Наука любви

Скорей погаснет в небе звездный хор

И станет море каменной пустыней,

Скорей не будет солнца в тверди синей,

Не озарит луна земной простор,

Скорей падут громады снежных гор,

Мир обратится в хаос форм и линий,

Чем назову я рыжую богиней,

Иль к синеокой преклоню мой взор.

Я карих глаз живым огнем пылаю,

Я серых глаз и видеть не желаю,

Я враг смертельный золотых кудрей,

Я и в гробу, холодный и безгласный,

Не позабуду этот блеск прекрасный

Двух карих глаз, двух солнц души моей.

До той поры, как в мир любовь пришла

И первый свет из хаоса явила,

Не созданы, кишели в нем светила

Без облика, без формы, без числа.

Так праздная, темна и тяжела,

Во мне душа безликая бродила,

Но вот любовь мне сердце охватила,

Его лучами глаз твоих зажгла.

Очищенный, приблизясь к совершенству,

Дремавший дух доступен стал блаженству,

И он в любви живую силу пьет,

Он сладостным томится притяженьем.

Душа моя, узнав любви полет,

Наполнилась и жизнью и движеньем.

Когда ты, встав от сна богиней благосклонной,

Одета лишь волос туникой золотой,

То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой,

Распустишь до колен волною нестесненной —

О, как подобна ты другой, пеннорожденной,

Когда волну волос то заплетя косой,

То распуская вновь, любуясь их красой,

Она плывет меж нимф по влаге побежденной!

Какая смертная тебя б затмить могла

Осанкой, поступью, иль красотой чела,

Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи,

Какой из нимф речных или лесных дриад

Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд,

И золото волос, окутавшее плечи!

Сотри, мой паж, безжалостной рукою

Эмаль весны, украсившую сад,

Весь дом осыпь, разлей в нем аромат

Цветов и трав, расцветших над рекою.

Дай лиру мне! Я струны так настрою,

Чтоб обессилить тот незримый яд,

Которым сжег меня единый взгляд,

Неразделимо властвующий мною.

Чернил, бумаги — весь давай запас!

На ста листках, нетленных, как алмаз,

Запечатлеть хочу мои томленья,

И то, что в сердце молча я таю —

Мою тоску, немую скорбь мою, —

Грядущие разделят поколенья.

Да женщина ли вы? Ужель вы так жестоки,

Что гоните любовь? Всё радуется ей.

Взгляните вы на птиц, хотя б на голубей,

А воробьи, скворцы, а галки, а сороки?

Заря спешит вставать пораньше на востоке,

Чтобы для игр и ласк был каждый день длинней,

И повилика льнет к орешнику нежней,

И о любви твердят леса, поля, потоки.

Пастушка песнь поет, крутя веретено,

И тоже о любви. Пастух влюблен давно,

И он запел в ответ. Все любит, все смеется,

Все тянется к любви и жаждет ласки вновь,

Так сердце есть у вас? Неужто не сдается

И так упорствует и гонит прочь любовь?

Ты всем взяла: лицом и прямотою стана,

Глазами, голосом, повадкой озорной.

Как розы майские — махровую с лесной —

Тебя с твоей сестрой и сравнивать мне странно.

Я сам шиповником любуюсь постоянно,

Когда увижу вдруг цветущий куст весной.

Она пленительна — все в том сошлись со мной,

Но пред тобой, Мари, твоя бледнеет Анна.

Да, ей, красавице, до старшей далеко.

Я знаю, каждого сразит она легко, —

Девичьим обликом она подруг затмила.

В ней все прелестно, все, но только входишь ты,

Бледнеет блеск ее цветущей красоты,

Так меркнут при луне соседние светила.

Любовь — волшебница. Я мог бы целый год

С моей возлюбленной болтать, не умолкая,

Про все свои любви — и с кем и кто такая,

Рассказывал бы ей хоть ночи напролет.

Но вот приходит гость, и я уже не тот,

И мысль уже не та, и речь совсем другая.

То слово путая, то фразу забывая,

Коснеет мой язык, а там совсем замрет.

Но гость ушел, и вновь исполнясь жаром новым,

Острю, шучу, смеюсь, легко владею словом,

Для сердца нахожу любви живой язык,

Спешу ей рассказать одно, другое, третье,

И, просиди мы с ней хоть целое столетье,

Нам, право, было б жаль расстаться хоть на миг.

Мари-ленивица! Пора вставать с постели!

Вам жаворонок спел напев веселый свой,

И над шиповником, обрызганным росой,

Влюбленный соловей исходит в нежной трели.

Живей! Расцвел жасмин, и маки заблестели —

Не налюбуетесь душистой резедой!

Так вот зачем цветы кропили вы водой,

Скорее напоить их под вечер хотели!

Как заклинали вы вчера глаза свои

Проснуться ранее, чем я приду за вами,

И все ж покоитесь в беспечном забытьи, —

Сон любит девушек, он не в ладу с часами!

Сто раз глаза и грудь вам буду целовать,

Чтоб вовремя вперед учились вы вставать.

Коль на сто миль вокруг найдется хоть одна

Бабенка вздорная, коварная и злая, —

Меня в поклонники охотно принимая,

Не отвергает чувств и клятв моих она.

