Настоящая фантастика – 2011

Дмитрий Казаков Пойте, струны!

Консоль вызова у меня настроена так, что и дохлого поднимет.

Вот и в этот раз когда заорала, стены моего кораблика вздрогнули, ну и я вместе с ними. Сел на кровати и взгляд на экран. Что там – сообщение от диспетчерской службы или вызов от пиратского звездолета, сослепу принявшего меня за грузовоз с набитыми оружием трюмами?

Вот и не угадал. Частный звонок.

Я слез с койки и поплелся к консоли. Голосовое управление, зараза, позавчера отказало, а на починку денег нет. Да и вообще стены рубки, она же жилая каюта, выглядят помятыми, кое-где пласталь осыпалась. В рецуркуляционной системе навечно поселился мерзкий запах паленой резины, а в писке бортового координатора слышатся истеричные нотки.

Стар мой верный кораблик. Ох, давно пора ремонт сделать!

Экран осветился, и на нем возникла жуткая рожа в тюрбане и бороде. М-да, так любят украшать себя типы с окраинных планет, куда в свое время докатилась волна колонизации с Махди-Пять. И чего ему надо? Хочет продать мне тонну гашиша или пригласить на семейный праздник?

– Орфея ли почтенного имею честь я лицезреть? – спросила рожа.

– Ага, – ответил я без энтузиазма.

Ну да, зовут меня так. Мама с папой прозвали, пусть им на том свете икнется.

– О, тогда к почтенному Орфею у меня есть ничтожнейшая просьба, да благословит ее Всевышний и приветствует… – заявила рожа, сверкая глазами, и я приготовился слушать.

Где просьба, там и работа. А где работа – там и деньги.

Вскоре стало ясно, что на связь со мной вышел помешанный на конях торговец, облапошивший каких-то бедолаг в Гончих Псах и по моде собственной планеты возжелавший заполучить по этому поводу хвалебную песню!

Я для виду поломался, поторговался, а потом согласился.

Куда деваться? Жрать-то надо. И топливо покупать, и струны для лиры, и корабль ремонтировать.

Торговец в тюрбане и бороде сгинул с экрана, а я приступил к производственному процессу. Это только дураки думают, что стихи сочиняются так – трах, бах, муза прилетела, хвостиком махнула, и все готово. Нет, тут все куда хитрее. Да и тяжелее, это уж точно.

Пыхтел я час, пыхтел второй, истерзал клавиатуру, а результатом стала песня, начинавшаяся с жуткой фразы «Чалый звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов…».

За такую я бы себя сам высек.

Прочие строки выходили не лучше. Казались тухлыми, словно дождевой червь, пролежавший на солнцепеке не один час. От одного взгляда на этот творческий выкидыш начинало тошнить…

И зачем только я взялся за это дело?

Да пропади в недрах сверхновой тот хитрозадый любитель лошадей!

Все время, пока я насиловал собственный мозг, голова невыносимо болела, словно в ней поселился змей-камнеед с Антареса-Девять и грыз неподатливую костную корку, с наслаждением вонзая в нее тупые зубы…

Сейчас бы полежать. Дать башке отдых.

Консоль оповещения взвизгнула, давая понять, что мы производим контрольный выход в открытый космос.

Корабль тряхнуло, и взгляд мой невольно упал на иллюминатор.

За ним серебрятся содранной с рыбьего брюха чешуей звезды. Меж ними лужами разбавленного молока вращаются туманности. Пульсары пульсарят, сверхновые взрываются. Космос. Дом родной для бродяги.

Вот и мотайся по нему туда-сюда, с фестиваля на конвент, с праздника на юбилей, «рожай» всякую хрень вроде этой поэмы. И платят за нее не так много, и о покое приходится только мечтать…

Ох, тяжела ты, аэдская доля!

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

Песня сочинена и отправлена. Получатель, судя по лошадиному оскалу на смуглом лице, остался доволен. Связь, слава Хранителям Галактики, не подвела. Но голова меньше болеть не стала. Змей-камнеед обзавелся потомством, и уже вся дружная семейка глумится над моим черепом…

Был бы я талантлив, сочинил бы песню о гнедом звездолете и подкованных соплах за час. Но я – обычен, скучен, словно маленькая белесая звезда без планет. Потратил целый день.

С ужасающим кряхтением я вытащил тело из кресла и направился в санитарный блок. Пол приятно холодил ноги, сквозь него чувствовалось гудение корабельных двигателей. Верно служат, старички, несут меня через подпространство на самый край Галактики, на Хирею…

Туда, где каждый новый монарх-правитель при восшествии на престол проводит фестиваль аэдов, большой, знаменитый, громкий во всех смыслах этого слова, яркий и грандиозный.

И с призом.

Тот, кто исполнит лучшую песню, получит денег столько, что на пару новых звездолетов хватит. Да еще прославится на всю Галактику. В общем, счастье – по полной программе.

Того, кто на предыдущем фестивале победил, так и прозвали – Радаст-Счастливчик.

А я чем хуже? Орфей-Счастливчик! Звучит ведь? Звучит!

В санитарном блоке из зеркала на меня глянула невзрачная физиономия, похожая на недопеченный блин, местами поросший белесой щетиной. Сверху этого безобразия колтуном торчали русые волосы, а из середины подгнившими маслинами блестели глаза…

Тьфу! Прозвание Орфей-Урод куда больше соответствует истине.

Пришлось утешаться. Самостоятельно.

Я буркнул:

Славься в веках ты, аэд преотвратный!

Лучший из всех, что по звездам шныряет!

Возглашенное славословие самочувствия не улучшило, а вот лицо в зеркале стало меняться. Обзавелось носом-репкой, рыжей бородой, а само как-то вытянулось и побледнело. Глаза стали зелеными, как изумруды.

– Выходи, Ерофеич, – сказал я сердито. – Тоже мне, нуль-шишига нашелся…

– А скорость света-то падает! – выдал Ерофеич обычную присказку, выбираясь из стены космолета.

Маленький бородатый старичок, одет в рванье. Встретишь такого на любой планете – примешь за бомжа. Вонять он должен – как помойка. А ведь нет. Ничем не пахнет.

– Ладно тебе, – сурово ответил я, скрывая радость. – Пойдем лучше песню сочинять… Для фестиваля.

Я развернулся, зная, что нуль-шишига последует за мной. Очень уж любопытен. И песни любит. За ними в гости и приходит.

Впервые он появился у меня на корабле много лет назад, и поначалу я решил, что сошел с ума. Но потом привык, и мы стали друзьями. Пусть твердят яйцеголовые умники, никогда не нюхавшие дальнего космоса, что нуль-шишиг не бывает.

Не буду я их разубеждать.

Ерофеич – так называю его я. Настоящего имени старого пройдохи человеку не произнести, а кто выговорит – язык вывихнет.

А сам он приходит когда хочет и уходит – в любой момент. Вакуум и расстояния для него не помеха. А по возрасту он, как я понял, немножечко моложе нашей Галактики.

Завидуйте, какой у меня приятель!

– Что за песня-то? – поинтересовался нуль-шишига, усаживаясь прямо на пол.

Человеческие условности ему – до фени. Захочет – на потолок сядет.

– Хвалебная, для правителя нового, что вот-вот займет хирейский трон, – с тоской вздохнул я, рассматривая стоявшую на подставке лиру. Дорогую, купленную в те времена, когда я был на коне. Три комплекта струн с тех пор сменил. Надо бы еще один купить. Эх, как победа-то нужна…

Ладно, сначала слова.

– Так в чем дело? – нуль-шишига усмехнулся, показав острые зубы, белые, как мрамор. – Начни так: славься, владыка ты наш благородный, покоя планеты надежный оплот, рука твоя мощная, силой налитая, нас к торжеству и победе ведет…

– Не, это занудно, – покачал я головой, опускаясь в кресло. – На погребальный гимн похоже… И любой мой, – я скривился, – коллега с этого стартует. Лучше вот так: эй, чувак, погляди на меня, я правитель, делай, как я! Делай, как я!

– М-да, – нуль-шишига мерзко захохотал, отчего у меня закололо внутри головы. – Это ты где, на Гарлеме-Тринадцать такие стишата научился сочинять? Споешь подобное на Хирее, тебя взашей попрут…

И то правда. Попрут. Пинками по филею, так сказать.

Попробуем по-другому.

– Муза, гнев ты воспой правителя многообильной Хиреи! – возопил я так, что Ерофеич подпрыгнул. – Что страх необорный внушает властителям многих планет!

– Нет, сегодня ты не в форме, – покачал головой нуль-шишига. – Повторяешься, как начинающий графоман. Давай лучше выпьем. Для сугреву. А то за бортом абсолютный нуль. У меня перцовка есть…

Огромная бутыль, извлеченная неведомо откуда, матово блеснула.

Я не стал спрашивать, где он взял бутылку. Ясно ведь, не купил.

А стены, замки и сигнализация для персонажей космического фольклора – не помеха.

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

А на посадочном поле – суета. А на посадочном поле – толкотня. Больше сотни кораблей, самых разных форм, но все – с кукишами на обшивке. Красными, как кровь, зелеными, словно листва, черными, словно космос…

Моя фига желтая, цвета кожи человека, переболевшего болотной лихорадкой с Сириуса-Два. Ничего, сойдет.

Меж кораблей – люди. Точнее – аэды. Бегают, обнимаются, ругаются. Кто-то струны дерет, голос пробуя, кто-то встречу отмечает. Прямо из горла с закуской на газетке. Все как обычно. Тоска.

Голова вновь болела. Уговорили мы с нуль-шишигой бутылку. Ой, хорошо посидели! А когда он уходил, странную фразу бросил. «Готов ты проснуться», – сказал и исчез куда-то. В черную дыру, должно быть, ускакал. По скорости света горевать.

Пока я над Ерофеичевой загадкой думал да похмельем маялся, песню сочинить так и не успел.

Прилетел потому что.

За иллюминатором – планетка сапфиром на бархате космоса возлежит, а мониторы планетарной обороны, каждый с астероид размером, толстенные орудия на меня наводят. Так, для порядка.

Хирея.

– Это ты, Орфей, – сказал кто-то скучным, до боли в ушах скрипучим голосом, возвращая меня от недавнего прошлого к настоящему. – Как здоровьичко?

– Не дождетесь, – повернувшись, я встретился взглядом со старым знакомым. Только головная боль помешала мне узнать его по голосу. Гистольф Тощий, лучший аэд Семи Бронзовых Солнц. Высок, худ, словно дистрофик, нос торчит, ножа острее. И презрение – в каждом жесте, в каждой части тела, даже в растопырке пальцев…

И правильно. Ему есть чем гордиться. Не то что мне.

А пахнет от него – духами. Сильно. Как от девки продажной.

Противно!

– Привет, Гистольф, – говорю. – И ты тут?

– Все тут, – махнул он рукой. – Все лучшие. Так что тебе ничего не светит.

– Это мы посмотрим, – отвечаю, а сам чувствую – злиться начинаю.

– Многопочтенные аэды! – голос прогремел над посадочным полем, сильный, хорошо поставленный. Никак в приемном зале космопорта объявился распорядитель праздника. И решил нас поприветствовать, давая мне миг справиться со злостью. – Через час вас ждут в Изумрудном дворце для проведения жеребьевки…

– Ну ладно, Орфей, – на лице Гистольфа – уверенность в собственной победе. И не напрасная. Это в разговоре голос у него хрипит, а когда поет – звенит. Не хочешь – заслушаешься. – Желаю тебе удачного жребия. Может, хоть не опозоришься, как на Тенеболе…

Я кулаки стиснул, но стою, молчу.

Уел меня Тощий. По делу. Плохо тогда получилось, ой плохо…

Песню я сочинил на праздник Тысячи Звезд, что проводится на Канопусе-Восемь и посвящен божествам – покровителям Галактики, прилетел. А как петь начал – слова забыл. Начисто. Тухлыми яйцами птицы Рух закидали. А уж они воняют! Позорище!

Ладно, чего теперь переживать. Поздно.

Собрали нас в кучу, засадили в несколько аэробусов и отвезли во дворец.

Да не в простой, а в Изумрудный. Все здесь зеленое, от пола до потолка. Для глаз приятно. Но голова болеть даже больше стала. Странно.

У каждой двери – стража. Почетная. Рожи – красные и широкие, как подносы, плечи – впору великанам. Сами – в панцирях золоченых, на поясе – мечи в серебряных ножнах. Да не лазерные, обычные.

Пусть по космосу летаем, Галактику от края до края прошли – старину все равно чтить надо. Вот мы, аэды, кто с лирой, кто с гитарой, кто с бализетом. И ничего. Прекрасно звучим!

Для жеребьевки принесли здоровенный котел. Высыпали в него сто семнадцать стальных пластинок с номерами. Подходи – выбирай. Пробуй удачу певца.

Вот и мой черед.

Рука скрывается в утробе котла, словно в брюхе беззубой исполинской жабы. Кисло пахнет медью.

Жребий ткнулся в ладонь. Ну что, посмотрим?

– Сто семнадцать, – объявляю, а сам глазам не верю. Последний – ничего себе! Последнего точно запомнят, и о его успехе (или провале?) будет помнить каждый. Да, вот повезло! Другой бы радовался, а мне плакать впору.

– Многопочтенные аэды! – а это вновь распорядитель. Высок, собой красив, в багряных одеждах. И голосище – ого-го! – С завтрашнего утра вы будете чествовать Его Мощь и Красоту хвалебными песнями. Кто победит – получит награду, кто оскорбит сиятельный слух – будет брошен прожорам…

Ну и титул у местного правителя. Дурацкий. Или это только мне так кажется?

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

Распорядитель высок и красив, а вот монарх будущий плюгав на диво.

Даже отсюда, с дальнего конца зала, видно. Сидит на троне Его Мощь и Красота, пыжится. Трон большой, роскошный, из червонного золота. А принц – малоросл да толст. Прямо планетка на ножках. Ходит, наверное, смешно. Жаль, я этого не видел.

А перед троном, стоя на полу, малахитовыми плитами выложенном, очередной аэд разоряется, струны дерет. Сто шестнадцатый. Следующий – я.

Ох, болит моя голова. А поджилки – дрожат. Песни так сочинить и не удалось. Некогда было.

Поселили нас в отдельное крыло дворца, и к каждому на ночь по рабыне прислали. Гостеприимцы. Чтоб их…

Поспать-то толком не удалось с утехами ночными, не то что слова хвалебные приготовить. Те, кто посдержанней, может, и отказались, время провели в творческих мучениях, а не в банальных наслаждениях. Да куда уж мне…

Ничего, как-нибудь. Сымпровизирую.

