— Ну что, тогда. Если ты меня отпустишь, думаю, я найду Дженни и остальных. С тех пор, как мне не разрешено заказать другой напиток и…

Я не успела закончить свою тираду, когда его руки схватили меня за щеки и он поцеловал меня.


Глава 8


Я замерла на несколько секунд, не признавая того, что на самом деле происходило. Его губы один раз нежно коснулись моих, затем второй раз. Я выдохнула, и он сильнее сжал мою челюсть. Затем, когда его рот накрыл мой, вся его нежность исчезла. Он целовал меня осторожно, обстоятельно, как мужчина, который знает, что наслаждение кроется в мелочах. Он наклонял мою голову, исследовал мой рот, и я сдалась ему.

От его вкуса пальцы на ногах поджались и, когда он прижал меня ближе, сталкиваясь своей голой кожей с моей, мой мозг отправился на столь необходимый ему отдых.

Он целовал меня лихорадочно, неистово, будто я была битвой, в которой он хотел победить, со всем безумством человека, которому нечего терять.

Я сжала его затылок и отвечала на поцелуй быстрее и сильнее — желание быстро перерастало в нужду. С его рта сорвался тихий стон, потонувший в нашем поцелуе, его рука оставила мое лицо, чтобы скользнуть по ребрам до середины спины. Пламя следовало за его прикосновением, а когда его пальцы запутались в завязках моего купальника, моя спина изогнулась, прижимаясь ближе к нему.

Он втянул мою нижнюю губу, и я вцепилась пальцами в его плечи. Его губы двинулись от подбородка вниз по шее. Сначала я чувствовала тепло от его дыхания, а затем кончик языка. Он прижал меня к барной стойке, и я обрадовалась поддержке, потому что внезапно почувствовала головокружение.

Я втянула воздух и, даже не смотря на то, что между нами не было пространства, я попыталась придвинуться ещё ближе. Он ощущался твердым напротив моей мягкости и на мгновение мой мозг, будто отделился от тела: я могла видеть, как его руки крепко обнимали меня, а его тело огибало мое, но почувствовать это я не могла. Мир вокруг стал неясным, и с моих губ сорвалось хныканье от мысли, что это все нереально.

Затем его зубы коснулись чувствительной кожи у сонной артерии, и мир вернулся в исходное состояние.

Все было восхитительно реально.

Он мурлыкал в мою шею, движение его рта по моей коже было похоже на иностранный язык — чуждое, непредсказуемое и сексуальное как ад.

Его поцелуи проникали под кожу, разжигая каждое нервное окончание в моем теле, я будто и, правда, была под напряжением: замыкания в моем теле порождали слабость в ногах так, что они почти немели.

Я схватила его за подбородок, едва ощущая царапины на ладони от его щетины. Подтянув его лицо к себе, я встретилась с его затуманенными глазами.

— Думаю, мне нравится отсутствие нежности.

Знакомая ухмылка подернула его губы за секунды до того, как его рот снова вернулся ко мне. Мы прикасались везде: от губ и до самых кончиков пальцев — только прикасались. Его руки крепко сжимали меня, но только в безобидных местах. Внизу живота расцвела боль, и лишенные внимания части тела практически пели от нужды. Я так сильно его хотела, что от этого кружилась голова.

Правда, кружилась.

Я перестала поспевать за его темпом — я не могла достаточно быстро двигать своими губами, поэтому отодвинулась. Голова будто заполнилась песком и отяжелела, мне пришлось вцепиться ему в плечо, чтобы не рухнуть назад.

— Ух, ты.

Он прислонился своим лбом к моему и проворчал:

— Я должен был сделать это с самого начала.

Я попыталась согласиться, но он, должно быть, уничтожил своими поцелуями некоторые из клеток моего мозга. Я не могла сформулировать предложение, будто между моим телом и мозгом возникло непонимание.

Его пальцы прошлись по моей щеке, но я не смогла этого почувствовать. Странно. Сколько я выпила?

Мою голову окутало головокружение, плотное и зудящее, и мир в моем периферийном зрении начал двигаться по своей воле.

— Только не говори мне, что ты лишилась дара речи, принцесса.

Из моего рта вырвалось хихиканье, и он удивился ему так же, как и я. Я отпустила его плечо, чтобы прикрыть свой рот, и без поддержки начала заваливаться в сторону.

— Ничего себе!

Его руки обвились вокруг моей талии, и он притянул меня к себе. Моя голова, слишком тяжелая, чтобы ее удержала моя шея, опрокинулась вперед, и я положила свою онемевшую щеку на его грудь.

— Келси?

Я попыталась открыть глаза и снова посмотреть на него, но мои веки отяжелели. Я чувствовала себя так, будто находилась на какой — то ужасной карусели — один поворот или переворот, чтобы рассыпаться на кусочки.

Его слюна состояла из алкоголя? Я не понимала, как могла чувствовать себя так после полутора стакана. Это ведь все, что я выпила, верно? Он выпил до конца мой последний, а затем я допила его.

— Мои щеки, — пробормотала я.

Его руки, горячие и собственнические, переместились на заднюю часть моей спины.

— Что насчет них, принцесса?

Я попыталась покачать головой, но получилось только повернуть голову, касаясь губами центра его груди. Он втянул воздух и его хватка усилилась.

Я прислонилась к нему лбом и немного похныкала. Я могла чувствовать, как все мои внутренности дергались туда — сюда, напоминая мне ту ночь, когда меня тошнило. Но это было неразумно.

Он обхватил мой подбородок и приподнял мою голову. Наши глаза встретились, и его взгляд за доли секунды изменился с заинтересованного на озадаченный.

— Келси? Что ты говоришь насчет щек?

— Не могу почувствовать.

— Ты не можешь почувствовать свои щеки?

Я ничего не могла почувствовать.

— Дерьмо.

Он опрокинул мою голову, отыскивая глаза. Неоновые огни над головой сверкнули, ослепив меня. У меня потемнело в глазах, и я отодвинулась, споткнувшись. Он поймал меня, так крепко прижимая к себе, что я едва ощущала свои ноги.

Он открыл рот, но ничего не сказал, и смотрел на меня своими темными, стеклянными глазами с приоткрытым ртом. Он напоминал мне сломанную куклу. Я протянула руку и дотронулась до его губ, и его рот закрылся. Теперь он выглядел менее сломанным, но его взгляд был все еще затуманен.

— Келси, ты же раньше ничего не пила, не так ли?

Я открыла рот, чтобы ответить "нет", но мой язык ощущался слишком большим для рта. Поэтому, вместо этого я покачала головой.

— Черт побери. Мой напиток.

Он приподнял меня и посадил на ближайший барный табурет, а затем повернулся и позвал бармена.

— Этот напиток, — сказал Хант. — Вы не видели, подмешивал ли кто-нибудь что-нибудь в него? Кто-нибудь дотрагивался до него кроме меня или нее?

Я не слышала, ответил ли бармен. Мое тело просто ощущалось таким отяжелевшим.

Господи, я так измождена. Когда я спала в последний раз?

Я даже не поняла, что падала, пока руки Ханта не обхватили меня за талию и не выпрямили. Его лицо появилось перед моим, и мы прижались лбами. Он что-то сказал, но звук отставал на пару секунд от движения его рта, и я ничего не могла понять. Хант произнес мое имя, затем снова еще несколько раз. Я засмеялась, потому что, чем больше он его произносил, тем менее знакомым оно звучало.

— Я отведу тебя домой, — сказал он.

Я вздохнула. Замечательно.

Я еще раз поцеловала его в грудь, а затем положила на неё свою голову. Я могла почувствовать, как он тяжело вздохнул. Мне хотелось продолжать целовать его, пока в его легких не останется воздуха... или в моих. Но я так устала. Я дотронулась до его груди, прямо над тем местом, где должно быть его сердце, когда почувствовала, как грубая кожа кончиков его пальцев дотронулась до моего обнаженного запястья в сильной, собственнической и сводящей с ума хватке.

— Извини, — произнес он тихо в мое ухо. — Это моя вина. Я должен был следить.

Все кружилось, пока моя щека опускалась вверх и вниз вместе с его тяжелым дыханием. Я была на карусели, двигаясь одновременно во многих направлениях.

Я обвила его шею рукой, чтобы успокоить. Мои пальцы онемели, и я почувствовала досаду, когда попыталась подвигать ими.

Затем он обхватил меня руками под ноги и прижал к своей теплой груди, а я облегченно вздохнула.

— Я держу тебя, принцесса. Ты в безопасности. Если слышишь меня, то знай, никто не воспользуется тобой. Обещаю.

Я попыталась пробормотать:

— Неудачница.

Он тяжело выдохнул.

— Ты нечто особенное.

Я действительно надеялась, что он не начнет снова говорить о том, что я "нечто". Его руки были такими теплыми, и я никогда не чувствовала себя так комфортно.

Мы начали двигаться, и Хант задавал мне вопросы тихим, рокочущим голосом.

Моя голова ощущалась мутной и затуманенной, а тело — вне контроля. Ушли все силы, чтобы собрать вместе слова и ответить ему, но, каким-то образом, несмотря на все это, я ощущала руки Ханта, его дыхание и сердце, бьющееся глубоко под моей щекой.

Когда я снова открыла глаза, мир стал калейдоскопом огней, цветов и серых — серых глаз. Как только я поняла, где находилась и что происходило, все перестроилось во что-то новое и неясное.

Хотя глаза Ханта были неизменными и такими темными, насыщенными и совершенно нечитаемыми. Моя голова лежала на его коленях и мир, за которым я не могла уследить и который не могла удержать, кренился, кружился и мчался. Все переворачивалось, и рука Ханта лежала на моем животе, чтобы удерживать меня.

Я почувствовала себя плохо, но каким-то образом немного прочистила голову, чтобы легче думалось.

— Что происходит? — пробормотала я.

— Мы в такси. Не могу быть уверенным, но... — Он стиснул зубы, и в его взгляде появилось смятение. — Я практически уверен, что кто-то что-то влил в тот напиток, пока он стоял на стойке.

Так вот что это было? Внезапно тепло и тяжесть не ощущались комфортными и безопасными. Я могла чувствовать, как мое сердце в груди пыталось биться быстрее, но и тяжесть там присутствовала.

— Черт, — простонала я.

— Я говорю, что тебе подсыпали снотворное и это все, что ты можешь сказать.?

— Ты говоришь, что мне подсыпали снотворное и ждешь, что я скажу больше?

Я не могла сказать больше и не желала. Я даже не хотела думать насчет этого.

Выражение его лица сказало мне, что он злился, но его рука, лежащая на моей талии, и другая, поглаживающая мои влажные волосы, сказали мне обратное.

После всего, в них была нежность, и я была рада ей, рада, что была не одна. Потому что, если он прав...

Не думай об этом. Ничего не произошло. Ты в безопасности.

Я положила руку на свой живот и попыталась просто чувствовать и дышать. Не было нужды думать о том, что могло произойти. Как и не было нужды думать о прошлом.

Должно быть, я уснула, потому что следующее, что я поняла, так это как Хант достал меня из такси и взял на руки. У меня снова было странное отстраненное ощущение. Я видела, как он держал меня, аккуратно и сильно, практически так, будто это происходило с кем — то другим. Он даже не вспотел, пока заносил меня в лобби отеля.

Он не остановился у стойки администратора, поэтому я поняла, что он остановился здесь. Мой желудок сжался.

В лифте я, прищурившись, посмотрела на него и в своем туманном состоянии увидела очень ясно — он смотрел на меня так, будто знал вдоль и поперек, будто знал то, что даже не знала я. От этого мне отчаянно захотелось прижаться к нему ближе и так же оттолкнуть его. Я не знала, смотрел ли он так же на кого-нибудь или только на меня.

— Ты меня пугаешь, — сказала я.

Он нахмурил брови и открыл рот, помолчав, вздохнул, а затем очень медленно произнес:

— Тебе нечего бояться. Я не... Я бы не стал. Я помогу тебе лечь, а затем уйду, получу другой номер.

Он думал, что я ему не доверяла... что он мог сделать что-то.

— Не это. Я не об этом думаю.

— Тогда почему я пугаю тебя?

— Потому что не хочу, чтобы ты видел.

Небольшая часть меня знала, что я должна была заткнуться, что я говорила те вещи, которые не должна была говорить, но другая часть меня чувствовала себя так, будто находилась по ту сторону цементной стены — слишком далеко и слишком тяжело понять.

— Видел что?

Он плечом открыл дверь, и я просто ответила:

— Меня.


