Навсегда в твоих объятиях

Глава 22

Горожане теснились, пропуская ехавших по Красной площади запыленных всадников. Между двумя шеренгами кавалеристов шли плохо одетые воины. На телеге, восседая на пышной подстилке из сена, ехали две женщины. На руках у одной из них был грудной ребенок. Вторая куталась в просторную теплую накидку. За телегой двигались пушки, а замыкала шествие вереница повозок, две из которых везли раненых.

Все это и увидел князь Алексей, вылезая из саней. Он ахнул, узнав в одной из женщин, сидевших на телеге, ту темноволосую красавицу, которую велел выкрасть из дома Натальи Андреевны. Но еще удивительнее было то, что ее похититель ехал рядом на лошади, словно предводительствовал своими войсками и готовился принять заслуженную награду за подвиг.

В груди у Алексея похолодело, а дыхание пресеклось. Только сегодня утром Анна испуганно жаловалась, что царь зовет ее во дворец для объяснений по поводу предательства Ивана Воронского. Теперь она боялась, что ее ждет суровое наказание за тесные связи со шпионом. Оставалось лишь клясться и заверять, что она не имела никакого представления об истинных намерениях этого человека.

И вот английский полковник снова здесь. Вся жизнь пронеслась перед мысленным взором Алексея, и словно похоронный колокол ознаменовал роковой час в его судьбе. Ведь царь Михаил предупреждал его, но он легкомысленно ослушался. Вместо этого он, князь Алексей, решил похитить Зинаиду, словно дурак, стремящийся поскорее расстаться со своей головой: От страха сердце затрепетало у него в груди.

Толпа быстро прибывала. Все слышали о военном успехе солдат, что шли сейчас через площадь. Майор Некрасов доложил царю обо всем заранее, и монарх вынес дело на рассмотрение Земского собора. Вскоре весть разнеслась далеко за пределы Кремля, и уже вся Москва увлеченно обсуждала случившееся. С таким блеском одержать победу над превосходящими силами противника (а поговаривали, что поляков было, по крайней мере, раз в пять больше), разрушить планы по свержению не только святейшего патриарха, но и самого царя… Что ж, это настоящий подвиг!

Алексей скрежетал зубами. Ему ненавистна была эта ликующая толпа. Сейчас, когда все вокруг славили английского полковника и этого варвара Ладисласа, он чувствовал себя оскорбленным, как никогда в жизни. С каким бы наслаждением он смотрел, как вороны клюют, кусок за куском, тела этих людей! Ведь они украли у него то, что ему было дороже всего на свете!

— Простите! Простите!

Алексей удивленно оглянулся на толкнувшего его иноземного офицера, торопливо протискивавшегося мимо. Он торопился так, словно за ним гнались все демоны преисподней, и все время оглядывался.

— Простите! — снова сказал он и уже совсем было миновал князя, как вдруг из толпы к нему воззвал женский голос:

— Эй-эй, Эдвард! Постой! Мне нужно с тобой поговорить! Погоди!

Тот, кого назвали Эдвардом, отчаянно рванулся вперед, чуть не сбив Алексея и каким-то чудом растолкав плотную толпу. При этом он то и дело бормотал:

— Дурак! Дурак! Разве тебя не предупреждали? Так ведь нет же, ты, тупица! Надо было тебе связываться с этой генеральшей! Ну и влип, же ты теперь! Прощай, карьера!

Та, что звала его издали, явно заволновалась:

— Эдвард Уолшворт! Ты не скроешься от меня, если я пущу по твоему следу генерала!

Эдвард раздраженно зарычал, и Алексей удивленно приподнял бровь — настолько быстро молодой человек, который только что бормотал все эти проклятия, превратился в кавалера, страстно желающего переговорить с этой дамой. Круто повернувшись, он широко раскинул руки и радостно направился к ней, точно был ужасно счастлив ее видеть:

— Ах, Алета! Как же ты прекрасна, мой драгоценный маленький цветок!

Алексей пригляделся к этой паре, чтобы увидеть, кто же стал причиной такого смущения офицера. Женщина говорила, не снижая голоса, так что князь слышал каждое слово. Собеседники, очевидно, сочли, что если говорить по-английски, то никто из окружающих ничего не поймет. Но гораздо сильнее насторожился Алексей не от содержания разговора, а от звука этого голоса…

— Ах ты, гадкий! Если бы я не знала тебя, то подумала бы, что ты меня избегаешь. Вот скажу Винсенту, что нужно искать тебя, а не этого Райкрофта! Напрасно ты считаешь, что я стану молчать, если ты и дальше будешь прятаться. Учти, я созову всех чертей из преисподней и скажу им, что это ты — отец моего ребенка! Ведь это действительно твоя вина. Я же велела тебе быть осторожнее, так нет! Ты вел себя глупее школяра, который впервые дорвался до девки! Так вот, я хочу, чтобы ты что-нибудь предпринял, слышишь?

