и вызывает самые горячие споры и контроверзы, необходимо остановиться на нём подробнее. Причём это следует сделать так, чтобы по возможности кратко прояснить те моменты, которые мы ещё не затрагивали. Апостол устраняет сомнения относительно всех трёх вышеназванных пунктов, сказав, что Господь и прежде обещал Евангелие Иисуса Христа через своих пророков в святых писаниях, которое открылось теперь, в предопределённое Богом время (Рим 1:2-3). В том же Послании он говорит, что о правде

^а Кн. Ill, гл. XVII.

веры, проповедуемой в Евангелии, свидетельствуют Закон и пророки (Рим 3:21).

Евангелие, безусловно, не удерживает сердца людей радостями этой жизни, но возвышает их над нею, вселяя надежду на бессмертие. Оно не привязывает их к земным наслаждениям, но, устремляя ввысь, подтверждает надежду, которая должна исполниться на небесах. К этому нас подводят и слова св. Павла, сказанные в другом месте, о том, что мы, уверовав в Евангелие, «запечатлены обетованным Святым Духом, Который есть залог наследия нашего» (Эф 1:13-14). А также: «Услышав о вере вашей во Христа Иисуса и о любви ко всем святым в надежде на уготованное вам на небесах, о чём вы прежде слышали в истинном слове благовествования» (Кол 1:4-5). И ещё: «Господь призвал нас своим Евангелием к участию в славе Господа нашего Иисуса Христа» (2 Фес 2:14)*. Отсюда можно понять, почему оно зовётся учением о спасении, силой Божьей для спасения всех верующих и Царством Небесным.

Итак, если евангельское учение духовно и открывает перед нами двери в нетленную жизнь, не станем думать, что те, кому Евангелие было обетовано и проповедано, наслаждались подобно грубым животным плотскими похотями, не заботясь о своих душах¹¹¹. И пускай никто здесь лукаво не мудрствует, будто обетования Евангелия, которые Бог прежде дал через пророков, были предназначены народу Нового Завета¹¹². Ибо апостол немного ниже после заявления, что Евангелие было обещано в Законе, добавляет, что Закон, если что говорит, говорит к состоящим под Законом (Рим 3:19). Я допускаю, что здесь речь о другом. Св. Павел не был настолько забывчив, чтобы, написав, что всё в Законе принадлежит евреям, не вспомнить о написанном ранее: Евангелие обещано в Законе. Таким образом, в этом фрагменте он явно даёт понять, что Ветхий Завет относится в основном к будущей жизни, ибо говорит, что в нём содержатся обетования Евангелия.

4. По тем же основаниям отсюда следует, что и Ветхий Завет заключался в милости, даруемой Богом, и был подтверждён в Иисусе Христе. Ибо евангельская проповедь не объявляет ни о чём другом,

Синодальный перевод: «Бог... избрал вас ко спасению, к которому и призвал вас благовествованием нашим, для достижения славы Господа нашего Иисуса Христа» (2 Фес 2:13-14).

кроме как об оправдании бедных грешников Богом по его отеческой милости, но отнюдь не по их заслугам. И вершина оправдания.— Иисус Христос. Кто же осмелится лишать евреев Христа, с которыми, как мы видели, был заключён евангельский союз, а его единственное Основание — Христос? Кто осмелится отлучать их от надежды на даваемое даром спасение, раз мы видели, что им было проповедано то же учение о вере, которое дарует праведность и нам? И чтобы долго не рассуждать по поводу этой совершенно ясной вещи, приведём замечательные слова Иисуса Христа: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой: и увидел и возрадовался» (Ин 8:56). Апостол показывает, что сказанное Иисусом об Аврааме относится ко всему верному народу, когда говорит, что «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр 13:8). Ибо он имеет здесь в виду не только вечную божественность Христа, но и знание его силы, которая всегда была явной для верующих. Поэтому Дева Мария и Захария восклицают в своих песнях, что спасение, открывшееся во Христе, есть исполнение клятв, которыми Бог клялся Аврааму и патриархам (Лк 1:54,72). Если Бог, являя Христа своего, исполнил древнюю клятву, то нельзя отрицать, что целью Ветхого Завета были Христос и вечная жизнь¹¹³.

5. Более того, апостол уравнивает с нами народ Израиля не только в Божьей милости союза, но и в плане значения таинств. Стремясь предостеречь коринфян примерами из древности, чтобы те не совершили тех же преступлений, за которые Бог сурово наказал израильтян, он прибегает к такому аргументу: у нас нет никаких прерогатив или особых достоинств, которые освободили бы нас от мщения Бога, обрушившегося на них (1 Кор 10:1-11). Наш Господь не только совершил для них те же благодеяния, что и для нас, но и явил им свою милость теми же знамениями и священными таинствами. Апостол как бы говорит: вам кажется, что вы вне опасности, потому что крещение, которым вы запечатлены, и Вечеря Господня несут в себе особые обетования. Однако, презирая Божью доброту, вы живёте распутно. Но вы должны задуматься о том, что евреи были не лишены тех же таинств и однако Господь не преминул свершить над ними строгий суд. Они крестились, проходя Красное море, в облаке, которое защищало их от палящего солнца.

Отвергающие этот взгляд утверждают, что то было плотское крещение, которое похоже на наше духовное лишь внешне. Но если это так, то аргумент апостола был бы лишён смысла. Он же стремится предостеречь христиан от пустой самоуверенности, заключающейся в том, что благодаря крещению они якобы совершеннее евреев. И то, что из этого непосредственно следует, не может быть предметом пререканий: они ели ту же самую духовную пищу и пили то же самое духовное питьё, которое дано нам. И это, как объявляет апостол, Иисус Христос¹¹⁴.

6. Однако, стремясь поставить под сомнение авторитет св. Павла, эти люди возражают, ссылаясь на слова Христа: «Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Кто будет есть мою плоть, не умрёт вовек» [Ин 6:49-51]*. Но и то и другое утверждения легко согласуются друг с другом. Господь наш Иисус обращался к людям, которые хотели лишь насытить свои желудки и не искали истинной пищи для души. И поэтому Он, приспосабливая свою проповедь к их чувствам и восприятию, сопоставляет манну со своею плотью. Они требовали от Иисуса подтвердить свою власть каким-нибудь чудом, как это сделал Моисей в пустыне, вызвав с неба дождь манны. Но в манне они видели только средство удовлетворения плотского голода, который народ испытывал в пустыне. Они не поднимались так высоко, чтобы понять тайну, к которой прикоснулся св. Павел. Христос, чтобы показать, что от Него они должны ожидать намного большего и совершеннейшего благодеяния, нежели благодеяние, полученное их отцами от Моисея, проводит такое сравнение: если вы считаете столь великим чудом то, что Господь рукою Моисея ниспослал своему народу небесную пищу, чтобы спасти его от голода и поддержать какое-то время, то узнайте, насколько драгоценнее пища, дающая бессмертие. Мы понимаем, почему Господь умолчал о главном в манне, сказав лишь о наименьшей, плотской пользе: потому, что евреи словно в упрёк напомнили Ему о Моисее, который помог народу Израиля в нужде, чудесным образом послав ему манну. Тогда Он объявил, что является подателем гораздо более ценной милости, по сравнению с которой сделанное для израильского народа Моисеем — почти ничто, хотя они так высоко это ценят.

Св. Павел понимал, что Господь, послав манну с неба, хотел не только дать своему народу телесную пищу, но и показать духовное чудо, дать прообраз вечной жизни, которую народ должен ожидать

Перевод Кальвина. Синодальный текст более развёрнут: от Христа. Поэтому он считал, что этот аргумент следует обстоятельно разъяснить. И мы можем, ничуть не сомневаясь, сделать вывод, что те же самые обетования вечной жизни, которые мы имеем сегодня, были не только даны евреям, но и запечатлены и подтверждены подлинно духовными таинствами. Эта тема широко развёрнута св. Августином в его сочинении против манихея Фауста^а.

7. Однако, если читатели желают услышать свидетельства Закона и пророков, из которых они сами поймут, что духовный союз, ныне принадлежащий нам, принадлежал и отцам — о чём и объявили нам Христос и его апостолы,— то я постараюсь удовлетворить это желание и с тем большей охотой, что это позволит убедить противников, дабы впредь они не прибегали к своим уловкам. Я начну с аргумента, который анабаптисты сочтут слабым и почти смешным, но который имеет большое значение для всех разумных людей. Я считаю очевидным, что в Слове Божьем заключена достаточная сила, чтобы животворить души всех тех, кто желает его принять. Ибо навеки истинны слова св. Петра, что оно — нетленное семя, пребывающее вечно (1 Пет 1:23), и он подтверждает их словами Исайи (Ис 40:5). Несомненно, что Бог, когда-то соединивший с Собою евреев священной и неразрывной связью, выделил их из всех прочих народов для того, чтобы дать им надежду на вечную жизнь. Утверждая, что они восприняли Слово, дабы ещё глубже соединиться с Богом, я не имею в виду всеобщую связь с Ним, растекающуюся по небу и по земле и присутствующую во всех созданиях. Хотя Бог животворит Собою все существа в соответствии с природой каждого, Он не освобождает их от рабства тлению. Нет, я говорю о связи особого рода, посредством которой души верующих просвещаются познанием Бога и каким-то образом соединяются с Ним. И так как Авраам, Исаак, Ной, Авель, Адам и другие отцы были причастны Богу через просвещение его словом, я утверждаю, что оно несомненно было для них входом в вечное Царство Божие. Ибо то была истинная причастность Богу, которая невозможна вне дара вечной жизни.

$. Если это кажется несколько туманным, обратимся к самой формуле союза, которая не только удовлетворит всех благомыслящих людей, но просветит тех, кто по причине своего невежества пытается

^а Августин. Против Фауста-манихея, XV, 11; XIX, 16 (MPL, XLII, 314, 356 р.).

возражать. Господь заключил со своими служителями такой договор: Я «буду вашим Богом, а вы будете Моим народом» (Лев 26:12). Пророки объяснили, что в этих словах заключены жизнь, спасение и вершина всех блаженств. Не без оснований Давид часто говорит о блаженстве народа, у которого Господь есть Бог (Пс 143:15), и племени, которое Он избрал в наследие Себе (Пс 32/33:12). Здесь речь идёт не о земном счастье, а о том, что Бог искупает от смерти, всегда хранит и бережёт своею милостью тех, кого Он принял в сообщество своего народа, как и говорит Сам через других пророков: «Не Ты ли издревле Господь Бог мой, Святый мой? мы не умрём!» (Авв 1:12). Ещё: «Господь — законодатель наш, Господь — царь наш: Он спасёт нас» (Ис 33:22). А также: «Блажен ты, Израиль, ибо имеешь спасение в Боге» (Втор 33:29)*.

Но чтобы не копаться во второстепенных вещах, нам должно быть достаточно свидетельств, которые в Писании рассеяны повсюду: у нас есть всё, чтобы иметь изобилие всех благ и уверенность в спасении, ибо Господь — наш Бог. И с полным основанием. Ибо как только сияет лик Бога, он тотчас становится абсолютной гарантией спасения. Как мог бы Господь сказать человеку, что, будучи его Богом, Он не открывает ему снова и снова сокровища спасения? Ибо Он является нашим Богом при условии, что обитает среди нас, как свидетельствует Моисей (Лев 26:12). Но нельзя обладать присутствием, не обладая жизнью. И если бы Бог не сказал о Себе своим людям большего, у них было бы достаточно обетовании духовной жизни, которые заключены в одних только словах: «Я Господь, Бог ваш» (Исх 6:7). Ибо Он объявил, что Он — Бог не только их тел, но прежде всего душ. А души, если они не связаны с Богом праведностью, удалены от Него и пребывают в смерти. Когда же они соединены с Ним, эта связь даёт им вечную жизнь.

9. Тут есть ещё один важный момент. Господь не только объявляет Себя их Богом, но обещает быть Им всегда, дабы их надежда не ограничивалась этой жизнью, но продолжалась в бесконечность. То, что употребление будущего времени имеет как раз такое значение, обнаруживается во многих речениях верующих, в которых они утешаются уверенностью, что Бог не оставит их никогда. Более того, в фор-

Синодальный перевод: «Кто подобен тебе, народ, хранимый Господом?..» муле союза была вторая часть, которая вполне убеждала их в том, что Божье благословение выходит за пределы земной жизни. Было сказано: «Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя» (Быт 17:7). Если Господь пожелал объявить о своём благоволении к тем людям, говоря, что будет творить добро их потомкам, то с тем большим основанием можно утверждать о его милостях к ним самим. Бог не подобен людям, которые переносят любовь к умершим на их детей, потому что лишены возможности делать добро людям после смерти. Но Бог, проявления щедрости которого не заканчиваются со смертью людей, не лишает плодов своей милости умерших, ради которых Он распространяет её на тысячу родов их потомков (Исх 20:6). Он пожелал показать бесконечное изобилие своей благости, которое его служители должны испытывать даже и после смерти, объявив, что она распространится на весь их род, когда их уже не будет в живых.

