Настенька

5

— А дальше было так, — начал снова рассказывать отец, садясь вместе с Сержем за стол (Серж не мог дождаться постели и добился, чтобы отец говорил сейчас), — бандиты нас продержали в лесу до ночи. Мне было так страшно и жутко на душе, что казалось, как бы стопудовый камень сдавливал мою грудь и железо душило моё горло. И звёзды над моей головой казались мне, как в тумане. Очень сильно пахли листья на деревьях, и от этого мне было ещё труднее. Я этот запах ощущал, как что-то такое, что для меня уже скоро закончится навсегда. Больше, чем когда-либо в своей жизни, я в этот момент ощущал, какое счастье жить на свете.

— Не смотря ни на что, будь смелым, — сказал мне Закревский.

— Какого лиха мы эту повозку за собой тянем? — сказал один бандит. — Издали слышно, как колёса стучат.

— А куда ж ты её денешь? — ответил второй. — На дороге оставишь? Днём увидят и начнут догадываться.

Бандиты говорили перед нами всё открыто, — они были уверены в своей силе.

Когда хорошо стемнело, бандиты повели нас дальше. Долго вели они нас лесной дорогой и привели на какой-то лесной хутор. Нас посадили в погреб. Усатый бандит сказал, повернувшись к Закревскому:

— Мы вас всех отпустим, только напиши акты, что на этих хуторах хлеба нет и брать нечего. А после ты приведёшь мне уездного комиссара.

— Ты его здесь убить хочешь?

— А это уже мне знать, что я с ним сделаю.

— Ну, а если вместо комиссара я приведу сюда красноармейцев?

— А я отпущу пока что только тебя одного. А их (он показал на меня и извозчика), а их тогда, когда ты приведёшь комиссара.

Закревский молча начал озираться вокруг: никакой надежды выбраться отсюда не было.

— Опусти его, — сказал Закревский, показывая на меня. — Путь он приведёт комиссара.

— А я хочу чтобы ты! — заревел бандит.

— А я с тобой и говорить не хочу, — ответил Закревский.

Бандиты вышли и заперли нас в погребе.

— Ты на меня не обижайся, сказал мне Закревский, — что я так про тебя сказал, что ты комиссара приведёшь. Я знаю, что ты этого не сделаешь. Но я хотел, чтобы они тебя отпустили. Лучше ведь мне, пожилому человеку, погибнуть, чем тебе, молодому. Я пожил уже немного на свете, а ты, можно сказать, ещё не попробовал жизни. Да и какая там жизнь у тебя была, батрака?.. Теперь только и жить тебе самое время, когда пришла советская власть. Ты теперь человеком будешь.

Вдруг мы услышали, что извозчик плачет.

— Ничего, браток, — стал утешать его Закревский. Ещё же нас не расстреливают, ещё всё может быть. Да они тебя и трогать не должны, ты же только извозчик.

Смелый тон слов Закревского и вся его выдержка придали извозчику смелости. Он успокоился и начал часто заглядывать в дверную щель.

Так прошло, может, часа два. Бандитов не слышно было. Извозчик снова посмотрел в щель.

— Утро наступает, — вздохнул извозчик, — На улице смеркается. — Тут он повысил голос: — Они идут… Какая-то девушка с ними…

Мы по очереди посмотрели в щель и увидели, что перед бандитами стоит девушка и что-то тихо им говорит. Видно было, как она куда-то показывает пальцем.

— Где, где ты видела? — громко заговорили сразу несколько бандитов.

— За садом, около гумна, — ответила девушка.

— А сколько их?

— Больше пятидесяти.

И тут произошло то, чего мы не никак ожидали: бандиты рванулись с места и сразу исчезли. Не успели мы одуматься, как услышали, что в дверь стучат чем-то тяжёлым. Мы не знали, что происходит. После девушка просунула нам в щель под дверью топор и сказала:

— Я не могу сбить замок, разбивайте дверь.

Извозчик схватил топор и раз пять так ударил в дверь, что от них остались только щепки.

— Бегите за мной, — сказала девушка.

Она нас вывела на лесную дорогу.

— Кто ты такая? — спросил у неё Закревский.

— Я тут служу, как батрачка. Я не спала и заметила, как вас привели. Я подкралась к погребу и подслушала, что они говорят. Я всё поняла и сказала этим бандитам, что за гумном появилось около полусотни красноармейцев. Я всё это выдумала, чтобы спасти вас.

Извозчик посмотрел на девушку, и на его лице всё время держалась радостная улыбка. Он стал, как ребенок: срывал с кустов листья и нюхал, хватался рукой за вершины молодых ёлочек…

— Бандиты будут вас ловить, — сказала девушка.

Извозчик снова испугался.

— А это что? — сказал весёлым тоном Закревский, чтобы подбодрить извозчика и достал из под пиджака револьвер, который бандиты не успели забрать.

Тут Закревский стал ощупывать карманы и забеспокоился.

— Во время этой неразберихи где-то потерял револьверные патроны. Только всего и спасения — те, что в револьвере невыстреленные.

Девушка показала нам, где находится ближайшая деревня. Мы с Закревским пошли в ту сторону через лес, а девушка с извозчиком шли за нами шагов за пятьсот.