Подполковник Эдвард Уолшворт лишь пожал плечами:

— Но, Алета, откуда ты знаешь, что это мой ребенок? Ты ведь встречалась еще и кое с кем из русских, разве нет? Я точно помню, как ты говорила, что подшутила над князем, сказав ему, что ты — дочка этого старого генерала и к тому же невинная девственница. Неужели при всей твоей соблазнительности он так и не лег с тобой в постель? — Эдвард говорил теперь с легкой издевкой. — И потом, если даже этот русский не виноват, то, может быть, твой муж? Ведь ты же еще не выбросила его из своей постели!

— Ах ты, мерзавец! Ты у меня не отвертишься! Винсент страдает неизлечимой болезнью и просто не способен выполнять свои супружеские обязанности. Наверняка он подцепил эту заразу от одной из шлюшек, с которыми вечно путался, хотя ему хватило наглости попытаться обвинить меня!

Удивленные восклицания почти одновременно вырвались у Алексея и Эдварда, как только до них дошел смысл сказанного. Алексей оглянулся, охваченный ужасом, а Эдвард рявкнул:

— Черт тебя побери, женщина! Какой же гадиной надо быть, чтобы тащить мужика к себе в постель, зная, что наградишь его болезнью!

Алета громко взвизгнула:

— Что?! Стало быть, ты думаешь, я тоже заразная? Да как ты смеешь? Меня еще никогда так не оскорбляли!..

Разъяренный Эдвард склонил к ней искаженное гневом лицо:

— Ты так жадно охотишься за любовниками, Алета, что неизвестно, скольких еще ты успела заманить в эту ловушку!

Алексей окаменел от ужаса и стал пробираться сквозь толпу. Выбравшись, он неровной походкой, покачиваясь, побрел к своим саням. Лицо его посерело и осунулось. Он тяжело опустился на сиденье, думая лишь об одном — его снова обманула женщина.

Он не помнил, как добрался до дома. Пошатываясь, вошел внутрь и приказал принести водки, а также горячей воды наверх, в спальню. Слуги помчались исполнять приказ, и вскоре горячая ванна была готова. Алексей отослал лакея и разделся.

Он сел в ушат и принялся отчаянно скрести себя мочалкой. Потом, откинувшись на край ушата, опрокинул в рот едва ли не треть штофа с водкой. Наконец Алексей вылез из воды, разгоряченный, слабый и совершенно пьяный. Отшвырнув бутылку, на ватных ногах добрел до постели и повалился лицом вниз. Потом он стал бормотать что-то насчет ужаса, что довелось ему испытать в детстве, когда отец на его глазах взял нож и покончил с собой.

В тот вечер Анна не вернулась домой, а слуги так и не посмели подняться к господину. На следующее утро, когда возле дома остановились всадники, а через секунду в ворота сильно застучали, все вздохнули с облегчением. Борис помчался отпирать, но тут же в изумлении отпрянул, увидев английского полковника и троих его офицеров, беспардонно ввалившихся прямиком в сени. На сей раз, англичанин изъяснялся по-русски. Он сказал, что пришел увидеться с хозяином дома.

— Князь Алексей наверху. — Голос слуги дрогнул, и он указал в ту сторону, где были покои хозяина. — Он не сходил вниз со вчерашнего дня. Только велел приготовить ему ванну. Барин был, сердит, и мы не посмели его беспокоить.

— Ничего, я посмею! — прорычал Тайрон и помчался вверх по лестнице.

Его спутники поспешили следом.

Борис семенил позади всех, умоляя офицеров быть осторожнее, если они дорожат своими жизнями.

— Князь Алексей может оказаться раздетым… с женщиной… К нему никто не смеет врываться. Он уже не в первый раз запирается один, но обычно хотя бы просит принести наверх еду для него и его гостьи.

Тайрон криво усмехнулся:

— Кажется, ты слишком долго служил этому подонку, дружище. Но сегодня он у меня поплатится за все сразу! Царь повелел, чтобы мы препроводили твоего хозяина в темницу, и я с удовольствием исполню это поручение.