Господь запечатлел истинность этого обетования и почти показал его осуществление, назвав Себя Богом Авраама, Исаака и Иакова спустя много лет после их смерти (Исх 3:6). Разве такое именование не было бы смехотворным, если бы они погибли? Это как если бы Он сказал: Я Бог тех, которых нет. Евангелисты рассказывают о том, как Христос этим единственным аргументом убедил саддукеев и они уже не могли отрицать, что Моисей этими словами засвидетельствовал воскресение мёртвых (Мф 22:31-32; Лк 20:37-38). Ведь они знали, что все святые в руке Божьей (Втор 33:3). Отсюда легко сделать вывод, что они не угасли в смерти, ибо Тот, в чьей власти жизнь и смерть, принял их под свою защиту.

10. Теперь рассмотрим главное в этой контроверзе, а именно были ли благочестивые люди Ветхого Завета настолько научены Богом, чтобы понимать, что им уготована доля лучше земной, и чтобы размышлять о ней, презирая эту бренную жизнь. Во-первых, назначенный им образ жизни был лишь непрерывным упражнением, посредством которого Господь убеждал их в том, что они были бы самым презренным народом в мире, если бы получили благоденствие на земле. Адам, который к тому же был более чем несчастен из-за одного только воспоминая о потерянном счастье, должен был со скорбью питаться, трудясь в поте лица (Быт 3:17 сл.). Но его преследовало не одно это Божье проклятие: огромное горе постигло его в том, в чём он должен был бы найти какое-то утешение. Из двух его сыновей один был злодейски убит рукой другого (Быт 4:8). У него остался Каин, к которому он с полным правом мог испытывать лишь отвращение и ненависть. Авель, жестоко умерщвлённый в расцвете лет, является для нас примером человеческого страдания. Ной большую часть своей жизни потратил на постройку ковчега, трудясь до изнеможения (Быт 6:14 сл.), пока остальной мир предавался утехам. То, что он избежал смерти, обернулось для него большим несчастьем, чем если бы он умер сотню раз. Ибо кроме того, что ковчег был для него словно склепом на протяжении десяти месяцев, что может быть отвратительнее, чем так долго находиться среди навоза и нечистот внутри ковчега без свежего воздуха? Когда эти страдания кончились, Ной испытал новое разочарование. Над ним насмеялся его собственный сын, и он был вынужден собственными устами проклясть того, кого Бог великой своей милостью сохранил ему от потопа (Быт 9:20-25).

ii. Авраам один должен стоить для нас миллиона, если только мы оценим его веру, которая дана нам в пример как правило и мерило, причём до такой степени, что нам — если мы желаем быть детьми Бога — следует считать себя его потомками (Быт 12:3). Нет ничего абсурднее, чем исключать его из числа верующих, не оставлять места для отца всех. Нет, это невозможно, ибо та высота, на которую поставил его Бог, не может быть отнята у него без того, чтобы не была разрушена вся Церковь.

Но что касается его положения на земле, то, как только он был призван Богом, он покинул свою страну, оставил своих родных и друзей, был лишён самых желанных в этом мире вещей, как будто Бог намеренно хотел отнять у него всякую земную радость. Едва вступил он в землю, которую указал ему Бог, он бежит оттуда из-за разразившегося голода. Он ищет спасения в стране, где ради сохранения своей жизни вынужден отказаться от жены, что было для него тяжелее многих смертей (Быт 12:11-15). Он вернулся в свою страну и снова был изгнан голодом. Какое счастье в том, чтобы жить в стране, где ему приходилось постоянно терпеть нужду и даже подвергаться угрозе голодной смерти, от которой спасало только бегство? И в стране Авимелеха ему снова приходится отказываться от жены (Быт 20:2). Пространствовав в смятении несколько лет, Авраам из-за распрей своих служителей был вынужден отделиться от своего племянника, к которому относился как к сыну (Быт 13:7-12). Несомненно, эту разлуку можно сравнить с тем, как если бы он отрезал себе какой-нибудь член тела. Некоторое время спустя он узнаёт, что враги пленили Лота. Куда бы ни направился Авраам, повсюду он сталкивается с жестоким варварством соседей, которые не позволяют ему даже напиться из колодца, который он сам выкопал, так как если бы не позаботился об этом, то не мог бы выкупить право на пользование источниками.

Состарившись, он оставался бездетным, что в этом возрасте самое тягостное. Наконец, уже не имея надежды, он родил Измаила, но это рождение дорого ему стоило. Он был уязвлён упрёками жены своей Сарры, что, якобы угождая гордыне её служанки, он стал причиной разлада в доме. В последние его дни ему был дан Исаак, но, как бы в противовес этому, его старший сын был выгнан и брошен как собака в лесу. Когда у Авраама остался один Исаак — его единственное утешение в старости,— он получает повеление убить его. Можно ли вообразить что-либо ужаснее, чем слова, повелевающие отцу стать палачом собственного сына? Если бы тот умер от болезни, то кто бы не посчитал несчастным этого старика, не сострадал бы ему, что сын был с ним так недолго, словно в насмешку, чтобы усилить боль, которую он испытывал, видя, что лишён потомства? Если бы его убил чужак, страдание было бы ещё большим. Но всё превосходит ужас слов, что сын будет убит рукою отца. Короче говоря, Авраам так мучился и страдал на протяжении всей своей жизни, что если кто-нибудь захочет изобразить, как на картине, пример страдальческой жизни, он не найдёт ничего более подходящего. А если кто-то возразит, что Авраам, по крайней мере, избежал стольких опасностей и вышел невредимым из стольких потрясений, то я отвечу, что мы называем счастливой такую жизнь, когда человек пребывает в покое и благоденствии, а не такую, когда доживает до глубокой старости, преодолевая бесчисленные трудности.

12. Обратимся к Исааку, который не перенёс стольких бед, но всё же вкусил очень мало земных радостей. В то же время он испытал тревоги, которых не испытывает человек, считающийся счастливым в этой жизни. Голод прогнал его, как и его отца, из земли Ханаанской. Он был вынужден отречься от жены. Соседи всячески донимали его везде, где бы он ни оказался, и ему приходилось бороться даже за воду. Ему и его семье сильно досаждали жёны его сына Исава (Быт 26:35), он был очень огорчён раздором между своими детьми и сумел помочь этой беде, лишь изгнав из дома того, кого он благословил (Быт 28:5).

Что касается Иакова, то он стал как бы примером и прообразом самой несчастной судьбы, какую только можно себе представить¹¹⁵. Пока он находился в доме своего детства, его мучило беспокойство из-за угроз его брата, которым он в конце концов был вынужден поддаться и бежал от своих родителей и из своей земли. Несчастье изгнания сопровождалось огорчениями, которые доставляло ему грубое обращение со стороны его дяди Лавана. Мало того, что Иаков семь лет находился у него в тяжком, бесчеловечном услужении — в конце этого срока он был обманут, и ему дали не ту жену, которой он желал (Быт 29:30 сл.). И ему нужно было снова поступить в услужение, во время которого он томился днём от жары, а ночью от стужи, переносил дождь, ветер и бурю без сна и отдыха, как и сам жаловался потом Лавану. Пребывая в этом несчастном состоянии двадцать лет, он ежедневно подвергался унижениям со стороны своего тестя. В своём доме он тоже не имел покоя, терзаемый ненавистью, ссорами и ревностью своих жён. Когда Бог повелел ему выйти из той земли, за ним шпионили и его уход был похож на позорное бегство. Но и этим он не смог избавиться от нечестия своего тестя, который его преследовал и настиг на середине пути (Быт 31:23). Поскольку Бог не дозволял, чтобы с ним случилось что-нибудь худшее, он стойко переносил насмешки и оскорбления от того, на кого он сам имел все основания обижаться.

Тут же его поджидает ещё большее разочарование: приближаясь к владениям своего брата, он видит перед собой столько мёртвых, сколько можно ожидать лишь от жестокого врага. Перед встречею с братом он терзается душевными муками и страшной тревогой (Быт 32:11). Когда он видит брата, то припадает к земле, словно полумёртвый, и не поднимается пока не чувствует, что тот с ним так нежен и мягок, как невозможно было ожидать. При вхождении в ту страну Иаков потерял свою любимую жену Рахиль, умершую в трудных родах (Быт 35:16 сл.). После этого ему сообщили, что его сын от неё, которого он любил больше всех на свете, растерзан диким зверем (Быт 37:32 сл.). Эта смерть настолько потрясла его, что, оплакивая отрока, он не мог утешиться, желая лишь умереть от горя и сойти в могилу вслед за сыном. И ещё задумаемся, какое горе и смятение охватили Иакова, когда он узнал, что его дочь похищена и обесчещена (Быт 34:2). И что почувствовал он потом, когда его сыновья, мстя за сестру, разорили город? Ведь из-за этого они не только стали ненавистны всем жителям, но и подвергли опасности самого Иакова. Затем последовало страшное преступление Рувима (Быт 35:22), причинившее ему жестокую боль. Изнасилование жены вызывает у мужа неимоверные страдания, а что сказать, когда это злодеяние совершает собственный сын? Спустя немного времени семейство Иакова было поражено новым инцестом (Быт 38:18), так что бесчестия стало так много, что оно могло разорвать самое стойкое и терпеливое сердце.

В глубокой старости, чтобы помочь себе и своей семье, Иаков отправляет детей за хлебом в чужую страну (Быт 42:1 сл.). Один из них оказывается под стражей и, как представляется Иакову, очутился в смертельной опасности. Чтобы выкупить его, он вынужден отослать Вениамина, который был его последним утешением. Кто скажет, что посреди этого моря бедствий у него была хотя бы минута, чтобы вздохнуть свободно? И сам он говорит фараону, что дни его жизни были малы и несчастны (Быт 47:9). Заявляя, что жизнь его была непрерывным страданием, Иаков утверждает, что не ощутил процветания, обещанного ему Богом. Поэтому надо заключить, что либо он был неблагодарен и нечестив по отношению к Богу, либо тем самым объявил, что был несчастен именно на земле. Если слова Иакова искренни, то из них следует, что он полагал свою надежду не в земных делах.

13. Если святые отцы ожидали от Бога блаженной жизни (что несомненно), то они, конечно же, знали об ином блаженстве, нежели даёт земная жизнь, и ожидали именно его. О чём и свидетельствует апостол: «Верою обитал он [Авраам] на земле обетованной, как на чужой, и жил в шатрах с Исааком и Иаковом, сонаследниками того же обетования; ибо он ожидал города, имеющего основание, которого художник и строитель Бог... Все сии умерли в вере, не получивши обетовании, а только издали видели оные, и радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле; ибо те, которые так говорят, показывают, что они ищут отечества. И если бы они в мыслях имели то отечество, из которого вышли, то имели бы время возвратиться; но они стремились к лучшему, то есть к небесному; посему*и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город» (Евр 11:9 сл.). В самом деле, они были бы безмерно глупы, так упорно стремясь к исполнению обещанного, никаких признаков которого на земле не обнаруживалось, если бы не ожидали исполнения где-то ещё. Не случайно апостол настаивает именно на том, что они были странниками и пришельцами в этом мире, как говорит и сам Моисей (Быт 47:9). Ибо если они оказались странниками в земле Ханаанской, то где Божье обетование, что они станут её наследниками? Это доказывает, что обещанное Богом выходит за пределы земли. Поэтому они не получили землю Ханаанскую в наследство ни на стопу ноги, разве что себе на могилы (Деян 7:5). Тем самым они засвидетельствовали, что их надежда состояла в том, чтобы воспользоваться обетованием после смерти. Вот ещё одна причина того, почему Иаков настолько страстно хотел быть погребённым в Ханаане, что заставил своего сына Иосифа поклясться, что он перенесёт туда его тело (Быт 47:29-30). По этой же причине и Иосиф приказал перенести туда его останки, хотя это было исполнено спустя почти триста лет после его смерти (Быт 50:25).

