Назад в СССР: демон бокса

Глава 13

13

Профессионально-любительский ринг города-героя

Золотая медаль и кубок города не являются главной целью турнира, убеждали меня Коган и ассистенты. Шесть областей и столица — это всего лишь семь участников в каждой категории, если брать только победителей на чемпионат БССР, а вот путёвка на него действительно важна. Её получат все обладатели медалей, по решению спорткомитета — и несколько других спортсменов, чтоб набралось тридцать два, полный комплект для одной шестнадцатой. Арифметически проще организаторам союзных первенств, пятнадцать республик СССР и город Москва как раз дают число шестнадцать, бери по два посланца от каждого региона, и заявки укомплектованы.

Так-то оно так. Тактически правильно, зазор до республиканских соревнований меньше двух месяцев, выкладываться вредно, не все умеют восстанавливаться столь быстро, как Валера Матюшевич с демоном внутри. Смущает это самое «решение спорткомитета», то есть волюнтаризм чиновников. Очередному брестчанину понадобится перевод в Минск, и пусть он отсеялся в четвертушке, почему бы не дать ему шанс, потеснив слишком молодого пятнадцатилетнего, у того ещё много времени впереди.

Кровь из носа, лучше бы — не моего, обязан выйти в финал. А поскольку взрослый финалист держит билет на республику уже в кармане, вряд ли будет рвать жилы ради первого места. Это для меня Минск — первый выход на почти профессиональную сцену, для опытных городской турнир считается низшей ступенькой во всесоюзной иерархии соревнований.

К апрелю мы с дракошей разогнали мой рост до ста семидесяти двух при прежней комплекции, накачиваться кефиром перед соревнованиями и до взвешивания в день боя уже не было нужно, наоборот, я игнорировал приглашении я к бабушке на пообедать, удерживаясь в пятидесяти одном килограмме с большим трудом. Перед боями в моей весовой категории я вышел в зрительный зал Дворца спорта на Парковой магистрали посмотреть поединки в первом наилегчайшем, тем более Коган советовал — освойся с залом, понюхай атмосферу.

Не знаю, как на запах, а по вниманию публики город у взрослых на две головы стоял выше любых юношеских состязаний. Трибуны, обычно переживавшие аншлаг только на концертах популярных вокально-инструментальных ансамблей вроде «Песняров», «Верасов» или «Сябров», были заполнены не менее чем на половину, и это всего лишь шестнадцатая. Мужская составляющая на первых рядах преимущественно состояла из тренеров, боксёров, спортивных функционеров, многие лица смутно знакомы, дальше сидели любители спорта, и среди них наблюдалось необычно много женских лиц. Интересно, это подружки боксёров или пришедшие поглазеть на гладиаторов современности, а то и завязать знакомство?

Не Зиной единой жив человек, поэтому я пожертвовал удобством обзора и отправился в средние ряды. В аккуратно выглаженных чёрных брюках и сером джемпере с вырезом, из которого выглядывала белая рубашка, надеялся, что выгляжу импозантнее, чем в детском пальто. Ма до сих пор покупала мне зимние шапки с помпоном, утверждая — так модно, но я уже давно перешёл на динамовские трикотажки, пусть при минус двадцать и ниже, а в Минске зимой такое каждый год, в них ощутимо мёрзнет голова. Стригся не слишком коротко, чтоб Яшка не торчал наружу, верхнюю губу плотно облепил светлый юношеский пух, в общем, хотелось надеяться, производил впечатление отнюдь не пятнадцатилетнего, а старше.

— Вы — участник соревнований? — тотчас спросила весьма привлекательная барышня студенческой внешности, с рыжими волосами и рыжими же глазами, хоть, наверно, рыжих глаз не бывает, такое впечатление обеспечили её пушистые ресницы. Их было трое, курс первый-второй, не старше, вполне ничего на мой невзыскательный вкус, про аспиранток для сравнения вообще промолчу.

— Да. Но мой вес — наилегчайший, сейчас начнутся бои первого наилегчайшего, до сорока девяти. Немного посмотрю и пойду переодеваться-разминаться, моя пара четвёртая.

— Вы так разбираетесь в категориях… Наверно, и во всём остальном — тоже, — проворковала брюнетка, сидевшая на следующем кресле.