Мелодичный звук гонга отразился от стен. Место перед троном опустело. Аэда увели в неприметную дверь. К славе? К прожорам?

Моя очередь.

Медленно и торжественно шествую по залу. Хорошо, что он длинный. Надуваю щеки, пыжусь, а мысли мечутся мелкими рыбешками, снуют туда-сюда. Как петь, о чем петь?

О величии нового правителя? Споешь об этом, правильно споешь – и будет всю жизнь Его Мощь и Красота к величию стремиться…

Сложишь настоящую песню о победах и воинской славе – проведет правление в войнах с соседями.

Упомянешь богатство и изобилие – будет новый владыка Хирейский только о деньгах и думать…

О чем петь? И как? Чтобы правильно!

Жаль, что не каждый из правителей Галактики при восшествии на престол песен требует.

Вот и трон. И плюгавец на нем.

Что петь?

Что-то дернулось в груди. Поднялась из глубин души паника и тут же сгинула, растворилась в серебристой волне спокойствия. И я ощутил идущий изнутри взгляд, острый, сильный. Словно кто-то другой смотрел из глазниц бесталанного аэда Орфея.

И голова болеть перестала. Словно исчезла.

Ожили руки, огладили струны. Поплыл по залу напев моей лиры. И ответил ей – голос. Мой и не мой. Сильный. Чужой.

– У меня нет слов, чтобы достойно спеть про нового владыку Хиреи, – сказал я, дивясь произнесенному. – Все слова бессильны. Поэтому я просто сыграю. Так, как сумею.

Заструились струны, запели. Пальцы мои шевелились сами по себе, рождая странный, чудовищный по красоте мотив. Ознобом отдавался он в позвоночнике и холод порождал в сердце.

Они смолчали, хотя я нарушал правила. Я должен был петь. А пели – струны.

В один момент я понял, что слышу всех вокруг. Громко сопело тщеславие в груди сидевшего на троне человечка, выла сворой голодных волков алчность в сердцах аэдов за стеной, мерзко хихикали мелкие мыслишки в головах придворных, что толпились у стен…

В чем дар аэда – в том, чтобы петь? Или в том, чтобы слышать?

Мои струны пели. Нет, не мои. Просто струны. Заглушая сопение, вытье и хихиканье, вкладывая в души людей – свое звучание. И менялись лица, становясь строже, спокойнее. Люди во дворце начинали прислушиваться к происходящему внутри, и это делало их другими…

И я знал: у них в сердце этот мотив будет теперь звучать всегда.

Взвизгнули струны и лопнули…

Никто не пошевелился, пока я шел к выходу. Никто не остановил меня, пока я добирался до звездолета. А награда – зачем она мне теперь?

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

Внутри меня пусто. Как в склепе. Точно в разграбленной могиле.

Все. Я сделал то, что должен. Дальше незачем. Сочинять, двигаться, дышать.

Впервые нуль-шишига, которого я зову смешным именем Ерофеич, молчит, придя ко мне. Он сидит на консоли «вызов», и та молчит. Он все знает, и он со мной согласен. Да, сделал. Да, незачем.

Мой корабль нацелен точно в сердце звезды со странным именем Менада. Лететь мне осталось недолго. А дальше – смертоносное пламя. Ведь зачем жить, если я больше не смогу петь? Так, как пел перед троном из червонного золота.

Лира стоит на подставке, и струны ее порваны. Все. Ей тоже суждена гибель.

Я не могу больше петь, но дар слышать остался. Но в космосе – совсем иные звуки. Нежно шептала мне вслед Хирея, плакали светом золотые, серебряные и зеленые звезды, пели модницы-кометы, выставив распушенные хвосты. Яростно ревела Менада, готовясь ко встрече со мной.

И нуль-шишиги шуршали в черных дырах, сетуя на падение скорости света…

Алексей Волков, Андрей Новиков Будьте осторожны!

Когда корабль начал торможение, а до Тумбы оставалась неделя полета, Хануфрий Оберонович Парсалов вызвал в кают-компанию всю нашу группу практикантов астроучилища и с какой-то непонятной озабоченностью спросил:

– А как у вас со стрельбой, ребята?

Мы промолчали. Никому не хотелось признаваться, что за все время учебы нам так и не довелось взять в руки бластер, хотя мы успешно сдали на экзамене его устройство. Парсалов нахмурился, застегнул до конца молнию на своей потертой куртке из афудиловой кожи и решительно произнес:

– Как ответственный за вашу практику, официально объявляю, что курсант, не сдавший лично мне зачет по стрельбе, на Тумбу не ступит. К занятиям приступаем сегодня же. В трюме номер два я оборудовал учебный тир.

Вскоре мы убедились, что Хануфрий Оберонович постарался на славу. Как мы узнали позднее, он тайком протащил на корабль списанный учебный тир для обучения десантников Дальней Разведки. Мишени в нем были разные: бегающие, прыгающие, ползающие, летающие и размерами от мухи до пурда. Теперь скуке между вахтами пришел конец. Все свободное время мы проводили в тире, и даже ночами нам снилось, что мы продолжаем стрелять лежа, сидя, стоя, на лету, держа учебный бластер руками, ногами, зубами… Любой промах приводил обычно спокойного Парсалова в ярость, и он, размахивая перед носом мазилы нещадно дымящей трубкой, орал:

– Раззява, забодай тебя комар! Чтоб ты три раза вошел в гиперпространство и два раза вышел! Черную дыру тебе в карман, хрумпль ты альдебаранский! Вот выскочит на тебя из кустов хвостозуб, и промазать не успеешь! Будешь у меня всю практику у киберповара клиренс чистить!

В общем, загонял он нас так, что ни у кого не хватило ни сил, ни времени заглянуть в справочник и узнать, с какими же чудовищами мы будем воевать на Тумбе. Лишь накануне посадки, когда вся группа на последнем издыхании сдала на «отлично» экзамен неумолимому Хануфрию Обероновичу и собралась перевести дух в кают-компании, обсуждая планы увлекательной охоты на Тумбе и уже в мечтах изумляя подруг шкурами зубастых инопланетных хищников, ввалился мрачный Педро и выдохнул:

– Нас обманули!

Оказалось, что на Тумбе нет ни единого хищника свирепее зайца и крупнее суслика, а самое грозное оружие там не бластер, а мухобойка. Но сил возмущаться у нас не осталось, и мы молча разбрелись по каютам.

Посадка прошла без происшествий. Корабль мягко опустился на живописную поляну, и мы собрались у выходного люка, где нас ждал Парсалов в своей неизменной куртке. На поясе у него висели два мощных десантных бластера, а весь облик выражал странное сочетание озабоченности и решительности. Рядом с ним на столике была аккуратно разложена дюжина бластеров в кобурах.

– Через две минуты проверка готовности оружия, – сказал Хануфрий Оберонович и решительно встал между нами и люком.

Мы быстро нацепили бластеры и выстроились перед ним.

– Достать оружие, проверить заряд батареи, установить непрерывный разряд на максимальной мощности, – приказал Парсалов.

Все послушно, хотя и с недоумением, выполнили приказ. В моей душе закопошились сомнения. Конечно, справочники не врут, но…

– Объявляю порядок выхода, – отчеканил Парсалов. – Первая шестерка с оружием на изготовку выстраивается полукругом возле люка. Затем выхожу я со второй шестеркой, и занимаем круговую оборону. Соблюдать максимальную осторожность и бдительность. Приказываю немедленно и без моей команды уничтожать любую движущуюся цель, даже если она размером с комара. Далее будем действовать по обстановке. Первая группа – на выход!

И он шагнул в сторону.

Я был в первой шестерке. Люк отполз в сторону, и мы сбежали по пандусу в траву, держа бластеры на изготовку. Через несколько секунд за спиной раздался топот, и вторая шестерка замкнула кольцо.

Наступила мертвая тишина. Я напряженно вглядывался в кусты недалекой кромки леса, каждую секунду ожидая нападения. С полминуты все было спокойно, но вдруг в ближайшем кусте что-то шевельнулось. Не раздумывая, я нажал на спуск. Мощный луч бластера срезал и куст, и стоящее рядом дерево, которое с треском и грохотом рухнуло в кустарник. Оттуда взвилось потревоженное комариное облако, и началось…

Когда первая волна нападавших комаров была сожжена в воздухе и засыпана скошенными деревьями, а над чащей с басовитым гудением поднималось второе комариное облако, стоящий в центре круга Хануфрий Оберонович обреченно вздохнул и дрогнувшим голосом произнес:

– Забодай меня комар!

За время полета мы неоднократно слышали эту фразу, но неподдельная тревога, прозвучавшая в голосе Парсалова, заставила меня обернуться. Наш бывалый начальник являл собой удивительное зрелище. На голове у него был шлем от скафандра высшей защиты с опущенным, несмотря на жару, щитком. В левой руке он держал большой круглый щит, в котором я с недоумением узнал крышку от кастрюли, а в правой намертво стиснут бластер, ствол которого нервно ходил по сторонам.

– Не отвлекаться! – рявкнул Парсалов. Я немедленно повернулся и начал бдительно вглядываться в комариную тучу, которая постепенно втягивалась обратно в лес.

Когда последний комар исчез, Хануфрий Оберонович с грохотом отбросил крышку от кастрюли, стянул шлем и, засовывая бластер в кобуру, с облегчением скомандовал:

– Отбой!

Он обессиленно уселся на травку в тени корабля и достал дрожащими руками заветную трубку. Мы, так ничего и не поняв, подошли ближе.

– Хануфрий Оберонович, а зачем это?.. – не выдержал Педро и слегка пнул носком ботинка крышку от кастрюли.

– Так надо, – отозвался Парсалов и окутался облаком дыма. – Для вас же старался. На сей раз обошлось…

– Да что обошлось, Хануфрий Оберонович? Комары здесь, что ли, особенные?

– Не в комарах дело. Туг длинная история. Да вы садитесь, ребята. Тоже, наверное, переволновались.

И Парсалов глубокомысленно смолк.

Повторять приглашение ему не пришлось. Мы расселись вокруг. Каждый понимал, что сейчас мы услышим одну из тех удивительных историй, о которых в нашем училище ходили легенды.

– Давно это было, – вымолвил Хануфрий Оберонович, любовно прихлопнул расположившегося было на кончике его носа залетного комара и с какой-то непонятной нежностью отбросил в сторону бренные останки. – Летел я тогда… Впрочем, не важно куда. Рейс был долгий, консервы мне порядком надоели, а тут подвернулась неподалеку, парсеках в пяти, обитаемая планета – одна из наших колоний. Ну, я и махнул к ней. Решил отведать чего-нибудь вкусненького, да и горючим подзаправиться не помешало бы. Помню, только подлетел, попросил разрешения на посадку, а диспетчер как-то странно отвечает:

– Вашему кораблю посадку разрешаю.

Долго я думал – почему кораблю, а не мне, но потом махнул рукой. Сел, как всегда нормально, огляделся. Космопорт как космопорт. Только вышел – подъезжает ко мне машина, а из нее – диспетчер и сразу спрашивает:

– Вы у нас первый раз?

– Первый, – говорю. – Мне бы дозаправиться… – и только хотел сказать «горючим», как диспетчер подскочил ко мне и рот зажал. Я даже опомниться не успел, а он в ухо как гаркнет:

– Хотите жить – молчите!

Тут мне не по себе стало. Куда я попал? На планету пиратов, что ли? Тут отпустил он меня и палец к губам приложил.

– Сейчас я вам все объясню… – говорит.

– Да что тут объяснять? – взорвался я. – Думаете, на такое хамство управы не найдется, забодай меня комар?!

Диспетчер в ту же секунду в лице переменился. «Ага, испугался!» – думаю и только хотел еще что-то сказать, да тут меня что-то в живот ка-ак ударит! Сейчас-то я знаю, что спасла меня только куртка из афудиловой кожи. С тех пор ношу ее не снимая. А тогда, признаться, было не до размышлений. Отскочил я в сторону, смотрю – прямо на меня пикирует комар, да такой, что и в кошмарном сне не привидится: рогатый, с кулак величиной, и хобот у него соответствующий. Вы, ребята, мою реакцию знаете, но честно скажу, до сих пор удивляюсь, как я тогда от него увернуться сумел. Врезался он с разгона в борт корабля да хоботом в обшивке и застрял. Я, понятно, не растерялся и башмаком его добил. Стою в одном башмаке, трясущимися руками трубочку набиваю, а рядом бледный диспетчер таблетку под язык сует:

– Я же предупреждал… Идите за мной. Только молча.

Привел он меня в космопорт, завел в комнатку и сунул брошюрку какую-то.

– Ознакомьтесь, – говорит. – Потом приму экзамен.

Прочел я название и от изумления башмак вместо трубки ко рту поднес. А название это до сих пор помню: «Краткая инструкция по технике безопасности нахождения на планете Блямба разумных существ, использующих для коммуникации модулированные колебания звуковой частоты в диапазоне 0,1 – 20 килогерц».

И вот что я прочел.

Планета Блямба ничем не отличалась от других земных колоний, разве что некоторой склонностью ее обитателей к невинному хвастовству и цветастым оборотам речи. И вот такая безобидная, на мой взгляд, особенность характера обернулась для них трагедией. Некий изобретатель, имя которого аборигены по ряду соображений держат в тайне, решил осчастливить всех своих соотечественников. После восемнадцатилетней упорной работы он продемонстрировал высокой комиссии собственноручно построенную машину исполнения желаний. Машина была уникальна во многих отношениях. Энергию для работы она черпала из окружающей среды, а создаваемое ею мощное логополе позволяло услышать высказанное вслух желание в любой точке планеты (о чем изобретатель по рассеянности забыл сообщить комиссии) и немедленно исполнить его, причем буквально, за что высокая комиссия назвала ее «конкретизатором». И вот…

– Нам бы такую машину, – мечтательно произнес Педро.

– Вот-вот, и я тоже, когда инструкцию читал, сказал негромко: «Вот бы и мне на корабль такой конкретизатор», – отозвался Парсалов. – Жаль только, что диспетчер не слышал.

И он замолк.

– А дальше что было?