Глава 9


Он молчал, пока вел меня через темную комнату и опускал на стул. Он положил мою сумочку и одежду у моих ног. Я осмотрела вещи. Должно быть, он забрал их, но я не могла вспомнить когда. Он встал передо мной на колени, и оперся одной рукой на стул возле моего бедра.

— Почему тебе не хотелось, чтобы я видел тебя, Келси?

Моя голова была достаточно ясна, чтобы приказать рту в этот раз молчать. Я не собиралась обнажать свою душу перед ним. Я всю свою жизнь прожила как уверенная в себе девушка, девушка, которая не боится быть смелой, дерзкой или независимой. Но я играла эту роль, как все остальные. Нечувствительность и маска были необходимыми вещами моего детства. Но когда вырастаешь, нося маску, то никогда не знаешь лица, которое скрывается под ней. Хотя, я по себе могла догадаться, что скрывалось под ней — противоположность моей иллюзии: уродливая, боязливая и не стоящая цены за мой маникюр. Если бы я потеряла маску, если бы я позволила ей упасть, у меня не было бы ничего.

— Келси, посмотри на меня.

Мои веки были тяжелыми, а зрение расплывалось, но я заставила себя сфокусироваться на нем.

— Ты красивая, вот что я вижу.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Не тогда, когда знала, насколько тонкой была защита этой красоты... насколько слабой.

Он наблюдал за мной несколько секунд, и усталость накатила на меня как волна. Голова начала опрокидываться, все силы ушли на то, чтобы держать шею прямо.

Он прочистил горло один раз, второй, третий. Или, может, один раз, а время или мой разум разделились.

— Я, эм, нам нужно снять с тебя мокрый купальник, — сказал он.

Я зевнула и сказала.

— Хорошо.

Я попыталась встать, но мои ноги подогнулись. Он поймал меня за руки и моя грудь скользнула по его. Мир быстро сфокусировался, и у меня перехватило дыхание.

Хант снова прочистил горло и отвел взгляд. Мой купальник состоял из полосок материала, которые огибали грудь, талию, а затем скреплялись с трусиками — бикини. Я потянулась к одному из узлов на бедре, но пальцы были никуда не годными, будто все мои кости исчезли. Даже когда я умудрилась схватить ткань, то сил было недостаточно, чтобы что-то сделать.

Мои мышцы задрожали от усталости, и я почувствовала головокружение.

— Не могу.

Казалось, что сила притяжения удвоилась, и я просто не могла больше стоять прямо. Хант держал меня за руки, но остальная часть моего тела начала тяжело опускаться.

— Все в порядке. Я помогу. Все в порядке.

Он опустил меня на стул, но затем отошел на пару шагов назад, резко выдохнул, провел рукой по голове и опустил лицо.

— Какого черта я делаю? — пробормотал он.

Он сжал кулаки и покрутил шеей. Я слишком устала, чтобы делать что-то, кроме как наблюдать, как двигалось его тело, как его широкие плечи перетекали в мускулистые руки.

Он сказал сам себе несколько раз "хорошо", схватил что-то из чемодана, а затем повернулся ко мне.

Он снова встал на колени и сказал.

— Вот, натяни это.

Я попыталась поднять руки, чтобы помочь ему одеть на меня темно — серую футболку, но руки упорно оставались по бокам. Он поднял футболку над моей головой, от нее пахло им. Я закрыла глаза, чтобы втянуть этот запах. Он поднял одну мою руку, и у меня получилось ухватиться за его пальцы. Он ободряюще улыбнулся, а затем засунул мою руку в рукав, сделал то же самое со второй, и его рука случайно коснулась моей груди. Я издала тихий звук, практически мяукнула. Его хватка вокруг моей руки усилилась, и он на несколько секунд закрыл глаза. После затруднительной паузы, он извинился и закончил просовывать руку.

Он аккуратно опустил мою руку и отошел в другую часть номера. Повернувшись ко мне спиной, он обхватил руками свою шею, и стоял тихо и молча.

Его напряжение перетекло с согнутых рук в неподвижную спину. Мне хотелось встать, пересечь комнату и провести пальцами по его телу. Мне хотелось прижаться к его спине.

Но я не могла.

— Хорошо. Следующий шаг, — сказал он, сфокусировавшись на мне, будто я была проблемой, которую надо было решить, заданием, которое надо было выполнить.

Он пересек комнату и обхватил меня рукой за спину, а второй под коленями, чтобы поднять. Со мной на руках, он наклонился и откинул одеяло на кровати. Он положил меня на холодные чистые простыни, и я задрожала. Хант включил прикроватную лампу и встал на колени передо мной. Я склонила голову в бок и встретилась с его темным взглядом. Тусклый желтый свет отбрасывал тени на его лицо, делая акцент на сильном подбородке и прямом носу.

Я подумала, что он сдался, потому что накрыл меня одеялом. Я снова задрожала и закрыла глаза. Затем я почувствовала прикосновение к своему бедру под одеялом. Я открыла глаза, чтобы увидеть его огорченную улыбку.

— Ты настолько боишься увидеть меня голой?

Он легко закончил развязывать первый узел.

— Я не боюсь, милая.

Завязки развязались и он, должно быть, подумал, что именно я боялась, потому что сказал.

— Обещаю, что не буду смотреть.

Он потянулся дальше под одеяло, чтобы стянуть полоску ткани с моего живота, но оставшаяся часть уходила под меня, обвивая спину до груди.

— Ты можешь приподняться? Возможно, будет легче.

Я попыталась прижаться руками к матрасу и изогнуть тело, но не вышло. Алкоголь или наркотики, или что там было, настолько сильно ударили по мне, что я чувствовала себя практически парализованной от изнеможения.

— Не могу. — Я ненавидела эту дрожь в своем голосе и слабость, которая в нем звучала, но мое тело будто было одурманено и у меня больше не было контроля над собой.

Паника медленно распускалась, как цветок. Я заставила себя держать глаза открытыми и сфокусироваться. Я знала, что увижу, если закрою их.

Хант сел на край кровати рядом со мной.

— Обхвати руками мою шею и попробуй так приподняться.

Я медленно попыталась вытащить руки из — под покрывала. Он убедился, что оно осталось на месте, прежде чем приподнял меня и помог моим рукам обхватить его за шею.

— Просто держись.

Он просунул руки под большую футболку, и я почувствовала, как он потянул ткань моего купальника, но он не развязался. Только сместился.

— Черт. Эта часть сцепилась с другой. Держись.

Он скользнул рукой под другую полоску и потянул ее, чтобы высвободить предыдущую. Мои руки болели, поэтому я сильнее вцепилась пальцами в заднюю часть его шеи. Он втянул воздух и его руки застопорились на моей спине.

— Хант?

Я увидела, как подпрыгнул его кадык, когда он сглотнул.

— Да?

Кончики его пальцев скользнули по нижней части моей спины, таща за собой ткань. Я убрала одну руку с его шеи на подбородок и сказала.

— Скажи мне свое другое имя. То, которым тебя не называют.

Его глаза исследовали мое лицо, перебегая от губ к глазам.

— Завтра ты его не вспомнишь, милая.

— Но это не значит, что я не хочу знать, милый.

Он улыбнулся, но улыбка практически быстро исчезла. Он закончил с одной полоской и его рука, которая держала другую полоску, прижалась к моей голой коже. Его длинные пальцы прошлись по всему пространству моей спины, и казалось, что в комнате повысилась температура.

— Джексон. Меня зовут Джексон Хант.

Я улыбнулась, и он слегка улыбнулся мне в ответ.

— Ну что, Джексон Хант. Перестань быть слюнтяем и просто сними с меня одежду.

Он усмехнулся, тихо и хрипло, и эта усмешка переросла в полноценный, лающий смех.

— Ты нечто, ты это знаешь?

— Как ты и сказал, завтра я это не вспомню. Давай просто покончим с этим.

Он застонал и провел ногтями по щетине на подбородке. Он что-то тихонько пробормотал, что звучало как "Но я вспомню".

Изнеможенная, холодная и уставшая ждать, я опустилась на подушку, его рука переместилась со спины к моему боку, когда я двинулась. Я сделала все зависящее, чтобы сдвинуть вниз одеяло. Футболка задралась до грудной клетки.

Он дернулся, отворачиваясь.

— Господи, Келси.

Холодный воздух окутал меня снизу до талии, от чего моя кожа сжалась.

— Ничего особенного.

— Есть чего. Я не могу воспользоваться тобой в таком состоянии. Не тогда, когда ты недостаточно трезва, чтобы принимать решения на светлую голову.

Я застонала.

— Ты не пользуешься мной. Это мы уже проходили. В этом нет ничего.

Он резко повернулся ко мне.

— Что ты сказала?

Я настолько сейчас устала, что могла чувствовать, как слезы начали собираться в глазах.

Вот, что это было. Изнеможение.

— Ничего.

— Келси...

— Неважно. Просто помоги мне. Пожалуйста? Пожалуйста.

Я ненавидела отчаяние в своем голосе, но мне надо было закончить начатое и прекратить думать.

Тяжело вздохнув и несколько секунд вглядываясь в потолок, он стянул вниз покрывало и начал развязывать другой узел. Когда он начал распутывать купальник, его глаза смотрели на мое лицо.

Он наклонялся, пока нас не разделяло только полдюжины дюймов. Его лицо застыло над моим, и медленный жар выкрал оставшуюся часть тумана из моей головы. Он просунул руку под мою спину и приподнял меня. Я сглотнула, и он вытянул из-под меня ткань. Он потянул достаточно сильно, чтобы купальник соскользнул с моих плеч до локтей.

Я немного больше изогнула спину, и мой живот коснулся его груди. Он издал тихий звук и закрыл глаза. Этот звук впитался в мою кожу и мышцы и разместился глубоко в костях.

Он быстро закончил развязывать ткань и откинул купальник. Я услышала мокрый шлепок об пол и, хотя Хант не прикасался ко мне, одна из его рук все еще находилась под футболкой, а вторая прижималась к матрасу в дюйме от моей голой кожи.

Он открыл глаза, и расстояние между нами потрескивало от энергии. Его глаза опустились на мои губы, а дыхание обдувало мой рот.

Я захныкала, и он выругался.

— Джексон.

Я закрыла глаза и приподняла подбородок. Мои мышцы напряглись от ожидания. Его запястье коснулось моих ребер и губы опустились к моим.

Это больше походило на опьянение наркотиком, чем все остальное.

В последнюю секунду он уклонился и поцеловал меня в щеку. Его губы остались на щеке, а щетина приятно щекотала кожу, когда он сказал:

— Я не могу. Не так. Если я и пересеку эту черту, то чертовски буду уверен, что ты это вспомнишь.

— Если я этого хочу, это не значит "пересечь черту".

Я вцепилась в него так крепко, насколько могла в своем нынешнем состоянии.

— Я тоже тебя хочу. Но ты понятия не имеешь, сколько черт я пересек бы, даже если бы ты была трезва.

— Что это значит?

— Это значит, что я подготовлю тебя ко сну, а затем пожелаю тебе спокойной ночи.

— Тогда подготовь меня ко сну.

Я взяла его за руку и направила ее к одеялу у моих бедер. Он просунул два пальца под ткань, а затем начал тянуть ее по моим ногам. Он не смотрел на мое лицо, он смотрел прямо в потолок.

Он подтянул одеяло до моего подбородка, скользя гладкими простынями по моей обнаженной коже. Я поймала одну из его рук, когда они находились у края одеяла, укрывая меня.

— Не уходи.

Он провел рукой по щетине на подбородке.

— Я должен. Это не очень хорошая идея.

— Не хочу проснуться одна. Если я не вспомню...Я...это меня убьет. Ты не знаешь...

Он снова делал это...изучал меня и, что бы он не нашел, от этого его губы изогнулись в неодобрении.

— Джексон, пожалуйста.

— Хорошо. Только...только дай мне секунду.

Я расслабилась, паника внутри меня уменьшилась. Я, слишком устала, чтобы поднять голову и понаблюдать. Я слышала, как он двигался по комнате, а затем направился в ванную.

Через несколько минут он выключил лампу у кровати, погружая комнату в темноту. Я ждала, когда кровать прогнется, когда почувствую электричество, которое, как я знала, появится, когда он будет рядом со мной.

Я ждала и ждала, но он не пришел.

— Джексон?

Я услышала, как со стороны стула, на котором я сидела ранее, что-то скрипнуло, а затем с той же стороны раздался его голос.

— Ты в порядке? Тебе что-нибудь нужно?

— Нет. — Я расслабилась на матрасе. — Я просто... спасибо тебе.

— В любое время, принцесса.

Я закрыла глаза и отдалась тяжести своих век, так давящих на глаза.