14. Итак, представляется очевидным, что во всех своих делах они взирали на блаженство будущей жизни. Ибо зачем было Иакову с такими великими усилиями и подвергаясь опасности добиваться первородства, которое не принесло ему ничего хорошего и стало причиной ухода из отчего дома, если бы он не видел более возвышенного благословения? И он сам объявил, что у него было такое чувство, когда воскликнул с последним вздохом: «Ожидаю твоего спасения, Господи!» (Быт 49:18)*. На какое спасение мог он рассчитывать, зная, что спустя мгновение отдаст душу, если бы не видел в смерти начало новой жизни? И что говорить о детях Божьих, если даже тот, кто пытался противиться истине, проникся тем же чувством и выразил ту же мысль? Ибо чего желал Валаам, когда взывал, чтобы душа его умерла смертью праведников и кончина его была подобна их кончине (Числ 23:10), если он не ощущал в своём сердце того, о чём впоследствии написал Давид: что драгоценна в очах Господа смерть святых, а смерть нечестивых погибельна? (Пс 115/116:6; 33/34:22) Если смерть —конец человека, то невозможно было бы обнаружить в ней никакого различия между праведником и нечестивцем. Следовательно, их нужно различать по тому, что уготовано им в будущей жизни.

Синодальный перевод: «На помощь Твою надеюсь, Господи!»

15. Мы пока ещё не коснулись Моисея. Фантазёры, против которых мы выступаем, считают, что у него не было иной задачи, кроме как убедить народ Израиля бояться и чтить Бога с помощью обещания плодородных земель и обильной пищи. Однако если только по собственной воле не угашать пролившийся свет, то у нас есть совершенно явное откровение о духовном союзе. А обратившись затем к пророкам, мы уже с полной ясностью будем созерцать вечную жизнь и царство Христа. Давид, который выступил раньше других пророков, говорит о небесных тайнах туманнее, чем они, поскольку он был первым. И тем не менее с какой прозорливостью и убеждённостью направляет он своё учение к этой цели! То, что Давид думает о земном пристанище, он выражает так: «Странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои. Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий. Подлинно, человек ходит подобно призраку... И ныне чего ожидать мне, Господи? надежда моя на Тебя» (Пс 38/39:13, 6-8).

Очевидно, что тот, кто признал, что у него в этом мире нет ничего надёжного и постоянного, полагает твёрдую надежду в Боге и созерцает блаженство в мире ином. Поэтому всякий раз, когда Давид стремится утешить верных Богу, он напоминает об этом созерцании. В другом псалме, показав, как коротка и хрупка эта жизнь, он добавляет: «Милость же Господня от века и до века к боящимся Его» (Пс 102/103:17). Подобное Давид говорит и в другом месте: «В начале Ты основал землю, и небеса — дело Твоих рук. Они погибнут, а Ты пребудешь; и все они, как риза, обветшают, и, как одежду, Ты переменишь их,— и изменятся. Но Ты — тот же, и лета Твои не кончатся. Сыны рабов Твоих будут жить, и семя их утвердится пред лицом Твоим» (Пс 101/102:26-29). Если после гибели неба и земли верующие утвердятся пред лицом Бога, то значит их спасение соединено с его вечностью. В самом деле, такая надежда не может сохраниться, если она не основана на обетовании, выраженном у Исайи: «Небеса исчезнут, как дым,— говорит Господь,— и земля обветшает, как одежда, и жители её также вымрут; а Моё спасение пребудет вечным, и правда Моя не престанет» (Ис 51:6). Спасение и правда объявлены здесь вечными не потому, что они пребывают в Боге, а потому, что Он даёт их людям.

16 В самом деле, нельзя иначе понимать сказанное Давидом во многих местах о блаженстве верующих, кроме как в смысле небесной славы. Так, пророк говорит: «Он [Господь] хранит души святых

Своих; из руки нечестивых избавляет их. Свет сияет на праведника, и на правых сердцем — веселие» (Пс 96/97:10-11). «Правда его [доброго человека] пребывает во веки; рог его вознесётся во славе... Желание нечестивых погибнет» (Пс 111/112:9-10). А также: «Праведные будут славить имя Твоё; непорочные будут обитать пред лицом Твоим» (Пс 139:14). А также: «В вечной памяти будет праведник» (Пс 111/112: 6). И ещё: «Избавит Господь душу рабов Своих» (Пс 33/34:23). Так что Господь не только допускает, чтобы нечестивые мучили его служителей, но нередко даже позволяет поколебать и уничтожить их. Он допускает, чтобы добрые люди страдали во тьме и бедствиях, а нечестивые сияли, как звёзды небесные. И не показывает своего лица верующим с такой ясностью, чтобы радость оставалась с ними надолго.

Поэтому Давид не скрывает, что если наш взгляд будет прикован к миру в его нынешнем состоянии, то мы подвергнемся опасному искушению, способному нас смутить: как будто бы нет никакой награды за невинность перед Богом. Как часто нечестивые благоденствуют и процветают, а добрые люди подвергаются поношению, впадают в нищету, пребывают в презрении и переживают всякие иные несчастья!¹¹⁶ «Я позавидовал безумным, видя благоденствие нечестивых» (Пс 72/73:3). Рассказав о безумных и нечестивых, Давид заключает: «И думал я, как бы уразуметь это; но это трудно было в глазах моих, доколе не вошёл я во святилище Божие и не уразумел конца их» (Пс 72/73:16-17).

17 Из одного этого исповедания Давида мы можем заключить, что святые Ветхого Завета знали, что в этом мире Бог редко исполняет или вообще не исполняет обещанного своим служителям. И поэтому они возносили свои сердца к Божьему святилищу, где находили сокрытым то, что не может проявиться в этой тленной жизни. Это святилище было Страшным судом, на который мы уповаем и который мы постигаем верой, не различая его взглядом. Вооружённые доверием к Богу, они, что бы ни случалось в этом мире, не сомневались, что наступит время, когда обетования Бога исполнятся. Об этом свидетельствуют такие слова: «Я в правде буду взирать на лицо Твоё; пробудившись, буду насыщаться образом Твоим» (Пс 16/17:15). А также: «Я как зеленеющая маслина в доме Божием» (Пс 51/52:10). И ещё: «Праведник цветёт, как пальма, возвышается, подобно кедру на Ливане. Насаждённые в доме Господнем, они цветут во дворах Бога нашего. Они и в старости плодовиты, сочны и свежи» (Пс 91/92:13-15). Чуть выше он сказал: «Как... дивно глубоки помышления Твои!.. Нечестивые возникают как трава и... цветут, чтобы исчезнуть на веки» (Пс 91/92:6-8).

Когда же проявится сила и красота верующих, если не тогда, когда видимость мира сего будет опрокинута наступающим Царством Божьим? Поэтому, вглядываясь в вечность и сознавая, что переживаемые ими несчастья преходящи, они воодушевляли себя словами: «Никогда не даст Он поколебаться праведнику. Ты, Боже, низведёшь их [врагов Давида] в ров погибели» (Пс 54/55:23-24). Но где в этом мире ров погибели, поглощающий нечестивых, о благоденствии которых в другом месте говорится, что они умирают в полноте сил своих, совершенно спокойные и мирные? (Иов 21:23) Где неприступность святых, о которых Давид часто говорит с горечью, что их не только гнали, но угнетали и убивали? Значит, у него перед глазами были не только хрупкость и непостоянство мира сего, подобного бурному морю, но было и нечто иное: то, что сделает Господь, когда сотворит суд, чтобы установить вечный порядок для неба и земли. Об этом прекрасно говорит Давид: «Надеющиеся на силы свои и хвалящиеся множеством богатства своего! Человек никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него» (Пс 48/49:7-8).

И хотя люди видят, что и мудрые, и глупцы умирают и оставляют своё богатство другим, они воображают, что будут владеть ими вечно, и стремятся заслужить славу на земле. Однако человек не пребывает в чести — он подобен животным, которые исчезнут. В этом заключается их безумие. И тем не менее у них есть множество подражателей. В аду они будут словно стадо, над ними воцарится смерть. На рассвете праведники увидят над собой надёжную защиту, а превозношение нечестивых погибнет, и их жилищем станет могила. Насмехаясь над безумцами, которые пребывают в беспечности и наслаждаются преходящими мирскими удовольствиями, Давид показывает, как мудрые должны искать счастья иного рода. Но с ещё большей очевидностью он объявляет о тайне воскресения, когда говорит о царстве праведных, предсказывая погибель и отчаяние нечестивых. Ибо как ещё можно понимать слова «на рассвете»¹¹⁷, если не как откровение о новой жизни, которая наступит после конца этой, нынешней?

15. Отсюда же происходит мысль, которой в древние времена утешались и укреплялись в терпении: что гнев Божий длится только мгновение, а милосердие и благоволение — всю жизнь (Пс 29/30:6). Как же могли их горести прекратиться в одно мгновение, если они страдали на протяжении всей жизни? Где они видели столь продолжительное проявление доброты Бога, когда они лишь едва вкусили её? Конечно, если бы они искали радости на земле, они не нашли бы ничего подобного. Но когда они поднимали глаза к небу, то сознавали, что все мучения святых — не более чем порыв ветра, а милости, которые им предстоит получить,— вечны. С другой стороны, они предвидели, что погибель нечестивых тоже не будет иметь конца, хотя те мнят себя счастливыми, пребывая словно во сне. Отсюда столь хорошо знакомые им изречения, как, например, что память праведника будет благословенна, а имя нечестивых омерзеет (Прит 10:7). А также: «Дорога в очах Господних смерть святых Его, а смерть грешника омерзительна» (Пс 115/116:6; 33/34:22*). А также: «Стопы святых Своих Он блюдёт, а беззаконные во тьме исчезают» (1 Цар 2:9). Все подобные высказывания свидетельствуют, что святые отцы Ветхого Завета хорошо понимали, что, какие бы несчастья ни переносили верующие в этом мире, их конец — это жизнь и спасение. В то же время услады нечестивцев — это красивая дорога, ведущая к гибели. Поэтому они называли смерть неверующих гибелью необрезанных (Иез 28:10; 31:18 и др.), имея в виду, что у них отнята надежда на воскресение. Поэтому и Давид не измысливает более тяжкого проклятия для своих врагов, чем мольбу, чтобы они изгладились из книги живых и имена их не были написаны рядом с именами праведников (Пс 68/69:29).

\9. Но более всех прочих примечательны слова Иова: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию; и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам... Истаевает сердце моё в груди моей!» (Иов 19:25-27). Желающие выставить напоказ свою утончённость, ложно утверждают, что здесь имеется в виду не окончательное воскресение в последний день, но время, в которое, как надеялся Иов, Господь будет милостивее и благосклоннее к нему¹¹⁸. Отчасти мы с этим согласны, но всё же, хотят они того или нет, мы не перестанем их опровергать:

Синодальный перевод: «Убьёт грешника зло, и ненавидящие праведного погибнут».

Иов не мог бы подняться до столь возвышенной надежды, если бы его мысли были сосредоточены на земном. Следовательно, мы должны признать, что он устремлял взор к будущему бессмертию, ибо ожидал Искупителя словно в могиле. Смерть — это предельное отчаяние для тех, кто думает только о здешней жизни. Но Иова она не лишает надежды. «Вот, Он убивает меня; но я буду надеяться» (Иов 13:15).

Если какой-нибудь упрямец станет твердить, что подобные высказывания были характерны для небольшого числа людей, и пытаться доказывать, будто это учение не было общепринятым у евреев, то я отвечу, что это малое число людей не высказывали некую тайную мудрость, которую могли постичь лишь совершенные умы. Те, кто так говорил, были учителями народа, вдохновляемыми Св. Духом. Исполняя свой долг, они открыто провозглашали учение, которое принимал весь народ. Итак, когда мы слышим столь явных оракулов Св. Духа, через которых Он в древности засвидетельствовал о духовной жизни Церкви евреев и дал ей несомненную надежду, то было бы слишком вызывающим упрямством признавать за этим народом только плотский союз, предполагающий лишь земное благополучие.

