Настоящая любовь и прочее вранье

ГЛАВА 14

– Не думаю, что тебе следует лететь, – объявил Макс. Мы раскинули лагерь в моей гостиной, и я только что доказала неправоту Макса, утверждавшего, что стряпуха из меня никакая, сготовив довольно приличный воскресный завтрак (если честно, яичница была слегка пережарена, бекон чуточку жестковат, блинчики вряд ли можно было назвать легкими и пышными, но тосты получились идеальные). Я почти простила Макса, ведь он не только сдержал обещание угостить меня ужином, но и повел нас с Дафной в «Пичолин», где нас ждало божественное угощение. Моя жалкая зарплата едва позволяет питаться макаронами из коробок и сыром, так что удовольствие было поистине редким. Кроме того, весь ужин Макс наставлял меня, как правильно себя вести с руководством шикарных туристических журналов, поскольку несколько раз делал серии снимков для подобных изданий, а Дафна убеждала меня развесить по всей квартире пучки сухой лаванды, утверждая, что это принесет мне удачу.

– Кстати, ароматерапия поможет тебе расслабиться, – добавила она.

Хотя собеседование провалилось, у меня не хватало духу и дальше злиться на Макса за подстроенное свидание с Гэри, тем более что сам Гэри позвонил мне, умоляя не заставлять Макса в качестве отмщения совать язык ему в ухо.

– Пожалуйста, не впутывайте меня, – умолял он. – Я тут ни при чем! Каждый раз, когда я оборачиваюсь, оказывается, что за спиной стоит Макс, готовый на меня наброситься, и я никак не могу понять, шутит он или всерьез.

Я пожалела обоих и освободила Макса от повинности. Кроме того, в приступе эгоизма посчитала, что мне необходим кто-то, кто мог бы вместе со мной терзаться мыслями на тему всей громоздкой схемы Лондон – Рождество, Джек – Мадди. А поскольку Мадди явно вышла из игры, оставался один Макс, тем более что Дафна собралась провести уик-энд у своей матери, в Филадельфии. Макс упомянул об этом тоном, предполагавшим, что расстались они отнюдь не дружески, но когда я попыталась выведать подробности, просто от меня отмахнулся. Так или иначе, я заманила его к себе обещанием халявного завтрака. Макс был хорошим товарищем, поэтому, давясь, съел почти все, что лежало на тарелке, а потом мы долго сидели над чашками дымящегося кофе с молоком. Оба не потрудились даже переодеться: я так и сидела в серой фланелевой пижаме, а Макс в спортивных штанах и майке с изображением «Роллинг Стоунз». Но как только я упомянула о планах на Рождество, Макс немедленно разнес их в пух и прах.

– Почему нет? Ты сам советовал мне не тревожиться и не думать о чувствах Мадди, потому что она никогда не узнает, – возразила я, чувствуя некоторую неловкость из-за того, что Макс со мной не согласен. Нет, он, конечно, был прав, я и сама понимала, что лететь в Лондон не следовало бы. Любому идиоту ясно, что я сама рою себе могилу. Но беда в том, что мне ужасно хотелось в Лондон. И моральные принципы Макса были настолько гибкими, что я была уверена: он посоветует мне игнорировать угрызения совести и следовать велению сердца. Он всегда нес трогательно-сентиментальную чушь вроде этой, что обычно крайне меня раздражало, но сейчас я была готова последовать его советам. Нужно же было ему вдруг превратиться в проповедника!

– Да плевать мне на ее чувства! Меня волнуют твои, – пояснил Макс, пристально всматриваясь в меня поверх кофейной кружки.

– С чего бы это?

– Ты неспособна на мимолетный романчик. Просто не годишься для такого. И я знаю, что ты уже эмоционально привязана к этому парню, – продолжал Макс. Некрасивое, с неправильными чертами лицо было непривычно серьезным. Да и голос как-то изменился: глухой и мрачный. Я крайне редко видела приятеля таким, хотя образ мудрого старца, дающего верные советы, был немного подпорчен прической: волосы торчали, как взъерошенные птичьи перья. Макс походил на малыша, только что скатившегося с постели, – растрепанный, взъерошенный. Я едва удержалась от желания пригладить его вихры.

– Ну и что? Ты сам вечно твердишь, что мне нужно расслабиться, относиться ко всему немного легче, прожигать жизнь, пока не прошла молодость. И когда я, наконец, решила тебя послушаться, пытаешься убедить меня не рисковать?