Я думала, что воспоминания о том вечере замучают меня, что я увижу его. Но, несмотря на все разногласия, я чувствовала себя... в безопасности.

Я спала, а Хант был всего в нескольких футах от меня.


Глава 10


Сквозь окно лился слабый свет, который казался мне самым мощным нападением. Мои конечности блестели от пота и запутались в простынях. Я отвернулась от света, и будто землетрясение загрохотало в моей голове.

— Че... — У меня даже не было сил закончить ругательство. Я закинула подушку на голову, и прижалась барабанящим лбом к матрасу, затем еще на несколько часов заставила себя забыться сном.

В следующий раз, когда я проснулась, свет стал менее интенсивным, но похмелье нет. Мой желудок качало так, будто я плыла по течению в море, и у меня едва хватило времени понять, что я находилась в незнакомом отеле, и что нужно найти туалет прежде, чем меня вырвет.

В этом мире есть несколько вещей, которые я ненавижу.

ПМС.

Пенсы.

Люди, которые подходят близко, когда что-то говорят.

Голос Фрэн Дрешер9.

Люди, которые говорят «разочаровующий» вместо «разочаровывающий».

И тошнота. Что происходило со мной дважды за эту неделю.

Я немощно лежала головой на сиденье унитаза, горло жгло, глаза слезились, а шея вспотела. Я еще несколько секунд полежала на холодном фарфоре, а затем меня снова вырвало.

Жизнь.

Может я неправильно жила.

Мой желудок снова и снова сокращался, выталкивая все, пока мои органы не стали похожи на резиновую ленту. Я еще долгое время после того, как опустошился мой желудок, склонялась над туалетом, по моему лицу текли слезы, и я слишком устала, чтобы думать или двигаться, пока мое тело не заставило меня.

Должно быть, прошел час, прежде чем я почувствовала холод от плитки туалета на своих голых ногах, и я осознала, что на мне не было ничего, кроме мужской футболки. Я мыслями вернулась к прошлой ночи, но последним ясным воспоминанием был спор с Хантом. Все после этого было серым, а затем черным, и даже то, что произошло до этого, было в тумане. Я посмотрела на свою голую кожу и осмотрела незнакомый туалет. Я пошла домой с Хантом? Я, несомненно, надеялась на это. По крайней мере, думаю, что надеялась. И, возможно, вопрос получше... если я пошла с ним, то где он сейчас? Я потянулась, выискивая предательскую болезненность после бессонной ночи, но болело все тело.

В ту ночь, до того как появился Хант, был еще один парень, но я не могла вспомнить его имени. Господи, сколько я выпила?

Я много и упорно работала в колледже, чтобы выработать достойную золотой медали терпимость, но хоть убей, я могла вспомнить только несколько глотков алкоголя в предыдущую ночь. В прошлом у меня были адские похмелья, но ни один мой вечер не был настолько плох, чтобы я теряла сознание. Это было совершенно нелепо, особенно учитывая то, что я намеревалась не усердствовать прошлой ночью.

Несмотря на пустоту внутри, мой желудок начал опускаться.

Что, если это не из-за того, что я много выпила?

Я вспомнила, что разочаровалась в Ханте и направилась к бару. Я закрыла глаза и сосредоточилась на воспоминаниях. Я вспомнила фрагмент или два разговоров и... один напиток. Я вспомнила, что пила один напиток. Может и два, не более. Я схватилась за туалет и медленно поднялась. Мои ноги тряслись, как у новорожденного оленёнка. Я была чертовым Бэмби и надеялась, что история примет необычный поворот, и я встречусь лицом к лицу с ружьем. Избавьте меня от страданий.

Может тогда грохот в моей голове прекратится.

Я потащилась к двери из туалета и осмотрела комнату отеля.

— Эй? — крикнула я. — Есть здесь кто-нибудь?

Как будто гимнастика моего желудка не выдала им моего присутствия здесь.

Кровать находилась в беспорядке, простыни и одеяло скрутились и упали с матраса. Подушка лежала на полу. Но я была одна... определенно. И в комнате не было других вещей, кроме моих. Но я не могла вспомнить, как попала сюда, и это заставило мою головную боль казаться успокаивающим массажем.

Я прижала руку к животу и, по какой-то причине, почувствовала, но не смогла объяснить, что мое сердце билось быстрее, а руки тряслись.

Я в своей жизни делала много глупых поступков.

Я спала с людьми, а потом сожалела. Я совершала поступки, потому что все их совершали. Я делала самый худший возможный выбор.

Но я признавала свои ошибки. Потому что они мои. Они были моим выбором.

Кроме одного. Только один раз за всю жизнь у меня не было контроля. Это был тот момент, когда я поняла, что внутри всего красивого, всего богатого... внутри жила уродливая яма, которая затянет, погрузит и задушит тебя, если позволишь. И как только окажешься в этой яме, она никогда не оставит тебя. Можешь пытаться зарыть ее или накрыть, но она живет под твоей кожей, в недосягаемости.

Мой желудок скрутило, и я снова метнулась к туалету. Я вцепилась пальцами в фарфор, пока они не заболели, и твердила себе, что слезы были просто естественным побочным эффектом тошноты.

Ничего не произошло. Ни прошлой ночью. Ни перед этим. Ничего не произошло. Поэтому, перестань. Просто перестань. Ты драматизируешь. Ничего не было. Ничего.

Мне хотелось ударить по чему-то или убежать, или закричать. Мне просто нужно было что-то сделать. Но единственное, что я могла заставить сделать свое тело, это свернуться на холодной плитке пола.

Ты слишком драматизируешь.

Господи, я так много раз слышала эти слова, что они просто воспроизводились сами, как мышечная память. Я задрожала и сильно прижалась щекой к плитке.

Очень много времени ушло, чтобы я перестала чувствовать себя виноватой, проигнорировала позор. И сейчас я могла чувствовать, как внутри меня клубится и змеится безобразные эмоции, как сорняки.

Я не знала, что произошло прошлой ночью, но что бы это ни было, это был не мой выбор. И я пообещала себе, что это больше никогда не случится. Пытаясь сохранять хладнокровие ради тошноты, я провела руками по телу вверх и вниз, разыскивая ключ или намек того, что могло произойти со мной прошлой ночью. Я боялась даже думать о не произнесенном слове, которое повисло на кончике моего языка.

Тебя не изнасиловали. Тебя никогда не насиловали.

Я снова подумала об этом. Я думала об этом полдюжины раз.

Эта мантра была знакомой и помогала как тогда, так и сейчас... никак.

Неважно, сколько раз я думала об этом, неважно, что не было ничего изорванного или болезненного, но я не могла остановить слезы, душившие горло.

Если кто-то собирался дать мне наркотики и изнасиловать, они бы не оставили меня в этой хорошей комнате отеля. Я не смогла найти никаких отметок или синяков. Я раздувала из мухи слона.

Я всегда раздувала из мухи слона.

Поэтому, я оттолкнула эти мысли и заставила себя подняться с пола. Я вошла в душевую кабинку и включила настолько горячую воду, насколько могла вынести.

Я продолжала монотонно повторять: Ты в порядке. Ничего не произошло. Ты в порядке. Ты в порядке. Ты всегда в порядке.

И я была в порядке... пока не прорвало.

Пока теплая вода не ударила в лицо, и с моих легких не сорвалось рыдание. Пока не сдались ноги, и мои колени врезались в плитку. Пока я больше не смогла притворяться, что эта огромная неудача была запоминающимся на всю жизнь путешествием и собиралась чудесным образом показать мне, что неважно, какую дорожку должна выбрать моя жизнь, что она приведет меня в порядок.

Если я не смогла быть счастливой здесь, в этом великолепном, экзотичном городе, то откуда появиться надежде для моей оставшейся жизни? У меня было все, что я могла хотеть, но ни боль, ни пустота никогда не прекращались. Ничего не утоляло их.

Я сидела на полу душевой, подтянула колени к груди и склонила голову на колени, позволяя воде барабанить по спине.

Я ненавидела себя за слабость, за неспособность просто преодолевать, но наступает момент, когда ты настолько глубоко в этой яме, что нет ни света в конце тоннеля, нет ни досады, ни мягкого свечения. Есть только темнота и еще больше темноты, которая вжимает тебя, выдавливая из мира. И задавать вопрос, как ты туда попал и почему не можешь выбраться бесполезное занятие, потому что слишком поздно что-то предпринимать.

Я знала, что другим людям хуже. Я знала это. Я знала, что то, что случилось, когда мне было двенадцать лет, могло быть намного хуже.

Мне просто хотелось знать, почему, черт побери, я не могла это отпустить. Каждый раз, когда я думала, что отпустила, жизнь загоняла меня в ловушку и окунала мое лицо в грязь моего прошлого, и давала мне понять, насколько я далека от того, чтобы преодолеть свое прошлое.

Может, я просто должна забронировать перелет обратно в Штаты. Я могла бы навестить Блисс в Филли, воздвигнуть свою решимость и просто поехать домой. Какая польза от борьбы?

Что бы я ни думала делать здесь, этого не будет — ни приключений, ни жизни, которую я искала. Если уж на то пошло, я была более растерянной и потерянной, чем прежде. Я пыталась убежать от своих проблем, стремительно передвигаясь из бара в бар, из города в город, но через некоторое время отличия в местонахождении перестали иметь значение. Потому что в каждом городе я оставалась самой собой. Неподходящей.

Глупо, но в моих мыслях это путешествие стало индикатором моей дальнейшей жизни. Я думала, что оно даст резкий старт чему-то, даст мне толчок двигаться вперед. Я возлагала каждую надежду, каждое сомнение на это путешествие, предполагая, что оно восполнит первое и отбросит последнее. К сожалению, все произошло наоборот.

Может, настало время обойтись малой кровью.

Постоянный узел в моем животе слегка ослаб.

Вода колотила по спине и я принимала каждый крошечный удар, желая, чтобы вода забрала часть меня с собой. Медленно, медленно напряжение покинуло мои мышцы, из легких пропало то ощущение боли, а жгучая боль в моем горле отступила.

Жизнь становилась легче, когда перестаешь волноваться, когда перестаешь ждать, что все станет лучше.

Чувствуя себя почти под контролем, я поднялась с пола душевой, выключила воду и потянулась за полотенцем.

Затем начала вытираться.

Свои волосы, лицо и кожу. Я вытирала себя насухо, в то время как все мои надежды на это путешествие, на жизнь, становились бестолковыми.

Я оставила волосы влажными и волнистыми и забрала вещи оттуда, куда кто-то их аккуратно положил — у изножья кровати. Я скомкала свой мокрый купальник и футболку, которую носила, и стыдливо отправилась на выход в мятом платье — рубашке, в которое была одета до купания.

Возможно, это был самый стыдливый выход в истории стыдливых выходов.

Но, по крайней мере, он был коротким.

Я вышла из милого бутик — отеля и обнаружила себя в знакомом квартале. Я находилась на другой стороне улицы за несколько зданий от своего общежития.

— Господи...

Я побежала через улицу и открыла дверь в общежитие. Я засунула руку в сумку за телефоном, чтобы посмотреть время. Вообще-то я не пользовалась телефоном, чтобы кому-то звонить. Он был, своего рода, на экстренный случай. И в нем была вся моя музыка. Я все еще рылась на дне сумки, когда вошла в спальню с моей кроватью и обнаружила, что Дженни, Джон и Тау собирали свои вещи.

Я перестала искать свой телефон.

Тау увидел меня первым и подтолкнул локтем Дженни.

— Келси! Куда ты ушла прошлой ночью, маленькая распутница?

Я открыла свой рот, чтобы сказать ей, где находилась, что была на другой стороне улицы, а затем закрыла рот. Я натянула свою самую убедительную улыбку и сказала.

— Ох, ты же меня знаешь.

Не было смысла рассказывать им. Плавали, знаем. Все испортить намного хуже. Кроме того...нечего рассказывать. Ничего не произошло. И не то, чтобы мы были настоящими друзьями. Они значили для меня немногим больше, чем картонные макеты, — поверхностные люди, с которыми где-то бываешь и видишься. И я для них была такой же.

— Ох, Господи, — сказала Дженни. — Я чертовски люблю тебя. Это был парень из армии? Держу пари, он был великолепен. Пойдем с нами, и все расскажешь.

Я двинулась к своей кровати, чтобы положить вещи. Я все еще не нашла свой телефон, но была вполне уверена, что было не позже полудня.

— Вы куда-то идете? Рано же.

Дженни пожала плечами.