Но кто мила, честна, красива и нежна,

Хотя б я мучился, по ней одной вздыхая,

Хотя б не ел, не спал — судьба моя такая! —

Она каким-нибудь ослом увлечена.

И как же не судьба? Все быть могло б иначе,

Но такова любовь и так устроен свет.

Кто счастья заслужил, тому ни в чем удачи,

А дураку зато ни в чем отказа нет.

Любовь-изменница, как ты хитра и зла

И как несчастен тот, в чье сердце ты вошла!

Уж этот мне Амур — такой злодей с пеленок!

Вчера лишь родился, а нынче — столько мук!

Отнять у матери и сбыть буяна с рук,

Пускай за полцены — на что мне злой ребенок.

И кто подумал бы — хватило же силенок:

Приладил тетиву, сам натянул свой лук!

Продать, скорей продать! О, как заплакал вдруг.

Да я ведь пошутил, утешься, постреленок.

Я не продам тебя, напротив, не тужи:

К Елене завтра же поступишь ты в пажи,

Ты на нее похож кудрями и глазами,

Вы оба ласковы, лукавы и хитры,

Ты будешь с ней играть, дружить с ней до поры,

А там заплатишь мне такими же слезами.

Я вами побежден! Коленопреклоненный,

Дарю вам этот плющ. Он, узел за узлом,

Кольцом в кольцо, зажал, обвил деревья, дом,

Прильнув, обняв карниз, опутав ствол плененный.

Вам должен этот плющ по праву быть короной, —

О, если б каждый миг вот так же — ночью, днем,

Колонну дивную, стократно всю кругом

Я мог вас обвивать, любовник исступленный!

Придет ли сладкий час, когда в укромный грот

Сквозь зелень брызнет к нам Аврора золотая,

И птицы запоют, и вспыхнет небосвод,

И разбужу я вас под звонкий щебет мая,

Целуя жадно ваш полураскрытый рот,

От лилий и от роз руки не отнимая.

Итак, храните все, все, что судьбой дано вам,

Храните от меня свой каждый день и час,

И вашу красоту, и нежность ваших глаз,

И ваш глубокий ум, и вашу власть над словом.

Склоняюсь горестно пред жребием суровым:

Уже не оскорблю объятьем дерзким вас,

Хотя б, смиряя страсть, отвергнут в сотый раз,

Я смелость вновь обрел в отчаянии новом.

И если невзначай коснусь я вас рукой,

Не надо гневаться и так сверкать очами, —

Мой разум ослеплен, я потерял покой,

Все думы лишь о вас, я полон только вами,

И небреженья нет в нескромности такой, —

Простите же мне то, в чем вы виновны сами.

Когда в ее груди — пустыня снеговая

И, как бронею, льдом холодный дух одет,

Когда я дорог ей лишь тем, что я поэт,

К чему безумствую, в мученьях изнывая?

Что имя, сан ее и гордость родовая —

Позор нарядный мой, блестящий плен? О, нет!

Поверьте, милая, я не настолько сед,

Чтоб сердцу не могла вас заменить другая.

Амур вам подтвердит, Амур не может лгать:

Не так прекрасны вы, чтоб чувство отвергать!

Как не ценить любви — я, право, негодую!

Ведь я уж никогда не стану молодым.

Любите же меня таким, как есть, седым,

И буду вас любить, хотя б совсем седую.

Чтобы цвести в веках той дружбе совершенной —

Любви, что к юной, вам, питал Ронсар седой,

Чей разум потрясен был вашей красотой,

Чей был свободный дух покорен вам, надменной,

Чтобы из рода в род и до конца вселенной

Запомнил мир, что вы повелевали мной,

Что кровь и жизнь моя служили вам одной,

Я ныне приношу вам этот лавр нетленный.

Пребудет сотни лет листва его ярка, —

Все добродетели воспев в одной Елене,

Поэта верного всесильная рука

Вас сохранит живой для тысяч поколений, —

Вам, как Лауре, жить и восхищать века,

Покуда чтут сердца живущий в слове гений.

Я так спешил к тебе (отчаянье берет!),

А ты и поцелуй едва мне подарила,

Невкусный поцелуй, холодный как могила, —

Диана Феба так целует дважды в год.

Невеста — жениха, когда кругом народ,

И внучка — бабушку. Ужель ты разлюбила?

Где влажность томная, где жар, и страсть, и сила,

И нежность губ твоих? Иль горек стал мой рот?

Учись у голубей: они весь день украдкой,

Целуясь, клювом в клюв, воркуют в неге сладкой,

И для забав любви им даже мало дня.

Так я прошу тебя, как это мне ни грустно:

Ты лучше никогда уж не целуй меня,

А хочешь целовать — так уж целуйся вкусно.

Чтоб ваш любовник был в служенье терпелив,

Вам нужно лишь любить, — не притворяться в этом,

Одним огнем пылать, одним светиться светом,

Учить язык любви, который так правдив,

Веселой, нежной быть, строптивость усмирив,

На письма отвечать и на привет приветом,

А там, где и слова и письма под запретом,

Уметь высказывать глазами свой порыв;

Хранить его портрет; сто раз на дню украдкой

Брать в руки, целовать его в надежде сладкой,

Стремиться две души, два тела слить в одно,

Делить с ним каждое сердечное движенье, —

И дружбы истинной в нем прорастет зерно.

Нельзя лишь так, как вы — любить в воображенье!