– Мне позволено менять свои мнения. Ты мой лучший друг, и я не хочу видеть тебя в беде, – ответил Макс.

– Знаю, что это тебя волнует, но ведь и мне не пять лет. Я уже большая девочка и могу сама о себе позаботиться, – отмахнулась я, вставая и принимаясь собирать посуду.

– Неужели? – саркастически хмыкнул Макс.

– И что это должно означать? – раздраженно осведомилась я. Сбросив посуду в раковину крошечной кухоньки, я взяла кофеварку, вернулась в комнату и долила кружки.

– Ладно, скажу, если пообещаешь не злиться, – начал Макс.

– Ненавижу, когда так говорят. Верный признак того, что услышу очередную гадость, – пробурчала я.

– Вовсе нет. Я просто хочу, чтобы ты трезво оценила обстановку. Истина заключается в том, что ты не из тех, кто способен отбить парня у лучшей подруги.

– Брось! – фыркнула я. – Ты терпеть не можешь Мадди.

– Верно, зато ты ее любишь. Любишь, как сестру, по крайней мере, сама это не раз говорила. И судя по тому, как она переживает, разрыв с Джеком ее убил. Если она узнает правду… узнает, что ты встречалась с ним тайком от нее, ни за что не простит. Ты сама знаешь, что я прав. Тебе тяжело жить с таким грузом на душе.

Я молча опустила голову. Все верно. Совесть постоянно меня грызла, да так, что я перестала спать по ночам. Даже обычное средство – чтение биографий знаменитостей, – действующее лучше любых патентованных снотворных, перестало помогать, и теперь я знала о жизни Джона Адамса гораздо больше, чем в общем-то хотела узнать. Я выглядела как привидение, едва таскала ноги по редакции, бессовестно зевала во время совещаний и до сих пор не сдала лондонскую статью. На душе было так паршиво, что когда Роберт несколько раз прошелся по моему адресу, я почти ему поверила.

Беда в том, что, как бы я ни любила слушать голос Джека, как бы хорошо мы ни подходили друг другу, странные и прекрасные отношения все же казались нечистыми. Запятнанными. Ощущение, что я делаю что-то бесчестное, постоянно грызло меня. Совсем как в тот раз, когда мы со школьными приятельницами провели будний день, развлекаясь на аттракционах, лежа на солнышке и крася ногти. И вместо того чтобы оттянуться, как следует и радоваться свободе и красоте весеннего дня, я все время думала о том, что будет, когда нас поймают.

– Видишь ли, когда я впервые встретила Джека, когда мы в первый раз… э… – я поколебалась.

– …сделали это, – подсказал Макс. Я злобно уставилась на него:

– Тогда я не знала, что они с Мадди вообще знакомы. В мои планы не входило ударить ее в спину!

– Не входило. И никто тебя не осудит, кроме тебя самой. И ничего страшного, что вы снова увиделись после того, как ты все узнала. Это давало тебе шанс попрощаться, привести короткую связь к логическому концу. Но потом он прилетел сюда, и ты решила продолжать отношения, мало того, собираешься к нему! Это уже выходит за рамки короткого романа.

– А если я все скажу сейчас? – спросила я. – Перед отъездом. Позвоню ей, признаюсь во всем… ну не во всем… хотя бы в главном. Справедливо?

– Полагаю, – пожал плечами Макс. – Только не жди, что она вас благословит. Не дождешься.

– Кто знает? С их разрыва прошло уже достаточно времени. Мадди не привыкла к прочным отношениям, по крайней мере, так было до Джека, – возразила я.

– Может, ты и права, – согласился Макс, хотя, судя по тону, так не думал.

Я тоже промолчала, ясно сознавая, что если даже наберусь храбрости рассказать Мадди о своих отношениях с Джеком и если она попросит порвать с ним либо, хуже того, пригрозит покончить с нашей дружбой, нет никакой уверенности, что этого будет достаточно, чтобы удержать меня от встреч с ним. На беду или радость, но я влюбилась в него. Это пугало, и все же, несмотря на страхи, я не могла отказаться от него. С утра я начинала ждать той счастливой минуты, когда раздастся звонок и я, в любимой фланелевой пижаме, закутанная в пуховое одеяло, поднесу к уху трубку, вслушиваясь в низкий рокот его голоса и понимая, что наконец-то живу. И хотя я словно балансировала на краю обрыва, рискуя каждую минуту свалиться вниз и разлететься на миллион кровавых ошметков, все же не могла иначе.