– Дальше? Ну, так вот, пока эти ученые мужи развлекались, забрасывая машину самыми невероятными пожеланиями, конкретизатор охватил своим логогюлем всю планету и принялся усердно выполнять все желания подряд. Историки до сих пор с содроганием вспоминают тот черный день, оставивший глубокие раны в душе каждого блямблянина. В соответствии с высказанными пожеланиями люди проваливались сквозь землю, сгорали со стыда и на работе, давились самыми невероятными предметами от котлет до железобетонных блоков, лопались как мыльные пузыри, пропадали пропадом, становились прозрачными, шли туда, куда их посылали, превращались во что угодно, начиная с драных козлов, гадюк и свиней и кончая старыми вешалками, испарялись без следа, сотнями ложились в гроб в белых тапочках, погибали, задавленные грудами выброшенных товаров, в схватках с зеленым змием…

Вести об этих несчастьях дошли до комиссии не сразу. И тогда потрясенный всепланетной трагедией старейший академик в сердцах прошамкал изобретателю: – Чтоб ты провалился со своей машиной!

Что и было немедленно исполнено.

С тех пор машина вместе с изобретателем находится в недрах планеты. Все попытки извлечь ее на поверхность и уничтожить оказались безуспешными. Выросло уже второе поколение блямблян, которым с детства внушают, что, прежде чем что-то сказать, надо крепко подумать. Но несчастные случаи до сих пор происходят. Особую же опасность представляют всякого рода туристы, которые не умеют держать язык за зубами.

Когда я кончил чтение, диспетчер положил передо мной бланк и угрюмо произнес:

– Прочтите и распишитесь.

Бланк оказался распиской в том, что с правилами техники безопасности я ознакомлен и за сохранность моей жизни администрация планеты ответственности не несет. Я собрал все свое мужество и расписался. Диспетчер с уважением посмотрел на увесистую подпись, с трудом поднял ее обеими руками и положил в сейф.

Я молча подал диспетчеру руку и вышел из космопорта. До города было несколько километров. Мимо по дороге проносились машины с надписью «Такси». На крыше и заднем бампере у них зачем-то было приварено по большому железному крюку. Я несколько минут простоял с поднятой рукой, но ни одна не остановилась. К счастью, проходивший мимо абориген понял, что я приезжий, и показал, где стоянка.

Столбик с табличкой «Такси» я увидел издалека. Под ним стояло несколько мужчин, с азартом размахивая спиннингами. Подойдя ближе, я разглядел, что на конце лески вместо блесны привязан крупный магнит. Двое в сторонке терпеливо пытались набросить петлю лассо на крюк, приваренный к крышам проезжающих такси. Делали они это довольно умело, но им упорно не везло. Не успел я удивиться, как один из «рыбаков» ловко метнул магнит, и тот прилип к дверце проезжавшей машины. Она тут же остановилась, а счастливчик передал спиннинг следующему в очереди, отцепил магнит, сел в машину и уехал.

«Да, оригинальная планета», – подумал я, разглядывая табличку «Ловля такси сетями и капканами запрещена». Дождавшись своей очереди, я с четвертой попытки накинул лассо, передал конец веревки следующему ловцу и подошел к такси.

– Подбросьте до города, – попросил я, открывая дверцу.

Таксист как-то странно посмотрел на меня, молча вылез, подошел, крепко вцепился в мою одежду и, крякнув от натуги, выполнил мою просьбу.

Долетел я быстро, и спасло меня только то, что приземлился я на клумбу. Отряхнувшись, я, прихрамывая, зашагал по улице, разглядывая дома и прохожих. Город оказался самым обычным, какой можно встретить на любой обжитой землянами планете. Но вот прохожие…

Поначалу я шарахался, но потом пообвык и уже мог без содрогания смотреть на человека со светящимся фонарем под глазом или на другого, чьи уши были обильно увешаны лапшой. Лапша напомнила мне о цели моего прилета, и я зашел в первый попавшийся ресторан. Соседом по столику оказался полноватый мужчина. Он нетерпеливо ерзал на стуле, непрерывно поглядывая на часы.

Через несколько минут он вздохнул, достал из кармана коробочку и вытряхнул из нее в стоящую на столе рюмку небольшого, но симпатичного червячка. Мужчина с грустью посмотрел на него, еще раз с надеждой окинул взглядом зал в поисках официанта, но так и не обнаружив его, смахнул набежавшую слезу, вытащил флакончик с прозрачной жидкостью и решительно вылил его содержимое в рюмку. Червячок подергался и затих. Я с ужасом глядел на все эти манипуляции. Неужели выпьет? Но мой сосед с явным облегчением откинулся на спинку стула и, заметив мой недоуменный взгляд, добродушно поинтересовался:

– Вы, я гляжу, приезжий. Давно прилетели?

– Утром, – отозвался я и в свою очередь спросил: – Вы мне не объясните, для чего вы все это проделали? Это что – местная традиция? – я кивнул на соседний столик, где среди тарелок стояла рюмка с таким же червячком.

– Да какая там традиция, – махнул рукой сосед. – Пока официанта дождешься, хочется хоть червячка заморить.

Я уже открыл было рот, решив поинтересоваться, чем именно морят червячка, но тут появился долгожданный официант, поставил перед моим соседом полдюжины тарелок и небрежно спросил:

– Что будете заказывать?

– Значит, так, – бодро начал я. – На закуску – селедку под шубой, потом… – Я задумался. – А хнапсы есть?

– У нас все есть, – молвил официант, черкая карандашом в блокноте.

– Тогда парочку хнапсов в томате, цыпленка под белым соусом, кофе… ну, и корзиночку с кремом.

– Ждите, – буркнул официант и удалился.

Я посидел немного, поглядывая по сторонам, и тут мне пришла в голову интересная мысль.

– Послушайте, – обратился я к соседу, – насколько я понял, на вашей планете исполняется любое высказанное вслух желание. Так не проще ли пожелать себе чего-нибудь на обед дома, чем идти для этого в ресторан?

– Можно и так, – согласился сосед, со вкусом обгладывая ножку зюзюкса. – Просто желание, связанное с материализацией пищи, выполняется гораздо медленнее, а кроме того, ее все равно потом надо готовить. Можно, конечно, заказать уже поджаренную, скажем, курицу, но кулинарные способности конкретизатора, мягко говоря, невелики, и в ресторане ее приготовят гораздо вкуснее. А где именно ее съесть, принципиальной разницы нет.

Помню, насторожила меня фраза насчет кулинарных способностей конкретизатора, но не успел я ее толком обдумать, как в дальнем конце зала появилась целая процессия. Впереди шел принявший мой заказ официант, толкая перед собой тележку, накрытую большой лохматой шубой. Еще двое несли по большой кастрюле, а замыкала шествие официантка с двумя изящными плетеными корзиночками.

– Ваш заказ, – объявил официант, приподнял шубу и поставил передо мной закусочную тарелку с крупной, еще трепыхающейся селедкой.

– Шубу здесь оставить или в гардероб? – осведомился он небрежно.

Я молча кивнул, обалдело разглядывая бьющую хвостом селедку. Официант перекинул шубу через плечо, пожелал мне приятного аппетита и с достоинством вышел из зала.

Пока я вытирал платком попавшие на лицо соленые брызги, на столе появились остальные блюда: огромный помидор, из которого торчали шевелящиеся клешни и хвосты двух хнапсов, полузадохшийся цыпленок, придавленный большой банкой с консервированным белым соусом, и корзиночки – одна с кофейными зернами и другая, заполненная тюбиками с самыми разнообразными кремами: для рук, для ног, для бритья, для чистки обуви и даже от кровососущих насекомых.

Я для приличия посидел немного за столом, ощущая на себе взгляд соседа, потом встал, прихватил корзинку с кофейными зернами (пригодятся) и медленно вышел на улицу.

Есть захотелось еще сильнее, но вернуться в ресторан я не решился и, взяв в булочной батон, умял его в парке на скамейке.

Была у меня в те времена привычка – после еды в зубах поковырять, а зубочистку я, как назло, на корабле оставил. Пошарил я по карманам да сдуру и ляпнул:

– Эх, щепку бы сейчас какую, в зубах поковырять…

Я даже не успел закрыть рот, как желание исполнилось. Рядом затрещало, от скамейки откололась увесистая щепка и острым концом мне прямо в больной зуб, где недавно пломба выскочила. Долго я от нее отбивался, пока не догадался послать ее подальше, но что она к тому времени с моими зубами сделала – лучше не вспоминать.

Доплелся я кое-как до врача. Осмотрел он меня, говорит:

– Несколько зубов придется заменить.

– Вы мне лучше мост поставьте, – говорю.

Тут за окном загрохотало. Выглянули мы – неподалеку огромный мост с места сорвался и медленно в нашу сторону летит. Хорошо, врач вовремя сообразил, велел ему на место вернуться, а то не сидеть бы мне сейчас с вами…

Словом, вышел я от врача и побрел куда глаза глядят. Хожу, вывески и объявления читаю: «Осторожно! В нашем магазине с трех часов выброс товара!», «Прием пожеланий от населения», «Свалка мыслей запрещена!», «Валять дурака только здесь». Под последней табличкой трое мужчин лениво пинали четвертого, на пиджаке которого блестел значок «Дежурный дурак». Прошел я мимо, смотрю – из-за угла какой-то длинный хвост высовывается, вроде крысиного, а к нему люди бегут и каждый норовит поскорее за него ухватиться. Заглянул я за угол – какого зверя ловят? – а хвост в магазине исчезает. Слышу, толпа гудит: «Авосов копченых привезли…» Плюнул я, потому что авосов терпеть не могу, ни вареных, ни копченых, пошел дальше.

Сходил я в местный зоопарк. Чего я там только не нагляделся! И верблюда, что в игольное ушко пролезал за сухарик, что ему зрители бросали, и вошь ядреную с хнапса размером. А мымр там!.. И простая, и болотная, и занюханная – на любой вкус. А лахудру до сих пор с содроганием вспоминаю – страшнее в нашей Галактике ничего не видел… Хотел было згу посмотреть, интересно все-таки, но не довелось – все зги по норам попрятались. Словом, случится на Блямбе побывать, зайдите в зоопарк – не пожалеете.

Находился я там, устал. Решил отдохнуть в скверике у реки. Сел на скамеечку прямо под табличкой «Чтение стихов вслух и пение песен опасно для жизни!» Ну и народ там собрался… Какой-то мужчина раздевал взглядом женщину, та стыдливо прикрывалась руками. Неподалеку сидел один местный, с аппетитом закусывал. Солидный у него был аппетит, откормленный, да и нахал порядочный. Пока этот местный ворон считал да смотрел, как рыбак рыбу без чешуи и хвоста из реки вытягивает, а охотники общипанных уток стреляют, аппетит так свое брюхо набил, что даже мне завидно стало.

Возле другой лавочки трое пузырь давили. Пузырь крепкий попался, так они его стаканами лупить начали. Чем у них дело кончилось – не знаю, так как услышал я дикие вопли. Обернулся – а там четыре здоровенных мужика козла забивают. И забили бы, но тут козел как гаркнет: «Рыба» – и шасть в кусты. А на его место рыбина здоровая свалилась, чуть одного мужика не прихлопнула.

Тут меня по спине что-то стукнуло. Смотрю – а это с соседней скамейки аппетит в меня голодный взгляд бросил. Пора, думаю, на корабль. Вскочил и пошел на остановку электробуса. Слышу, догоняет меня кто-то, да догнать не может. Оборачиваюсь – а это мои часы отстали и семенят следом. Подобрал я их, на руку надел и стрелки подвел. А тут и электробус подошел.

Доехал я быстро, оформил документы, иду к кораблю. Как раз неподалеку дальняя экспедиция отправлялась. Провожающие толпятся, космонавты руками машут. Потом построились они в ряд, бросили на планету прощальный взгляд и скрылись в люке. Кто-то в форме бережно погрузил прощальные взгляды на тележку и повез к стоящему неподалеку зданию с вывеской: «Музей прощальных взглядов космонавтов».

Прочитал я эту вывеску и решил, что с меня хватит. Забрался в свой корабль, задраил люк и стартовал с предельным ускорением. Лечу – благодать: говори что хочешь. Ну, я и говорю:

– Вот теперь можно хоть поесть с аппетитом.

Вдруг дверь в рубку открывается, входит какой-то толстяк с наглой рожей и с порога:

– Что есть-то будем?

– А ты кто? – спрашиваю.

– Как это – кто? Сам же звал.

Вспомнил я тут, чего пожелал, когда инструкцию читал, и бегом в трюм. Точно – стоит, родимый, только лампочками помаргивает. А аппетит следом приплелся и бубнит:

– Есть пошли… есть пошли…

Представил я, какая жизнь меня ждет, и решил – будь что будет, но на корабле я не останусь. Загрузил я в аварийную капсулу продуктов и кислорода побольше и стартовал. Крикнул только кораблю на прощание:

– Да пропади ты пропадом со своим конкретизатором и аппетитом туда, где не ступала еще нога человека!

И он пропал. А меня на четвертые сутки рейсовый лайнер подобрал…

Хануфрий Оберонович умолк и задумчиво посмотрел на заходящее солнце.

– Одно плохо, – печально промолвил он, набивая свою трубочку. – На каждой необитаемой планете приходится теперь меры предосторожности принимать. И вы, ребята, помните, что никто не знает, куда мой корабль с конкретизатором занесло. Осторожность, сами понимаете, еще никому не навредила.

И Парсалов, прихлопнув очередного комара, исчез в облаке дыма.

Алексей Волков, Андрей Новиков На войне как на войне

Практика на Тумбе была в полном разгаре. Каждый день, нацепив на спину контейнеры для образцов и обвесившись геодезическими приборами, мы выходили из корабля на сбор ценнейшей информации, уже занесенной во все справочники. Каждый вечер мы с горечью убеждались, что справочники не врут, и единственным утешением для нас являлись контейнеры, до отказа набитые насекомыми, растениями и камнями.

Проползла неделя, и мы впервые за все это время собрались в кают-компании и с азартом набросились на те развлечения, которые до чертиков надоели нам за время полета. Витька с Педро, позабыв обо всем на свете, рубились в четырехмерные шахматы, в которых фигуры через произвольное время исчезали из одного места игрального куба и, поболтавшись в небытие, внезапно появлялись в другом, попутно меняя то цвет, то значение. Ниубий, сопя от усердия, пополнял свою коллекцию бабочек-катамаранов, прикалывая отдельно правое тельце, отдельно левое, отдельно перемычку, стараясь не помять шесть боковых крылышек и седьмое на перемычке.