— Смотря что понимать под словами «всё остальное», — я хитро прищурился. — Если вы о боксе, то — да.

Они заулыбались, рыжая предположила, что я выступаю за студенческий «Буревестник», коль такой молодой.

— За «Динамо».

— Кстати… За «Буревестник» выйдет друг нашей Анжелы, — вспомнила брюнетка. — Как раз в наилегчайшем, да?

Та, всё время гордо молчавшая, ещё бы — гёлфрэнд боксёра, томно кивнула.

— Анжела… Запомню. Меня зовут Валера. А вас, красотки?

— Ира.

— Тамара.

— И кому из вас посвятить бой? Знаю! Всем троим!

Наконец, объявили первый раунд первого боя, а к нам между кресел протиснулся худющий парень с меня ростом, но старше, в мастерке и трико, с уже забинтованными кистями рук. Пижон и выпендрёжник перед дамами. Бинты накрутить — минутное дело, обычно непосредственно перед надеванием перчаток.

— Женечка!

Анжела, утратившая невозмутимость, поднялась и чмокнула боксёра в нос.

— Евгений, ваш какой по очереди бой в наилегчайшем? — делово справилась рыжая Ира.

— Четвёртый. Против какого-то Валеры Матвейчука, «Динамо». А что?

— Да вот он!

Бывают же совпадения… Статистическая вероятность — доли процента.

Соперник смерил меня глазом.

— Там в протоколе ошибка какая-то. Указан твой возраст — пятнадцать лет. А на самом деле?

— Скоро шестнадцать.

Он вытаращился и покачал головой.

— Не может быть! Как ребёнка выпустили против взрослого? У «Динамо» никого не нашлось в этом весе?

Евгений (имя какое противное!) решил, похоже, что меня используют как затычку за неимением альтернативы.

— Ну как не нашлось… Свели нас на ринге. Он выстоял полторы минуты и сдулся. Так что я теперь как пионер-герой. С одной гранатой против двух фашистских танков. Жень! Я тут объявил, что посвящаю победу Анжеле, Ире и Тамаре, но Анжела, выходит, в лучшем положении, кто бы ни победил.

Он хлопнул себя по бёдрам.

— Кто бы ни победил⁈ Ты в реале на что-то рассчитываешь? Какой у тебя это по счёту официальный бой во взрослом боксе?

— Дебютный. Не могу же проиграть с самого начала. Ладно, девочки и мальчик, пошёл переодеваться и разминаться. Чао!

— Дебил… — тихонько донеслось вслед, барышни промолчали.

По правде говоря, мог бы ещё посидеть, попудрить девушкам мозги, к их и своему удовольствию. Но общество будущего соперника испортило атмосферу. Да и общаться перед боем не принято. Это в профессиональном боксе оба позируют перед телекамерами рядом, грозно хмурят бровки, оскорбляют друг дружку, обещают порвать как тузик грелку. В СССР спортивный мордобой позиционируется как высокое благородное искусство, противники на ринге — лучшие друзья и товарищи за его пределами, если ты упал на спину и считаешь птичек, не расстраивайся, лучше возрадуйся за коллегу, которому так классно удалось тебе врезать.

По стилю мой конкурент относился к фехтовальщикам с дальней дистанции, именуемых на Западе аутфайтерами. Тактика простая, но эффективная: удержание на расстоянии точными встречными ударами и набор очков джебами с левой. Реакция очень неплохая, на каждую мою попытку сблизиться, тем более — навязать обмен плюхами, уходил нырком в сторону, тут же контратакуя. Его тычки, не потрясающие меня и не болезненные, тем не менее, приносили студенту очки. Он улыбался: размажу тебя по рингу, но сделаю это не больно.

Ладно, коль удары слабые, поиграем в Лемешева. Я ослабил защиту, приглашая приложиться к моей голове, и рванул вперёд, когда тот купился и выстрелил очередным джебом вместо ухода. Влепил серию апперкотов, угодивших в локти, зато прижал к углу. Парень совершенно не был приспособлен к такому обороту, закрывался наглухо, не пытаясь бахнуть в ответ. Видимо, ждал, когда судье надоест возня в углу ринга, он бросит «стоп» и вернёт нас на центр.

