Настоящая фантастика 2018 [антология]

Дмитрий Володихин Один глаз и половина лба. Памяти Рэя Брэдбери

Порой время сурово обходится с живописью. Иногда от старинного портрета до наших дней доходит жалкий обрывок. На сохранившемся фрагменте можно разобрать один глаз и половину лба. Все остальное — безнадежно утрачено…

Пять лет прошло со дня кончины американского фантаста Рэя Дугласа Брэдбери. Уход писателя из жизни всколыхнул интерес к нему, заставил вспоминать и обсуждать его творчество. Но… вглядываясь в дискуссии, в сетевые публикации, вслушиваясь в приглушенные голоса расстроенных поклонников его творчества, с грустью понимаешь: образованная публика России создала для себя странный образ этого писателя. Образ, более всего напоминающий обрывок портрета. Глаз и половина лба воспринимаются как полноценное изображение. А ведь это изображение-калека!

Светлый печальный гуманист, предрекающий обесчеловечивание общества и диктат массовой культуры над умами. Самый поэтичный фантаст Соединенных Штатов. Неторопливый мудрец. Если собрать все это, выйдет… один глаз и половина лба.

Какие названия сейчас же всплывают в голове у современного русского интеллектуала, когда заходит разговор о Рэе Брэдбери?

Прежде всего антиутопия «451 градус по Фаренгейту», роман-мозаика «Вино из одуванчиков», цикл «Марсианские хроники». Вспомнят, разумеется, неоднократно экранизированный рассказ «И грянул гром», возможно — космическую романтику («Человек», «Уснувший в Армагеддоне», «Здесь водятся тигры») и совершенно определенно — парадоксальные тексты о детях: мрачный, кровью пахнущий рассказ «Вельд» и добрую новеллу «Электрическое тело пою», полную противоположность «Вельда». Еще, конечно же, притчу о любви «Смерть и дева».

Это очень много. Сколько классиков мировой литературы удостоились столь же пристального внимания у разборчивого русского читателя, избалованного собственной классикой? В лучшем случае пара дюжин. Наша интеллигенция выставила Брэдбери высший балл еще в советское время и с тех пор нисколько не понизила свою оценку. У нас его любят, у нас говорят о нем с мечтательной ностальгической улыбкой: «Брэдбери… юность… поэзия…»

Между тем подбор лучших произведений, намертво вбитых в коллективную память русского образованного класса, парадоксален. Все перечисленное выше было опубликовано Брэдбери в кратком промежутке от 1948 до 1969 года. Более того, исключив небольшую по объему новеллу «Электрическое тело пою» (1969), мы получим всего-навсего 12 лет: с 1948 по 1960 год.

А что представляет собой литературное наследие Брэдбери в целом? Да оно колоссально! Десяток романов, сотни повестей и рассказов, множество пьес и сценариев — по одному из которых, кстати, был экранизирован мелвилловский «Моби Дик» образца 1956 года. Если к этому добавить поэзию и эссеистику Брэдбери, то даже самый энергичный литературовед получит тему для исследований на всю жизнь.

Брэдбери начали печатать в конце 1930-х, публиковался он постоянно, а последние его художественные тексты и эссе вышли в год смерти — 2012-й. Так отчего же русский любитель фантастики, да и просто начитанный человек сконцентрировал свой выбор на столь недолгом отрезке в творческой биографии Брэдбери?

С одной стороны, то десятилетие было поистине золотым для американского писателя. В 1947 году он счастливо женился на возлюбленной, с которой провел всю жизнь, а в 1950-х к нему пришел успех, и он выдавал один первоклассный текст за другим. В какой-то степени 1950-е были пиком в творчестве Брэдбери. Поздние его вещи оставляют не столь ошеломляющее впечатление, это и понятно: невозможно писать так много, сохраняя высший уровень художественного качества.

Но есть и другие причины.

Отчасти выбор за нашего читателя был сделан нашим государством. В 1973 году Советский Союз присоединился ко Всемирной конвенции по авторскому праву. В соответствии с принятыми обязательствами наши издатели сохраняли право даром выпускать только то, что было опубликовано до 1972 года включительно. А платить… платить было как-то неудобно. Ситуация с формальными ограничениями продлилась до 90-х.