Остальные практиканты, разбившись на две четверки, самозабвенно играли в космический бой, барабаня по клавишам терминалов, а я, отключившись от всего, с наслаждением погрузился в замусоленный том древнейшего фантаста Александра Волнова «Галактика принадлежит нам». Этот роман я с большим трудом выпросил перед отлетом у прадедушки и сейчас уже проглотил на одном дыхании первую книгу – «По следу Гырдля» – и был на середине второй – «Гырдль разбушевался». Ничто уже не могло оторвать меня от бессмертных строк: «…он знал, что подлый наймит врага скрывается где-то на звездолете и уже убил часового у корабельного склада постельного белья, но отвлекаться не было времени. Крейсера под пиратским флагом уже охватили всю переднюю полусферу и вели беглый огонь из тяжелых восьмидюймовых орудий. Болванки ядерных снарядов со зловещим воем проносились в пустоте и падали на звезды за кормой, сбивая с них протуберанцы. Одна из них сбила корабельный флаг, но отважный Добров, невзирая на обстрел, поднял новый, и алый стяг гордо развевался под напором встречного вакуума. „Кто же убийца? – напряженно думал Впередов, ловя в перекрестье прицела сверхмощной электромагнитной пушки флагманский корабль Гырдля. – Может, Предателев? А где, кстати, он? Ладно, выясним потом… Главное, не отвлекаться…“ В этот момент тяжелая рука легла ему на плечо, и он понял, что коварный убийца стоит сзади…»

Тяжелая рука легла мне на плечо, и я вздрогнул. «Конец», – мелькнула мысль, но сзади пахнуло знакомым дымком, и у меня сразу же отлегло от сердца.

Хануфрий Оберонович со своей неизменной трубочкой внимательно изучал мою книгу.

– Ерунда, – изрек он наконец свое мнение. – Разве так воюют? Атомные болванки какие-то… Страшнее пишущей машинки оружия нет. Это я на себе испытал. Довелось мне как-то одному с целой планетой воевать…

В кают-компании мгновенно воцарилась мертвая тишина. Двенадцать пар сгорающих от любопытства глаз уставились на Парсалова.

Хануфрий Оберонович немного помолчал, потом вздохнул и, бросив: «Погодите, я сейчас», вышел.

Я уже давно заметил, что привычная обстановка космического полета изменила характер Парсалова. Молчаливый на Земле, здесь он стал намного разговорчивее и иногда даже без нашей просьбы делился с нами своим богатым опытом.

Вскоре дверь кают-компании открылась и появился Хануфрий Оберонович с пухлой папкой под мышкой. Он бережно положил ее на стол, развязал тесемки и вынул пачку обгорелых листков явно неземного происхождения.

Парсалов сел в свое любимое кресло и, не спеша набив любимую трубочку, начал:

– Давно это было. Обследовал я тогда звездное скопление в созвездии Хвостозуба. Программа была напряженная, времени мало, и на планеты я не садился; делал вокруг каждой десяток витков, запускал зонды, собирал информацию – и дальше. И вот сижу я как-то вечерком в рубке, трубочку покуриваю и разглядываю на экране, что мне телекамеры зонда показывают. Только зонд ниже облаков спустился, как внизу в лесочке вспыхнуло несколько огоньков, а через секунду экран погас.

Понял я, что посадки не миновать. Сразу видно – цивилизация попалась. Простым облетом не обойдешься.

Долго я место посадки выбирал. Уж очень не хотелось меж двух огней оказаться. Наконец сел. Вижу: вокруг траншеи понакопаны, воронок тьма, блиндажи разбитые, в общем, все как полагается в цивилизованном мире.

Хожу, здешний уровень развития определяю. До атома они еще определенно не добрались, но уже и автоматы появились, и, по воронкам судя, авиация на должном месте. Одно мне особо не понравилось: трупы лежат неубранные, но, в конце концов, может, у них обычаи такие. А тут блиндаж хороший попался, не в смысле что целый, садануло его как раз порядочно, а штабной. Среди мертвецов ветер бумаги носит, вот эти самые. Подобрал я их, проглядел и вернулся на корабль. Сунул в киберпереводчика всю пачку, и вот что он мне выдал.

Хануфрий Оберонович достал из папки листки с отпечатанными переводами и протянул нам.

– Почитайте пока.

Мы пустили листки по кругу.

Документ первый

Документ второй

Документ третий

Документ четвертый

Документ пятый

Документ шестой

Документ седьмой

Документ восьмой

Документ девятый

– Последний документ я вытащил из пальцев убитого офицера. – Парсалов заметил, что мы уже заканчиваем читать, и решил кое-что пояснить: – В другой руке у него был зажат пистолет, а рядом валялось нечто похожее на авторучку… – Хануфрий Оберонович задумчиво выпустил клуб дыма и продолжил: – Беднягу миновали осколки, и он, чтобы выполнить приказ, пустил себе пулю в лоб.

На некоторое время воцарилась тишина. Педро, как всегда, нарушил ее первым:

– А что же дальше было?

– Дальше? – переспросил Парсалов. – А дальше услышал я шум мотора. Ну, думаю, видно, решили еще раз отбомбиться, на всякий случай. Двинулся я потихоньку к кораблю, а сам все на небо поглядываю да бластер из кобуры достаю. До корабля, как назло, еще метров двести было, когда увидел я приближающуюся точку. Я даже вздохнул с облегчением: с одним я уж кое-как справлюсь. Только в окопчик спрыгнул на всякий случай, чтобы осколком случайным не задело. Стою, жду. А этот аппарат, что-то вроде вертолета, сделал надо мною круг и сбросил вместо бомбы какой-то пакет с вымпелом. А в пакете том оказалось послание… – Парсалов выдержал паузу. – Мне. Я его наизусть запомнил:

Парсалов умолк, время от времени выпуская клубы дыма и разглядывая сквозь них наши потрясенные физиономии. Потом он внимательно посмотрел на нас и сказал:

– Вот такая произошла со мной история. Как говорили древние: «На войне как на войне». А вы про атомные болванки читаете, которые какой-то болван придумал. Не знает он современного военного дела. Не знает.

– И на вас действительно напали? – не выдержал Витька.

– Еще чего! Я как это послание прочитал, так сразу же в корабль и на полной скорости подальше. С ними только свяжись! Они же нас бумагами закидают! Одна надежда, – и Парсалов устремил задумчивый взгляд куда-то вдаль. – Изобретения по плану не сделаешь, это вам не армию разгромить. Так что в космос они еще не скоро выберутся… Конечно, на Земле про эту планету знают, да и кое-какой опыт борьбы со всякими бумажками у нас имеется, так что в случае чего встретим их как надо. А все-таки иногда как подумаю: «А что, если не справимся?..» А вы как считаете?

И Хануфрий Оберонович выпустил большой клуб дыма в форме вопросительного знака.

Алексей Волков, Андрей Новиков Преступление и наказание

– Подсудимый, вы признаете себя виновным?

Подсудимый, подавленный громоподобным голосом судьи и серьезностью обстановки, понуро опустил голову и молчал. Казалось, вся его фигура излучает раскаяние и осознание непоправимости случившегося, но рот упрямо разжался и не сказал, а выдохнул только одно:

– Нет.

В зале воцарилась изумленная тишина, настолько глубокая, что, кажется, можно было услышать из заднего ряда биение сердца преступника. Многочисленные слушатели застыли и мучительно размышляли: «Может, я ослышался?»

– Что вы сказали? – Очевидно, эта же мысль посетила и судью. По крайней мере, на какой-то момент он даже потерял частицу своей профессиональной важности и недоступности.

– Нет, – повторил подсудимый и поднял голову. На его лице отражались бушующие внутри противоречивые страсти, но в глазах вспыхнуло сознание своей правоты. Или так только показалось?

Очевидно, нет, потому что прокурор тут же поднялся со своего места и с бескомпромиссностью молодости немедленно заявил:

– Я требую обратить особое внимание на ответ подсудимого. Он не просто совершил неслыханное по, не побоюсь этого слова, жестокости преступление, но и считает себя правым. И непонятно, – его голос загремел под старыми сводами судебного зала, неумолимый, как закон, и подсудимый, не выдержав тяжести этого сурового голоса, опять бессильно опустил голову. – Повторяю, непонятно, как может такой человек жить в нашем обществе!

По залу пронесся дружный вздох людей, которым открыли поразившую их истину. На галерке тут же завязался шумный спор, но спорщики говорили все разом, и понять что-либо было невозможно.

– Прошу тишины, – судья несколько раз ударил молоточком, и этот магический жест немедленно подействовал. Спор оборвался на полуслове, так же резко, как и возник.

– Я протестую, – неожиданно раздался голос адвоката. – Надо сперва выяснить все подробности дела.

– Протест принимается. – Судью тоже покоробило от цинизма подсудимого, но судья был немолод, опытен и старался держаться бесстрастно, как и велит его высокая должность.

Адвокат откинулся в кресле. Ох, нелегкая это работа – защищать заведомого преступника.

– Итак, – судья выдержал эффектную паузу и приступил к допросу с другого конца: – Вы сознаетесь в убийстве Арнольда Смита?

– Да, – без колебаний вымолвил подсудимый.

– Как же так – убить убил, а невиновен? – прокурор не смог удержаться от ехидной реплики, но судья сделал вид, что ничего не услышал.

– Было ли убийство преднамеренным?

– Как? – подсудимый, казалось, не расслышал вопроса.

– Вы обдумали убийство заранее? – терпеливо переспросил судья.

– Нет, – покачал головой подсудимый.

– Вы хотите сказать, что решение убить возникло у вас в последний момент, внезапно?

– Да.

– Почему?

– У меня не было другого выхода, – и подсудимый обвел присутствующих взглядом, в котором сквозил наивный вопрос: «Неужели вы не понимаете?»

– Прошу слова, – неожиданно вступил в допрос адвокат. – Прошу признание подсудимого о незапланированности убийства занести в протокол как смягчающее обстоятельство.

– Протестую, – подался вперед прокурор. – В данном случае важен сам факт убийства, а не его предумышленность или непреднамеренность. Разумеется, подсудимый не мог вытащить потерпевшего Смита из далекого прошлого, если не ошибаюсь, из двадцатого века, с целью убить его в наши дни. Такое и в голову никому не придет. Но в конечном итоге эта злодейская мысль все же пришла к подсудимому, и он ее осуществил.

– Протест принимается, – промолвил судья. – Подсудимый, с какой целью вы перенесли упомянутого Смита в наше время?

– Как? – подсудимый искренне удивился этому вопросу и поначалу даже не нашел слов. – Я, это… Ну, как там… В общем… – ему наконец удалось взять себя в руки. – Хотел исследовать, чем психика человека двадцатого века отличается от психики человека четыре тысячи двести тридцать первого. Кроме того, мне, разумеется, хотелось знать, как поведет себя такой человек, оказавшись в нашем обществе, и насколько он в состоянии перевоспитываться.

– Дальше, подсудимый.

– К сожалению, это оказалось невозможным. У Смита была только одна мысль – захватить власть над миром, и он даже не в состоянии был понять ее абсурдность. Воспользовавшись нашей естественной непредусмотрительностью в подобного рода делах, Смит проник в военный музей, чтобы овладеть хранившимся там оружием и затем диктовать миру свою волю. Необходимо было как-то предотвратить это, – и подсудимый подавленно замолчал.

– Однако, – заметил прокурор, – если вы не смогли его перевоспитать, надо было вернуть Смита в его время, и таким образом проблема была бы решена.

– Поздно, – подсудимый тяжело вздохнул и повторил: – Поздно. Он уже был в музее, и другого выхода не было.

– Мы подошли к самому главному, – судья непоколебимым монолитом вознесся над залом. – Подсудимый, как вы совершили преступление?

Преступник набрал побольше воздуха и выдохнул:

– Я подсунул ему боевую гранату. От старости она была ненадежной, и как только Смит взял ее в руки, грянул взрыв…

– Понятно, – судья зачем-то дотронулся до молотка и тихо добавил: – Но как вы могли…

– Встать. Суд идет.

– Именем Галактической Федерации приговор зонального суда от пятнадцатого ноября четыреста двадцать три тысячи тринадцатого года. За совершенное в написанном им романе «Ответный ход» убийство персонажа данного произведения некоего Арнольда Смита (смотри страницы триста десятая – триста четырнадцатая) и учитывая особую тяжесть преступления, а также повторность намерений (в романе «Планета ураганов» автор едва не убил другого своего героя – астронавта), подсудимый, писатель Линг Транд, приговаривается к высшей мере наказания – двум неделям полного безделия. Приговор обжалованию не подлежит и вступает в силу с момента оглашения.

От тяжести приговора подсудимого, точнее, уже осужденного бросило в холодный пот. Он машинально вынул из кармана платок, но кибер – исполнитель приговора – отнял его и сам вытер лицо писателя. Затем, не выпуская из манипулятора стакана, кибер напоил Транда водой, поправил ему галстук и, легко приподняв, вынес из зала.

Высшая мера вступила в свои права.

Николай Немытов Ойц, ваш космос!

Анна Семироль, Юлия Ойдинская Дикий, дикий космос

– Ну, Славо, ты еси Дурославо! – сказала она.

Славик обиженно засопел, поерзал в кресле и на всякий случай засунул руки под себя.

– На себя смотри, суслозаяпавлиноуткоеж! – пафосным басом произнес он. – Я тут над вами босс, а вы вообще груз, который я сопровождаю к ветеринару! Так что сама не тр… не хр…

Лексикон Славика дал сбой, перед глазами появился треклятый «эррор 404», в ушах пискнуло, накатил страх… Как всегда в такие моменты, потянуло на Украину. Кибермозг выдал серию картинок с пухлыми дивчинами в венках из ярких лент и перезагрузился.

– …Зело повезло нам с проводником, – услышал Славка голос Шокомундра. – Языка рускаго не разумеет. Рекли же ему из ЦУПа: «Воскорми бучелобрилупусов и ничего не касайся ни десницею, ни шуйцей». Так нет же – потребно ему доказати, что человек есть князь во граде эволюции.

– Коли не ясти тебе, ироду, лишенных потрохов огурецев морских да иных гадов, не быть нам посланы к ветеринару-лекарю, – со сдержанной обидой отозвалась Исмергла. – Сидючи во клетцех, конструировали бы очередной смарт-хаус. А ныне вот наслаждайся полетом во компании окаянного покорителя эволюционного Эвереста.

– Сама дура, – прокомментировал Славик, с кряхтением вставая с кушетки. – Вам ЦУП управление доверил, навигацию, расчеты… А всю грязную работу на меня свалили! Сортир за вами вычисти, шерсть вам расчеши, корму насыпь! А вы еще и издеваетесь, животные позорные!

Бучелобрилупусы переглянулись. Шокомундр встряхнул игольчатыми крыльями. Исмергла изменила цвет носа со спокойно-бежевого на сконфуженно-розовый. Славик устремил страдальческий взор в иллюминатор. До Вои Витту оставалась неделя полета.