20. Обратившись к пророкам, выступившим позднее, я получу значительно более широкие возможности для подтверждения своей точки зрения. Если это не было слишком сложно с помощью Книг Давида, Иова и Царств, то в случае с этими пророками моя задача ещё намного облегчится, поскольку сам Господь утвердил этот порядок закрепления союза в его милости: чем ближе становился день полного Откровения, тем более желал Он прояснить своё учение¹¹⁹. Когда поначалу Адаму было дано первое обетование, то словно лишь промелькнули искорки. Затем день ото дня свет постепенно усиливался, пока не озарил землю Господь Иисус Христос, который есть Солнце правды, разгоняющее все тучи. Не следует поэтому опасаться, что для доказательства наших воззрений нам будет недостаточно свидетельств пророков. Но поскольку я сознаю, что объём этих свидетельств огромен и намного превосходит задачи этой книги (им следовало бы посвятить громадный том), и поскольку выше я обращался к читателям со средней подготовкой в надежде, что они сами разберутся в моём изложении, то я воздерживаюсь от многословия, когда в нём нет особой необходимости.

Я лишь хочу предупредить читателей, чтобы они не забывали о ключе для понимания, который я им дал: а именно что всякий рдз, когда пророки говорили о блаженстве верующих (лишь бледную тень которого можно заметить в этом мире)¹²⁰, они, чтобы нагляднее рассказать о благости Бога, изображали её в виде земных благ, как некий образ. С помощью этой картины они, однако, стремились возвысить сердца людей над землёй, над явлениями этого мира, этого испорченного века и побудить их размышлять о блаженстве духовной жизни.

21. Здесь нам будет достаточно одного примера. После переселения в Вавилон израильский народ считал своё изгнание и свою скорбь подобными смерти и невозможно было заставить его поверить, что обещанное Иезекиилем возрождение не сказка и не ложь. Народ думал, что это всё равно, как если сказать, что должно воскреснуть совершенно истлевшее тело. Господь, чтобы показать, что это препятствие не помешает Ему явить им свою милость, показывает пророку в видении поле, полное костей; и в них одним своим словом и в одно мгновение вводит он дух и силу (Иез 37:4 сл.). Это видение помогло преодолеть неверие народа и в то же время убеждало, насколько дальше возвращения народа простирается Божье могущество, если оно с такой лёгкостью способно одним повелением возвратить жизнь рассеянным по полю костям. Этот эпизод полезно сравнить с подобным же у пророка Исайи, где он говорит, что мёртвые оживут и восстанут вместе с телами: И затем обращает к народу призыв: «Воспряньте и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя — роса растений, и земля извергнет мертвецов. Пойди, народ мой, войди в покои твои... укройся на мгновение, доколе не пройдёт гнев. Ибо вот, Господь выходит из жилища Своего наказать обитателей земли за их беззаконие, и земля откроет поглощённую ею кровь, и уже не скроет убитых своих» (Ис 26:19-21).

22. Я не хочу сказать, что и все другие эпизоды следует толковать по этому принципу. Есть такие фрагменты, которые без всяких иносказаний и неясностей показывают будущее бессмертие, уготованное верующим в Царстве Божьем,— и те, которые мы уже пересказывали, и многие другие. Но особенно следует отметить два отрывка, первый из которых содержится в Книге Исайи: «Ибо как новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут пред лицом Моим, говорит Господь, так будет и семя ваше и имя ваше. Тогда из месяца в месяц и из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред лицо Моё на поклонение, говорит Господь. И будут выходить, и увидят трупы людей, отступивших от Меня: ибо червь их не умрёт, и огонь их не угаснет» (Ис 66:22-24). Второй фрагмент — в Книге Даниила: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге. И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан 12:1-2).

23. Доказать два других положения — то, что древние отцы имели Христа залогом исполнения данных им Богом обетовании, и то, что они полагали в Нём надежду на их благословение,— не составит мне большого труда, поскольку они легко доступны пониманию и не вызывают особых споров. Итак, мы заключаем, что Ветхий Завет, или союз, заключенный Богом с народом Израиля, не ограничивается земными вещами, но содержит определённые обетования, касающиеся вечной духовной жизни. Надежда на неё была запечатлена в сердцах всех тех, кто истинно присоединился к этому Завету. Подобное толкование не может быть опровергнуто никакими уловками дьявола. Поэтому так чуждо нам безумное и вредоносное мнение, будто Бог не обещал евреям и они не ожидали от его десницы ничего, кроме насыщения желудков, жизни в плотских наслаждениях, изобилия богатства, мирской славы, многочисленного потомства и прочих подобных вещей, которых жаждут мирские люди. Ибо и сегодня Иисус Христос не обещает верующим какое-то иное Царство Небесное, но только то, в котором они «возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом» (Мф 8:11). Св. Пётр учил евреев своего времени, что они наследники евангельской милости, будучи преемниками пророков, принятыми в союз, который Бог заключил с Израилем в древности (Деян 3:25).

И чтобы это не оставалось только словесным свидетельством, Господь подтвердил союз делом. Ибо в тот час, когда Он воскрес, Он сделал причастниками своего воскресения многих святых, которых видели в Иерусалиме восставшими из гробов (Мф 27:52-53). Тем самым Иисус дал надёжное удостоверение, что всё, что Он совершил и претерпел ради спасения человеческого рода, принадлежит верующим Ветхого Завета не в меньшей степени, чем нам. В самом деле, в них пребывал тот же Дух, который пребывает в нас и которым Бог возрождает своих верных к вечной жизни (Деян 15:8). А поскольку мы видим, что Дух Божий, живущий в нас словно семя бессмертия и потому зовущийся залогом нашего наследия, обитал и в тех людях, то как смеем мы лишать их наследия вечной жизни?

Благомысленный человек не станет особенно удивляться тому, что саддукеи впали когда-то в такое безумие, что отрицали воскресение и бессмертие души, хотя то и другое совершенно ясно засвидетельствовано в Писании. Грубое невежество, которое мы сегодня наблюдаем во всём еврейском народе, состоящее в том, что евреи в своём безумии ожидают земного царства Христа, должно нас удивлять не меньше. Но давно было предсказано, что таково будет наказание за неприятие Иисуса Христа и его Евангелия. Ибо вполне справедливо, что Бог поразил их слепотой, поскольку, угашая посланный им свет, они предпочли тьму. И вот, они читают Моисея и прилежно размышляют над написанным им, но покрывало мешает евреям созерцать свет его лица (2 Кор 3:14-15). Это покрывало останется неснятым до тех пор, пока они не узнают, что оно снимается Христом, от которого сейчас они отворачиваются изо всех сил.

Глава XI

О РАЗЛИЧИИ МЕЖДУ ДВУМЯ ЗАВЕТАМИ

i. Так что же, спросит кто-нибудь, значит, между Ветхим и Новым Заветом не остаётся никакого различия? И что сказать о многочисленных местах Писания, которые противопоставлены как весьма разные вещи? Я отвечу, что охотно принимаю все различия, которые мы находим в Писании, но с той оговоркой, что они не нарушают доказанного нами единства. В этом будет легко убедиться, когда мы рассмотрим эти различия по порядку. Насколько я мог заметить, внимательно изучая Св. Писание, таких различий четыре, но, если

кто-нибудь захочет добавить к ним пятое, я не буду возражать. Я приложу все усилия, чтобы показать, что все они относятся к способам, которыми Богу было угодно распространить своё учение, а не к его существу.

Нет никаких препятствий считать обетования Ветхого и Нового Завета схожими, а Христа — единым основанием обоих Заветов. Тогда первое различие состоит в следующем. Хотя Бог всегда желал, чтобы его народ устремлял своё разумение к небесному наследию и всем сердцем прилеплялся к нему, однако, чтобы наилучшим образом утвердить его в надежде на невидимое, Он дал ему созерцать их в виде земных благодеяний и даже привил к ним некоторый вкус. Теперь же, яснее открыв в Евангелии дар будущей жизни, Бог непосредственно направляет наши умы к размышлению о ней, не упражняя их с помощью низших предметов, как Он поступал с израильтянами.

Те, кто не понимают этого Божьего плана, полагают, что древний народ никогда не поднимался выше ожидания телесных благ. Они видят, что земля Ханаанская часто именуется высшей наградой соблюдающим Божий Закон. В то же время они видят, что самой суровой угрозой Бога евреям было изгнание их из земли, которую Он им дал, и рассеяние среди чужих народов [Лев 26:33; Втор 28;36]. Наконец, они видят, что почти все провозглашаемые Моисеем благословения и проклятия направлены к этой цели, и без малейшего сомнения делают отсюда вывод, что Бог отделил евреев от других племён не ради их блага, а ради нашего: чтобы перед христианской Церковью стоял некий внешний образ, в котором она могла бы созерцать духовные предметы. Но поскольку Писание ясно показывает, что Бог посредством всех обещаний земного характера, которые Он дал евреям, хотел, словно за руку, привести их к упованию на небесные милости, то непонимание именно такого их характера представляет собой крайнее невежество и даже просто глупость. Вот точка зрения этих людей, которую мы собираемся опровергнуть: земля Ханаанская, которую израильский народ почитал высшим и самодостаточным благословением (beatitude souveraine), является прообразом нашего небесного наследия¹²¹. Мы же, напротив, считаем, что в этом своём земном обладании народ Израиля предвидел будущее наследие, которое было ему уготовано на небесах.

2. Это лучше всего объяснить с помощью сопоставления, которое св. Павел проводит в Послании к галатам. Он сравнивает еврейский народ с наследником, который, будучи маленьким ребёнком, не способным управлять, подчинён попечителям и домоправителям (Гал 4:1 сл.). Верно, что здесь апостол имеет в виду прежде всего ритуалы. Но это не мешает отнести его сравнение к нашей теме. Мы видим, что им и нам было дано одно и то же наследство, однако они были ещё не способны воспользоваться им в полной мере. Евреи имели ту же Церковь, что и мы, но она находилась ещё в детском возрасте. Поэтому Господь и применил к ним эту педагогику: Он не дал им духовных обетовании в явном виде, а представил их в образах и картинах, в форме обетовании земных. Желая вселить в Авраама, Исаака и Иакова и весь их род надежду на бессмертие, Бог обещал им в наследство землю Ханаанскую, но не затем, чтобы их устремления ею и ограничились, а затем, чтобы взирая на неё, они утвердились в уповании на истинное наследие, которое им не было ещё явлено. И дабы они не заблуждались, Бог добавил более возвышенное обетование, которое свидетельствовало, что не эта земля — высшее и главное благо, которое Он желал им дать. Поэтому Авраам, принимая обетование о земле Ханаанской, не радуется тому, что видит, но поднимается выше благодаря ещё одному обетованию, выраженному в словах Бога: «Я твой щит; награда твоя весьма велика» (Быт 15:1). Мы понимаем, что его награда была заключена в Боге, дабы он ожидал не временной награды в этом мире, а нетленной награды на небесах. Мы понимаем, что владение землёй Ханаанской обещано ему лишь при условии, что она будет для него знаком Божьего благоволения и образом небесного наследия.

И в самом деле, в речах верующих это чувство обнаруживается со всей очевидностью. Земные благословения Бога побудили Давида к размышлениям о высшей милости, и он говорит: «Моё сердце и моё тело томятся от желания видеть Тебя, Господи. Господь — моё вечное наследство» (Пс 83/84:3)*. А также: «Господь есть часть наследия моего и чаши моей» (Пс 15/16:5). И ещё: «Я воззвал к Тебе, Господи, я сказал: Ты — прибежище моё и часть моя на земле живых» (Пс 141/142:5). Очевидно, что все, кто осмеливается так говорить, показывают тем самым, что они устремляются за пределы этого мира и видимых вещей. В то же время пророки чаще всего описывают блаженство будущего

Синодальный перевод: «Истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце моё и плоть моя восторгаются к Богу живому».

века в образах, которые дал им сам Бог. Именно в этом смысле нам нужно понимать их высказывания о том, что праведники наследуют землю, а беззаконники истребятся с земли (Пс 36/37:9; Иов 18:17; Прит 2:21-22). Иерусалим будет преизобиловать богатством, и Сион — всяческими благами (часто у Исайи). Мы хорошо понимаем, что это не относится ни к смертной жизни, которая подобна странствию, ни к земному городу Иерусалиму. Это сказано об истинной родине верующих и о небесном граде, в котором Господь уготовил благословение и жизнь навеки (Пс 132:3).

3. Вот почему святые Ветхого Завета более ценили здешнюю жизнь, нежели это подобает нам сегодня. Ибо, хотя они отлично знали, что не должны смотреть на неё как на конечную цель, но, памятуя, что Бог ввиду их немощи дал им её как образ своей милости, дабы утвердить в надежде, испытывали к этой жизни более сильную привязанность, чем если бы они воспринимали её саму по себе. Ибо Господь, являя верующим своё благоволение в земных дарах, давал им прообраз духовного блаженства, к которому они должны стремиться. С другой стороны, телесные муки, насылавшиеся Им на злодеев, были указанием на грядущий Божий суд над отверженными. Тем самым как благодеяния Бога, так и его мщение были более наглядны в вещах земных.