— Нам нужно выехать через десять минут, но наш поезд уезжает не раньше ночи. Поэтому, мы решили, что немного дневной выпивки вполне уместно. Знаешь, чтобы с шиком закончить неделю в Будапеште. Пойдем с нами!

Я терзала нижнюю губу между зубами, так как была не уверена, как отмазаться от этого.

— Честно говоря, не знаю, готова ли я к дневной выпивке.

— Так пойдем за компанию, — сказал Джон.

Я также не думала, что была готова для компании.

Должно быть, на моем лицо отразилось сомнение, потому что Дженни подняла свой рюкзак и протянула его Тау.

— Ребята, идите, оформите выезд, — сказала она. — Я скоро подойду.

Джон помахал рукой, направляясь к выходу, а Тау кивнул. Затем Дженни повернулась ко мне.

— Так, что происходит? Я знаю румянец после секса, а у тебя его нет. Так, где ты именно была прошлой ночью?

Я плюхнулась на нижнюю кровать, которую на текущий момент называла домом. Матрас был таким тонким, что я могла чувствовать под ним деревянные перекладины.

— Ничего. Просто... — Я вздохнула. — У меня была плохая неделя, только и всего. Прошлая ночь просто продолжила мое падение.

— Возможно, это только у тебя в голове. Может, тебе нужна перемена. Новая атмосфера. Ты могла бы начать заново.

Это все, что я делала. Начинала заново. Но я выучила, что смрад моего прошлого имел склонность не исчезать полностью, несмотря на изменение местоположения.

— Не думаю, что это поможет. Думаю, я собираюсь поехать домой.

— Ты серьезно?

Я переплела свои пальцы и провела большим пальцем одной руки по ладони.

— Да. — Я кивнула и сказала более твердо, — Да, я серьезно.

Она нырнула под верхнюю кровать и села возле меня, кровать застонала.

— Ты не можешь. Не сейчас. Если ты сейчас отправишься домой, когда ты несчастна, то именно таким запомнишь это путешествие. Ехать домой нужно, по крайней мере, с хорошими воспоминаниями.

Я снова провела большим пальцем по ладони, слегка царапая ногтем.

— Ты права.

— Конечно. Меня тянет домой. А культурный шок может появиться немного внезапно и обернется к тебе не лучшей стороной. Но ты хочешь вспоминать это путешествие с любовью, как что-то хорошее... верно?

— Верно, — кивнула я. Совет Дженни звучал именно так, как я сказала бы сама себе. Иными словами, если бы не была настолько растеряна и сломлена. Глупо пытаться возлагать все надежды на это путешествие. Я слишком многого ожидала. Слишком много давления.

Я все еще думала, что вернуться домой — самая лучшая идея, но была уверена, что смогла бы справиться с одним последним "привет".

— Спасибо, Дженни.

Она улыбнулась и пожала одним плечом.

— Я — королева организации хороших дел, но, по крайней мере, очень хороша в распознавании того же самого стремления в других. Еще одно путешествие. Сделай что-то, что запомнишь, что-то, о чем невозможно сожалеть. Затем забери этот момент с собой домой.

Я кивнула, эмоции щекотали мое горло.

Она соскользнула с кровати и направилась к двери.

— Найди меня в фейсбуке и расскажи, как все проходит.

Она практически вышла за дверь, когда я позвала ее.

— Дженни?

Она схватилась рукой за дверной косяк.

— Да?

— Рекомендуешь Прагу, как место, которое стоит запомнить?

Она улыбнулась.

— Черт, да, рекомендую. И мне посчастливилось узнать, что поезд в том направлении отходит через восемь часов.

Тогда в Прагу. В свое последнее путешествие.


Глава 11


В Будапеште даже железнодорожная станция была красивой — вся в арках и со стеклянными окнами. Через окна, которые простирались по арочному потолку, можно было увидеть роскошное ночное небо. Станция освещалась приглушенным желтым светом, а успокаивающий ночной воздух прокрадывался сквозь открытые арки над железнодорожными путями. Я приехала на сорок пять минут раньше, но нигде не увидела Дженни, Джона и Тау.

Поезд, о котором мне говорила Дженни, ехал всю ночь и приезжал в Прагу сразу после рассвета. Я прошла вперед и купила билет на спальное место в случайном купе, на случай, если не найду ребят до того, как поезд отправится. В любом случае, шанс того, что я получу то же купе, что и они, был невелик.

Я присела на затейливую деревянную скамейку. Я все еще не могла найти свой телефон и предполагала, что потеряла его где-то во время ночного забвения. Без музыки была только я и тихая станция, в которую приникало гудение дорожного полотна, когда приближался поезд.

Гудение перерастало в рев, и ветер хлестал меня волосами по лицу. И на секунду... на крохотную секунду, я почувствовала себя хорошо. Беспокойство ушло и до меня внезапно дошло, где я находилась и что делала. Я находилась в великолепном городе Европы, где большинство людей не говорят по-английски. Железнодорожная станция была такой великолепной, что было легко представить себе, какой роскошной она была, когда ее только построили. Здесь был обширный, оживленный мир и я была частью него.

Конечно, я понятия не имела, что делала со своей жизнью или чему в этом мире я принадлежала, но все-таки я была его частью. Я оставила следы на глобусе и, хотя их не видно, и они, безусловно, ничего не значат, я знала, что они были. И на данный момент этого достаточно. Должно быть достаточно.

Поезд остановился, ветер утих, а с ним и проблеск чего-то большего.

Этот момент был мимолетным, но рассказал мне что-то важное. В этом сумасшедшем мире есть надежда, если я смогу продолжить защищать ее от тьмы.

Мой поезд приехал за несколько минут до времени в расписании. Я взяла рюкзак, и последний раз осмотрела платформу в поисках Дженни и парней.

Я их не увидела, но, может, смогла бы найти их, как только мы приедем на станцию в Праге.

Я ступила с платформы на ступеньки, ведущие в поезд. Проводник помог мне пройти в мое купе. Я открыла дверь и прошла в узкий проход, задев его своим неповоротливым рюкзаком. Купе состояло из шести спальных мест, которые размещались у стен в виде двухъярусных кроватей. С каждой стороны по одной, с подушкой и одеялом. Я проверила билет и выяснила, что мое место на одном из средних спальных мест. Меня не радовало забираться на это место. Между этими двумя полками было всего около двух футов. Недостаточно места, чтобы сидеть, и мне не хотелось разбить голову о спальное место над собой.

Теперь, когда я понимала, где находилась, то вышла из своего купе, следуя за потоком людей, которые искали свои места. Я заглядывала в открытые двери, проверяя знакомые лица. Я прошла практически по всей длине поезда, прежде чем прозвучало объявление сначала на венгерском, но мне не пришлось дожидаться перевода, чтобы понять, что оно означало. Мы уезжаем. И я все еще нигде не видела Дженни или парней.

Я собиралась развернуться и пойти обратно в купе, когда услышала шум. Поезд начал двигаться, но проводник все еще находился у двери, выкрикивая что-то на венгерском.

Пока я смотрела, за рукоятку у ступенек уцепилась рука и в поезд запрыгнула бегущая фигура. Человек протянул билет проводнику и, после того, как они несколько секунд поговорили, выступил на свет.

Небольшая часть меня думала, что, может, это был Тау или Джон, а остальные запрыгнут в медленно движущийся поезд в любую секунду.

Это было не так.

Но лицо все равно было знакомым.

Поезд набрал скорость, и мне пришлось подпереть стену, чтобы не упасть. Он закончил засовывать билет в карман своих темных джинсов, висящих низко на бедрах, а затем его глаза встретились с моими.

Хант.

У меня было сильное желание убежать. Или кинуться в его руки.

Он двинулся вперед, поднимая руку к потолку, чтобы удержать равновесие.

— Ты ушла, — сказал он, его выражение лица было обеспокоенным.

— Я что?

— И оставила это.

Он снова полез в карман и достал мой сотовый.

Я потянулась к нему.

— Откуда ты его взял?

— Ты оставила его в своей комнате.

— Что?

Моей комнате? Комнате отеля?

Он передал телефон мне и сказал.

— Я пришел днем, чтобы проверить тебя, но ты уже ушла. Я пошел в твое общежитие, но оттуда ты тоже уже ушла. Мне повезло, и я столкнулся с Дженни и Тау в баре у общежития. Они сказали, что ты сегодня ночью уезжаешь в Прагу.

Я все еще застряла на первом предложении.

— Ты пришел...

Он был там прошлой ночью. Он мог рассказать мне, что произошло. Он определенно был связан с тем, что я оказалась в этой комнате отеля. Он заплатил за номер для меня? Как мы перешли от спора к его заботе обо мне? Пустота в моей голове выводила меня из себя.

Он приподнял брови, его загорелая кожа на лбу покрылась складками.

— Ты не прочитала мою записку, верно?

Мне даже не пришлось ответить, прежде чем он сам все понял.

— Черт побери. Извини, Келси. Я думал, что ты увидишь ее возле кровати.

Он подошел ближе, пока я не смогла бы протянуть руку и провести пальцем по обнаженному участку кожи, который показывался каждый раз, когда он удерживал равновесие с помощью стены или потолка.

— Ты должна была остаться. У меня и в мыслях не было, чтобы ты проснулась растерянная и напуганная.

— Я не была напугана.

Я продолжала смотреть ему в глаза и мои губы не дрожали. Мой голос был спокойным и ровным.

Он молчал, его рот все еще был открыт, чтобы сказать то, что планировал.

— Келси... тебе не стоило это делать.

— Делать что?

Я отвела взгляд, нервничая от того, что он, казалось, видел меня насквозь.

— Я обещал тебе, что останусь, чтобы ты не проснулась в незнании, что произошло. И я собирался остаться, просто... извини.

Если бы он был там, я бы не испугалась. Я бы совсем не думала о прошлом.

— Почему не остался?

Он прочистил горло и почесал шею.

— Я... эм. Мне нужно было немного дистанции. Я забронировал номер на другой стороне коридора.

Мне хотелось спросить почему, получить больше объяснений, но я не хотела, чтобы он знал, что мне было страшно, и даже больше, чем страшно. Я была напугана до ужаса, разломана на части, и даже сейчас я едва могла воссоединиться.

Поезд теперь шел на полной скорости и за несколько дверей от нас проводник зашел в купе, чтобы проверить билеты. Мне нужно было возвращаться на свое место. Именно мне сейчас нужна была дистанция. Но я должна была спросить.

— Ты только что запрыгнул в поезд до Праги, чтобы всего лишь отдать мне мой телефон?

Он провел рукой по щетине на подбородке и пожал плечами.

— Ты с ума сошел? Это просто телефон.

— А это просто поезд. Если бы не сел на этот, то сел бы на другой. Прага — хорошее место.

Я засунула телефон в карман рюкзака и осмотрела его. Он солдат... или был им. Его волосы были все еще коротко подстрижены, так что либо он предпочитал такой стиль, либо совсем недавно был на службе. Но звучало так, будто он, как и я, бесцельно путешествовал, и мне стало интересно, что он надеялся здесь найти. Он удачливее меня.

Проводник двинулся в следующее купе. Я показала за его спину и сказала.

— Лучше пойду в свое купе. Ты сказал, что видел Дженни?

— Этим вечером, да. Но не когда приехал на станцию.

— Ох. Хорошо. Спасибо.

Я повернулась, поправила рюкзак на плече и направилась туда, откуда пришла. Он следовал за мной, предположительно направляясь в свое купе, и я не была уверена, должна ли поддержать разговор или просто сохранить иллюзию того, что мы разошлись в разные стороны.

Что точно сказать невероятно сексуальному парню, который отверг тебя, затем флиртовал с тобой, выведал твою личную жизнь, а потом, возможно, позаботился о тебе во время вечера под действием наркотиков, который ты больше не помнишь?

Мое решение никому не говорить о прошлой ночи, чтобы избежать жалости, вопросов и нежелательных последствий не так хорошо сработало, тем более, когда вовлечен кто-то другой. Если бы мы поговорили, то не было бы притворства, что это не произошло. И как бы я не умирала от желания знать, я также понимала, что в забвении блаженство.

Я прошла молча один, второй, третий вагон поезда. И когда находилась в нескольких футах от двери в свое купе, остановилась и повернулась лицом к нему.

— Что было в записке?

Он резко остановился. Его рот открылся и закрылся, снова открылся и он произнес.

— Что все в порядке. Что с тобой не случилось ничего плохого. Что ты в безопасности.

— И все?

Он оперся рукой о стену рядом со мной.

— Это важные вещи.

— А не важные вещи?

— Я сказал тебе, что ты можешь называть меня моим именем. Можешь называть меня Джексоном.