«Как я все это выдержу? С этими животными невозможно общаться. Их не интересует ни выпивка, ни порно, ни сетевые игры. И речь. Какой дебил обучал их этому якобы русскому языку? – тоскливо думал Славка. – А хотя… Командование доверило мне конвоировать этих тварей лишь потому, что с ними никто другой бы не справился! Вот оно что!»

Младший помощник четвертого заместителя секретаря начальника отдела Сервисного Обслуживания Космической Особой Линии приободрился, гордо вздернул подбородок вверх, треснулся макушкой о панель управления «походной кухней» и жалобно взвыл.

«Походная кухня» запыхтела и явила на свет бутерброд с ветчиной и запечатанную чашку кофе.

– Ярославо, а нельзя ли нам таки вкусить от хлебов наших? – вежливо поинтересовался Шокомундр.

Готовить бучелобрилупусам еду было лень. Надо было оторвать зад от мягкого кресла, достать пакет с сухпайком, заварить его особой жижей, предварительно получив ее путем цепочки дурнопахнущих химических реакций… Славик застонал от жалости к самому себе.

– Сожрите по бутерброду с ветчиной, а? Ну хоть раз!

– Вкушая не вкусих животных плоть. Мы не едим подобных нам, – мягко сказала Исмергла.

– Угу. Вы их объедаете, – ядовито ответил Славик и поплелся бодяжить реактивы.

Он вытащил из морозильной камеры кусок пожелтевшего сала, с ностальгией понюхал его и положил на место. «Сало без горилки – пустая трата места в желудке и никакой эстетики», – философски рассудил Слава.

«Пить надо меньше, – с укоризной заметил кибермозг. – Ты же на работе!»

– Обращайся ко мне «мой господин», – огрызнулся Славка. – И вообще: ИскИн не должен упрекать своего хозяина. Твоя обязанность – подсказывать и находить оптимальные решения проблем.

«Пропорции реактивов и корма помнишь, мой господин?» – тон кибермозга Славке не понравился.

– Прекрасно помню и без тебя! И зачем мне вообще тебя навязали?

«ИскИны моей модели – незаменимые помощники и подсказчики в трудных житейских ситуациях, – забубнил кибермозг. – А также Джи-Пи-эС навигаторы, психологи, программы для обучения иностранным языкам…»

Славка гневно зарычал и взялся за пакет с сухпайком для бучелобрилупусов. Кибермозг испуганно пискнул и ребутнулся.

…Виделась беленая хата, чубатые хлопцы, уминающие сало. Славку снова неудержимо рвало на Украину.

– Надо его перепрошить, – простонал Славик, придя в себя. Обвел взглядом отсек и удивленно спросил: – Э, а че сирена орет и свет мигает?

– Сие полный перке зовется, – подал голос Шокомундр, мельтеша лапами над пультом управления кораблем. – Ты, хороняка, потрох сучий, куда корм еси всыпал?

– Куда надо, туда и всыпал! А че?

– Срамной уд через плечо!!! Тьфу, чрез рамена!!! Мы терпим несчастие великое!

В отсек ворвалась Исмергла, тащившая скафандры, и все трое бросились одеваться. «И куда ж я корм-то всыпал? – пытался вспомнить Славка. – Как не вовремя кибермозги сбойнули!»

Корабль трясло, отовсюду сыпались куски пластика, мелкие железки и всякий мусор: несвежие носки, прилепленная на потолок жвачка, упаковка от чипсов, замацанные порнооткрытки, клочья шерсти бучелобрилупусов (Шокомундра, судя по агрессивной черно-желто-белой расцветке) и кнопки от клавиатуры. Славка защелкнул гермошлем, забился в угол и предался страданиям.

– Вашу же мать! – взвывал он. – Ну за что мне, мирному работнику СОКОЛа, вершине эволюционного процесса, такие напряги?! Ни тебе о девках помечтать, ни в картишки перекинуться, ни спиртиком желудок протереть! Одни страдания среди кошмарных растительноядных животных, одни лишения и ребуты кибермозга! Не таких приключений душа жаждала, когда я в космонавты подавался!

– Святославо, тебя во дружину космическую взяли из жалости, – прокомментировал Шокомундр.

– Не лжесвидетельствуй, тварина! – от возмущения Славка автоматически перешел на мерзкий суржик, свойственный бучелобрилупусам. – Меня взяли в космонавты потому, что я неприхотлив к еде и разумом тверд!

– Точнее, глава твоя есть кость, а кишки суть лужены, – уточнила Исмергла с безопасного расстояния.

Славка бы ей ответил, но тут корабль тряхнуло, и он прикусил язык.

– Ы-ы-ыыы! – проскулил венец эволюции, что при иных обстоятельствах означало бы «Припланетились!».

Планета, на которую сел звездолет, была красивой.

Розовое небо с величественными облаками, похожими на горы сладкой ваты. Блестящая изумрудная листва громадных деревьев с узорчатой корой. Шелковистая трава под ногами, покачивающиеся на ветру красивые цветы – словно нарисованные на страницах яркой детской книги.

И широкая полоса выжженной земли, тянущаяся за кораблем.

– Узри, некрасиво получилось сие, – печально сказала Исмергла, созерцая вывороченные вековые деревья и трупы маленьких зверюшек. – Изяславо, думаешь, они от деревьев смерть приняли… или се воздействие лихое частот низких?

– Сие есть обморок, – констатировал Шокомундр, обнюхав голубое опоссумоподобное существо. Оно лежало в зарослях мелких лиловых цветов, картинно раскинув лапы. На мордочке застыла сардоническая улыбка.

– От обморока разве дохнут? – недоверчиво спросил Славка. – Хотя эти, может, и дохнут.

– Аз возьму образец для разъятия! – оживилась Исмергла и шмыгнула в люк корабля – не иначе как за контейнером для биоматериала.

– И вас называют высокоразвитыми негуманоидами? – заворчал Славка. – Говорил же: вскрытие. Вскры-ти-е. «Разъятие», мать вашу хвостатую…

Труп «опоссума» открыл глаза, завопил, поменял цвет на нежно-оливковый и скрылся в кустах на опушке леса.

– Мнится мне, туземцы речь русскую разумеют, – хмыкнул Шокомундр. – А меж тем аз, вкусих воздуха здешнего, разумею, что чист он сверх меры, для легких наших посему не годен, и даже, яко яд, пагубен. Пойду-ка аз SOS подам ЦУПу.

Он опустил щиток скафандра и, смешно перебирая шестью тонкими лапками, посеменил к кораблю. Славка остался стоять на поляне, раззявив рот.

«Лучше молчи, – посоветовал кибермозг. – Я вижу, какими словами ты готовишься выразить свое восхищение этим миром».

– Как красиво! – громко и пафосно произнес Славка назло кибермозгу.

Перегрузка во время экстренной посадки дала о себе знать, и Славик потопал к ближайшим кустам.

«Фу, как неэстетично!» – прокомментировал кибермозг.

– Когда люди этого, как его… а, Колумба! Короче, когда люди Колумба открыли Америку, они тоже справляли на земле обетованной естественные потребности, – явил бездну своих знаний Слава. – К тому же кусты любят полив. Как и все растительное.

Поливаемый куст почувствовал неладное, обратил к Славке прекрасные нежно-сиреневые цветы и осыпался в одно мгновение.

– Досадно, – сконфуженно произнес покоритель космоса, застегивая соответствующий клапан на скафандре. – Нервные опоссумы, нервные кусты…

«Не шатался бы ты по окрестностям, – предупредительно вставил кибермозг. – Здесь могут водиться тигры».

– Лучше бы тут водились туземки с вот такими вот! – Славка очертил в воздухе женские параметры своих грез. – И вообще: надо разобраться, куда мы попали и что тут есть поесть.

Он медленно двинулся через лес, обсуждая сам с собой, что бы ему хотелось обнаружить в этом красивом ярком мире.

– Клетчатые кролики? Возможно, они съедобны, – рассуждал Славик, провожая взглядом стайку маленьких пушистеньких созданий в лилово-розовую клеточку. – Можно их поймать, спилить дерево – во-о-он то, побольше. Запалить нехилый костер. Кролей освежевать, из меха сделать теплые носки. Интересно, они не будут вонять? Ненавижу, когда носки воняют. Но еще больше ненавижу их стирать. Настоящий космонавт выше всего этого и не опускается до бытовухи. Он стремится к звездам и порабощает миры. Я порабощу этот мир! И всех кроликов пущу на носки!

Он запнулся о торчащий корень и плюхнулся в траву носом вниз.

- ***!!! – гневно прорычал поработитель кроликов, вставая. Обнаружив, что при падении на колене сверхпрочного скафандра образовалась дыра, продолжил: – ***! *******! и все вы – ****!

Земля гулко ухнула и содрогнулась. Славик в испуге присел на корточки, захлопнул скафандрово забрало и на всякий случай прикрыл голову руками.

«Довыпендривался?» – злорадно вякнул кибермозг.

– Все нормально, – промямлил Славка. – Ну, тут бывают землетрясения. Видимо. А где их не бывает? Че все сразу на меня-то валить?

Прихрамывая и сетуя на неудачное падение, он пошел дальше. Лучи местного светила пробивались сквозь листву над головой, играли на травяном ковре бликами. В задраенном скафандре стало жарко, у покорителя просторов галактики вспотели уши. Помучившись, выбирая между осторожностью и комфортом, Славка все-таки поднял щиток шлема и снял перчатки. Стало гораздо легче и приятнее. Любования красотами мирка возобновились с новой силой.

– Эй, мозги! – воззвал Славка к ИскИну. – Куда мы попали?

«В связи с отсутствием доступа к Сети я не могу предоставить запрашиваемую информацию, мой господин».

– Угу. Как «не могу», так сразу «мой господин», – обиделся Славка. – А как гадости говорить, так никакого почтения к носителю сверхразума! А это че за ягоды?

«Одно точно – это не волчанка. Хотите откушать?»

Славка вспомнил сказку, которую мама читала ему в детстве. Там у голодного коротышки после поедания неизвестных ягод выросли ослиные уши. Дегустировать красивые алые шарики сразу расхотелось. «А ну как от них грудь растет?» – тревожно подумал Славка.

– Так, я тут уже час гуляю, а до сих пор не оставил свой след в истории планеты! – спохватился он.

Еще полчаса великий космонавт тщательно вырезал на коре громадного дерева надпись «Родина начинается с марша!». Пришлось вспомнить школьные уроки труда и окончательно вспотеть в проклятом скафандре.

– Ошибки проверь, – небрежно бросил он кибермозгу, любуясь на дело своих рук.

«Осмелюсь высказать свое ни к чему не обязывающее мнение, но лозунг смахивает на нацистский – это раз. И порча деревьев – акт вандализма. Это два. Посему ошибка – само…»

– Зануда, – надулся Славка. – Нет в тебе никакой гордости за страну!

«Я сделан в Китае», – скромно сообщил кибермозг.

«Дешевка», – презрительно подумал Славка.

«Я заменяю тебе отсутствующий интеллект, – обиделся ИскИн. – И кроме упреков и угроз переформатировать, ничего не получаю взамен».

– Не ври! У тебя доступ к потаенным уголкам моего сознания! Ты знаешь все мои жизненные планы, цели, перио… при…

«Приоритеты. Да. Семь терабайт порнографии, которыми ты забиваешь оперативную память, – это потаенные уголки твоего сознания? И ты еще жалуешься, что я плохо работаю, мой прекрасный белый господин?»

Славка глубоко задумался над тем, как бы ему самому работалось, когда кругом одна порнуха.

– Ты должен быть счастлив! – уверенно сказал он. – Когда вокруг сиськи – это прекрасно!

«Не сиськи, а молочные железы».

– Зануда и ботан. Не лезь мне в душу с орго… офро…

«Орфографическим словарем».

Славка угукнул и поломился сквозь кусты – исследовать планетку дальше. Он почти завидовал клетчатым кроликам, не отягощающим свой разум никакими киберпримочками.

– Удалилося чудище сирое лесное, – удовлетворенно отметила Исмергла. – Смердит, аки стадо кравобуйвопытных. Возопить о помощи удалось?

– Не вопрошай лучше. Этот блядолюб мерзкозадый раскурочил еще и систему межгалактической связи.

Шокомундр был сильно не в духе. Он сломал шестнадцать игл на втором хвосте, и меньше всего его интересовало, что воздух в прямом смысле сотрясается от его ругательств. Из пульта управления слышался жалобный писк: Исмергла выгребала когтями из-под остатков клавиатуры ингредиенты неудавшейся трапезы.

– …учие рога! – со злости вставила она несвойственный восточный суффикс в ругательство. – И пищи насущной лишил, ворозь рода нашаго, Сиськослав окаянный!

Безрадостная перспектива встала перед бучелобрилупусами в полный рост: ядовитый воздух, отсутствие пищи, да еще эти странные колебания почвы и воздуха…

– Спасательный центр ЦУП, вопрошаю ответ. Мы претерпеваем крушение. Местонахождение неведомо, будьте милостивы пеленговати сигнал сей. Повторяю…

Местное светило третий час торчало в зените. Славка тащился по тропинке в одном исподнем, волоча за ногу благоухающий потом скафандр.

– Я бы сейчас не отказался от бутылки чего-нибудь. Например, Асти Мартини. Но только после ведра воды и дохлой кошки.

«Зачем тебе дохлая кошка, збоченец?» – напряженно поинтересовался кибермозг.

– Я выпью полведра воды и буду макать туда кошку.

«С какой целью столь сложные махинации?»

– Да скучно мне тут! – взвыл Славка. – Лес да лес кругом! Путь далек лежит! А мне еще возвращаться к этим…

Он мотнул головой в сторону, откуда шел. «Интересно, а чем Шокомундр и Исмергла занимаются? Корм-то я им так и не дал». Перед глазами пронеслась жуткая сцена: бучелобрилупусы, давящиеся кусками звездолета.

«Может, вернемся?» – робко предложил кибермозг.

– Нет, – устало отмахнулся Славка. – Так быстро они не смогут сожрать звездолет. А я еще не поработил никого. Так что идем дальше.

Неожиданно лес перед ними расступился, являя взору роскошный пустынный ландшафт: кактусы-канделябры, лениво парящий в небесах не то кондор, не то птеродактиль, головы каких-то грызунов, торчащие из-за кучки камней. На большом плоском камне лежала толстая короткохвостая ящерица цвета свиноговяжьей сардельки. Судя по запаху, ящерица жарилась, а грызуны наблюдали за процессом.