Кроме того, далеко не весь Брэдбери соответствовал высоколитературным стандартам совпартидеологии. Как бы чего не вышло, знаете ли…

Поэтому сложный, предназначенный для интеллектуалов роман «Смерть — дело одинокое» (1985) появился у нас только в 2001 году. А эксцентричный приключенческий роман «Кладбище для безумцев» (1990) — лишь в 2009-м.

Роман «Надвигается беда», вышедший в 1962 году и ни капельки не опасный для карманов советского издателя, пришел к русскому читателю только в 1992-м. Точно так же, как и книжка «Канун всех святых» (1972).

Первое из этих произведений никак не могло быть доверено советскому читателю. Брэдбери — христианин, пусть и неортодоксальный, и у него с первых его текстов была ярко выраженная тяга к мистике. Он долгое время считал Эдгара По своим величайшим кумиром, даже подражал ему. В романе «Надвигается беда» мистика темного нашествия составляет основу сюжетной конструкции. Ну как можно такое переводить в СССР с его негласным, но очень прочным табуированием любой мистики, а особенно христианской?! Рассказ «Человек» (1949), в котором тема стремления человека к Богу подана в звездолетно-галактических декорациях, «протащить» удалось. Под космос у нас и мистика проскакивала! А «Надвигается беда» — это ведь не космос, это пространство маленького городка, до которого добралось сверхъестественное зло… Да и «Канун всех святых» в этом смысле подкачал: с художественной точки зрения он представляет собой роскошную игру настроений, тончайший языковой эксперимент, прозу, граничащую с поэзией, а вот с точки зрения идеологической — недопустимое смешение темы детства и темы смерти, темы радости и темы ужаса. И главное, опять эта мистика! Не годится, нет, совершенно не годится… Нам такого не надо!

Если бы — если бы! — у нас вовремя перевели и напечатали хотя бы эти книги американского писателя, не говоря уже о великом множестве его рассказов, то отечественный интеллигент имел бы перед глазами совершенно другого Брэдбери. Тогда бы наша публика владела цельным его творческим портретом вместо жалкого фрагмента с одним глазом и половиной лба…

Брэдбери гораздо шире того светлого печального гуманиста, который виден по его текстам 1950-х. Он и мистик, и традиционалист, и большой специалист по части «литературы ужасов», и даже эксцентрик — как минимум в поздних вещах. Настроения безвыходности, безнадежности в его ранних рассказах сменяются оптимизмом зрелой поры и обращаются в умудренный пессимизм осеннего времени. Тексты разных периодов резко отличаются друг от друга.

Так, роман «Кладбище для безумцев» по тону, по лексике, по ритму совершенно не похож на неспешные «Марсианские хроники» и плавное, элегическое «Вино для одуванчиков». Сюжетная конструкция изобилует бешеными поворотами и мертвыми петлями — настоящие американские горки. В книге нет ни капли фантастики. Это скорее интеллектуальный детектив с реверансами в сторону мистики (хотя и настоящей мистики там тоже нет). Брэдбери ввел в роман реалии собственной биографии. Когда-то, в 50-х, он работал в качестве сценариста на Голливуд. И вот начинающий (но, разумеется, талантливый) сценарист примерно в те же времена начинает работу на голливудскую киностудию «Максимус», страсть как похожую на «Парамаунт». Русского читателя тут могут заинтересовать не только «американские горки» романного действия. Помните, у нас примерно с 60-х до середины 90-х в умах образованных людей царила магия книги? Себе подобных распознавали по «говорящим» цитатам. Не знать такого-то автора означало выпасть из круга «порядочных людей». Строчки из классических поэтов оказывали действие хмельного напитка… Так вот, Брэдбери погружает читателя в американский аналог этого высокого интеллектуального безумия, только там, где у нас была магия книги, у них — магия кино. Как и всякое массовое сумасшествие, она очень завлекательна.

Но… наш читатель познакомился с этой книгой в переводе лишь через двадцать лет после того, как ее напечатали! И ее совокупный тираж в условиях издательского кризиса во много раз уступает бестселлерам советской поры и 90-х годов.

Конечно, в постсоветское время постепенно опубликовали все главное, что написал Брэдбери. Некоторые его вещи, напечатанные после СССР, успели пережить по десять-пятнадцать переизданий. Например, тот же роман «Надвигается беда». Но большим культурным событием для России они уже не стали. Рынок фантастической литературы оказался до предела замусорен скотским боевиком в скотском переводе или в столь же скотском отечественном изготовлении. Великолепный Брэдбери потерялся в этой массе, как рубин в куче красных стекляшек. Он-то никак не мастер боевика и не умелец изготавливать трэш «для демократических кругов населения».

