Багряно-золотая луна, как новорожденный в руках матери, нежилась в ласковых ладонях высоких лиственниц. Нехотя отрываясь от груди матери-земли, сияющий шар начинал восхождение, чтобы за ночь описать широкую дугу на темном небе. Затмевая мириады звезд, он снисходительно проливал свет на землю, окрашивая в красноватые тона шелестящие кроны дубов и берез, окаймлявших деревенский тракт. Когда ветерок шевелил ветви, верхушки деревьев переливались под луной, почти как рябь на здешней речке.
Темные деревянные домишки, украшенные резными наличниками, крылечками и замысловатыми коньками на крышах, лепились друг к другу и прятались за плодовыми деревцами. Небольшие сараюшки выглядывали из-за стен скромных жилых построек, и все это было обнесено дощатыми заборами, о которые зимой разбивались жестокие вьюги.
Тяжелый экипаж в сопровождении немало пострадавшей в потасовке стражи громыхал мимо домов, привлекая к окошкам всех жителей деревеньки, от мала до велика. Великолепие этого экипажа и ужасающее состояние его сопровождения бросались в глаза даже в ночных сумерках. Некоторые из воинов были в синяках или в крови, и это вызывало самые разные предположения у местных жителей. Но никто так не беспокоился о жалком состоянии этих людей, как майор Некрасов. По его приказу кортеж быстрым шагом проехал через все селение, чтобы сохранить хоть сколько-нибудь достойный вид. В стоическом молчании они миновали одноглавую церковь, и лишь напротив постоялого двора Степан остановил лошадей. Рядом с двором была баня, и, наверное, именно ее наличие вызвало у спешивающихся воинов, покрытых дорожной грязью, глубокие вздохи облегчения.
Майор Некрасов вошел внутрь, чтобы распорядиться начет покоев для боярышни. Его перевязанная рука и окровавленный камзол сразу приковали к себе любопытные взгляды хозяина, но это всеобщее внимание ни на миг не отвлекло офицера от исполнения своего долга. Сидя в экипаже, Зинаида ожидала возвращения майора. Ей не хотелось усугублять удивление хозяина видом двух избитых и растрепанных женщин.
Иван Воронской, напротив, поспешил к церкви, чтобы попросить там одежду, более подобающую его сану. В то же время он старался держаться в тени деревьев и прятать лицо, чтобы его не узнали.
Хозяин постоялого двора гордился своей баней и сразу повел мужскую часть приезжих смотреть это необычайное и весьма искусное сооружение. Воспользовавшись удобным моментом, Зинаида отвела Эли наверх, в их комнату. Голова у служанки разболелась так сильно, что даже малейшее беспокойство вызывало у нее тошноту. Она стала белой как полотно, что еще сильнее подчеркивалось багровым кровоподтеком на остреньком подбородке. Зинаида с благодарностью приняла принесенную женой хозяина еду, но Эли съела лишь несколько маленьких кусочков. Зинаида заботливо наполнила горячей водой таз для умывания, помогла служанке вымыться и надеть свежую рубашку. Наконец, с болезненным стоном, Эли легла в постель и сразу забылась сном.
Но сама Зинаида мечтала о большем, нежели просто умывание в тазу. Она решила непременно отмыться и принять горячую ванну, чтобы дать отдых избитому телу. Однако солдаты, оставив наверху свое имущество, с шумом и топотом помчались вниз, точно стадо молодых здоровых жеребцов. Они резво обгоняли друг друга, отпихивая соперников в дурашливом соревновании, кто первым домчится до бани. Прислушиваясь к их веселью, Зинаида лишь подивилась тому, как же им удалось сберечь столько сил после этого изнурительного дня.
Неизбежная задержка не слишком огорчила ее. Она понимала, что ей, как последней из моющихся, будет предоставлено столько времени, сколько она пожелает, — вот ценная привилегия того, кто не торопится вперед. Ожидая возвращения солдат, она собирала необходимые принадлежности для мытья, а также ночную одежду и складывала все это в маленькую сумочку. Морщась от боли, она распутала и расчесала черные шелковистые пряди, после чего сняла порванное платье. Промыв царапины на руках, она завернулась в просторный халат, в котором собиралась уже выйти на лестницу.
Вдруг она снова вспомнила об офицере, примчавшемся ей на выручку, и принялась ходить из угла в угол, мучаясь угрызениями совести. Лицо его она совсем не запомнила. Зато до сих пор ощущала прежнее волнение: он мчался за ними, точно не знающий усталости ястреб, ждущий момента, чтобы камнем броситься на свою жертву. Зинаида горячо молилась, чтобы он был жив и чтобы весть об этом поскорее донеслась до нее. Только тогда она сможет простить себя.