Несведущие люди, не понимающие этого уподобления наказаний и наград, восходящего к древним временам, удивляются непостоянству Бога: если в древности Он был так скор на суровое мщение, которое наступало сразу же после того, как люди оскорбляли Его, то почему теперь, словно умерив свой гнев, Он наказывает мягче и реже? И они почти уже готовы вообразить себе разных богов — Ветхого и Нового Завета. Именно это случилось с манихеями^а. Но нам будет легко избавиться от этих трудностей, если мы вспомним об уже отмеченном нами способе Божьего научения: во времена, когда Бог заключил союз с народом Израиля в несколько прикровенной форме, Он пожелал под видом земных благ обозначить и прообразовать обетованное Им вечное блаженство, а под видом телесных мук — страшное проклятие, ожидающее нечестивых.

^а Августин. О нравах вселенской Церкви, X, 16 (MPL, XXXII, 1317).

4. Второе различие между Ветхим и Новым Заветом заключается в использовании образов. Ветхий Завет — поскольку в те времена совершенная истина ещё не была явлена — представлял её в образах, как тень вместо тела. Новый Завет содержит полную явленную истину (verite presente et la substance). К ней сводятся почти все фрагменты, в которых Ветхий Завет путём сравнения противопоставляется Новому. Наиболее развёрнуто такое сравнение проводится в Послании к евреям. Апостол спорит там с теми, кто считает, будто в результате отказа от предписанных Моисеем ритуалов будет ниспровергнута вся религия вообще. Чтобы опровергнуть это заблуждение, он прежде всего обращается к словам пророка о священстве Иисуса Христа. Ибо, поскольку Отец поставил Его вечным Священником, то очевидно, что тем самым отменяется левитическое священство, при котором одни сменяли других. Это новое священство превосходит старое, потому что оно установлено с клятвой. Апостол добавляет, что передача священства повлекла за собой и передачу завета¹²² *. Далее он показывает, что это было необходимо по причине немощи прежней заповеди, так как она не могла вести к совершенству. Апостол объясняет, в чём заключалась эта немощь: в ней имелось в виду внешнее благочестие, которое не способно сделать соблюдающих его совершенными по совести, ибо кровь животных не может ни изгладить грехи, ни привести к подлинной святости. Апостол заключает, что в Законе имелась тень будущих благ, а не живое их присутствие, которое дано нам в Евангелии (Пс 109/110:4; Евр 7:11,19; 9:9; 10:1).

Здесь следует чётко уяснить, в каком аспекте сопоставляются завет Закона и завет Евангелия, служение Моисея и служение Христа. Ибо если противопоставлять сущность обетовании, то два Завета окажутся несовместимыми. Но поскольку мы видим, что апостол движется в другом направлении, то, чтобы прийти к истине, нам остаётся лишь последовать за ним. В центр мы поставим союз, заключённый Богом однажды, дабы он длился вечно. Его исполнение, через которое он подтверждён и закреплён,— это Иисус Христос. Но, поскольку этого исполнения ещё предстояло ожидать, Господь через Моисея установил ритуалы, которые стали его символами и прообразами.

То есть союза. Словам «завет» и «союз» у Кальвина соответствует одно слово — «аШапсе». Оно переводится либо как «завет», либо (чаще) как «союз» в зависимости от контекста и общего смысла фразы.— Прим. перев.

Это обстоятельство вызвало споры относительно того, должны ли предписанные Законом ритуалы прекратиться, чтобы уступить место Иисусу Христу. Ибо, хотя они были дополнением или внешним выражением Ветхого Завета, но всё же, будучи орудиями, с помощью которых Бог удерживал свой народ в своём учении, ритуалы и обряды тоже носят имя Ветхого Завета: в Писании священнодействиям обычно присваиваются имена вещей, которые они отображают. Поэтому Ветхим Заветом именуются здесь торжественные действия, посредством которых у евреев был утверждён Завет Господа и которые включали жертвоприношения и другие церемонии. А поскольку в них нет ничего незыблемого, если не смотреть дальше них, то апостол утверждает, что они должны быть отменены, чтобы уступить место Иисусу Христу, который есть Поручитель и Посредник лучшего завета (Евр 7:22). Через Него избранные получают вечное освящение и устраняются преступления против Закона, о которых говорит Ветхий Завет.

Если угодно, мы можем предложить такое определение: Ветхий Завет был учением, которое Бог дал иудейскому народу в виде предписаний относительно обычаев и ритуалов, не обладавших действенностью и незыблемостью. По этой причине он был временным, как бы не определённым и не окончательным, до тех пор пока не получил безусловного подтверждения в своей сущности. С этого момента он стал новым и вечным, ибо был освящён и утверждён кровью Христа. Поэтому Христос и называет Чашу, которую Он подал своим ученикам на Тайной Вечери, Чашею нового завета (Мф 26:28): когда союз с Богом запёчатлён в его крови, тогда он истинно совершился и стал новым и вечным заветом.

5. Отсюда ясно, какой смысл вкладывает св. Павел в слова, что евреи были ведомы ко Христу через как бы детское научение Закона, прежде чем Он сам явился во плоти (Гал 3:24; 4:1). Он полностью признаёт, что они были детьми и наследниками Бога. Будучи детьми, они были под присмотром педагога. Ведь вполне естественно, что прежде чем взошло Солнце правды, не было ни столь яркого света Откровения, ни столь ясного понимания. И тогда Господь излил на них свет своего Слова, который они видели лишь издали и посреди мрака. Поэтому св. Павел, подчёркивая незрелость их разума, употребляет слово «детство» и говорит, что Господь пожелал учить их в этом возрасте посредством ритуалов и церемоний, преподавая им элементарные знания, соответствующие детскому возрасту, пока не был явлен Христос, чтобы расширить познания своих верных и вывести их из детского состояния. Это различие Иисус Христос выразил словами, что пророки и Закон — до Иоанна Крестителя (Мф 11:13) и что отныне благовествуется Царство Божье. О чём же учили Моисей и пророки в своё время? Они привили людям вкус и стремление к мудрости, которая должна была быть открыта, и показали её издали. Но когда на Иисуса Христа стало можно указывать пальцем, Царство Божье уже было открыто. Ибо в Иисусе сокрыты все сокровища мудрости и учения (Кол 2:3), способные возвысить людей почти до самых высоких небес.

6. Это не противоречит тому, что в христианской Церкви можно лишь с большим трудом найти человека, который был бы достоин сравнения с Авраамом в твёрдости веры. А также тому, что пророки обладали таким разумением, которого и сейчас хватило бы для просвещения мира. Но здесь мы говорим не о том, какие милости подал Господь тем или иным людям, а о порядке, которого Он придерживался. Этот порядок проявляется также и в учении пророков, хотя они и обладали особыми привилегиями, возвышавшими их над прочими людьми. Ибо их пророчества темны, как если бы они относились к весьма далёким предметам, и заключены в зримые образы. Кроме того, какие бы откровения пророки ни получали свыше, им было необходимо следовать единой для всего народа педагогике и они тоже были в числе детей, как и прочие. Наконец, в те времена не было достаточно ясного разумения и постоянно чувствовалась темнота эпохи. По этой причине Иисус Христос говорил: «Многие пророки и цари желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали» (Лк 10:24; Мф 13:17). И поэтому «ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат» (Мф 13:16). И верно, присутствие на земле Иисуса Христа дало этому миру более полное уразумение небесных тайн, которого раньше не было. Об этом говорится и в процитированном нами выше Первом послании св. Петра (1 Пет 1:10-12), что труд пророков особенно полезен в наше время.

7. Перейдём теперь к третьему различию, к которому нас подводят слова Иеремии: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой

Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым... вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его... И уже не будут учить друг друга... ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их» (Иер 31:31 сл.).

Этот отрывок св. Павел использует для сопоставления Закона и Евангелия, называя Закон, букву провозвестием смерти и осуждения, начертанным на камнях. А Евангелие, духовное учение жизни и праведности, написано на скрижалях сердца. Поэтому Закон должен быть отменён, а Евангелие будет пребывать вечно (2 Кор 3:6 сл.). Поскольку св. Павел намеревался объяснить смысл слов пророка, нам достаточно рассмотреть слова одного, чтобы понять обоих, пусть даже они несколько отличаются друг от друга. Ибо апостол говорит о Законе неприязненнее, чем пророк. Это относится не к существу Закона, а к тому, что в нём содержались неясности, с помощью которых ревнители Закона, чрезмерно привязанные к ритуалам, пытались затемнить свет Евангелия. И св. Павел вынужден опровергать их заблуждения и противостоять неуёмной привязанности к обрядам. Это специфическое обстоятельство нам нужно постоянно иметь в виду. Что касается согласия Павла и Иеремии, поскольку тот и другой противопоставляли Ветхий Завет Новому, то они рассматривали лишь самое существенное в Законе. В нём, например, неоднократно говорится об обетованиях Божьей милости, но поскольку упоминания о ней довольно отрывочны, то они не принимаются в расчёт, когда речь идёт о самой природе Закона. Самым существенным в нём пророк и апостол считают предписания хорошего и справедливого, запрещение дурного, обещание награды праведникам, угрозы грешникам отмщением Бога. Но Закон не может изменить или исправить естественную испорченность всех людей.

S. Теперь рассмотрим проводимое апостолом противопоставление пункт за пунктом. По его словам, Ветхий Завет — это буква, так как он возвещён вне действия Св. Духа. Новый Завет духовен, ибо Господь запечатлел его в сердцах своих верных. В силу этого второе противопоставление разъясняет первое: Ветхий Завет смертоносен, он поражает проклятием весь человеческий род. Новый Завет — орудие жизни,

17 iwmi

так как он, освобождая от проклятия, вверяет нас Божьей милости. Тот же смысл имеет и сказанное далее: первый Завет есть' служение осуждения, так как он показывает, что все дети Адама виновны в нечестии; второй есть служение оправдания, ибо открывает нам Божье милосердие, которым мы оправданы. Последний пункт противопоставления относится к церемониям и обрядам. Они были образами вещей невидимых и поэтому со временем должны были исчезнуть. Ибо Евангелие — это истинное тело и прочно утверждено навсегда. Иеремия тоже называет нравственный Закон немощным и хрупким, но по другой причине: он был сразу же нарушен и уничтожен неблагодарностью народа. Но так как нарушение произошло вследствие пороков, внешних по отношению к нему, то это нарушение нельзя относить к самому Закону. Обряды же, поскольку с пришествием Христа они были устранены вследствие их тщеты, заключают причину устранения в самих себе.

Это различие между буквой и духом нельзя понимать в том смысле, что данный прежде Господом Закон остался без пользы и без плода для евреев, никого не обратив к Богу. Это сказано для сравнения, чтобы явственнее возвеличить приток Божьей милости, которой самому Законодателю, словно Он стал новой Личностью, было угодно украсить проповедь Евангелия, чтобы прославить царство Христа своего. Ибо если мы посмотрим на множество людей, которых Он проповедью своего Евангелия собрал из всех народов и возродил своим Духом, то обнаружим, что число тех, кто всем сердцем принял учение Закона, было так мало, что его с этим множеством просто невозможно сравнивать. Хотя на самом деле, если взять израильский народ вне сравнения с Христианской Церковью, то в те времена было много истинно верующих.

9. Четвёртое различие связано с третьим и вытекает из него. Св. Писание называет Ветхий Завет союзом рабства, так как он порождает в сердцах людей страх и трепет. Новый Завет — союз свободы, ибо он утверждает их в уверенности и доверии. Об этом говорит св. Павел в Послании к римлянам: «Вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: „Авва, Отче!"» (Рим 8:15). То же самое имеет в виду автор Послания к евреям, когда говорит, что верующие приступили ныне не к видимой горе Синай, пылающей огнём, где гром, буря, молнии, как это видел народ Израиля, когда всё внушало ему ужас до такой степени, что и сам Моисей убоялся. А теперь Бог не говорит с нами страшным голосом, как прежде, но мы приступили к небесной «горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов» (Евр 12:18 сл.).