Слой «квалифицированных читателей» постепенно размывался в России. Он давно перестал играть роль «законодателя мод». Издатель вот уже много лет ориентируется на массового читателя, т.е. на самого тупого изо всех возможных. А ведь именно в этом слое «интелей» пребывает абсолютное большинство поклонников Брэдбери. Утонченность лучших вещей американского фантаста диктует серьезное усилие для ума и души при погружении в них. И когда на долю читателя-умника, читателя-гурмана достается такая роскошь, как Брэдбери в зените его творческой силы, что ж, подобное чтение воспринимается словно неспешный разбор всех прихотливых завитков мастерской резьбы по слоновой кости.

То, что было желанной пищей для массового русского интеллектуалитета, стало артхаусной прозой в современных условиях. В условиях, когда эта массовость ушла под воду, обернулась россыпью островков.

«451 градус» пришел в нашу жизнь так, что очень немногие почувствовали привкус трагедии.

Дмитрий Казаков, Дмитрий Лазарев Литературный Армагеддон: вчера, сегодня, завтра?

Вот уже лет десять несется по просторам инфосферы плач горький, которому дюжина Ярославн позавидует — околевает литература наша, вот-вот совсем гикнется, уйдет в небытие, и читать-то народ разучится, в «Фейсбуках» сидючи и в сериалы пялючись.

Если глянуть на ситуацию оком объективным, то на первый взгляд все на самом деле плохо.

Падения тиражей не заметит только слепой, особенно сильно рухнули они там, где речь идет о художественных книгах для взрослых. Пятнадцать лет назад тираж начинающего, «нулевого» автора мог быть и десять тысяч, и больше, а сейчас такими объемами печатают мэтров, настоящих звезд.

С нон-фикшеном или книгами для детей дело обстоит получше, но тоже не фонтан.

Процветают пираты, которым теперь вообще трудиться не надо (раньше они книги сканировали), поскольку в один клик купил новинку на «Литресе», и через час она во всех халявных библиотеках Интернета.

Доходы писателей падают, и многие, ранее писавшие много и регулярно, либо стали публиковаться гораздо реже, либо вовсе ушли из профессии. Из той же фантастики исчезла целая плеяда хороших авторов, крепких профи: кто-то ушел в смежные области — игровую или киносценаристику, кто-то принялся делать карьеру в сферах, с литературой не связанных.

Читателей становится все меньше, человек, читающий художественные тексты для удовольствия, превращается в редкий, вымирающий биологический вид. На конвенты, фантастические конференции ездят в основном люди пишущие, а не потребители литературы.

Школьники и студенты, которым приходится читать, поскольку к сему их обязывает учебный процесс, предпочитают иметь дело не с собственно текстами, а с краткими изложениями, конспектами.

Так что, все, край?

Еще год, два, три… и последний писатель убьет себя собственной клавиатурой, а книжная культура уйдет в прошлое, став объектом изучения для историков?

Попробуем разобраться.

Во-первых, надо бросить взгляд на человека, которого чаще всего обвиняют в «гибели литературы», а именно читателя — дескать, он массово отупел, забыл, как выглядят буквы и вообще деградировал.

Сравним темп жизни сейчас и лет тридцать назад — все процессы ускорились в разы. Нынче прокормить себя и детей можно, только если крутиться в колесе даже не белкой, а сумасшедшим хомячком, и на досуг остается все меньше и меньше времени.

Сокращается объем работы собственно физической (вкалывают роботы, а не человек), зато нагрузка на интеллект, нервы и мозг возрастает. Отдыхать от нее можно как раз напрягая себя телесно — в спортзале, на беговой дорожке или в бассейне, но никак не за книгой, ведь серьезное чтение требует душевных и интеллектуальных сил, а их уже нет, на службе остались!

Даже ленивый индивидуум, не склонный к физкультуре и спорту, выберет чего попроще, а такого «попроще» сейчас в сотни раз больше, чем даже в конце двадцатого века. Тогда конкуренцию книгам составляли разве что кино и телевидение, сейчас к ним добавился вездесущий Интернет, невероятно развилась игровая отрасль, появился такой пожиратель времени, как социальные сети.

