Чрез полгода, уже весной, на Красной горке[44], вокруг ярко освещенного дома на набережной толпилась туча народа…
В доме было торжественное и блестящее празднество, сотни гостей, бал и ужин.
Старик, воин-служака и любимец еще первого императора, отпраздновал утром свадьбу внучки, тезки императрицы, а теперь на подъезде ожидал к себе монархиню в гости.
Наконец грянуло на набережной гулкое «ура». Императрица в большом рыдване[45] почти шагом двигалась от Зимнего дворца.
Чрез полчаса встреченная стариком Бурцевым царица открыла бал «польским», идя с хозяином. Во второй паре шли новобрачные — Петр и Лиза Львовы, а в третьей — Соня Коптева с мужем, за ними гости бесконечно длинной вереницей, важной и блестящей…
В те же минуты на набережной, затерянная в толпе, стояла худенькая и болезненно-бледная молодая девушка и глазами, полными слез, глядела на сверкающие окна дома.
Она недавно вернулась в столицу из ссылки в Вятку, где потеряла мать, умершую от горя и всяких лишений…
«Кто бы мог эдакое все предвидеть? — думалось ей, Торе Кнаус. — Люди — игрушки, и неведомо чьи!»