Вскоре солдаты начали возвращаться из бани, то по одному, то группами. Хорошенько распарившись и расслабившись, они медленно проходили мимо дверей боярышни, лишь изредка потихоньку перебрасываясь парой слов. В этих приглушенных, лишенных былого радостного возбуждения голосах теперь слышалась усталость.
Зинаида не могла дождаться, когда же все они скроются в своих комнатах. Должно быть, именно от этого нетерпения ей показалось, что наверх прошло в три раза больше народу, чем спускалось по лестнице. Услышав же голос Ивана Воронского, который грубо приказал солдатам пропустить его вниз, она даже разозлилась. Охранники, успевшие невзлюбить Ивана, при его появлении принялись дружно и нарочито преувеличенно фыркать, зажимая носы. Но Воронской нахально провозгласил, что идет в баню, чтобы смыть с себя следы от их отвратительного подношения.
Зинаида поняла, что Иван не желал мыться вместе с подлым людом, с простыми ратниками. Видимо, он считал их недостойными собственной величественной персоны, поскольку не раз презрительно высказывался насчет их грубости и невежества. Странно еще, что он не потребовал, чтобы его пропустили вперед. Разумеется, если бы он отважился на это, солдаты просто подняли бы его на смех.
Постоялый двор стих, и вскоре Иван тоже вернулся в свою маленькую клетушку, освободив наконец путь Зинаиде. На дворе прохладный ветерок раскачивал высокие ели, стоявшие плотной стеной позади бани, и доносил до нее свежий острый аромат хвои. Бормотание быстрой речушки вторило мирным ночным звукам, а над вершинами деревьев светила яркая луна. Ее яркое сияние разгоняло тьму и освещало тропинку к низенькой постройке, из трубы которой валил пар.
В тишине раздался громкий скрип деревянной двери, и Зинаида вошла внутрь. В дальнем углу, где был огромный очаг, мерцало пламя, янтарными отблесками освещая все вокруг. Тусклое сияние подслеповатой лампы, подвешенной к стропилу, превращало клубы пара, поднимающиеся с темной поверхности бассейна, в подобие сверхъестественных чудищ. Обхватывая прозрачными лапами, обвивая хвостами массивные балки перекрытий, фантастические животные, казалось, искали выхода, а не найдя, растворялись в плотном клубящемся тумане.
Вода протекающей поблизости речушки, подведенная к бане жестяными желобами, вливалась в огромный котел, возвышавшийся над очагом, словно какое-то немыслимое чудище на кривых ногах. Горячее пламя лизало его толстое пузо и добавляло красноты заверяющимся испарениям и окружающей темноте. Подогретая вода весело стекала в главный бассейн, на противоположной стороне которого излишки попросту переливались через край и по трубе уходили в речку.
Зинаида остановилась у входа и внимательно осмотрела помещение, боясь, что окажется тут не в одиночестве. Но кроме нее, здесь никого не было. Слышалось лишь потрескивание поленьев да журчание воды. В просторном очаге над огнем висели котелки поменьше, а на стоявшем по соседству столе были приготовлены кувшины и миски с водой. Также в бане имелись большие деревянные чаны, которые заменяли ванны.
Зинаида бросила сумку на ближайшую скамеечку. Она слишком устала и измучилась, чтобы думать о чем-то помимо горячей ванны. Она налила полный чан воды, добавила туда несколько капель масла из принесенного с собой пузырька. Рядом она положила кусок душистого мыла и большое полотенце. Провела тонкими пальцами по волосам, затем скрутила их в тяжёлый жгут и с помощью резных гребешков закрепила на макушке. Несколько кудрявых завитков выбились из общей массы и спустились ей на лоб и на шею.
Развязав пояс, она движением плеч скинула халат и, поймав его, бросила на скамью. Зинаида замерла и неуверенно склонила голову набок, прислушиваясь к мягкому звуку, с которым прошелестела шелковая ткань. Казалось, что неподалеку кто-то медленно выдохнул после глубокого затяжного вдоха.
Но ничего больше не было слышно, если не считать все так же потрескивающих поленьев и журчащей воды. Зинаида прогнала прочь последние сомнения. Нервы ее за сегодняшний день подверглись слишком суровым испытаниям, так что теперь пылкое воображение готово было нарисовать самые безумные картины.