— Это значит, что я больше не большинство людей?

Он кивнул.

— Тогда кто я?

— Я все еще выясняю это.

Я прочистила горло, чувствуя, что если отвернусь от него, то крючок, который он просунул под мою кожу, вырвется. Поэтому не отвернулась. Несмотря на него, я указала за свою спину и сказала.

— Вот мое.

Он отошел в сторону и придержал для меня дверь. Я прошла, ожидая толчка, рывка, чтобы повернуться и сказать что-то еще или увидеть его еще один раз. И эта мысль вызвала дрожь, распространившуюся по моей спине. Когда я повернулась, обеспокоенная тем, что так долго ждала, дверь закрылась, и он оказался внутри.

Дрожь распространилась до кончиков пальцев, и он кинул свой рюкзак на полку для багажа, которая свисала с потолка.

Я тихо, чтобы не беспокоить никого в нашем купе, сказала:

— Ты меня преследуешь?

Он открыто улыбнулся и ответил.

— Безусловно.

Что на это сказать? Я стояла в изумлении, мой рот открывался и закрывался как у рыбы, а он улыбался. Даже несмотря на то, что я не могла сложить картинки или воспоминания того, что случилось прошлой ночью, мое тело, казалось, помнило. В его присутствии я чувствовала себя одновременно и расслабленной, и оживленной.

Он дотронулся до моего плеча жестом, который казался не особо интимным, но знакомым. Он склонился ближе, чтобы прошептать.

— Спокойной ночи, Келси.

Я с трудом сглотнула и ответила.

— Спокойной ночи.

Я наблюдала, как он разместил свое слишком длинное тело на спальном месте посередине, прямо напротив моего.

— Джексон?

Он крутился и поворачивался, чтобы улечься поудобнее, и остановился.

— Да?

— Спасибо, что присмотрел за мной прошлой ночью.

Взгляд, которым он посмотрел на меня, загнал крючок еще глубже в мою грудь, и мне совсем по другой причине внезапно стало страшно узнать, что произошло между нами прошлой ночью. Этот красивый, загадочный мужчина видел меня в моем худшем состоянии дважды и все еще находился напротив меня.

В каждом городе, на настоящий момент, я обросла временными друзьями. Некоторые были местными. Некоторые тоже путешествовали. Но у меня никогда не было проблем, чтобы отпустить их. Я переезжала в другой город и не думала о них.

Но я надеялась, что Хант другой. Мне хотелось, чтобы он остался.

И в то же самое время, я была напугана тем, что это означало, и что будет со мной, если он не останется.


Глава 12


Спальное место было слишком твердым, чтобы походить на кровать, а из-за того, что я спала с рюкзаком в ногах, чтобы его не украли, то не могла принять комфортное положение. Несмотря на это, тихий грохот и плавное покачивание поезда заманили меня в руки сна всего через несколько минут после того, как я положила голову. Я все еще была уставшей после того, что случилось со мной предыдущей ночью. Я была слишком измождена, чтобы даже нервничать из-за Ханта, спящего на полке параллельно моей.

Через несколько минут или часов спустя, меня вырвал из сна уход человека, занимавшего полку надо мной. Он ударил меня по коленям своей сумкой, когда слезал с полки. Мои веки были тяжелыми и распухшими, но пока я наблюдала, как он уходил, то увидела Ханта на его полке. Над его кроватью был включен приглушенный желтый свет, который отбрасывал на него блики и тени. Он лежал, чиркая на чем-то в журнале. Это не было похоже на непрерывной поток написания, поэтому я догадалась, что он, возможно, рисовал.

Я наблюдала, как он сфокусировался на одном из углов бумаги. Он высунул кончик языка, чтобы облизать губы, а его мышцы на плечах напрягались, когда он делал короткие, тщательные штрихи на странице. Внезапно мне захотелось тоже уметь рисовать, чтобы в этот момент я могла иметь такую же силу и простоту, какая была у него.

Он поднял голову и его глаза расширились, когда он увидел меня.

Через несколько долгих секунд он прошептал:

— Привет.

— Привет.

В горле пересохло, поэтому мой ответ был едва слышим.

— Все в порядке? — спросил он.

Я кивнула и перекатилась на бок лицом к нему. Я засунула руку под подушку и спросила.

— Ты не собираешься спать?

Он закрыл свой альбом и постучал карандашом по нижней губе. Как будто мне нужно было что-то еще, чтобы обратить свое внимание на них.

— Может скоро.

— Ты рисовал?

Он кивнул.

— Старая привычка, которая очищает мои мысли, когда не могу уснуть.

— Это происходит часто?

— Иногда.

Что-то зашуршало на полке подо мной, и последовал стон с придыханием и шумы, которые не хотелось слышать с кровати, которая находится под тобой. Я встретилась с взглядом Ханта, и мы оба тихонько рассмеялись.

Он положил подушку поверх уха и выключил свет для чтения.

— Вот и стимул, — прошептал он.

Я последовала примеру и положила на ухо маленькую подушку, оставаясь лежать головой на локте. Я продолжала смотреть туда, где находилось лицо Ханта до того, как выключился свет, задаваясь вопросом, смотрел ли он на меня тоже.

Мои глаза закрывались, и сон практически завладел мной, когда сквозь окно поезда мелькнул свет и дал мне ответ на мой вопрос.

Наши взгляды встретились, и мой желудок накренился, несмотря на плавное движение поезда. Через секунду снова стало темно, и я пыталась достаточно успокоить непостоянное биение сердца, чтобы заснуть.

Когда на следующее утро я проснулась, с грязными зубами и жирными волосами, Хант крепко спал.

Слава богу.

Если я выглядела настолько же ужасно, насколько чувствовала себя, то Йети победил бы меня в конкурсе красоты. Моя спина болела либо из-за жесткой кровати, либо из-за массивного рюкзака, который я таскала с собой по многочисленным странам. Косточка бюстгальтера начала врезаться в кожу и эти отметины зудели.

Я перегнулась через край полки и увидела, что все ушли, кроме меня и Ханта. Я достала из рюкзака косметичку и сделала все возможное, чтобы спасти жирный, размазанный беспорядок на своем лице. Я нашла подушечку жвачки для утреннего дыхания и убрала свои жалкие волосы в высокий хвостик. Почувствовав себя более живой, я слезла с полки и выглянула за занавеску на окне. Мы стояли и из поезда потоком выходили люди в большом количестве.

Я подошла к другой стороне купе и открыла дверь. Судя по очереди людей, желающей покинуть поезд, я догадалась, что мы в Праге.

Черт побери. Я намеревалась покинуть поезд настолько быстро, насколько смогла бы, чтобы поискать Дженни. Я стащила с полки рюкзак и закинула его на спину. На мои плечи опустился приличный вес и, клянусь, эта сумка становилась все тяжелее с каждым днем.

Я практически ушла.

Или сказала себе, что ушла. Не думаю, что сделала хотя бы еще один шаг к двери, не повернувшись к спящему Ханту.

Он будто смог почувствовать мое присутствие, потому что его глаза распахнулись в ту секунду, когда я шагнула к нему.

Он провел рукой по глазам, а затем по коротким волосам.

— Привет.

Его голос был сиплым после сна, и этот крючок под моей кожей туго натянулся.

— Думаю, мы приехали, — сказала я.

Он кивнул и с этим сонным выражением на лице, он выглядел моложе. Добрее.

— Черт, давненько я так хорошо не спал.

Он потянулся, и я впитывала вид согнутых мышц на его руках и полоски твердой кожи между его футболкой и джинсами.

Прежде чем он мог поймать меня на разглядывании, я сказала.

— Серьезно? Мне понадобится массаж, чтобы прийти в себя после такого сна.

Он свесил ноги с края полки и спрыгнул рядом со мной.

— Я привык спать на неудобной кровати. Прямо как дома.

Определенно военный. Я вспомнила татуировку морпеха на чьей — то спине и поняла, что она должна быть его.

— Ну, по крайней мере, кто-то из нас чувствует себя хорошо, — сказала я.

Он потянулся и обхватил заднюю часть моей шеи рукой. Его пальцы нежно разминали её, и по моей коже побежали мурашки. Этот жест был интимным, а нужда узнать, что случилось той ночью, снова росла как желчь. И прежде чем я смогла подумать об ответах, которые не хотела услышать, я сказала.

— Что случилось той ночью?

Он замешкался, а затем его рука соскользнула с моей кожи.

— Почему бы тебе не рассказать мне, что ты помнишь, а я заполню пустоту.

Я прислонилась своим плечом к полке и посмотрела на него искоса.

— Последнее, что я ясно помню — спор с тобой. У меня отрывистые воспоминания об остальном. Разговоры. Я помню, как держу напиток, может два, но это все.

— Больше ничего?

Он выглядел одновременно и расслабленным, и разочарованным.

Я сглотнула и покачала головой.

Он вздохнул и дотронулся до моего плеча, в этот раз слегка и только на несколько секунд.

— Давай сойдем с поезда, а потом я расскажу тебе все, что нужно знать.

Я кивнула.

— Мне также надо поискать Дженни. Мы должны были встретиться до поезда, но я не смогла найти ее.

— Я помогу тебе найти её.

Я шла позади Ханта, пытаясь точно вспомнить, где была татуировка. Прежде, чем он спустился по ступеням на платформу, сказал:

— Кстати, та ссора. Ты, возможно, не помнишь, но ты полностью извинилась и сказала, что была неправа. Просто чтобы ты знала.

Я фыркнула и подтолкнула его к ступенькам.

— Даже без воспоминаний я знаю, что это чушь собачья.

Он быстро спустился и подал мне руку с улыбкой.

— Стоило попытаться.

Он помог мне спуститься по ступенькам и быстро освободил руку, как только мои ноги коснулись платформы.

— В следующий раз повезет, солдат.

Я вернулась воспоминаниями к прошлой ночи, к тому, что было до нашего спора. Я помнила, как он смотрел на меня и, практически, смогла воспроизвести, как ощущалось, когда он проводил пальцами по моей ноге. А сейчас он дотронулся до меня только из благородства. Что это означало? Мы спорили, но он все же отвез меня домой, значит, спор не был таким сильным. Но он вел себя со мной по-другому. Вопрос в том, почему.

Мы вместе изучали платформу, разыскивая знакомое очертание. Я поднялась по ступеням, ведущим к главной части вокзала, но даже с этой выгодной точки не увидела Дженни. Мы прошлись с одного конца станции до другого и разговаривали, пока искали.

Даже несмотря на то, что он обещал ответы, я не задавала никаких вопросов. Еще нет. Я продолжала колебаться, хотелось ли мне их знать.

— Так что ты собираешься делать в Праге? — спросил он.

Я пожала плечами.

— Я на самом деле не уверена. Что-нибудь веселое. Что-нибудь чтобы запомнить.

— Например?

— Не знаю. Приключение. Мне не хочется быть обычным туристом. Мне хочется сделать что-то необычное, понимаешь?

Он кивнул.

— Понимаю.

Я проверила кабинки в женском туалете, пока он ждал меня снаружи, и ждала его снаружи, пока он проверял в мужском. Практически через полчаса мы вышли с вокзала в отчаянной попытке посмотреть, не ждали ли ребята снаружи.

Их не было.

— Ну, что нам теперь делать? — спросил Хант.

— Нам?

— Я преследую тебя, помнишь?

Это было одно из многого, что я помнила.

— Не знаю. Думаю, мы сами по себе.

Я могла бы приложить больше усилий. Я могла бы найти где-нибудь доступ в интернет и написать ей в фейсбуке. Или, может, сделаю так позже. Прямо сейчас я была больше заинтригована идеей Ханта о "нас".

— В таком случае давай изучим Прагу. — Он подкинул рюкзак выше на своих плечах и пошел.

Я осталась на своем месте и крикнула.

— Может мы должны найти место, где остановимся? Думаю, у них тут есть метрополитен и трамваи.

— Мы к этому вернемся. А сейчас, давай просто погуляем.

У меня отвисла челюсть. Он не мог быть серьезным. Я устала и была раздражена, а мой рюкзак был тяжелым.

— Зачем нам делать что-то такое глупое?

Он улыбнулся.

— Потому что ты хотела приключений.

Он пошел дальше и в этот раз, когда я позвала его, не остановился. Я несколько секунд стояла в неверии, а потом побежала, чтобы догнать его. Мои легкие после двадцати секунд практически забега запротестовали, и у меня появилось ощущение, что во время этой прогулки — приключения они начнут полномасштабную революцию.

— Я могу получить приключение без зарабатывания мозолей и порчи педикюра, — сказала я.

Он покачал головой.