– Довольно обо мне. Что происходит между вами с Дафной?

Макс довольно неумело изобразил непонимание.

– А почему ты считаешь, будто что-то происходит?

– Ты как-то странно ведешь себя при упоминании ее имени. А когда мы вчера ужинали, она ни слова не сказала о поездке в Филадельфию.

Честно говоря, за ужином я не заметила ничего необычного, но, если вдуматься, оба больше говорили со мной, чем друг с другом, что было на них совсем не похоже.

Макс пожал плечами. Другого ответа я и не ожидала. Последнее время стоило спросить о Дафне, как он мгновенно замыкался.

– Прекрасно, можешь молчать, – совсем по-детски обиделась я. – Я, можно сказать, изливаю тебе душу, а ты что-то скрываешь.

– Вовсе нет. Даффи просто хотела побыть одна. Сегодня вечером она вернется.

Я вопросительно подняла брови, но он в третий раз пожал плечами и мрачно уставился в чашку.

Оставалось надеяться, что это просто легкая размолвка. Мне просто необходим был пример и поддержка солидной, прочной пары, такой как Макс и Дафна.

Несколько часов я терзалась, откладывая звонок Мадди. Съездила в тренажерный зал и сорок пять минут давила стресс и волнение на беговой дорожке, после чего перешла к другому тренажеру. Обожаю свой тренажерный зал: он не напоминает мясные ряды, как большинство ему подобных, хотя несколько психов, как полагается во всех тренажерных залах, есть и тут – высохшая, кожа да кости, женщина, проводящая здесь по восемь часов в день, пожилой мужик, как-то странно размахивающий руками во время ходьбы на беговой дорожке… Остальные обычно держатся особняком: читают журналы или ходят с плеерами. Правда, я видела, как некоторые типы бухгалтерской внешности пожирают глазами задницы некоторых типов адвокатской внешности, но все держались в рамках приличий, и никто не позволял себе никого снимать, по крайней мере, в открытую.

Более того, в отличие от большинства тренажерных залов, где все инструкторы по аэробике – задорные блондинки с именами, оканчивающимися на «и»: Кимми, Лори, Дженни, – инструкторы в моем зале в основном мужчины, внешностью и манерами сильно смахивающие на армейских сержантов, так что я могла спокойно заниматься степ-аэробикой, не мучаясь из-за того, что мои предплечья толще бедер инструктора.

Вернувшись домой и приняв душ, я стащила простыни с постели, спустилась вниз и включила стиральную машину. Потом сбегала в магазин за обезжиренным молоком, овсяными хлопьями и водой. В последней попытке отложить разговор я даже снизошла до того, чтобы выдраить квартиру до последнего уголка, хотя, учитывая, что площадь всего жилища около пятисот квадратных футов, генеральная уборка не заняла слишком много времени.

Наконец, когда делать стало решительно нечего, я взяла трубку радиотелефона и приложила к щеке, пытаясь сочинить оправдательную речь, а заодно угадать, какой будет реакция Мадди на следующую фразу: «Привет, я и есть та самая, которая спит с твоим экс-бойфрендом. Прости!»

Почему-то я никак не могла представить, что она просто пожмет плечами, откинет назад тяжелую гриву волос и ответит:

– Подумаешь, большое дело!

Скорее всего, мне придется немало выслушать всего – от слезливых упреков до яростного визга. Ни то ни другое не обещало ничего хорошего.

Когда предчувствия вконец доняли меня, становясь с каждым часом все мрачнее, я все же стала дрожащими руками набирать длинный международный номер. В животе стыло неприятно-тошнотное ощущение, обычно предшествующее очередной катастрофе.

Телефон звонил, звонил и звонил, и на секунду тучи разошлись и в просвет показалось солнце… при одной мысли о том, что я получила короткую передышку, а разбитое сердце моей подруги не получит нового удара.

Но тут же послышался щелчок, и вместо стандартной фразы автоответчика раздался задыхающийся голосок Мадди.

– Алло?

– Эй, это я. Ты не получила мое сообщение?

– Привет. Да. Прости. Хотела перезвонить, но… просто сил не было, – пробормотала Мадди, и мое сердце упало.