Мысль, которой мы коснулись, цитируя Послание к римлянам, более широко развёрнута в Послании к галатам, где св. Павел строит аллегорию, рассказывая о двух сыновьях Авраама следующим образом: Агарь, служанка,— образ горы Синай, где народ Израиля получил Закон; Сара, госпожа,— образ Иерусалима, откуда произошло Евангелие. Потомство Агари — рабское и не может наследовать, потомство Сары — свободное и должно получить наследство. Итак, Закон приводит нас в рабство, а Евангелие возрождает в свободе (Гал 4:22 сл.). Итог сказанного состоит в том, что Ветхий Завет был дан для устрашения совести, а Новый несёт радость и веселие. Первый держал совесть в оковах под игом рабства, второй облегчает и освобождает её.

Если нам возразят, что отцы Ветхого Завета, обладая тем же духом веры, что и мы, были, следовательно, причастны к той же радости и свободе, то мы ответим, что они имели их не вследствие благого действия Закона — ибо сознавали, что он удерживает в рабстве и тревожит совесть,— но потому, что их прибежищем было Евангелие. К тому же мы отрицаем, что они обладали такой свободой и уверенностью, что их вовсе не коснулись страх и рабство, причиняемые Законом. Ибо, хотя они и пользовались преимуществами, полученными через Евангелие, но, как и прочие люди, были отягощены всеми установленными тогда предписаниями, бременами и путами. Поэтому, видя, что они были вынуждены строго соблюдать ритуалы, присущие педагогике, которую св. Павел уподобил рабству, и напоминавшие долговые расписки, в которых они признавали свою виновность перед Богом, не будучи в состоянии расплатиться с долгами, можно с полным правом сказать, что, в отличие от нас, они находились под бременем Завета рабства. Так обстоит дело, если взглянуть на порядок и способ действий, которые тогда избрал Господь в отношении народа Израиля.

10. Три последние сопоставления относятся к Закону и Евангелию. Поэтому в них под Ветхим Заветом следует понимать Закон, а под Новым — Евангелие. Первое проведённое нами сопоставление идёт дальше — в нём рассматривается положение древних отцов до Закона.

Св. Августин отрицает, что восходящие к тому времени обетования содержались именно в Ветхом Завете³, и его точка зрения верна. Он не имел в виду ничего другого, кроме того, чему учим мы. Ведь он обращался к тем же высказываниям Иеремии и св. Павла, которые мы процитировали и где Ветхий Завет противопоставлен учению о милости и милосердии. Ещё у него очень хорошо сказано о том, что все верующие, возрождённые Богом от начала мира и следовавшие его воле в вере и любви, принадлежат Новому Завету и что они полагали свою надежду не в плотских, земных и временных благах, но в благах духовных, небесных и вечных. И в особенности, что они уверовали в Посредника, через которого — в чём они не сомневались — им дан Святой Дух для утверждения в доброй жизни и даровано прощение всякого греха. Это именно то, что утверждаю я: все святые, которые, как мы читаем в Писании, были избраны Богом от начала мира, были вместе с нами причастниками тех благословений, которые даны нам для вечного спасения. Между разделением, проводимым св. Августином, и моим есть только одно различие: я подчёркиваю свет и ясность Евангелия в отличие от запутанности сказанного прежде него — в соответствии со словами Христа о том, что Закон и пророки до Иоанна, а с сего времени Царство Божие благовествуется (Лк 16:16)*. Августин же ограничивался различием между немощью Закона и силой Евангелия.

Относительно древних отцов необходимо ещё отметить, что, живя под бременем Ветхого Завета, они не останавливались на нём, но постоянно стремились к Новому и даже участвовали в нём искренним влечением сердца. Ибо все те, кто, удовлетворяясь внешней тенью, не возвышали свой ум до Христа, осуждены апостолом на слепоту и проклятие. И в самом деле, можно ли представить себе большее ослепление, чем надеяться на очищение от грехов путём убийства животного? Или искать омовения души в окроплении водой своего тела? Или желать умиротворить Бога ритуалами, не имеющими никакого значения, как будто Он услаждается ими? Мы уже не говорим о множестве других подобных вещей. В этом нелепом положении оказываются все те, кто, невзирая на Христа, попусту тратят силы на соблюдение Закона.

^а Августин. Против двух писем Пелагия Бонифацию, III, 4 (MPL, XLIV, 591 p.).

Кальвин приводит менее точную ссылку (с точки зрения Синодального текста): Мф 11:13.— Прим. перев.

ii. Пятое различие, о котором мы говорили, что оно может быть добавлено к рассмотренным четырём, заключается в том, что до пришествия Христа Бог отделил один-единственный народ, с которым Он своею милостью заключил союз. «Когда Всевышний,— говорит Моисей,— давал уделы народам и расселял сынов человеческих, тогда поставил пределы народов по числу сынов Израилевых. Ибо часть Господа народ Его; Иаков наследственный удел Его» (Втор 32:8-9). В другом месте он так говорит народу: «Вот у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и всё, что на ней; но только отцов твоих принял Господь и возлюбил их, и избрал вас, семя их после них, из всех народов» (Втор 10:14-15). Итак, наш Господь одному этому народу оказал честь познать Его, как будто он принадлежал Господу более других. Он заключил с ним союз. Он явил свою божественность в среде его и возвысил другими привилегиями. Оставим в стороне все прочие оказанные ему благодеяния и ограничимся той, о которой идёт речь: передав ему своё слово, Господь соединился с ним, чтобы называться его Богом и чтобы этот народ поклонялся Ему. Всем прочим народам Он попустил ходить своими путями в тщете и заблуждении, как будто они не имели с Ним никакой сколько-нибудь тесной связи (Деян 14:16), и не дал им целебного средства, которое могло бы им помочь,— проповеди слова своего. Поэтому Израиль назывался тогда возлюбленным сыном Божьим. Все прочие народы были Ему чужими. Израильский народ был признан Богом и встал под его защиту и покровительство, остальные народы были оставлены во мраке. О нём сказано, что он посвящен Богу, другие же народы именовались языческими. Он был почтён присутствием Бога, другие были лишены его.

Но когда пришла полнота времени (Гал 4:4), когда это состояние должно было быть исправлено и когда, говорю я, явился Посредник между Богом и людьми, разрушив преграду, которая долгое время заключала милость Божью внутри одного народа, то Он возвестил мир дальним, как и ближним, дабы, примирённые с Богом, они стали одним телом (Эф 2:14 сл.). Поэтому нет больше ни еврея, ни грека, ни обрезания, ни необрезания, «но всё и во всём Христос» (Кол 3:11; Гал 6:15). Все народы земли отданы Ему в наследие и пределы земли — во владение (Пс 2:8), чтобы без всякого разделения царствовал Он от моря до моря, от востока до запада (Пс 71/72:8 и др.).

12. В силу этого призвание язычников — ещё одно существенное отличие, показывающее превосходство Нового Завета над Ветхим. В древности оно было предсказано и засвидетельствовано во многих пророчествах, но его исполнение было отсрочено до пришествия Мессии. Даже Иисус Христос в начале своей проповеди не пожелал открыть двери язычникам, но отложил это до того времени, когда, исполнив всё, что было необходимо для нашего искупления, и пройдя через унижение, получил от Отца имя выше всякого имени, дабы пред Ним преклонилось всякое колено (Флп 2:9-10). Вот почему Он сказал хананеянке, что послан только к погибшим овцам дома Из-раилева (Мф 15:24). И когда Он посылал на проповедь своих первых апостолов, то запретил им преступать определённые границы: «На путь к язычникам не ходите и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф 10:5-6).

Более того, хотя призвание язычников было засвидетельствовано столькими пророчествами, но, когда надо было начинать, эта задача показалась апостолам такой новой и странной, что они испугались её, словно какого-то неимоверного чуда. Несомненно, они выполняли её, преодолевая огромные трудности. И это неудивительно, потому что казалось необъяснимым, что Бог, так долго отделявший Израиль от других народов, вдруг, словно изменив свои намерения, устранил это разделение. Это было предсказано пророками, однако апостолы, видимо, прислушивались к ним не слишком внимательно, так что новизна предприятия сильно встревожила их. Примеры того, что они должны делать, прежде данные Богом, были недостаточны, чтобы избавить их от сомнений. Ибо Господь привлёк к своей Церкви малое число язычников, но, даже присоединяя их к ней, Он через обрезание включал их в состав народа Израиля, так что они становились как бы потомками Авраама. Тогда как посредством публичного призвания язычников, которое совершилось после вознесения Иисуса Христа, они не только были возвышены в чести до евреев, но, что гораздо важнее, заменили их на их месте. Более того, чужестранцы, которых Бог включил в Церковь, никогда не были уравнены с евреями. Поэтому не без основания св. Павел с вдохновением говорит об этой тайне, что она была сокрыта во все века и удивительна даже Ангелам (Кол 1:26).

13. Полагаю, что в этих четырёх или пяти пунктах должным-образом и полностью отражено различие между Ветхим и Новым Заветом — так, как это необходимо, чтобы сформулировать простое и ясное учение об этом предмете. Однако поскольку некоторые считают нелепостью различие между управлением Христианской Церковью и Церковью Израиля, между способами научения в них, обрядами и ритуалами¹²³, то, прежде чем перейти к другим вопросам, необходимо дать им достойный ответ. Он может быть очень кратким, так как их возражения не отличаются силой и убедительностью и опровергнуть их не составляет труда.

Немыслимо, говорят они, чтобы Бог, который всегда должен быть тождествен самому Себе, менял таким образом свои намерения, невозможно, чтобы Он отменил однажды Им заповеданное. Я отвечаю, что Бога нельзя считать меняющимся, основываясь на том, что Он к определённым временам приспосабливает определённые способы действия так, как считает полезным. Если крестьянин приказывает своим работникам выполнять зимою другие работы, чем летом, мы не назовём это непостоянством и не скажем, что он отклоняется от правильного способа ведения хозяйства. Ведь этот способ зависит от неизменного порядка в природе. Сходным образом, если образованный человек относится к своим детям в юности иначе, чем в детстве, и снова меняет своё отношение к ним, когда они становятся взрослыми, то мы не скажем, что он легкомыслен и переменчив. Так почему же нам приписывать Богу непостоянство из-за того, что Он отметил разные времена разными подходами, каковые считал наиболее подходящими для них?

Нас должно полностью убедить ещё одно сходство. Св. Павел уподобляет евреев детям, а христиан — юношам. Какое же может быть искажение или беспорядок в том порядке, который Бог установил для евреев, обучая их в своё время, как в детстве, элементарным вещам, тогда как теперь Он преподаёт нам более возвышенное учение, рассчитанное на более зрелых людей? Постоянство Бога проявляется в том, что Он дал одно учение на все времена. Служения, которого Он требовал вначале, Он требует и сейчас. Изменение же его формы и внешнего выражения говорит не о том, что подвержен изменениям сам предмет, а о том, что Богу угодно приспосабливаться к меняющимся способностям людей.

14. Но они всё ещё возражают и задают вопрос: откуда происходит это различие, если не от желания Бога? Разве Он не мог, как до пришествия Христа, так и после, открывать истину о вечной жизни ясными словами, без всяких образов? Разве не мог Он научить своих верных посредством явных священнодействий, излить своего Духа в изобилии, распространить свою милость на весь мир? Всё это похоже на то, как если бы они обвиняли Бога в том, что Он сотворил мир слишком поздно, а мог сделать это в самом начале, что Он установил времена года, различие зимы и лета, дня и ночи. Что же до нас, то мы будем делать то, что должны делать все истинно верующие,— не сомневаться, что всё соделанное Богом хорошо и мудро, даже если мы не знаем причины того или иного дела. Было бы слишком безумной наглостью не признавать, что Бог знает причины своих дел, которые сокрыты от нас.

Но всё же странно, говорят они, что Бог теперь отвергает принесение в жертву животных и великолепие левитического священства, которое прежде было ему угодно. Как будто Бога услаждали эти внешние и преходящие вещи, как будто Он когда-нибудь их ценил! Мы уже говорили, что Бог предписал все эти вещи не сами по себе, но установил их ради спасения людей. Если врач применяет какое-либо средство для лечения молодого человека, а когда тот состарится, воспользуется другим, то скажем ли Мы, что он отверг ранее избранный метод или разочаровался в нём? Он ответит, что всегда следует одному методу, но учитывает возраст. Так вот, было полезно, чтобы Иисус Христос, ещё не пришедший на землю, с целью провозвестия его пришествия был представлен посредством различных символов — иных, чем те, которые даны нам теперь, когда Он пришёл. Что же касается призвания и милости Бога, распространившихся шире, чем прежде, и союза спасения, заключённого Им со всем миром, то кто осмелится возразить, что Бог по праву свободно раздаёт свои милости, следуя своей воле? Что Он просвещает те народы, какие хочет? Велит проповедовать своё Слово там, где Ему угодно? Даёт созреть такому плоду, большому или малому, какого желает? Даёт познать Себя миру своею милостью, когда Ему угодно, и отбирает данное Им знание по причине неблагодарности людей? Итак, мы видим, насколько лживы и порочны все возражения, которыми пользуются неверующие, чтобы смутить простых людей и заставить их усомниться в справедливости Бога и истине Писания.