При виде человека грызуны отчаянно зачирикали, из-за каменной кучи выметнулось тело, длинное, как у таксы, но увенчанное пятью грызуньими головами. Зверь схватил ящерицу, поднял задними лапами тучу пыли, и исчез прежде, чем до ушей Славика донеслось его прощальное «Мип-мип!».

– Фигасе голову напекло! – восхищенно выдохнул покоритель диких планет. – Слышь, мозги! Как думаешь: лезть в скафандр или бросить его тут к едрене фене и идти по пустыне в сапогах, трусах и майке?

«Если оставить скафандр тут, ты сможешь без труда опознать место, где ты вышел из леса. Но если бы ты сейчас видел себя со стороны…»

– А! – отмахнулся Славка.

Он отстегнул от скафандра шлем, водрузил его на голову, вооружился флягой с остатками воды и с упорством носорога рванул вперед через пустыню.

– Я назову это место Глючной Долиной Сарделечных Ящериц, – гордо сказал он. – А если короче, то просто Песочницей.

Часа через полтора первопроходческий энтузиазм заметно поиссяк. Славка уныло тащился по пустыне, волоча ноги. Забрало скафандра клацало в такт шагам, песок в сапоги уже не набивался – высыпался обратно через край.

– Настоящий исследователь космоса – пример всем. Любит родную академию, уважает старших по званию. Предан Родине, руководящей партии и существующему политическому строю, – бубнил Славка, продвигаясь в глубь пустыни. – Космонавт равняется на героев войны и труда, чтит память Первопроходцев. Космонавт – лучший в исследованиях, труде и спорте. Космонавт – честный и верный товарищ, всегда смело стоящий за правду. Космонавт – друг космонавтам и детям слаборазвитых стран… Эй, мозги! По-моему, мы топчемся на месте.

«Почему ты так думаешь?»

– Вон кактус. Когда я дойду до него, будет еще один такой же. Нас водит кругами местный леший.

Кибермозг молчал. Не то перегрелся, не то расстроился из-за того, что не мог нагуглить, кто такой леший. Славка сел, стащил сапоги, высыпал из них песок и напялил наоборот: правый сапог на левую ногу, левый – на правую.

– Овечья морда, – пафосно и громко объявил Славик. – И овечья шерсть!

«Гореслав, тебе надо выпить воды, – забеспокоился ИскИн. – Ты перегрелся и начинаешь бредить».

– Молчи там, мозгоклюй! – огрызнулся Славка сердито. – Не знаешь, как леших ублажать принято, – не лезь. Так… Лешие еще любят голую грудь. Раз женщин рядом нет, грудь будет моя.

Видимо, зрелище поросшего густым волосом мужского торса настолько деморализовало местного лешего, что через сто метров пустыня кончилась. Внезапно.

– Гля – салун! – возвопил Славка. – Ущипни меня, мозги! Это ж натурально салун!

Вместо щипка кибермозг наградил его небольшим судорожным припадком, а когда Славик пришел в себя, коварно спросил: «Ну, убедился, что не спишь? Вижу, что убедился. Вперед же, мой прекрасный белый господин!»

– Пива! – стонал великий исследователь слаборазвитых планет, пошатываясь на ходу.

Ноги несли его сами. По пыльной грунтовой дороге шагать было легче, чем по песку. Вид словно сошедших с экрана вестерна домишек придавал сил. А когда по ушам резанул истошный женский визг, Славик окончательно воспрянул духом и помчался к салуну галопом.

– Негодяи! Да чтоб вы все подавились этой коробочкой! – доносилось из салуна возмущенное классическое сопрано. – Как не стыдно! Высокоразвитое общество? Жмоты! Да чтоб вам вместе с вашими шаманами на прыщи подростковые изойти! Чтоб вам бытовую технику всю жизнь без коробок продавали, а воду – без бутылок! Вот вам, жадные твари!

Взлетая на крыльцо салуна, Славик услышал звон бьющегося стекла, выстрелы, визг, звуки короткой, но отчаянной борьбы, а спустя секунды из распахнувшихся дверей салуна ласточкой вылетела заплаканная пышногрудая блондинка в костюме из латекса. А так как летела она точнехонько на Славку, ему ничего не оставалось, кроме как подхватить ее на руки.

– Е! – восхищенно выдохнул наш супермен, фокусируясь на восхитительной груди дамы.

Кибермозг выдал нарезку кадров из одного ролика, содержащегося в папке «Азиатские киски», и ушел в глубокий ребут. И лишь чрезвычайная стойкость не позволила Славке потерять сознание и впасть в бред про Украину.

– Там эта… Есть че? – спросил Славка хриплым от волнения голосом.

– Заноси! И продолжим! – властно скомандовала обладательница бюста Славкиной мечты.

Великий поработитель всея галактики с радостью подчинился.

Поврежденный второй хвост Шокомундра ощутимо ныл. Пара сломанных игл забилась под панцирь и больно натирала. Исмергла, тихо шипя, возилась с травмированным товарищем. От непривычного состава атмосферы у нее першило в горле, а от скверного настроения нос приобрел синевато-желтый оттенок.

– Аще не познаем, как в пригодность привести систему связи, нам, друже, космоздец. Ниспослав, псинорылое отродье, погубил все… кх-хх… – она закашлялась.

Шокомундр пытался заставить усталую бучелобрилупуску не драматизировать, что в его устах звучало как «не ропщи!». А поводы роптать были. И час от часу их количество увеличивалось. Попытки вступить в контакт с местными подобиями кроликов и опоссумов провалились: живность разбежалась не столько из страха перед гостями планеты, сколько из-за ощутимых вибраций, расходящихся от упавшего корабля.

– Что за кара на нас обрушилась?! То ли твердь под ногами разверзнуться хочет, то ветр над нами ядовитый веет, – сокрушалась Исмергла.

– Глава твоя от нехватки азота в воздухе отринула право управлять чувствами и членами твоими. И мне все кажется, что земля и воздух суть беспокойны…

– Да ну, уд в уста, издохнем мы, что ли, в этой куче позлащенного и обогащенного ураном металла?! – зашипела Исмергла.

Покореженный дисплей моргнул из-под кучи пластика, и на нем появилось толстое лицо третьего заместителя секретаря СОКОЛа.

– Не ругайся, почтен… сигн… слабый… в… п… ш… как …лько… ожем.

– Возблагодарим же космос и за это. – Шокомундр приподнял здоровый хвост и принялся вытаскивать дисплей из-под обломков пульта.

Салун был набит битком. Все его обитатели выглядели примерно одинаково: угрюмые небритые бугаи в стетсонах, засаленных рубахах и грязных штанах. Пояса оттягивали пистолеты и револьверы запредельно-лохматых годов выпуска. При виде Славки с блондинкой в руках бугаи нервно сглотнули и потянулись к оружию. Славик перехватил свою ношу поудобнее, готовясь отбиваться. «Ноги у нее не тощие, каблуки острые – удары наносить довольно удобно», – прикинул он возможности блондинки.

Мужики замерли и тихо загудели. Славка мужественно сдвинул брови к переносице, прищурил один глаз и выдвинул вперед челюсть. Бугаи напряженно сопели, но с места не трогались.

Прошло полчаса. Противостояние грозило затянуться.

В глубине зала кто-то завозился и пьяненьким голосом вякнул:

– Бармен, пи-и-ива!

Услышав кодовое слово, Славик решительно воткнул блондинку каблуками в пол.

– И че – тут пиво есть? – обмирая в предвкушении, спросил он.

– Мужики, да он свой! – обрадованно пробасил бугаище в ярко-красной рубахе, из-за расстегнутого ворота которой перла густая кудрявая растительность зеленого цвета.

По толпе пронесся вздох облегчения, бугаи принялись жать Славке руку, похлопывать по плечам.

– Откуда будешь, парень?

– С Земли! – гордо выпятив грудь, ответил Славка. – Я конвоировал бучелобрилупусов, ну и мы того… Потерпели бедствие. Починимся и полетим дальше. А это… Пива можно?

– Н-н-нужно! – протиснулся сквозь толпу коренастый бармен в заляпанном когда-то белом фартуке. – За счет заведения!

– И коробочку мою от медали! – неожиданно завопила блондинка.

– Пшла во-о-он!!! – хором заорали посетители салуна.

Толпа мгновенно ощетинилась пистолетами, вилами, револьверами и огнетушителями. Вперед вышел одетый в подобие травяного памперса и бусы сухонький старикашка, седая шевелюра которого полностью соответствовала Славкиным представлениям о божьих одуванчиках. Дед воздел к потолку сухонькие лапки, и салун огласило душераздирающее обращение к местному Творцу с просьбой освободить планету от «этой страшной женщины».

Знаменитый спаситель блондинок всех размеров и мастей нахмурился.

– Ну вы че – девушку обижать? Не мужики, что ли? Нашли с кем драться.

– Я победила, а они коробочку от медали не дают, – всхлипнула дама, прячась за Славкиным плечом. – Я честно победила! Я чемпионка трех галактик по танцам на столе!

Славик почувствовал себя сильным и мудрым воином, защитником слабых телом и умом. Погладил блондинку по роскошным локонам, подмигнул.

– Сейчас решим, цыпа. Мужики! Ну отдайте даме коробочку!

Дед в памперсе внезапно воссиял:

– А ты возьми ее с собой. Вместе с коробочкой, а?

«Мирослав, тут какой-то подвох кроется!» – подал голос кибермозг.

«Форматну», – зловеще подумал Славик.

– А чем она вам тут не угодила?

Мужики помялись немного, потом кто-то ответил:

– Да имя у нее не по ГОСТу. И истерит много. Вон, девки наши все разбежались от ее воплей.

Главный защитник женщин бросил еще один взгляд на роскошный дамочкин бюст и решительно кивнул:

– А че? Заберу!

– Ур-р-рааааа!!! – взвыла толпа и потащила Славку к барной стойке.

Ему выделили лучший стул, чистую литровую кружку и тарелку чего-то жареного на закуску. Блондинка обвила руками Славкин торс и принялась нежно воздыхать ему в закрытое шлемом левое ухо.

После третьей кружки Славика потянуло на разговоры. Он снял шлем, водрузил его на светлую голову спутницы и спросил:

– Мужики, а вы тут че делаете?

– Бизнес у нас тут, – важно ответит Вислозадый Люк – тот самый верзила в красной рубахе. – Здесь водятся роскошные кролики, которые не только два-три кило нежнейшего мяса, но и дорогущие клетчатые меховые носки, модные сейчас аж на трех планетах Лямбды Лебедя.

– Клетчатые?! – Славка поперхнулся от возмущения. – Розово-лиловые такие?

– Ага! – согласились мужики.

– Блин! Черт! Екарный бабай! Это ж моя идея! – обливаясь пивом, завопил Славик. – И когда вы ее успели спереть?

«Говорят, у дураков мысли сходятся», – вкрадчиво заметил кибермозг.

– Не кипешуй! – добродушно посоветовал Вислозадый Люк. – Присоединяйся к нам, кролей тут на всех хватит! Кстати, как тебя зовут, космонавт?

– Слава я. Фамилия – Галай. Двадцать семь лет. Подразделение СОКОЛ, – буркнул Славка, а сам подумал: «Я просто обязан поработить эту планету!»

– А я – Хаиста Паска, – подала голос блондинка. – Активистка, спортсменка и просто красавица!

– Угу, – откликнулся Славка, жуя жаркое.

– А у нас тут галай – это минимальная единица интеллек… – вякнул чей-то голос в толпе. Договорить ему не дал одиночный выстрел.

– Нечего, – буркнул одуванчиковый дед, пряча в складки памперса громадный револьвер.

– Плохой человек был, – согласился Люк. – Ругался иногда.

– Ругался? Ну, мужик же! – удивился Славка и задумался: странный салун, и не матерится никто…

– Бронеслав, ты на-н-на-елся? – широко улыбаясь, спросил бармен и, после того как Славка кивнул, задал еще один вопрос: – Чего бы тебе еще хотелось?

Великий знаток галактического мата напрягся, вспоминая свои последние желания.

«Молчи про порабощение планеты!» – взмолился кибермозг.

– Ну… Мне бы ведро побольше, – краснея, попросил Славка. – И кошку… киску.

– А в-в-введро зачем? – удивленно спросил бармен.

– Ну… Чтобы кошка того… мокрой стала.

– Ага… – бармен сделал всепонимающее лицо. – Есть тут у меня одно в-в-ведро. Д-д-двуспальное. Проследуйте за мной, господа. Во-о-от п-по той лестнице.

Хаиста Паска с довольным видом и бутылкой вискаря в руке побежала вперед. Бармен чуть придержал Славку за локоть и прошептал на ухо:

– Осторожнее с этой женщиной, она б-б-ббб…

– Больная?! – похолодел Славик.

– В-вроде того, – кивнул бармен. – П-п-профурсетка.

Он вложил в Славкину ладонь ключ, похлопал его по плечу и вернулся за стойку. Размышляя о том, что за болезнь такая это самое «профурсетка», Славик поднялся по лестнице и толкнул дверь.

– …коли аз хоть что-нибудь разумею в коннекттехнологиях, то, сидючи на хвостах, нам помощи не дождатися. – Шокомундр прищурился, закончив лекцию по обеспечению транспортной межгалактической безопасности.

Исмерга между тем выковыривала из чудом уцелевшей металлопластиковой посудины массу, в которую превратились реактивы при аварии.

– Шокомундро, услышь! Ежели в массу сию добавити сухого триметилпятьбутаннитрата, то можно и трапезничать! А нитрату расспынного нашим блудодеем Вертиславом тут достаточно.

После получасового разгребания несвежих носков, обломков клавиатуры и обрывков порножурналов бучелобрилупусы впали в грех обжорства, если только можно в него впасть от 275 грамм корма, изготовленного с несоблюдением надлежащих пропорций.

– Но коли я разумею… – начал было Шокомундр.

– Неси сюда хвосты свои. Да надобно отнесть передатчика останки на местность от праха и мерзости свободную.

Дотащить небольшой по человеческим меркам передатчик бучелобрилупусы могли только вдвоем. Йсмергла путалась в четырех лапах, выполнявших функцию задних, а двумя оставшимися вцепилась в металлический край напичканной электродами коробочки. Шокомундр мужественно шагал на трех лапах. Так и вышло, что оба рухнули, споткнувшись о булыжник: Исмерла зацепила его второй лапой, Шокомундр – третьей. После непродолжительного полета то, что было межгалактическим приемником сигналов, приземлилось-таки на «местность от праха и мерзости свободную».