Похоже, все еще хуже, чем я ожидала. Она страшно переживала, и дело было вовсе не в том, что завтра понедельник и придется идти на работу. Ее печаль скорее была рвущей душу тоской того рода, которая, вероятно, вдохновляла Рода Стюарта на прощальные гимны. Я все надеялась, что Мадди познакомится с кем-нибудь или одержит грандиозный триумф на работе: все, что угодно, лишь бы она стала прежней. И не только потому, что мне было бы легче сказать о нас с Джеком. Просто я знала, каково это – проводить очередное воскресенье в одиночестве, выбирая между старыми фильмами по кабельному телевидению и сдавленными рыданиями в подушку. А теперь жестокая правда окончательно доконает подругу, не говоря уже о том, что с этой минуты она меня возненавидит. Черт, да я сама себя ненавидела за то, что готова сделать с ней.

– Что с тобой? – спросила я, словно не знала.

– Все то же, ничего нового, – вздохнула она. – А вот ты наверняка устала слышать мои жалобы на Харрисона.

– Нет, дело вовсе не в этом. Не в нем. Просто я… я беспокоюсь за тебя. Когда мы говорили в последний раз, ты вроде как окончательно расклеилась. Даже толковала насчет частного сыщика.

– Мне эта идея вовсе не показалась безумной, – фыркнула Мадди. Я услышала щелчок зажигалки и глубокий вдох.

– Ты снова куришь? – удивилась я.

– Да нет… так, время от времени, – неохотно обронила она, снова затягиваясь с таким азартом, что я буквально ощутила на языке восхитительный табачный привкус, а легкие наполнились расслабляющим облаком дыма. Десять лет воздержания и сила воли почти исчезли. Я жадно потянула носом, словно надеясь унюхать запах только что вынутой из пачки сигареты.

В колледже мы с Мадди курили почти непрерывно – «Мальборо лайт» были прекрасным дополнением к чашке кофе и сплетням, – но обе бросили, когда получили дипломы. Вернее, Мадди бросила первой и невероятно раздражала меня снисходительными улыбками и неодобрительным покачиванием головы каждый раз, когда я вынимала сигарету. И вот теперь она снова принялась за старое? После всех лекций о вреде никотина, всех разглагольствований по поводу того, как очистились ее легкие и как пожелтеет моя кожа, если я буду продолжать курить! Собственно говоря, она и завязала именно потому, что ей показалось, будто в уголке губ появилась морщинка, хотя лично мне предательский участок кожи казался таким же кремово-совершенным, как и все лицо.

Я же смогла бросить курить только после многочисленных попыток и шестинедельного воздержания, во время которого стала такой стервозой, что была готова в клочья разорвать любого, кто, по моему мнению, не так на меня посмотрел. Даже теперь, слыша довольное пыхтение Мадди, я сгорала от свирепого желания побежать на корейский рынок на углу нашей улицы и закупить столько пачек, сколько смогу унести. Но тут меня осенило. Банально, да, но было одно обстоятельство, при котором Мадди отступала от принятого обета воздержания…

– Ты только что занималась сексом? – с подозрением спросила я.

– А почему это тебя так удивляет? Со мной такое случается.

– Но… но… с кем? То есть… я думала, ты расстраиваешься из-за… э-э-э… Харрисона, – выпалила я. Все мысли о курении вылетели из головы, сменившись некоторой надеждой. Если Мадди с кем-то спит, значит, готова забыть Джека. А если она его забудет, может, не станет так уж сильно возражать против наших встреч. Конечно, она по-прежнему расстроена: хотя я давно забыла Сойера, вряд ли мне понравилась бы его слишком тесная дружба с одной из моих приятельниц, – но, может, хоть теперь мои объяснения не окажутся таким уж сильным ударом.

– Расстраиваюсь. Но это не означает, что мне запрещено встречаться с другими мужчинами. Особенно с теми, кто мне небезразличен.

– Нет, пойми правильно, я думаю, что ты молодец. Лучший способ избавиться от мыслей о любовнике – завести кого-то нового, верно? – обрадовалась я.

– Это не кто-то новый. – Мадди выпустила дым. И одновременно вздохнула, так что получилось длинное, печальное шипение. – Послушай, полагаю, мне следовало сказать раньше, но, зная, какова ты, я не позволю меня судить!

– Я и не сужу, – обиделась я.

– Судишь. Я люблю тебя, но ты иногда бываешь ханжой, Клер. И сама знаешь, что это правда. И ты определенно осудишь меня, но я… встречаюсь со своим боссом.