Поставив ногу на край деревянного чана, она внимательно рассмотрела синяки над коленом, оставленные железной рукой Ладисласа. Еще одно темное пятно на талии привлекло ее внимание, и, приподняв одну грудь ладонью, она так же пристально разглядела его. Пока они мчались как сумасшедшие через лес, жестокая рука сильно прижимала ее, и Зинаида даже испугалась, что у нее будут сломаны ребра.
Она от всего сердца надеялась, что незнакомый офицер хорошенько отплатит разбойнику за его дерзость. Это будет особенно приятно после того, как Ладислас хвастал, будто ни один из царских воинов с ним не справится. У Зинаиды и теперь были причины радоваться, потому что храбрый незнакомец успел доказать несправедливость этих утверждений. Она уже представляла себе, как жестокого разбойника свяжут, точно дикого зверя, и поведут в застенок. Но к этим фантазиям примешивалась тревога, заставлявшая Зинаиду хмурить брови и молиться о благополучном исходе для ее спасителя.
Долгий, сладостный стон слетел с ее губ, когда она погрузилась в ароматную воду. Несколько минут она с наслаждением расслаблялась в горячей воде, которая врачевала ее тело и ноющие мышцы, а затем начала намыливать и тереть тело. Поднимая поочередно то одну, то другую ногу, она старательно покрывала их пеной, так что вскоре сидела почти по уши в белоснежных мыльных пузырях. Это занятие успокоило ее нервы и она почти забыла о своих страхах.
Вымыв волосы, Зинаида перекинула их через край чана и выгнула спину, чтобы смыть пену чистой водой из ведерка. Снова расслабившись в теплой воде, она выжала мочалку себе на плечи. Маленькие ручейки заструились по белым пенным холмам, оставляя в них тонкие дорожки, пока, наконец, не явили розоватому свету блестящие от воды прелестные округлости девичьего тела.
Зинаида наслаждалась роскошным купанием, пока не осознала, что уже, должно быть, совсем поздно. Но она решила не уходить, пока не получит последнего удовольствия — купания в прохладном бассейне. Взявшись руками за края ушата, она быстро поднялась, отчего груди ее колыхнулись и подпрыгнули. Вдруг странный звук, похожий на громкий глоток, донесся со стороны бассейна. Не на шутку встревоженная, Зинаида стала внимательно вглядываться в клубящийся над водой пар. Какое-то движение почудилось ей возле спускающихся в воду ступеней, и она в ужасе повернула туда голову, но тут же с облегчением рассмеялась, увидев, что это всего лишь лягушонок.
— Ах, это ты, дружок, подсматриваешь, — ласково пожурила она его и плеснула в его сторону остаток воды из ведра. Лягушонок ускакал в темноту.
Убедившись, что никто не нарушил ее уединения, Зинаида еще раз окатилась водой. Теперь в бане было достаточно жарко, и из пор выступил пот. Зинаида перешагнула через край чана, спеша окунуться в прохладный бассейн.
Спустившись по ступенькам, она чуть не запела от удовольствия и прилива бодрости, мысленно похвалив трактирщика за то, что он догадался устроить такой глубокий бассейн прямо внутри банного домика. Ведь ее мать-англичанка так и не привыкла к русским обычаям купаться нагишом в открытых водоемах, а тем более охлаждаться в сугробах снега. Она заставила отца Зинаиды устроить баню прямо в доме, и девочка с самого раннего детства воспитывалась в стыдливости. Когда же обстоятельства вынуждали ее пользоваться общественными банями, Эли особо заботилась о полном уединении, выставляя снаружи Степана и Джозефа. Но нынче Зинаиде не хотелось терзать своих уставших слуг, да у нее и не было в этом необходимости, поскольку майор Некрасов держал своих людей в строгости.
Зинаида неторопливо плыла вперед, и сгущающийся пар все плотнее окутывал ее по мере продвижения к дальнему концу бассейна. Ее длинные волосы, словно огромный черный веер, распластались у нее за спиной по поверхности воды.
Внезапно Зинаида ахнула и в ужасе отпрянула, потому что рука ее наткнулась на чье-то тело, а точнее — на чью-то широкую, покрытую волосами грудь! От неожиданности она резко ушла под воду, но тут прикоснулась бедром к нижней части чужого тела и, объятая паникой, начала судорожно грести обратно. При этом двигалась она не грациознее коровы, то, ныряя, то снова всплывая на поверхность и громко кашляя. Сильные руки протянулись к ней, чтобы подхватить под локти и приподнять, но она оттолкнула их, уверенная в том, что ее вот-вот изнасилуют.
