Глава 42

Саксон открыл дверь снимаемого им коттеджа на берегу залива и включил свет.

— Добро пожаловать в лабораторию Саксона по консервации археологических находок, — сказал он, широко улыбаясь и радушно приглашая друзей внутрь.

Все стулья и диван в душной гостиной были сдвинуты к дальней стене, освобождая пространство для большого черного мусорного бака из пластика и двух раскладных столиков для пикника, придвинутых друг к другу. На столиках виднелась стопка плотных листов бумаги, спрессованная между двумя фанерными листами.

А на диване лежал и две части амфоры. Тонкая поверхность керамической посуды была изъедена морской водой и покрыта остатками зеленых водорослей. Одна часть амфоры представляла собой почти целый сосуд, а рядом с ней лежала вторая — горловина с запечатанным верхом. Остин взял со стола слесарную ножовку и тщательно изучил крошки зеленоватой пыли на ее зубцах.

— Я вижу, ты использовал самый лучший из точных инструментов.

— Из хозяйственного магазина, — ответил Саксон и смущенно улыбнулся. — Я знаю, вы считаете меня вандалом, но смею заверить, что обладаю огромным опытом консервации археологических находок в примитивных условиях и не нуждаюсь в подсказках специалистов в этой области. Разумеется, здесь был определенный риск, но я бы мог сойти с ума, если бы пришлось слишком долго ждать, чтобы узнать, что там внутри. Я все сделал очень аккуратно.

— Я мог бы сделать то же самое, — сказал Остин, возвращая на место ножовку. — Это все равно что сказать: пациент умер, но операция прошла успешно.

Саксон широко разве руками.

— Боги древней Финикии благословили меня на это. Все прошло даже лучше, чем я предполагал. В амфоре я обнаружил почти не поврежденный свиток папируса.

— Она слишком долго лежала под водой, — заметил Завала. — В каком состоянии находился папирус?

— Вообще говоря, папирус лучше всего сохраняется в сухом, жарком климате, как, например, в Египте, однако амфора была прочно запечатана, а сам свиток плотно завернут в кожаный футляр. Я надеюсь на лучшее.

Остин приподнял крышку мусорного бака.

— Еще одно достижение хайтека?

— Это моя сверхзвуковая увлажнительная камера. Папирус стал слишком хрупким, чтобы можно было сразу развернуть его. Он просто рассыпался бы на глазах. Обычно в таких случаях его подвергают процессу увлажнения. На дно этого бака я налил немного воды, завернул свиток в толстые листы промокательной бумаги, положил его в небольшой пластиковый контейнер с проделанными в нем отверстиями и плотно закрыл крышку бака.

— И это хитроумное приспособление действительно работает?

— По крайней мере теоретически. Скоро узнаем, что из этого получилось. — Саксон посмотрел на лежавшие на столе листы фанеры.

— А это, должно быть, твой супернадувательский ионный осушитель, — не без ехидства сказал Остин.

— Когда увлажненный свиток стал более эластичным, — как ни в чем не бывало пояснил Саксон, — я развернул его и положил между листами промокательной бумаги, которая впитает лишнюю влагу. Кроме того, под прессом папирус расправится и станет доступным для изучения.

— Ты уже видел там хоть какие-то надписи? — спросил Остин.

— От дневного света папирус может быстро потемнеть, поэтому я разворачивал его при закрытых ставнях. Правда, посмотрел на него с помощью фонарика. Папирус тогда еще был влажный, поэтому я не смог толком ничего разобрать. Надеюсь, после просушки письмена станут более отчетливыми.

— Сколько должно пройти времени, чтобы мы могли на него взглянуть? — поинтересовался Завала.

— Он должен быть готов уже сейчас. По крайней мере теоретически.

Остин не выдержал и ехидно захихикал.

— Знаешь, Джо, мистер Саксон может стать для НАПИ незаменимым специалистом.

— Согласен, — совершенно серьезно сказал Завала. — Он неистощимо изобретателен, склонен к новаторским подходам, не боится импровизировать и обладает редким мастерством в области изящного искусства прикрывать свою задницу.

Саксон молча потеребил пальцами кончики усов, как крестьянин в немом фильме.