– Ну, не знаю, может, такова офисная политика, но я бы не назвала это моральной дилеммой, – бросила я, все еще переживая походя брошенное оскорбление, особенно потому, что она сама заранее осудила меня, назвав ханжой, не способной понимать других. Кроме того, если я способна объективно рассмотреть проблему и составить мнение насчет того, что хорошо, что плохо, это ведь не означает, будто я ханжа, верно?

– Если бы он не был женат, – добавила Мадди.

Жилище вдруг показалось невыносимо тесным, что странно, поскольку оно всегда было крохотным: бывают трейлеры куда более просторные, чем моя квартира. Но мне всегда здесь нравилось, тем более что можно пропылесосить все помещения ровно за полторы минуты. Но теперь стены словно смыкались надо мной. Я начала задыхаться, страстно желая высунуть голову в окно и глотнуть не такого уж свежего воздуха, избавиться от звона в ушах, боли в груди и комка в горле.

Признание Мадди потрясло меня. На самом деле потрясло: рот открылся сам собой, и я бессильно прислонилось к спинке дивана. Поверить невозможно! Мадди встречается с женатым мужчиной?!

И это после всего, что я испытала, став свидетельницей похождений своего любвеобильного папаши, той незаживающей раны, о которой так хорошо знала Мадди… теперь я понимала, почему она не сказала раньше: слишком ясно было, как я к этому отнесусь. Адюльтер – именно тот случай, когда у меня имелось весьма определенное мнение… причем отнюдь не положительное.

– И дети есть? – Я говорила с трудом.

– Есть, – осторожно произнесла Мадди, вполне сознавая, что затронула больное место.

Но на самом деле все было еще хуже. Ее поступок был верхом подлости. Удовлетворять низменные инстинкты, отлично сознавая при этом, что разрушаешь семью! Потому что неверность – это настоящий яд! Разумеется, в наше время многие люди перенимают точку зрения французов, считая, что вполне можно обманывать супругов и заводить связи на стороне, поскольку то, чего не знают родные, не может им навредить. Вполне удобная стратегия, позволяющая изменникам и изменницам делать все, что хочется, не обременяя себя угрызениями совести. К сожалению, никто при этом не думает о детях. Как только измена выходит на свет, – давайте будем откровенными: может, обманщики считают себя хитрее и увертливее Джеймса Бонда, но на самом деле попадаются на пустяках, – обида, боль и страдания длятся куда дольше, чем сама связь. Гораздо дольше, чем рухнувший брак. И причина моих неудачных отношений с мужчинами легко прослеживается: это потерпевший крах брак родителей.

– Теперь я понимаю, почему ты мне не сказала, – обозлилась я.

– Знала, как ты среагируешь. Конечно, тебе не понравится.

– И ты права. Я считаю, что ты поступаешь гнусно.

Мадди немного помолчала.

– Естественно. Я все думала, как бы покончить с этим, но почему-то не получается. Конечно, это нехорошо, но какая-то часть души постоянно требует идти вперед, побеждать и снова идти вперед. Думаю, такая, как ты, вряд ли это поймет.

– Такая, как я?

Я почти кричала, пытаясь определить, не очередное ли это оскорбление, чтобы предупредить всякие критические замечания с моей стороны.

– Ну да. Черно-белый мир. Хорошо или плохо. Где уж мне до твоей моральной чистоты, – съязвила Мадди.

Укол был довольно чувствительным. Все мои представления о моральной чистоте за последнее время претерпели довольно сильные изменения, так что черно-белый мир стал куда больше напоминать расплывчатую живопись импрессионистов. Я мигом вспомнила, с какой целью позвонила Мадди. Вот сейчас самое время объясниться. Не то чтобы очень хотелось наказать ее. Скажем, я просто стала чуть меньше заботиться о ее чувствах.

– Кстати, о моральной чистоте. Это насчет Джека… то есть Харрисона, – начала я, нервно сжимая и разжимая кулак и пытаясь вспомнить заранее заготовленную речь. Типа: раз уж так случилось, я не хочу ранить ее и надеюсь, что мы поднимемся выше мелочных обид. Звучало это так, словно я признавалась в измене. Может, в каком-то смысле так оно и было?

– Да-да, знаю, – вздохнула Мадди, и на мгновение мои надежды разгорелись с новой силой.

Она уже знает! И не отказалась разговаривать со мной! Но как она обнаружила? Неужели Джек рассказал тайком от меня? Мадди тут же добавила:

– Я встречалась одновременно с Алексом – так зовут моего босса – и с Харрисоном. Харрисон обо всем узнал. Поэтому и порвал со мной.