Однако, освободившись от помощи, Зинаида опять начала тонуть. На сей раз — в непосредственной близости от мужчины. Завидев под водой его мускулистый торс, она вдруг осознала, что успела наглотаться воды. И теперь, когда мужчина обхватил рукой ее талию и вытащил на поверхность, она, обвив его шею руками, начала хватать воздух ртом и надрывно кашлять. В полном смятении она даже не обратила внимания на то, что грудь ее тесно прижимается к крепкой груди незнакомца, а бедра весьма интимно льнут к его сильным ногам. Впрочем, его возбуждение осталось для нее незамеченным, поскольку, прежде всего ей необходимо было откашляться и восстановить дыхание.
Волнение Зинаиды немного улеглось, как только она ухитрилась отфыркаться и осторожно вдохнуть. Наконец до нее дошло, что мужчина смотрит на нее как-то странно и немного насмешливо. Рассердившись и не находя ничего смешного в данной ситуации, она откинула голову и посмотрела на него высокомерным взглядом, совершенно позабыв, что находится в его объятиях абсолютно нагая. С длинных волос струилась вода и стекала тонкими ручейками по лбу и склеенным в острые иголочки ресницам, мешая как следует разглядеть мужчину. Густой пар делал все вокруг каким-то нереальным, но Зинаида понимала, что искаженные черты лица этого человека — вовсе не результат плохой видимости. Надо было иметь поистине провидческий дар, чтобы с уверенностью сказать, действительно ли перед тобой человеческое создание.
Зинаида быстро, но внимательно рассмотрела его изуродованное лицо. На лбу у него красовалась огромная шишка. Кожа тут была оцарапана, а опухоль наплывала на веко, почти закрывая глаз. Верхняя губа тоже раздулась, а чуть выше, на щеке, чернел еще один уродливый кровоподтек. Однако словно в доказательство, что в нормальном состоянии это лицо вовсе не такое уж уродливое, подбородок его был волевым, а нос — орлиным. Пряди коротких, слипшихся от воды волос оттеняли серо-голубые глаза. Даже в этой плохо освещенной бане, казалось, стало немного светлее, как только кривая улыбка появилась на его разбитых губах.
— Простите меня, сударыня, я не хотел вас напугать, — проговорил он. — Тем более не хотел смущать вас. Поверьте, миледи, я даже в самых смелых мечтах не мог представить, что мое купание будет прервано появлением столь редкостной красавицы. Я был буквально ослеплен и никак не мог отказаться от такого соблазна.
Зинаида едва ли заметила, что он говорит по-английски, но в запальчивости ответила на том же языке.
— Вы шпионили за мной и не предупредили о вашем присутствии, — упрекнула она, — вот и все, сударь! Для чего вы тут? Неужели вы собираетесь использовать меня в своих дьявольских целях?
— Оставьте это, миледи. Я пришел сюда, как только освободился. Нескольким из моих людей требовалась помощь. К тому времени как я перевязал их раны, большинство солдат уже ушли из бани, а потом, после ухода священника, я решил, что могу побыть один, и немало удивился, увидев вас. Ваше появление слишком смутило меня и даже лишило дара речи. Немного погодя я понял, что я вас вижу, а вы меня — нет. — Он пожал широкими мускулистыми плечами. — Это оказалось чересчур сильным искушением для солдата, давно тоскующего по дамскому обществу.
— Что ж, сударь, — гневно вскричала Зинаида, — мне вполне понятно, отчего вы так возбудились! Разве вы не соображаете, что джентльмену следовало объявить о своем присутствии, прежде чем леди начнет раздеваться?!
Опухшие губы снова улыбнулись, а глаза озорно блеснули.
— Увы, моя госпожа, я отнюдь не святой. Мне очень понравилось лицезреть вашу безупречную красоту. Клянусь жизнью, я просто не смог отказаться от такого зрелища. Но не будь я джентльменом до кончиков ногтей, я бы наверняка воспользовался сейчас столь соблазнительной близостью… — Он прижал ее чуть теснее, а Зинаида безуспешно попыталась вырваться из его рук. Девичьи бедра уперлись ему ниже пояса, заставив дыхание на миг остановиться, а кровь быстрее побежала по жилам… Он замер, боясь потерять голову, и с некоторым усилием заговорил мягким голосом:
— Поскольку сегодня вечером я уже спас вас от беды, то кажется, мне следует и впредь заботиться о вашей безопасности.
— Спасли меня? — потрясенно проговорила Зинаида. — Значит, вы…
— Вы уехали, так и не дав мне возможности представиться, миледи, — упрекнул он и сразу перевел взгляд на гладкую блестящую кожу ее мягкой, прильнувшей к нему груди.