— В таком случае я очень рад, что вы здесь. Если я испорчу эту древнюю вещь, вы разделите со мной ответственность. — С этими словами он выключил верхний свет. — Джентльмены, нам предстоит доказать, что древние финикийцы действительно добрались до берегов Северной Америки за много столетий до рождения Колумба.

Остин провел пальцами по краю фанерного листа.

— Начнем?

Они осторожно сняли верхний лист фанеры и отложили его в сторону. Затем с такой же осторожностью сняли несколько листов промокательной бумаги и увидели перед собой развернутый свиток папируса. Он состоял из отдельных страниц размером один фут на двадцать дюймов и в обшей сложности насчитывал в длину не менее пятнадцати футов. Загнутые края папируса были на удивление ровными, а сам он покрыт большими коричневыми пятнами, которые местами скрывали под собой древние письмена. К сожалению, большая часть текста была размыта и не поддавалась прочтению.

Саксон смотрел на папирус глазами ребенка, который получил надень рождения носки.

— Черт возьми! Он почти весь покрылся плесенью.

Его нетерпеливое желание поскорее увидеть текст неожиданно наткнулось на печальную стену реальности. Он уставился на папирус окаменевшими глазами, а потом резко повернулся, подошел к окну и с таким же видом вперился в темную воду залива. Остин пожалел его и решил хоть как-то взбодрить несчастного исследователя. Он пошел на крохотную кухню, налил три стакана минеральной воды, один протянул Завале, второй — Саксону, а третий поднял сам.

— Мы еще не провозглашали тост за человека, который ценой своей жизни спас этот папирус от гнилого рундука Дэйва Джонса.

Саксон понял его намек. Его разочарование — ничто по сравнению с трагической судьбой подводника, который первым обнаружил затонувшее судно и тем самым спас его.

— Да, за Хатча и его симпатичную вдову, — взбодрился он и громко чокнулся со стаканами своих друзей. Затем они снова собрались вокруг стола с папирусом.

Остин попросил Саксона максимально сосредоточиться на находке.

— Не стоит пока обращать внимание на письмена. Лучше расскажи нам о физических качествах папируса.

Саксон взял с полки большое увеличительное стекло и наклонился над свитком.

— Папирус изготовлен из стеблей водного растения семейства осоковых, произрастающего в долине Нила, — прокомментировал он. — Эти листы высочайшего качества сделаны из тонких пластинок. Их как следует расплющили молотком, превратили в тонкие полоски, которые затем переплели крест-накрест, как коврик. Чернила тоже отличаются превосходным качеством. Они изготовлены на прочной клеевой основе с добавлением пигмента и смолы. Что же до надписи, то она сделана тростниковым пером, которое придает буквам некоторую округлость.

— Ну а сейчас расскажи о самой письменности, — попросил Остин. — Это действительно финикийское письмо?

Саксон посмотрел на папирус придирчивым взглядом.

— Вне всяких сомнений. Финикийский алфавит, состоявший из двадцати двух букв, был единственным великим вкладом этой цивилизации в мировую культуру. Само слово «алфавит» является не более чем соединением первых двух его букв. Из этого древнейшего алфавита в более поздние времена произошли все остальные, включая арабский, иудейский, греческий, латинский и в конце концов английский. Финикийцы писали справа налево без каких бы то ни было пропусков, поскольку использовали только согласные звуки. А вертикальные линии играли роль пунктуации и разделяли отдельные слова и предложения.

— Забудь о том, что мы не можем прочитать весь текст целиком. Попробуй прочитать только то, что поддается прочтению. Даже на Розеттском камне не было какой-то части текста.

— В таком случае вам придется подвергнуться мотивационной терапии, то есть попросту набраться терпения.

Саксон взял блокнот, ручку и склонился над текстом папируса. Он что-то быстро писал, облизывая пересохшие губы и переходя от одного листа к другому. Иногда он замирал над каким-то словом, а потом снова начинал быстро писать. При этом он что-то бормотал про себя и теребил пальцами кончики усов.

В конце концов он закончил работу и посмотрел на них с триумфальным блеском в глазах.