Вот и сидит человек, втыкая в «Фейсбук» или играя в тупейшие «шарики», и глупо обвинять его, что он не спешит покупать новую, очень умную книгу автора X, да еще и в бумаге.

В том же веке двадцатом мы вынужденно получали массу информации с помощью текста. Технологии визуализации не были развиты, газеты, книги, журналы, инструкции постоянно находились рядом, поэтому навык перекодировать черные закорючки на белом фоне в образы, эмоции, побуждения к действию вырабатывался сам собой.

Сейчас всюду картинки, видео, и выросло целое поколение, этого навыка лишенное: они и простой-то служебный текст читают с трудом, что уж говорить о художественном?

Понятно, никакой злой воли здесь нет, виной всему некие естественные процессы, но с таким читателем вроде бы все, для литературы нет никакой надежды.

Но попробуем теперь заглянуть в прошлое.

Далеко не всегда (всего несколько веков на самом деле) литература была связана с бумажным носителем, с книгами. Истории люди начали рассказывать, едва произойдя от обезьяны, а может, даже и раньше.

Вспомним старика Гомера с его «Илиадой» и «Одиссеей». Литература?

Еще какая!

Вспомним Шекспира с его пьесами, эпические сказания всего мира…

Литература? Само собой!

Но ведь ничего из пришедшего нам в голову не предназначалось для записи. «Илиаду» и прочие героические сказания исполняли под музыку вслух, скальды и трубадуры читали свои стихи, а не издавали сборники и не выкладывали в Интернете.

И глупо бы это выглядело в мире, где девяносто девять из ста не умеют читать!

Пьесы Шекспир сочинял, чтобы их ставили в театре, и не более того…

Сейчас процент читающих (в узком смысле слова) тоже уменьшается, но и литература адаптируется к этому процессу. Если пятнадцать лет назад тот же писатель имел шанс получить деньги только с «бумаги», то сейчас он зарабатывает (пусть чаще всего немного) и на продаже электронных копий, и на реализации аудиокниг; последние очень популярны среди автомобилистов.

У некоторых писателей неплохо работает «подписная» модель, когда текст попадает читателю непосредственно по мере написания, по главам. Подписка помогает бороться с пиратами, ибо ленив стал корсар, склеивать из кусочков целый файл не станет. Но работает эта вещь не всегда, чаще всего в жанровой литературе, где подсевший на сюжет и героев «пипл» алчно ждет «проду» и готов за нее платить.

Другие литераторы, с подготовленной аудиторией, собирают на книги с помощью краудфандинга.

Для поколения «визуалов» придумана такая вещь, как интерактивные книги, и пусть первые попытки вывести ее на рынок оказались не очень удачными, это ничего не значит.

Возникают новые форматы, такие, например, как блоголитература: сначала автор делает записи в блоге, тот становится популярным, после чего записи собирают в книгу и издают. Как пример можно привести вполне себе коммерчески успешного Славу Сэ.

Раньше книга становилась началом диалога писателя с читателем, по ней могли снять фильм или сериал. Сейчас часто бывает наоборот, сначала успешное кино и к нему новеллизация (литературная обработка), или игра, и к ней не просто роман или повесть, а целая серия. Книги с надписью «Сталкер» на обложке насчитываются сотнями и в разных обличиях выходят уже десять лет.

Так что литература — это мощный жизнеспособный организм, давний спутник человечества, вовсе не заключенный в панцирь книжного переплета, и уничтожить этот организм не так-то просто.

Что же нас ждет?

Предсказывать будущее не умеет никто, даже писатели-фантасты или футурологи много чаще попадают пальцем в небо, чем предрекают что-то по-настоящему.

Ну можно, не боясь прослыть шарлатаном, заявить, что литература не умрет, но изменится. Как именно — а вот это нам предвидеть не дано совсем. Появятся новые форматы, как чисто сенсорные, может быть, литература запахов или тактильная, так и способы подачи текста читателю, чтобы он радостно его глотал и просил добавки.

Литература может слиться с кино или играми в некий симбиотический продукт, для которого пока нет названия.

Уцелеют ли собственно книги, бумажные, с обложками и прочим?

Фотография в свое время не убила живопись, хотя позволяет делать изображения быстрее и получаются они более точными, видеомагнитофоны и ноутбуки не уничтожили кинотеатров, и громкие премьеры все так же собирают полные залы.