Едва ли за всю его жизнь был еще хоть один миг подобного мучительного искушения, когда необходимость сохранять невозмутимый вид приходила в столь чудовищное противоречие с его желаниями. Если бы он нечаянно выдал всю глубину своего волнения, Зинаида тут же поспешно выскользнула бы из его рук. Но она не замечала красноречивых признаков мужского возбуждения. Это могло означать либо то, что перед ним еще совсем невинная девушка, либо наоборот — женщина весьма искушенная и совершенно лишенная застенчивости.
— Должен указать вам на вашу невежливость, сударыня, несмотря на то, что на вас так приятно смотреть и еще приятнее обнимать вас, — добавил он.
— Едва ли сейчас время рассуждать о дурных манерах, сударь! Отпустите меня немедленно!
Зинаида забилась в кольце его рук и была сильно удивлена, когда они вдруг сами собой разомкнулись. Угроза нового погружения под воду заставила ее крепче прежнего обвить шею мужчины и мгновенно залиться горячим румянцем при виде его улыбки. Недовольно заворчав, она оттолкнулась от него и поплыла к выходу из бассейна. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что незнакомец лениво гребет саженками, почти не отставая от нее. Зинаида вбежала по ступеням и домчалась до скамейки, где лежал ее халат. Встряхнув его, быстро влезла в рукава и запахнулась.
Будучи теперь во всеоружии, Зинаида обернулась к офицеру, который как раз поднимался по каменным ступеням из воды. Она внимательно наблюдала за ним, чтобы не оказаться застигнутой врасплох. Этот человек был великолепно сложен. Столь же высок, как Ладислас, но мускулист и ловок. Вспоминая, с каким проворством и силой он сражался против целого отряда грабителей, Зинаида думала, какие же упражнения позволили ему так замечательно овладеть воинским искусством. На груди его и на ребрах рельефно проступали мышцы, тогда как в талии и бедрах он был узок и строен…
Зинаида громко ахнула от неожиданности, когда над краем бассейна показались его чресла, и быстро отвернулась, чувствуя, что щеки у нее загорелись. Ее девственная невинная душа пережила в ту минуту настоящее потрясение. Несмотря на многочисленные путешествия и дорожные приключения, ее всю жизнь старательно оберегали от всяческих неожиданностей. И хотя прожила она на свете уже два десятка лет, ей впервые довелось увидеть совершенно нагого мужчину. Впрочем, его, кажется, ни капли не смутило присутствие дамы.
Зинаида услышала мягкий смешок, раздавшийся прямо у нее за спиной, и обернулась, внезапно испугавшись, что придется защищаться. Но он подошел, только чтобы взять свою одежду, оставленную на соседней лавке. Старательно избегая смотреть вниз, девушка бросила на него полный негодования взгляд и тут же снова резко отвернулась. Несколько мгновений она стояла, храня угрюмое молчание и продолжая сердиться. Как он посмел не объявить о своем присутствии, видя, что она раздевается?!
— Теперь можете поворачиваться, — великодушно сказал офицер.
— Отлично! Воспользуюсь возможностью поскорее уйти отсюда! — гневно заявила Зинаида. Она чувствовала, что ему нравится все происходящее, хотя ее саму это безумно смущало. Бросив на него еще один укоризненный взгляд, она начала собирать вещи. — Прекрасная идея! Шпионить за мной, как какой-нибудь подлый вор! Да вы самый отъявленный мошенник из всех, кого я в последнее время встречала!
— Во всяком случае, если считать с сегодняшнего вечера, — криво улыбаясь разбитыми губами, согласился незнакомец и, пожимая плечами, спросил: — Или вам общество того разбойника милее, чем мое?
— Осмелюсь сказать, сударь, что Ладислас мог бы поучиться у вас некоторым грубым манерам! — Любопытство взяло верх, и Зинаида сделала паузу, чтобы украдкой посмотреть на него еще раз. — А кстати, что там случилось с этим негодяем?
Офицер заговорил резко и гневно:
— Этот трусливый мерзавец сбежал сразу после вас. И взял мою лошадь! А это очень ценное и благородное животное! Поверьте, я даже не знаю, что бесит меня сильнее: то, что этот гад от меня улизнул, или то, что он украл моего коня! Если бы я не пытался помочь вам, то, может, и сумел бы поймать этого разбойника. Но чем же вы меня отблагодарили? Ничем! Даже не подумали о моей дальнейшей судьбе и не послали кого-нибудь на поиски. Если бы мои товарищи не обшарили окрестности, я бы до сих пор брел по лесу! Так что, сударыня, я здесь отнюдь не вашими стараниями!