— Могу расцеловать тебя, мой друг! — торжественно объявил он, глядя на Остина.

— Я не привык целоваться с людьми с такими роскошными усами, — усмехнулся тот. — Причем вне зависимости от того, мужчина это или женщина. Ты лучше скажи, что там написано.

Саксон похлопал рукой по блокноту.

— Первый фрагмент текста написан Менеликом, который изображает себя в качестве любимого сына царя Соломона. Он рассказывает о своей миссии.

— Менелик является также сыном царицы Савской, — напомнил ему Остин.

— Не стоит удивляться, что он не упоминает ее в этом послании. У Соломона было множество жен и еще больше наложниц и рабынь. — Саксон ткнул пальцем в отрывок текста. — Вот здесь, например, он пишет, что благодарен за оказанное ему доверие, причем повторяет эту мысль несколько раз. Для меня этот факт представляется крайне интересным.

— Почему именно этот? — спросил Остин.

— В легендах говорится, что когда Менелик был еще юношей, он вместе со своим сводным братом, сыном служанки царицы Савской, выкрал из храма Ковчег Завета и увез в Эфиопию, чтобы установить там правление царей из рода Соломона. Правда, в некоторых источниках утверждается, что это было сделано отнюдь не без ведома самого Соломона, который приказал соорудить точную копию священной реликвии, чтобы заполнить пустое место в храме. А одна легенда гласит, что он сам инспирировал кражу Ковчега, чтобы спрятать его в далекой Эфиопии. Впрочем, существуют и другие теории, в соответствии с которыми он попытался вернуть реликвию, чтобы восстановить свое доброе имя и вернуть дух религии в свою страну. Есть данные, что измученный сомнениями и чувством греха Менелик вернул Ковчег Завета, а Соломон простил его за прежние прегрешения.

— Похоже, Соломону тоже пришлось испытать сеанс мотивационной терапии, — грустно пошутил Остин.

— Кому можно доверять больше, чем человеку, который испытывает искренние раскаяния за прошлые грехи?

— Да, мудрость царя Соломона никогда и никем не подвергалась сомнению. На этом папирусе есть фрагменты текста, в которых недвусмысленно указывается, что Менелик перевозил какой-то груз необыкновенной ценности.

— И ничего более конкретного? — удивился Остин.

— К сожалению, нет. Остальная часть папируса больше напоминает сгнившую корабельную мачту. Автором этого текста был сам Менелик, из чего можно сделать вывод, что он же являлся и капитаном судна. В нескольких местах я встретил слово «скифы», из чего тоже можно заключить, что финикийцы использовали наемников для охраны судна. Есть несколько ссылок на какой-то таинственный «Великий океан», содержатся сведения о погодных условиях, однако прочитать большую часть текста пока не представляется возможным.

— Ну что ж, сейчас твоя очередь хоть как-то взбодрить меня, — грустно заметил Остин и покачал головой.

— Думаю, что могу это сделать, — улыбнулся Саксон и показал пальцем на несколько чистых мест на папирусе. — Вот в этих местах свиток был свернут так туго, что влага сюда не проникла. Эти линии изображают береговой ландшафт. Капитан судна рассказывает о каком-то заливе, похожем размерами на небольшое море, на котором он уже не ощущает запах океана.

Остин жадно впитывал каждое слово.

— Чесапикский залив?

— Пока это всего лишь предположение. Судно бросило якорь возле небольшого острова, расположенного в устье широкой реки. Он пишет, что вода в ней скорее коричневая, чем синяя.

— Сегодня, когда мы подъехали к реке, я заметил, что вода очень мутная, — сказал Завала. — А потом мы проехали мимо острова возле Абердинской испытательной станции.

Остин вспомнил про свою карту залива, достал ее из пластикового футляра и развернул на полу. Затем он попросил у Саксона карандаш и поставил крестик возле городка Хавр-де-Грас, расположенного у самого устья Саскуэханны.

— Мы пришли к выводу, что финикийцы могли остановиться вот в этом месте. Что же они сделали со своим грузом?

— Возможно, спрятали его в одной из золотоносных шахт, — предположил Саксон.