Но никто не останавливает бой в такой ситуации, когда владеющий инициативой продолжает атаку, осыпая ударами. И очень сложно закрыть на сто процентов всю поражаемую площадь. Женя пропустил оглушающий свинг в правое ухо. Даже потрясённый, боксёр держит руки правильно — локти вместе, перчатки защищают голову. Вот только усилие на локти падает, защита пробиваема, если точно всадить апперкот, он достаёт до тела, особенно заряженный энергией Ци.

Дальше — рутина. Дыхание сбито, глазки мечутся, ножки не танцуют, а я на кураже и продолжаю метелить. Рефери открыл счёт, но Женю спас гонг. Его секундант, здоровый мужик под два метра ростом, вылетел на ринг, подхватил оседающее на канаты тело и унёс в угол.

— Плохо, что не добил его, — с сожалением бросил Коган, всегда ратовавший за победу по очкам, но попавший под моё злое влияние. — Очуняет, будет осторожнее. Сможешь его вскрыть?

— Так он ничего иного не предложит. Понимает, что подпускать меня опасно, будет стараться удержать. А серьёзного удара не имеет. Задавлю его как таракана тапкой.

— Не будь слишком самоуверен! Загнанный в угол может принести сюрприз.

Как в воду глядел. Конец второго раунда застал меня лежащим на полу. Женик всё же исхитрился попасть в челюсть, когда я его молотил с двух рук, соревнуясь в изяществе движений с ветряной мельницей, и прошляпил банальный кросс.

Впервые за всю нашу практику секундирования Коган дал мне нашатырь.

— Парадокс, но по очкам ты выигрываешь. Когда яростно лупил его, часть ударов судьи наверняка зачли как результативные. Будь внимателен в третьем раунде. Держать темп сможешь? — он уже знал, что лёгкие нокдауны мне что слону дробина, встану и рвану навстречу приключениям как новенький.

— Удержу. Поймать его не удаётся…

— И не пробуй. Не давай отправить себя на пол и продолжай набирать очки.

Я где-то смирился, что не все же победы получать нокаутом. Если тренер уверен, что по очкам победу отдадут мне, так тому и бывать.

А если — нет?

Вылечу с чемпионата города с первого же боя. Значит, скажут ответственные товарищи, решение пустить слишком юного спортсмена на взрослые соревнования было ошибочным и поспешным, противоречит политике партии в области физкультуры и спорта. Таким образом, жди, Валерик, двадцати одного года.

Лишь бы Ким не уехал из Минска как обещал… Я понимал, что противник не ахти какой монстр, прилично фехтует на дальней дистанции, на средней и ближней — слабак. Но мне элементарно не хватает опыта и умений проломить его защиту! Остаётся одно: грубо, топорно и совсем не женственно вывалить на студента весь запас Ци, не задумываясь о резерве на восьмушку. Продую этот бой — про восьмушку вообще не актуально.

Перед тем, как сошлись, я внимательно осмотрел Женю, словно видел впервые. Собственно, ничего особенного. Если человек стоит прямо, прижав ладошки к щекам, пупок не прикрыт локтями. Именно поэтому боксёр согнут вперёд. Значит, надо разогнуть.

После очередной суматошной атаки, загнавшей его в глухую оборону и прижавшей к канатам, я далеко отвёл правую в сторону и назад, рискованно открывая челюсть и влепил с размаху, вложив весь свой небольшой вес и усилие тела — доворот ноги, скручивание корпуса, выпрямление руки. Удар получился не слишком резкий, но весьма тяжёлый. А когда кулак летел к его перчаткам, под черепушкой прогремело «пли!», потом левой в пузяку — раз-з-з!

Конечно, рисковал. Кто-то мог усмотреть удар ниже пояса. Но бой не остановили. Парень явно получил потрясение от удара по балде собственными перчатками, его швырнуло на канаты, апперкот в живот выбил дыхание. Какие бы ни были правильными рефлексы, в том числе не опускать преждевременно руки, они всё же немного двинулись вниз, приоткрывая верхнюю часть лица.

Оверхэнд! И прошу меня больше не тревожить, я полностью расстрелял запас своих сил. Смогу ли добить подранка — никакой гарантии. Максимум, лёгкими шлепками наберу ещё немного очков.