Зинаида вздернула подбородок. Этот менторский тон задел ее за живое.
— Так вы, значит, ужасно скорбите о своей потере?
— А то, как же?! Едва ли я найду еще такого прекрасного помощника на поле брани, как этот!
— Поутру я прикажу майору Некрасову оставить вам лошадь Ладисласа, — величественным тоном проговорила Зинаида. — Надеюсь, это вас утешит.
Он язвительно усмехнулся:
— Вряд ли! Мне пришлось отдать кругленькую сумму, чтобы выписать из Англии моих лошадей…
— Из Англии? — удивленно повторила Зинаида и только тут поняла, что говорит с коренным англичанином — он произносил слова с небрежностью, на которую способен лишь человек, пользующийся родным языком. — Так вы из Англии?
— Я думал, вы это раньше заметите! — с сарказмом отозвался он.
— Но вы вели русский отряд… — начала было Зинаида и тут же вспомнила, что говорил Ладислас об иноземцах на царевой службе. — Так вы — английский офицер и служите у нашего государя?
Хотя англичанин был одет лишь в исподнее, он любезно поклонился. После такого поклона следовало бы щеголевато щелкнуть каблуками или даже звякнуть шпорами, но, увы, сейчас на нем ничего такого не было.
— Полковник Тайрон Босворт Райкрофт к вашим услугам, боярышня. Английский рыцарь, а ныне — командир Третьего гусарского полка его царского величества. А вы…
— Здесь не место для официальных представлений, полковник, — поспешно ответила Зинаида, не желая называть свое имя.
Она представила себе, как этот иноземец хвастает своим соратникам и друзьям нынешними похождениями, безвозвратно губя ее репутацию.
По опухшим губам англичанина пробежала улыбка.
— А вы — боярышня Зинаида Александровна Зенькова, — вкрадчиво сказал он. — Едете в Москву, где вас отдадут под опеку княгини Анны Тарасовны, родственницы царя.
Рот у Зинаиды открылся от удивления, но она быстро взяла себя в руки и сказала:
— А вы обо мне много наслышаны, сударь.
— Не случайно, — ответил Тайрон самоуверенно. — Как только мы прибыли сюда, сразу выяснилось, что вы тоже остановились на этом постоялом дворе, и я начал расспрашивать вашу охрану. Майор Некрасов, правда, не захотел со мной говорить, но сержант оказался более любезным собеседником. Я с радостью узнал, что вы не замужем, и тем более не за тем надутым маленьким выскочкой, который ведет себя точно ваш компаньон и даже набрался наглости требовать, чтобы я освободил баню для него! Он сделал мне одолжение, когда сам убрался отсюда. Однако по его презрительному тону я понял, что он мнит о себе чересчур много. Или, может быть, лелеет надежды каким-то образом улучшить за ваш счет свое положение. — Полковник выгнул ту бровь, что не пострадала в битве, и пристально уставился на Зинаиду.
Несмотря на страшное желание отрицать всякую причастность к Ивану Воронскому, Зинаида решила не удовлетворять любопытства этого офицера. Ей казалось, что гораздо благоразумнее будет не давать ему лишних сведений о себе, чтобы впредь он не стал надоедать ей или смущать ее.
Подхватив сумку, она пошла к выходу, но полковник преградил ей путь. Его изуродованный рот насколько мог ласково, улыбнулся:
— Вы позволите мне еще увидеться с вами, боярышня?
— Это невозможно, полковник, — холодно возразила она. — Я должна завтра же утром отправляться далее.
— Но я тоже, — мягко заверил ее Тайрон. — Мы ведь в этих краях только ради полковых учений и собирались быть в Москве завтра к вечеру.
Однако Зинаида и не думала уступать:
— Княгиня Анна вряд ли одобрит это.
— Но вы же не… помолвлены?
Тайрон даже дыхание затаил в ожидании ответа. Он не понимал, почему вся боль пережитого вдруг забылась, почему он снова позволяет женщине зажечь в его сердце огонек надежды. Он знал только, что будет горько разочарован, если придется уступить ее другому.
— Нет, полковник Райкрофт.
— Тогда, с вашего позволения, боярышня, я счел бы за честь ухаживать за вами.