Поэтому останутся и поклонники бумажных шелестящих стимуляторов воображения, хотя эти стимуляторы станут развлечением для элиты (как и было многие века). Читать — это интеллектуальный труд, и позволить его себе сможет только человек умный, с развитым мозгом, обладающий свободным временем и желанием.

Пока такие люди не переведутся — а они не переведутся, ибо при любой власти, общественной или антиобщественной формации нужны интеллектуалы — будут нужны и другие люди, умеющие придумать грамотный, связный и интересный текст, от которого свернутся и развернутся мозги, а душа в хорошем смысле слова заколдобится.

Так что будут и писатели, и даже книги, хотя, может быть, странные на наш вкус и цвет, совсем не похожие на то, что мы сейчас понимаем под этим словом.

Ну а таращась через ближний прицел, можно разглядеть:

Для тех, кто спешит — блоголитература, для проводящих много времени за рулем — аудиокниги, для визуалов — интерактивные книги, комиксы, для поклонников той или иной франшизы — новеллизации, интернет-читателям — электронка и подписка, для коллекционеров, детей и фанатов «бумаги» — традиционные тома разного формата.

Так что жив курилка, Армагеддон пока откладывается, нет катастрофы, есть эволюция, хотя ее ход может не нравиться некоторым участникам…

Авторы благодарят участников дискуссии «Литература будущего или будущее без литературы?», состоявшейся в городе Владимир в рамках фестиваля «Бу!фест-2017».

Алекс Бор Современная российская фантастика: мир страха перед будущим

Кто читал «Понедельник начинается в субботу» Аркадия и Бориса Стругацих, наверняка помнит путешествие Привалова, главного героя повести, «в описываемое будущее».

Путешествие ироническое, можно даже сказать, пародийное — писатели талантливо высмеяли штампы советской и западной фантастики, — однако, как точно заметил сатирик Михаил Жванецкий, «в каждой шутке есть доля шутки».

Итак, что видит читатель в описываемом будущем?

Два мира — «Мир Гуманного Воображения» и «Мир Страха Перед Будущим».

Мир советской фантастики и фантастики Запада.

Эти антагонистические миры разделены Железной Стеной. Своего рода аналогия с «железным занавесом», который отделял социалистические страны от капиталистических.

Советская фантастика по своей сути была позитивной. И, за редким исключением, научной. Она рассказывала о работе ученых и научных открытиях. Она звала молодежь в науку — в первую очередь в космонавтику. Она рассказывала о светлом будущем, в котором не было насилия и войн, где все люди были обеспечены всем необходимым, где не было ни нищеты, ни богатства. Это будущее было светлым и прекрасным. Коммунистическим. Советские фантасты описывали идеальные миры и рассказывали об идеальных людях.

Сейчас, конечно, многие книги, написанные в советское время, кажутся наивными — «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, романы и повести Владимира Немцова, Анатолия Днепрова, Георгия Гуревича, Георгия Мартынова, Дмитрия Биленкина. Даже классические произведения братьев Стругацких о мире Полдня. Однако в созданных большинством советских писателей мирах хочется жить. В мирах братьев Стругацких. Мирах Александра Казанцева («Арктический мост», «Полярная мечта», «Мол северный», Георгия Мартынова («Гость из бездны»), Александра и Сергея Абрамовых («Всадники ниоткуда»). И особенно в мирах девочки Алисы, созданных светлой фантазией Кира Булычева.

Советская фантастика, как и песня, помогала стране строить и жить.

А еще советская фантастика боролась со всем тем, что мешало строить светлый мир будущего. В советской фантастике были и антиутопии («Час Быка» Ивана Ефремова»), и романы-предупреждения («Последняя война» Кира Булычева), и памфлеты, в которых рассказывалось о мирах, в которых жить никому бы не хотелось. И эти миры, как правило, находились на Западе (как в цикле рассказов Ильи Варшавского «Солнце заходит в Дономаге»). Советские фантасты показывали, как деградирует общество, построенное на законах «свободного» рынка («Хищные вещи века» Аркадия и Бориса Стругацких). Как люди вынуждены бороться за само право жить в «свободном» — в первую очередь от всех моральных ограничений — мире («Приобщение к большинству» Александра Шалимова, «Синие люди» Павла Багряка). Как достижения науки идут не на улучшение жизни человечества, а на создание новых видов оружия. («Генератор Чудес» Юрия Долгушина, «Ноктюрн пустоты» Евгения Велтистова).