При счете «семь» Евгений сумел выпрямиться, но когда судья приказал ему обтереть влажные перчатки о майку, даруя две-три лишние секунды, чтоб оправиться от нокдауна, студента заметно повело, и он лапнул рукой за канат. Рефери прекратил бой.

Пока мне расшнуровывали перчатки, заботило лишь одно — сколько успею закачать в Яшку до одной восьмой, если азиатский сэнсэй не поможет. Способствуют положительные эмоции, поэтому, наскоро приняв душ и переодевшись, я помчался на трибуны, подхлёстываемый подростковыми гормонами. Ключ от гнёздышка на улице Притыцкого в кармане, Зина уехала дня на три, её и, соответственно, Ипполита там сегодня точно не наблюдается, почему бы и не… да!

Ира и Тамара остались вдвоём, что неудивительно, Анжела наверняка гладит своего Женика по ушибленным местам, головка бо-бо, утешает. Тем проще.

— И снова здравствуйте, очаровательные! Ваш рыцарь выиграл бой в вашу честь. Есть интересное местечко, попьём кофе, отпразднуем. Винцо разделить на троих не предлагаю, на соревнованиях режим строгий.

— Кто же тебе продаст вино, пятнадцатилетнему? — поддела рыжая, а Тамара, вот же… плохое слово… даже выписала упрёк: — Зачем ты его добил до сотрясения мозга? Выигрывал же по очкам, он едва стоял!

То есть девочки много больше разбирались в боксе хотя бы на уровне зрителей-болельщиков, чем прикидывались вначале.

— Значит, продолжения знакомства…

— Не будет. Без обид, — обидела меня вконец Ирина. — Ты слишком юн для нас. И жесток. Прощай.

Пара мокрохвосток, симпатичных, но не мисс-БГУ, по большому счёту глупых и ничего из себя не представлявших, испортила настроение. Дракоше нечего скормить. Что парадоксально, для Маши и Зины, поддавшихся моему обаянию, я ничуть не мал, обе куда старше студенток. Но у тех двух дамочек присутствовало обыкновенное желание встреч с молодым и крепким любовником, не знаю, насколько успешно муж учительницы меня заместил в делах альковных, на уроках она порой выглядит грустной и морально вымотанной, на предложение обсудить отмахнулась: не нужно. Стала хуже выглядеть, чем общаясь с Иполлитом, не появилось новых вещей в одежде, а однажды, верх падения, я заметил рубчик шва, стянувшего дырку на колготках. Девушка обрела статус замужней дамы, типа устроилась, но проиграла в качестве жизни.

Умом существа, переживающего третье тысячелетие свой жизни, как бы жизни в загробном царстве и послежизни снова на земле, я абсолютно точно понимал, что жутко непропорционально выделяю массу времени и внимания женщинам и сексу. Пусть встречаюсь с Зиной в среднем раза два в неделю, мысли эротического направления одолевают постоянно! Хоть кастрируйся, так достала юношеская гиперсексуальность, но бесполезно, демоническая регенерация восстановит шаловливую часть организма, желаю этого или нет.

Английский выдался как раз на следующий день после одной шестнадцатой, я пошёл в школу, хоть представил завучу письмо из «Динамо» об освобождении от занятий, и к подобным ходатайствам относились лояльно, поскольку учился преимущественно на «пятёрки».

Поскольку тет-а-тет среди снующих соучеников практически невозможен, положил ей на стол тетрадь, поверх неё записку:

«Уважаемая Мария Васильевна! Мне очень нужен ваш совет. Могу ли поговорить с вами после уроков?»

По идее, со всяким личным-проблемным полагается обращаться к классной руководительнице. Но в старших классах мне попалась пожилая грымза, и скорее признаюсь в чём-то родителям тела, нежели ей.

Маша кивнула, и я подкараулил её на выходе из школы, потянулся вслед на безопасном расстоянии. Она неторопливо шагала по переулку Одоевского в сторону улицы Притыцкого. Когда школа надёжно осталась в сотнях метрах позади, нагнал её.

— У тебя что-то случилось, Валера?