Нам необходимо было перейти поперёк дорогу, а там, через небольшой лесок, мы бы вышли уже на открытую, людную местность. Но в этом месте мы наткнулись на двух бандитов. Мы их узнали, на этой самой дороге они вчера подошли к нашей повозке. Очевидно, бандиты разбрелись теперь по всему лесу искать нас; вероятно, они уже знали, что девушка их обманула. Этих двоих мы увидели по другую сторону дороги, они выглядывали из-за дерева. Нужно было пробиться силой. Как я жалел, что у меня нет моей винтовки. Те два бандита нас ещё не видели. Закревский закрыл меня своим телом и сказал так бежать за ним. Мне стало так стыдно перед ним, что он, старший, закрывает меня, младшего, что я начал просить, чтобы он дал мне свой револьвер, а сам шёл за мной.

— Слушай, что я тебе скажу, — сердито скомандовал он мне сильным шёпотом. — Марш за мной, и чтобы я от тебя больше слова не слышал. Кричи вместе со мной «ура».

Я себя почувствовал в этот момент так, что будто бы мне было всего лет пять. Скажу тебе, что незавидное это дело, когда кто-то тебя спасает, а ты не можешь даже помочь ему, а тем более, самому себе. Мы закричали и просто побежали на бандитов; бежал я, прячась за спину Закревского. Закревский, крикнув, выстрелил из револьвера. От такой неожиданности те двое испугались и растерялись. Может, они даже не рассмотрели нас как следует; один из них выстрелил нам навстречу, и они бросились бежать. Я увидел, что Закревский вдруг начал припадать на одну ногу, но в такой суматохе сразу не догадался, что с ним произошло. Мы перебежали через дорогу, и Закревский ещё раз выстрелил вдогонку тем двоим. Они скрылись где-то в лесу. Очень быстро перешли мы через придорожный лесок и вышли на поле. И тут Закревский застонал. Как-то сразу он ослаб, и я увидел, что у него из ноги, выше колена, сочилась кровь.

— Ранил гад меня, — сказал Закревский и оперся об моё плечо. Я взял из его рук револьвер.

— Пустой, — сказал Закревский, — нету больше чем стрелять. — И ещё сильнее застонал.

Я держал его под руку, и так мы дошли до деревни. Оттуда на повозке мы приехали в поселок, и Закревский тогда больше месяца пролежал в больнице. Поправившись, он стал работать на том же самом месте. Нога его осталась немного поврежденной. Она ему хоть и не болела, но он на неё прихрамывал, не очень сильно, но это было заметно. Так это у него и осталось навсегда. С того времени мы с ним стали близкими людьми. Он мне был как родной отец. Помогал всегда и заботился обо мне. После я поехал учиться, а он уехал работать в другое место. Мы писали друг другу письма, а на лето я приезжал к нему в гости. У него был сын, мой одногодка, он стал моим близким товарищем. Однажды Закревский прислал мне страшное известие: его сын, совсем ещё молодой человек, умер, оставив маленькую дочку и осиротевшую жену. Сын его был сельским учителем. Прошло ещё какое-то время, и как-то так получилось, что мы больше не встречались. Несколько последних лет мы не знали друг о друге ничего. А недавно я встретил его здесь на улице. Мы так обрадовались друг другу, что обнялись просто посреди улицы, не обращая внимания на то, что на нас оглядываются люди. Он переехал жить в этот город. Он дал мне свой адрес, а я ему наш. Но что-то он ко мне не заходит, может, он заболел, он уже совсем старый. Завтра выходной день, завтра я пойду к нему.

— И я пойду с тобой, — сказал Серж.

— Хорошо, и тебя возьму с собой.

Серж уже любил этого пожилого человека; в его мыслях образ которого уже сложился, как образ героя и очень интересного человека, которого можно только любить и уважать.

— Пошла бы и я с вами, но мне нужно идти проведать того человека, которого Серж так обидел. Но, я пойду к Закревскому в следующий раз, если он сам к нам в ближайшее время не придет. Мне тоже с ним очень хочется повидаться.

— А что стало с той девушкой, которая тогда спасла вас от бандитов?

— Я тогда… — начала говорить мать Сержа, но Серж перебил её:

— При чём тут ты! Не мешай рассказывать.

Мать улыбнулась, а отец сказал:

— А та девушка с извозчиком дошли до деревни позже нас, они не могли перейти занятую бандитами дорогу. К вечеру на то место приехали красноармейцы, которым я отдал приказ в посёлке.

— Тот извозчик, — сказала мать, — как только явился домой, стал горевать, что где-то там осталась его лошадь. А через несколько дней красноармейцы привели ему его коня.

— При чём тут ты! — закричал Серж. — Папа, а что стало после с той девушкой?

— О, она осталась моей знакомой на всю жизнь.

— А теперь она где?

— Ты её очень хорошо знаешь. Только она теперь уже не такая молодая, с того времени прошло пару десятков лет.

— Откуда же я её знаю? — аж подскочил в своем кресле Серж. Где она?

— А вот она. Это твоя мама.

Серж откинулся на спинку кресла и раскрыл от удивления рот, не сводя глаз со своей матери.