– Камы проклятые! За каким удом… уем… ему надо было взятися на ровном месте, дери его ведмедь во Душу!

Земля знакомо ухнула. На злосчастном камне поступили лиловые буквы незнакомого языка.

– Автоинформатор системы, – Исмергла задумчиво развернула крыло. Она владела техникой идентификации знаков, не входящих в «Список знаковых систем, используемых в межпланетной коммуникации».

– Прочти сие послание, – обратился Шокомунд.

– Аз начах читати, аще ты не узрел! Сим обращаемся ко созданиям гуманоидным и иным, коих на планету сию злой рок занесет. Сквернословие есть грех великый, и мир сей падет от греха сего. Грех придет со стороны иной, и знамя его нести будет светловласая дева с именем паскудным. Человек и тварь человецам подобная! Убоись слов мерзопакостных, мир разрушающих, да изгони из мира сего пришелицу полу женскага с именем непристойным.

– Шутка ли сие есть? – фыркнул Шокомундр. – Камень земляне бысть оставили, точно. Только у них принят обычай поганый: на стенах и камах гадости писати. Дикый мир, дикые людие.

В этот момент передатчик ожил и разразился дикими женскими криками:

– Слава, где ты? Отвечай немедленно! Почему ты не говоришь ничего? Куда ты дел корабль и зверюшек? Мы засекли сигнал! Идем по нему и совсем скоро…

– Прощения просим, дщерь праведна, – пискнула в микрофон Исмергла. – Ростислав еси совершил уход самовольный от места крушения звездолета во дебри планетныя неведомыя. Мы взываем к помощи вашей его поисках и ко спасению корабля.

– Это кто говорит? Имя, звание? – женский голос стал сердитым и напряженным.

– Се груз вещает. Бучелобрилупусами именуемся. Спасите души наши грешныя! Ибо тут дышати нечем и кушать хочется зело!!!

Лампы под мохнатыми абажурами разливали по комнате приглушенный красный свет. Хаиста Паска возлежала среди бордовых подушек на двуспальной кровати под тяжелым бархатным балдахином. На украшенном черными кокетливыми бантиками трельяже стояла початая бутылка виски. Дама, скромно потупив глазки, вертела в руках пустой стакан.

– И где ж ведро? – растерянно пробормотал Славка, оглядываясь по сторонам.

Порноживопись на стенах, тихая музыка, наручники с меховой оторочкой, валяющиеся на ворсистом ковре, тяжелый пряный аромат горящих свечей…

– Мур-ррр… – сладко потянулась блондинка.

«А вот и потенциальная дохлая кошка», – заметил кибермозг.

Славик нервно сглотнул, уронил ключи. И тут же сообразил, что поднять их с пола будет проблематично: одна из оставшихся на покорителе космических далей деталей одежды внезапно стала мала и грозила треснуть в самом потертом месте при неосторожном обращении. Славка покраснел и принялся переминаться с ноги на ногу, смиренно сложив руки чуть южнее живота.

«О великий творец всех миров! Неужели эта женщина прям сейчас вот раз – и станет моей? – возликовала Славкина душа. – Ради того, чтобы попасть на эту планету, где наконец-то исполнится мое заветное желание, стоило несколько лет бороздить этот дикий, дикий космос! Неужели кто-то еще может похвастаться тем, что, пожелав всего лишь ведро воды и дохлую кошку, получил такую… такую…»

«Нефиг, – сурово отрезал кибермозг. – Я не дам твоей душе пропасть! Неизвестно, что за болезнь такая – профурсетка, помнишь? Мадам явно не первой свежести. Мой господин, ты достоин лучшего!»

«Она блондинка с четвертым размером груди и чувственными губами, и мне пофиг, какой она свежести!»

«Борись с соблазном! Вспомни Устав Настоящего Космонавта!!!»

«Иди на …!» – мысленно рявкнул Славка.

– Иди ко мне, мой герой, – сладко пропела Хаиста Паска и погладила себя по соблазнительному бедру.

Одним прыжком Славка оказался возле кровати. Тут ноги его подкосились, и он рухнул на колени.

– Как романтично! – воскликнула дама, прижимая стакан к призывно всколыхнувшейся груди.

«Мстислав, фу!!!» – вспыхнуло в сознании кровавыми буквами. Славка замычал, потряс башкой и на четвереньках принялся штурмовать высоченное ложе. Конечности подчинялись плохо, потому все, чего он добился, было падение блондинки со стаканом с кровати.

– Ах, озорник!

Глаза дамы возбужденно блестели, щеки заливал румянец. Она встала, красиво перешагнула через распростертого на ковре романтика, налила себе полный стакан виски и осушила его одним глотком.

– Ээээ… Мэээ… – выдавил Славик и вдруг сказал чужим, лишенным эмоций голосом: – Раз-раз. Проверка.

– Что ты проверяешь, мой милый?

Золотистые локоны пощекотали щеку, пахнуло алкоголем и терпкими духами.

– Хаиста Паска, значит? – продолжил Славка все тем же механическим голосом. – С какой стороны у тебя фамилия, сколько тебе лет и что ты знаешь об отношениях между мужчиной и женщиной?

– Ой, – испугалась дама. – Какой у тебя странный подход… А давай я тебе лучше станцую? Тут и стол есть, и музыка подходящая…

– Отойди от меня, безграмотная женщина. Сядь прямо, сложи руки на коленях и слушай внимательно.

Блондинка отошла, игриво виляя бедрами, вытащила на середину комнаты стул и села, прижавшись грудью к спинке и призывно расставив стройные ноги. Помутневший Славкин взгляд на миг обрел осмысленное выражение.

– Прочь из моих мозгов! – заорал он, вскакивая с ковра.

Хаиста Паска испуганно ахнула и посмотрела на Славика глазами трепетной лани.

– Не волнуйся, милая, я не тебе, – успокоил ее великий борец с тараканами в голове, но тут его взгляд снова померк.

– Боеслав, милый, что с тобой? – забеспокоилась блондинка, как бы ненароком расстегивая свой латексный костюм.

– Готовясь вступить в интимные отношения, необходимо ознакомиться с понятиями личной гигиены, физиологии полового акта и контрацепции, – лекторским голосом начал Славик. – Желающие вступить в интимную связь должны быть здоровы телом и духом, серьезно настроены на развитие дальнейших отношений и укрепление их официальными узами брака… Да заткнись ты, …!!!

Славик замотал головой, вскочил с места и затопал ногами. Блондинка тут же подлетела к нему, обвила нежными прохладными руками и прильнула к губам страстным поцелуем.

– Мг-мг-мммм… помнить о том, что… мгм-гм-ммм… – снова замычал Славка, лихорадочно шаря по блондинкиным округлостям трясущимися руками и изредка отрываясь от поцелуев. – М-ммм-мм… желаниям партнера. Женщине стоит быть… Ммммм-мм, гм-гм-гм… поведением скромным и видом опрятным… Да как же тебя вырубить, гад!.. Менструальный цикл женщины представляет собой… мммм… Да … твою материнскую плату! Пошел ты на …! От…!!!

Салун вздрогнул, мохнатые абажуры заметались под потолком, словно живые. Дама взвизгнула и выпала из расстегнутой одежды прямиком в гору подушек на лежбище. Бешено вращая глазами и раздувая ноздри, Славка схватил горящую свечу и ткнул ею себе в мягкое место. Раздался дикий рев, запахло паленой шерстью. Мир содрогнулся еще раз, и на розовенькие ушки Хаисты Паски обрушился ужасающий матерный шквал.

Это была песня! Хит всех времен и народов, исключая беременных женщин, детей до семи лет и ханжей. Славка брал самые сложные ноты, перекрывая диапазон самых известных певцов от края до края галактики. Его голос звенел, как хрусталь, ревел бураном, грохотал великим карьерным экскаватором Баггер-288, шипел, подобно Vipera Lebetina[1], завывал пострашнее злодеев в индийском кино. Эмоции хлестали горлом, неслись в пространство бурным потоком, пробивая бреши в хлипкой психике морально неустойчивых и восхищая тех, кто духом силен и разумом крепок.

На третьей минуте тирады Хаиста Паска закатила глаза и погрузилась в спасительный обморок. Кибермозг сдался, пискнул и выдал синий экран смерти. Славка выдал завершающий аккорд, вытер пот со лба и прислушался.

Над крышей сурово гремел гром. Салун ощутимо потряхивало. Этажом ниже слышалась какая-то подозрительная возня, пальба, почавкивание и крики о помощи. Великий победитель ИскИнов нахмурился, посмотрел на бесчувственную женщину, грозно приказал:

– Лежи вот тут и серьги не снимай! – и решительно выбежал прочь.

В салуне веселились и ликовали зомби.

Группа землистого цвета товарищей разной степени разложения в драных одеждах неспешно, но очень целеустремленно напирала на баррикаду из столов и стульев, из-за которой бармен, дед-одуван и несколько посетителей салуна вели по мертвякам прицельную стельбу. Возглавлял компанию зомбей не кто иной, как Вислозадый Люк с изрядной дыркой в черепе.

– Мо-о-оозг! – восторженно ревел он.

Славка икнул и попятился, но оступился и закувыркался по лестнице в гущу событий, оглашая окрестности ругательствами.

– Не смей материться! – завопил дед.

Перепуганному и порядком ушибленному Славке ничего не оставалось, кроме как выломать из перил здоровенную орясину и, орудуя ею, пробивать себе дорогу к баррикаде.

– Помогите! – взывал он к забаррикадировавшимся. – Я боюсь! Я к вам хочу!

– Помогите!!! – отвечали ему из-за горы мебели. – Вытащите нас отсюда! Они нас съедят!

– Мо-о-озг!!! – выли зомби, треща проламываемыми черепами.

Отовсюду к Славке тянулись жадные руки, воняющие нестираными носками, за спиной клацали зубы. От удара орясиной самые несвежие зомбаки разлетались только так. Громыхали, стукаясь о стены и потолочные балки, ломали истончившиеся кости и слабо шевелящимися кучами оседали на полу.

– Мо-о-озг! – жалобно неслось из куч.

Куда хуже дела обстояли со свежеобращенными зомби, которыми стала большая часть посетителей салуна. Эти еще не достигли нужной стадии разложения, потому от удара дубиной не ломались, выли громче всех и лезли к Славке настырнее остальных.

– Да стреляйте же! – орал Славка уцелевшим живым. – Их много, а я один!

– Если мы выстрелим, ты можешь испортиться! – ответили ему.

– А если не выстрелите – испорчусь точно!

В конец орясины впились зубы Вислозадого Люка, и Славка завертелся по салуну волчком, пытаясь стряхнуть его.

– Отвали, Люк! – орал он. – Фу, брось! Перестань! Мы же с тобой пили вместе! Вспомни!

Зомбак лишь с треском грыз деревяшку, бешено вращая глазами, тянулся к Славке волосатыми ручищами и невнятно требовал мозгов. Славик взмок от натуги, пропитанная потом майка треснула на спине. Держать оборону было все труднее и труднее. Утешало одно: остальная зомбомасса предоставила бедного космонавта самому здоровенному своему представителю и снова атаковала баррикаду.

– Лезем в-в-в ок-кно! – услышал Славка голос бармена.

– Точно! Точно! – загомонили остальные. – И что мы сразу не додумались! Шаман пусть лезет первым!

– Нет! – высоким голосом взвизгнул дед. – Я остаюсь! Пророчество должно исполниться! Бегите, спасайтесь!

– А я?! – в шоке заорал Славка. – Возьмите меня с собой!!!

Ответом ему был лишь звон разбитых оконных стекол да осточертевшее заунывное «Мооооозг!». Вислозадый Люк схрумтел уже половину орясины, и его пальцы хватали воздух почти у Славкиного горла.

– Да вашу ж мать! – заголосил Славка. – Какого лешего тут творится? Откуда вы все взялись?

– А не надо было материться! – вякнул из-за горы столов шаман.

– Дед, достал уже своим этикетом! Тут полный перке, а ты со мной приличия разводишь!

Люк отъел еще сантиметров десять деревяшки и вцепился в Славика обеими руками. Тут же баррикада у окна рухнула. Мозгоеды с радостными стонами хлынули в дедовы объятья.

– Мат дестабилизирует основы этого мира! – успел крикнуть шаман, прежде чем его мозги стали достоянием общественности.

– Ааааааааааааааа!!! – завопил Славка, падая. – Не надо! Люк, я твой отец!!!

– Мо-ооооозг! – победно взвыл Вислозадый.

Зомби, радостно квохча, окружили поверженного космонавта. Вонючие пальцы больно дергали за волосы, тащили за уши, тянули за нос. Из осклабленных пастей текла желтоватая слюна. Славка заплакал от страха и отвращения и крепко зажмурился. Меньше всего ему хотелось видеть, как его будут жрать живьем.

Люк поскреб ногтями Славкину макушку, принюхался и разочарованно проныл:

– Не-е-ету… Сво-ой.

– Своооооой! – завыли зомби и, потеряв к Славке интерес, повлеклись к лестнице на второй этаж.

Чудом спасшийся борец с зомбями внезапно вспомнил про Хаисту Паску. Мысль о том, что единственную женщину, которую он почти полюбил, сейчас сожрут, поразила его молнией.

– Вот черт! – воскликнул он, вскакивая. – Если не она, то кто же еще?..

Он не стал развивать мысль до конца и бросился вверх по лестнице, расталкивая зомби.

– Мо-озг! – воинственно орал он, маскируясь под своего. – Мо-озг!

Оказавшись у двери первым, он повернулся к толпе, загородив вход в комнату спиной.

– Мужики, – сказал он умоляюще. – Дайте мне минут десять. Как своих же прошу!

– Сво-о-ой! – одобрительно загомонили зомби и остановились.

Славка мгновенно перенесся в комнату, схватил валяющийся на ковре ключ и запер дверь. Хаиста Паска пришла в себя и смотрела на Славика слегка осоловевшим взглядом.

– Милый?..

Храбрый космонавт перевел дух, раздумывая, как сказать даме, что за дверью жаждут ее мозгов, и выпалил:

– Нам конец!

– Совсем? – грустно спросила блондинка.

– Ну… Мне дали десять минут.

– Успеем! Прыгай сюда!

Рванув на груди остатки майки, Славка прыгнул в горы подушек…

Ровно через девять минут тридцать семь секунд недра салуна потряс неимоверный грохот. Влюбленная парочка застыла, прислушиваясь.

– Что?.. – начала было дама, округлив глаза.

– КГБ!!! Всем бояться!!! – прозвучало громом небесным.