Эта фантастика предупреждала, что у нашего мира, где «человек человеку — друг, товарищ и брат», есть серьезные враги.

К сожалению, мы не вняли этим предупреждениям… в позднее советское время над ними было принято смеяться, потому что всем нам внушили — с помощью перестроечной пропаганды — что весь мир идет в ногу, а мы сбились с общего пути.

Была ли в СССР цензура, которая не пускала в печать книги, которые не соответствовали идеологическим установкам? Этого никто уже не отрицает. Но почему цензура — это плохо? Советская цензура отсекала от советского читателя книги, которые могли поколебать его уверенность в правильности выбранного страной пути, а также поделки массовой беллетристики, слабо связанные с подлинной литературой.

Кроме цензуры, была и редактура. Советские редакторы отсекали рукописи, которые были написаны плохим языком. И долго работали с писателями — пока их тексты не достигали художественного уровня, который можно считать идеальным.

После разрушения СССР и цензуры не стало, и редактура — в советском понимании — исчезла. И разве появилось много книг, в том числе в жанре фантастики, которые зовут читателя к светлому будущему, а детей и подростков — в науку? Разве книги, которые выходят из печати, все написаны прекрасным русским языком?

Ответ, думается, очевиден.

Да и исчезла ли цензура совсем? В СССР цензура носила идеологический характер, а на современном постсоветском пространстве существует цензура «свободного» рынка. Слово «свободный» взято в кавычки сознательно — книгоиздательскую политику определяют группы людей, которые считают, что лучше всех — и читателей, и писателей — знают, что именно нужно рынку. То есть навязывают определенные вкусы. Давно уже понятно, что у «невидимой руки рынка» есть конкретные лица, а у этих лиц — такие же конкретные фамилии, имена и отчества. Точно так же, как были фамилии, имена и отчества у людей, которые осуществляли цензуру в СССР.

Когда был разрушен СССР, исчез и пресловутый «железный занавес», после чего в Россию хлынуло все, что десятки лет было недоступно советскому человеку — в том числе и зарубежная фантастика. Которая на какое-то время практически полностью вытеснила фантастику отечественную. Были ли в этом потоке шедевры? Были. Однако все-таки первую скрипку играли не они, а то, что принято называть массовой литературой.

Поскольку речь идет о фантастике, то это стала фантастика «страха перед будущем».

И когда возродилась новая российская фантастика и стали выходить книги новых российских писателей — то в основной своей массе эта фантастика стала тоже фантастикой «страха перед будущем».

Новые российские писатели стали подражать западным образцам.

Которые не предусматривают никакого светлого будущего.

И что же получается? Аркадий и Борис Стругацкие показали «описываемое будущее», в котором Железная Стена отделяет «Мир Гуманного Воображения» от «Мира Страха Перед Будущим». Перечитайте, что пишут Стругацкие о мире, который существует за Стеной, какие примеры приводят — и вы увидите современную российскую фантастику!

Фантастику, которая боится будущего.

Фантастика «страха перед будущим» расцвела в России во всей красе. Дешевая беллетристика (хотя по ценам — не такая уж и дешевая), которая носит звонкое имя «фантастика», но таковой не является, потому что ничего не дает ни уму, ни сердцу. Книги про вампиров и зомби, постапокалиптические романы, эпопеи о галактических войнах, многотомные фэнтезийные саги… Вот лицо современной российской фантастики, которая априори не пишет о светлом будущем и о людях, которые хотят такое будущее построить.

Могут ли такие книги чему-нибудь научить — как учили книги советских фантастов? Могут ли они позвать подростка в науку, захочет ли он стать инженером и разрабатывать новые космические двигатели? Видит ли читатель будущее светлым и радостным, в котором хочется жить?

Ответ, думаю, очевиден. «Мир гуманного воображения» оказался слишком хрупок, чтобы противостоять «Миру страха перед будущим», когда разрушили Железную Стену. И все то, от чего оберегала стена, в одно мгновение хлынуло, подобно разрушительным цунами, сметая все на своем пути…

«Мир Гуманного Воображения» погиб.

Поневоле приходит в голову мысль, что не надо было ломать железную стену… и Берлинскую стену тоже не стоило ломать, и «железный занавес» открывать не стоило.