Полковник остановился перед дверью, на которую указал ему слуга. Дернув за ручку, Тайрон понял, что замок заперт, но, поднажав плечом, мигом высадил его. Стремительно влетев внутрь, он сумел остановиться лишь на середине комнаты. Взгляд его приковало отвратительное зрелище. Он был опытным воином, но за все время службы не видел ничего более тошнотворного. В ужасе Тайрон глядел на сумасшедшего, который так жестоко разодрал свое тело, прежде чем покончить с собой.

Развернувшись, полковник медленно зашагал к выходу, где ждали его спутники. Григорий всматривался ему в лицо, но Тайрон лишь головой покачал. Даже без слов, по одной только брезгливой гримасе, скривившей его губы, ясно было, что он увидел в комнате нечто ужасное. Борис хотел, было пройти к хозяину, но полковник остановил его:

— Мы сейчас сами завернем тело князя в простыни и спустим вниз. Надо положить его на холод, пока не похороните.

Зинаида стояла у окошка, с нетерпением ожидая возвращения мужа. Час назад в дом Натальи Андреевны явились Григорий и два офицера, которые привезли Тайрону специальное поручение царя арестовать князя Алексея. Тайрон с радостью узнал об этом решении государя, а Зинаиду эта миссия обеспокоила, потому что она не знала, на что способен Алексей, увидев своего заклятого врага. Она не могла забыть, как угрожал князь ее мужу незадолго до того, как Тайрон уехал разыскивать Ладисласа. В своей ненависти к иноземцам Алексей доходил до фанатизма и готов был убить или хотя бы изуродовать ненавистного англичанина. Зинаида не сомневалась, что, покончив с полковником, князь скроется, чтобы избежать наказания. Он был похож на змею в траве, которая отравляет смертельным ядом, а потом ускользает невидимкой, чтобы снова притаиться в ожидании очередной жертвы.

При виде одинокой фигуры всадника, ехавшего на взмыленной лошади по улице, у Зинаиды перехватило дыхание от радости. Она ни с кем не перепутала бы эту гордую, ладную посадку. Муж ехал на своем верном коне, которого забрал у Ладисласа. Она стояла, прижав дрожащие пальцы к улыбающимся губам, и смотрела на него сквозь слезы радости, потому что он был жив и здоров.

Но, увидев, что лицо его странно мрачно, она вдруг почуяла неладное и тут же поняла, что он вернулся гораздо раньше, чем предполагалось. Если бы ему удалось арестовать Алексея, то пришлось бы еще везти его в Кремль.

Сомнения и неуверенность охватили ее. То, что Алексей мог ускользнуть, тревожило сильнее всего. Она словно очнулась от ночного кошмара, но никак не могла отделить сон от яви, а потому не знала, грозит ли ей какая-то опасность. Она лишь надеялась, что не окажется снова в темном, мрачном, ужасном склепе страха, узнав, что Алексей опять на свободе и готов нанести им следующий удар из своего нового убежища.

— Он уже далеко, — прошептала Зинаида, стараясь успокоить себя. — Он не посмеет вернуться. Наверное, ищет какую-нибудь щель, чтобы спрятаться от царя и царевых слуг.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Зинаида увидела, что муж ее уже свернул в сторону конюшни. Глупо было изводить себя такими ужасами, даже не зная, что на самом деле произошло. Она так радовалась, оказавшись дома, и верила, что больше Алексею никогда не удастся похитить ее. После этой счастливой ночи, проведенной с мужем, ей казалось, что она парит на мягком облаке, на седьмом небе. Теперь же, охваченная тревогой, она словно спустилась оттуда в преисподнюю.

Зинаида нахмурила брови и тревожно прислушалась. Почему он так медлит? Обычно, вернувшись, домой в такое время, он оставлял лошадь на попечение конюхов. Во всем доме не слышно было никакого движения, стояла мертвая тишина. Наталья, Эли, Дуняша и Софья ушли на ярмарку. Дом был пуст — явно для того, чтобы не стеснять молодых. Даже слуги, которым Наталья строго-настрого наказала исполнять каждое желание Тайрона и Зинаиды, старательно прятались, пока в них не было надобности.

— Зинаида! — Голос, казалось, раздался из самых глубин дома, как будто с другого конца длинного-длинного тоннеля.

— Да? — отозвалась она.

— Иди сюда, любимая.

— Тайрон, это ты? — спросила она, уже направляясь к лестнице, располагавшейся в глубине дома.

Звали ее по-английски, но голос звучал как-то глухо и сдавленно.

— Ты уже идешь, любимая?