Тайрону не терпелось наладить с ней отношения, хотя он и отдавал себе отчет в том, что слишком торопится. Несмотря на свои тридцать два года, при виде этой красы он был охвачен азартной страстью и теперь вел себя как какой-нибудь игривый щенок. Правда, прошло уже некоторое время с тех пор, как он любил женщину. Но ни одна из них, даже прекрасная светловолосая Ангелина, не была столь же восхитительна и в одежде, и совсем без оной.
— Вы очень любезны, полковник. — Зинаиду изумила его просьба, и она порадовалась, что темнота скрывает прихлынувшую к щекам краску. Она помнила, как красиво его тело, и каким оно казалось теплым, когда она прижалась к нему в бассейне. Но положительный ответ на его мольбы был абсолютно невозможен по многим причинам. В частности, потому, что ее опекунша, как говорили, на дух не выносит иноземцев. Зинаида предусмотрительно решила смягчить свой отказ. — Я должна обдумать ваше предложение, полковник Райкрофт. А потом, конечно, мне придется испросить соизволения княгини Анны.
— Я буду ждать, миледи. А сейчас позвольте откланяться.
Тайрон отвесил еще один почтительный поклон и слегка вытянулся, когда Зинаида проходила мимо него к выходу. Ее шелковый влажный халат слегка прилипал к бедрам, которые покачивались при ходьбе с божественной грацией. Это напомнило ему о том мгновении в бассейне, когда его рука коснулась ягодиц Зинаиды и она в безумном страхе прижалась к нему. Его давно не удовлетворенные страсти отнюдь не остыли после этой изумительной близости. Он понял, что ему предстоит долгая бессонная ночь, полная страстных желаний и соблазнительных грез.
Дверь открылась с тем же тихим скрипом, который недавно объявил о приходе Зинаиды, а потом закрылась снова, предоставив Тайрону задумчиво смотреть на дубовые доски. Он прислушивался к удалявшимся шагам, а тем временем иное видение пришло ему в голову, мрачное и холодное: болезненное воспоминание о той могильной плите, над которой он невнятно бормотал последнее горькое «прости» своей покойной жене.
Тихо чертыхнувшись, полковник Тайрон Райкрофт отвернулся. Что за дурацкий каприз снова толкнул его на этот пагубный путь? Как мог он уповать на то, что сможет доверять другой женщине? Особенно теперь, не успев еще исцелить собственные поруганные чувства? Не избавившись даже от навязчивых воспоминаний? Горечь, которую он запрятал в самый дальний уголок памяти, вырывалась наружу. С глухим стоном Тайрон вышел из бани.
Палящее светило еще не успело встать со своего ложа и коснуться измученной земли жгучими лучами, как Зинаида подняла с постели начальника охраны и попросила его поторопиться с отъездом. На многочисленные вопросы изумленного майора Некрасова она ответила, что ей хочется поскорее закончить это утомительное путешествие. Она не посмела признаться, что боится излишнего внимания нежданного ухажера, а потому спешит уехать, пока он не проснулся и не стал снова искать встречи с ней.
— Да, и оставьте жеребца полковнику Райкрофту, — велела она, когда майор сопровождал ее к ожидавшему экипажу. — Это самое большее, чем я могу отплатить ему за мое спасение.
Эли все еще была очень слаба, так что Степану пришлось на руках отнести ее в экипаж. Зинаида заботливо подложила подушки в уголок сиденья и заставила служанку улечься поудобнее, после чего та вновь провалилась в сон.
Зинаида уселась на противоположном конце скамьи и прикрыла глаза, отказываясь вступать в разговоры с Иваном. Возницу она также просила не тратить на это времени в последний день дороги, а следовать тем путем, который укажет Иван — пускай более опасным и неудобным, зато самым коротким.
Как только они снова тронулись в путь, Зинаида с облегчением вздохнула. Она была уверена, что больше никогда не увидит этого иноземного повесу. Зинаида от всей души надеялась, что он не станет рассказывать о вчерашнем происшествии всем любопытствующим. Довольно и того, что она сама никак не может избавиться от воспоминаний о том, что происходило в бане. Не дай Бог, еще по Москве поползут какие-нибудь слухи.
Полчаса спустя командующий Третьим гусарским полком его царского величества встал с койки и потянулся, морщась от легкой мышечной боли. Потом, пошатываясь, прошел нагишом через крохотную комнатушку, вполне, однако, годную для ночлега, и по пути разбудил своего соседа по «апартаментам» и сослуживца. Проворчав приказание, Тайрон принялся одеваться, а его подчиненный, зевая и потягиваясь, стал искать свечку, чтобы зажечь ее.