Если бы осталась Стена, мы бы сохраняли свою идентичность. И наша фантастика по-прежнему звала бы на Марс и в далекие галактики. Звала бы не воевать, а работать. Преобразовывать мир. Делать его еще лучше.

Но Стену разрушили — и будущего, к которому хотелось стремиться, не стало.

То будущее, которое предлагают нам современные российские писатели, — в нем не живут, а выживают. Чаще всего — с помощью оружия. И оружие берут в руки чаще всего не для того, чтобы очистить мир от зла и построить на его месте справедливое будущее, — а исключительно для того, чтобы самому занять место под солнцем.

Точь-в-точь так же, как 50 лет назад это происходило в западной фантастике.

Мы разрушили свою идентичность, просто слепо скопировав модели, которые существовали на Западе.

А эти модели не предусматривают светлого будущего. Для них будущее — это продолжение настоящего. В котором ничего не меняется, кроме технологий. Да и технологии служат не развитию человеческого общества, а нацелены на потребление.

И если российская фантастика продолжит существовать в рамках навязанной ей чужой модели, то никогда не наступит ни «Мир Полдня», ни мир «Прекрасного далека».

«Прекрасное далеко! Не будь ко мне жестоко!» — все-таки не случайно в этой песне были такие слова. Фильм «Гостья из будущего» вышел в 1985 году — ГОДУ рубежном, который стал отправной точкой разрушения настоящего и будущего. И, видимо, что-то тревожное уже витало в воздухе, и создателям песни хотелось предупредить нас — всех тех, кто смотрел фильм…

И хотя фильм стал культовым, он не помешал разрушить мир будущего.

«Прекрасное Далеко» стало жестоким — к тем, кто в него верил.

Ко всем нам…

Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что не все так мрачно.

Совсем недавно вышли два сборника — «Российская империя 2.0» и «СССР-2061», в которых представлены рассказы и повести современных российских фантастов — как известных, так и начинающих.

В этих сборниках предпринята попытка показать будущее (причем очень близкое — середина нашего века), в котором хотелось бы жить. Но с диаметрально противоположных идеологических позиций.

В первом случае — это будущее, где восстановлена Российская империя, во втором — возрожден Советский Союз. Но и в том и другом сборнике герои произведений заняты не разрушением, а созиданием. Осваивают Арктику и Антарктику, летают в космос, обживают Марс и другие планеты.

То есть, наверное, если поставить такую цель, то можно вернуть современной российской фантастике гуманистическую составляющую, избавить ее от страха перед будущим?

Даже в рамках современной рыночной системы?

Татьяна Беспалова Нашествие павианов

Фантастика появилась в моей жизни в середине восьмидесятых годов минувшего века. Станислав Лем, Кир Булычев и, безусловно стоящие на первом месте Аркадий и Борис Стругацкие.

В 1972 году в романе «Град обреченный» гениальные братья описывали коммунистическое житие как некий эксперимент с неясными целями, неизвестно кем поставленный. Роман был написан в условиях жесточайшей цензуры. Я прочла «Град обреченный» много позже, как раз накануне крушения СССР, однако роман этот без сомнений отношу к числу лучших произведений советской классики, горячим поклонником которой я сделалась со временем, уже в XXI веке. Впрочем, об этом несколько позже.

Ну а в 1972 я была крайне мала, я была дитя. Николай Васильевич Гоголь был тогда моим кумиром, тоже ведь в своем роде фантаст… В середине восьмидесятых годов минувшего века «Град обреченный» читался как жесткий памфлет на «гнилой совок». А потом СССР обрушился, не стало цензуры. Качество издаваемой литературы обрушилось вместе с государством. Нас низвергли в интеллектуальный ад.

Своим творчеством Стругацкие предсказали многое. Ныне им приписывают часть заслуг развала СССР. Справедливы ли такие обвинения? Трудно судить. Однако не вызывает сомнения важное обстоятельство: вместе с «помоями» неактуальной идеологии были выброшены и здоровые, сложившиеся в условиях жесткой цензуры традиции высокой советской литературы. А именно: сдержанность, уважение к читателю, классический русский язык, невозможность манипуляций низменными инстинктами человеков.