— В твоей книге высказывается предположение, что страна Офир находилась в Северной Америке. Ты хочешь сказать, что эта вещь могла быть спрятана в копях царя Соломона?

— Когда я впервые приступил к поиску копей царя Соломона, — сказал Саксон, — то сосредоточился вокруг района Чесапикского залива и реки Саскуэханны. Здесь, в двух шагах от Вашингтона, когда-то располагались золотоносные рудники. Причем задолго до того, как в тысяча восемьсот сорок девятом году в Калифорнии началась золотая лихорадка.

— Как-то раз я остановился в захолустном городке в штате Мэриленд и нашел там кафе под названием «Золотая шахта», — задумчиво произнес Остин. — Владелец сказал, что его заведение было названо по заброшенной старой золотоносной шахте.

— И Телма Хатчинс упоминала, что ее муж хорошо знал о золотых приисках, — добавил Завала.

Саксон задумчиво кивнул.

— В начале прошлого века вдоль реки Потомак от Джорджтауна до Грейт-Фоллс находилось более полудюжины золотоносных рудников и шахт. А в целом в штате Мэриленд по обоим берегам Чесапикского залива было не менее пятидесяти шахт. Что же касается золота, то его крупицы находили в скалах на всем протяжении плато Пидмонт, которое растянулось от Нью-Йорка до Южной Каролины.

— Слишком большая территория для поиска, — заметил Остин.

— Еще бы. Тогда я начал искать хоть какие-то свидетельства о возможном маршруте финикийцев. И нашел их, но не в Мэриленде, а много севернее, в Пенсильвании. Там, возле Харрисберга, столицы штата, совершенно случайно были обнаружены нагромождения камней с финикийскими письменами.

— Что это за камни? — оживился Остин.

— Один человек, Стронг, собрал около четырехсот крупных камней, которые он обнаружил неподалеку от Меканиксбурга, что в долине реки Саскуэханны. Доктор Стронг исследовал таинственные знаки и пришел к выводу, что это древние финикийские символы. Правда, Барри Фелл считает, что эти надписи сделаны на древнем языке басков. Есть и такие, кто считает их природными образованиями, не имеющими никакого отношении к письменности.

— Давай остановимся на этой мысли, — неожиданно предложил Остин и принес из джипа камень, который нашел возле затонувшего судна. У Саксона даже челюсть отвисла от неожиданности.

— Боже мой, где ты его нашел? — с трудом выдохнул он.

— Поднял со дна залива, где находится остов судна.

— Поразительная находка! — прошептал Саксон и на какое-то время потерял дар речи. Он долго вертел камень в руке, рассматривал на свет, как будто это был кусок стекла, а потом бережно провел пальцем по извилистой линии. — Это «бет», финикийский символ домашнего очага, позже преобразованный в греческую букву «бета». Эта вещица непосредственным образом связывает потерпевшее крушение судно с районом Меканиксбурга.

Тем временем Остин поставил второй крестик на месте гибели древнего судна в заливе, а третий — у устья реки. Потом он соединил все три крестика одной линией и протянул ее вверх по реке.

— Вряд ли этот след может привести нас к Меканиксбургу, — заключил он.

— Не совсем так. Я изучал этот район в течение многих лет, обошел его пешком и объездил на велосипеде. Если где-нибудь и может храниться эта реликвия, то только здесь. — Саксон обвел карандашом небольшой круг чуть севернее Харрисберга. Пустыня Святого Антония всегда интересовала меня своими древними легендами о давно забытых золотых шахтах. Даже проходящая здесь дорога получила название «Золотой Путь». В этих местах до сих пор рассказывают истории о таинственных заброшенных городах и поселках золотоискателей. Местность здесь настолько пересеченная, что практически никогда и никем не обрабатывалась.

— Легенды — это одно дело, — усмехнулся Остин, — а факты — другое.

Саксон вновь вернулся к папирусу.

— Здесь есть только одно чистое место, где упоминается какая-то шахта. Окружающие слова разъедены плесенью, за исключением той части, где говорится об излучине реки в форме подковы. — Длинный палец Саксона прошелся по руслу реки и остановился на изгибе в форме буквы U. — Пустыня Святого Антония находится к востоку от этой излучины. — Он покачал головой. — Это огромное пространство, на котором можно годами искать нужную вещь и ничего не найти.