— Я вполне уверен, что в словаре написано, что невозможно получить приключение, беспокоясь о таких вещах, как педикюр.

Хант подхватил карту на вокзале и сказал, что не так далеко есть квартал с множеством гостиниц и общежитий, чтобы выбрать. И что сначала мы пойдем туда.

Это точно не была моя идея приключений. Я все еще предпочла бы такси или метро. Но мне пришлось признать, что прогулка по каменному тротуару и осмотр архитектуры освежали. В городе было множество современных зданий и ресторанов, но временами мы поворачивали за угол, и мне казалось, что я ступила прямо в сказку, в которой каменные горгульи смотрят на нас с середины зданий, мимо которых мы проходим.

Мы с Хантом спорили, как произносить слова, написанные на знаках. Некоторые из них состояли, практически, из одних согласных с несколькими гласными. Мы спорили о том, что означали эти слова. Я всегда выбирала наиболее непохожее значение, просто чтобы посмотреть, насколько я могла привести его в ярость.

— Ни при каких обстоятельствах оно это не означает.

— Ты не знаешь. Ты говоришь на чешском?

— Может, выучу, просто чтобы доказать, насколько ты глупа.

— Удачи тебе с этим, солдат.

Было достаточно интересно, чтобы я не обращала внимания на небольшую боль в ноге или на одышку, или на неудобство в своей спине от тянущего веса рюкзака. В любом случае, не на какое-то время. Через час мои ноги ныли, а спина была готова поднять мятеж. Мне пришлось сконцентрироваться на дыхании и разговоре, чтобы не начать задыхаться. Затем я посмотрела на одно из зданий, которые мы проходили, и резко остановилась.

— Джексон! Ты знаешь, куда мы идем?

Он поднял карту и сказал.

— Конечно, знаю. Будем там в любую минуту.

Я позволила рюкзаку упасть с плеч и бросила его на тротуар. Я не сдвинусь ни на шаг.

— Тогда почему мы снова проходим место с «шотами Джелло с водкой»? — спросила я его и указала.

— Я же сказал тебе, Келси. «Minutkov? J?dla10» не означает «шоты Джелло с водкой». Очевидно, что это ресторан.

— Да, ресторан, в котором подают шоты Джелло.

— Это, должно быть, связано с минутой или минутами.

— Да, потому что это быстро приготавливаемый Джелло! Но смысл в том...мы уже здесь были.

Тогда он посмотрел на ресторан, и я увидела доказательство на его лице.

Фан—чертовски—тастично.

— Мы потерялись.

— Мы не... ну... — он снова проконсультировался с картой, повертел ее во все стороны и сказал, — Мы, возможно, немного потерялись.

— Это твоя идея приключений? Я думала, солдаты должны хорошо ориентироваться.

— У меня есть решение, — сказал он.

Мой рюкзак начал казаться очень заманчивым стулом, но я убедила себя остаться стоять. Я положила руки на бедра и сказала.

— Давай послушаю.

Он перешел улицу с картой в руке и подошел достаточно близко ко мне, что возможно смог почувствовать запах пота, стекающего по моей спине. Я должна была быть уверенной в себе, но когда наклонила голову назад, чтобы встретиться с его взглядом, его улыбка ворвалась в мои мысли, как торнадо, разрушила их и разбила на части. Он наклонился и мое сердце подпрыгнуло.

Он протянул руку и выкинул карту в мусорку позади меня. Он стоял, наши груди находились почти на дюйм от соприкосновения.

— Проблема решена, — сказал он.


Глава 13


— Это твое решение проблемы? Мы потерялись!

Он пожал плечами.

— Если не будем пытаться добраться до какого-то определенного места, мы не потеряемся. Мы просто будем разведывать.

— Но нам нужно найти место для проживания и оставить где-то наши вещи, и...

— Позже. Еще рано, Келси. У нас весь день.

Может он и терпеливый, но я нет. Я как раз собиралась спросить, найдем ли мы место для проживания или возьмем такси, когда его рука дотронулась до моего локтя и скользнула до запястья.

— Доверься мне, — сказал он.

Я задрожала.

Я доверяла ему... в чем не было абсо—чертового—лютно никакого смысла. Моя память о предыдущей ночи была черной дырой. Я должна бы опасаться его. Я чертовски уверена, что прямо сейчас мне не следует быть с ним наедине, не зная о том, что случилось прошлой ночью. Но так как его рука находилась на моем запястье, он мог вести меня в любое место.

И сейчас я должна была пойти с ним без плана, без карты, без идеи, куда мы направляемся? Раскрытая интрига фильма ужасов. Возможно, я снималась в Хостеле, реалити-шоу.

— Сначала расскажи мне, что случилось, — заставила я сказать себя.

Его рука соскользнула с моего запястья, и он поймал мои пальцы своими.

— Я бы не причинил тебе вред, Келси. И также не позволил бы сделать это кому-то другому.

— Так. Кто-то подсыпал мне наркотик. А потом что?

— Я точно не знаю. Я просто знаю, что ты была в порядке. Настойчивая и готовая орать на меня. Затем мы...

— Мы что?

Его взгляд упал на мои губы, и он покачал головой.

— Мы разговаривали и казалось, что ты ни с того ни с сего напилась. Ты говорила невнятно и глотала слова, не могла стоять прямо.

— Поэтому ты отвез меня в отель?

— Мне не хотелось оставлять тебя в общежитии. Не тогда, когда ты потеряла сознание и делила комнату с десятком людей. Я отвез тебя в свой номер отеля, а затем взял себе другой.

— И все?

— Предполагаю, что мог бы еще рассказать, как ты называла меня слюнтяем, потому что я не снимал с тебя одежду.

— ЧТО я делала?

Он фыркнул и наклонился, чтобы поднять мой рюкзак. Он закинул мой рюкзак на свое плечо вместе со своим. Затем дернул меня за руку и начал тащить по улице.

Я могла бы упереться и отказаться. Или, может, не могла бы. Не в случае, когда он мне небезразличен.

— ПОДОЖДИ. Ты не можешь сказать что-то такое и не конкретизировать.

Он улыбнулся.

— Могу, если это компенсация. Я расскажу тебе позже. После того, как покажу тебе свой способ приключения.

Мой разум каждый раз, как он упоминал о приключении, направлялся в канаву. Это неизбежно с парнем, который выглядел как он.

Он повернул наобум и потащил меня за собой.

— Между прочим, я думаю, что идти без карты — ужасная идея, — сказала я.

— Принято к сведению.

— Все может пойти невероятно неправильно.

— Или невероятно правильно.

Я немного волочила ноги, пока мы шли, но была больше заинтригована, чем делала вид. Мне было хорошо, куда бы мы ни пошли, когда он нес мой рюкзак и наши пальцы были переплетены.

Мы прошли несколько кварталов, прежде чем оказались у остановки метро. Он оглянулся на меня через плечо, а затем повел меня к лестнице.

— Ох, а теперь нам не придется идти, чтобы найти приключение?

Он посмотрел на меня и сказал:

— Хорошо. Я понял. Доверять тебе.

Мы спустились по лестнице, и я ожидала чего-то темного, промозглого, с этим милым запахом гниения и мочи, который, казалось, витал в большинстве станций метро. К удивлению, эта станция была светлой, чистой и современной. Хант повел меня к огромной карте станций метро. Он скинул оба наших рюкзака на пол, встал передо мной и сказал.

— Закрой глаза.

Я попыталась не выглядеть скептически.

Вот, что я усвоила в своей жизни: за фразой "Закрой глаза" обычно следовало либо что-то очень хорошее (например поцелуй), либо что-то очень плохое (например убийство, розыгрыш или что-то плотное, вложенное в твою руку).

Я действительно надеялась, что этот случай больше распространялся на часть с поцелуями. Его руки сжали мои плечи, приободряя, и я позволила своим векам закрыться. Предвкушение обволакивало мою кожу, и я задрожала от слабого мороза по коже. Одной рукой он удерживал меня за плечо и я почувствовала, как он обошел меня и встал позади. Его дыхание дотронулось до моей шеи, и жар растопил мороз. Мне пришлось сконцентрироваться, чтобы не свалиться на него.

— Не открывай глаза, — проговорил он мне в ухо.

Я не смогла сложить слова в ответ, поэтому кивнула и его щека слегка коснулась моей.

— Готова?

Вот и все предупреждение, которое я получила до того, как он взял меня за плечи и начал раскручивать.

— Ты прикалываешься?

— Держи глаза закрытыми!

Он повернул меня три раза, затем остановил мое тело своими руками.

— Покажи, — сказал он.

— Куда?

— В любое место.

Я подняла руку, и он сказал.

— Открой глаза.

Он потянулся и ткнул пальцем в самую ближайшую станцию метро к тому месту, куда я показала. Малостранска.

— Вот куда мы собираемся, — сказал он.

— Правда?

Он поднял наши рюкзаки и сказал.

— Правда.

— А что, если это ужасный район? Может быть опасно.

— Я же говорил тебе, что никогда не позволю чему-либо плохому случиться с тобой.

— Некоторые вещи в мире вне даже твоего контроля.

Его плечи напряглись, а взгляд потемнел.

— Я это знаю. Поверь мне... я знаю.

Выражение его лица стало обеспокоенным, заполненным призраками и намеками. Это выражение рассказало мне о нем больше, чем любые слова, которые он мог произнести. Вот что он имел в виду, когда сказал, что будет защищать меня. Это было ясно написано на его лицо, какая бы трагедия не ворвалась в его воспоминания после моих слов.

Я не могла смотреть на это лицо и не доверять ему.

Я переплела его пальцы со своими и сказала:

— Я за.

Когда он улыбнулся, показалось, что этих призраков никогда и не было.

Мы купили билет в метро и вместе выяснили, на какой поезд сесть. Платформа метро выглядела как что-то из научно — фантастического романа. Все, что я до этого видела в Праге, выглядело так, будто я ступила в прошлое, но здесь было все наоборот. Стены и потолки были выложены золотыми, серебряными и зелеными плитками, они плавно переходили в сотню небольших сводов, которые формировали один длинный туннель. Тонкая, но яркая линия проходила по всей длине изогнутого потолка, отбрасывая на туннель жутковатый отблеск.

Поезд тихо приближался на станцию, но мои волосы развевались на создаваемом им ветру. Вагон поезда был уже заполнен, когда мы вошли, и новые пассажиры вставали перед нами и позади нас. Я все еще искала место, чтобы присесть или постоять, или даже схватиться, когда поезд начал двигаться. Я качнулась в сторону на своего соседа, а затем почувствовала, как Хант сжал мою руку и притянул меня к себе.

— Хватайся, принцесса.

Я вцепилась в его талию и держалась за его тело.

Он заговорил мне в ухо.

— Я имел в виду ухватиться за поручень над головой, но это тоже работает.

— Не думаю, что могу дотянуться до него, — сказала я.

В реальности я даже не хотела пытаться. Я больше предпочитала держаться за него.

Поезд настолько был забит, что в любой определенный момент времени я дотрагивалась, по крайней мере, до трех людей. По другую сторону от Ханта мне улыбался высокий парень за двадцать с волосами до плеч каждый раз, когда я слегка касалась его. Поезд замедлился, когда подъехал к станции, и рука Ханта сжала мое бедро, чтобы удержать меня. Она, собственническая и сильная, осталась там даже тогда, когда мы начали двигаться. Сквозь джинсы я могла чувствовать жар от его руки, как клеймо.

Как только перед нами освободилось место, он подтолкнул меня к нему. Я рухнула на лавку и показала ему отдать мне мой рюкзак, но он покачал головой.

— Я в порядке.

Он стоял передо мной, прямо между мной и парнем с длинными волосами, блокируя меня как охранник. Я бы разозлилась, если бы не было так жарко. Он поднял обе руки над головой, чтобы держаться за поручень, и показалась та самая часть кожи на его талии, которая сводила меня с ума большую часть последних двенадцати часов.

Во рту пересохло.

Будет странно, если я потянусь и потрогаю хорошо натренированные мышцы? Своим лицом?

Если сейчас он не смотрел на длинноволосого парня, то я думаю, что делал он это целенаправленно.

Мы въехали на станцию, которую я выбрала, и Хант снова взял меня за руку, когда поезд замедлился и остановился. Я последовала за ним на выход со станции и дальше по улице, и даже когда мы отошли от толп двигающихся людей, его рука все еще крепко удерживала мою.