— Случилось. Вы. Когда вы такая, словно скисшее вино, я места себе не нахожу. Муж вас бьёт? Может, лезу не в своё дело… Но… Вы мне не чужая!

Когда прервались альковные отношения, я строго выдерживал «вы» и по имени-отчеству, даже наедине.

С минуту шли молча, старшеклассник с комсомольским значком на пиджаке и ученическим портфелем, и грустная взрослая женщина в лёгком весеннем плаще.

— Нет, не бьёт. Пылинки сдувает. Называет «золотце», «птичка моя». Но что это за жизнь! После армии Аркадий закончил политех, работает инженером. Зарплата с премиальными и прочими сто тридцать. Отдельная комната в общежитии, стоим на его заводе в очереди на жильё, но это лет десять. Председатель профкома прямо сказал: будет ребёнок — подвинем вас вперёд. Но ещё и с маленьким в эту конурку… Да, многие семьи согласились, сушат пелёнки прямо на кухне, у плит. Аркадию предлагала: поедем в его райцентр, там с жильём проще, но он упёрся, с боем получил минскую прописку, пусть общежитейскую, совершил подвиг Геракла, не хочет жертвовать результатом.

Об этих подробностях советской жизни — микроскопических заработках, дефиците самых банальных вещей и продуктов, невозможности в разумные сроки обеспечить себя комфортным жильём, не знают и знать не хотят многочисленные индивиды, выросшие после распада СССР в постсоветских государствах и ностальгирующие по «нерушимому», таких встречал множество во время прошлых заданий на земле. В Союзе была слишком слабая экономика, к тому же перенапряжённая для военного противостояния с «врагами», то есть со всем миром, кроме третьего и немногочисленных союзников по Варшавскому договору. В сводных цифрах, особенно если сравнивать с «благосостоянием» жителей Центральной Африки, дела обстояли, быть может, не столь трагично. А в личных драмах на примере той же Марии Васильевны проблемы вставали выпукло и практически непреодолимо. Благополучие семьи Матюшевичей с зарплатами профессора и доцента на три рта не шло ни в какое сравнение с положением основной массы жителей города-героя Минска, что уж сказать о деревенских, видевших в сельских лавках только плохо пропеченный чёрный хлеб, порой — с перебоями, белый по телевизору, зато дешёвое плодовое вино — хоть залейся, лишь бы не гнали самогон и не критиковали по трезвухе власть.

— Мария Васильевна, простите, что о личном. С милым и рай в шалаше. Но что-то ваш шалаш не райский помимо бытовых неурядиц.

Она замедлила шаг, обернулась ко мне. Теперь и на каблуках была чуть ниже ростом. В глазах мелькнули смешанные чувства, среди них даже… ненависть!

— Это ты виноват. Во многом. Был нежен и умел. Не сравнить… Аркадий лезет ко мне каждую ночь! Но как расслабиться, когда за тонкой перегородкой соседи? Тем более — трах-бах и готов, отвернулся и храпит. Такая у нас «любовь».

— Извините, взять вашего супруга в ученики-стажёры не готов.

— А ты по-прежнему с Зиной и Иполлитом?

— Да. Зина в отъезде.

— Ключ у тебя?

— С собой!

Я почувствовал, что всё тело изнутри заливает горячая волна. Неужели повезёт?

Повезло. Мария Васильевна предупредила: на продолжение не рассчитывать, к прежнему возврата нет. Но сегодня ей особенно невмоготу!

Она едва не разорвала меня страстью, копившейся месяцами, набросилась, словно противник на ринге. Рвала когтями, кусалась, чего за ней не водилось в прошлом году. Может, потому что похудела, ей это не шло, но придираться не к чему, часам к семи вечера я был истощён сексуально, зато Яшка заметно потеплел.

Наверно, в ту встречу и сам потерял несколько сот грамм веса, взвешивание перед одной восьмой прошёл легко. А перед выходом на ринг к нам заглянул Ботвинник.

— Валера, видел бой Кривоносова в шестнадцатой?

— Не видел. Он сразу за мной был, в пятой паре. Считается середнячком по классу. А что?

Я как раз забинтовался.