Остин вытащил из папки лист бумаги и положил его рядом с картой. Изогнутая линия на бумаге в точности совпадала с излучиной реки на карте. Другие загогулины означали расположение горных вершин и речных долин к востоку от реки.

— Это копия финикийской карты Соломоновых рудников. Кажется, они абсолютно идентичны.

Саксон прочитал финикийские надписи на бумаге.

— Здесь ясно видно место, где копи вплотную подходят к реке.

— Пока мы не начали визжать от восторга, я должен указать вам на одну серьезную проблему, — улыбнулся Остин. — По словам местных жителей, река Саскуэханна в этом районе около мили в ширину и не более фута в глубину. Кроме того, она изобилует многочисленными островками и водоворотами. Трудно представить себе, что судно Таршиша могло подняться вверх по реке до этого места.

— Но какие-то вещи можно было погрузить на плоскодонную лодку, — резонно заметил Саксон. — Весной, когда начинается таяние снегов, глубина в этом месте вполне достаточная для такого судна.

— Опасно, но вполне возможно, если выбрать соответствующую лодку, — вынужден был признать Остин.

— Соответствующая лодка уже давно существует и получила название «саскуэханнский ковчег», — добавил Саксон с радостной улыбкой. — Местные жители начали пользоваться такими лодками еще с начала девятнадцатого века и плыли на них вниз по реке от округа Стубен, штат Нью-Йорк, до порта Депозит, штат Мэриленд. На самом деле это большие плоты понтонного типа семидесяти пяти футов в длину и шестнадцати — в ширину. На таких плотах местные жители доставляли на рынок продукцию сельского хозяйства, причем делали это исключительно весной, когда из-за таяния снегов вода в реке заметно повышалась. Прибыв на место торговли, они разбирали плоты, бревна продавали вместе с продуктами, а сами пешком возвращались домой. Таким образом они зарабатывали миллионы долларов, пока наконец железные дороги не уничтожили их доходный бизнес.

— Просто, как все гениальное, — воскликнул Завала. — Финикийцы вполне могли использовать этот метод для транспортировки золота.

Из груди Саксона вырвался глубокий смех.

— Райдер Хаггард может в гробу перевернуться от такого открытия. Он вместе со всем остальным миром верил в то, что копи царя Соломона находятся в Африке.

Завала тем временем продолжал пристально изучать карту.

— А у меня есть другая проблема, — сказал он. — Место, обозначенное на старой карте, сейчас покрыто огромным массивом воды.

Саксон проследил за пальцем Завалы.

— Да, все верно. Это заметно усложняет дело.

— Но только отчасти, — успокоил их Остин. — Предлагаю завтра же собрать отряд специального назначения и разработать план подводных исследований. На вертолете путь до пустыни Святого Антония будет не таким уж долгим. Мы можем добраться туда уже завтра утром.

— Превосходно! — обрадовался Саксон. — А я тем временем еще раз просмотрю весь папирус и проведу собственное исследование на тот случай, если мы упустили что-то важное. Итак, джентльмены, мы собираемся в экспедицию завтра утром?

Остин обхватил подбородок двумя пальцами и задумался.

— Соломону пришлось преодолеть много трудностей, чтобы надежно спрятать свою священную реликвию от посторонних глаз.

Завала мгновенно почувствовал некоторую тревогу в словах своего друга.

— Если я правильно понял, ты хочешь сказать, что мы можем ухватить тигра за хвост.

— В известном смысле. Давайте предположим, что мы уже отыскали этот предмет. Что мы будем делать с ним дальше?

— Никогда не думал об этом, — откровенно признался Саксон. — Религиозные реликвии вполне могут вызвать в народе широкое волнение.

— Вот и я о том же, — сказал Остин таким спокойным тоном, что у Завалы даже брови поползли вверх. — Может быть, Соломон действительно был настолько мудрым человеком, что решил спрятать подальше ту самую реликвию, которую мы так страстно пытаемся сейчас отыскать.

Загрузка...