— Да, да, иду! Где ты? Я тебя едва слышу. Пожалуйста, отзовись. Тебе плохо? Ты так странно говоришь.

— Скорее!

Сердце ее забилось. Что-то стряслось! Что-то неладно! Но где же он?

— Я спешу, дорогой! Подожди!

— Жду, но ты торопись…

Она уже бежала по лестнице, спускаясь в баню. Когда она, наконец, оказалась внизу, дыхание ее было тяжелым и шумным. Она не ведала, что ждет ее здесь. И вдруг замерла на месте и ошеломленно уставилась перед собой.

Из самой середины бассейна ей улыбался Тайрон. Отбросив в сторону рупор, с помощью которого Наталья частенько призывала слуг, он поманил жену рукой:

— Идите же ко мне, мадам. Сегодня я в прекрасной форме и думаю, нам пора вместе подумать об удовлетворении вашей просьбы.

— Какой просьбы, сэр рыцарь? — спросила Зинаида, снимая платок, покрывавший ее волосы, и развязывая поясок сарафана.

— Я решил, мадам, что мы должны подумать о возможности нашего дальнейшего сближения…

— Правда, сэр? — На ее губах заиграла соблазнительная улыбка. Движением плеч она сбросила сарафан и переступила через него. Поскорее освободившись от рубашки, она хитро спросила: — Но разве можно быть еще ближе?

Тайрон немного задумался и ответил:

— Меня поразила радость Ладисласа, вызванная рождением сына, и я решил, что мы могли бы подтвердить нашу любовь подобным подарком миру.

— Но я едва знаю вас, сэр, — поддразнила Зинаида, распуская тяжелые косы.

— Так идите же, мадам, и я расскажу вам обо всем, что у меня на уме. Вы же видите, я просто сгораю от нетерпения исполнить свой супружеский долг.

Зинаида едва заметно усмехнулась:

— О, это звучит так странно, точно вы соблазняете меня, сэр рыцарь.

— Я предельно честен с вами, мадам. Клянусь.

— В чем именно? В том, что вы говорите, или в том, что собираетесь зачать со мной ребенка?

— И в том, и в другом, мадам! Идите же в мои объятия.

Бросив чулки на лавку, Зинаида спустилась по ступенькам в воду. Она чувствовала на себе его внимательный взгляд и, улыбнувшись, поплыла к нему. Обняв жену, Тайрон посмотрел в ее влюбленные глаза.

— Отныне мне больше не придется беспокоиться о том, что какой-нибудь сумасшедший разбойник или соблазнитель попытаются украсть тебя у меня. Моим страхам положили конец добровольное решение одного изменить свою жизнь и такое же добровольное решение другого покончить с собой. — Воспользовавшись моментом, когда Зинаида испуганно ахнула, Тайрон жадно накрыл ее губы своими. После долгого поцелуя он немного ослабил объятия, а когда она удобно соскользнула ниже, продолжал тихим шепотом, воодушевленный этими чувственными объятиями: — Да, мадам, больше не нужно бояться Алексея или того, что Ладислас забудет о своей любви к Алене и сыну. Царь простил разбойника и отправил охранять границу, так что вряд ли мы его еще увидим. Даже Анна лишилась своего имущества и статуса, на которые, как родственница царя, имела право. Ей велено возвращаться в дом своих родителей, под их опеку и присмотр. Теперь они будут решать ее судьбу. И если она посмеет ослушаться, то царь лично позаботится о наказание. Она поплатилась за свою неразборчивость, а между тем многие бояре говорят, что она, как никто иной, должна была видеть, что за человек Воронской, поскольку тесно общалась с ним.

— Просто удивительно, как все получилось, — вздохнула Зинаида. — Отныне единственное, что может нас тревожить, это сдержит ли Ладислас свое слово. Мне бы не хотелось, чтобы ты снова был вынужден ехать разыскивать его. Понимаешь, муж мой, я вообще не хочу, чтобы ты оставлял меня.

— Уж теперь это совсем маловероятно, мадам. Царь решил немедленно отослать генерала Вандергута с супругой из Русского государства, а меня просил принять командование дивизией. Так что теперь, любимая, я — бригадный генерал.

Зинаида изумленно вскрикнула и обвила руками шею мужа. Крепко обнимая ее, Тайрон рассмеялся. Он был безмерно счастлив, что она принадлежит ему, и отныне они будут разлучаться очень и очень редко. Потом он вздохнул, жалея, что в Англии им не придется наслаждаться такой роскошью, как настоящая русская баня. Но тут же решил, что непременно исправит это упущение, как только приедет в свое поместье.