Что бы ни случилось между нами прошлой ночью... это изменило его. Сейчас он снова касался меня, но по-другому, не так, как я помнила его прикосновения прошлой ночью. Сейчас он прикасался ко мне так, будто знал меня, а не как к какой — то незнакомке в баре. Он смотрел на меня, когда думал, что я не в состоянии говорить. И он не задавал вопросов, по крайней мере, надоедливых.

Что-то в моем животе начало оседать и я могла чувствовать, как это что-то исчезло.

— Ничего больше безумного не случилось прошлой ночью, верно?

— Ты имеешь в виду помимо твоего комментария про слюнтяя?

Вообще-то именно это звучало очень правдоподобно так, как я бы и сказала.

— Да, помимо этого.

— Ты, возможно, раз или два объявила, что любишь меня. И попросилась выносить моих детей.

Я закатила глаза.

— Будь серьезным.

— Ты думаешь, что заявление о любви не серьезно?

— Я не думаю, что было заявление о любви.

— Ты помнишь больше?

— Нет, просто я себя знаю. Может я и становлюсь эмоциональной, когда выпью, но это своего рода другая эмоциональность.

Он кивнул, и больше шуток не последовало, поэтому я догадалась, что попала в точку. Он не знал моих секретов. Я просто подкатывала к нему. Много, как я могла догадаться. Вот почему он вел себя по — другому. И с этим я могла справиться.

Он тянул меня за руку и мы вместе поднялись по ступеням к нашему спонтанному месту назначения. Район был оригинальным и живописным, с узкими, извилистыми улочками из булыжника. Эти улочки были усеяны деревьями, под синим-синим небом.

— Ты права, — сказал Хант. — Этот район невероятно опасный. Явно пугающий. Я пойму, если захочешь вернуться.

Я ударила его, но он, посмеиваясь, уклонился от моего удара.

— Ну же, принцесса. Давай посмотрим, в какую беду мы можем попасть.

С ним мне хотелось попасть во все беды. Любого типа. Предпочтительно, многократно.

Мы немного прогулялись, поворачивая, когда что-то выглядело интересно, не спешили и просто наслаждались видом.

(Я всецело считала Ханта частью вида.)

— Куда дальше? — спросил он.

— Эм, прямо, я думаю?

— Я имел в виду после Праги. Куда ты полетишь дальше?

Я вздохнула и вытерла струйку пота на лбу.

— Никуда.

— Ты останешься здесь?

— Нет. Я имею в виду, что поеду домой. Я так думаю.

Я перекинула волосы через плечо, пытаясь убрать их от нагретой шеи.

— Ты думаешь? Ты скучаешь по дому?

Если дом был моим прошлым, то конечно. В противном случае, ни за что.

— Это сложно, — сказала я. — Я больше не знаю, что такое дом.

— Я думаю, что дом там, где ты счастливее всего.

Мне хотелось свободы и веселья моих друзей по колледжу. В восемнадцать они стали моим первым настоящим пониманием семьи, и сейчас эта семья развалилась на крохотные кусочки и рассредоточилась по всем штатам Америки. Нечестно, что мне удалось удержать их только на четыре года, прежде чем они вернулись к своим настоящим семьям или образовали свои с глупыми парнями из Британии.

— Что если дом это не то место, куда ты можешь вернуться?

Мы свернули с дороги, по которой шли, на тропинку, ведущую в парк. Длинная полоса деревьев и обширные поля зелени расслабляли меня.

— Тогда ты найдешь другой дом, новое место, которое сделает тебя счастливой. Это не случается один раз в жизни, Келси. Люди все время находят дом в новых местах, появляются новые мечты, новые люди. Дом должен казаться легким, как земное притяжение, — сказал он.

Я не доверяла земному притяжению. Казалось, что оно всегда вело меня в неправильном направлении.

— Не так все просто, — сказала я, а затем отошла и пошла немного быстрее, надеясь, что он примет это за намек сменить тему.

— Конечно, это не просто. Самые лучшие вещи обычно не бывают простыми. — Он нагнал меня и сказал. — Зачем ехать домой, если это не то место, где ты хочешь быть?

— Потому что я не знаю, что еще делать.

Он схватил меня за локоть и остановил.

— Ты могла бы продолжить путешествовать.

— С меня этого хватит. Это не работает.

— Что ты имеешь в виду "не работает"?

Я не собиралась рассказывать ему, что это не работало, потому что я все еще была в депрессии. Этот парень за несколько дней видел во мне больше слабых мест, чем все остальные за многие годы.

— Я просто имею в виду... Я не так веселюсь, как предполагала.

— Может ты делала это неправильно.

— Что это должно означать?

Он отпустил мой локоть, чтобы провести рукой по подбородку. Когда он заговорил, то делал это медленно, будто осторожно подбирал слова.

— Ты сказала, что хочешь приключений. Что ты делала самое безрассудно смелое?

Я делала много безрассудно смелого. Я всецело жила настоящим, точно как и планировала.

Но когда я задумалась, пытаясь выбрать для него в качестве доказательства момент, то каждый день своего рода перетекал в следующий. Я имею в виду, я встречала разных людей и ходила в разные места, но конечный результат все время был одним и тем же. Мы оказывались в баре или клубе. Пили, танцевали и занимались сексом.

Я открыла рот, но не смогла ничего из этого произнести вслух.

— Скажи мне это. Не принимая во внимание тот факт, что ты в разных местах с разными людьми, делала ли ты что-нибудь, отличающееся радикально от того, что будешь делать дома? — продолжил он.

Я сглотнула. И мне пришлось собрать всю свою гордость, чтобы признаться.

— Не совсем. До сегодняшнего дня.

Он улыбнулся.

— Самое лучшее в наших жизнях то, что мы не можем запланировать. И намного сложнее найти счастье, если ищешь его только в одном месте. Иногда стоит отбросить карту. Признаться, что не знаешь, куда идешь, и прекратить давить на себя, чтобы выяснить это. Кроме того... карта это жизнь, которую кто-то уже прожил. Намного веселее создать свою собственную.

Логически я знала, что он был прав. Сколько бы я не пыталась заставить себя быть счастливой, я никогда не была.

— Не думай слишком много, — сказал он. — Просто определись с тем, что хочешь делать. Первое, что всплывает в твоей голове, и сделай это.

Мне хотелось поцеловать его.

Больше мне совершенно ничего не хотелось.

Мои глаза отыскали его губы и, если земное притяжение вело меня в одном направлении, то это было оно. Я приподнялась на носочках, поддерживая себя рукой на его плече. Прежде чем я могла придвинуться ближе, он прочистил горло и отступил.

Очевидно, делай все, кроме этого.


Глава 14


Черт побери. Почему я продолжала так с собой поступать? Он дважды меня отшил. Может и больше, учитывая, что я не могла вспомнить половину времени, что мы провели вместе.

Я могла провести с ним время, не бросаясь на него. Я могла это сделать. Хотя мне не очень хотелось.

Я вздохнула и отвернулась. Возможно, в сотне ярдов есть игровая площадка. Он спросил меня, чего мне хотелось. И кроме поцелуя с ним, именно этого я и хотела.

Мне давно хотелось к качелям, детским горкам и простоте. Хотелось вернуться к тому времени, когда бабочка могла развеселить меня, а вереница луж могла доставить удовольствие. Хотелось вернуться в то время, когда счастье не было тем, что мне приходилось искать... счастье просто было.

Поэтому я отправляюсь к площадке, разглядывая обычные детские качели, доски-качели 11и карусель. Эти экстравагантные керамические творения будто были чертой между динозаврами и Гамби12. Я направилась напрямую к карусели. Я распласталась на плоской поверхности и подождала, когда подойдет Хант. Он скинул в нескольких футах от нас наши рюкзаки и спросил:

— Ты этим хочешь заняться?

Я пожала плечами. Это был выбор номер два, но он работал.

— Тогда держись.

Я сжала металлическую перекладину, ближайшую ко мне, и он начал меня крутить. Он толкал сильнее и я кружилась быстрее. Это было глупо и по-детски, но определенно не требовало раздумий.

— Быстрее, — крикнула я.

Хант еще раз сильно толкнул, затем запрыгнул ко мне на карусель. Она так быстро двигалась, что он практически промахнулся, и ему пришлось затаскивать себя весь остаток движения. Было так странно видеть его, мужественного и замкнутого, пытающегося остаться на карусели. Я рассмеялась. Как только он умудрился лечь на спину, тоже засмеялся. Я легла рядом с ним, пытаясь изо всех сил дышать сквозь истерику. Но каждый раз, когда я представляла его, запрыгивающего на эту великовозрастную детскую игрушку, я снова начинала хихикать.

Такое же веселье случается, когда заканчиваешь колледж. Ты так много слышишь о том, как быть взрослым, что начинаешь чувствовать, будто за одну ночь должен стать другим человеком, что взросление означает не быть собой. И настолько концентрируешься на жизни согласно термину "взрослый", что забываешь, что взрослеешь, когда живешь, а не когда добиваешься этого исключительно силой воли.

Смотря вверх на быстро вращающиеся ветви деревьев и на розовую и пурпурную палитру утреннего неба, я чувствовала себя моложе или, может, просто на свой возраст. Мы лежали рядом друг с другом, смеялись без причин и вдыхали, пока карусель не замедлилась и не остановилась.

Его рука прижалась к моей и, когда я приподнялась на боку, то смогла почувствовать внутри себя, что знала, какого целовать этого мужчину. Что я целовала его прежде. Я не могла вспомнить это. Не в картинках. Но я могла это чувствовать. Мое тело помнило.

Может вращение прочистило мою голову немного больше, потому что я сказала прямо:

— Ты целовал меня.

— Что?

— Прошлой ночью. Ты целовал меня, верно?

Он присел, поставив локти на колени. Он сжал одной рукой заднюю часть своей шеи и сказал:

— Это было до того, как я узнал, что тебя накачали наркотиками. После этого я не... я бы не стал целовать.

Я это знала.

Он ухватился за один из поручней и соскользнул с карусели. Не смотря на меня, он осмотрел площадку и спросил:

— Что дальше?

Я позволила ему сменить тему, даже несмотря на то, что хотела продолжить ее. Вместо этого, я позволила ему раскачивать меня на качелях, каждое его прикосновение к моей спине ощущалось как импульс электричества.

Мы покатались на двойных качелях — физическое изображение нашего совместно проведенного времени, если это так можно назвать. Я дала Ханту свой фотоаппарат, и он сфотографировал меня, сидящую на одном из огромных керамических динозавров. Я осторожно держалась за голову динозавра и встала на его спине.

В первый раз я выглянула и увидела открывавшийся мне вид игровой площадки, недоступный Ханту, и при этом чуть не свалилась с динозавра Гамби.

Это был невероятный панорамный вид Праги. Город был морем оранжевых крыш, очерченным извилистой рекой и усеянным соборными шпилями. Через реку, красивую и сильную, простирались мосты. Здесь, наверху этой выбранной наугад возвышенности, на пустынной игровой площадке, у нас был наша личная панорама города, который был красив. И мне казалось, что мы никогда бы не нашли это место, если бы просматривали путеводители или искали в интернете. Нам не пришлось делиться видом с другими туристами. Он принадлежал нам.

Я соскользнула с динозавра и подошла ближе. Конец пешеходной дорожки ограничивался перилами. Везде росли растения с маленькими желтыми цветками, а еще одни белые, как подснежники, цветочки усеивали тропинку.

Я завороженно всматривалась.

— Думаю, ты нашла, — сказал Хант.

Я повернулась с улыбкой на лице и прислонилась к перилам. Его шаги запнулись и он на мгновение остановился. Его взгляд перенесся с меня на пейзаж позади меня, а затем вернулся ко мне. У него отвисла челюсть, и он несколько раз моргнул. Моя улыбка стала шире.

— Что я нашла?

У него заняло несколько секунд, чтобы ответить, но когда он это сделал, по моему позвоночнику пробежала дрожь.

— Маленький кусочек дома.

Он был прав. Я чувствовала себя легче. Это не было подобно непринужденному веселью в колледже, но определенно ближе к тому, что я не чувствовала длительное время. Я не могла отпустить только одно.

— Почему ты не поцеловал меня? Ты делал это прошлой ночью. А сейчас почему так?

— Я не думал прошлой ночью.

— А сейчас думаешь?

Он кивнул.

— И о чем ты думаешь?

— Что я хочу удержать тебя.

Удержать меня?

— Я имею в виду, продолжить видеть тебя. Ты мне нравишься. Думаю, мы могли бы повеселиться вместе. Вместе найти приключения.

— Поцелуй кажется очень замечательным приключением.

— Думаю, умнее остаться друзьями.

— Ты обещал заполнить пробелы с прошлой ночи. Вот пробел.

— Келси...