Литература в целом и фантастика в особенности во все времена являлась и останется эффективным идеологическим инструментом. Да, фантастика — явление сугубо идеологическое. Без идеи человек не живет. В этом смысле любое искусство может явиться лекарством или ядом. Смотря по обстоятельствам. Кажущаяся легкомысленность фэнтезийного жанра обеспечивает легкое проникновение в умы и вызывает иллюзию «интеллектуального насыщения». Литературный «фастфуд» сметается с магазинных полок наряду с сосисками в тесте и энергетическими напитками, но вреда приносит неизмеримо больше. В настоящее время государственной цензуры практически нет, как нет и самоцензуры у подавляющего большинства авторов. А ведь русский человек привык считать, что раз уж некто поименовал себя писателем и имя разместил на обложке, то все помещенное под ламинированный картон суть «чистая монета» высоких идеалов и бескорыстного вдохновения. Результат действия отравы впечатляет. В настоящее время обилие и легкая доступность самой разноплановой информации, в том числе и литературы, наряду с полной неспособностью большинства индивидов критически анализировать эту информацию превращают ее потребителей в подобие павианов, описанных гениальными братьями в «Граде обреченном». Человечество активно тупеет, в том числе и из-за того, что полки в книжных магазинах забиты низкосортной литературой.

«Бессильные мира сего» для меня стали приобретением 2017 года и произвели не менее глубокое впечатление, чем «Град обреченный» в середине восьмидесятых. Я тут же перечитала последний. Так и есть. Прежнее впечатление не полиняло. Настоящая литература пригодна для читателя любого возраста. Недаром же свои детские книжки мы, как правило, впоследствии перечитываем вместе со взрослеющими детьми. Восприятие «Града обреченного», конечно, изменилось. Хотя бы потому, что ныне и персонажи романа, да и сами авторы много моложе меня самой. Наложенное на опыт прошедших тридцати лет восприятие это приобрело новые оттенки сладчайшего декаданса, ощущения изящества увядания. И в «Граде обреченном», и в «Бессильных мира сего» в присущей настоящей классической литературе манере описаны душевные терзания человеков. И за каждого из них Господь и дьявол борются ежеминутно с рождения и до конца земного бытия. В этом смысле Борис Натанович Стругацкий был полноформатным продолжателем традиций и творческого дуэта, и всей русской классической литературы в целом. Прочтение «Бессильных мира сего» — это долгий, обстоятельный, утешительный разговор с отцом. Бальзам на раны, наставление, пища духа. Уверена, что буду возвращаться к «Бессильным мира сего» снова и снова.

В завершение не могу не упомянуть и «Пирамиду» Леонида Леонова, полностью опровергающую высказанную мною выше идиому о легкости фантазийного жанра. «Пирамиду» читать не просто и порой страшно, как тяжело и страшно плыть в глубокой и бурной воде. Леонид Максимович Леонов стал мировым классиком в условиях жесткой цензуры почившего «совка», а по отмене ее написал лучший, на мой взгляд, роман. «Пирамида» соединила в себе многие литературные жанры, в том числе и фантазийный. Пожалуй, не могу согласиться лишь с предсказаниями гения в части инволюции человеков в некое подобие слабо мыслящих насекомых. Лучше уж павианы, право слово. А мы наденем на них ошейники с бирками.

Или они на нас.

Господа писатели, раз уж нас лишили цензуры, имейте же совесть!

«Пирамида» — прямая попытка дать русским новую идеологию. Полагаю необходимым для любого пишущего человека изучить последний роман Леонида Максимовича Леонова со всей возможной внимательностью. Атеизм, присущий большинству писателей-фантастов советского и постсоветского периодов, обязан уйти в прошлое. Может быть, в силу именно этой причины я не в состоянии читать и тем более работать в жанре научной фантастики. Организм протестует. Тоска. Болею. Я в состоянии «увидеть» вселенную со множеством демонов, вообразивших себя богами. Но мироздание без Бога я не вижу.

Да, после падения СССР фантастики стало больше. Пышно расцвело фэнтези… Вместе с тем качество литературы удручающим образом понизилось. Полагаю, современным, пишущим на русском языке авторам стоит обратить свои взоры к светочам русской и советской классики. Звание писателя налагает же на каждого из нас изрядный груз ответственности. Но только на тех, кто действительно является писателем.

Каков же итог моих рассуждений? Он незамысловат. Лучшие произведения постсоветской фантастики для меня — это творения авторов, чей творческий расцвет совпал с периодом расцвета обильно критикуемого ныне «совка». Нет в нынешней литературе необходимой мне глубины. А хочется именно глубины. И русского языка. И идеи.

И Бога триединосущного.