Глава XII

О ТОМ, ЧТО ДЛЯ ИСПОЛНЕНИЯ МИССИИ ПОСРЕДНИКА ХРИСТУ НАДЛЕЖАЛО СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

i. Для нас очень важно уяснить, что Тот, кто должен был стать Посредником, был подлинным Богом и подлинным человеком. Если кто-либо спросит, почему возникла такая необходимость, то надо ответить, что она не была абсолютной (как часто утверждают), но что скорее её причина заключена в предвечном решении Бога, от которого зависело спасение людей. Отец всякой милости и всякой доброты постановил то, что полагал для нас наиболее полезным. Поскольку между нами и Им встало наше нечестие, препятствуя нам прийти к Нему, то мы оказались совершенно отчуждены от Царства Небесного и никто не в состоянии примирить нас с Богом, если не будет близок Ему. Кто же до такой степени приближался к Богу? Есть ли таковой среди детей Адама? Все они вместе со своим отцом вострепетали бы при лицезрении Божьего величия [Быт 3:8]. Мог ли это сделать какой-либо Ангел? Но Ангелы нуждаются в главе¹²⁴, через посредство которого они могли бы навсегда соединиться с Богом. Так что не остаётся никакого средства и мы оказались бы в отчаянном положении, если бы Божье величие само не снизошло к нам. Ведь мы не в силах возвыситься до него. Поэтому потребовалось, чтобы Сын Божий стал Эммануилом, что означает «с нами Бог». Причём при условии, чтобы божественная и человеческая природы соединились — иначе не было бы достаточно тесной и прочной близости, которая позволяла бы надеяться, что Бог пребывает с нами. Ибо наша грязь и его чистота абсолютно несовместимы. Даже когда человек сохранял непорочность, он был слишком низок, чтобы достичь Бога. Насколько же меньшими стали его возможности подняться на такую высоту, когда он вследствие своего смертельного падения погрузился в ужас смерти и ада, запятнал себя грязью, стал источать зловоние тления, впал в немыслимые беды!

Поэтому св. Павел, называя Иисуса Христа Посредником, с полным основанием называет Его также и человеком: «Един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим 2:5). Он мог назвать Его Богом или опустить слово «человек», как и слово «Бог». Но поскольку Св. Дух, говоривший устами апостола, знал нашу немощь, Он воспользовался этим средством, чтобы пойти дальше: поставить Сына Божьего в один ряд с нами, чтобы приблизить нас к Нему. Дабы никто не мучился сомнениями, где искать Посредника и на каких путях можно Его отыскать, то, называя Его человеком, Св. Дух указывает, что Он близок к нам, что Он, обладая нашей плотью, породнён с нами крепчайшими узами. Короче говоря, он указывает на то, что более подробно объяснено в другом месте: мы имеем не такого священника, который не может сострадать нам в наших немощах, но который искушён во всём подобно людям, за исключением того, что не несёт на Себе ни малейшего пятна греха (Евр 4:15).

2. Это станет понятнее, если мы рассмотрим, насколько важным было дело Посредника — восстановить нас в милости Бога, дабы мы сделались его детьми и наследниками его Царства, тогда как, принадлежа к проклятому роду Адама, мы были наследниками геенны огненной. Кто мог бы совершить подобное, если бы сам Сын Божий не стал человеком, если бы, не приняв наше, Он не передал нам своё, сделав нашим по благодати то, что принадлежало Ему по природе? Имея залогом то, что Сын Божий принял наше тело и стал плотью от плоти нашей и костью от кости нашей, мы получаем твёрдую уверенность, что мы — дети Бога-Отца. Ведь Он не счёл нечестием принять наше, чтобы соединиться с нами и сделать нас причастниками того, что принадлежит Ему, и тем самым быть вместе с нами Сыном Божьим и Сыном человеческим. Отсюда проистекает то святое братство, о котором возвещает нам Иисус: «Восхожу к Отцу Моему и к Отцу вашему, и к Богу моему и Богу вашему» (Ин 20:17). Вот почему мы уверены в небесном наследии: единственный Сын Божий, которому принадлежит всё наследство, принял нас как своих братьев и, следовательно, сделал нас своими сонаследниками (Рим 8:17). Более того, поскольку Тот, кто должен был стать нашим Искупителем, должен был сокрушить смерть, то Ему надлежало быть и истинным Богом и истинным человеком. Ибо кто ещё может умертвить смерть, если не сама жизнь? Ему надлежало победить грех. А кто ещё способен это сделать, если не сама праведность? Ему надлежало уничтожить чужую власть над миром и воздухом. А кто ещё мог одержать эту победу, если не Тот, чья сила превосходит всякую силу? Где источник жизни, праведности, справедливости, державы неба, если не в Боге? И именно Он, по своему бесконечному милосердию, желая нас спасти, стал нашим Искупителем в лице своего единородного Сына.

3. Другая часть нашего примирения с Богом состояла в том, чтобы человек, погибший вследствие своего непослушания, прибегнул к про- тивоположному средству — к послушанию, которое бы удовлетворило Божий суд, и заплатил за свой грех то, что должен. Потому и явился Господь наш Иисус, приняв имя и облик Адама, дабы заместить его Собою, подчиниться Отцу и предоставить на его праведный суд своё тело как цену умилостивления, претерпеть казнь, которую заслужили мы, во плоти, в которой совершён грех. Поскольку же Бог не может испытать смерть, а человек — победить её, Он соединил человеческую природу со своею, дабы через смертность первой очистить и освободить нас от наших злодеяний, а силою второй достичь ради нас победы над смертью. Поэтому те, кто отнимает у Иисуса Христа либо боже- ственную, либо человеческую природу, унижают его величие и славу, затемняют его доброту и милость. С другой стороны, они не в меньшей степени оскорбляют людей, извращая их веру, которая может утвер- диться только на этом основании.

Более того, было необходимо, чтобы верующие ожидали своего Искупителя в лице потомка Авраама и Давида, которым Бог обещал Его в Законе и Пророках. Поэтому верующие души получают ещё один плод: возводя его родословную к Давиду и Аврааму, они лучше и увереннее осознают, что Господь наш Иисус есть тот самый Христос, который возвещён и прославлен пророками. Но прежде всего нам следует помнить то, о чём я уже говорил: что Сын Божий дал нам верный залог союза (societe) с Ним, заключающийся в общности его и нашей природы. Воплотившись, Он победил смерть вместе с грехом так, что эта победа стала нашей. Он предложил в жертву плоть, которую принял от нас, чтобы, изгладив грехи, отменить наше осуждение и умиротворить гнев Бога — Отца своего.

4. Всякий, кто отнесётся к этому предмету со вниманием, кото- рого он заслуживает, легко опровергнет сумасбродные спекуляции, в которые пускаются многие легкомысленные умы, жаждущие новиз- ны. Вот вопрос, который их занимает: если бы человеческий род не нуждался в искуплении, то Иисус Христос всё равно бы вочело-вечился^125а. Я признаю, что и в первоначальном состоянии творения, когда природа была неповреждённой, Он уже был поставлен главой над людьми и Ангелами. По этой причине св. Павел называет Иисуса Христа рождённым прежде всякой твари (Кол 1:15). Но, поскольку в Писании ясно и чётко сказано, что Он воплотился, дабы стать Искупителем, то воображать себе другую причину и другую цель — чересчур самонадеянно. Хорошо известно, почему его пришествие было обещано с самого начала: чтобы восставить падший мир и помочь погибшим людям. Образ его потому был дан в Законе в виде жертвоприношений, чтобы верующие не теряли надежду, что Бог проявит свою благосклонность, примирившись с ними через очищение от грехов. Поскольку во все века, даже ещё до объявления Закона, обетование Посредника было связано с кровью, то отсюда нам следует заключить, что вечным Божьим планом Он был назначен очистить людей от грязи грехов, ибо пролитие крови — знак искупления вины. И пророки говорили о Нём не иначе, как возвещая, что Он придёт, чтобы примирить Бога и людей. Сейчас нам достаточно удостоверить это свидетельством Исайи — самым торжественным среди прочих. Там сказано, что Он будет поражаем Богом за преступления людей, что наказание ради примирения будет на Нём, что Он станет Священником, дабы предложить Себя в жертву, что Он исцелит нас своими ранами, что все мы блуждали, как потерявшиеся овцы и что Богу было угодно мучить Его, чтобы Он взял на Себя наше нечестие (Ис 53:4 сл.). Если мы слышим, что на Иисуса Христа непререкаемой волей Неба была возложена миссия помочь бедным грешникам, то сделаем отсюда вывод, что все те, кто преступает эти границы, слишком самонадеянно освобождают от узды своё безрассудное любопытство.

Сам Иисус, придя на землю, объявил, что смысл его пришествия в том, чтобы привести нас от смерти в жизнь, примирив с Богом. Апостолы свидетельствуют о том же. Вот почему св. Иоанн, прежде чем сказать, что Слово стало плотью, говорит о мятеже и падении человека (Ин 1:9-10). Но лучше всего послушать самого Иисуса Христа: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3:16).

^а Servet М. Christianismi Restitutio: De regeneratione superna, I, p. 370, 382. Этот же вопрос задавал Кальвину Блаурер. Ср. ОС, XVI, 723; XVII, 42.— Прим. франц. изд.

А также: «Наступает время..., когда мёртвые услышат глас Сына Божия и услышавши оживут» (Ин 5:25). А также: «Сын Человеческий пришёл взыскать и спасти погибшее» (Мф 18:11). И ещё: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф 9:12). Я бы никогда не закончил, если бы захотел привести все отрывки, относящиеся к нашей теме. Апостолы в полном согласии и вне всякого сомнения подводят нас к изложенному принципу. В самом деле, если бы Иисус Христос пришёл не ради примирения нас с Богом, то было бы умалено его священническое достоинство. Священник поставлен между Богом и людьми для того, чтобы они могли получить прощение грехов (Евр 5:1). Священника бы не было, если бы мы были праведны, ибо Он стал жертвой за нас, чтобы Бог не вменил нам наших преступлений (2 Кор 5:19). Короче говоря, Он был бы лишён всех титулований, которыми величает Его Св. Писание. Потеряли бы смысл и слова св. Павла о том, что Бог послал Сына своего, чтобы совершить то, перед чем Закон был бессилен,— в подобии греховной плоти взять на Себя наши грехи (Рим 8:3). Не произошло бы того, о чём сказано в другом месте, что великая благость Бога и его любовь к людям открылись тогда, когда Он дал нам Искупителем Сына своего (Тит 2:14).

Итак, Писание не указывает никакой иной цели, ради которой Иисус Христос пожелал воплотиться и был послан нам Отцом, кроме той, чтобы стать жертвой примирения. Написано также, что Иисусу Христу надлежало пострадать, а апостолам надлежало проповедовать покаяние во имя его, как говорит об этом св. Лука (Лк 24:26,46-47). Подобное читаем и у св. Иоанна: «Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою [за овец]... сию заповедь получил Я от Отца Моего» (Ин 10:17-18). У него же: «Как Моисей вознёс змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому» (Ин 3:14). А также: «Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришёл. Отче! прославь Сына твоего» (Ин 12:27-28)*. Этими словами Иисус совершенно ясно показывает, ради какой цели принял Он человеческую плоть: чтобы стать жертвой и удовлетворением за грехи и тем самым устранить их. По этой же причине Захария восклицает в своём гимне, что Он пришёл во исполнение обетовании, данных отцам, чтобы просветить сидящих во тьме и тени смертной (Лк 1:79). Вспомним же, что всё это было предречено о Сыне Божьем, о котором св. Павел говорит, что в Нём сокрыты все сокровища мудрости и ведения (Кол 2:3), и вне которого он предпочитает ничего не знать (1 Кор 2:2).