— Да не так уж это и важно. Просто поцелуй.

Он посмотрел на меня угрюмо, от чего стало сложно дышать. Казалось, что мои легкие сдулись, обмотались вокруг сердца. Хорошо, что позади меня были перила, а то бы я кувырнулась назад.

Он прошел вперед и я вцепилась в холодный металл позади себя.

— Тогда сделка. — Он наклонил голову и улыбнулся. — Дай мне неделю. Попутешествуй со мной неделю. Если я не найду приключение, которое ты ищешь, тогда мы разойдемся по разным сторонам.

До этого я думала, что земное притяжение привело меня к Ханту, но это было нечто большее. Он и был земным притяжением. В тот момент он был энергией, которая удерживала мою Вселенную.

— Одна неделя за один поцелуй? Это, своего рода, очень высокая цена.

— Это сделка.

Он был так близко, что казалось, будто моя кожа гудела. Я могла слышать стук своего сердца в ушах, как хлопанье крыльев, ускоряющихся и отчаянно пытающихся удержаться на плаву.

— Хорошо. Я за.

Его улыбка была не просто яркой. Она была ослепительной. Чувствуя, как через мою кожу проникало тепло, я поверила, что в небе было два солнца.

Даже не поцеловав меня слегка, он повернулся и ушел. Он поднял наши рюкзаки у карусели, где мы их бросили, и посмотрел на меня.

— Я сказала хорошо, — крикнула я, задаваясь вопросом, может он меня не понял.

— Я поцелую тебя, принцесса. Но не сейчас, не тогда, когда ты просишь об этом. Не тогда, когда ты просто хочешь пометить галочкой в списке. Я поцелую тебя, когда посчитаю нужным.


Хант глянул на название общежития «Сумасшедший дом» и приподнял бровь. Может, я его и не убедила, но когда мы вошли, и я увидела на стене цитату Джека Керуака13, то поняла, что общежитие было идеальным.

Я прочитала вслух.

«Единственные люди для меня — это безумцы, те, кто безумен жить, безумен говорить, безумен быть спасенным, алчен до всего одновременно, кто никогда не зевнет, никогда не скажет банальность, кто лишь горит, горит, горит как сказочные желтые римские свечи, взрываясь среди звезд пауками света».14

Возможно, я была немного погружена в свою деятельность. Как — никак я была актером. Но иногда кто-нибудь просто так верно подбирает слова, что тебе кажется, будто они считали их с твоего сердца.

Хант посмотрел на меня и протянул руку, но не дотронулся. Его рука парила поблизости, будто я была артефактом, произведением искусства, которое подвергнется опасности от прикосновения его кожи. Все еще смотря на меня, он опустил руку и сказал:

— Две кровати, пожалуйста.

Нас разместили в смешанную комнату с еще шестью кроватями, и я попыталась не думать о том, что его кровать была справа от моей. Что, если мы оба посреди ночи протянем руки, то наши пальцы соприкоснуться. Мы заперли свои вещи, даже несмотря на то, что все остальные уже ушли из общежития, и он спросил:

— Что теперь?

Я могла бы попросить найти Дженни. Но заметив, что мы были одни, я увидела перспективу получше. Я подошла, чтобы сесть рядом с ним на кровать, достаточно близко, чтобы мои колени коснулись его, когда я повернулась к нему лицом.

— Твое решение, — сказала я. — Ты получил меня на неделю. — Я оперлась сзади на руки и наблюдала, как его взгляд опускался по моему телу. — Итак, Джексон, что ты собираешься делать со мной?

Он дотронулся пальцами до своего подбородка и его взгляд переместился за меня.

— У меня есть несколько идей.

— Да?

— Да.

Он склонился надо мной и мои локти задрожали. В самом низу моего позвоночника распространилось покалывающее ощущение. Оно напомнило мне взболтанную банку с содовой. Ты знаешь, что случится, когда ее откроешь. Ты каким-то образом можешь чувствовать всю накопленную внутри энергию, но идея открыть ее просто слишком искушает.

— У меня тоже есть очень хорошая идея, — сказала я.

Он прогудел и щетина на его подбородке едва коснулась моей ключицы. Я откинула голову назад, и его дыхание свободно перемещалось по коже моей шеи. Его губы скользнули практически в легком поцелуе пульса и все мои мышцы напряглись. Его рот передвинулся, чтобы зависнуть над моим ухом, и мои руки так сильно затряслись, что я ждала, что они в любую секунду обессилят.

Он снова прогудел, и я могла почувствовать вибрацию на своей коже даже несмотря на то, что мы не соприкасались.

Его рот на секунду коснулся ушной раковины, практически целуя, и он сказал:

— Не сейчас, милая.

Мои руки сдались, и я плюхнулась на его кровать со стоном.

Его улыбка была шаловливой и сводила с ума.

Он ухватился за каркас кровати и встал с нее, оставив меня лежать.

Вот это поддразнивание.

— Как ты относишься к высоте?


Глава 15


— Ты сумасшедший, — сказала я.

— Ты хотела приключений, Келси.

— Я думала, ты имел в виду больше спонтанных поездок в метро и игровые площадки, а не прыгание с моста!

Я услышала крик девушки, которая исчезла под мостом, и вцепилась пальцами в руку Ханта.

— Я не могу.

Я прежде бывала на мостах и повыше, чем Звиков, но не на тех, с которых должна была спрыгнуть. Мое сердце собиралось вырваться из груди, а Хант ухмылялся как сумасшедший.

Я повернулась, чтобы сбежать, но Хант придвинул меня обратно, его рука лежала у основания моего позвоночника. Он будто знал, что именно там я чувствовала его острее всего. Когда он был рядом, мой позвоночник становился ожившим проводом, посылающим взрывную волну к каждому нервному окончанию.

Его прикосновение только усиливало это.

— Тебе понравится.

— У тебя есть последнее желание? — спросила я.

— Обещаю, что все пройдет хорошо. Мы не умрем. Мы можем прыгнуть вместе, если от этого тебе станет лучше.

— Ох, я не имела в виду, что прыжок убьет тебя. Я имела в виду, что это сделаю я.

— Можешь убить меня после прыжка.

— А что, если я буду слишком мертва, чтобы убить тебя? — Я немного смутилась от того, как истерично это прозвучало.

Он переплел свои пальцы с моими и сжал мою руку, подталкивая меня вперед.

— Верь мне.

Я верила. Но от этого становилось только страшнее. Вера — ключ, который давал ему проход в те места, которые были более хрупкими, чем мое тело.

У меня ушла вся концентрация, чтобы удержаться от слез или тошноты, или от всего этого одновременно, когда инструктор начал подвешивать нас к одному амортизирующему тросу. Нас привязали, скрепили ремнями и проинструктировали. Единственное, что удерживало меня от абсолютного нервного срыва, это тот факт, что мы с Хантом располагались грудь к груди, когда они подвесили нас. Его близости и теплого дыхания, обдувавшего мой лоб, было достаточно, чтобы отвлечь меня от моей приближающейся смерти.

Они придвинули нас ближе к краю, и я невольно взвизгнула от страха, когда увидела реку, извивающуюся внизу так далеко от нас.

Джексон скользнул рукой вокруг моей шеи и приподнял мою голову на уровень своих глаз. Он прижался нежным поцелуем к моему лбу, от которого мое сердце заколотилось быстрее, вместо того, чтобы успокоить меня. Мое сердце удрало вверх и спряталось в задней части шеи, пульсируя в том месте, где все еще лежала рука Ханта.

Все, о чем я могла думать... что лучше бы это не засчиталось за мой поцелуй.

Он сказал:

— Просто попробуй ради меня. А позже я попробую что-нибудь ради тебя. Все, что ты захочешь.

Я медленно и глубоко вдохнула и кивнула.

Как только нас закрепили, инструктор начал прилаживать наши руки и тела, чтобы они совпадали соответствующим образом. Моя голова уткнулась в изгиб его плеча, а его в изгиб моего плеча. Его кожа пахла как лес вокруг нас, но вкуснее. Мы оба одной рукой приобнимали друг друга, затем переплели пальцы других рук и выставили их в ту сторону, куда должны были прыгнуть.

— Мы как будто танцуем, — сказал Хант, его слова барабанили по чувствительной коже моей ключицы.

— Тогда почему ты просто не отвел меня на танцы? По крайней мере, танго не убило бы меня.

Его грудь под моей щекой подпрыгивала от смеха, а затем раздался обратный отсчет.

— Джексон... — Я не могла больше выдавить ничего, кроме его имени.

А затем, будто он мог читать мои мысли, Хант процитировал цитату Керуака, которая была написана в нашем общежитии.

— «Безумны жить», Келси. Это жизнь.

Он прижался еще одним поцелуем к моему плечу, его губы все еще оставались там, прожигая мою кожу, когда мы перевалились через край.

Мир завис на одну короткую секунду, и мои глаза осматривали здания на земле под нами. Рука Ханта сжалась вокруг меня, а затем мир закончился. Воздух врезался в меня, земля быстро приближалась, а мое сердце осталось где-то надо мной.

Затем я закричала. Это был разбивающий стекло и лопающий барабанные перепонки крик, который эхом раздался по каньону и отразился обратно ко мне со всех сторон. Трос плотно натянулся, а мои внутренности, казалось, воспротивились и потянулись в другую сторону. Несмотря на рывок, мы продолжали и продолжали падать, а река, темная и безжалостная, устремлялась вверх ко мне. Я отпустила руку Джексона, чтобы обнять его тело второй рукой, и сжала его настолько крепко, насколько могла, но получилось только наполовину от того, как я хотела это сделать. Я открыла рот, чтобы вскрикнуть, а затем мы внезапно резко остановились и снова двинулись назад.

Я подумала, что, может быть, подъем не будет так плох, но затем наши тела скрутились и нас подкинуло. Я, должно быть, потеряла некоторые жизненно важные органы в том же самом месте, куда исчезло мое сердце.

Мы снова начали падать, и Хант восхищенно закричал.

— О, Господи! — выкрикнула я. Я не могла поверить, что делала это.

В этот раз я сжала руки вокруг него не потому, что боялась, а из-за ощущения, бурлящего внутри меня, сильного и безумного, и мне просто хотелось удержать его внутри.

Когда нас снова понесло вверх, мой крик превратился в гоготанье, которому позавидовали бы Урсула или Малефисента.

Хант был прав, было весело.

Я закричала еще больше, просто потому, что могла, и потому что когда я слышала, как звук рикошетом отскакивал от каньона, мне казалось, что Хант и я единственные в этом мире. Все казалось нереальным, будто у меня было две души и одно тело.

Мы подпрыгнули еще несколько раз и я осмелилась отпустить Ханта и вытянуть руки к земле под нами. Я повернулась и осмотрелась вокруг нас, а затем посмотрела в ту сторону, откуда мы спрыгнули.

— Умерла? — спросил Хант.

— Нет. — Ни в коем случае. Фактически, я никогда не ощущала себя настолько живой.

Я широко улыбнулась, и Хант улыбнулся мне в ответ. Я поняла, что мое сердце вернулось на место, потому что заколотилось так сильно, что стало практически больно.

А затем мне не пришлось спрашивать, настало ли время, и ему не пришлось мне говорить. Наши губы прижались, будто их заменили на магниты. И вся эта энергия, которая искрилась внутри меня, начала разворачиваться. Я могла чувствовать, как она обмоталась вокруг моих ребер, вырвалась из кончиков моих пальцев и впиталась в него.

Его руки погрузились в мои волосы, и он целовал меня так, будто мы все еще падали, будто именно так мы намеревались провести наши самые последние мгновения. Его губы крепко прижимались к моим, кровь ритмично грохотала в моих ушах с каждым напором его языка.

Я обняла его за шею, придвигая себя настолько близко, насколько могла. Но мне все еще хотелось быть ближе. Мне хотелось обхватить его ногами за талию и почувствовать кожу под его одеждой. Воздух, теплый и приятный, давил на нас и находился не в ладах с неистовством, возникшим под моей кожей.

Что-то дернуло наши лодыжки и мы начали подниматься. Я захныкала в его рот, так как была не готова к тому, чтобы этот момент закончился.

Его рот ответил быстрым темпом, выбивая из нас воздух, пока мы двигались, пробовали друг друга на вкус и наслаждались каждой последней секундой. Мы не разделялись, пока не пришлось, пока не настало время снова ступить в реальный мир.

Может, все дело было в падении или крови, которая прилила к моей голове, или отголосок того, что весь мой мир наконец-то встал на место, но мне пришлось ухватиться за руку инструктора, чтобы удержаться от падения, когда он отцепил меня.

Загрузка...