Сорванная с петель мощнейшим ударом дверь едва не погребла под собой Славку с партнершей. В комнату ввалились Исмергла, Шокомундр и бородатая женщина громадных размеров.

– Мамо! – радостно пискнул Славик и зашарил по кровати в поисках трусов.

– Сыночко! – пробасила бородатая леди. – Что ты тут делаешь?

Хаиста Паска издала душераздирающий вопль, указывая на новоприбывших дрожащей рукой, и упала с постели в обморок.

– Гремяславо! Нашел время для блудодейства! Спасатели, храбрые вои, суть прилетели, сбирайся! – заорал Шокомундр, потрясая иглами и забинтованным хвостом. – Тут есть перке планете, а ты!..

В подтверждение его слов здание салуна вздрогнуло, застонало и начало медленно крениться набок.

– Бежи-и-им!!! – заорала бородатая мать, подхватывая сына десницей, а его пассию – шуйцей.

И все побежали.

Максим Хорсун Империя Козла

Скелет океанского чудища на щебенистом берегу, каркас ребер, обтянутый шкурами, в грудной клетке горят костры… Так выглядит дворец У-Чина Мокрое Копье, царя всех колошмаков Севера, Северо-Востока и Края Земли. Тронный зал вмещает две сотни колошмаков – лупоглазых мохнатых созданий с забавными обезьяньими мордами.

– Если вы полагаете, что Галактика велика и что эту планету попросту не заметят, то вы ошибаетесь, – сказала принцесса Ниана.

Царь почесал за остроконечным ухом; покосился на вельмож. Тревожно было У-Чину, маетно. Принцесса и ее спутники – мрачный воин по имени Воргус и робот, которого так и называли – Робот, возвышались над колошмаками. Принцесса и Робот – на две головы, а Воргус – на все три. Они спустились с небес на втором рассвете – когда голубое солнце взошло над океаном и затмило красное. И весь день колошмаки выслушивают речи незваных гостей…

– Император Галактики, нареченный во всех мирах Козлом, введет в систему легионы, и вы поймете, насколько тесным может быть космос. Ваша планета лежит в стороне от основных трасс, поэтому рука Империи до сих пор не сомкнулась на горле народа колошмаков. Но вскоре все переменится: Козел не успокоится, пока у его копыт не окажется каждый мир, каждая раса, каждое разумное существо! Его аппетитам нет предела. Козел непрерывно клонирует себя и, умирая от старости, передает власть самому себе. Галактика давно забыла, что такое демократия и честные выборы. Порабощая планеты, Козел назначает наместниками своих бесчисленных клонов. Никогда еще Галактика не ведала столь узурпаторского способа правления!

В глазах принцессы Нианы горел священный для колошмаков голубой огонь, поэтому слушали ее северные охотники во главе с У-Чином Мокрое Копье, подняв уши и вспушив хвосты.

– Взываю к вам, славные колошмаки! Гордые воины и умелые охотники! – принцесса прижала руки к сердцу. – Тень межзвездной войны легла на ваш мир! Соседние системы пылают! От поступи легионеров дрожат звезды! – Ниана смахнула одинокую слезу. – Сопротивление борется с Империей Козла! И, сколь ни грозен наш враг, мы побеждаем! Побеждаем, потому что наше дело – правое. Потому что во всех цивилизованных мирах ненавидят Козла и его клонов! Но нам нужны солдаты! Смелые колошмаки! Если бы вы знали, как сильно Сопротивление нуждается в вас – храбрецах, не страшащихся зимних штормов и океанских чудищ. Я надеюсь, что мы с друзьями не зря прибыли на вашу планету! Верю, что, объединив силы, мы скинем с трона Козла и восстановим справедливость в Галактике!

По приказу У-Чина в зал привели многонога ясноглазого. Шаман вскрыл животному брюхо, вынул внутренности и погрузился в их изучение. Ниана и Воргус в нетерпении подались вперед, а Робот, который боялся крови, поспешил отступить к дальней стене зала.

Шаман закончил свое дело. Прошипел предсказание в пушистое ухо повелителя и ушел, поджав хвост. У-Чина окружили вельможи. Ниана и Воргус переминались с ноги на ногу, переглядывались; Робот вошел в режим ожидания и занялся дефрагментацией памяти.

– Козел… – изрек наконец У-Чин. – Звучит неприятно… Мы, пожалуй, дадим вам воинов… Шаманы предрекают суровую зиму на Краю Земли… Поэтому мы не прочь избавиться от лишних ртов… Пройдемся по кочевьям… Оставим только племенных самцов, остальных, пожалуй, отдать не жалко…

– Имперская застава на радарах. Расстояние – пять с половиной «импульсов».

Воргус командовал эскадрильей истребителей Сопротивления. Следом за быстроходными машинами мчал пузатый десантный транспорт. В пространстве господствовал раздувшийся шар горячего газового гиганта, сияла в безопасном отдалении неспокойная белая звезда. Ударная группа Сопротивления двигалась в плоскости эклиптики – навстречу кипящей планете.

– Имперская застава. Визуальный контакт. Расстояние – два «импульса».

Корабли Сопротивления пронеслись над одной из лун – изрытым оспинами кратеров серым шаром. Застава – металлический диск размером с город – дрейфовала на низкой орбите. Плыла по облакам из атомарного железа круглая тень.

Там-Тап Ядовитый Плевок был заключен в скафандр. Скафандр с Там-Тапом и еще две сотни колошмаков были заключены в десантном трюме транспортного корабля. Десантом командовал Робот.

– Две минуты до цели! – прозвучал в наушниках десантников вкрадчивый голос командира. – Активировать системы электронного наведения! Включить защитные контуры скафандров! Применить усиление сервоприводами! Впрочем… Ничего из этого на ваших скафандрах не установлено… Сейчас будет касание!

Аппарель отошла вниз. Там-Тап увидел металлическую долину, уходящую к звездам.

– Ору!!! – раздался боевой клич колошмаков. Две сотни воинов рванули по аппарели вниз. Часть колошмаков была вооружена бластерами и тяжелыми ракетометами, но большинство – копьями с костяными наконечниками и луками: высокотехнологичного оружия на всех не хватило. Гравитация на платформе была низкой, мохнатые десантники остерегались делать резкие движения, потому что магнитные ботинки ненадежно удерживали на поверхности.

– У-у-у! – протянул Там-Тап, когда понял, что вместо неба над их головами – пламенное полотно, сотканное из стремительных туч, гроз и полярных огней. Маленькие черные глазки без белков завороженно глядели на чужую планету. – У-у-у! – снова не смог удержать восклицания молодой воин.

– Там-Тап! – окликнул его один из колошмаков. – Давай чак-чу!

Там-Тап пришел в себя. Вынул плазменную горелку и приварил к металлическому полотну под ногами скобу. Сквозь скобу продели трос, к тросу стали цеплять скафандры. Раз-два, и страховка для колошмаков готова.

Передовой отряд обогнул остывающую руину (истребители Воргуса расстреляли все, что мало-мальски напоминало оборонительные конструкции) и обнаружил наглухо задраенный люк.

– Точка входа определена! – объявил Робот. – Приготовить термические заряды!

– Ору!!! – было ему ответом.

Скобу за скобой приваривал Там-Тап, на флангах работали другие сварщики, сверкали в лучах белого солнца натянутые тросы, колошмаки живо продвигались вперед.

Саперы завершали работу возле люка, когда Воргус вызвал Робота.

– Искажение пространства за дальней луной! – сообщил он. – К заставе приближается объект с массой ноль шесть – ноль восемь.

– О! – обронил Робот и встревоженно поглядел на звезды: одна алмазная искорка стала вдруг расти, обретая форму и объем.

Многогранник, окутанный пламенем тормозных двигателей, на секунду завис над металлической долиной. Затем жестко сел, заставив платформу содрогнуться. Развернулись шесть суставчатых лап, выдвинулись из портов в бронированном корпусе турели.

– О боже! – прошептал Робот. – Это – дройбосс! – Затем обратился к Воргусу: – У нас дройбосс здесь!! Алло, вы слышите – дройбосс!

Шестилапая машина двинулась на колошмаков. Полоснула лучом по платформе, и три десятка десантников сдуло с поверхности потоком металлического пара. Натянулись тросы страховки: еще полсотни колошмаков болтали ногами в пустоте, зависнув над заставой.

– Сконцентрировать огонь из бластеров и ракетометов на левой передней конечности дройбосса! – приказал Робот.

Засверкали темно-красные лучи, рванулись к цели две ракеты и рой оперенных стрел.

– Сконцентрировать огонь на грудной пластине дройбосса! – продолжал командовать Робот, хоть уже и понимал, что стрельба колошмаков не причиняет межзвездному монстру ни малейшего вреда.

Налетели истребители, обрушили на дройбосса ураган концентрированной энергии. Имперская машина в ответ проредила строй истребителей, а затем развернула орудия и вплавила в платформу десантный корабль.

– Его броня слишком крепка для наших бластеров, – сквозь треск помех докричался до Робота Воргус. – Мы ничего не можем поделать! Я отменяю наступление! Всем-всем: возвращаемся на звездную базу!

– О… – удрученно бросил Робот, а затем телепортировался на другой конец Галактики.

Там-Тап сжимал в лапах копье с костяным наконечником. Дройбосс занес над ним бронированную конечность. Молодой воин извернулся и нанес удар, который сделал бы честь матерому охотнику на океанских чудищ…

Император Галактики совещался со своими клонами.

– Формально эта планета присоединена к Империи две с половиной тысячи лет назад, – отчитывался начальник отдела планетарной инвентаризации. – Объект лежит вне плоскости галактического диска, в зоне редко посещаемой и бесперспективной в плане инвестиций.

Козел важно кивнул: он недавно подписал план экономического развития Галактики на пять тысяч лет, и в памяти была все еще свежа работа с документацией.

– На планете колошмаков побывали три научные экспедиции. Было заключено, что этот окраинный мир бесполезен, – продолжил клон, – резолюцию поддержала недавняя имперская инспекция и бюро планетарной инвентаризации. Если бы не досадный инцидент на заставе в Приграничье, на колошмаков никто бы не обратил внимания!

Император снова кивнул, пригладил бородку. Крылья аристократического носа трепетали, на щеках выступили багровые пятна.

– Что ж… – процедил Козел. – Колошмаки сами выбрали свою судьбу. Ведь никто не тянул их за хвост! Подумать только: напасть на заставу! А главное – зачем?

Клоны согласно загудели.

– Кто ближе всего находится к их несчастной планете? – Козел поскреб когтем указательного пальца подлокотник трона.

Ответил начальник отдела имперской обороны и внешней агрессии:

– Крейсерский отряд имени Высокой Доблести!

– Прекрасно. Приказываю перевести крейсерский отряд на орбиту планеты колошмаков, уничтожить инфраструктуру Сопротивления, если таковая обнаружится, а также крупные промышленные объекты аборигенов…

– У колошмаков нет промышленности, – рискнул вставить начальник отдела по сохранению младших рас. Он чувствовал себя ответственным за произошедшее, ведь именно его департамент должен был присматривать за отсталыми цивилизациями и охранять от внешних опасностей.

– Вот как? – удивился Козел. – Ну все равно! Найдите что-нибудь, что можно было бы поэффектнее взорвать. Введите на планету миротворческий контингент: легиона два-три, думаю, будет достаточно. Пусть проведут агитационно-пропагандистские мероприятия. Ответственным назначаю лично… тебя! – коготь указал на начальника отдела имперской обороны и внешней агрессии. – Колошмаки! – Император поморщился. – Ну-ка! Отдел экономики! Налоговая! Какими поборами советуете озадачить наших нерадивых колошмаков?

Клоны стали лихорадочно листать распечатки, в конце концов оба пожали плечами. На бесполезной планете, доля которой теперь решалась в главном зале Империи, не было ничего, что бы заинтересовало чиновников.

– На рудниках работать они смогут? – спросил Козел, раздражаясь. – Смогут? И ладно! Большего от них не требуется. Отправьте следом за крейсерами флот транспортных кораблей. Погрузите всех, кого изловите, в трюмы – и в Черное Облако, искупать вину перед Императором. Ах, колошмаки!

Шахтеры с Дан-делайна IV взяли пришельцев в кольцо. Были работяги грязны, мускулисты и все до одного – сердиты. В руках – молоты и кирки, на приплюснутых головах – видавшие виды каски.

Принцесса Ниана прижала руки к сердцу.

– Мужественные шахтеры с Дан-делайна! Клянусь – мы не враги вам! У нас один общий страшный враг, – принцесса ткнула пальцем в закопченное небо, – и имя ему – Козел! Козел жесток и коварен! Вчера имперские войска оккупировали планету безобидных колошмаков! А сегодня на совете клонов он лишит Дан-делайн всех лицензий! Что вы станете делать, когда на вас свалится нищета и голод? Кого обвините? Принцессу Ниану, которая явилась с предложением объединить силы в борьбе против галактического тирана? Или кровопийцу Козла, что расправился на завтрак с еще одной свободной планетой? Послушайте меня, шахтеры! Там, в космосе, бушует война! И мы – Сопротивление – побеждаем! Дни Козла сочтены! Но нам нужна ваша помощь! Нам нужны вы – храбрые, выносливые и сильные шахтеры! Вместе мы нанесем последний сокрушительный удар и сбросим Козла с его черного трона!

Бригадир шахтеров прищурился. Зажглись шальные огоньки в серебристых глазах. Видел он этих троих. Давным-давно видел. А может, не он сам, но кто-то из предков. Бригадиры с Дан-делайна IV, в отличие от рядовых трутней, обладали мощной генетической памятью.

– Ребяты, хватай-ка этих за бока!

Кольцо сомкнулось в мгновение ока. Ни Воргус, ни Робот не успели ничего предпринять. А жесткие, как железные пруты, пальцы уже терзали Ниану. Упали на землю лоскуты одежды, клочья искусственной кожи. Принцесса Ниана исчезла. Вместо нее остался нагой и недовольный мужчина с бородкой и благородным носом, известным каждому гражданину Галактики.

– Император! – воскликнул кто-то.

– Клон! – уточнил бригадир.

Шахтеры содрали с Воргуса одежду и накладные мускулы, под камуфляжем оказалась та же небезызвестная личность. Повалили Робота, вскрыли позолоченный корпус и вынули на белый свет того же человека – от двух других клонов он отличался тем, что был некогда серьезно покалечен и теперь не мог обходиться без роботизированной системы жизнеобеспечения.

– Клоны! – сплюнул бригадир. – Столько лет прошло… Расплодились. Козлы. Все никак Галактику не поделят!