5. Возможно, кто-нибудь возразит, что всё это не противоречит тому, что Иисус Христос, искупивший подлежащих проклятию, мог также, приняв человеческую природу, явить этим свою любовь к людям, оставшимся святыми и непорочными. Ответ на это возражение будет краток, ибо сам Св. Дух возвещает, что в вечном божественном плане эти две вещи были объединены, то есть Иисус Христос должен был стать нашим Искупителем и одновременно причастным нашей природе. Дальше любопытствовать непозволительно. И если кто-то, не довольствуясь непреложным решением Бога, сгорает от желания узнать больше, то тем самым он показывает, что не довольствуется также Иисусом Христом — тем, что Он стал для нас ценой искупления. Ибо сам св. Павел не только объясняет, для чего Он был послан, но, трактуя о возвышенной тайне предопределения, удерживает в узде безумные аппетиты и блуждания человеческого ума. Он говорит, что Отец избрал нас прежде создания мира, чтобы усыновить Себе согласно своей воле, и что мы стали любезны Ему во имя его возлюбленного Сына, в котором мы имеем искупление его кровью (Эф 1:4-6). Здесь апостол, безусловно, не имеет в виду падение Адама как некий предшествующий момент времени, а показывает то, что Бог определил прежде всех веков, желая исцелить человеческий род¹²⁶.

Если кто-то опять возразит, что подобный божественный план проистекает из предвиденного Богом падения человека, то мне довольно того, что люди, позволяющие себе искать во Христе или жаждущие знать о Нём больше предопределённого Богом в Его сокровенном замысле, заходят слишком далеко и берут на себя дерзость измысливать нового Христа. Поэтому св. Павел, сказав об истинной миссии Иисуса Христа, молит Бога дать своим верным разумение, чтобы они постигли, что есть долгота, высота, широта и глубина, и уразумели любовь Христову, которая превыше всякого знания (Эф 3:16-19). Св. Павел как бы воздвигает преграды перед нашим разумом, чтобы тот ни на малость не уклонялся в сторону, когда говорится о Христе, но твёрдо хранил милость примирения, которую Он с Собой принёс. И поскольку этот же апостол в другом месте свидетельствует, что верно и должно быть принято слово, что Иисус Христос пришёл в мир спасти грешников (1 Тим 1:15), то я вполне успокаиваюсь. Далее он учит, что милость, явленная нам в Евангелии, дана нам в Иисусе Христе прежде всех времён и веков (2 Тим 1:9). Отсюда я заключаю, что нам подобает оставаться в ней до конца.

Осиандер безосновательно отвергает подобную умеренность. Прежде этим вопросом задавались лишь немногие, он же настолько загорелся им, что, к несчастью, смутил всю Церковь¹²⁷. Он высокомерно обвиняет тех, кто говорит, что если бы Адам не пал, то Сын Божий не явился бы во плоти, поскольку в Писании нет ясного свидетельства, опровергающего подобную фантазию. Как будто св. Павел не удерживает нас от этого извращённого любопытства, когда, сказав об искуплении, достигнутом через Иисуса Христа, он сразу же велит удаляться от глупых споров (Тит 3:9). Некоторые входят в раж до такой степени, что, движимые неудержимым желанием прослыть остроумными, спорят о том, мог ли Сын Божий принять природу осла. Если Осиандер готов извинить подобный вопрос (который все богобоязненные люди с полным основанием считают чудовищным и омерзительным), причём под тем предлогом, что он нигде буквально не запрещён, то я отвечу, что св. Павел не почитающий ничего достойным знания, кроме распятого Христа (1 Кор 2:2), не мог бы допустить, что совершителем спасения является осёл. А поскольку в другом месте он учит, что согласно предвечному замыслу Иисус Христос был поставлен Отцом выше всего, главою Церкви (Эф 1:22), то он никогда бы не признал «Христом» никого, кто не исполнил бы миссии искупления.

6. Принцип, который Осиандер кладёт в основу своих побед, весьма шаток: человек был сотворен по образу Божьему якобы вследствие того, что он был уподоблен Христу, дабы представлять Его в человеческой природе, в которую Отец уже постановил облечь Его. Отсюда Осиандер делает вывод, что если бы Адам и не отпал от своего Источника, Христос всё равно стал бы человеком. Все здравомыслящие люди понимают, насколько это рассуждение искусственно, неумно и, как говорится, притянуто за уши. Тем не менее этот надутый гордостью писатель полагает, что он первый постиг, что такое «образ Божий»: то есть что божественная слава сияла в Адаме не только как бесценный дар, которым он был украшен, но также потому, что Бог сущностно обитал в нём. Хотя я вполне согласен с тем, что Адам носил в себе образ Божий, поскольку был связан с Богом (что составляет высшее и совершеннейшее его достоинство), я утверждаю, что этот образ следует искать лишь в признаках превосходства, которыми Адам был облагорожен и возвышен над животными.

Существует общее согласие относительно того, что Иисус Христос уже тогда был образом Божьим и поэтому лежавшая на Адаме печать превосходства происходит именно из этого Источника, благодаря которому он приближался к божественной славе через Сына Божьего. Следовательно, человек был сотворен по образу Того, кто его создал (Быт 1:27), и в силу этого стал как бы зеркалом, в котором сияла слава Господа. Адам был возвышен до этой чести милостью единородного Сына Божьего. Но снова и снова нужно повторить, что Сын Божий был главою Ангелов и людей, так что достоинство, данное человеку, принадлежит также и Ангелам. Если Св. Писание называет их детьми Божьими, то невозможно отрицать, что в них были запечатлены знаки, отображающие их Отца. Поскольку Бог пожелал явить свою славу как в Ангелах, так и в людях, и запечатлеть её в обеих природах, то весьма неумно для Осиандера ставить их позади людей, так как они якобы не несли в себе образа Иисуса Христа. Ибо они не наслаждались бы постоянно его присутствием и ликом, если бы не были подобны Ему. На самом же деле люди, как учит св. Павел, обновятся по образу Божьему, чтобы вместе с Ангелами собраться под единым Главой. Короче, если мы верим Иисусу Христу, то наше окончательное блаженство будет заключено в том, что, собравшись на небесах, мы станем подобны Ангелам (Мф 22:30). А если принять вслед за Осиандером, что первым и главным проявлением Божьего образа была человеческая природа, которую должен был принять Иисус Христос, то отсюда, напротив, следует, что Он должен был принять и ангельскую природу, поскольку Ангелам принадлежит образ Божий.

7. Так что у Осиандера нет причин опасаться, как он утверждает, будто Бог оказался бы лжецом, если бы не принял в Духе непреложного решения сделать своего Сына человеком. Ибо, если бы человек не пал, он был бы подобен Богу, как и Ангелы, и тогда не было бы необходимости, чтобы Сын Божий становился человеком или Ангелом. Также напрасно опасается он и такой нелепости, что если бы непреложным Божьим решением до сотворения Адама не было определено, что Иисус Христос должен родиться человеком — не как Искупитель, а как первенец из людей,— то тем самым его честь была бы умалена, так как

Он был бы создан по образу Адама. Но почему Осиандер ужасается тому, о чём совершенно ясно свидетельствует Писание: что Иисус Христос во всём подобен нам, кроме греха (Евр 4:15)? А св. Лука в приводимой им родословной без колебаний называет Его Сыном Адама (Лк 3:38). Хотелось бы также знать, почему св. Павел именует Его вторым* Адамом (1 Кор 15:45), если не потому, что небесный Отец повелел Ему принять человеческую природу с целью вызволить потомков Адама из бездны погибели, в которую они упали. Если бы решение Бога дать Сыну человеческое обличье предшествовало акту творения, то Его следовало бы назвать первым Адамом.

Осиандеру ничего не стоит заявить, что, поскольку Иисусу Христу Духом Божьим было предназначено стать человеком, то все созданы по его образу. Напротив, св. Павел, называя Иисуса Христа вторым Адамом, ставит в центр нашего происхождения и произведённого Христом восстановления погибель и смятение, которые произошли позже, и тем самым основывает пришествие Христа на необходимости вернуть нас в первоначальное состояние. Отсюда следует, что именно в этом коренится причина, по которой надлежало воплотиться Сыну Божьему.

Столь же слабы и глупы аргументы Осиандера в его рассуждении о том, что если бы Адам остался в безгрешном состоянии, то он был бы образом самого себя, а не Иисуса Христа. Однако в этом случае, несмотря на то что Сын Божий никогда бы не воплотился, образ Божий всё рано сиял бы в наших телах и душах и его лучи всё равно указывали бы, что Иисус Христос — истинный Глава, первенствующий среди людей. Тем самым мы разбиваем легковесный софизм Осиандера, будто Ангелы были бы лишены Главы, если бы Бог не определил, что Его Сын вочеловечится независимо от грехопадения Адама. Ибо он слишком неразумно принимает то, с чем не может согласиться ни один здравомыслящий человек: что Иисус Христос имеет преимущество перед Ангелами только потому, что Он вочеловечился. Как раз наоборот, и нетрудно отыскать у св. Павла слова о том, что, будучи вечным Словом Божьим**, Он рождён прежде всякой твари (Кол 1:15). Не в том смысле, что Он был сотворен или должен быть включён в число творений, но потому, что образ мира, столь превосходный в своей первозданной красоте, не имел бы начала. А поскольку Сын Божий стал человеком, Он именуется первенцем из мёртвых (Кол 1:18). И о том и о другом апостол говорит очень кратко, но он обращает наше внимание на обе эти вещи: что Сыном создано всё, дабы Он первенствовал над Ангелами; и что Он вочеловечился, дабы исполнить дело искупления.

Ещё одна глупость Осиандера состоит в его утверждении, будто люди не имели бы в Иисусе Христе Царя, если бы Он не был человеком. Словно не было бы у Бога ни Царства, ни державы, когда Сын Его, пусть даже не воплотившись, всё равно собрал бы под своим главенством людей и Ангелов и первенствовал бы над ними в своей славе. Но Осиандер опять ошибается или, вернее, самообольщается своими фантазиями: если бы Христос не вочеловечился, говорит он, то Церковь не имела бы Главы. Как будто бы Он не мог главенствовать над людьми и управлять ими своей божественной властью, укреплять их сокровенной силой своего Духа, питать их как своё тело, то есть поступать с ними так же, как Он главенствует над Ангелами, чтобы привести людей к блаженству ангельской жизни!

Всю эту трескотню, которую я легко опроверг, Осиандер почитает откровением непогрешимого оракула, ибо, опьянённый своими умозрениями, привык одерживать победы на пустом месте. А в конце он хвалится будто бы надёжным и неопровержимым аргументом, перевешивающим все прочие,— пророчеством Адама, который, увидев жену свою Еву, воскликнул: «Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей» (Быт 2:23). Но откуда следует, что это — пророчество? Возможно, он ответит, что Иисус у Матфея приписывает эти слова Богу. Но это всё равно что сказать, что всё произносимое Богом через уста людей заключает некое пророчество о будущем. Тогда, значит, пророчество содержится в каждом предписании Закона, поскольку все они даны Богом. Было бы очень плохо, если бы поверили этой фантазии, потому что тогда Иисус Христос превратился бы в сугубо земного толкователя, играющего буквальным смыслом слов. Но здесь Он вовсе не имеет в виду мистический союз, соединяющий Его со всею Церковью [Мф 19:4-6]. Он приводит этот возглас, чтобы показать, до какой степени муж должен быть верен и близок своей жене, ибо Бог сказал, что муж и жена — одна плоть. Тем самым он указывает, насколько непозволительно пытаться путём развода разорвать эту нерушимую связь.

Если для Осиандера это слишком мелко и просто, то пусть он хотя бы не приписывает Иисусу Христу попыток запутать своих учеников пустыми аллегориями и чересчур изощрённо толковать слова своего Отца. А то, что он цитирует из св. Павла, нисколько не подтверждает его фантазий. Ибо Павел после слов о том, что мы — плоть от плоти Христа, восклицает, что это — великая тайна (Эф 5:30 сл.). Он не желает рассуждать о том, какой смысл вложил Адам в свой возглас, но, прибегая к образу брака, хочет заставить нас задуматься о той священной связи, которая делает нас одним телом с Иисусом Христом. Об этом прямо сказано в Послании к эфесянам. Апостол, заявляя, что он говорит по отношению ко Христу и Церкви, как бы вносит поправку, чтобы провести различие между земным браком и духовным союзом Иисуса Христа с его Церковью. И тут вся болтовня Осиандера обращается в ничто. Поэтому не стоит больше рыться в этом хламе, никчёмность которого вполне раскрыта в нашем кратком опровержении. Во всяком случае, дети Божьи удовлетворятся такими сдержанными словами: «Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного, Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных» (Гал 4:4-5).