А еще через полчаса первые проблески зари окрасили небо на востоке в серо-голубой цвет. Полковник Райкрофт сунул помятый шлем под мышку и спустился вниз, чтобы учинить смотр своим людям, уже ожидавшим во дворе. Как только он вышел на улицу, глаза его сами устремились к воротам — туда, где он в последний раз видел экипаж боярышни. Но, увы, ничего на этом месте не было, кроме вороного жеребца Ладисласа, привязанного у калитки. Сдавленное ругательство слетело с губ офицера, когда он оглянулся на дорогу, хотя и понимал, что ничего там не увидит.
Сбежала! Окончательно убедившись в этом, Тайрон не выдержал и снова тихо выругался. Он должен был понимать, что спугнет ее своим проклятым горячим темпераментом! Полез к ней, точно озабоченный кобель к течной сучке! Разве можно теперь упрекать ее за стремление держаться от него подальше?
Медленно выдохнув, Тайрон попытался обуздать раздражение. Солдаты ждали его приказов, а после целой недели беспрекословного подчинения его железной воле, и в особенности после того, как они разогнали целую шайку разбойников, эти воины заслуживали хорошего обращения. Да и что значит какая-то там девица? Ведь он без труда оплатит любую красотку в городе. Правда, ему не раз уже приходилось отгонять от себя этих бесстыдниц, которые таскаются либо за полками, либо по иноземным слободам, предлагая свои услуги всем мужчинам. Возможность в любой момент воспользоваться тем, чего уже отведали почти все солдаты царской армии, совершенно его не вдохновляла. Нет, он не жаждал грязных, бесстыдных ласк от первой попавшейся шлюхи. Несмотря на то, что ему вовсе не хотелось вновь угодить в сети брака, он мечтал разделить пылкую страсть с такой женщиной, с которой его связывало бы родство душ. По сути дела, он нуждался в любовнице, которая была бы верна ему и не пыталась пробовать силу своих чар на ком-то еще.
— Боярышня Зенькова оставила тебе коня, полковник, — сообщил капитан Григорий Тверской, показывая большим пальцем себе через плечо. — Может, не хуже твоего будет?
— Боюсь, Ладислас все же выиграл от этой сделки, — ответил Тайрон. — Но ничего, не в последний раз мы с ним виделись.
— Снова будешь искать его?
— Не сейчас, — успокоил своего помощника Тайрон. — У меня в Москве много дел. Вот разберусь, тогда и займусь Ладисласом.
— Разве не приятно рапортовать о таких подвигах, какими покуда никто во всей дивизии не может похвалиться, а, полковник? Мы ведь убили тринадцать бандитов Ладисласа и притом не потеряли ни одного из своих! Эх, вот бы мне дозволили рассказать царю-батюшке об этой битве! Сомневаюсь, что генерал Вандергут скажет все как надо. — Быстрая улыбка мелькнула по губам капитана. — Он ведь твоими победами хвастает, полковник, а милости да награды на него сыплются.
— Голландец весьма озабочен своим будущим в этой стране, — вслух подумал Тайрон, прищуриваясь на горизонт. — Тут ему платят намного больше, чем где бы то ни было прежде, не мудрено, что он не хочет потерять свой контракт раньше времени. Вот и приходится пускать пыль в глаза.
— За твой счет, полковник, — напомнил Григорий. Тайрон положил руку на плечо младшему офицеру:
— Генерал всегда отвечает за все, что происходит в дивизии, Григорий, за плохое и хорошее. Вандергут понимает, что царь постоянно и пристально следит за иноземными офицерами. Все наши подвиги и в прямом и в переносном смысле неизменно сказываются на нем. — Тайрон пожал плечами и подмигнул, пытаясь улыбнуться, отчего его распухшая губа треснула. — Так-то вот! Наверное, потакая его привычке отнимать чужую славу, которой он не заслужил, мы сами сильно проигрываем в глазах царя. Однако, товарищ мой, нам следует спокойнее относиться к поведению нашего генерала, так как у нас просто нет иного выхода.
Григорий тяжко вздохнул:
— Мне уже надоела эта бестолочь, полковник. Я вот гляжу на вас обоих и вижу, что ты куда умнее его. А генерал Вандергут все твои идеи выдает за свои. Я же не слепой. Вижу, как ты все время удерживаешь этого горе-вояку от самых тяжелых ошибок.
Тайрон довольно долго молчал, а потом ответил:
— Я более опытен в боях, друг мой, но я уверен, что генерал Вандергут не был бы сегодня здесь, если бы совершенно ничего не умел.
— Как знать! — презрительно фыркнул Григорий. У него явно было иное мнение о генерале.