— Смотрите аккуратнее, Владимир, тоже обрати внимание. Этот гад лезет башкой. Получил замечания, потом и предупреждение за опасное движение головой. В итоге рассёк моему бровь и получил победу техническим нокаутом. Хоть самого его стоило дисквалифицировать.

— Подлец! — согласился Коган. — Валерик, слышал? Попрёт рогом — встречай, держи на дистанции.

«Головастик», как знакомо. Только предыдущий лез ко мне, когда на голове сидел шлем, защищавший брови ценой ухудшения обзора. Подставляя макушку под удары и толкая вперёд, такой заставляет противника, берегущего брови, отшатываться назад, к канатам, открывая брюхо, туда прилетают апперкоты. Ну, посмотрим…

Он рассёк мне бровь в самом конце первого раунда. Я ушёл в угол и прижал перчатку к морде, останавливая кровь, позволил врачу осмотреть меня всего секунд за пятнадцать до окончания перерыва. Тот протёр тампоном физиономию, удивившись, почему кровь больше не хлещет, и позволил продолжать.

Коган учил, что злиться на соперника нельзя, злоба — плохой советчик. А что делать, если я правду рассержен весьма и весьма? Могу проклясть гада демоническим проклятием, оно его настигнет обязательно, но очень вряд ли, что в ближайшие минуты.

Кривоносов снова двинул на меня. Тактика простая как утюг и единообразная — джеб левой, хук правой, абы какие, лишь бы наметить атаку и позволить максимально сблизиться, башку вниз и апперкоты, одновременно голова, прижатая к лицу противника, активно валтузит с целью снова рассечь бровь.

Вот только скорость и реакция у него посредственные, расчёт на прессинг и наглость. Я уклонился от джеба и встретил его правым кроссом, но выцеливая не в висок и на два сантиметра внутрь черепа, как привык на тренировках, а в точку у левого глаза. Это описывать долго, в реале всё закончилось в десятые доли секунды. Усиленный порцией Ци, удар прошёлся скользящим, но с тем расчетом, что натянутая кожа на левой брови лопнула как гнилой помидор. Показалось, что у Кривоносова на роже открылся второй рот, только над глазом, и из него, не предусмотренного заводской конструкцией, кровь хлынула Ниагарским водопадом, как-то слишком обильно, словно там проходит большая артерия.

На объявление победителя проигравший не вышел, его банально зашивали как изношенные женские колготки в небогатой семье. Тренер метался между судьями с воплями пересмотреть результат боя, ибо якобы был удар открытой перчаткой. Но даже если так, хамские манеры Кривоносова расположили против него. По-моему, на лицах судей проскользнуло удовлетворение, что подлец получил по заслугам той же валютой.

— Интересно, если бы он тебе руку оторвал. Успел бы отрастить новую за минутный перерыв?

— Не знаю. Неделя, наверное… — я снял петельку бинта с большого пальца и принялся сматывать его. — Владимир Львович, никакого чуда нет. Восточная техника самоконтроля. Я остановил кровоснабжение поражённой зоны. Ну, как аутотренинг, самогипноз.

— Гипноз, говоришь? — хмыкнул Коган. — Не пытайся обмануть старого еврея. Пока пришли в раздевалку, у тебя только шрамик остался. Готов спорить, к четвертьфиналу и он исчезнет. Ни у одного человека на земле такое невозможно.

— Прикиньте — у вашего ученика выходит. Вы же не снимите меня с турнира из-за того, что против людей выходит не человек, а инопланетный монстр в человечьей шкуре? Партком Белсовета «Динамо» вам не простит, что вырастили и спустили на советских спортсменов чудовище.

— И шуточки у тебя тоже аномальные. Порой я сам тебя опасаюсь. Думаю — что отчебучишь в следующий раз.

Тут он прав. Довольно скоро наши дороги разойдутся. Особенно если выиграю с первой попытки чемпионат СССР, открыв себе дорогу на Европу, на мир и на Олимпиаду. Это уровень выше Когана, только лучших московских тренеров. А они мне не нужны, с их взглядами на бокс. Лучше бы папа Ким, он воспринимает мои способности с восточной невозмутимостью и спокойным отношением ко всему аномальному. Но по корочкам он — тренер самбо и боевого самбо, а не боксёр.

Об этой проблеме подумаем позже.